Туда-cюда

Конь педальный

Почему при слове «конь педальный» принято глупо хихикать? И представлять при этом детскую игрушку с педалями. В конце концов, и комбайн, и трактор – тоже эти самые педальные кони, созданные и обученные человеком. Теперь вот Конь педальный и стихи пишет. Книга содержит нецензурную брань.

© Конь педальный, 2023

ISBN 978-5-0060-0373-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Так и Жили.

Так и жили мы, Жизнь порою кажется

Бесконечной и бескрайней.

Жили мы Люди-человеки

Поживали всем напастям назло чёрт возьми

В треугольнике узком бытия.

Плыли дни как облака,

Как проплывают по реке палки, окурки,

Тряпьё и куски дерьма.

Жизни река многое уносит в себе из пункта А в пункт Б.

По обратному маршруту проплыть нельзя.

Поплыли муды да по глубокой воды.

Так дни мы и проживали свои

Табаком дымили

Матерясь-ругаясь размахивали руками

В направлении Нахуя

Чёрт всех нас побери,

Под градусом Похуя

Охали и куда-то ехали

Поминая Ахуя.

Плыли как мазут плывёт, разводы радужные.

Плыли и жили.

Правда жизни.

Правда жизни что это такое и с чем это едят?

Некоторые при этом словосочетании надувают важно щёки рассуждая «а вот я, а вот мне» думая что он родимый центр мироздания. Но это всего лишь мещанская ограниченность в вперемежку с другими мелкими и низкими качествами, говорить о которых нету ни времени, ни желания.

Нету, напрочь отсутствует. Расскажу лучше о другом. Более сложном.

Правда жизни это разнесенная к чертям с ноги телефонная будка. Это когда файлы в голове складываются в причудливое сочетание и тут же гора битых стёкол, гнутого метала и в крови адреналина. Бывает в жизни неспокойной и такое.

Правда жизни это исписанные дерзкими словами стены. Такие слова не напечатают в газете, а стены для крика души подойдут идеально. Что думается то и пишется. Не отнять ни добавить.

В слово «Х….й» написанное на стене смысла вложить можно всякого.

Потому что правда жизни штука сложная к которой сложно подобрать рифму и смысл.

Видение из прошлой жизни.

Говорят что за человеком порою ходят призраки. Или образы из прошлых жизней, земная человеческая жизнь скоротечна. Или призраки-образы, если обо всём этом думать можно сойти с ума, чего не стоило бы совершать.

Считается что Ленинград город маленький, совсем небольшой. Питерские считают Москву большой деревней. Москва кишащий муравейник не без этого, соотношение городов примерно 5 к 25. Кому где нравиться, о вкусах не спорят.

В тот день я ехал с Курской, из Винзавода, центра современного искусства, насладившись этим самым искусством до конца вечера. Настроение было средним. Как и всё в нонешней мелькающей жизни. Что происходило в прошлой не помню.

Толпы снующих по столице нашей с вами человечков, человечков вялых — большой город сжирает человека без остатка не предлагая взамен ничего. Все куда-то бегут и суетяться, не глядя на других себе подобных.

Но тут со мною произошло Нечто, чему я не могу дать обьяснений. Галлюцинациями также не страдаю.

Скелетом из шкафа иногда называют подобное. Нет наверное. Из шкафа содержимое вытряхивается с грохотом а фраза про скелет-житейская пошлость.

Призрак? Кто его разберёт-возможно и призрак. Гость из мира нематериального, в который все мы переселимся и станем его обитателями.

Я поймал на себе этот взгляд от которого прошиб холодный пот. Эти глаза. Озорные глаза. Почему именно здесь и сейчас? Шанс даже не один на миллион, а на 25 миллионов. Не бывает такого, это наваждение.

Станция Московского метрополитена «Курская» не место для материализации духов, и нету шансов повстречаться в душою умершей женщины, для которой в суетливой жизни нашлось время совсем немного времени и река жизни уносит дальше. Всё бывает..

Но возможно в тот вечер я выпил больше чем это требовалось.

Право на оружие.

На Америку мне наплевать.

Если был бы птицей летал и поплёвывал.

Жирно слюною с оттяжкой грубой. Плевал бы сверху на всё, на это.

Это в Латинской Америке безумствовал Че Гевара

Где запах вина, бунта и пороха.

В той Америке Где Нью-Йорк, биржа и доллар.

Там безработные и бездомные, там негры жалостно поют о своей жалкой доле.

Я плевал на всё это. Но.

Мне жалко всех этих людей. Но.

Лишь за то, что Дональд Трамп вернул право

Священное право всех сумасшедших

На огнестрельно-грохочущее оружие

Право которое отнял этот придурок Обама.

За право всех шизофреников палить и стрелять в параноиков.

А сифилитиков стрелять в спидоносцев. Им там в этой самой Америке радостно вот за это я и выпью.

Приснится всякое.

Ночью я проснулся в поту вывалившись из сна и в бреду

За окнами плыл май.

Май всегда непонятен.

Боли терзали бока, видимо раньше я много пил.

Снилась какая-то муть и хуйня.

Видел во сне рваные трупов кишки, плывущие по реке.

По реке проплывало дерьмо и яркого оранжевого цвета

Множество вокруг куч говна

В бороде его и в ноздре,

Дичайший пердёж планеты Земля

Вулкан ожил вдруг

И сотрясалась земля.

Червия проползая выли,

Много, много говна

Вытекшего вместе с дождём из туч.

Тучи-котлеты выливали потоки из недр своих.

Да и приснится же такая хуйня

Васильевский остров

Вечный город, но не Рим

Цифра 8 символизирует бесконечность, и сакральность.

Город вечен, но с годами он стал другим, а годов немало.

Город не такой как был, а что с ним будет никто не знает.

Центр, удушливо давит горло выхлопами, улыбаясь пластмассою магазинов и развлечений огнями.

Отойди в сторону два шага и вот он Васильевский остров, он же Васька если говорить проще не вдаваясь в рассуждения.

Побледневший и поблёкший с годами

А годков за спиною больше трёхсот.

Господин, потом Товарищ, сейчас просто Васька.

Сюда не нужно приходить умирать, просто стоит здесь на Васильевском выпить позабыв напрочь старые обиды, склоки и распри.

Также всё остальное неприятное и малозначительное.

Но не будем грусть-печаль запивать портишком, он же портик, же Три топора.

Это пойло есть дурновкусие, идиотия, и пускай подобное хлещут алкоголики и маргиналы где-нибудь на Юго-Западе.

Здесь же на Васильевском, линии примерно на 16 следует не спеша пройтись с бутылкой Тосканского. Лучше Красного. У красного вкус терпкий. Красное-прекрасное.

А также никуда не торопясь, заглянуть во дворик. Питерский дворик. Двор коммунальный и со всеми прелестями.

И питерское небо, оно выше крыш, выше птиц.

Как и всегда, как миллионы лет назад

Это как остров с четырёх сторон окружён водою

Так Ленинград окружён мирозданьем и центром его Остров Васильевский

Центром мира с домишками, двориками, котами

И небом.

Ещё одно утро.

Нет, утро добрым не бывает никогда.

Утро раннее, утро липкое.

Также как не бывает плоской Земли

И солнце не всходит на Юге

Вылезая из океана слегка ошпаренное.

Иногда мне кажется, что солнце в этих краях не взойдёт никогда.

Оно здесь на окраинах своё. Окраинное.

В спальных кварталах где просыпаются рано и мало спят.

Липким утром человеческая масса ручьём вытекает из человеко-коробок, из отсеков

Воняя выпитым пивом и аптеки выхлопом

Съеденных суррогатов, облегчающих страдания

Именуемые жизнью.

Пива, пипл страждет пива

На остальное пиплу чихать

Простой молитвой завывает человекомасса.

Зрелищ, зрелищ, зрелищ.

Разухабисто подпевает эпоха

Ты такой же как все, ты шестерёнка, ты клетка.

И шатаясь ползёт человек, человечек

Пахнущий спиртом, потом, лекарством

С долгом жизненным и просто долгами

С незалеченным сифилисом и полуживыми мозгами.

Утро, суетливое утро. Понедельник.

Город

Город огромный и одноврЕменно.

А возможно одновремЕнно?

Я не знаю как правильно

Также не разумея звонить или звОнить.

И где поставить запятую.

В этом огромном городе,

Где многие знают слишком много

Но сами при этом ложут.

В городе у которого много имён и фамилий

Множество синонимов качеств и акцентов свойств

Всегда страшно резать вены

И проще застрелиться

На спуск пистолета всегда нажать проще

Чем разыскивать в огромном количестве таблетки

Либо возится с петлей

Не везде возможно разыскать крюк для верёвки.

Этот город погасших фонарей

И небом, словно старым матрасом

Город где дома старинные, опрокинутым корытом

Небо плачущее серым дождём

Каплями всегда серыми и холодными

Серый Владимирский, серый Литейный

Дымом табачным туман

Над петлёю Невой

Над тоскою рекой.

Революция

Нет дорогие мои друзья и товарищи.

Нет и ещё раз нет.

Революция это когда палят из ружей и скачут на конях.

А не колотят по клавиатурам

Люди с именами-фамилиями

Более похожими на клички животных.

Революция это ни разу не весело

Скорее это грустно и руки сжимают

Не смартфон с кнопками

А винтовку или гранату

Возможно не получится дожить до утра

Не думая также о таких как жратва и развлечения.

Не случается Революции просто так и месте ровном

И сопутствует им также не карнавал и веселье

А размазанные танковыми гусеницами по асфальту кишки.

мало кто может пожертвовать жизнью

не желая сдохнуть голодным под пулями

никто не желает слезать с дивана

Мало кто способен попасть струёй мочи в очко унитаза

Предпочитая ссать мимо толчка.

Мало кто попадает в урну окурком, но желает стрелять в людей.

И все они глупы и жадны.

Все они желают всего и сразу, всего и разом.

***

Капли, мелкие капли на поездных стёклах

Дождь московский не такой как везде.

Колёсный червяк суетливо катит в Москву

Вкатываясь в чрево, в столичную плоть.

Город 28 миллионов, кверху ногами

Где ничего не понять,

Чёрт бы его побрал со всеми потрохами.

Но со всех окраин катят

И из далёких республик

Не они это такие, жизнь их заставила

Когда хочется немного как и у других

И катят поближе к Москве, и в саму Москву

Человечки Архангельские, челябинские

Человечки всякие.

Едут человечки, толпами катят

Каждый за порцией Москвы своей и лично

И гори оно полыхай огнём, пусть хоть потоп.

И катят чтобы схватить говна на лопате

По лицу с разворота-размаха

Или в бочину перо.

Но это уже другие трудности

Другое кино и другая петрушка

Совершенно я бы сказал другой винегрет

Кто и чего поимеет

Схватит и убежит, кто кого догонит

Дёрнувшись поезд встал на перроне,

Дальше червяк не ползёт

Приплыли граждане

Освободите вагоны.

Вечер

Вечер на головы проливается как вода из ведра

Как вода на головы из шланга пожарного

Вечер негаданный и нежданный

Такой же как и миллионы его предшественников, Дней окончания

Небо над головою флагом государства неизвестного

Флага — хамелеона меняющего цвет

Над коробками бетонными,

Человечками глупыми-дрожью трясущимися

Сверху барахла и помоек

Небо вечернее огромным котом.

***

Тыц, тыц, тыц шёл человечек ногами чеканя шаг

По круглой Земле.

И упал, бывает такое вдруг

Что и вдруг не исключительно пук из жопы

Подёргал человечек ногою и сдох

Сдох болезный.

Плыл, по Волге реке проплывая бревном, поленом

Как кирпич утонул.

Кирпичи не плывут, утонул человек бесполезный

Как мешок ко дну

Чёрт его утянул

И чёрт с ним.

Небу синему всё равно

Сверху небо глядит и чихать

Крутится Земля вдаль

Пластинкой заезженной-заевшей

А по земле Дым

***

Остановка жизнь

Станция смерть.

Посередине остальное.

Кладбищенский грузовик

Привёз ещё один гроб

Где пахнет свечами, венками,

И деревяшкой свежий гроб

Место где закапывание в землю

и человечек гниёт.

Бомж на кладбищенской скамейке

Пахнет ссаньём и говном

Конец ознакомительного фрагмента.