Скитальцы

Константин Анатольевич Кантор

Без дороги редко обходится история приключений. Ведь только проделав длинный путь, можно получить в конце его нечто: дар, или магический артефакт.Любая дорога – что-то вроде квеста. В книге собраны истории из походной дороги туристической группы под названием «Скитальцы». Это сборник рассказов про дорогу, длиною в юность.

© Константин Анатольевич Кантор, 2021

ISBN 978-5-0055-7737-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Подмосковная тишина

Помни, — жизнь одно мгновение!

Н. Я. Суханова (Мих)

Как-то раз, в промозглый ноябрьский четверг 1996 года, мы отчалили из нашего учебного заведения в лес. Ходовое снаряжение у меня осталась дома, и это огорчало.

Наш тренер, — Наталья Яковлевна поставила нам задачу на поход, — пройти около 90 км за три дня.

Рюкзак, спальник и «клмн» (Кружка, Ложка, Миска, Нож), у меня всегда были с собой и лежали в походно-складском помещении. А вот одежда на мне была для экзамена — брюки, пиджак и куртка из кожзама (причём не моя, а одолженная на время у друга). Пришлось занырнуть на склад и переоблачиться в песчанку, армейскую рубаху и погрызенный мышами офицерский плащ. На голову я напялил летнее кепи и опустил на нём «уши».

В электричке мы катились с комфортом, так как связывали проволокой входные двери, и наваливали рюкзаки на двери в тамбуре. Таким образом ни пассажиры, ни контролёры не могли проникнуть в наше тамбурное «купе». Ноздря извлёк гитару. Это была отвратительнейшая «шаховская», которая вечно расстраивалась, (так как какой-то вурдалак-инженер придумал ставить на эти гитары устройство регулировки подъёма грифа). В дырке на грифе находился регулировочный болт, который надо было вращать специальным ключом или пассатижами. Закончив настройку гитары мы грянули песню, сочинённую Игорем Шеметовым, (поэтом, из Натальиных выпускников). Слова были незамысловатые:

Наверно помнишь, как недавно гуляли мы с тобой

Ты мини-юбку одевала.

Гуляли тёмными ночами под яркою луной

Ты меня к губам прижала.

А твоя мама всё кричала: «Вам пора домой!»

А ты как прежде язык ей показала.

И мы с тобою побежали на берег крутой

Чтобы не слышать, как мама нас ругала.

Лишь только слышали вдогонку:

Эх, хулиганьё!

А дальше гром гремел, — вот так ругала мама!

Вид у нашего коллектива был тот ещё: Сергейчик ходил в моём красном капроновом комбинезоне, (мне отдали его, когда закрыли нашу лыжную секцию), а поверх комбеза у него было драповое пальто. Надюха-Марина и в училище и в поход одевала балахон с Цоем, чёрные джинсы и модный китайский пухарь. Кабан ходил в армейском х/б, спортивной шапке, разгрузке и бушлате. Ноздря — в морских клешёных штанах, тельнике и брезентухе. Петрен — в клетчатой рубахе, вязанной шапочке и армейском х/б. «Гуляй-поле», — не более того и не менее того.

От ночной пустой платформы, где не горел ни один фонарь, мы отчалили в сторону леса, выпив «на ход ноги».

Вёл нас выпускник техникума Серёга с позывным «Кабан». Он деловито светил себе налобным самодельным карбидным фонарём, когда сверялся с картой. Карбидный фонарь с отражателем я видел до этого только у спелеологов в пещере Съяны. На голове у человека с помощью широкой резинки был закреплён шланг. Из баллона на поясе, где две субстанции (вода и карбид), соединялись воедино поступал по этому шлангу ацетилен, и на лбу горел неспокойный огонёк пламени. И этот неровный отсвет усиливался отражателем из жести. Поистине, это напоминало алхимическое делание.

У самого леса, в импровизированной беседке, тусовались какие-то тёмные личности. Разговор они вели исключительно матом, и от всей этой беседки веяло, как мне показалось животной агрессией. Будучи людьми вежливыми, мы с Ноздрёй проходя, поприветствовали их. В ответ мы услышали пьяный голос:

— Э, зелёные! А ну, упор лёжа приняли!

Сергейчик зорал «Рубимся» и швырнул в беседку пустым пузырём из-под портвейна «три топора». Рома вообще был резким малым. Клейкая ночная тишина разбилась звоном разлетающихся осколков. Нехотя, Кабан развернулся на месте и достал нож, замотанный синей изолентой. Нож всегда висел у него на шее, когда мы шли по лесу. Кабан зарычал попёр в сторону беседки. От страха я оцепенел, но двигался за Петреном, который тоже что-то шёл и орал. Я даже орать не мог — горло сдавило спазмом от страха. Ноздря скинул свой рюкзак, вырвал с боковых строп сапёрную лопатку и заорал «Сальмонеллааааа!!!»

Драка не состоялась, — тёмные личности, спотыкаясь, рысью свалили из-под навеса.

Кабан обыскал всё под тентом, нашёл пустую бутылку и вручил её мне на всякий случай. Положить её мне было некуда и я тащил её в руках, потом выронил и поднимать не стал.

Всё, отцы, валим в лес! — сказал Кабан, и мы ускорились.

Теперь всякий шорох с периферии я воспринимал как следы погони. Ноздря тащился сзади с лопаткой в руке. Он ещё в шараге пришурупил к ручке своей МСЛ-ки петлю, и таким образом сделал себе темляк. Где-то часа два интенсивного марша, никакой дождь и грязь под ногами не чувствовались, и было постоянно жарко. Песен, ясен пень, не орали. Чавкали по грязи долго. Причём идти наощупь было куда приятнее, чем в свете фонаря. Когда надо было перепрыгивать через очередную глубокую канаву, Кабан встал сбоку, чтобы посветить прыгунам. В тусклом свете его карбидки выхвачена была из темноты дикая тёмная грязь. Мокрые чёрные ветки щупальцами тянулись к нашей маленькой группе. Наощупь шлось гораздо веселее.

Слава Богу, что с нами не пошли однокурснички, которые все слились накануне. Началось бы хныканье, «беее-меее, я дальше идти не могу…» Даже песни орать не хотелось. Говорить о такой вежливости, как пригнуть ветку, чтобы она не ударила идущего сзади, не приходилось. Интервал был по два-три метра, поэтому сырые ветки отгибались скользящими по грязи людьми и, свистнув в дождевой пелене распрямлялись, никого не задевая. Вдруг Кабан встал как истукан. В него воткнулся Сергейчик и заорал: — «Остановка!!!»