В книге находятся стихи и проза за разные годы:– `18–`13— `12–`08— `07–`06— `05–`01— `00–`98— `97–`94— Проза— С аккордами Книга содержит нецензурную брань.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Все, что есть у меня предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
`18—`13
Гимн 40-летних
Переделана вся работа,
Женились и замужем дети,
Завтра зарплата, суббота,
А с прошлой осталось две трети.
Урожай весь загодя собран,
Закручены все консервы,
Наготовлены вдоволь: сдоба,
Компот, второе и первое.
И никто не узнает, ни сосед, ни пекарь, ни дворник,
Что тебе в этот вечер наконец-то…
…Исполнилось сорок!
Руки ухожены, ноги,
Пристают незнакомые лица,
На кассе взирают строго,
Друзья не дадут и тридцать,
Ведь выглядишь бесподобной!
Шкаф не вмещает одежды,
К зиме гардероб подобран,
Туфли новые…
…Блестят как и прежде!
Построены все квартиры,
Дома, гаражи и бани,
Куплены все машины,
Осталось сидеть на диване
И в ожидании парилки
С субботы и до субботы
Об стол открывать бутылки.
А нет…
…Еще мыть сковородки!
В стране глухих
В стране глухих неслышно играет музыка, обрамленная септаккордами девочкой, лихо по струнам бьющей, зажавшей коленями контрабас.
Музыка льется из перехода по лестнице, по улице, в осеннем дрожащем воздухе, на четвертый этаж, дальше на крышу и в облако, дребезжа запотевшими стеклами, напоминая джаз.
Но ее не слышно.
Синеют от холода пальцы. Пар изо рта заволакивает переход. Горло окутывает колючий шарф снаружи и изнутри лепестки ангины просят реже глотать. Бас диссонирует стеклами бесконечных палаток. Пешеход редкий, в пальто укутавшись, быстро проходит мимо, не поворачиваясь. Кофр пуст. Не дрожать.
Обморок.
На полуслове оборванный, брякается инструмент на каменный пол перехода, вздрогнув от непривычного обращения, выдает прощальную си-бемоль, следом подкошенно опускается девочка.
В переходе звенит тишина, рядом звенит трамвай, отделяемый тонкими сводами потолка.
Вниз по ступенькам спускается случайный прохожий. Щупает медленный пульс рука. Дышит в лицо, растирает щеки, даёт понюхать оставшийся алкоголь…
Обморок отступает. Никого.
В кофре вино и хлеб. Хватит ли до утра? Девочка медленно собирается и по мостовой в тишине, цокая толстой подошвой «гадов», по городу, помнящему звуки валторны спасителя и ноктюрн водосточных труб, пробирается, чтобы в тиши дожить до весны и улететь на юг, туда, где всегда весна, и больше не появляться в городе
Никогда!
Дома в кастрюлю льет чай, вино, кладет остатки сахара, пряности (корицу, гвоздику, бадьян, имбирь, черный перец, душистый перец, лавровый лист, кардамон, яблоки, изюм, орехи — всего этого нет, поэтому высохший кладет лимон), пьет напиток, приторно-терпкий на вкус, думает: «Поборюсь».
И засыпает.
В стране глухих громко работают радио, телевизоры, за гулом машин не услышать сопений уставших девочек, ложащихся в поздний час.
Безумная ночь нависает над городом.
На кухне ковшик кипящим глинтвейном заливает забытый включенным газ.
Сквозь пространство, время и стечение судеб
Сквозь пространство, время и стечение судеб
Люди охренели, охренели люди!
Ты на амбразуру, ты из всех орудий,
А они в сторонке, охренели люди!
Ты на все уступки, ты со всей душою,
А они подгадят с радостью большою.
Несмотря на осень и на дни недели,
Охренели люди, люди охренели!
Нет на них управы, нет от них спасенья,
Охренели люди, люди охренели!
Не виню их боле, буду безмятежней,
И в ответ такой же точно охреневший!
Хулиганы
Когда под вечер,
Когда под вечер
Ты возвращался после очень важной встречи,
Тебя мы ждали
Давно с друзьями
И очень вежливо просили закурить.
Но ты не дался,
Сопротивлялся
И без передних двух зубов остался.
Пальто и туфли
Ушли за нами.
И целый месяц ты не сможешь говорить.
Пр.
Тебе поможем,
Тебе поможем,
Если избавиться от денег ты не можешь.
Когда с подругой,
Когда с подругой
Ты возвращался из ночного клуба,
Мы были вежливы
С тобою
И попросили только на вино пятак.
Но ты не дался,
Сопротивлялся.
И в этот вечер без подруги ты остался.
Она за нами,
Полна слезами,
А ты с разбегу пузом прямо на кулак.
Однажды ночью,
Однажды ночью
Заняться нечем, как обычно, между прочим.
Ларьки закрыты.
Все морды биты.
А, нет, ещё одна небитая идёт.
Но он не дался,
Сопротивлялся,
Махал руками и ногами и кривлялся.
Устал немного,
Припомнил бога.
Теперь его родная мама не найдёт.
И вот однажды
Мы встали рано,
Чтобы исполнить нашу старую программу.
Но просчитались —
Не с тем связались.
У парня оказался грозный инструмент.
Но мы не дались,
Сопротивлялись
И без единой целой косточки остались.
А вот у Васи
Еще нет глаза.
Ну кто же знал, что это мент-интеллигент.
Пр.
Кто нам поможет?
Кто нам поможет?
Спаси скорее нас, улыбчивый прохожий.
Лежим в больничке.
Отбиты почки.
А это, я скажу вам, больно очень.
Все тело в гипсе.
Немеет тело.
И тут в приём заходит доктор без зубов.
Нам было нечем
Сопротивляться.
Ещё как минимум на год здесь оставаться.
Магнезию в сердце
И клизму с перцем,
Чтоб каждый был из нас по-своему здоров.
Пр.
Кто нам поможет?
Кто нам поможет?
Спаси скорее нас от этих докторов.
Сидим на нарах,
Слюну глотаем,
Готовы бабушку продать за пачку чаю.
Но нету шансов
Для арестантов.
И тут на кичу к нам заходит грозный мент.
Нет, мы не дрались
И не махались.
Нам до свободы считаные дни остались.
Как нам казалось,
Самую малость.
Но нам теперь еще пять лет сидеть.
Пр.
Кто нам поможет?
Кто нам поможет?
От правосудия спасите наши рожи.
Иллюзия
Нет ни убийства, ни плача, ни войн,
А тот солдат, что у вас похоронен —
Это иллюзия.
Сорваны фото и сорваны ленты,
Из биографий исчезли моменты —
Это иллюзия.
Нет на крестах ни фамилий, ни дат,
В вашей семье не вернулся солдат?
Это иллюзия.
Город разбит, разрушена хата,
Дыры и кровь на шинели солдата —
Были иллюзией.
Нет, не пропал, не убили, не сгинул,
Что не вернули матери сына —
Только иллюзия.
Вновь за ракетой взлетает ракета,
В небо летят голубые береты
Вслед за иллюзией.
Те, кто вернется, получат медали,
Узнают, что их туда не посылали,
Все было иллюзией.
И в переходе жизни разбитой
С травмой душевною не испитой
Будут петь про иллюзию.
Мама
Доча, ты куришь?
Мама,
Я залпом пью водку из горла,
Еще я тебе умолчала историю про аборты,
Когда достаточно денег, я люблю для души
По вене пуститься хмурым и поклубить анаши,
Но это бывает нечасто, обычно я на мели,
Не брезгую всякого рода услугами за рубли —
По двое, по трое за ночь, бывает, что все за час,
Не просто так припозднилась, так было и в этот раз.
Ладно, не плачь, мама, я как дышу гоню,
Если тебя успокоит, да, я всего лишь курю.
В зимнем лесу
Рассмешили бога, рассказали планы,
Собирались долго, выезжали рано.
Замело на трассе, не видать дороги,
Надевали лыжи, разминали ноги.
Путь держали к лесу, обошли опушку,
Ельник расступился и явил избушку.
Долго не стучали, дом давно заброшен,
Двери отворили, вымели порошу.
Притащили хворост, затопили печку,
Огонек от веток раззадорил речи,
Отражался ярко от забытой кружки,
Согревал нам кости, врачевал нам души.
Растопили снега, заварили чаю,
Был с собой пакетик позабытый чайный.
По карманам сахар, взятый для синичек,
Показался слаще пахлавы столичной.
Приближался вечер, до темна болтали,
Разлеглись на доски, накрепко прижались,
Завывала вьюга и мели метели,
Не было уютней в тот момент постели.
Утром улеглось все, солнце светит в окна,
Делали зарядку, разминали щеки,
Прибирались в доме, счастье излучали,
Набирались силы из остатков чая.
Кое-как под вечер добрались обратно,
Душ и сытный ужин — это все приятно,
Но камина нету, как в уютном доме,
И решили летом свой такой построить.
Везде покой
Куда ни ткни — везде покой:
В волнении моря, в царстве пены,
Они возьмут тебя из плена своей невидимой рукой.
Куда ни кинь — сплошная тишь,
Жара и пальмовые тени,
Тяжелый воздух без движения, и шелест листьев не услышь.
Куда ни глянь — морская гладь,
В безмолвии счастье безмятежно,
Ветра божественной рукою тебя пригладят тихо, нежно.
Пусть на часах еще февраль,
Но здесь еще в разгаре лето,
Люби, твори, вбирай и где-то ты понемногу выдыхай.
Еще вчера
Еще вчера я только ела снег,
Сегодня я уже смотрю на волны.
О время, твой неумолимый бег,
И кремовый закат, надежды полный.
В горошек платье прямо до колен,
И волосы до плеч, босые ноги,
Лелеет теплый ветер перемен,
Приходит вечер, но совсем не строгий.
Окутывает бриз, зовет закат,
Понтон и пирс, и волнорез, и пламя,
И город был бы нашим встречам рад,
Но обещала слушать папе, маме…
Истории
Когда затихнет ветер
Под полною луной,
Я выхожу босая
Умыться тишиной.
Меня хватают руки
И тащат на костер,
Зачитывают дикий,
Абсурдный приговор.
Когда на небе солнце
Палит над головой
И капли влаги могут,
Собравшись, стать рекой,
Несу простую истину,
Стучась в сердца людей.
Они меня не поняли,
Распяли на кресте.
Это было так давно и в других краях,
Но хранит истории до сих пор земля.
Когда затихнет буря,
И догорит костёр,
И крест решать не будет
В сердцах возникший спор,
Уйдём мы, взявшись за руки,
За солнцем и луной,
И станем в небе звёздами,
И обретём покой.
Это было так давно и в других краях,
Но хранит истории до сих пор земля.
Изменилось многое, мир увидел свет,
Но простые истины не доходят, нет.
Друзьям
Были ли у меня друзья?!
Да, было их очень много: они просто так приходили, курили, с порога топтали, жевали, пили, катались летом ночами в Серебряный бор, а обратно по Маршала Жукова до рассвета пешком, ни на чем, не на что было, болтали, шли и смешно смеялись, долгими зимними вечерами ходили друг к другу в гости, скучали, молчали, слушали радио, грелись чаем, оставались на ночь без спросу, дарили радость, развеивали тоску и осень, на гитаре играли, записывали песни, свои и чужие, росли, подрастали и стали совсем большими, взрослыми, да куда-то все подевались, кто-то уехал, от кого-то уехал я, иногда я скучаю, иногда задаюсь вопросом:
— А был ли у вас я?
Пока ты спал
Пока ты спал, я заварила кофе…
Не в тот же миг, когда спустилась вниз,
А перемыв посуду и пропылесосив,
Готовя завтрак, вытирая пыль…
Пока ты спал, я принимала ванну…
Не сразу, а успев помыть везде:
И унитаз, и зеркало, и краны,
И пол, и двери, стены и биде…
Пока ты спал, я села за компьютер…
И не затем, чтоб ленту пролистать,
А отвечать на утреннюю почту,
Пока никто не будет отрывать…
Вчера часы пробили только девять,
А ты уже весь превратился в храп.
Но я уже привыкла, что поделать,
Такая есть особенность у пап.
Пока ты спал, я тихо рисовала
Круги и волны, линии спирали,
Чтобы опять после бессонной ночи
В одну картину мысли все собрались.
Не в Питере
Говорят, что будущее вариативно,
Некоторые верят в судьбу,
Допустим, вариативно и прошлое,
Которое приходит как дежавю.
Тогда в одной из таких вариаций
Пункер не накинул на шею ремень,
Не разбились в Иркутске Арман и Катя,
Отец бросил пить и дожил до наших дней,
Дети на день рождения пишут открытки,
Люди улыбчивы и нежны,
Придуманы лекарства от СПИДа и рака
И в Питер с собой приглашаешь ты:
Едим мороженое, держимся за руки,
Встречаем рассветы, катаемся на катерах,
Балуем себя шавермой и чаем,
А не глотаю слезы с утра.
Я немного устал от этой обыденности,
Первый год без отпуска и морей.
Не так много шансов отсюда выбраться.
Соскучился, давай возвращайся быстрей.
Первый раз чёрная зависть,
Наверное, от этого и реву.
Целую. Бнимаю. Засим прощаюсь,
Пошел играть с дочерью и косить траву.
На «Полях»
Снова на пятьдесят девятом, обратно на девятнадцатом, всматриваешься в знакомые лица — ни одного!.. Накатывают воспоминания, но не из детства и юности, скорее из снов, где гонишься за троллейбусом, оказываешься на пятачке аллеи имени Пушкина, магазина «Весна», везде, где было упущено и восполнено, сны только хорошие, но без смысла и без повода, как и вся жизнь…
Перекопано. Светофоры там, где их не должно быть, точнее, не было каких-то двадцать-пятнадцать лет назад. Незачем было. Вечно пустые перекрестки теперь забиты в половину одиннадцатого машинами. Догоняешь троллейбус, как во сне, возможно, там была явь, а тут сон, или наоборот — уже не понятно. Пять остановок. Приятно было видеть Матвеевых, крестника, такие родные, изменившиеся, не виделись пять лет. Она пополнела, он постарел, Андрюха вымахал, годы берут свое. Маринка, крестная, такая же, как и последнюю сотню лет, повзрослела, во взгляде много пережитого, она водолей, без слов понимаю ее. Посмотрел на себя в зеркало: взъерошенный, в растянутой кофте, наглый, язвливый, тоже как сотню лет назад, за то и любят, соскучились по молодости…
Обновились в мозгу картинки, теперь все нормально, обещал быть не позже чем через три года, забрать крестного, если что, забрать крестных всех за тысячу километров, лишнее, на то и рассчитывал, когда давал клятву богу четырежды…
Приехал на остановку.
Метро. Задремал в мыслях, приехал в центр города. Дворами пять минут. В гостинице туалет, душ, в кровати чувствую себя королем, не меньше. Глаза слипаются, до завтра! (Еще бы заказать шампунь, но лень же…)
Морок
В принципе есть два варианта: выпить в 23:30, расслабиться, похмелиться, отпиться ледяной водицей, проснуться с больной головою, отправиться на работу, повторить, не останавливаться, до ночи с пятницы на субботу, или еще вариант: быть благопристойным мужем, в теплой кровати трезвым, одеяло и простынь утюжить после душа горячим телом. В номере где-то +30, комнатная температура близится к температуре тела, открываю окно наружу. Шум машин. Запах бензина. Городу нет никакого дела до того, что я снова приехал. По Хитровке блуждает эхо, заплутавшее лет как триста, сегодня я, завтра другие. Падает тень. Пристально вглядываюсь в полукруглое здание, очки поправляя, показалось… Ко сну отходит воспитавший, родивший город, на часах уж почти двенадцать, отправляюсь ко сну тоже. Морок.
О форме и содержании
Я слышал, у вас форма вновь преобладает над содержанием… Говорят, упрямый. Приеду — проверю. Не люблю, когда деревья называют «зелеными насаждениями», они от этого вянут. Еду вкусить немного плесени в среднюю полосу России, покрытый мхом, так вам кажется? Ваши железные лошади еще не остыли, попробуйте-ка на них по стерне верхом. Листаю книгу о поедании человечины, ловлю то и дело соседский испуганный взгляд. Это всего лишь том Бродского в суперобложке для неврастеников, не люблю, когда по ночам храпят. Впрочем, сам буду, позвякивая подстаканником, прерывая сон протяжным смачным зевком, облекая в форму новую содержание, об остальном потом.
Пропал человек!
Пропал человек! Вы, наверно, слышали? Весь город увешан ориентировками! Его теперь знают толпы прохожих, собаки, милиция, переживают, наверное, может быть… Ушел под вечер в коричневой куртке, черной шапке, ботинках на толстой подошве, последний раз у метро его видели, у палатки с цветами, букет в урну с размаху был брошен. А после исчез, не перезвонил ни сестре, ни маме, ни жене с детьми, ни друзьям, ни на работу. Исчез. Пропал. Телефон выключен. Седьмого марта, с пятницы на субботу.
Когда немного затихли события, объявления сорвал весенний ветер, говорят, в аэропорту его заприметили, совпал по описаниям, или на вокзале узнали дети. Вот, в общем, и все…
Но самое интересное, что все, что рассказано, не совпадает с тем, что он видел сам. Он ушел из себя однажды, и его никто не видел уже два года, а теперь заметили, забеспокоились, конечно, поздно уже подключать спасателей и наклеивать почем зря беспорядочно объявления «Пропал человек!», «Ищу тебя!».
Гречишный мед
А я тут,
понимаете,
жую гречишный мед,
меня с ним,
понимаете,
болячка не берет.
Еще в стакан
намешаны:
лимон,
имбирь,
вино.
Дадим отпор,
конечно,
мы!
В закрытое окно
стучится март
застенчиво
весеннею пургой,
и бессердечно
градусник
мне показал
плюс ноль.
Этим летом
Я хочу тебя этим летом на руках, чтоб по полю ромашек, чтоб рассветы и чтоб закаты, чтоб пока мы не стали старше и не стали опять суровы, я хочу тебя этим летом, я хочу тебя снова и снова.
Я хочу твоим в брызгах пены любоваться красивым телом, прикасаться, любить и снова, чтоб в закате прекрасно пела. Чтоб с тобою по лунной дорожке уходить за волшебным светом, засыпать, утыкаясь в гриву или в спину, чтоб стало это наконец-то уже привычным. Просыпаться от пения птичек, а не от будильника звона, не спешить, не бежать, чтоб любила, обнимала, чтоб быть влюбленным.
Я хочу по дорогам разным просто взять бы тебя за руку или всю тебя взять в охапку, сильно, нежно прижать до хруста. Так давай же устроим лето уже на мой день рождения, в брызгах пены читать сонеты и любить до умопомрачения.
Кванты
Малыш, меньше атомов нынче нуклоны, адроны, кварки, но в моде только бозоны Хиггса. Если напиться, можно и углубиться, но не стоит. У меня это — абсолютный ноль, на дне, можно даже ниже, на уровень сумрака слоя но тоже не стоит. Разные определения одного и того же, откуда так чувствовать мир похоже можем? Родители разного поколения, изменение географии, разная жизнь, одинаковые страхи, радости и сомнения. Что это? Близость курчатовского излучения? Дальше — больше: единый эфир, слова, мысли одни разными определениями, одна волна иногда в разной фазе, но когда в одной — происходит необъяснимое… Я бы не взялся все выражать словами, что меж нами, но могу предложить повторить в реку одну дважды, трижды, по течению, против течения, пока хорошо, пока приходит спасение. И давай продолжать, моя радость, пока есть сейчас, есть место и время.
Осколки
Я рассыпаюсь в осколки, обломки, щепки, гранитный песок.
Ломит висок.
Нервы крепкие больше не держат.
Наискосок, волнами, бурей, цунами — дождь через небо, на крышу, в окно, из глаз.
Раз, раз, раз — три удара пульса в минуту.
Прости, не дожить до утра.
Снова остановка дыхания, пульса.
Кома…
А нет, все нормально, показалось.
За рулем. Дорога. Пробка.
Неловко — из-за меня аварийная обстановка.
Минутная слабость.
Дождь кончился.
Пора научиться понимать, принимать глубину вещей.
Надо ехать, но только среда — некуда, незачем…
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Все, что есть у меня предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других