Он зло

Кристина Лукьянова (2024)

Эта история о смерти, любви, жизни и магии. Московин Юрий Анатольевич особенный человек. У него есть желание победить смерть. Но каков его метод? Сколько боли он принесет людям? Все герои имеют реальный прототип. И если вы хотите взглянуть в разум больного человека, то добро пожаловать, на страницы книги «Он Зло».

Глава 3

Настасья

Настасья сидела в кресле, запрокинув ногу на ногу, и попивала горячий кофе. Пациент опаздывал на пятнадцать минут, как же она не любила непунктуальных людей. Юрий не был похож на такого человека, в первую встречу он показался ей ответственным и собранным. Настасья позвала Марину в свой кабинет.

— Настасья Викторовна, я дозвонилась на домашний телефон Юрия Анатольевича, его мать сказала, что тот уехал в командировку, что они забыли вас предупредить. — эта новость странным образом расстроила Настасью.

— Хорошо, на сегодня записей больше нет?

— Нет. Настасья Викторовна, я хотела у вас спросить. Так получилось, что ко мне приезжает сестра на три дня, с ребенком, — девушка замялась, ей явно сложно давались просьбы, — Можно я поработаю с ним? Он будет тихо сидеть рядом со мной в холле.

— Нет, нельзя. Детям не место на работе. — отрезала Настасья. Дети… она все еще не могла смотреть на них. Боль становилась невыносимой от их присутствия.

— Но его больше негде оставить…

— А сестра, мать ребенка? Почему она не может сидеть с ним?

— Она приезжает по важным делам, ей будет сложно заниматься сыном. — слезы на глазах Марины готовы были хлынуть водопадом. — У нее рак, они живут в селе, она приезжает обсудить лечение.

— Сколько лет мальчику?

— Шесть, но он очень спокойный и послушный. — оживилась Марина, в надежде, что Настасья передумает. Что плохого в детях, почему она их избегает, девушка не могла понять такого поведения со стороны женщины.

— Нет. Я против, простите. Можете взять отгул в эти дни.

— Почему? Что с вами не так? — Марина сама не понимала почему вспылила, почему позволила этим словам вырваться наружу. Настасья встала из-за стола, ее лицо стало алым, но не от злости, как подумала Марина, а от борьбы с самой собой. Ей хотелось кричать о том, какую боль она испытывает, видя детей, о том, как сложно потерять самое дорогое, что есть в жизни, о том, как непросто перестать быть матерью, даже мертвому ребенку.

— У меня был Миша. — выдохнув, произнесла Настасья, рухнув на кушетку для пациентов и обессилено взмахнув руками. Дальше слова сами полились из ее уст: — Он родился с пороком сердца. Нет, я не виню себя в его болезни, я никогда не отказалась бы от тех шести лет, что он прожил в этом мире. Я не могу смотреть на других детей, становится невыносимо от мысли, что кто-то достоин жить, а мой малыш — нет. Простите Марина, я не смогу лечить других, если рядом будет ребенок.

Марина молчала, она не знала, что сказать, как поддержать несчастную мать. Тихо наклонилась перед Настасьей на корточки и крепко обняла ее, роняя капли слез на ее плечи. Настасья никогда не ощущала себя так легко, как сейчас. Она произнесла вслух то, чего боялась больше всего. Она впервые призналась кому-то, что потеряла Мишу. Прошел час, прежде чем Марина и Настасья вышли из кабинета. Они долго молчали, потом говорили, рассказывали друг другу самые счастливые и печальные моменты жизни. Несмотря на разницу в возрасте, Настасья ощутила, что обрела близкого человека в лице студентки-секретарши. Уже на выходе из офиса Марина вспомнила, что хотела рассказать Настасье Викторовне еще кое-что.

— А вы знали, что ваш пациент Юрий Анатольевич писатель?

— И что же он пишет? — улыбнулась Настасья.

— Он пишет о кладбищах, о нашем крае в местной газете. У него целая колонка, представляете? Каждый вторник и четверг выходят статьи. Я подумала, вам будет интересно их прочесть и скупила в киоске все, что было.

— Ты невероятная, если твой Алешка не будет сдувать с тебя пылинки, он будет полным дураком!

— Будет, еще как, вот увидите, Настасья Викторовна, я его воспитаю как надо. — женщины рассмеялись в голос и на доброй ноте разошлись по домам.

Весь оставшийся день Настасья изучала тексты Юрия. Кладбища, стаи агрессивных собак, отловленных благодаря трудам Юрия, но больше всего Настасью впечатлила статья о могиле девочки-ведьмы, которая умерла во время какого-то черно-магического ритуала. Тексты Юрия были оформлены в мрачную атмосферу и поданы на красивом блюдечке. Почему его так интересовали мертвые? Что пытался он донести читателям? Может, проблема, из-за которой мать Юрия настояла на их сеансе была намного глубже, чем смена деятельности. В этом ей еще предстояло разобраться, но Юрий уехал, а записи на новый сеанс так и нет. Долго не думая, Настасья взяла телефон и набрала шестизначный номер. В трубке послышался знакомый женский голос.

— Алло?

— Добрый вечер, Вероника Васильевна?

— Да, кто спрашивает?

— Это Настасья Викторовна, психотерапевт вашего сына Юрия. Я хотела узнать, все ли хорошо у вас, просто Юрий не рассказывал мне о предстоящей командировке.

— Да, я понимаю, Юра такой не ответственный. Просто это его спонтанное решение, он поехал в село Вязовка, собирает какие-то данные. Мы свяжемся с вами, как только Юрочка вернется.

— Спасибо. Извините за беспокойство.

Настасья чувствовала: что-то не так. Приготовив на ужин рис с овощами, женщина все не могла выкинуть из головы фразу на латинском, произнесенную Юрием. Зачем он сказал ее? Настасья тихо прошептала:

— Когда ничто другое не помогает, притворись мертвым.

Муся, до этого мирно спавшая калачиком у ног хозяйки, подпрыгнула и громко захрипела. Шерсть на ее спине встала дыбом, глаза бешено озирались по сторонам.

— Муся, все хорошо. Ксс-ксс-ксс, — позвала Настасья, пытаясь успокоить встревоженную кошку. Но Муся не реагировала на голос Настасьи. Ее маленькое тельце, запрокинулось назад и начало биться в конвульсиях. Из открытой пасти пошла пена. Настасья схватилась за голову, наклонилась к Мусе, терла ее спинку, говорила ласковые слова, но через пару минут Муся затихла. Тело окоченело сразу. Настасья не могла унять дрожь в руках, слезы градом стекали по щекам. Она нашла коробочку, аккуратно полотенцем взяла маленькое тельце и переложила его. На улице было темно. Настасья с коробкой и небольшой лопатой в руках нашла молодое деревце во дворе дома. Она надеялась, что соседи спят и не увидят, как у детской площадки закапывается труп. Сделав дело, Настасья вернулась в квартиру, и впервые за долгое время пошла в спальню Миши. Кроватка была мала, но ложиться на диван, который был установлен для нее, чтобы ночами она могла наблюдать за сыном, был худшим вариантом. Поджав колени под себя, в позе эмбриона, вдыхая родной запах, Настасья крепко уснула.

Новый день начался со звонка Паши. Бывший муж настойчиво желал встретиться с Настасьей. Они не виделись больше года, даже на годовщину смерти сына, Паша не присутствовал на кладбище. Не то, чтобы Настасья очень хотела его видеть там, но обида забралась глубоко в душу. Вообще, его реакция на смерть Миши стала последней точкой в отношениях. Все годы болезни, Настасья видела отчужденное отношение к ребенку, нежелание быть рядом. В один момент она даже задумывалась бросить работу и посвятить все свое время Мише, но что-то внутри подсказывало, что Паша ненадежен, что, оставшись без работы, она может не потянуть лечение сына. Выходом из этой ситуации была няня. Зачем Паша решил наведаться к ней, Настасья понять не могла, но отказывать не стала. Через час после утреннего звонка бывший муж был на пороге квартиры. Без Муси в квартире стало слишком тихо, Настасья даже обрадовалась звонку в дверь, это была лишняя возможность переключиться с печальных мыслей о смерти кошки.

— Привет. — крепко обнимая бывшую жену, хриплым голосом произнес Паша.

— Не поверишь, но я даже рада твоему приходу. — улыбнулась Настасья, вдыхая до боли родной запах любимого одеколона. — Разувайся, проходи. На кухне уже заваривался мятный чай, а две чашки аккуратно стояли на белых блюдечках. Затянув пояс бордового атласного халата, Настасья села напротив Паши в ожидании разговора, ради которого он приехал.

— Как ты? Похудела еще сильнее. — начал он.

— Как видишь, живу. Вчера Муся умерла.

— Почему? Почему не позвонила?

— А чем бы ты помог? Живешь далеко, да и поздно было.

— Тась, я женюсь. — Резко, словно ножом резанул Паша. Настасья от неожиданности сделала слишком большой глоток, чай обжег язык, небо. Хлопая глазами, она старалась сделать максимально непринужденный вид, но слезы в глазах предательски набирались, может, от ожога, а может, от сказанных слов. Она молчала, сказать было нечего.

— Ты ведь сама понимаешь, жизнь продолжается. Миша был бы рад, если бы, и ты нашла кого-то, может, даже родила еще…

— Замолчи! Просто заткни свой рот. Как ты смеешь мне говорить, что хотел бы Миша? Да откуда тебе знать!

— Тася, я не хотел тебя обидеть, я просто переживаю за тебя.

— Переживаешь? — ехидный смешок сам вырвался с ее уст. Эмоции зашкаливали, она никогда не чувствовала такую бурю внутри себя, выпусти ее наружу, и она сметет все на своем пути.

— Да, переживаю. Ты заперлась в этой квартире, как в мавзолее, ходишь лечить своих идиотов и дураков, а сама иссыхаешь, прячешься от всего живого на этой планете!

— Достаточно, не продолжай. Говори, чего хочешь, зачем пришел и уходи. Больше года, Паша, ты не звонил, не приходил больше года! А теперь рассказываешь мне, как неправильно я живу?

— Ты права… Я просто хочу, чтобы всем было хорошо. — Как обычно, Паша всегда строил из себя жертву в ссорах, особенно тогда, когда не знал, что сказать в свое оправдание. Настасья прекрасно изучила этот его инструмент манипулирования.

— Только не зови меня на свадьбу, я надеюсь, что ты не для этого пришел? — перевела тему она.

— Нет. Я хочу поговорить о квартире. Понимаешь, я все эти годы живу на съемной, раньше я не думал, что она нужна мне, но сейчас я женюсь. Да и тебе на пользу будет поменять место, задышишь свободнее.

— Что? Паша, ты совсем с ума сошел? Я не продам эту квартиру, точка.

— Я предлагаю поделить деньги поровну, мы ведь въехали сюда, когда поженились, я сделал этот чертов ремонт.

— Это квартира моей матери! Сделал ремонт, на этом спасибо, это все, что ты вложил в нашу семью. Уходи. — Паша не спорил, он понимал с самого начала, что с перового раза положительного ответа от бывшей жены не будет.

— Лена беременна, Тась, подумай насчет продажи, не торопись.

Паша ушел. Настасья была зла, так зла, что ей хотелось сжечь все дотла в этой квартире. Конечно, трешка в центре города для одинокой женщины большая редкость, но Паша претендует на чужое. Нет, он не получит от нее денег, что бы ни случилось. Ребенок — это его проблема. Звонок на телефон, неужели это опять он, подумала Настасья, схватила трубку и проорала на эмоциях:

— Оставь меня и больше не смей приходить или звонить!

— Настасья Викторовна, это вы мне? — послышался мужской голос.

— Ой, простите, нет. С кем я говорю?

— Это Юрий Анатольевич… Московин, я вернулся из командировки, хотел назначить сеанс. Если вы, конечно, не передумали работать со мной.

— Юрий, здравствуйте! Нет, что вы, я буду рада вас видеть. Когда вам будет удобно встретиться?

— В понедельник, где-то на восемь тридцать?

— Буду вас ждать.

— До встречи, Настасья Викторовна. — короткие гудки раздались в трубке телефона.

После разговора с Юрием эмоции пришли в гармонию сами собой. Странно действовал на нее этот человек. С первой их встречи она ощущала, что попала в магическую сеть обаяния этого мужчины. И только сейчас ощутила, насколько сильно было ожидание новой встречи. Юрий хранил какие-то тайны. Она даже поймала себя на мысли, что хочет рассказать Московину о сыне, о своей боли и потере.

Выходные прошли незаметно, как, впрочем, и всегда. Домашние дела в виде уборки, готовки, что угодно, лишь бы чем-то себя занять. Но вот, наконец, наступил долгожданный понедельник. Настасья больше не спала в своей спальне, все ночи она проводила в комнате сына. Сначала ютилась в его кровати, потом перебралась на диван. Ей казалось это странным, возможно, даже не нормальным, но комната Миши было единственным местом, где бессонница не могла дотянуться до нее своими лапами. С приходом здорового сна Настасья заметила, как стало меняться отражение в зеркале. Черные круги под глазами исчезали, даже скулы и губы стали более объемными. В этот понедельник Настасья нарисовала стрелки, такие же, как много лет назад. Волосы в пучок укладывать не стала. Черная блузка, которую она так любила, сидела как-то не так, а вот белая приталенная рубашка прекрасно подошла под юбку-карандаш. Выпив чашку ароматного кофе и наслаждаясь рассветом из окна кухни, Настасья поспешила на работу, запрыгнув в сто четвертый автобус.

Юрий сидел в холле перед кабинетом Настасьи и оживленно разговаривал с Мариной. Секретарша, облокотив голову на подбородок, внимательно слушала его, часто кивая головой. Они не заметили, как Настасья поднялась и вошла к ним. Обрывок разговора донесся до Настасьи: «Эта старушка многое видит, обязательно съездите. Молодые девушки роем кружат у ее ворот».

— Доброе утро, Мариночка. Здравствуйте, Юрий Анатольевич. — привлекая к себе внимание, обратилась Настасья.

— Доброе утро, Настасья Викторовна, — подскакивая из своего кресла, произнесла Марина, на ее лице отразилось смущение, как у нашкодившей школьницы. Что же за беседа была у них, что вызвала такую реакцию. Настасью, эта ситуация позабавила, не желая смущать Марину еще больше, она улыбнулась и попросила Юрия следовать за ней в кабинет. Когда они с пациентом оказались вдвоем и сели каждый на свое место: Юрий на кушетку, Настасья в кресло у стола, оба улыбнулись.

— Рад встречи, Настасья Викторина. Вы извините, что в прошлый раз забыл перенести нашу встречу.

— Ничего страшного, видимо, вам пришлось срочно выезжать по делам.

— Да, верно. Знаете, так бывает, словно гром среди ясного неба приходит идея и все, нужно срочно ее реализовать. — Сегодня Юрий был одет в клетчатую рубашку и песочные брюки, он нервно теребил манжеты.

— Думаю, вы один из счастливчиков, кто умеет мыслить творчески, у меня, к сожалению, все по планам. — попыталась расслабить пациента Настасья, рассказав немного о себе. — Юрий Анатольевич, расскажите мне о вашем детстве, каким вы были ребёнком?

— Я? — удивился Московин. — Я плохо помню свое детство, мне кажется, что память сохранила только важные или эмоциональные моменты моей жизни. Ведь зачем же хранить ненужную информацию.

— Вы правы, память сложное устройство, но могу сказать с уверенностью, в нашей голове храниться все. Просто нам, взрослым, доступно лишь то, что не принесет вреда.

— Как считаете, Настасья Викторовна, а после смерти, память сохраняется?

— Очень бы мне хотелось верить в то, что нет… — задумавшись о сыне и боли, которую он испытывал в последние дни жизни, произнесла Настасья. — Когда вы впервые задумались о смерти? — после этого вопроса Юрий оживился, даже его глаза проявили искренний интерес. Он выдохнул, наклонился и стал расшнуровывать свои туфли. Сначала Настасья не поняла, зачем Юрий это делает, но, закончив с обувью, мужчина лег на кушетку, закрыл глаза и начал рассказ:

— Когда мне было восемь. Я смотрел как мои ровесники играют в футбол на детской площадке. Воротами служили столбы для сушки белья, травы не было, асфальт, часто те, кто падали, сдирали колени до крови. Я не люблю боль, и тогда не любил, поэтому предпочитал наблюдать со стороны. Когда дети выражают свою личность иначе, не следуя стадному чувству, их считают странными. Так произошло и со мной. Белая ворона в школе, во дворе, в саду, но был у меня друг, Степа. Он был болен астмой, приходилось сидеть со мной и наблюдать за чужой игрой. Так вот, однажды, когда ребята устроили очередной дворовой матч, я наблюдал за их резвостью, бегом, эмоциями и в мыслях само собой начали появляться интересные рассуждения. Я представлял, как бы выглядел Леша — вратарь в гробу, упади ему на голову кирпич или Славик, вспоровший себе живот о штырь, торчащий посреди двора.

— Вы хотели, чтобы это произошло с ними?

— Нет, ни в коем случае, дети жестоки, остры на язык, но это проходит с возрастом. Я просто представлял, как бы они выглядели. Я бы не хотел, чтобы вы, Настасья Викторовна, увидели во мне то, чего нет. Я не стал озлобленным, не держал обид на других. Я ведь и впрямь отличался, было бы глупо не признать этого.

— Вы очень рассудительны, Юрий. Я не считаю вас склонным к жестокости. Знаете, у меня вчера умерла кошка. Я наблюдала, как душа покидает ее тело, как больно несчастному животному. А когда она умерла, я не увидела никакой красоты, что была у нее при жизни. Шерсть сразу поблекла, мордочка иссохла и вытянулась, все что было в ней прекрасно при жизни, стало вызывать неприятное ощущение. — Настасья знала, что делиться с пациентом личным, крайний случай, но ей нужно было его разговорить. Про Мишу она бы никогда не стала заводить разговор, а вот Муся прекрасно подходила для этого случая.

— Это печальное событие, я вам сочувствую. Потерять любимого питомца иногда сравнимо с потерей близкого родственника. Или вы не согласны? — Зрачки Юрия расширились, но смотрел он не на Настасью, а на тень за ее спиной. Мурашки пробежали по рукам женщины, она обернулась, но за спиной никого не было.

— К чему этот вопрос, Юрий Анатольевич?

— Я просто полюбопытствовал, — улыбнулся он, — Разве вы никого не теряли? Может, я, конечно, ошибаюсь, но за свою жизнь я повидал много людей, глаза которых выдают глубокую печаль. Такие глаза бывают только у тех, кто пережил самое страшное, — смерть любимого человека.

— Моя личная жизнь вас не должна волновать.

— Жаль. Ведь вас волнует моя. — улыбаясь, произнес Юрий. Он встал, не обуваясь, прошел к окну у кресла Настасьи Викторовны. Она не оборачивалась, шок от поведения Юрия и желание взять в свои руки ситуацию были единственными мыслями.

— Знаете, Настасья Викторовна, мне кажется, наше время на сегодня подошло к концу. Марина, ваша секретарша, расскажет вам об одной женщине, я советую вам обязательно свидеться с ней.

— Хватит. — строго пригрозила Настасья, эти игры ей порядком стали надоедать. — Если вы хотите мне, что-то рассказать, я буду ждать. Если же нет, прошу вас больше не приходить ко мне на сеанс. Проблема, с которой обратилась ваша мать, по моему мнению, решена.

— Но я понял, что у меня есть другая проблема. До этого я не обращал на нее внимание, но вы открыли мне глаза. Мне очень помогают наши с вами сеансы, Настасья Викторовна. Прошу, не отказывайте мне в следующей записи. Я хочу рассказать вам о моей жене.

— Вы не рассказывали, что женаты. — удивилась Настасья. Странный этот Юрий, ей хотелось прекратить все связи с ним, но глубоко внутри она тянулась к нему, что-то подсказывало ей, что он важная часть ее нынешней жизни. — Хорошо, я жду вас через два дня. Обувайтесь и до встречи. — не дожидаясь, пока Юрий натянет туфли, Настасья вышла из кабинета и молча, даже не взглянув на Марину, прошла по длинному коридору в туалет. Холодная вода приводит мысли в порядок. Несмотря на макияж и стрелки, которые Настасья так старательно вывела на своих веках, умыться было самым желанным после встречи с Юрием. С одной стороны он казался вежливым, воспитанным, правильным мужчиной, даже чересчур, а с другой — его личность проявлялась как надменная, манипулятивная и эгоцентричная. Каков он на самом деле? Что роль, а что действительность. Настасья никак не могла выкинуть из головы мысль, о том, что Юрий знает о Мише, о ее потери. Но как? Разве можно прочесть смерть в глазах? Нет, в это она ни за что не поверит. Через пятнадцать минут, смыв растекшуюся косметику, Настасья вышла из туалета и направилась к Марине с одной целью: выяснить, что ей так любезно рассказывал Юрий перед сеансом.