Байки из жизни

Константин Александрович Костин (2024)

Все истории, представленные ниже, не плод больного воображения автора и не анекдоты. Не придумано абсолютно ничего. Все это — быль. Совершенно реальные истории из реальной жизни реальных людей, собранные мною за чуть более, чем десять лет. Что-то рассказывали мне сами герои, что-то из моей личной практики. Я фактически только придал им более литературную форму. Конечно, как это принято говорить: имена и фамилии изменены, дабы не затронуть интересы реально существующих лиц. Где-то изменены даже географические названия.Какие-то байки — смешные, какие-то — страшные. Их все объединяет одно — каждая история весьма поучительна.Отдельно хотелось бы поблагодарить тех людей, что помогали мне в составлении сборника, делились своим жизненным опытом, многие — даже не подозревая, что когда-то их рассказы обретут вот такую форму.Обложка создана при помощи нейросети Кандинский 3.1.

7. Битый небитого везет

В моем детстве любой взрослый мог подойти к ребенку и дать оплеуху. Не просто так, конечно, а за дело. Когда ребенок совсем уж берега попутал. И, разумеется, не слишком сильно. От тех оплеух было больше обидно, чем больно. Но урок усваивался, в следующий раз, прежде чем чего-нибудь учудить, ребенок внимательно смотрел по сторонам, чтобы не попасться.

А уж отругать за какой-то проступок — как нечего делать. И ничего, никто в милицию не бежал с жалобами, что дитятко обижают. Потому что, если уж дело дошло до оплеухи — ребенок нечто такое натворил, что его самого на учет поставить следует.

Но это все было тогда. Сейчас век другой. Все другое — и время, и люди, и отроки.

Погожий летний день, обычный двор обычной многоэтажки. Дети гуляют от мала до велика, мамаши друг с другом терпятся. Все как всегда. Ничего не предвещало беды.

Был среди тех детей шестилетний мальчуган, который катался себе на велосипеде, никому не мешал, никого не трогал. И докопался до него другой ребенок — парень постарше, лет двенадцати. Слово за слово, старший толкнул младшего, тот упал. От обиды обозвал как-то противника. Какое самое страшное слово может знать шестилетний пацан, который еще в детсад ходит? Допустим,"какашка". Старшаку это не понравилось, добавил малолетке кулаками. Ребенок, конечно, в слезы, побежал отцу жаловаться, который тут же, во дворе был, с соседями лясы точил.

Отец пошел разбираться. Нет, конечно, было б правильно сообщить в полицию, прибежал бы инспектор по делам несовершеннолетних, пацана поставили бы на учет. Потом, через пару лет — в колонию, стал бы авторитетным человеком. Но мужик рассудил, что такие радикальные меры ни к чему. Решил поступить по-свойски, по-соседски. Объяснить обидчику, что не дело маленьких задирать. Что шесть и двенадцать лет — это слишком разные весовые категории. Что если двенадцатилетний пацан ударил шестилетнего пацана — это равносильно, как если б он, тридцатилетний мужик, ударил бы этого, двенадцатилетнего. Сила совсем другая!

Без рукоприкладства, без ничего такого — отец пострадавшего все объяснил исключительно словами.

Дитятке беседа не понравилась. Когда он сам кого-то задирает — это весело, это пранк. А когда его за это ругают — это уже не весело. Это уже не пранк! И побежал жаловаться мамке. Мамке, которая вовсе не стремилась сохранить добрососедские отношения. Схватила свое чадо в охапку, утащила в травмпункт. Где, конечно, нашли кучу ссадин и гематом. А у кого в двенадцать лет синяков и ссадин не было? Там с велика грохнулся, тут с горки навернулся, здесь, когда на воротах стоял, мяч неудачно поймал — все локти содрал. Это ж дети! Носятся, как угорелые!

Так и хочется добавить, что мы такими не были, но мы такими были!

Из травмы маменька повезла отрока в полицию.

— Спасите! Помогите! Ребеночка обижают! Сперва его сын своей физиономией кулаки моему дитятку содрал, а потом — сам отец угрожал!

В полиции дамочка представила мужика таким чудовищем, что кровожадные зулусы всем племенем обзавидовались бы. Дескать, клыки у него — что сабли, когти — что пики, и ничего сосед так не жаждет, как детской крови напиться. Бывалый опер сам едва в обморок не грохнулся от тех подробностей, которые выдала фантазия мамаши.

Мужика взяли в тот же вечер. Брали, как особо опасного преступника. Мордой в пол уложили, руки заломили, в наручники заковали. И отвезли в отделение.

Здесь случился затык. Преступник рассказывает совершенно другую историю, гораздо более правдоподобную, чем преподнесенная дамочкой. Только отец свою версию ничем подтвердить не может, единственный свидетель — шестилетний сын, которого, ежу понятно, допрашивать вообще бесполезно. У мамашки — наоборот, все шито-крыто. У нее свидетельница есть — подруга, которая из окна с противоположного конца двора все видела и все слышала. Мол, угрожал мужик ребенку. Угрожал причинить тяжкие телесные — как раз на статью набирается.

Опер посидел, репу почесал.

— Слушай, мужик, давай так. Признай, что ударил мелкого оболтуса, это будут побои — статья частного обвинения. Не наша подследственность. Там дамочке самой придется в суд подавать, чтобы тебя привлечь. Сама точно не сможет в суд выйти — бумажки собирать устанет, придется ей к адвокатам обращаться. А у адвокатов такие цены, что вряд ли дело зайдет дальше прейскуранта.

— Нет, — отвечает задержанный. — Не стану признавать, что ударил. Потому что не бил! Воспитательную беседу провел — да, было дело. Но рукоприкладством не занимался. Зверь я, что ли, ребенка бить?

— Дурак! Посадят же!

— За что меня сажать, если я ничего не делал? — удивляется мужик. — Враки все, что эта курица написала. Я ее сына не бил, не угрожал!

— Давай хоть дежурного адвоката приглашу, — предлагает опер. — С ним посоветуешься.

— Не нужен мне адвокат, — говорит мужик. — И фигню всякую про себя писать не буду!

Короче, уперся рогом и ни в какую. Пусть там, в суде разбираются. Дескать, я — честный человек, у нас честных людей не сажают.

Зря он это. Была б хоть одна судимость за плечами — знал бы, как суды работают. Особенно, если дело детей касается.

Получил два года условки. Теперь будет знать, как своего ребенка защищать!