Когда искушение становится работой

Ксения Назаренко (2024)

Однажды вечером в дом к Анне Святовой проникает молодой журналист и просит рассказать о пожаре двадцатилетней давности. Она соглашается поведать историю своей жизни. Историю знакомства с Дьяволом.

Глава 2 «Альбатрос»

Чайные листья расправились от кипятка и теперь напоминали завитки водорослей в прозрачной воде пруда на моем заднем дворе. Закрыв крышку расписного чайника, я поставила его на остров рядом с Давидом и пошла за чашками. Белый фарфор поблескивал в желтом свете кухни, казался еще тоньше чем был в реальности и несмотря на свою средневековую утонченность прекрасно вписывался в интерьер. Его я разрабатывала сама. Эта комната, пожалуй, была моей гордостью. Строгие, даже аскетичные фасады. Мраморная плитка и темный мореный дуб: все это мягко мерцало в идеально расставленном свете. Сейчас я редко готовила, но раньше, когда Адам еще жил со мной, мы могли часами пропадать на кухне. Я готовила под Шопена, а он тихонько читал или делал уроки, но чаще помогал мне.

Взяв золотой поднос, я составила на него чашки и чайник. Взглянула на Давида, что до этого внимательно наблюдал за мной все это время. Парень чуть расправил плечи и сдержанно улыбнулся.

— Пойдем в гостиную, — сказала я, беря поднос.

Он кивнул и пропустив меня пошел следом.

— На самом деле я не ожидал, что у вас будет так, — сказал он, садясь в кресло.

— А чего ты ожидал? — спросила я разливая чай.

— Толпу слуг, швейцара, человек десять охраны, — пожал он плечами. — Не думал, что вы живете одна.

Я усмехнулась, садясь в кресло.

Одиночество. То, что многие не выбирают. Это состояние, в котором ты оказываешься зачастую совсем не по своей воле. Как и в моем случае. Одиночество скорее было логическим завершение, а не выбором. Концом, к которому я шла несмотря ни на что.

–Мне не нужна охрана, — ответила я. — Мои псы справляются лучше любого человека.

Давид усмехнулся. В этот момент мы оба подумали о Жене.

— Вы обещали рассказать, как все началось, — напомнил парень. — О «Альбатросе» и о его падении.

— И с какого момента ты хочешь, чтобы я начала?

— С самого начала, — ответил он без колебаний. — Начните с того, как вы попали в эту компанию.

Я улыбнулась, вытягивая ноги. Было приятно расслабиться после целого дня на шпильках. Они были едва ли удобнее моего черного строгого платья.

— Ладно, я расскажу, как попала в «Альбатрос».

Давид кивнул и полез в карман брюк. Достав диктофон и включив, он положил его на столик рядом с моим портсигаром. Взглянул на меня и поудобнее устроившись в кресле всем своим видом демонстрировал, что готов слушать.

Солнце уже почти спряталось за горизонт. Комната, обставленная на манер английских домов сороковых тонула в легких сумерках, разрушаемых лишь светом торшера у наших кресел. Я прикрыла глаза мысленно возвращаясь на двадцать лет назад. В дни, когда весь мир мне казался одной большой неизведанной землей полной возможностей.

–Мне исполнилось в мае двадцать три, а в июне я получила свой желанный диплом, — начала я. — Университет тогда высосал из меня все соки и напрочь убил веру в то, что я смогу реализоваться в архитектуре. Тогда я даже засомневалась, хочу ли я этого. Свобода духа во мне, какая свойственная только, пожалуй, юности, кричала, что я должна бежать куда глаза глядят и наслаждаться жизнью. Как и всем, мне хотелось путешествовать, а не сидеть в пыльном офисе за компьютером, а то и того хуже за кипой бумаг. Но выбора у меня не было.

Несмотря на то, что день рождение я праздновала каждый год пятнадцатого мая, точная дата моего рождения оставалась для меня загадкой. Пятнадцатого мая был днем, когда меня оставили на пороге приюта при церкви, в котором я провела семнадцать лет. Жуткое место. Пропитанное религией и суеверием. Нас растили монашки. Примерные послушницы господа. Только святого в них ничего не было. Эти женщины не скупились на слова и действия. Если и существует в мире кнут и пряник, то там пользовались только кнутом. Бежала я оттуда не оглядываясь. Никто не верил, что я смогу выучиться и тем более никто не верил, что я когда-то встану с колен, на которые меня поставил этот мир. Но я смогла. Шесть лет учебы и подработок в баре сделали из меня зверя. Хотелось скорее сбежать от запаха спиртного и жадных взглядов пьянчуг. Какое горе меня бы не постигало в прошлом я стойко шла вперед, не вспоминая о нем. В конце концов все шрамы грубеют и в конечном итоге служат броней. Во мне в те времена зрела уверенность, что я способна на большее. Я чувствовала будто сам бог, которому нас учили молиться в приюте приготовил для меня нечто особенное. О, знала бы я только что.

В приюте я подружилась с Ритой. Она попала туда намного позже меня. Ей исполнилось восемь, когда она впервые переступила порог нашей тюрьмы под руку с матерью смотрительницей и утонула в печали под готическими сводами. Тогда мы стали друг для друга спасением. Пережило вместе такое, что другим и не снилось. Мне до сих пор снятся кошмары с тех времён. Как нас заставляли молиться стоя на коленях и как обжигали удары кожи если ты не слушался. Все это мы переживали вместе, после, также вместе делили одну комнату в общежитии. Когда учеба закончилась Рита предложила мне поехать вместе с ней в город, в котором она когда-то жила. Там как раз в компанию, где работал ее двоюродный дядя набирали молодых сотрудников. Вариантов у меня все равно было немного, а так хоть квартиру можно на двоих снимать. Я согласилась.

Наверное, тогда-то все и пошло вверх дном.

Город этот сразу нагонял тоску. Небольшой, весь изрезанный извилистыми узкими улочками. Пешеходные улицы здесь были вымощены камнем, церковь в центре — из мрамора и вся позолочена. Всюду небо пронзали готические шпили, лестницы вели в неведомом направлении. Невысокие старинные дома с острыми крышами заполонили всю окраину и большую часть центра. Главная достопримечательность здесь была огромным парком. Пожалуй, он был единственным, что мне нравилось. Осенью в нем всегда было красиво. Яркие огненные листья повсюду. Благодаря краскам даже заросшие мхом скамейки не выглядели такими мрачными. Хорошо, что с новым местом своего жительства я познакомилась только в эту прекрасную пору года. Рита первым делом повела меня как раз-таки в парк. Точнее в старую заброшенную оранжерею, принадлежащую городу. На территории еще находился заброшенный особняк, построенный после первой мировой. В два этажа. С массивной лепниной. Уже тогда он восхитил мою душу. Рита рассказала, что его уже больше десяти лет постоянно выставляют на аукцион, но никто так и не решился приобрести это произведение архитектуры. Меня это удивило. Были бы деньги, и я купила бы этот дом без раздумий.

Жили мы с Ритой как раз в самом центре. В квартире в одном из тех старинных домов с острой крышей. На мансардном этаже, куда надо было пробираться по узкой лестнице. Нам принадлежали две комнаты, небольшая ванная и кухня. Окно моей спальни выходило на шумную улицу. Там даже в будние дни по вечерам толпилась молодежь и играла музыка. Не удивительно, что брусчатка менялась городом три раза в год. Осенью, когда мы въехали, она как раз вся была разрыта и шли ремонтные работы. Домой мы добирались по тоненькой полоске досок.

— Надо надеть что-то посерьёзней, — говорила Рита, вертясь перед зеркалом в моей комнате.

Оно единственное в квартире позволяло охватить в отражении всю себя.

— Может что-то чёрное?

Рита повернулась ко мне требуя совета.

Я отложила книгу и взглянула на подругу. Она собрала свои роскошные русые волосы в хвост оголяя шею, надела классическую белую блузку и серые брюки, какие только еще входили в моду и в целом выглядела отменно.

— И так все красиво, — сказала я. — Разве у нас в договорах написано, что мы должны ходить в черном?

Рита скептически поджала губы.

— Первое впечатление очень важно, — напомнила она. — Помнишь, что было с профессором математики? Он ненавидел всех девушек, что пришли к нему на первое занятие в юбках.

Я усмехнулась, вспоминая, как этот престарелый засранец ненавидел нас на протяжении двух лет и постоянно угрожал отчислить.

— Если чтобы работать в «Альбатросе», нужно отказываться от твоих любимых юбок, то пусть он катится к черту, — сказала я, вставая с кровати и походя к подруге. — По-моему ты выглядишь на все сто. — Мы обе повернулись к зеркалу. — Определенно соблазнишь начальство.

Рита засмеялась.

Я видела, что она заметно успокоилась после моих слов. Сложно было сказать из-за чего она больше переживала, из-за нового места или из-за того, что не понравится начальству. А точнее Олегу Халлеру. Ещё до нашей встречи, я была наслышана о нем как о личности с выдающейся внешностью и финансами. Старший сын Халлеров и на тот момент исполняющий обязанности директора. Его мать, Агнес Халлер, отступила от дел несколько месяцев назад. Она все также регулярно появлялась в офисе, но теперь позволяла сыну отвечать за все инвестиционные проекты и выбирать что и когда будет проектироваться и строиться.

— А ты в чем пойдешь? — спохватилась Рита, окинув в отражении мою замученную фигуру.

Я пожала плечами. В целом я рассчитывала, что надену джинсы и новый серый гольф, но первые были безвозвратно испорчены нашей сегодняшней поездкой к родственникам Риты, где мы катались верхом. Поэтому я прикинула, что у меня есть из приличного и ответила:

— Наверное черные брюки и тот новый гольф, что мы с тобой выбрали.

Рита еще раз недовольно окинула меня взглядом.

Я знала о чем она думала. После дня в беготне я выглядела потрёпано. Волосы, собранные на затылке, что обычно отливали бронзой поблекли. Под глазами круги от недосыпа из-за подготовки к новой работе. Голубой халат тоже не скрашивал мой внешний вид. В нем я еще вдобавок казалась тощей. Нелепо.

— Подожди, — оживилась Рита и скрылась за дверью.

Мне было даже страшно подумать, что она вытащит из своего бесконечного гардероба. Иногда казалось, что в ее шкафах просто нет стен. Они как черные дыры поглощали в себя тонны кофточек, блузок, всевозможных брюк и платьев, которые девушка надевала максимум два раза. Правда так было не всегда, а лишь после того, как в восемнадцать лет Рита смогла получить наследство. Несмотря на сиротство и приют в отличии от многих там она не была одинока. У нее всегда были дядя с тетей которые приезжали к ней каждые выходные и пускай за десять лет так и не смогли получить права на опеку, никогда не оставляли попыток. Завидное упорство. Это качество у них было семейное.

За окном сгустилась непроглядная ночь и когда Рита вернулась с платьем, в желтом свете электрических ламп, то мне показалось воплощением моего отчаянья. Иссиня-чёрное, вязаное плотной нитью, оно шло вместе с тонким поясом и представляло собой вещь, какую обычно носили люди с полной уверенностью, что они лучшие.

Я с сомнением покосилась на подругу.

— Померь, — потребовала она.

Спорить было бесполезно, и я согласилась. К тому же если оно мне не подойдет Рита первая укажет на это. Она слишком рьяно боролась за поддержание красоты в этом мире, чтобы позволить кому-то расхаживать в чем-то уродливом и портить ей атмосферу.

Надев платье, я так и замерла у зеркала. Оно вовсе не было таким ужасным как мне показалось на первый взгляд. Пояс красиво очерчивал талию, а глубокий цвет делал мою внешность ярче вопреки ожиданиям.

Рита сняла заколку с моих волос и янтарные, почти красные кудри упали мне на плечи. Казалось, даже карие глаза заблестели.

Я улыбнулась своему отражению и повернулась к подруге.

— А неплохо, — протянула она, продолжая меня рассматривать. — Оно тебе идет даже больше, чем мне. Забирай. С твоими сапогами будет вообще отменно.

— Рита, я…

Она не дала мне запротестовать и махнула рукой, показывая, что это бесполезно.

— Я все равно сомневалась в его длине, — сказала она и теперь окинула меня беглым, довольным взглядом. — А тебе как раз. Вот те пять сантиметров каких мне не хватало на тебе растянулись идеально. Платье село как надо. И цвет твой.

Я неуверенно посмотрела на подругу. Вещь всё-таки дорогая. Не в моих правилах было принимать подарки за просто так.

— Бери, — настаивала она. — Тебе же понравилось.

Я снова взглянула на свое отражение. Да, мне понравилось то, что я увидела.

— Тогда и ты надень что-то по-ярче, — попросила я сдавшись. — Не хочу идти в чем-то таком пренебрегая дресс-кодом в одиночестве.

— Да нет там у них дресс-кода, — отмахнулась Рита. — Это же не банк. — Я нахмурилась, глядя на легкомысленную улыбку подруги. — Ладно, — вздохнула она. — Надену зеленую блузку. Так будет достаточно ярко?

Я улыбнулась и закивала. Та блузка с легкостью затмевала любое платье. Даже если оно было бы красное. Рита купила ее в каком-то винтажном магазине. Произведение искусство какого-то нездорового мастера. Из легкого шифона, с обилием рюшей и кружева, она была в добавок расшита мелкими зелеными камешками.

Утром, когда я осталась одна в коридоре «Альбатроса» наша выходка с нарядами показалась мне безумной авантюрой. Но деваться было некуда. Я уже стояла среди белых стен, как пятно чернил на белоснежной скатерти.

С Ритой мы распрощались еще в кадрах, когда “очень” милые дамы разъяснили нам в какие кабинеты идти. Несмотря на то, что мы с Ритой учились на одном факультете, нравилось нам разное. Ее всегда интересовала окружающая среда больше, чем сами дома. Неудивительно что в итоге, она решила работать с генпланом. Меня же ждал отдел архитектуры и как только я переступила его порог, то мне показалось, что я попала в другой мир. Мир, где вертелись кипы бумаг, бесконечные столбики чисел, цветов и чертежей. Вокруг царил настоящий хаос. Я даже представиться толком не смогла. Ко мне сразу подбежала женщина и всунув стопку бумаг сказала отсканировать их.

Всего в кабинете нас было пятеро. Двое парней чуть старше меня и две женщины ровесницы дяди Риты. С первой я познакомилась с Настей, или Анастасией Игоревной как она любила говорить о себе в третьем лице. Высокая брюнетка с мраморной кожей. Именно она протянула мне первую пачку документов. Взглянув на ее руки, я поразилась тому какой идеальной была ее кожа. Эта женщина была не просто блендой. Ее можно было сравнить разве что с статуэткой из слоновьей кости. Глаза маленькие круглые сапфиры, губы аккуратные прорези, а длинные тонкие пальцы акт поклонения скульптора музыки.

Настя совсем не выглядела на свой возраст. Ей было чуть больше сорока, дочь уже заканчивала школу, и она всегда с гордостью присущей любому родителю рассказывала о ее успехах. Она вместе с Кристиной часто болтала о школе, учебе и прочих вещах, связанных с детьми. Кристина — ее подруга, была немного младше. Ее муж вечно находился в командировках на севере и ей приходилось самой справляться с тремя детьми. На работу она прибегала всегда взмыленная, с растрепавшейся укладкой. На первый взгляд она казалась суровой, несмотря на мягкие черты лица. Что-то в ее внешности отдавало холодком. Может дело было в ее немного грубой комплекции, а может в глазах. Они были абсолютно черными. Их взгляд пугал меня и завораживал одновременно. Но если несмотря на первое впечатление мои соседки по офису оказались довольно милыми, то о парнях я такого сказать не могла. Рита выслушивала мои жалобы на них на протяжении всей работы.

Леша и Стас может и были хорошими архитекторами, но людьми они были паршивыми. К ним было просто невозможно подойти. Чуть что сразу начинался конфликт. Даже банальные вопросы по работе принимались в штыки, не говоря уже разговор о чем-то что требовало объяснений. Хоть они и были старше меня всего на четыре года, казалось, нас разделяла пропасть. Леша, высокий брюнет, всегда носил очки и, если он сдвигал их ближе к краю носа, все знали — сейчас начнутся нравоучения. Он умудрялся поучать даже начальство. Иногда мне казалось, что его спасало лишь смазливое лицо. Красавчикам все прощается, особенное если они ходят с накрахмаленными воротниками.

Стас был его противоположностью. Их общение держалось только на общей нелюбви к непрофессионализму и к глупости. Если Леша все делал быстро и вносил часто правки, то Стас работал медленно и кропотливо. Его чертежи не нуждались в дальнейших доработках. Буквально идеальны. Ничего лишнего. Стоило видеть во что превращался кабинет, когда ему приходили правки непосредственно со стройки. В такие моменты мне казалось, что он через телефон задушит человека на том конце провода. В остальные моменты Стас не отличался яркостью характера. Он даже скандалил тихо, не повышая голос. От него исходили мрачные волны, что медленно иссушали тебя.

В первый месяц я работала, не поднимая головы. От платья быстро отказалась в пользу джинс и свитера. Когда я не пыхтела, разбираясь в навалившейся работе, то бегала по кабинетам с печатью или ездила на объекты. Там хоть и был больше отдых, так как выезды были в городе и скорее чисто символическими ведь я не работала с тем, что смотрела как строят. Меня посылали для галочки. Трясясь в рабочем авто, я подолгу наблюдала в окно как живет новый для меня город. Ка люди спешат в магазины, как дети идут из школ и как студенты единственного вуза на это пристанище архитектуры прошлого обреченно шагают на учебу.

Город, в который я приехала в большей степени поддерживал, что имел, чем строил новое. Поэтому если дело касалось объектов по месту, компания брала в основном реставрации, реже реновации. Конечно, люди вокруг строились. «Альбатрос» был монополистом в городе. Уже когда я пришла ни один проект не проходил мимо. Мы были сами себе и судьи, и обвинители. Тем не менее его название гремело на всю страну. В первые недели я очень удивлялась как столь немногочисленной фирме удавалось выигрывать крупные тендеры, а потом мне стало некогда задумываться.

В конце октября я понемногу втянулась в процесс. Работать стало полегче и дел стало поменьше. Вечерами мы с Ритой могли даже посплетничать на кухне пока одна из нас готовила ужин. Тогда те вечера воспринимались как приятная обыденность. Но совсем скоро и они потерпели изменения. Рита начала встречаться с парнем из своего отдела. Глеб. Блондин старше ее на пять лет. Симпатичный. Напоминал мне норвежца. Он стал часто появляться у нас в квартире и вечерами на кухне мы все чаще сидели втроем. Зато теперь я знала все сплетни «Альбатроса».

****

Пятница началась с дождя. С самого утра лило как из ведра. Даже выйдя под зонтом я вся промокла. А природа будто обозлилась на весь мир.

Стоя у окна в кабинете, я смотрела как дождь с остервенением срывал последние листья на дубе, что рос у входа. За стеной в инженерном ругались. От их криков небеса дорожали. Мне показалось, что из-за них дождь и начался. Это просто мир не выдерживает такого накала страстей. Я слышала, как хлопнула дверь на коридоре. Второй хлопок раздался уже у нас в кабинете и я, оторвала взгляд от здания напротив, что в отличии от нашего сверкающего офиса покрывалось мхом.

В кабинет вошел Леша. Весь красный. Даже кожа вокруг глаз побагровела. Он выглядел как разъярённый зверь. Остервенело, бросив чертеж на стол, он уселся в кресло.

Настя, сидевшая у входа, привстала чтобы получше его рассмотреть.

— Они опять что-то поменяли? — спросила Кристина с опаской поглядывая на подругу.

— Да пусть катятся в бездну со своими изменениями перед выдачей, — прорычал Леша. — У одних резко не проходят сети, а другие не вносят в общий доступ изменения будто я сам должен догадываться, что там у них происходит.

— Ну время еще есть, — вздохнула Настя. — Значит будем менять.

— Вот ты и меняй, а я из принципа в это не полезу, — заявил он откидываясь на спинку.

Мы с Кристиной обменялись встревоженными взглядами, и я предусмотрительно села на место. Как на зло мой стол стоял возле окна, рядом с Лешиным.

В кабинет постучали и через секунду дверь приоткрылась. В проеме показалась девушка лет тридцати. В строгом костюме, в прямоугольных очках и с немного ехидным сощуром глаз. Это была секретарша Халлера.

Все взглянули на Лешу думая, что она пришла за ним.

— Кто разрабатывал концепцию по бассейну? — спросила она продолжая стоять в дверях.

Я напряглась, почувствовав, как по спине пробежал холодок.

— Аня, — сказала Кристина взглянув на меня.

Я кивнула.

— Олег Владимирович хотел вас видеть, — сказала секретарша уже мне.

Я вновь кивнула и встала. По дороге я так и не поинтересовалась что от меня хотят, решила, что лучше узнаю на месте, а то стану только больше нервничать.

До этого момента я никогда не общалась ни с кем из Халлеров. Только пару раз видела Олега в коридоре и то мельком. И даже этих быстрых взглядов мне хватило, чтобы понять почему Рита так вздыхала о нем. Да, собственно, не было девушки, которая бы не вздыхала. На данный момент Олег являлся названным главой компании. Молод, красив, амбициозен. Он пошел весь в отца портрет которого висел у него в кабинете. Суровый мужчина. Строгие черты лица. Прочерченные скулы. Серые глаза с вечным налетом грусти. С мыслей о Халлерах я всегда перескакивала на мысли о богах олимпа. Те были столь же прекрасны, как и ужасны в своем существовании. Что в первых, что и, во вторых, нельзя было сомневаться. Боги правили в Греции, а Халлеры здесь, в этом маленьком городке.

Ни одна семья в истории города не оказала на него такого влияния как эти приезжие из Германии. О каждом своем решении мэр совещался с главой семейства, Агнес Халлер. Женщина унаследовала все богатство своего покойного мужа. Была таким же воином и с пером в руке, как и в бархате на светском обеде. Ей принадлежала большая половина акций компании и большая часть города. Вся недвижимость какая была здесь в частном владении была ее. Ее дочь, Алиса, младшая из Халлеров. Любимый и избалованный ребенок, была единственной в этой семье кто не оголяла клыки ради сохранения семейного дела. Она обладала ровно противоположными качествами. Ветренная, любознательная, игривая, она не любила поле боя, в которое превратила ее семья город, а тянулась к музыке, танцам, искусству. Театр и галереи пользовались ее покровительством. Артисты водили с ней дружбу. Однако говорили, что рядом с покойным отцом она проводила больше времени чем брат и ее мать вместе взятые и переняла от него все повадки. Утверждали будто именно она хранит в себе все тайны Халлеров. Будто только ей старый Халлер доверял настолько, чтобы поведать все.

Присутствие Халлеров создавало ауру — атмосферу, где все кажется возможным. Непокорность и мрачные тайны переплетались в их чертах, как свет луны, разрезает вечную ночь. Те, кто были рядом, чувствовали себя защищенными, словно попадали под покровительство самого бога.

Поэтому поход к Олегу ощущался даже острее похода к священнику на исповедь.

Секретарша провела меня в просторный кабинет и закрыла за мной дверь.

— Добрый день, — поприветствовала я и тут же пожалела.

Возле стола из эбенового дерева стоял не только Олег, но и его мать. Судя по всему, я прервала их разговор. Мне сразу же стало неловко.

Агнес Халлер была женщиной, внушающей страх всем. Овдовела неожиданно и с тех пор сама лично правила миром, который создал еще дед ее мужа. Женщина с мертвой хваткой. Она была подобна белой розе в саду сплошных алых лилий выращенных Халлерами. Щеки ее украшал румянец, а ее вытянутое лицо с большими синими глазами обрамляли светлые густые локоны. На лоб падала искусно отделённая прядь.

На ней был костюм из багрового бархата с золотыми завитушками по плечам. На шее торчало черное кружево. Образ дополняли черные лакированные туфли на шпильке и такая же блестящая сумка в руке.

Эту женщину следовало поместить на развороты энциклопедий. Поистине зверь в облике вельможи.

Ее глаза злобно сверкнули, когда хлопнувшая дверь заставила ее обернуться на меня.

— Договорим дома, — сказала Олег и женщина, взглянув на сына вышла.

Ей стоило отдать должное. Как только ее взгляд коснулся лица любимого ребенка он в миг утратил всякую злобу. Был наоборот нежен, как прикосновение легчайшего шелка к коже. Как свет рассвета по утру. Как поцелуй.

Агнес ушла, хлопнув дверью и тогда я впервые смогла взглянуть на Олега вблизи. По-настоящему рассмотреть его.

Он стоял у стола всего в паре метров от меня, но казался недосягаемым как самая сокровенная тайна. Я ощущала силу исходящую от него, идущую рука об руку с отвагой, что помогла ему пройти через пики завистников и легионы тех, кто стремился разрушить наследие его семьи. Настоящий воин в простых брюках и серой рубашке. В смуглых руках он сжимал книгу. Красную, с золотым обрезом.

— Так ты? — его голос прозвучал сладко, но не словно дорогое вино, а скорее сладкая вата, купленная в парке.

— Анна, — сказала я. — Вы хотели меня видеть. Я делала концепцию бассейна.

— Ах, точно, — Олег улыбнулся и обойдя стол сел в кресло.

Книгу он спрятал в ящик рядом.

Я подошла, ближе ожидая что он скажет дальше, но к моему удивлению парень выдержал секундную паузу. Он осматривал меня. Его серые глаза скользили по моему лицу. По волосам. По белой рубашке. По джинсам.

— У меня всего несколько вопросов, — сказал он с таким видом будто меня и не рассматривал вовсе и вернувшись к моим глазам улыбнулся. — Я не займу много времени.

Я улыбнулась в ответ. Несмотря на то, что возможность разработать концепцию попала ко мне в руки совершенно случайно: все были слишком загружены, чтобы взять его, я особо не волновалась, что не справлюсь. Это был общественный бассейн со СПА и разными видами бань. Идея, воплощенная до меня тысячами людей, но все равно в один момент во время разговора мне показалось, что я стою у обрыва и спасти меня может только чудо.

Но Олег оказался совсем не таким принципиальным и резким как его описывали работники. Он просто спокойно разъяснил, что ему не нравится и я пошла вносить правки. На следующей недели я ходила к нему каждый день. Он стал даже звонить мне и сам вызывать. Иногда я бегала в его угрюмый темный кабинет по десять раз на дню. Вокруг быстро стали шептаться. Их можно было понять. Я и сама видела, что все совсем не так просто. Постоянные вызовы, личные беседы и совершенно очевидная симпатия. Я понравилась Олегу. А он понравился мне. В некотором смысле я чувствовала себя мотыльком стремящемся на пламя чтобы сгореть.

Но наш роман не стал достоянием общественности.

В «Альбатросе» были запрещены отношения. Подписывая договор, мы связывали себя обязательством не заводить романы в этих стенах. А после увольнения должен был пройти минимум месяц, прежде чем город согласился бы заключить брак между бывшими сотрудниками «Альбатроса».

Каждый день я знала, что сегодня опять встречусь с Олегом, загадочным и харизматичным мужчиной, который вбирал в себя свет и тени города, как никто другой. Каждая встреча с ним была как удар молнии — мгновение, которое разрывает тишину привычного мира.

Пока на горизонте не возник Олег, первые месяцы работы казались мне мятежными, сложными. Его непроницаемый взгляд и уверенные движения незаметно всколыхнули во мне чувства, которые я давно забыла. Последней моей влюбленностью был Леви. Еврейский парень из детского дома, где я росла. Мы расстались давно. Наши дороги разошлись и каждый выбрал свой собственный уникальный путь. Но прощание далось мне тяжело. Тогда даже подумывала отказаться от мечты лишь бы остаться с ним рядом. Но Леви мне не позволил, а я поклялась больше не связывать себя узами, которые не разорвать.

Однако Олегу удалось поменять и это.

Однажды, после долгого рабочего дня, когда в стеклянных стенах офиса уже не осталось ни одного лучика солнечного света, Олег пригласил меня на кофе. Тот вечер был особенно красивым. Нежным. Не похожим на то, что происходило, между нами, на работе. Казалось, Олег снял с себя какую-то невидимую броню и теперь больше не бог, а обычный смертный, гуляющий среди пожухлых листьев парка. Тогда наши разговоры перемещались между проектами и личными историями, как между водоворотами и спокойными водами реки. Я смеялась над его шутками, стеснялась, когда он смотрел на меня с неподдельным интересом. Каждый его взгляд казался мне обещанием, каждый жест — намёком на что-то большее.

Олег рассказал мне о истории парка. О том, как его дед боролся за его сохранение и о том, как уже несколько десятков лет никто не может выкупить особняк в самом центре этого зеленого острова. Оказалась, особняк был его давней мечтой, но как только его выставляли на продажу торги срывались и поэтому город принял решение пока оставить попытки его продать. Мистическое, таинственное место будто ждало своего хозяина и никого не подпускало близко.

В тот вечер мы много говорили, смеялись, делились историями из прошлого пока в один момент не оказались вдвоём в неопределённом пространстве между работой и чем-то более глубоким. По-настоящему личным. Я знала, что впереди нас ждёт буря, но не смогла, да и не захотела отказать соблазну. Впервые, моя жизнь напоминала сказку, какие я видела по телевизору.

Пятнадцатого ноября выпал первый снег. Город окутала едва заметная дымка чарующего сна, какая возникает перед приход зимы. Мир вокруг погрузился в сонливость. И люди, и деревья, и даже дома. Только Халлеры остались по-прежнему энергичными. Но и они поменялись. С первым снегом в Олеге что-то сломалось. Он стал нервным, иногда даже грубым. Вечно пропадал по вечерам и не поднимал телефон, когда я звонила. Если мы выходили в город, в кафе или театр, к концу он обязательно злился. Вел себя странно. Будто чего-то боялся. Мне сразу подумалось, что он что-то скрывает и я решила, что вот, сказка закончилась и он просто хочет расстаться. Мой разум захлестнула тысяча вопросов и омыло жутким чувством стыда и вины.

— Почему ты просто не скажешь мне правду? — зло спросила я, стоя в гостиной его строгого дома.

— О какой правде идет речь? — спокойно уточнил Олег, откладывая телефон и вставая с дивана.

Я нервно разгладила невидимые складки на вязаном платье.

— Не знаю, о том, что ты влюблен в другую?! — вспылила я. — О том, что твоя мать настолько против этих отношений? Что я твое прикрытие? Что тебе стало скучно? — Я всплеснула руками. — Да хоть какую-то правду!

Олег одарил меня улыбкой.

Его взгляд озорно просиял, как бывало в минуты заключения выигрышной сделки.

— Абсурд, — сказал он и проведя рукой по лицу вновь взглянул на меня с улыбкой. — С чего ты разбрасываешься такими обвинениями?

Я стиснула зубы, отчаянно желая узнать истину. Может Олег и не спал с другими, но он точно что-то скрывал.

— Ты ведешь себя странно последние несколько недель, — сказала я. — Вечно злишься, избегаешь меня, а когда мы проводим время вместе, то ведешь себя как мудак. Срываешься на меня по пустякам. Стоит ли вспоминать, что сегодня ты кричал из-за чертовых цветов, которые я забыла поставить в вазу?!

Под моим напором парень сделался серьёзным. Насупил брови и взглянул на меня по-настоящему. Казалось, Олег и вправду услышал меня, но потом все исчезло. На его лице вновь появилась улыбка и он, раскинув руки для объятий двинулся на меня.

Я запротестовала и вырвалась.

— Аня, ты просто выдумываешь, — заявил он, когда я отскочила от него к дальней стене. — Какие измены? Что за бред? А нервный я из-за работы. Сама видишь какой там бардак. Мы второй месяц не можем нормально закрыть.

— Так дело в работе? — фыркнула я. — Ты же врешь мне глядя в глаза.

Сложив руки на груди, я усмехнулась. Взглянула в серые глаза человека, в которого, как мне казалось, влюбилась. Напоролась на бесконечные, острые иглы его сознания.

Олег тяжело вздохнул. В холодном свете ламп он выглядел усталым и бледным. Я вновь почувствовала себя виноватой. Но теперь во мне зрело чувство другого рода. Вина смешалась с предательством, с обидой. Я испытывала что-то сродни тому, что чувствует палач, исполняя приговор. Ему жаль, что осужденный погибнет, но он знает, что тот сотворил и понимает — приговор заслуженный.

— Либо ты мне скажешь правду, либо я ухожу, — вздохнула я. — Мне не интересно строить отношения с лжецами, и я не позволю себя использовать.

Я видела, что Олег колебался. Долго смотрел на меня, казалось, ничего не видящими глазами. Потом что-то треснуло. Раскололось. Его взгляд переменился, и он спросил:

— Ты же знаешь церковь на окраине? Из серого кирпича. Ту, где мы делали проект по реконструкции. — Я кивнула. — А слышала о ней что-то выходящее за рамки проекта?

Я покопалась в памяти. Что-же там было…

Постройка 1800-сотых годов. Церковь возвышалась холме, окруженная могучими лиственными деревьями. Мне показалось, что холм насыпной. Позже священник сообщил Леше, что когда-то между валами находился арочный мост.

Снимок не смог бы отразить всей той мощи, которую излучала эта церковь. И пейзаж, висевший у входа, где здание частично скрыто за массивными стволами возрастных деревьев, также не способен был передать всю его красоту.

Церковь была одноапсидная, с трапезной и трёхчастным притвором. Четвёртый уровень завершался купольным сводом и массивным барабаном. Буквально, каждая деталь, украшающая здание, была необычной, отличалась от всего увиденного мной ранее. Когда я увидела ее впервые то поразилась, каким богатым на самом деле был этот город раз столетия назад кто-то смог позволить себе такую постройку. Удивляло разве что, что здание не принадлежало епархии. Священник, который встречал нас у входа показался мне тогда странным. Невысокий, щуплый, еще и заикался. Он не создавал вид человека, который бы смог управлять чем-то подобным. К тому же, судя по всему, церковь не пользовалась спросом. В остальном все было обычным.

— Помню странного священника, — сказала я и Олег только сильнее нахмурился. — Не знаю, церковь красивая, старинная. Настоящее наследие. Чего ты вообще про нее вспомнил?

— Потому что проект по реконструкции выйдет нам боком, — ответил Олег, вздохнув и сел на диван.

Я напряглась и шагнула ближе.

— О чем ты говоришь? — не поняла я.

В «Альбатросе» все говорили, что этот проект чуть ли не самый прибыльный за все время. Будто церковь заплатила какие-то неприличные деньги и все еще удивлялись почему. Да, про заказчика отзывались двояко, говорили, что с ним работают чуть ли не с самого основания «Альбатроса». Но Олег явно не разделял всеобщей радости. Он смотрел на меня угрюмым пронзительным взглядом.

По спине побежал холодок. Стало неуютно и я поспешила сесть напротив.

— Все дело в заказчике, — начал Олег, не сводя с меня глаз, будто хотел втолкнуть свои мысли мне в голову. — Он сложный человек. Нетерпеливый и вспыльчивый. Ненавидит все мирское и презирает все, и вся.

Я усмехнулась, вспоминая священника.

— Мне он таким не показался, — сказала я.

— А ты его и не видела.

Я удивленно повела бровью, а Олег продолжал:

— Заказчик не тот старик, который приходил в офис. Он просто доверенное лицо. Один из представителей церкви. У них там своя иерархия и все больше похоже на бизнес, чем на религиозное пристанище. Заказчиком выступает глава. С ним мы общались дистанционно. До ноября. Сейчас он приехал в город и останется здесь пока мы со всем не закончим.

— И что в этом такого? — не поняла я.

Я знала, что бывают сложные заказчики, бывают строптивые и нервные, но со всеми можно работать. Поведение Олега все равно оставалось для меня загадкой.

— Дело в том Аня, — он вздохнул. — Что эту работу не стоило никому брать. Мы с ней не расхлебаемся. Понимаешь?

Нет. Я не понимала. Но Олег смотрел на меня таким взглядом, что я не могла ничего с собой поделать и кивнула. Сделала вид, будто поверила. Будто не заметила, что он что-то не договаривает. И казалось, все наладилось. Тягучие склизкие лапы лжи, больше не ощущались так остро. Этот разговор мы больше не вспоминали.

Приход зимы мы праздновали вместе. Вдвоем в его доме на окраине города. Там было тихо, хотя немного мрачно. Олег всегда стремился сократить отвлекающие его факторы до минимума. Поэтому мебель вся была простая, хоть и очень дорогая, а цвета сдержанные, чаще серые.

С его матерью я старалась не пересекаться. Даже на работе обходила ее фигуру в бархате и брильянтах стороной. Эта женщина меня ненавидела. С ее точки зрения я была сиротой, что водит за нос богатенького мальчика, хотя за нос водили меня. В конечном итоге бедный мотылёк всё-таки подлетел слишком близко к огню.