Три секунды до

Ксения Ладунка, 2023

Белинде восемнадцать, и она влюблена в лучшего друга своего отца. Он – взрослый мужчина, мировая звезда и человек, в чьем шкафу немало скелетов. Она – девушка со сложным прошлым и кучей проблем, которая просто хочет, чтобы ее любили. Они совершили ошибку, запустившую целую цепочку событий. Есть лишь несколько секунд, чтобы принять правильное решение – и не разрушить жизни друг друга…

3

В доме Тома меня прорывает, и я блюю в туалете около часа. Он все заходит, проверяет, приносит воды. После этого, с опухшими, воспаленными глазами и больной головой я отрубаюсь прямо в зале на диване. И просыпаюсь только вечером, часов в пять.

Просыпаюсь от режущего, отвратительного, невыносимого чувства тревоги. Словно кто-то воткнул нож в область желудка и прокрутил. Дыхание сбивается; я резко сажусь, голову сразу ведет в сторону, она кружится.

Я пытаюсь дышать, ищу, за что бы зацепиться взглядом. Нахожу Тома, спящего рядом с диваном на полу, на белоснежном пушистом ковре. Он лежит лицом вниз, на своей вытянутой руке. Волосы разметались так, что глаз не видно. Я делаю вдох, выдох. Спускаюсь взглядом ниже: его белая футболка задралась, оголяя живот. Клепаный ремень на штанах расстегнут.

Я отворачиваюсь, потому что становится еще хуже. В памяти всплывает конец дня рождения, и я не выдерживаю, вскакиваю с дивана, огибаю его и убегаю в ванную, потому что это единственное знакомое здесь место.

Там взгляд сразу останавливается на зеркале — потому что с таким отражением я не готова была столкнуться. У меня на щеке огромный синяк. Я приближаюсь к стеклу, рассматриваю лицо. Прямо под глазом несколько налившихся кровоподтеков. Прикоснувшись к ним, я чувствую боль. Сосуды лопнули, из-за чего вся щека усеяна синими пятнышками. Мне становится больно от такого вида, я не хочу так выглядеть. Глаза красные, опухшие. Мое лицо буквально рассказывает о том, что со мной было вчера.

Я быстро начинаю смывать остатки размазанного макияжа. Прямо мылом — ничего другого здесь нет. Становится лучше, но ненамного. Тогда я залезаю в душ, мою голову, отмываю тело от вчерашних грязи и пота. От дерьма в душе́ все равно не отмыться. Я заканчиваю и начинаю драить облеванный утром туалет — хочу стереть все следы произошедшего.

Тревога и отвращение выворачивают меня наизнанку. Я словно в абсолютной пустоте, оставленная всеми, наделавшая кучу ошибок, понятия не имею, куда двигаться. Вокруг ничего, и я не знаю, что делать.

Не знаю, как выбраться отсюда, где искать дорогу. А самое главное, я не знаю, у кого ее спросить.

Когда приходит время выходить, я понимаю, что у меня нет одежды. Вся вчерашняя скинута в корзину для белья, и, надеюсь, Том ее просто выбросит. Я заворачиваюсь в полотенце и выхожу в гостиную.

Подхожу к Тому, до сих пор валяющемуся на полу.

— Эй, Том, — трясу его, — проснись, давай.

— Что? — сквозь сон говорит он, а потом удивляется: — Белинда?

— Где у тебя одежда?

Он пытается продрать глаза, что-то понять. Я повторяю:

— Одежда. Мне надо одеться.

— На втором этаже справа гардеробная.

Гардеробная. Ладно. Я поднимаюсь в нужное место и обнаруживаю там целую комнату аккуратно развешанных стильных вещей. Все они — это Том. На стене слева от меня висят пиджаки — в два ряда, одна перекладина под потолком, другая на уровне глаз. Миллион пиджаков разных цветов и расцветок наверняка от Вивьен Вествуд. Я подхожу и проверяю этикетки у нескольких — так и есть. Тут же рядом тонна рубашек, внизу еще полтонны всякой обуви: конверсы, вэнсы, криперсы. У Тома до черта ремней, все одинаковые.

Мне становится легче, потому что это все — очень понятные и знакомые вещи. Я натягиваю на себя первую попавшуюся футболку, из ящика с нижним бельем достаю боксеры и надеваю их как шорты.

Когда я спускаюсь в гостиную, сразу заглядываю в окно, чтобы понять, где нахожусь. Мы в высотке прямо в центре Окленда. Отсюда до моего района ехать минут двадцать. Раньше мы жили рядом, но после развода Том съехал, и теперь в доме по соседству были только Марта и Джоуи. Интересно, куда съеду я, когда родители разведутся. Думать об этом тошно, так что я быстро перехожу на кухню посмотреть, что можно съесть.

В холодильнике нет ничего, кроме газировки и пива. А чего я ожидала, оказавшись в доме рок-звезды? Взяв банку колы и сев за барную стойку, я опускаю голову на ладони и сижу так, пока на кухню не заходит Том.

Он берет из холодильника бутылку пива и садится напротив. Когда заглядывает мне в лицо, то опускает взгляд. Я тоже опускаю, мне становится стыдно. Какое-то время мы сидим так, а потом Том говорит:

— Не знал, что у вас все так плохо.

Я хрипло отвечаю:

— Никто не знает.

— Мне очень жаль.

— Все нормально.

У меня болит в груди. Я добавляю:

— Том, прости…

— За что?

— Ну, за то, что было вчера. Ты не должен был стать частью всего этого дерьма.

Мы сталкиваемся взглядами, он вздыхает, качает головой. Говорит:

— Не неси чушь, если бы меня не было, все могло бы закончиться хуже.

— Да, да. Ты прав. Спасибо тебе.

— Не за что, Бельчонок.

Том выглядит растерянным.

— Еще, знаешь… — он делает паузу, подбирая слова, — ты можешь остаться здесь, если хочешь. Я позвоню Биллу и скажу, что ты со мной.

Он смотрит на меня таким сочувствующим взглядом, что я сейчас расплачусь.

— Спасибо… — опускаю глаза, смущенная и растроганная.

— Малышка, только не плачь! — Он накрывает мою ладонь своей.

Я киваю, потому что если что-то скажу, точно зареву. Том убирает руку, продолжает говорить, но я сконцентрирована только на том, чтобы не расплакаться.

* * *

Чуть позже мы заказываем китайскую еду. Том — вегетарианскую, ведь он не ест мясо, а я — рис с курицей и ананасами. Мне становится немного лучше, потому что мы болтаем, потом смотрим телевизор.

Недолго думая я спрашиваю:

— Слушай, Том, давай выпьем пива?

Не отрываясь от экрана, он говорит:

— Хочешь снова напиться?

— Нет, просто немного расслабиться.

— Ладно. Погоди секунду. — Он встает и отходит.

Я глубоко вдыхаю и радуюсь, что Том не послал меня. На телике включен какой-то очень стремный фильм. Том возвращается с двумя бутылками, которые мы тут же открываем.

С каждым глотком голова становится все легче и легче, а тревога отступает. Том тянется к журнальному столику, вытаскивая с нижней полочки сигареты. Я усмехаюсь.

— Так вот зачем нужна собственная квартира. Чтобы никто не запрещал курить прямо в ней.

Том смеется. Закуривает и протягивает мне пачку. Потом меняет положение и ложится головой на мои колени. Мы хихикаем, курим, смотрим в телик. Я заглядываю Тому в лицо, его глаза полуприкрыты. Он улыбается.

Сюжет фильма крутится вокруг мужика-сексоголика. Если бы я была трезва, мне бы стало неловко, но сейчас мне смешно. Главный герой постоянно с кем-то трахается. Все это перемежается тупыми шутками и тем, как он ходит на терапию.

— Он как ты, — говорю я и начинаю хохотать. Если честно, мне всегда очень сложно держать свой глупый язык за зубами.

— С чего вдруг?! — возмущается Том и смотрит на меня.

— Тоже рок-звезда!

— Он больной.

— Смотри, сколько у него секса.

— Ты думаешь, у меня столько же?

— Наверняка у тебя было много девушек, — стараюсь я вытянуть шутку, спасти положение, но, похоже, это бесполезно. Том затягивается в последний раз, приподнимается, тушит окурок в пепельнице. Я вдруг остро ощущаю необходимость вернуть его голову на свои колени.

— Совсем нет, ты правда такого мнения обо мне?

— Разве это плохо?

— Я еще год назад был женат, Белинда.

— И ты не изменял?

— Нет.

— А почему тогда вы развелись?

Том вздыхает, потирает переносицу.

— Много всего может быть кроме этого, ты ведь понимаешь.

— И как давно ты трахался? — без стыда спрашиваю я.

— Недавно, но это было ужасно.

— Да ну? Почему?

— Просто секс с проститутками не вставляет.

— Но почему с проститутками?

— Да будь это даже не они, мне нужна эмоциональная связь. Когда хочется просто слить сперму, это подойдет, но можно и просто подрочить.

Я смеюсь. Мне забавно, что он еще не потерял терпение и отвечает мне. Я продолжаю:

— Ты точно мужчина?

— Можешь проверить.

Я молчу. Том добавляет:

— А тебе нравится секс без чувств?

— Не знаю. У меня еще не было секса.

— Ясно.

— Что тебе ясно?

Он снова ложится на меня, и я выдыхаю.

— Каждому свое, на самом деле, — переводит он тему. — Ну а ты?..

— Что я?

— Сильно хочется, наверное?

— Очень, — стыдливо опускаю я глаза, поддерживая этот вечер откровений.

— Видишь, ты же не трахаешься с кем придется, даже несмотря на то что тебе очень хочется.

Я задумываюсь.

— И правда. Почему в жизни все так сложно?

Том заливается смехом, и неожиданно для себя самой я задаю вопрос:

— Слушай, а какая у тебя сейчас стадия?

— В смысле?

— Ну, знаешь… я про то самое. Маниакальная или депрессивная?

— А, ты об этом… ну, я пью таблетки. Так что сейчас все ровно, — он машет рукой, — иногда забываю, тогда начинаю ужасно злиться.

— Жестко.

Том смотрит на меня сонными глазами. Почему он кажется мне таким… красивым? Я вспоминаю:

— Знаешь, говорят, все гениальные люди страдают биполярным расстройством.

— Им много кто страдает, — пожимает плечами Том.

— Да, но… про скольких еще мы не знаем? Да никто даже не знает про тебя.

— Не хочу, чтобы весь мир был в курсе, что я психбольной.

Я закусываю губу.

— А еще говорят, в маниакальную фазу человек чувствует себя настоящим.

— Я бы описал по-другому, — задумывается Том.

— И становится чрезвычайно креативным. Все, что он делает, получается исключительным.

— Это неправда.

— И это называют по-настоящему здоровым состоянием человека. Знаешь, когда нормальное состояние оказывается патологией, а патология — самой здоровой формой.

Том щурится, улыбается и говорит:

— Я ни черта не понял, что ты сказала.

Мы смеемся.

— Это похоже на эффект от кокаина или амфетамина, — добавляю я.

— Вот с этим соглашусь.

Мы молчим, потом я спрашиваю:

— И как ты пишешь песни, когда у тебя «все ровно»?

— Никак, — тихо отвечает он.

Том как бы ставит точку в разговоре этим словом. Я даже немного расстраиваюсь, но ненадолго. Все потому, что он наконец переключает этот глупый фильм на концерт «Ван Хален»^[2]. До того, как отправляемся спать, мы смотрим его.

* * *

Том показывает мне свободные спальни на втором этаже, в одной из которых я и провожу ночь. Я почти не сплю, вместо этого думаю, что делать. Никто из родителей пока что не интересовался мной, но завтра мать обязательно начнет обрывать телефон. Отец, скорее всего, даже не спохватится. Я не хочу возвращаться домой, не собираюсь этого делать. Когда мать это поймет, то доберется до любого, в том числе и до Тома. И если отцу будет все равно, то она не оставит это просто так. Мне в любом случае придется вернуться.

Ставить Тома в положение «выдать меня матери или быть убитым» я тоже не хочу. Так что логичным было бы уйти отсюда. Но куда?

На следующий день я окончательно решаю уйти. Краду у Тома пару футболок и одну толстовку, думаю вернуть, когда мне удастся проникнуть домой и забрать свою одежду. Его нет весь день, и я не могу уйти, оставив квартиру открытой. Когда под вечер он приходит, я целый час сижу на диване одетая и с портфелем, полным подарков с дня рождения.

Том смотрит на меня из коридора и говорит:

— Ты куда?

— Ухожу.

— Домой?

— Нет.

— Тебе есть куда идти?

— Ну как сказать… — Я отвожу глаза, а он подходит и садится рядом.

Вздыхает. Говорит:

— Не вижу смысла тебя отговаривать. Но если что, звони. Мой дом для тебя всегда открыт.

— Спасибо, — искренне благодарю я.

Я хотела именно этого. Не попыток меня остановить — ультиматумами, мольбами, физически. Просто принятие моего выбора.

— Слушай, я знаю, как буду звучать, — говорит Том, — но лучше сообщи родителям, где ты находишься. Чтобы они не начали искать тебя вместе с полицией.

Я вздыхаю. Киваю. Напоследок говорю:

— Я скучала по тебе.

— Я тоже.

— Спасибо, — повторяю, — до встречи.

Примечания

2

Van Halen — американская музыкальная группа.