Почему у женщин при социализме секс лучше. Аргументы в пользу экономической независимости

Кристен Годси, 2018

Профессор Пенсильванского университета, автор семи книг Кристен Годси объясняет, почему триумф капитализма в странах первого и второго мира не стал выходом для большинства женщин. Она мастерски развенчивает устойчивые мифы о том, что в условиях свободного рынка у женщин больше возможностей достичь карьерных высот и экономической независимости, внутреннего равновесия и личного счастья. На множестве примеров Кристен Годси показывает, как, дискриминируя женщин, капитализм во всем обделяет их – от физических радостей до интеллектуальной самореализации – и использует в интересах процветания тех, кто уже находится на вершине экономической пирамиды. Несмотря на крах и идейную дискредитацию социализма в странах Восточной Европы, Годси убеждена, что многие элементы социалистической экономики способны обеспечить женщине условия для развития и полноправного труда, здоровое распределение сил между работой и семьей и в конечном итоге гармоничные и насыщенные сексуальные отношения.

Введение

Возможно, вы жертва капитализма

Посыл этой книги можно выразить лаконично: нерегулируемый капитализм плох для женщин, и, если мы воспримем некоторые идеи социализма, женщины будут жить лучше. Если все сделать правильно, социализм влечет за собой экономическую независимость, благоприятные условия труда, гармоничное распределение сил между работой и семьей и даже более качественный секс. Чтобы найти дорогу в такое завтра, нужно сделать выводы из ошибок прошлого, в том числе вдумчиво оценить историю государственного социализма в Восточной Европе XX в.

Если такая перспектива вас привлекает, давайте подумаем, что мы могли бы сделать, чтобы все изменить. Если вы не понимаете, почему капитализм как экономическая система несет женщинам один только вред, и не верите, что в социализме может быть хоть что-то хорошее, это короткое исследование раскроет вам глаза. Если вам плевать, как живут женщины, поскольку вы крайне правый интернет-тролль и женоненавистник, не тратьте деньги даром — эта книга не для вас.

Разумеется, можно возразить, что нерегулируемый капитализм — это отстой для всех людей, но я хочу сосредоточиться на непропорциональном ущербе, который он наносит женщинам. Конкурентные рынки труда дискриминируют тех, кто в силу своей репродуктивной биологии отвечает за деторождение. Сегодня это люди, получающие в роддоме розовую шапочку и букву Ж рядом с именем в свидетельстве о рождении (словно мы проиграли уже на старте просто потому, что не явились в этот мир мальчиками). Конкурентные рынки труда обесценивают и тех, на кого возлагается основное бремя заботы о детях. Хотя социальная позиция в этом отношении изменилась, большинство из нас до сих пор убеждены, что мама нужна маленькому человечку несопоставимо больше, чем папа, — по крайней мере, до тех пор, пока ребенок не подрастет настолько, чтобы играть в футбол.

Кто-то, возможно, заявит, что нерегулируемый капитализм плох не для всех женщин. Действительно, к женщинам, кому посчастливилось оказаться на вершине пирамиды распределения доходов, система весьма благосклонна. Хотя женщины на руководящем уровне до сих пор сталкиваются с гендерным разрывом в оплате труда и непропорционально мало представлены среди руководителей, в целом ситуация для таких, как Шерил Сэндберг^[1], складывается неплохо. Конечно, сексуальные домогательства все еще препятствуют прогрессу даже тех, кто сумел достичь вершины, и очень многие женщины убеждены: если хочешь играть с большими дядями, терпи и закрывай глаза на нежелательные ухаживания. Раса также играет важную роль — белые женщины гораздо более успешны, чем цветные. Однако, если рассматривать общество в целом, женщины находятся в сравнительно худшем положении в странах, где рынки менее стеснены регулированием, налогообложением и наличием государственных предприятий, чем там, где государственные доходы обеспечивают более высокий уровень перераспределения и более широкую систему социальной защиты.

Обратитесь к любому источнику данных и увидите одну и ту же картину. Безработица и бедность — проклятие женщин с детьми. Работодатели дискриминируют женщин, не имеющих детей, поскольку те могут обзавестись ими. В Соединенных Штатах в 2013 г. женщины старше 65 лет оказывались бедными значительно чаще мужчин и преобладали в категории «крайняя бедность». Во всем мире женщины сильнее страдают от экономических лишений. Женщины — последние, кого нанимают на работу, и первые, кого увольняют при спадах; если же они находят работу, то платят им меньше, чем мужчинам. Когда государствам надо срезать бюджетные расходы на образование, здравоохранение или пенсии престарелым, то матери, дочери, сестры и жены вынуждены закрывать брешь, бросив свои силы на заботы о малых, старых и больных. Капитализм процветает на неоплачиваемом домашнем труде женщин, поскольку женский труд по уходу и лечению позволяет снижать налоги. Чем ниже налоги, тем выше прибыль тех, кто и так наверху лестницы доходов — то есть мужчин^[2].

Капитализм не всегда был настолько бесчеловечным. На протяжении большей части XX в. само существование государственного социализма сдерживало злоупотребления свободного рынка. Угроза, которую представляла собой марксистская идеология, заставила правительства западных стран расширить систему социальной защиты, обезопасив работников от непредсказуемых, но неизбежных подъемов и спадов капиталистической экономики. После падения Берлинской стены многие радовались триумфу Запада, выбросившего социалистические идеи на свалку истории. Однако при всех своих недостатках государственный социализм служил для капитализма необходимым контрастом. Он отвечал за глобальный дискурс социальных и экономических прав — дискурс, привлекавший не только прогрессивные слои в Африке, Азии и Латинской Америке, но и многих мужчин и женщин в Западной Европе и Северной Америке. Именно поэтому политики пошли на улучшение условий труда наемных работников, запустили социальные программы для детей, бедных, престарелых, больных и инвалидов, ослабив эксплуатацию и снизив неравенство в доходах. После краха социализма капитализм сбросил ограничения рыночного регулирования и перераспределения доходов. Стоило исчезнуть угрозе со стороны противницы-сверхдержавы, и последние 30 лет всемирного неолиберализма стали временем стремительного усыхания социальных программ, которые защищали граждан от циклической нестабильности и финансовых кризисов и нивелировали огромный разрыв в распределении доходов.

Весь XX в. западные капиталистические страны старались превзойти страны Восточной Европы и в отношении прав женщин, что питало прогрессивные социальные изменения. Например, сторонники государственного социализма в СССР и Восточной Европе достигли таких успехов в предоставлении женщинам экономических возможностей вне дома, что поначалу, на протяжении двух десятилетий после окончания Второй мировой войны, работа женщин по найму ассоциировалась с ужасами коммунизма. Американский образ жизни предполагал, что мужчина обеспечивает семью, а женщина занимается домом. Постепенно, однако, социализм ушел в отрыв от эмансипации женщин, и идеал в духе сериала «Предоставьте это Биверу» (Leave It to Beaver, 1957) несколько поблек. Запуск советского спутника в космос в 1957 г. заставил американских лидеров пересмотреть свои взгляды на сохранение традиционных гендерных ролей. Их испугало преимущество социалистических стран в технологическом развитии, достигнутое двойной силой интеллекта их граждан: русские дали образование женщинам и ориентировали самых лучших и талантливых на научные исследования^[3].

Боясь превосходства Восточного блока в космической гонке, американское правительство в 1958 г. приняло Закон об образовании в целях национальной обороны (National Defense Education Act, NDEA). Несмотря на сохраняющееся желание женщин оставаться дома и зависеть от мужей, NDEA дал талантливым девушкам возможность изучать естественные науки и математику. В 1961 г. президент Джон Кеннеди подписал Указ № 10980 об организации первой президентской комиссии по изучению положения женщин в интересах государственной безопасности. Комиссия, возглавленная Элеонорой Рузвельт, заложила основы будущего женского движения в США. Следующее потрясение американцы испытали в 1963 г., когда Валентина Терешкова стала первой женщиной-космонавтом, проведя на земной орбите больше времени, чем все американские астронавты-мужчины вместе взятые. В дальнейшем господство Советского Союза и стран Восточной Европы на Олимпийских играх спровоцировало принятие закона, позволившего Соединенным Штатам выявлять и тренировать больше спортсменок, чтобы отобрать золотые медали у идеологического врага^[4].

Научные достижения в социалистических странах побудили американское правительство профинансировать важное исследование «Женщины в советской экономике». Руководитель исследования посетил СССР в 1955, 1962 и 1965 гг., чтобы изучить советскую политику интеграции женщин в трудовую жизнь в качестве образца для американских законодателей. «Обеспокоенность последних лет из-за растрачиваемых способностей женщин привела к созданию президентской комиссии по изучению их положения, которая опубликовала серию докладов по разным проблемам, влияющим на женщин и их участие в экономической, политической и социальной жизни, — говорилось в начале доклада 1966 г. — Чтобы лучше использовать возможности наших женщин, важно познакомиться с иностранным опытом женского участия в труде. И здесь советский опыт особенно интересен». Прецедент, созданный восточноевропейскими социалистическими странами, стал для американских политиков авторитетным примером в исторический момент, когда Бетти Фридан^[5] опубликовала книгу «Загадка женственности»^[6] и показала, насколько белые женщины из среднего класса не удовлетворены своей ограниченной домашней жизнью. В современном политическом климате, пожалуй, трудно постичь, что соперничество сверхдержав могло вылиться в интерес к положению женщин^[7].

★

Сегодня социалистические идеи переживают возрождение, а молодежь Соединенных Штатов, Франции, Великобритании, Греции и Германии вдохновляется такими политиками, как Берни Сандерс, Жан-Люк Меланшон, Джереми Корбин, Янис Варуфакис и Сара Вагенкнехт. Граждане мечтают о другом политическом пути, ведущем в эгалитарное и устойчивое будущее. Чтобы двигаться вперед, мы должны научиться обсуждать прошлое без обеления или очернения как собственной истории, так и достижений государственного социализма. С одной стороны, любое детализированное описание социализма XX в. неизбежно столкнется с бурей возмущения со стороны тех, кто утверждает, что это было чистое зло. Как заметил чешский писатель Милан Кундера в знаменитом романе «Невыносимая легкость бытия»: «Однако те, кто борется против так называемых тоталитарных режимов, едва ли могут бороться вопросами и сомнениями. Им тоже нужны уверенность и простые истины, которые были бы доступны как можно большему числу людей и вызывали бы коллективные слезы»^[8][9]. С другой стороны, некоторые молодые люди сегодня полушутя призывают «полный коммунизм прямо сейчас». Левые миллениалы, возможно, не знают (или предпочитают не знать) о реальных ужасах, совершаемых в отношении граждан стран с однопартийной системой. Жуткие истории о секретной полиции, невозможность путешествовать, нехватка потребительских товаров и трудовые лагеря не просто антикоммунистическая пропаганда. Наше коллективное будущее зависит от взвешенного изучения прошлого, чтобы мы могли отбросить плохое и пойти вперед, вооружившись хорошим, особенно в том, что касается прав женщин.

С середины XIX в. европейские социологи утверждали, что женский пол находится в беспрецедентно невыигрышном положении в экономической системе, ставящей прибыль и частную собственность выше человека. На протяжении 1970-х гг. социалистки-феминистки США также пришли к выводу, что уничтожить патриархат недостаточно. Эксплуатация и неравенство сохранятся до тех пор, пока финансовая элита паразитирует на покорных женщинах, бесплатно поставляющих рабочую силу. Однако эта ранняя критика основывалась на абстрактных теориях при недостатке эмпирических свидетельств. Очень постепенно, на всем протяжении первой половины XX в., новые правительства стран демократического социализма и государственного социализма в Европе проверяли эти теории на практике. Политические лидеры Восточной Германии, Скандинавии, Советского Союза и Восточной Европы поддерживали идею эмансипации женщин путем их полного включения в рабочую силу. Скоро эти идеи проникли в Китай, на Кубу и во множество только что обретших независимость стран по всему миру. Эксперименты с экономической независимостью женщин питали женское движение XX в. и революционизировали сферу жизненного выбора женщин, прежде ограниченного домашними заботами. Нигде в мире не было столько трудящихся женщин, сколько в социалистических странах^[10].

Эмансипация женщин вдохновила идеологию практически всех социалистических стран. Франко-русская революционерка Инесса Арманд произнесла ставшие знаменитыми слова: «Если освобождение женщин немыслимо без коммунизма, то коммунизм немыслим без освобождения женщин». Хотя между странами наблюдались важные различия, и ни одна на практике не достигла полного равенства, эти государства действительно вложили огромные средства в образование и обучение женщин и их продвижение в профессии, где прежде господствовали мужчины. Понимая требования репродуктивной биологии, они также старались социализировать домашний труд и воспитание детей, создав сеть государственных яслей, детских садов, прачечных и кафе. Длительные декретные отпуска с сохранением рабочего места и льготы на детей позволили женщинам обрести по крайней мере подобие баланса между работой и семьей. Более того, государственный социализм XX в. улучшил материальные условия миллионов женщин; материнская и младенческая смертность снизились, увеличилась продолжительность жизни, практически исчезла неграмотность. Приведу лишь один пример. Большинство албанских женщин были неграмотны до принятия социализма в 1945 г. Всего через десять лет все население страны моложе 40 лет умело читать и писать, а к 1980-м гг. половину студентов албанских университетов составляли женщины^[11].

Каждая страна следовала собственной политике, но в общем социалистические правительства уменьшили экономическую зависимость женщины от мужчины, сделав мужчин и женщин равноправными получателями услуг социалистического государства. Эти меры помогли отвязать любовь и интимные отношения от экономических соображений. Если женщины имеют собственный источник дохода, а государство гарантирует социальную защищенность в преклонном возрасте, в случае болезни или инвалидности, у женщин нет экономических оснований сохранять сопряженные с насилием, неудовлетворяющие или по иной причине нездоровые отношения. В таких странах, как Польша, Венгрия, Чехословакия, Болгария, Югославия и Восточная Германия, экономическая независимость женщин вылилась в культуру, в которой личные отношения могли быть освобождены от влияния рынка. Женщинам не приходилось выходить замуж за деньги^[12].

Разумеется, как видно из опыта Восточной Европы, не следует игнорировать оборотную сторону. Права женщин в странах Восточного блока не включали заботу об однополых парах и носителях гендерной неконформности. Аборт являлся основным способом регулирования рождаемости в странах, где его можно было сделать по собственному желанию. Большинство государств Восточной Европы активно подталкивало женщин к материнству; в Румынии, Албании и сталинском СССР женщин вынуждали сохранять нежеланных детей. Правительства в социалистических государствах подавляли обсуждение проблем сексуальных домогательств, домашнего насилия и изнасилований. Кроме того, несмотря на старания вовлечь мужчин в работу по дому и уход за детьми, мужчины противились этому. Многие женщины испытывали двойной гнет обязательного официального трудоустройства и домашних забот, что превосходно описано в блестящей повести Натальи Баранской «Неделя как неделя». Наконец, ни в одной стране права женщин не продвигались как проект в поддержку женского индивидуализма или самореализации. Вместо этого государство поддерживало женщин как работников и матерей, чтобы они могли полнее участвовать в коллективной жизни страны^[13].

После падения Берлинской стены в 1989 г. новые демократические правительства быстро приватизировали государственные активы и демонтировали системы государственной социальной поддержки. Мужчины в этих новорожденных экономиках сохранили свою «естественную» роль главы семьи, а женщинам предлагалось вернуться в дом в качестве матерей и жен на обеспечение мужей. По всей Восточной Европе националисты после 1989 г. утверждали, что капиталистическая конкуренция освободит женщин от приснопамятного двойного бремени и восстановит семейную и общественную гармонию, позволив мужчинам вернуть свою маскулинную власть в качестве кормильцев. Однако это означало, что мужчины вернули финансовый контроль над женщинами. Например, знаменитый историк-сексолог Дагмар Херцог в конце 2006 г. переговорила с рядом мужчин в возрасте около 50 лет из Восточной Германии. По их словам, их очень раздражало, что женщины Восточной Германии имели такую сексуальную самодостаточность и экономическую независимость. «Деньги были бессильны. Несколько лишних восточногерманских марок, которые мог заработать доктор по сравнению, скажем, с артистом театра, абсолютно ничего не давали, объясняли они, в соблазнении или удержании женщины, как это позволяла зарплата врача на Западе. “Нужно было быть интересным”. Какая досада! “Сейчас, в объединенной Германии, у меня как у мужчины гораздо больше власти, чем когда-либо было в эпоху коммунизма”, — признался один из восточных немцев». Более того, после публикации моей колонки в The New York Times «Почему женщины при социализме имеют лучший секс» я дала интервью Дагу Хенвуду в его радиопрограмме Behind the News. Одна слушательница, 46-летняя женщина, родившаяся в Советском Союзе, прислала на адрес шоу электронное письмо, где писала, что я «попала в точку» в своем рассмотрении романтических отношений в «прежней стране», в ее терминологии, «а также в том, как мужчины властвуют над женщинами с помощью денег здесь [в Соединенных Штатах]»^[14].

Крах государственного социализма в 1989 г. создал идеальную лабораторию для изучения влияния капитализма на жизнь женщин. Мир мог наблюдать за тем, как вместо плановой экономики рубля возникли свободные рынки и как это сказывалось на различных категориях работников. После десятилетий дефицита жители Восточной Европы с готовностью променяли авторитаризм на обещание демократии и экономического благополучия, открыв свои страны для западного капитала и международной торговли. Однако обнаружились непредвиденные издержки.

Уничтожение однопартийного государства и принятие политических свобод оказалось неразрывно связано с экономическим неолиберализмом. Новые демократические правительства приватизировали государственные предприятия, расчищая место для конкурентных рынков труда, где производительность определяла бы заработную плату. Ушли в прошлое длинные очереди за туалетной бумагой и покупка джинсов на черном рынке. Впереди замаячил великолепный потребительский рай без дефицита, голода, тайной полиции и трудовых лагерей. Однако по прошествии почти трех десятилетий многие жители Восточной Европы все еще ждут блестящего капиталистического будущего. Остальные оставили всякую надежду^[15].

Данные неоспоримы: как и великое множество женщин во всем мире, женщины Восточной Европы снова превращены в товар, который продается и покупается, — цена зависит от прихотливых изменений спроса и предложения. Сразу после краха государственного социализма хорватская журналистка Славенка Дракулич пояснила: «Мы живем в окружении новоявленных порношопов, порножурналов, пип-шоу, стрип-баров, безработицы и галопирующей бедности. Будапешт называют “городом любви, Бангкоком Восточной Европы”. Румынские женщины отдаются за один доллар на румыно-югославской границе. В этих условиях наши националистические правительства угрожают отнять у нас право на аборт и требуют, чтобы мы плодились, чтобы рожали еще поляков, венгров, чехов, хорватов, словаков». Сегодня русские невесты по переписке, украинские работницы секс-индустрии, молдавские няни и польские горничные наводняют Западную Европу. Посредники сбывают белокурые косы нищих белорусских подростков нью-йоркским изготовителям париков. Прага — эпицентр европейской порноиндустрии. Торговцы людьми наводняют улицы Софии, Бухареста и Кишинева девчонками, мечтающими о благополучной жизни на Западе^[16].

Восточноевропейские граждане старшего возраста вспоминают скромные радости и предсказуемость своей жизни до 1989 г.: бесплатное образование и здравоохранение, отсутствие страха потерять работу и остаться без средств. Анекдот, который рассказывают на многих языках Восточной Европы, иллюстрирует эти чувства.

Среди ночи женщина вскрикивает и выскакивает из постели с ужасом в глазах. Изумленный муж наблюдает, как она мчится в ванную и открывает аптечку, затем кидается в кухню и исследует содержимое холодильника. Наконец, она распахивает окно и осматривает улицу возле дома. Глубоко вздыхает и возвращается в постель.

— Что стряслось? — спрашивает муж.

— Мне приснился кошмар, — отвечает жена. — Снилось, будто у нас есть необходимые лекарства, холодильник забит продуктами, а на улице чисто и безопасно.

— Какой же это кошмар?

Женщина качает головой и содрогается.

— Я подумала, коммунисты вернулись к власти.

Опросы общественного мнения показывают, что многие граждане уверены, что до 1989 г., при авторитаризме, жили лучше. Хотя эти опросы могут свидетельствовать скорее о разочаровании настоящим, чем о желании вернуться в прошлое, они осложняют тоталитарный нарратив. Например, опрос случайной выборки из 1055 совершеннолетних румын в 2013 г. показал, что только треть считает, что жили хуже до 1989 г.: 44 % сказали, что жили лучше, и 16 % не заметили изменений. Эти результаты интересны и в отношении гендерного распределения: 47 % женщин и лишь 42 % мужчин считали государственный социализм лучшим строем для своей страны. Аналогично, если 36 % мужчин заявили, что их жизнь по сравнению с 1989 г. улучшилась, только 31 % женщин полагали, что при диктаторе Николае Чаушеску им жилось хуже, чем сейчас. И это в Румынии, одной из самых коррумпированных и деспотичных стран бывшего Восточного блока. Такие же результаты принесло исследование в Польше в 2011 г., а также опросы в восьми других бывших социалистических странах в 2009 г. Многие из граждан, имевших возможность жить при двух экономических системах, сегодня видят, что капитализм хуже социализма, от которого они когда-то с радостью отказались^[17].

★

Вернемся в Соединенные Штаты. Крах социализма в Восточной Европе ознаменовал начало триумфального шествия западного капитализма. Идеи «Великого общества»^[18] по регулированию нашей экономики с целью роста благосостояния всех граждан, включая женщин, оказались в немилости. Приход так называемого Вашингтонского консенсуса (рожденного рейганомикой) означал приватизацию и сворачивание системы социального обеспечения во имя рыночной эффективности. На протяжении 1990-х и 2000-х гг. финансовый, транспортный и коммунальный секторы лишились госрегулирования. Мы приравняли свободу к свободному рынку. После мирового финансового кризиса 2008 г. экономические элиты перераспределили и без того скудные государственные бюджеты, урезав социальные программы и истратив деньги налогоплательщиков на спасение банкиров, ответственных за произошедшее. Акция «Захвати Уолл-стрит» привлекла внимание к структурному неравенству, но политики, как республиканцы, так и демократы, единодушно отвечали разгневанной общественности все тем же старым лозунгом: капитализму нет альтернативы.

Это ложь.

Консервативные рыцари холодной войны ответят на любую попытку уйти от примитивизации истории государственного социализма XX в. воплями о голоде и репрессиях сталинизма. В их воображении весь опыт социалистических стран сводится к стоянию людей в очередях за хлебом и доносам на соседей в тайную полицию. 70 лет в Советском Союзе и 45 лет в Восточной Европе тоталитарные лидеры, видимо, только и делали, что швыряли всех граждан до единого то в трудовые лагеря, то в тюрьмы. Если рождались дети, то не потому, что люди хотели создать семью, — нет, это Партия массово осеменяла население для выполнения установленных норм воспроизводства. Антикоммунисты отказываются признать важные различия социумов, принявших социализм, или воздать должное их многосторонним достижениям в науке, образовании, здравоохранении, культуре и спорте. В стереотипах, продвигаемых западными лидерами, государственный социализм — это неэффективная экономическая система и устрашающая красная угроза, противостояние которой требует миллиардов долларов налогоплательщиков. Как то и другое могло бы сосуществовать, непонятно.

Сегодня в Восточной Европе многочисленные исследовательские институты с западным финансированием изучают преступления коммунизма. В таких странах, как Венгрия, Болгария и Румыния (все это союзники Германии во Второй мировой войне), потомки нацистских коллаборационистов спешат выставить себя «жертвами коммунизма». Местные политики и экономическая элита, выигравшие от перехода к свободному рынку (особенно те, кто имел ранее национализированную собственность предков, возвращенную по реституции после 1989 г.), вступают в сговор с целью создания одного официального тоталитарного нарратива о прошлом. Например, после моей лекции в Вене в 2011 г. молодая болгарка из числа слушателей отправила мне электронное письмо с благодарностью за смелость при обсуждении определенного позитивного наследия Тодора Живкова, руководителя Болгарии с 1954 по 1989 г.: «Никто [в Болгарии] не может говорить о ностальгии и болезненных проблемах переходного периода, не получив клеймо коммуниста, отрицателя преступлений правления Живкова. Важные вопросы, которые вы поднимаете, не представлены в дискурсе или в СМИ»^[19]. В соседней Румынии литературовед Кости Рогозану подверг критике восточноевропейскую практику использования устрашающих россказней о социалистическом прошлом для оправдания продолжающегося следования неолиберальным экономическим курсом в настоящем: «Вы хотите увеличения заработной платы? Вы коммунист. Хотите государственных услуг? Хотите, чтобы налогами облагали богатых, облегчив бремя мелких производителей и наемных работников? Вы коммунист и вы убили моих бабушку и дедушку. Хотите общественный транспорт вместо хайвеев? Вы мегакоммунист и [тупой] понтярщик»^[20]

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Шерил Сэндберг — американская предпринимательница, главный операционный директор в Facebook с 2008 г., с июня 2012 г. — член совета директоров компании. Ранее — вице-президент по международным веб-продажам и операциям в Google, директор по персоналу Министерства финансов США. В 2012 г. вошла в Time 100 — список наиболее влиятельных людей мира по версии журнала Time. — Прим. ред.

2

Cynthia Hess and Stephanie Roman, “Poverty, Gender, and Public Policies,” IWPR Briefing Paper, Feb. 29, 2016, iwpr.org/publications/poverty-gender-and-public-policies; Maria Shriver, “The Female Face of Poverty,” Atlantic, Jan. 8, 2014; Juliette Cubanski, Giselle Casillas, and Anthony Damico, “Poverty Among Seniors: An Updated Analysis of National and State Level Poverty Rates Under the Official and Supplemental Poverty Measures,” KKF.org, Jan. 10, 2015, www.kff.org/medicare/issue-brief/poverty-among-seniors-an-updated-analysis-of-national-and-state-level-poverty-rates-under-the-official-and-supplemental-poverty-measures; Heidi Moore, “Living Longer and Earning Less: Are Elderly Women Doomed to Be Poor?” Guardian (London), Sept. 26, 2013, www.theguardian.com/money/us-money-blog/2013/sep/26/are-elderly-women-doomed-poverty.

3

Elaine Tyler May, Homeward Bound: American Families in the Cold War Era (New York: Basic Books, 1988).

4

US Senate, “Sputnik Spurs Passage of the National Defense Education Act,” Oct. 4, 1957, www.senate.gov/artandhistory/history/minute/Sputnik_Spurs_Passage_of_National_Defense_Education_Act.htm; “Executive Order 10980 — Establishing the President’s Commission on the Status of Women,” Dec. 14, 1961, www.presidency.ucsb.edu/ws/?pid=58918; Tim Sharp, “Valentina Tereshkova: First Woman in Space,” Space.com, Jan. 22, 2018, www.space.com/21571-valentina-tereshkova.html; Susan Ware, Title IX: A Brief History with Documents (Long Grove, IL: Waveland, 2014).

5

Бетти Фридан (Бетти Наоми Гольдштейн; 1921−2006) — лидер американского феминизма, создательница и президент Национальной организации женщин США. — Здесь и далее примечания переводчика, если не указано иное.

6

Фридан Б. Загадка женственности. — М.: Прогресс, 1993.

7

Norton T. Dodge, Women in the Soviet Economy: Their Role in Economic, Scientific, and Technical Development (Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1966).

8

Кундера М. Невыносимая легкость бытия. — СПб.: Азбука-классика, 2002.

9

Milan Kundera, The Unbearable Lightness of Being (New York: Harper Perennial, 2009), 254.

10

International Labor Organization, “Women in Economic Activity: A Global Statistical Survey (1950–2000),” A Joint Publication of the International Labor Organization and INSTRAW, 1985.

11

Слова Инессы Арманд цит. в: Barbara Evans Clements, Bolshevik Feminist: The Life of Aleksandra Kollontai (Bloomington: University of Indiana Press, 1979), 155; Fatos Tarifa, “Disappearing from Politics (Albania),” in Women in the Politics of Postcommunist Eastern Europe, edited by Marilyn Rueschemeyer (Armonk, NY: M. E. Sharpe, 1998), 269.

12

Katherine Verdery, What Was Communism and What Comes Next (Princeton, NJ: Princeton University Press, 1996); Josie McLellan, Love in the Time of Communism: Intimacy and Sexuality in the GDR (New York: Cambridge University Press, 2011). Другие источники рассматриваются в следующих главах.

13

Susan Gal and Gail Kligman, The Politics of Gender After Socialism (Princeton, NJ: Princeton University Press, 2000).

14

Janine R. Wedel, Collision and Collusion: The Strange Case of Western Aid to Eastern Europe, 1989–1998 (New York: St. Martin’s, 1998); цит. по: Dagmar Herzog. “Post Coitum Triste Est…? Sexual Politics and Culture in Postunification Germany,” German Politics and Society 94, no. 28 (2010): 111–140; цитату о Советском Союзе приводит Даг Хенвуд в личной электронной переписке с автором от 18 августа 2017 г.

15

Kristen Ghodsee, “Fires,” in Red Hangover: Legacies of Twentieth-Century Communism (Durham, NC: Duke University Press, 2017).

16

Slavenka Drakulić, How We Survived Communism and Even Laughed (New York: Harper Perennial, 1993), 132; Peter Pomerantsev, Nothing Is True and Everything Is Possible: The Surreal Heart of the New Russia (New York: PublicAffairs, 2014); Justyna Pawlak, “Sex Slavery Plagues Romania and Bulgaria,” Reuters, Jan. 21, 2007, www.reuters.com/article/us-eu-candidates-trafficking/sex-slavery-plagues-romania-and-bulgaria-idUSEIC87273820061228; Krista Georgieva, “I Was Kidnapped by a Bulgarian Human Trafficking Ring,” Vice, Apr. 28, 2013, www.vice.com/en_us/article/avnb8g/human-trafficking-bulgaria-south-italy; Ana Maria Touma and Maria Cheresheva, “Modern Slavery Risk Highlighted in Bulgaria, Romania,” BalkanInsight.com, Aug. 17, 2017, www.balkaninsight.com/en/article/romania-bulgarians-at-great-risk-of-modern-slavery-experts-warn-08-16-2017.

17

INSCOP Research, “Barometrul,” Nov. 2013, на румынском языке: www.inscop.ro/wp-content/uploads/2014/01/INSCOP-noiembrie-ISTORIE.pdf; результаты для Польши см.: Janusz Czapiński and Tomasz Panek, editors, “Special Issue: Social Diagnosis 2011 Objective and Subjective Quality of Life in Poland Report,” Contemporary Economics: Quarterly of University of Finance and Management in Warsaw, 5, no. 3 (2011): 182, ce.vizja.pl/en/issues/volume/5/issue/3#art254; Pew Research Center, “End of Communism Cheered but Now with More Reservations,” Nov. 9, 2011, www.pewglobal.org/2009/11/02/end-of-communism-cheered-but-now-with-more-reservations; John Feffer, Aftershock: A Journey into Eastern Europe’s Broken Dreams (London: Zed, 2017).

18

Great Society — набор программ, предлагавшихся или принятых в США по инициативе президента Линдона Джонсона в целях построения «Великого общества», в котором не будет бедности. — Прим. ред.

19

Kristen Ghodsee, “A Tale of Two Totalitarianisms: The Crisis of Capitalism and the Historical Memory of Communism,” History of the Present: A Journal of Critical History 4, no. 2 (2014): 115–142; Bulgarian woman in audience, личная переписка с автором по электронной почте, 2011.

20

Costi Rogozanu, “Condamnarea ritualică a comunismului şi de unde începe reformarea stîngii,” December 18, 2014, voxpublica.realitatea.net/politica-societate/condamnarea-ritualica-a-comunismului-si-reformarea-reala-a-stingii-110586.html, пер. и цит.: Liviu Chelcea and Oana Druţă, “Zombie Socialism and the Rise of Neoliberalism in Post-Socialist Central and Eastern Europe,” Eurasian Geography and Economics 57, nos. 4–5 (2016): 521–544, 521.