Я помню всё… Без головы

Ко Мари (2025)

Я не помню… Я не знаю, когда я начала жить… без головы… Сначала был страх, потом — отчаяние, а потом — я просто училась жить. Каждый день… Я помню… ВСЁ. Без головы…

Глава 1

Предисловие.

Я не помню, когда всё это началось… Я пытаюсь — и не могу. Я долго искала точку отсчёта. Я её не нашла. Наверное, это многое бы изменило. Возможно, я бы смогла что-то изменить. Но я не могу. Я просто учусь с этим жить. Жить…без головы.

Психушка.

Начало.

Кто бы мог подумать, что я приду сюда добровольно? Но…я здесь.

. Я не могу есть. Я давлюсь, я испытываю дикое чувство паники! Мне кажется, что я начинаю задыхаться, моё сердце не бьётся, хотя оно готово просто разбиться о грудную клетку, я умираю. Мне так кажется. В холодном поту я выбегаю зимой, без верхней одежды и обуви на улицу. Я кричу. Никого нет рядом. Я кому-то звоню, и голос в трубке успокаивает меня и говорит, что всё хорошо, что это просто очередная паническая атака. Я не верю… Бросаю трубку. Жду конца… он не наступает… и еще…не наступает… Я начинаю успокаиваться и иду по снегу, без обуви, в дом… Дома снова подкатывает паника. Я стараюсь успокоить сама себя. Я понимаю головой, мозгом, что всё это лишь кажется, но организм считает по-другому, не подчиняется. Я падаю на колени, кричу, рыдаю. И так — снова и снова: из месяца в месяц, изо дня в день, из часа в час и, бывает, до сорока раз за час. Мне кажется, я схожу с ума…

В ожидании.

Мы едем в больницу. Так все говорят, так говорю я. Словосочетание “психиатрическая больница”, словно запретное заклинание — не произносится. За рулём — муж сестры. Рядом — старший брат. Когда мы подъезжаем по нужному адресу — друг напротив друга стоят два, почти одинаковых внешне, здания. Брат, указывая налево, спрашивает: “Нам туда?” Я, усмехаясь, показываю налево, где на фасаде здания красуется написанная огромными буквами надпись: “Психиатрическая больница”. Брат почему-то хмурится, смущается, словно только сейчас понял, куда мы ехали. Он берет мои тяжелые сумки, и мы идем на пропускную. Брат молчит, а я иду почти с восторженными глазами, думая, что я выйду отсюда совсем другим, нормальным, человеком. Первым делом я пойду в магазин, и буду брать с полок печенье, макароны, орехи — и многое — многое другое. И я буду это есть, как все нормальные люди. Я не буду “умирать” четыреста раз на дню и, наконец-то, в моей голове появятся мысли. Д р у г и е мысли. О чём-то, кроме страха и отчаяния.

. Перед крыльцом я останавливаю брата, беру свои сумки, и прощаюсь, говоря, что дальше я сама. Это было утро.

. День… Я до сих пор сижу, а чаще — стою, в очереди. В очереди!! В психушку. Даже звучит уже, как минимум, странно. На самом деле, все мы ждем около приёмника. Очередь двигается очень медленно, и иногда затягивается лицами, приведенными и привезенными “скорой”, соцработниками или полицией. “Скорая” привозит суицидницу — подростка. Полиция — мужчину в наручниках с дикими глазами, который пугает меня тем, что резкий шаг в мою сторону — и он чуть не падает на меня. А соцработники — двух сирот, решивших покончить с жизнью одновременно. Неудавшиеся попытки…то ли самоубийств, то ли жизни.

. Спустя время, моё внимание привлекает мальчик. Он сидит с женщиной. С виду — обычный мальчишка, шепчет себе что-то под нос, но…он словно не здесь. И тут я ужасаюсь мысли, что мы привыкли знать, слышать, иногда — видеть, шизофрению взрослых, но…детей — нет. Разве бывают дети — шизофреники? Ну, нет, конечно. Это ужасно, на самом деле! После, выходя на улицу покурить, я разговорилась с его “мамой”. Нет, ч не ошиблась с кавычками. “Мама” рассказывает, как курила и пила всю беременность, и ничего. Только это “ничего”, сбегает сейчас из дома, слышит голоса и сидит в приёмнике психиатрической больницы.

. Вечер. Я до сих пор сижу. Валюсь от усталости, ужасно хочется есть, пить, просто лечь. Когда подходит моя очередь, я уже без сил. Разговор с доктором о том, как и когда всё началось, как протекает, о суицидальных мыслях. Я подробно рассказываю и начинаю плакать, то ли от усталости от очереди, то ли от усталости от жизни. От т а к о й жизни, если это состояние можно ею назвать.

. И вот я в палате. Моей соседкой оказывается милая бабушка. Рассказывает, что сын с женой разошлись, а она очень переживает. Так переживает, что все время думает о сыне, что совсем опустились руки, и не хочется жить. И она тоже, не смотря на то, сто все родные, в том числе и сын, отговаривали её — пришла сюда сама. Бабушка оказывается православной воцерковленной женщиной: молится. Я этому очень рада. Я — такая же. А потом приходит медсестра, ставит мне какую-то капельницу и…Я помню, что я, как в тумане, держась за стену, иду в туалет… Потом я уже в постели. Голова отказывается соображать. Сон. Всё.