Империя в огне

Константин Кураленя, 2012

В четвёртом романе «Империя в огне» автор отправляет своего героя в тринадцатый век, время падения Золотой империи чжурчжэней. Смертоносное шествие монгольских войск залило кровью Азию и Дальний Восток. Наш герой оказывается в центре исторических событий, участвует в дальних походах, жестоких битвах, смертельных поединках и, конечно же, везде выходит победителем. Но вот монголы дошли до берегов Нижнего Амура и осадили крепость Адзи-хурень…

Глава 4

ДОЧЬ ИМПЕРАТОРА

— Урус и куин к сотнику! — раздалась команда, лишь только из-за бархана показался первый луч солнца.

Я продрал глаза и, поплевав на пальцы, протёр веки. Среди нас была девушка, и следовало хоть как-то соблюдать рамки приличия. Диландай скептически ухмыльнулся и демонстративно рыгнул. «О каких романтических отношениях можно думать в таком обществе?» — не одобрил я его хамства. Но когда принцесса Тань Я сделала то же самое, я обескураженно махнул рукой.

Страж, проведя нас меж двух огней, впустил в шатёр. Считалось, что когда тебя проводят между двух костров, то все плохие помыслы и прицепившиеся к одежде злые духи сгорают.

— О Великий сын Неба и посланник богов! — заголосил я, как только мы перешагнули через верёвочный порог. Спотыкаться о него было не положено, даже будучи сильно пьяным. У монголов огромное количество табу, соблюдать их все я, разумеется, не мог. Как мог, старался подстраиваться. Моя напыщенная приветственная речь была прервана протянутой чашей с тарасуном.

— Подкрепись, богатур, дело у меня к тебе важное, — произнёс Угэдэй напыщенно.

А я подумал, что такими темпами скоро сопьюсь. Но как раз это был один из случаев, когда отказываться от угощения было смертельно опасно.

— Дошло до моих ушей, что держите вы в кибитке полонянку ханских кровей необыкновенной красоты?

«Уже настучали!» — похолодело в груди.

— А ведомо ли тебе, что возлежать с принцессой может только равный по положению?

«Сам недавно баранов пас, а туда же — «равный по положению», — зло подумал я, но вслух произнёс:

— То нам ведомо, Потрясатель Небес. За медный грош купил я тойную девку-замухрышку…

— Зачем же тебе такая страхолюдина? — передёрнулся хан. — Неужели и в постель её пускаешь?

— За баранами будет ходить да снедь каку-никаку сподобить. А по женченскому делу она нам не в надобность. Ежели хан думает, что она рода какого знатного, пусть забирает её себе хоть сейчас.

— Пусть девка остаётся у тебя, тебе помощница нужнее, — махнул рукой хан. — Не из-за неё я позвал вас.

Дальше мы узнали, что где-то там, у Великой стены младший брат Угэдэя Тулуй захватил большие трофеи. Среди них много знатных чжурчжэньских женщин. А одна даже дочь покойного императора Удабу, китайцы звали его Сюань Цзун.

При последних словах моё сердце забилось сильнее. Вспомнились слова Соловья о принцессе полоненной.

— Так вот я поручаю десятку своих верных кешикте — нов доставить весь двор ко мне. А там мы разберёмся, от кого и каких наследников им предстоит рожать, — пренебрежительно улыбнулся бывший скотовод.

— Как обращаться к высокопоставленной особе? — скромно склонил я голову.

— А! — неопределённо покрутил в воздухе пальцами хан. — Сам придумаешь. Но пальцем ни-ни!

Мы поднялись. Диландай, громко брякнув саблей, произнёс:

— Слава Небу всевидящему, ты в верные руки отдаёшь обоз. Можешь на нас надеяться.

Наказав Тань Я, для простоты общения я уже звал её Танюшей, следить за хозяйством, мы вместе со своим десятком под командованием Менги направились в сторону города Дачанъюаня. Там готовилась грандиозная битва против Цзиньских войск. Именно там и попал в плен царский двор покойного императора.

Уже перед самым отъездом произошёл небольшой инцидент.

— Я поеду с вами! — непререкаемым голосом заявила Татьяна, запрягая подаренного ей ослика.

— Нет! Ты будешь ждать нас в том месте, которое я укажу. — Мой голос сразу посерьёзнел.

— Я принцесса, и не смей так со мной разговаривать, воин! — задрала носик девушка.

— Не было заботы, купила баба порося, — вздохнул я, подтягивая уздечку.

— Ты, ты меня назвал свиньёй, этим непотребным животным, имя которого для благоверного мусульманина и слышать-то великий грех!

Как я ни пытался ей объяснить, что это поговорка такая, иносказание то есть, ничего не помогало.

— Раз ты так, то поеду рядом с нашим братом Дилан — даем, он нас любит и никому в обиду не даст, — показала мне язычок негодница.

— Какая ты принцесса, принцессы языки не показывают, — осадил я её.

— А настоящие воины своих сестёр одних не бросают, вот так!

Я вспомнил свою младшую сестрёнку Лену, которая в далёком детстве словно хвостик повсюду болталась за мной. И надо заметить, никогда не плакала, а наоборот, когда ей было больно, не показывала этого и громко смеялась. Учительницей всё хотела стать, когда вырастет.

— А что, пускай прокатится, прогулка-то так себе, можно сказать увеселительная, или ты кого боишься? — Голос друга стал до приторности елейным.

— Добро! Вот и присмотришь за ней, — я дружески опустил руку на плечо Диландая.

— Да я чё, я ничё, — захлопал ресницами куин. — Пусть дома сидит. А то отвечай за неё. Мы так не договаривались.

— На конь! — раздалась команда Менге.

— Послушай, командир, тут такое дело, — зашептал что-то на ухо десятнику Диландай.

— Не блей, словно баран, — отшатнулся от него Менге, — говори ясней.

— Сестру, говорю, с собой надо взять.

— Как в седле?

— Выдержит.

— Бери.

Я подивился быстрому согласию командира.

— Не лапай, сама справлюсь, — отвергла принцесса попытку Диландая помочь ей взобраться на коротконогого монгольского скакунка.

— Стойте, стойте! — донеслись до нас чьи-то запоздалые возгласы.

Мы повернули головы в сторону кричавших. Внушительная кавалькада всадников, разбрасывая тучи пыли, приближалась со стороны ханских покоев, но Угэдэя среди них не было.

— Что там произошло, шакалы их раздери? — выругался десятник.

— Уважаемый десятник Менги, мы осмелились вас задержать с разрешения тысяцкого Туга, — проблеял тот самый торгаш, у которого я купил Танюху.

Я сразу понял — толстяк привёз неприятности.

— Вчера воин вашего десятка приобрёл товар не совсем правильным путём, — начал юлить торгаш.

— Украл, что ли? — не стал миндальничать Менге.

— Я бы не стал говорить так утвердительно, — продолжал мяться торговец.

— Слушай, ты, испражнения бабуина, я воин, и на свои вопросы привык получать чёткие ответы, — просипел десятник, буравя торговца глазами.

Мы покатывались со смеху.

— Они заплатили слишком смехотворную цену за товар, а он стоит во сто крат дороже, — выпалил торговец.

— Интересно, как это мои глупые молодцы смогли обвести вокруг пальца такого зубра? — удивился даже десятник. — И что же это за драгоценность?

— Вот! — Указующий перст искателя справедливости был направлен прямо на Тань Я.

— Что? Эта мокрохвостка стоит таких денег?

— Это не мокрохвостка, это принцесса правящего дома наших союзников уйгуров, — выдвинулся вперёд один из монгольских чиновников.

— Так ты заплатил купцу за товар или нет? — посмотрел на меня Менге.

— Сполна, — без смущения сказал я. — Но если они хотят вернуть её под отчий кров, я только буду рад.

После этих слов я перехватил такой взгляд раскосых глаз молодой уйгурки, что решил больше в ту сторону не смотреть.

— Так дела не делаются, — десятник повертел головой. — Назови цену, которую дашь за этого цыплёнка?

— Господин кешиктен заплатил полушку серебра, — торговец начал было сбивать цену.

— Это и понятно, ведь урус покупал, а ты продавал гулящую девку, — торговаться командир умел, — а сколько, по-твоему, должна стоить принцесса?

— Кто сказал, что я собираюсь домой? Диландай берёт меня с собой, — неистово кричал «предмет торга», восседавший на лошади.

Все обернулись на возмущённый девичий крик. Посмотрел и командир. Разгневанная девица с перекошенным и покрасневшим лицом добавила Менге азарта. Он вновь посмотрел на купца:

— Ну, на чём мы остановились? На цене… Сколько предлагаешь?

— Шесть боевых чистокровных скакунов, — начал

перечислять тот, — три дамасские сабли с булатными ножами, русские кавалерийские луки с запасными тетивами…

— Тетиву проверять буду сам, — перебил купца командир. — Под проливным дождём, — предостерёг обратную сторону Менге. — Пожалеете, если монгольские или какие другие подсовывать будете.

Далее последовали копья, топоры, чжурчжэньские брони. Ну и несколько золотых орлов (римское золото) на веселие души.

— Я хочу остаться! Меня уже купили! — продолжала блажить принцесса.

— Скажи спасибо, что ребята у меня хорошие и урону тебе не причинили, дура ты малолетняя, — по-отечески журил её Менге. — Подневольное дело такое, сегодня купили, завтра продали.

Наконец, сопротивляющуюся изо всех сил принцессу стащили с лошади и увели.

В лагере стало скучно.

— Как будто чего-то не хватает, — первым не выдержал Диландай.

— Выезжать пора. В дороге вся дурь-то развеется, — проворчал Менге.

Наш поход начался с восходом луны. Подчиняясь заведённому порядку, основная группа держалась посредине, четверо разведчиков рыскали по сторонам. Это был мой первый боевой выход, и поэтому всё было интересно и необычно.

— Послушай, Менге, а почему ты взял именно русские луки? — спросил я с гордостью за отечественного производителя.

— Потому что монгольских у нас полно.

В ответе командира я уловил хитрый смешок.

— Не умеете вы, урусы, торг вести. Купцу на базаре и то уступаете, а это значит, и в битве проиграете, — уже по-серьёзному добавил он.

3 Империя в огне

65

— Я не про торг. Я про то, почему именно русские?

— Потому что лук уруса бьёт туда, куда надо, и дальше, чем любой другой лук. Потому что из него можно стрелять и в дождь, и в снег, — разъяснил десятник. — Из-за того что в дождь стрелки остаются без работы, было проиграно не одно сражение.

— Но почему тогда нельзя все луки заменить на русские? — не отставал я.

— Гляжу я на тебя, урус, и думаю. Воин ты сильный. Не знаю, найдётся ли в нашем войске тот, который мог бы тебя победить.

«Ещё бы, — самодовольно усмехнулся я, — мастер спорта по боевому самбо».

— Ты здорово дерёшься на ножах, неплохо на саблях и цепами, старательно учишься стрелять из лука, — продолжал Менге. — Но почему ты такой глупый?

Я опешил и, не скрывая своей обиды спросил:

— Это почему же?

— Потому что каждое оружие требует своего боя. Монгольский лук лёгок и скорострелен. С ним хорошо воевать с коня, а русским луком в пешем строю. И так во всём.

Я сконфуженно замолчал.

— Хоть ты глуп и слова у тебя бегут впереди мысли, но ты любознателен и быстро всё схватываешь, — его голос приобрел родительскую интонацию, — поэтому буду сам тебя учить.

Дорога длинная, развлечений никаких, чеши себе языками да чеши. Глядишь, чего полезного и услышишь. А с луком у меня действительно проблемы. Монгольская женщина растягивает его гораздо легче, чем я. Вроде бы и силушкой бог не обидел, и сноровка есть, а вот нет. Стыдно сказать, тренируюсь на девичьем луке.

Дорожная скука — вещь неустойчивая. Что-нибудь приключиться может в любой момент.

Прискакал один из дозорных и сообщил десятнику, что слева, параллельным курсом движется небольшой отряд человек из двадцати.

— Странные они, — докладывал он. — Половина людей на лошадях, другие — на ишаках. Есть в караване и пара верблюдов.

— За мной! — скомандовал Менги.

Подъехав ближе, привыкшие ко всему воины, раскрыв рты, уставились на представшую перед нами картину. На лошади в белой накидке с красными крестами сидела груда железа с турнирным копьём наперевес. Его окружала кавалькада священников-оруженосцев вперемежку с воинами. Я еле сдержал хохот, рвавшийся наружу, когда разглядывал раскачивающуюся на лошади кучу ржавого металлолома. Ладно я, человек двадцатого века, вынужден рядиться в маскарадные лохмотья и подстраиваться под условности тринадцатого века. Но ты-то! Рыцарь печального образа, мать твою через железяку!

— Я приветствую вас, братья во Христе, мир вам и вашим семьям, — проскрежетал голос из ржавой банки. — Есть ли среди вас еретики, диссиденты или недостойные рыцари, смеющие утверждать, что на свете есть миледи прекрасней Маргариты де Шеренье?

Менге и его воины не читали рыцарских романов, поэтому взирали на происходящее совершенно ничего не понимая. Я решил взять инициативу на себя.

— Я бы не осмелился этого утверждать, досточтимый милорд, по одной простой причине, что не имел чести быть знакомым с предметом ваших воздыханий, — учтиво произнёс я. — Может быть, снимете кастрю… прошу прощения, рыцарский шлем, погода ведь не располагает.

Сами мы ехали налегке, без брони и шлемов. Обычная тактика войска на марше, а то намаешься под этими железяками в пути, что потом, когда придёт время сражения, ты и руки не поднимешь. Наши ребята посмотрели на меня удивлённо, и даже с некоторым испугом.

— Может, их того, — чиркнул ребром ладони по горлу Диландай. — И в песок.

— Не стоит, — авторитетно заявил Менги. — Я уже таких встречал, когда мы с Чингисханом ходили воевать Хорезм. Безобидные люди. Гроб Господа своего потеряли, а теперь ищут. А белые одежды, чтобы кто ненароком не обидел.

— Может, им лепёшек дать? — пожалел крестоносцев кто-то из толпы.

Ситуация становилась всё более комичной.

— А не подкрепиться ли нам чем бог послал? — решил разрядить я обстановку.

Костёр в пути для степняка святое дело. Около костра все путники друзья и братья.

— Как же вы оказались в наших краях? — задал я мучивший меня вопрос, когда чувство голода сбила жареная баранина, а горло промочила молочная водка.

— Идём к земле обетованной городу Иерусалиму Гроб Господне из лап язычников вызволять, — вытер губы грязной пятернёй рыцарь, молодой ещё совсем пацан милорд Анри де Пюсси.

— Сочувствую вам, милорды. — сочувствующим голосом произнёс я.

— Не смейте жалеть нас, милорд, мы не нуждаемся в чьей бы то ни было жалости, — высокомерно отвечал паренёк.

«Ах ты сучонок высокородный, вот спесь-то дворянская, его накормили, обогрели, а он гонором давит!» — возмутился я про себя, а вслух произнёс:

— Не почтите за оскорбление, но ваши милости левее своей цели на несколько тысяч вёрст промахнулись. — Я был сама учтивость.

Что тут началось! Сначала они переругались между собой, а затем нашли крайних.

— Я сразу почувствовал, что вы не с должным почтение отнеслись к даме моего сердца, — заявил пацанчик в кастрюле с прорезями для глаз. — Признайтесь, что даму своего сердца вы считаете прекрасней моей.

С одной стороны, это была чистой воды провокация, с другой — подлинная правда. Я действительно считал даму своего сердца прекрасней всех на свете, в том числе и средневековых мадонн.

— Послушайте, невоспитанный юноша, шли бы вы дальше гроб искать, — выдавил я из себя последние капли интеллигентности. — Компасом надо пользоваться, если дороги не знаете.

Менге был парень попроще и выразился гораздо конкретнее:

— А ну-ка забирайте свой железяки и полудохлых кляч, и чтобы через пару мер вашего рыцарского времени духу вашего здесь не было.

Но закон гостеприимства не позволил нам принять более действенные меры.

— Вам очень не повезло, достопочтенные милорды, ведь нас больше чем вдвое, — гордо произнёс рыцарь Анри. — По законам рыцарской чести вы должны сдаться на милость победителя.

— Ты просто не знаешь, насколько нам повезло, горшок ты для ночных нечистот, — менее элегантно выразился Менги. — Потому что придётся проколоть по нескольку из вас, а мы любим это занятие.

— Погодите! Мы ведь цивилизованные люди, — вмешался я. — Давайте решим вопрос рыцарским поединком.

— Я не стану биться с человеком подлого сословия, я дворянин, — заерепенился Анри.

— Вас устроит воин из личной охраны Великого хана? — поинтересовался я. — Кстати, кешиктен приравнивается к общевойсковому тысяцкому. В своей стране я был бы князем, — добавил я для пущей убедительности.

— Ну, только если это так, — с сомнением протянул рыцарь. — А кто вам повязал рыцарский меч?

— Сам хан и повязал. — Я ни капли не покривил душой.

— Вы хорошо знакомы с правилами рыцарских поединков? — продолжал тянуть резину Анри.

— Разумеется. Победивший получает имущество проигравшего, а проигравший — царствие небесное. По — моему, справедливее некуда, — развёл я руками. — Зачем неживому человеку имущество?

— Вот здорово! Никогда не видела рыцарских поединков, — раздался восторженный вскрик за моей спиной.

От неожиданности у меня из рук чуть не выпала сабля. Мне даже не надо было оборачиваться, чтобы убедиться, кому принадлежит этот визгливый голос. Вот вредная девчонка, всё-таки сбежала! Поединок на время откладывался.

Не обращая внимания на множество увешанных железяками мужчин, Тань Я, а это, естественно, была она, набросилась на милорда Анри де Пюсси:

— Вы и в правду рыцарь прекрасной дамы?

— Да, и этот сударь посмел усомниться в достоинствах моей прекрасной дамы.

— Вы его убьёте! Как здорово! — радостно захлопала девушка в ладоши.

— Мне придётся так поступить, если этот милорд не извинится и не возьмёт свои слова обратно, — напыщенно произнёс рыцарь.

— Он этого не сделает, убейте его! Так ему и надо! — показала мне язычок принцесса.

«О женщины! И это благодарность за то, что вытянул её из лап порока!» — с сожалением подумал я.

— Граф Анри де Пюсси, — склонив голову, представился рыцарь, обратясь к взбаломошной девчонке, — с кем имею честь?

— Принцесса Тань Я, — девушка кокетливо отвела локон волос со лба, — представительница правящего дома.

— Так этот неблагородный человек посмел нанести обиду и вам? — схватился за рукоять меча Анри.

— И ещё какую. — Губки Тань Я мстительно сжались.

— Тогда я буду биться за двух прекрасных дам. И да поможет мне Бог, — гордо встряхнул головой рыцарь.

— Начинайте скорее, — сплюнул на песок Менге. — Нам уже пора двигаться дальше.

— И правда, сударь, давайте уже закончим с этим делом, — поддержал я десятника.

Воины расступились, давая нам место для турнира. Я осмотрел противника. С ног до головы закованный в броню, он казался тихоходной боевой машиной пехоты. Взяв в обе руки двуручный меч, он осторожно приближался ко мне. Я ждал. И вот, размахивая мечом, машина пошла на таран. Я отошёл в сторону и ударом сабли перерезал шнуровку, скрепляющую пластины на левом боку рыцаря. Броневые листы повисли, затрудняя хозяину дальнейшие манипуляции с мечом. А я что есть силы рубанул ему по шлёму. Раздался дребезжащий грохот. Декоративный плюмаж отлетел в сторону, а рыцарь громко охнул. Ещё бы, наверное, уши заложило.

— Так нечестно, вы его убьёте! — закричала Тань Я.

— Ничего, он живучий. Ведь сумел добраться в наши края, — успокоил я принцессу, а сам с разворота заехал графу сапогом в лоб.

Закованное в металл тело, гремя заклёпками, повалилось на песок. Бом-м!

К поверженному рыцарю кинулись его слуги и соратники. Через мгновенье он уже лежал на земле в одном исподнем, а груда железа, в качестве трофея, возвышалась у моих ног.

— Поговорите с этим рыцарем о выкупе, — с трудом приподняв голову, простонал пострадавший.

— О выкупе надо говорить со мной, — взял инициативу в свои руки Менге.

— У моего господина в благословенной Господом Франции есть виноградники, — заговорил полный, укутанный в длинный чёрный плащ священник.

— Металлолом не бери! — вежливо предупредил я десятника. — Нет тут пунктов его приёмки.

Дальше мне помешал говорить поток некрасивых слов, обрушившихся на мою многострадальную голову девушкой Тань Я. Она утверждала, что я чёрствый и бездушный негодяй, что я воспользовался беспомощностью уставшего в дальнем походе рыцаря. А в конце своей обвинительной речи она вообще заявила, что я обязан был поддаться.

— Почему ж только я во всём виноват? — успел я вставить словечко, пока представительница правящего дома переводила дух перед новой атакой.

— Не видишь, что ли? Влюбилась она в тебя, вот и бесится, как кошка по весне, — ухмыльнулся Диландай.

— Да как ты смеешь так говорить, я высокорожденная, — гордо подбоченилась девчонка. — Не пристало даме королевских кровей влюбляться в простолюдина.

— Так и шла бы ты уже к Аллаху! — устало отмахнулся я рукой от девичьих причуд.

— Я желаю быть твоей дамой сердца, — неожиданно сменила гнев на милость принцесса.

— Это отчего же? Только что ты предлагала этому юноше меня прирезать.

— Я испытывала твою силу, и не ошиблась, ты сможешь меня защитить.

— И тебе совсем не жалко того паренька?

— С чего бы… я ведь не его лю… — Тут девушка покраснела и, вскочив на лошадь, поскакала в степь.

Ну вот, мне только и не хватало любви взбалмошной малолетки.

— Что я говорил, — гоготнул Диландай. — Девка вот — вот войдёт в самый сок, глядишь, и с ханами скоро породнишься.

Меж тем Менге закончил торг по выкупу и, довольный собой, подъехал к нам.

— Посидит в зиндане, пока родственники выкуп не привезут.

Благодаря распорядительному десятнику я могу стать весьма состоятельным человеком.

— Отпустил бы его к чёртовой матери, ведь мальчишка совсем, — произнёс я, глядя, как поднимается пыль за удаляющейся капризной всадницей. — И ещё, — я перевёл взгляд на Менге, — видел я у этого паренька под седлом одну интересную штучку — арбалетик. Оставь его для меня.

— Хоп! — хлопнул себя по ляжкам Менге. — Ещё раз убеждаюсь, что вы, урусы, выгоду держать не умеете? И не мальчик он вовсе! Оружие в руки взял… Первого врага я убил, когда мне шла двенадцатая весна.

Мне же вспомнился двухтысячный год, разорённая Чечня и мальчишки с гранатой за пазухой, по ночам убивающие наших солдат. Как верно сказано: «он не мальчик, он оружие в руки взял».

Сбив свою злость, Тань Я вернулась тихая и покорная. И теперь ехала исключительно рядом с Диландаем.

— Что будем с девчонкой делать? — спросил на общем совете Диландай. Роль няньки его совсем не устраивала.

— А что с ней делать? — пожал плечами десятник. — Не возвращаться же из-за этой гусыни назад.

Тань Я стерпела даже такое унижение и, не проронив ни слова, лишь напряжённо поджала плечи. Ох и не завидовал я в это время старому вояке.

На третий день пути мы неожиданно нарвались на отряд тангутов. Мучимые жаждой, они вышли к реке. По воле случая мы тоже поили там своих коней. Ещё каких — то десять минут, и мы бы разминулись. Но не судьба. На войне многое зависит от долей секунды. Кому-то они даруют победу, а кому-то — смерть.

Первые же стрелы свалили наземь пару лошадей и десятника. Надо же, прошёл столько битв и походов и пал от случайной стрелы непокорного тангута.

— В круг! — закричал я и, ухватив за руку принцессу, завалился с ней за убитую лошадь.

— Жива? — переведя дыхание, спросил я.

— Жива. Можешь отпустить. — Её глаза были на уровне моих. В них плавала бездонная горечь степей и немой вопрос.

— Тьфу ты, неугомонная девка! — чертыхнулся я, и по армейской привычке прокричал: — Десятник убит, беру командование на себя, кто живой отзовись!

Вместе с Диландаем отозвались семеро.

— Дальше лежать нет смысла, — прокричал я. — Иду в атаку, а вы прикрываете меня стрелами. — Чуть не сказал — «огнём», но эта команда появилась только с приходом огнестрельного оружия.

И началось. Я разозлился до самого не могу и, встав во весь рост, попёр на бастионы нападавших.

— Ура! — кричал я, размахивая двумя саблями.

Хочу заметить, что до сих пор считалось, что клич «ура» придумали монгольские воины. Уточняю, первый раз в истории человечества слово «ура» прокричал я. Это уже потом его стали повторять монголы, и впоследствии воинский боевой клич переняли русские дружинники.

Я не слышал свиста летящих в меня стрел, потому что, словно сверкающими мельничными крыльями, вертел перед собой сталью. Вражьи стрелы, разлетаясь на мелкие щепки, сыпались на песок. Мои стрелки прицельно отстреливали неосторожно высунувшихся из укрытия лучников. И вот я приблизился к противнику на расстояние контакта. Добивать уже практически было некого. Сделав пару окончательных аккордов, я устало опустил руки.

— Ур-а-а! — раздался крик возле уха, и кто-то уткнулся мне в спину. Я повернулся.

Рядом стояла принцесса Тань Я и, выпучив глаза, продолжала орать. У неё был шок. Я дал ей пару оплеух, а потом, видя, что не помогает, ещё и подзатыльник. «Вот дурында, это же надо — она под стрелами шла за мной!»

— У тебя, что, крыша поехала? — спросил я её более — менее ласково. — Зачем шла за мной, ведь убить могли?

— Не-а! — сверкнула она зубками. — Рядом с тобой самое безопасное место.

Чёрт побери, когда-то я это уже слышал, только не помню когда.

К вечеру следующего дня мой десяток, в составе Ди — ландая, пятерых кешиктенов и непредсказуемой девушки Тань Я, прибыл в ставку Тулуй-хана.

— Как погиб десятник? — строго спросил он.

Хан Тулуй не походил на своих братьев. Вот он-то как раз и был типичным представителем монголоидной расы. Невысокого роста, грязная косичка, редкая бородка, властный взгляд не выпускает тебя из виду во время всего разговора. Такому не соврёшь. Поговаривали, что он не родной сын Чингисхана. Красавица Бортэ нагуляла его, когда Тэмучжин находился в одиннадцатилетнем плену у чжурчжэней. Но хан его принял и объявил своим четвёртым наследником. Войска его боготворили, и в данный момент до большого курултая, совета всех ханов, он исполнял обязанности Великого хана.

— Внезапно столкнулись с отрядом тангутов, — ответил я коротко по-военному.

— Сколько воинов было у них?

— Четыре десятка.

— У вас?

— Десяток.

— Почему остались живы?

— Повезло.

— Хм, «повезло». Один против четверых, — довольно ощерился хан.

— Я тоже там была, — раздался дерзкий голос.

«Вот чёртова девка, нигде от неё покоя нет», — поморщился я.

— Это кто? — взмах плети в сторону говорившей.

— Принцесса из дома…

— Почему погиб десятник? — перебил её хан Тулуй.

— Не ждали нападения, поили коней.

— Та-ак, — протянул хан и впился в меня взглядом. — Почему за всех отвечаешь ты?

— Так вышло, думать было некогда, пришлось всю инициативу брать на себя, — заскромничал я.

— Он один пошёл на тангутов, и ни одна стрела не смогла его поразить, а он зарубил всех, — опять некстати влезла принцесса.

— Непобедимый, значит, ну-ну. Десяток твой. Забираешь царский двор и сопровождаешь его к нашему брату Угэдэю. Получишь серебряную пайцзу, — закончил аудиенцию хан.

— Гуляем! — ткнул меня в плечо Диландай.

— Быстро в десятники выбился, — без тени зависти произнёс один из теперь уже моих воинов.

— Чего ж ты у реки растерялся, глядишь, сам бы десятником стал, — ощерилась Тань Я, она уже обнаглела до того, что чувствовала себя полноценным членом десятка.

— Да нет уж, лучше живым кешиктеном, чем мёртвым десятником, — усмехнулся воин.

— Диландай остаётся за меня. Пойду на гарем полюбуюсь, — потянулся я и, поправив сабли, направился вдоль кибиток и шатров.

— Эй, куня, а ты куда? — попытался я шугнуть наглую особу.

— Я тебе не подчиненная, где хочу, там и хожу, — дерзко сверкнула глазищами девица.

— Ну и хай с тобой. — Стараясь не замечать настырного хвоста, широким шагом двинулся я вдоль обоза.

В отведённом для плененного двора месте стояла гнетущая тишина. Показав караульному пайцзу, я беспрепятственно вошёл внутрь.

— Как ты смеешь не пускать, я принцесса! — раздался шум у меня за спиной.

Я на секунду обернулся и, чтобы быстрее прекратить балаган, приказал:

— Пропустите!

За спиной послышалось учащённое дыхание и самодовольно произнесённые слова:

— Куда от меня денешься!

— Проводите меня к принцессе! — распорядился я.

— Тебе, что, одной уже мало! — укоризненно фыркнули у меня за спиной.

— Стой здесь! — жёстко распорядился я и прошёл сквозь тростниковую занавеску.

В пустом помещении, на ковре спиной ко мне сидела женщина, или девушка. Тогда так одевались, что определить возраст со спины было невозможно. Но моё сердце вдруг учащённо забилось, а ноги приросли к земле. Я стоял и ждал, девушка молчала и не оборачивалась. Не помню, сколько времени навалившаяся вдруг робость удерживала меня на месте. Наконец, сглотнув вставший поперёк горла комок, осипшим голосом я произнёс:

— Я пришёл поприветствовать принцессу Адзи и сообщить ей, что десяток кешиктенов под моим командованием удостоился чести сопровождать её в ставку хана Угэдэя.

Ответом было долгое молчание. Лишь головка принцессы склонилась ещё ниже, а по напрягшимся плечам было видно, что она находится в глубоком душевном смятении.

— Не беспокойтесь, ваше высочество, пока вы находитесь под охраной французских вооружённых сил, вам бояться нечего, — поборов смущение, ляпнул я свою старую армейскую прибаутку.

Я увидел, как принцесса вздрогнула и медленно стала поворачивать голову. Это движение показалось мне таким долгим, что моё сознание запечатлевало движение каждого завитка её сверкающих волос, каждый изгиб её грациозной шеи, плавно поднимающиеся роскошные ресницы…

— Луиза! — прошептали мои пересохшие губы.

Всё пространство рухнуло в пропасть.

Эти глаза я узнал бы среди тысячи тысяч. Только они могли смотреть на меня с такой неземной преданностью и любовью. Это их бархатная влага, когда-то давным-давно, где-то там — в другой жизни, трепетала от прикосновения моих горячих губ…

— Луиза! — повторил я. — Как долго я к тебе шёл.

— Сёмочка! — шептала она, не замечая текущих по щекам слёз. — Мы шли друг к другу долгих два года. Боже мой, как бесконечно тянулась эта вечность, Сёмочка…

Я же стоял, словно деревянный истукан. Моя любимая Луиза… Та, которой я грезил во сне и наяву, ради которой шёл сквозь пропахшее веками время: протягивала мне руки, а я вдруг захотел стать маленьким мальчиком, чтоб уткнуться в её тёплые колени и заплакать от счастья…

— Женя, мама звала меня Женей, — прошептал я, падая в бездну её глаз.