За смертью

Константин Карпов

Николай попадает в таинственное место, где встречает Смерть. Но это ещё не конец его жизни, ведь если он докажет, что хочет жить, то вернётся.

2

Николай начал медленно приходить в себя. Сначала появилось осознание того, что он может мыслить, а раз мыслит, то существует. Он попытался открыть глаза, но веки, словно налитые свинцом, не подчинились ему. Затем появилась точка света на чёрном фоне, которая начала разрастаться, увеличиваться в размерах, и, в конце концов, зрение вернулось к Николаю. Он оказался в каком-то длинном коридоре, конца которого не было видно. Коридор был мрачный, в серовато-коричневых тонах. Николай огляделся в поисках источника света, которого не оказалось. Как будто сам воздух светился, тем самым хоть как-то освещая округу.

Мысли вереницей проносились в голове Николая, но ум его не мог уловить хоть какого-нибудь логического объяснения тому, что с ним происходит, и ему не удавалось понять, где он находится. Кроме Николая вокруг никого не было видно, лишь пустой коридор уходил куда-то в бесконечность, — как сзади, так и спереди. А в стенах на некотором расстоянии друг от друга были закрытые двери.

Николай сделал пару робких шагов вперёд и остановился. На одной из дверей висела табличка с его именем. Николай осторожно взялся за ручку и открыл дверь. За дверью находилась полупустая комната; в ней не было ничего кроме небольшого столика и одного стула. Не было ни окон, ни других дверей, лишь только тот же свет, источаемый невидимым источником.

Николай присел на стул, упершись рукой об голову, и задумался. Сказать, что он был полностью обескуражен, значило ничего не сказать. Мысли зарождались и умирали в его голове, не принося никаких ответов и рождая всё больше вопросов. Неожиданно дверь начала медленно открываться. Николай уставился на неё в ожидании гостя, но когда дверь всё-таки открылась, за ней не оказалось никого.

«Сквозняк», — подумал Николай. Но в тот же момент свет начал сгущаться, становясь всё менее прозрачным. Какие-то чёрные полосы непонятной материи появлялись в воздухе и тут же испарялись, а после этого в комнату вошло нечто.

«Смерть», — подумал Николай. А вслух сказал:

— А где твоя коса? — и залился истерическим смехом.

Успокоившись, он с некоторым страхом посмотрел на Смерть в ожидании каких-либо действий с её стороны. Но не происходило ровным счётом ничего, и, набравшись храбрости, Николай начал её разглядывать. Лица гостьи видно не было, его скрывал широкий капюшон. Да и всё её тело было закрыто длинным балахоном. Лишь только костлявые пальцы немного торчали из-под рукавов. «Классика», — промелькнуло в голове Николая. Он чуть наклонился, чтобы попытаться заглянуть в её лицо, но под балахоном была лишь темнота, и какое бы жгучее любопытство его не одолевало, но увидеть больше он не смог. Смерть, казалось, не обращала на него никакого внимания, — она парила в воздухе, не касаясь пола.

— Удивительно, — заметил Николай вслух. — Наверное, я сошёл с ума, потому что на сон это не похоже, слишком уж всё реально. Но самое удивительное, что мне перестало быть страшно. Хотя, казалось бы, я должен забиться в угол, увидев тебя. Не знаю почему, но я вполне уверен, что ты Смерть. Я умер?

— Нет. Ты находишься в коме, — ответила Смерть. Голос её был приглушённым, но звучал он так, как будто находился в голове самого Николая. Прикрыв глаза, невозможно было бы сказать, с какой стороны идёт звук; каждый слог произнесённого слова она растягивала. Николаю было уже не до смеха, потому что от её голоса по телу у него побежали мурашки.

— И… и что мне делать? — чуть с заиканием произнёс он.

— Ты должен доказать, что можешь вернуться, — ответила Смерть.

— Как мне это сделать?

— Как тебе угодно, — ответила Смерть и исчезла в дверном проёме.

Николай выглянул в коридор, но Смерти уже не было видно, а куда она могла исчезнуть в прямом коридоре — было загадкой. Николай вышел из комнаты и пошёл налево. Он заметил, что двери в стенах были без табличек, в отличие от двери в комнату Николая.

«Уж не один ли я тут?» — подумал Николай и вздрогнул. Отсутствие других людей сильно взволновало его. Стоя посередине коридора, он ясно понял, что не чувствует практически ничего, кроме одиночества. Мысли не знали, за что уцепиться, и упирались в тупик непонимания той ситуации, в которой он оказался. Было непонятно всё: что это за место, где оно находится, и что он вообще здесь делает. Над этим Николай и задумался, глядя в пол, пока до его ушей не донёсся звук чьих-то шагов. Он поднял голову и увидел впереди себя человека: он ходил взад-вперёд, совсем не останавливаясь. Николай обрадовался и пошёл ему навстречу.

— Простите, — крикнул ему Николай. Но мужчина не обратил на Николая никакого внимания, развернулся и пошёл в обратную сторону. — Здравствуйте! — Снова крикнул Николай. Мужчина, видимо, дошёл до конца отмеченной в своей голове зоны и, развернувшись, двинулся назад. Он шёл, глядя вперёд, и что-то изредка бормотал себе под нос. Николая он не замечал, глядел сквозь него. Расстояние всё сокращалось, и когда он подошёл уже слишком близко, Николай отпрыгнул к стенке, чтобы не столкнуться с мужчиной, и удивленно уставился на него. Мужчина же как ни в чём не бывало продолжил своё движение.

— Он давно уже так ходит, — раздался чей-то голос. Николай обернулся. Недалеко от него была открыта одна из дверей, и рядом с нею стоял седобородый человек. — Меня зовут, — старик напрягся и сморщил лоб. — Меня зовут… вы знаете, я забыл, как меня зовут. Вроде недавно помнил, а теперь забыл!

Говорил он как-то сумбурно. Глядел прямо на Николая, но взгляд его был какой-то рассеянный, и в то же время глаза его как будто улыбались. Николай не знал, что ему ответить, и молча смотрел старику в глаза.

— Вы, наверное, новенький? — заметил старик. — Но вы не бойтесь, уже поздно бояться, да и нельзя тут. Тут совсем ничего нельзя. Хотя с другой стороны, а кто запрещает? Я тут давно. Не помню, правда, насколько давно. Вроде недавно помнил, а теперь не помню. А как я могу помнить, если тут нет времени? Я не знаю, насколько я здесь давно. Какой сейчас год? Нет-нет, не говорите! Не хочу знать. Не надо мне этого, у меня и так всё хорошо. Что хорошо? Ничего не хорошо. Здесь нет ничего хорошего, да и плохого тоже нет. Здесь вообще ничего нет. Кажется, я это уже говорил? Да-да, говорил. Совсем память плохая стала. А вы здесь надолго, молодой человек? Надеюсь, что нет. Здесь нельзя надолго. Хотя, конечно можно, но в этом нет ничего хорошего, хотя и плохого… Я и это вроде уже говорил?

— Я… — с трудом вымолвил Николай, — ничего не понимаю.

— Поймёте! — заметил старик. — А лучше бы и не понимали. Но давайте я вам всё расскажу. Каждый, кто умирает, попадает сюда, но немногие здесь задерживаются, но если задерживаются, то надолго. Обычно люди смиряются со своей смертью и идут дальше. Куда дальше — я не знаю, да и никто не знает. Некоторые, как я (да и почти все, кто тут есть) остаются, потому что им есть о чём подумать. Что-то их тяготило в жизни, и они проводят здесь время, пока не смирятся с тем, что жизнь кончилась, и с тем, что жили они, наверное, не так, как хотелось. Винят себя в чём-то, каждый по-разному. Не думайте, что здесь держат всех насильно. Нет! Каждый может уйти отсюда, достаточно лишь собраться с мыслями и поговорить со Смертью. Каждый хочет, чтобы это мучение закончилось, но не выходит, пока не поймёт что-то. Подсказок нет, есть только бесконечное количество времени. Точнее говоря, времени тут вовсе нет. Но если времени нет, то можно сказать, что его бесконечно.

— Но я не умер, — заметил Николай. — Мне сказали, что я в коме.

— Правильно! — взмахнул руками Старик. — Значит, вам повезло, молодой человек. У вас есть шанс вернуться, пока не истекло время, которого здесь нет, но которое определенно движется вперёд — не здесь, а там, у живых. Вам только надо понять, почему вы здесь. Как вы здесь оказались, что вы помните?

— Последнее, что я помню, это то, как я переходил дорогу. Может, меня сбил автомобиль?

— Автомобиль? Наверное, много лет прошло после того, как я попал сюда, потому что я не помню, что такое автомобиль, но и не надо мне объяснять. Не хочу ничего знать о современном мире, тем более что я и себя-то не помню. На самом деле это не важно, как вы умерли, точнее не умерли, а впали в эту самую кому. Вот интересно, в моё время этой вашей комы не было. А может и была, но никто не знал, что это такое. Это я только здесь узнал, что если у кого-то кома, то у него есть шанс. Как всё-таки быстро развивается человечество с точки зрения вселенной. Но не об этом, не об этом.

— Что же мне делать, чтобы вернуться? — спросил Николай.

— Никто не знает, что делать. Ну, в плане того, что нет никакой инструкции. Смерть просто говорит: докажи мне! Вот и надо доказать, это я точно знаю. Докажешь — вернёшься, не докажешь — останешься здесь или пойдёшь дальше.

— Но как доказать? — не понимал Николай.

— Говорю же: никто не знает.

Медленным шагом они пошли вдоль коридора. Чем дальше они проходили, тем больше дверей были открыты. Около некоторых из них они останавливались, и старик рассказывал, кто за ними находится. Говорил он быстро и очень часто повторялся

— Эти три товарища в своё время были отличными шулерами, — сказал старик. — Они заглянули в одну из дверей, где три мужика сидели за небольшим круглым столом и играли в покер. Вот и сейчас они, не найдя ничего лучшего, продолжают играть в свою игру целыми днями. Стоп. Какими днями? Тут же нет дней? Ай, ладно. Что я там говорил? А! Играют… да. Больше им нечем заняться. Они одни из немногих, кто втроём находится в одной комнате. Так уж вышло, что умерли они все в одно время. Были они известны своим шулерством, но никто не мог их поймать. Однажды они поссорились и тем самым выдали себя, были пойманы и казнены хозяевами заведения; без суда и следствия, естественно. Уж больно всем они докучали. Как я знаю, они и друзьями-то никогда не были. Каждый намеревался обмануть другого, каждый хотел сорвать больше, чем остальные. На этой почве они, видимо, и перессорились. Жадность их сгубила, тщеславие. А теперь вот вынуждены сидеть в одной комнате и играть, не знаю, сколько ещё партий у них впереди, — пока не освободятся от своих грехов. Я же уже говорил, что здесь не держат насильно? Вроде говорил. Каждый сам держит себя здесь насильно. Где-то в глубине сознания каждый понимает, что находится здесь не просто так.

— А вот здесь сидит любитель выпить, — сказал старик. Николай заглянул в дверь, за которой сидели два мужика. — Это его друг, часто к нему заходит, — добавил он с досадой.

— И убил я её, — сказал один мужик другому.

— Кого? — спросил второй мужик.

— Так жену свою и убил.

— Дурак ты, Федя.

— Дурак, ничего не скажешь. Дурак как есть! Эх, — вздохнул Федя и с искренним сожалением махнул рукой. — Наливай. Куда же ты мимо краёв льёшь! — Добавил он чуть погодя.

Николай со стариком ушли дальше по коридору. Кого здесь только не было, и обо всех старик знал, будто бы с каждым успел пообщаться. Только себя не помнил. Николай понемногу приходил в чувства, и окружение его всё меньше казалось ему непонятным. Какая-то мысль зародилась где-то в глубине его сознания, но в своём зачатии ещё не обрела точной формы.

Николай открыл случайную дверь и посмотрел внутрь. Комната была пуста — за исключением одного дивана, на котором спал мужчина.

— Он спит? — удивился Николай.

— Угу, — ответил старик.

— Просто спит? Здесь? В таком месте?

— Да. Ему надо поспать. Он устал, — вздохнул старик. — Он делал некоторые вещи, от которых устаёшь. У него сложная история. Он хотел как лучше и делал хорошие дела для других, но пагубные для себя. Это нехорошо.

— И ему это поможет?

— Не совсем, — пожал плечами старик. — Но пока так надо.

Они шли всё дальше по коридору, а старик всё рассказывал и рассказывал про различных людей. Некоторые из них и сами гуляли по коридору, но большинство выглядели какими-то зажатыми в себе и отрешенными от окружающих. Хотя и прошли мимо них два парня, которые о чём-то оживлённо и достаточно задорно беседовали. Николай обратил на них внимание, подметив этот факт, и ему стало немножечко легче.

— Он не может себя простить? — неожиданно для самого себя спросил он старика.

— Кто? — не понял тот.

— Мужик тот, Федя, — уточнил Николай, так как старик не сразу понял, о ком речь. Но старик ни капельки не удивился такому запоздавшему вопросу.

— Может и не может, — сказал он, улыбнувшись. — А может и может, а не хочет. Тут попробуй разберись.

— Ладно, пойду я, — обратился Николай к старику. — Хочу один побыть.

— Хорошо, — ответил старик и поник головой. Было видно, что ему давно не выдавалось случая поговорить с кем-нибудь по душам.

— Я ещё вернусь, — добавил Николай, заметив это. Старик улыбнулся, и они разошлись каждый в свою сторону.

Странное ощущение зародилось в Николае, и странно пугающая мысль вдруг вспыхнула в его голове. «В чём я провинился? — подумал он с горечью. — Бог мой, что же я сделал такого плохого, что даже и сам не помню?». Он начал судорожно думать и с каким-то несвойственным волнением вспоминать всю свою жизнь. «Отца я обидел, — подумал он через какое-то время и ухватился за эту мысль. — Так он сам виноват. Бросил нас, бросил, когда не должен был бросать! Надо было поговорить с ним при последней встрече, не надо было отталкивать. Но разве не больно нам было из-за него? Разве он не заслужил этого? А он, наверное, и не страдает. Живёт там у себя припеваючи с женой своей молодой. Нет, не это меня тяготит. Никак не может это. Но всё равно неправильно всё как-то, отец всё-таки… Он, может, извиниться хотел, прощения попросить. Да поздно уже, уж чего говорить. А, может, и не поздно. Ещё вернусь, тогда найду его и поговорю с ним».

— Жену убил, да, — услышал он опять знакомый голос из-за известной двери.

— Зачем же? — вторил ему голос собеседника.

— Не знаю, зачем, — вздохнул Федя. — Бес попутал, наверно. Или она, — махнул он головой на бутылку водки. — Наливай.

«Впрочем, — думал Николай дальше, — с чего я взял, что виноват в чём-то? Как я могу быть виноват, если не знаю, в чём? Несправедливо это! Мучается человек, мучается. А зря мучается. Самое сложное — не знать, от чего мучаешься, что грызёт тебя. Оно сложнее всего, да. Этому мужику проще. Он знает, за что мучается», — подытожил Николай.

Николай был в глубочайшей задумчивости. Ситуация, в которую он попал, уже не казалась ему столь удивительной. Он смирился с ней и привык к обстановке. Да, это произошло так быстро, что он сам удивился и испугался, но потом перестал думать и об этом. Единственное, чем он мучился, так только тем, как бы ему вернуться, как бы ему доказать, что он хочет жить. «А хочется ли мне жить?» — подумал он на одно мгновение, но, не успев толком рассудить, снова встретил мужика, ходившего взад-вперёд по коридору.

— Что же тебя мучает? — сказал Николай самому себе, будучи уверенным, что незнакомец его не услышит. Но тот остановился и пристально посмотрел на Николая. Николай опешил, но вскоре понял, что мужик снова смотрит в никуда, сквозь него. Незнакомец медленно развернулся и уставился в противоположную сторону.

Небольшой холодок пробежал по коже Николая, он отошёл к стенке и стал ждать, будучи уверенным, что должно произойти нечто волнующее. Свет начал гаснуть, воздух становился всё плотнее и темнее, пока где-то чуть дальше от них не появилась Смерть. Она медленно подплыла к мужчине и остановилась совсем близко от него. Какое-то время ничего не происходило, всё как будто бы замерло, не было ни звука, ни движения, ровным счётом ничего!

Но вот Смерть снова зашевелилась. Она подняла одну руку и положила её на голову этого мужчины. Он не двигался, как будто смиренно принимая свою участь, какой бы она ни была. Неожиданно для Николая всё погасло, полный мрак окутал всё вокруг, но это продолжалось лишь секунду, и когда свет заново зажёгся, то мужчины уже не было. Лишь только Смерть мелькнула ещё на пару секунд и уплыла вглубь коридора.

— Интересное зрелище, не правда ли? — произнёс кто-то недалеко. — Простите, я забыл представиться. Антон.

— Коля, — произнёс ещё не пришедший в себя Николай.

Перед ним стоял молодой человек, с виду ровесник самого Николая. Был он чуть полноват. Особенно выделялись его пухлые щёки. Антон улыбался, и улыбка его придавала ему доброжелательный вид.

— Я уже давно слежу за ним, — сказал Антон. — Ну, точнее, следил. Вот всё и закончилось, и я думаю, закончилось хорошо. В любом случае, отсюда только два пути, и оба хорошие. Я смотрю, вы как-то совсем стушевались? Я вам вот как скажу, здесь нельзя ничему удивляться, потому что всё тут какое-то непонятное, странное. Если обо всём об этом думать, так можно и с ума сойти. Тут многие с ума и сошли, я тут хоть и недолго, но заметил это. Вы, как я понял, сами здесь недавно. Вы, случаем, не встречали здесь старика? Такой сумасбродный старикашка, но очень и очень добрый, как мне удалось понять. Он всё никак не мог вспомнить своё имя.

— Да, я встречал его, — начал приходить в себя Николай.

— Вот и я его первым встретил, он, видимо, здесь очень давно, и многих здесь вводит в курс дела, от скуки, так сказать. Жалко его, я уж как только не думал ему помочь. Тут вот на дверях таблички висят, какая комната чья, но видит её только хозяин. Я ему говорю: «Вы, дескать, на табличке-то прочитайте, как вас зовут». Он обещается, но не читает. Как будто и специально знать не хочет.

Антон говорил ровно и чётко, не сбиваясь, но промежутками постоянно смотрел на свои ноги и топтался на месте. Заметив эту странность, Николай скользнул по ногам Антона осторожным и оценивающим взглядом, но ничего удивительного не увидел.

— Вы не удивляйтесь, что я постоянно на ноги свои смотрю, — сказал Антон, будто бы прочитав мысли Николая. — Я там… ну, в жизни… я инвалид. У меня ног нет, понимаете? Вот я как-то и не привык, что они у меня на месте. И ведь приятно это, а знаете, всё равно не то. Да, не то. Тут ноги есть, а толку от них нет. Понимаете? Ходить я могу, а зачем мне ходить? Куда ходить? Не то! А там… там, в жизни… их нет, зато там свобода, люди, там… ну, я не знаю, что вам сказать. Там жизнь! — наверно лучше и не скажешь. Понимаете?

— Понимаю.

— Вы не думайте, я здесь не останусь. Я же не умер, я забыл вам сказать-то, я в коме нахожусь, правда совершенно не помню, что произошло, но мне кажется, я сам виноват. Ну… ладно, не об этом. Я вот подумал, походил, ну и понял, что уж лучше там без ног, чем тут с ногами. Можно ещё и дальше уйти, хотя никто и не знает, что там дальше. Но дальше мы всегда успеем, а хочется жить. Жить-то как хочется! — воскликнул он вдруг чуть громче обычного. — Ой, извините, сорвалось, эмоции!

— Так… а как… как же вы собираетесь доказать Смерти, что жить вам хочется, и что вам вернуться надо? — засуетился Николай.

— Доказать? Право, я не знаю, — чуть даже удивился Антон. — Просто хочу и всё тут. Мне ещё старик сказал, что тут не держат никого. Я прямо подойду и скажу, что хочу вернуться. Душа просится наружу! А почему вы это спросили?

— Я тоже в коме, — ответил Николай. — Она мне сказала, что я должен доказать, что жить хочу, чтобы вернуться.

— А вы хотите?

— А кто не хочет? — удивился вопросу Николай. — Все хотят, кроме может совсем отчаявшихся людей.

— Я вас обидеть не хотел, — извинился Антон. — Я просто сказать хотел, что не все жизнь понимают. Некоторым ещё время нужно, чтобы её почувствовать. Многие живут потому лишь, что делать больше нечего, но жизнь для них уже не загадка, не святая тайна, какой она непременно является. Согласитесь со мной, что жизнь величайшая штука! Я говорю сейчас не о Боге, не о ком-либо ещё. Не в этом дело! Право… я не знаю, как вам это сказать. Это понять нужно, почувствовать. Понимаете меня? Впрочем, я вижу, что я вам уже надоел, а вы, наверное, одни хотите побыть, это по вам видно было, когда вы проходили. Мимо меня прошли, даже не заметили. Но вы подумайте, что я вам сказал. Я уверен, вы и сами это понимаете, да просто не задумывались никогда, а посему и забыли. Удачи вам!

С этими словами Антон скрылся в ближайшей двери. Николай постоял с минуту, обдумывая что-то, и пошёл дальше. На этот раз до своей комнаты он дошёл без приключений. Он сел на стул, облокотившись на руку, и задумался. Унылая обстановка комнаты не давала ему сосредоточиться. Он встал и начал ходить кругами. У себя дома в моменты, когда нужно было о чём-то поразмыслить, он вставал у окна и мог долго наблюдать за тем, как движутся облака. А особенно его влекли тучи, когда сквозь тёмную непроглядную пелену беспрерывно сверкали молнии. Он и сейчас по привычке искал окно глазами, но вовремя сообразил, что его здесь нет и быть не может. «Тесные комнаты душу и ум теснят», — вспомнил он цитату из «Преступления и наказания». И за неимением ничего лучшего начал смотреть в стену.