Девять писем для Софии

Ксения Шаманова (2024)

Она была актрисой мюзиклов и оставила после себя лишь девять писем и неоконченный роман. Одни называли её ведьмой, другие — королевой. Она и сама не помнила своего настоящего имени. Кто же это: роковая женщина, жертва искусства или святая? Ещё совсем недавно София ничего не знала о своей матери, а теперь их судьбы неразрывно связаны. Удастся ли ей найти все недостающие пазлы? Софии предстоит выяснить, где заканчивается игра и начинается реальная жизнь…

Глава 1

Встреча

Молния острым кинжалом вонзилась в заражённое унынием небо. Спустя пару секунд раздался такой гром, что, казалось, оно рухнуло, и испуганные жители бросились врассыпную. По непокрытым головам беглецов забарабанили тяжёлые капли. Угрюмый дождь, выгнанный из уютной берлоги, заручился поддержкой кряхтящего ветра и теперь мстил безумцам, которые были на улице в такой час. Гроза, как угрюмый палач, обрушилась на несчастных. Липкие листья сорвались с веток, чтобы отправиться вслед за вероломным дождём, ругаясь и плача. Дикий, вырвавшийся из плена гром, почти не целясь, выстрелил в сердце маленькой вселенной. Теперь её можно было уместить на чайном блюдце смеющегося Дьявола.

Тем временем на окнах в спальне короля Логоса опустили длинные шторы. Ничто не должно было нарушать установленного правителем порядка. Даже природные явления не имели права врываться в его покои. Король Аланд Мерек не терпел неповиновения. Он был совершенно уверен, что сможет посадить в тюрьму саму стихию. Она виновато склонит перед ним голову и без лишних пререканий отправится на плаху, смиренно приняв такую незавидную участь.

А в учебной комнате проходил урок географии, и две совершенно не похожие друг на друга ученицы наблюдали за багровеющим лицом пожилой учительницы. Одна из девушек — стройная и бледная, в простеньком ситцевом платье, внимательно слушала объяснения Белинды Джонсон. Макая перо в чернила, ученица записывала на листе названия королевств. Другая девушка и наполовину не была такой же старательной и послушной. Смешливая, звонкоголосая, розовощёкая, она то и дело теребила длинные чёрные косы или перебирала жемчужные бусы на шее. Смуглая красавица невинно хлопала густыми ресничками всякий раз, когда учительница называла её по имени.

— Розамунда! Сейчас же покажи мне на карте королевство Эйдос! — тяжёлая складка между кустистыми бровями миссис Джонсон не предвещала ничего хорошего. Морщинистая рука оправила подол строгого тёмно-синего платья, а затем указательный палец сурово коснулся сухих красных губ. Непропорционально большие и широкие, они казались уродливыми — слишком много места занимал этот огромный рот на маленьком лице с двойным подбородком.

Девушка вздохнула, заправила за уши чёрную прядь и беспомощно оглянулась на молчаливую подругу.

— Я не знаю, Белинда. Я ничего не знаю! Если я захочу, папа сейчас же отдаст распоряжение, и меня увезут в Эйдос! Но, признаюсь честно, мне совершенно всё равно, где находится это королевство… И я не желаю больше ничего искать на вашей глупой карте!

Надо отдать должное Белинде Джонсон: она слыла весьма терпеливой и сдержанной учительницей, но «глупая карта» — это уже слишком. Избалованной ученице не следовало покушаться на святыню, которой эта чопорная дама дорожила больше всего на свете. Она нахмурилась и вдруг ударила по столу с такой силой, что даже гром на улице внезапно оборвался.

— Ах ты, маленькая чертовка! Я попрошу короля, чтобы он оставил тебя без сладкого! — миссис Джонсон, как и любой взрослый, была глубоко убеждена, что для столь юной девушки не может быть более жестокого наказания. Розамунда поджала губы; она не могла стерпеть нанесённую обиду. И как смеет эта самовлюблённая старуха разговаривать таким тоном с дочерью короля?

— Вот увидите, я пожалуюсь отцу, и он откажет вам от места! — сверкнув глазами, отрезала Розамунда. Молчаливая подруга легонько сжала её запястье. Но опасные огоньки в зрачках капризной ученицы предупреждали о надвигающейся буре. Быть может, даже более страшной, чем эта хищная гроза за окном.

— Простите нас, пожалуйста, — заговорила старательная ученица. Её тихий, но звучный голос напоминал грустную сонату — из тех, что она сама нередко играла на фортепиано по вечерам. — Вы же знаете, Роззи совсем не хотела вас обидеть, — девушка погладила учительницу по руке. Белинда Джонсон зашмыгала носом и отвернулась.

— Спасибо, София. Мне так тебя жаль, — слегка покачиваясь, она вышла из комнаты. Карта осталась лежать на столе, всеми забытая и никому не нужная. Она угрюмо поглядывала на учениц, словно упрекая за такое неуважительное отношение к своей бедной хозяйке.

«И зачем она снова об этом сказала?» — София закусила губу. Каштановый локон выбился из её высокой причёски.

Учительница говорила одно и то же почти каждое занятие. Отец Софии занимался рыболовством и снабжал королевских поваров лучшей рыбой Логоса. Благодаря такому уникальному таланту, немногословности и умению слушать, мистер Фишер завоевал расположение самого короля. В знак благодарности Аланд Мерек разрешил дочери рыбака учиться вместе со своими детьми. Вот почему София росла и воспитывалась в королевской семье, а непоседливая Розамунда считала её самой близкой, задушевной подругой и ласково называла сестрёнкой. Между тем София никогда не забывала о своём происхождении и потому не позволяла себе отвлекаться на занятиях. Отец боготворил Аланда Мерека и постоянно напоминал дочери, кому она должна быть благодарна за жизнь во дворце.

— Ах, моя милая Софи! — Роззи взяла подругу за руки и потянула на себя, желая поднять её со стула и закружить по комнате в быстром танце. Принцесса и минуты не могла усидеть на одном месте. Жизнь казалась ей не более чем забавным каламбуром, придуманным королевским шутом. — Если бы я могла быть такой же умной и сообразительной, как ты! О, я была бы так счастлива!

— Так-так-так, чувствую, что моя сестрёнка опять что-то натворила, — дверь скрипнула, и на пороге появился высокий, хорошо сложённый молодой человек. Он завязывал атласной лентой доходившие до плеч волосы и широко улыбался. Сложно было представить людей более разных и внешне, и по духу, чем Розамунда и рыцарь Витольд, однако они всё-таки были единокровными братом и сестрой.

София улыбнулась, складки на подоле её платья зашелестели от лёгкого порыва ветра. Она коснулась щёк, чтобы немного остудить их холодными пальцами, и склонила голову в знак приветствия. Ей всегда становилось легче рядом с Витольдом — немного строгим и вместе с тем на удивление мягким и великодушным. Он относился к Софии с таким поразительным уважением, словно и она тоже имела право называться его сестрой. Розамунда при виде брата отпустила подругу, побежала к двери, забыв надеть туфли, и бросилась Витольду на шею. Он добродушно расмеялся и потрепал младшую сестрёнку по голове.

— Моя шалунья! Держу пари, что ты опять вывела бедную миссис Джонсон из себя. Я видел, как она вытирала красный нос и в расстроенных чувствах приговаривала: «О, это разбивает мне сердце!» — Витольд с такой точностью передал привычные интонации бедной учительницы, что обе девушки не смогли удержаться от смеха.

— Она сама виновата! Не представляю, как Софи её терпит… Мой любимый брат, как сильно я по тебе соскучилась! — Розамунда ещё крепче прижала к себе Витольда и поцеловала его в щёку. Она внезапно охрипла, и её голос понизился до шёпота.

— Не отпущу…

Очередная разлука с братом стала бы для неё невыносимой.

— Ох, и всё-таки отпусти меня, на этот раз я приехал надолго… Мне очень хочется обнять свою вторую сестрёнку, — он высвободился из объятий Розамунды и перевёл взгляд на Софию.

— Я скучала по тебе, — наконец сказала она, стирая пальцами невольные слёзы. Витольд ничего не ответил, а только притянул к себе Софию и почти сразу же отпустил. Он поднял шторы: за окном ещё сверкали молнии, но дождь уже прекратился.

— Эх, хотелось бы и мне быть такой же умной, как Софи, — Розамунда с тяжёлым вздохом опустилась на табурет. Не прошло и тридцати секунд, как она снова вскочила на ноги и, подбежав к трюмо, схватила золотую статуэтку. Балерина с крыльями бабочки замерла в отважном прыжке, точно собиралась покорить высоту и попросить у небесных жителей приют на несколько столетий вперёд. Розамунда снова вздохнула, упрекнув себя в излишней беспечности. Наверное, ей давно пора повзрослеть и научиться вести себя, как подобает юной леди из королевской семьи. Но что поделать, если это так сложно и скучно, а ей всё время хочется бегать и резвиться. Роззи повернулась к брату и лучшей подруге, не переставая задумчиво покусывать пухлые алые губы. Такие бывают обычно у капризных детей.

Витольд не выдержал и снова расхохотался не в силах отвести взгляд от нахмуренной сестры.

— Само очарование! — давясь смехом, проговорил он. София улыбнулась ему в ответ, подошла к Розамунде и обняла её за плечи. Подруга вспыхнула, обвинив обоих в жестокости и откровенном равнодушии к её несчастной судьбе. Придерживая полы красивого голубого платья из шифона, она выскочила вон и намеренно ни разу не оглянулась. Оказавшись у себя в комнате, Роззи поджала губы и зашмыгала носом. Брат до сих пор считал её ребёнком, и даже София время от времени глядела на неё с какой-то необъяснимой снисходительностью. Впрочем, Розамунда всё же находила этому одно простое объяснение: Софи была намного серьёзнее и старательнее своей подруги. Дочь короля, разумеется, не завидовала дочери рыбака, к тому же София никогда не вела себя с ней высокомерно, невзирая на успехи в учёбе и похвалу учителей. Но иногда Роззи очень хотелось поменяться с ней местами. Стать такой же сдержанной и внимательной… И тогда бы в неё влюбился храбрый рыцарь Логоса, похожий на Витольда. Он бы не переставал думать о возлюбленной даже во время сражения вдали от родных мест и умер бы с её именем на устах. Принцесса поморщилась и покачала головой: нет, тот рыцарь не умер бы. Он бы точно вернулся, чтобы сделать своей даме предложение руки и сердца. Вот теперь Розамунда улыбнулась и принялась ходить по комнате взад-вперёд, наматывая на палец тёмную прядь.

— Кажется, она на нас немного обиделась, — София развела руками. Как ей лучше всего поступить: утешить подругу и попросить прощения или просто переждать бурю? Через пару часов, а то и раньше, Розамунда сама забудет, что обижалась. Витольд ничего не сказал, а только опустился на колени и крепко сжал холодные пальцы названой сестры. Она быстро высвободила руки, вскочила с места и подошла к окну. После грозы на стёклах ещё остались робкие капельки — следы несчастья, выданного за ненастье. Но дождь выплакал все слёзы. За окном ругался ветер, мудрый и сильный, но всё-таки безутешный, а впереди не было ничего, кроме рассеянной незрячей пустоты. София повела плечами. За спиной скрипичной сонатой раздавался голос — тихий, спокойный и немного простуженный. А может быть, он, как и хитроумный дождь, прятал боль в потоке нечаянных слов?

— Прости, что испугал тебя. И сам не понимаю, что это со мной, — Витольд закрыл ладонью глаза и оскалился, как волк, попавший в капкан. — Не было ни минуты, когда бы я не думал о тебе… Знаю, это всё глупости. Да и какое право я имею говорить об этом? Не обращай внимания, — он закусил губу и провёл пальцами по складкам на лбу. София не смела повернуться к нему лицом, но и уйти тоже не могла. И вовсе не потому, что за её спиной терзался любовными муками сын короля. Она уже давно догадывалась о его чувствах, но видела в нём только брата и друга. Сердце Софии принадлежало другому, и она ничего не могла с этим поделать. Витольд должен был понять… О, он, конечно же, понимал! А иначе и быть не могло. Дорогой друг улавливал все интонации её беспокойного сердца, а порой ещё и гораздо быстрее, чем она сама.

— Витольд, ты, твоя сестра и мой отец — самые родные для меня люди. И нет во всём свете никого, кем бы я дорожила больше… Я бы умерла, если бы от этого зависело ваше благополучие… Пожалуйста, Витольд, ты же знаешь, как нам с Розамундой тяжело обходиться без тебя!

— Я знаю, — рыцарь встал. Табурет, на котором он сидел, повалился на пол и треснул посередине. — И я бы тоже с радостью отдал жизнь, чтобы защитить вас двоих… У меня болит голова, дорогая, мне очень хочется спать.

— Доброй ночи, — дрогнувшим голосом произнесла София. Витольд, как заворожённый, наблюдал за плавными движениями рук возлюбленной. Она рисовала таинственные знаки на запотевших стёклах. Витольду хотелось перехватить её хрупкое запястье, поднести к губам длинные пальцы и самому написать послание на окне… Он поднял сломанный табурет и, не говоря больше ни слова, вышел из тесной учебной комнаты. На стекле появились аккуратные буквы — такому почерку позавидовал бы иной каллиграф.

София прислонилась щекой к оконной раме и прочитала вслух новорождённое слово:

— Даниэль.