Гнездо Большой птицы

Лада Максимова (2024)

Столица всегда слыла дурным местом. Крупный порт, прячущий в ночи кровавый азарт преступного мира. Он поглощает жизни людей, но что если ты не хочешь быть его частью? Что если тебе не нравится Гнездо Большой Птицы? Будь осторожнее, ведь судьба может услышать твои желания и тогда тебе ничего не останется, кроме как бежать из него…

Глава 4. Цена

Лосток не приходит вечером.

И на следующее утро не приходит тоже.

Кушен закрывается в своей кладовке, оставляя небольшую щелку, чтобы не задохнуться. Под волнами отчаяния кажется, что лучше бы задохнуться. Лосток, может, и простит пропажу колец, но Стая точно нет.

Стая не прощает даже меньшее.

А где раздобыть денег на новые кольца, Кушен не знает. Внутри медленно зреет безысходность и понимание, что шлюховатая девчонка украла у него нечто намного-намного большее, чем просто пара колец.

Кушен ворочается с боку на бок, стоит закрыть глаза, под веками вспыхивает картинка, как в их дом приходят люди с татуировками на правом плече и… Кушен никак не может придумать, чем это может закончиться, но он знает, что в самом плохом случае должников Стаи никогда не находят. Или находят, но по частям в разных кварталах столицы.

Лаванда заглядывает к нему несколько раз, предлагает макароны с сыром, но Кушен отказывается — его тошнит от ужаса. К полуночи настигает тупое безразличие. В висках постукивает от напряжения, живот изредка сводит, но он прислушивается к шагам на лестнице, ожидая Лостока. Кушен не знает, почему не бежит, не знает, почему не прикладывает силы к поиску выхода. Он только осознает, что ему некуда бежать, что ему нечем расплатиться, кроме своей головы.

На улице лают собаки, изредка взрыкивают вдалеке мотоциклы, но Кушен ждет шагов брата. Когда, наконец, он слышит тяжелый неровный шаг Лостока, Кушен закрывает лицо руками и разражается рыданиями. Их не удержать внутри, его словно подвели к стене и направили ему в затылок дуло пистолета.

В двери щелкает замок. Шаркая и напевая себе под нос песню из рекламы кукурузных хлопьев, Лосток идет прямо к его каморке. Кушен сжимается, задерживает дыхание, но не успевает вытереть мокрое от слез лицо, когда дверь распахивается.

— Ну? — спрашивает Лосток, внимательно вглядываясь в лицо брата.

— Их украли, — выдавливает из себя Кушен, и у него снова перехватывает дыхание. — Артефакты украли.

Лосток молча смотрит на него сверху вниз.

— Ты идиот?

Кушен закрывает глаза ладонью.

— Да.

— Как их украли, блядь?

— Я привел девчонку домой, — отвечает Кушен сдавленно.

— Ты сделал что?

— Привел девчонку.

— Мелкий, ты вообще уже не мелкий, — по плечам Лостока пробегает дрожь. — На кой ляд ты припер кого-то домой? Еще и дал ей унести наши кольца? У тебя вообще мозга нет?

Кушен тихо всхлипывает.

Лосток вытягивает руку и со всей дури бьет брата по щеке. Голова Кушена дергается.

— Блядь, — выдыхает Лосток и оглушительно захлопывает дверь в каморку Кушену. Что-то звякает об пол.

— Вы можете не шуметь? — доносится раздраженный голос Лаванды.

— Можем, блядь, — отвечает Лосток. Входная дверь снова хлопает.

В голове гудит, в груди гнетущая опустошенность. Неужели это все? Неужели его не убьют? Кушен смотрит в абсолютную черноту, которая окутывает его. Он словно подвешен в пустой бесконечности, только тут воняет его потным телом. Голова гудит и отчаянно кружится от удара, глаз слезится.

Кушен с трудом сползает с кровати, дергает ручку двери, но она заперта.

— Лаванда, — тихо зовет он.

— Что? — спрашивает сестра из-за двери.

— Ты можешь меня открыть?

— Тут ручки дверной нет, — растерянно отвечает Лаванда.

— Ладно, — отзывается Кушен. — Иди спать.

— Ты там в порядке? — Лаванда явно обеспокоена.

— Все хорошо, — отвечает он. — Иди спать.

Лаванда уходит, и он снова остается в полной темноте и тишине, пока усталость не притупляет боль от удара. Незаметно для себя он засыпает.

***

Дверь распахивается, впуская режущий утренний свет.

— Пошли со мной, — голос Лостока хлещет его по гудящей голове словно прутья арматуры.

Кушен с трудом разлепляет один глаз, второй затек тяжелым синяком. Голова пульсирует и немного кружится, но Кушен рад уже тому, что не заблевал постель ночью. Лосток нервно перекатывается с носка на пятку и обратно.

— Быстрее, — поторапливает он.

Кушен сползает с кровати, с трудом встает на ноги — голова раскалывается. Неожиданно Кушен догадывается, что брат носит один из его артефактов, поэтому удар получился таким сильным.

— Ты мне вчера чуть череп не раскроил, — сдавленно ворчит Кушен.

— Из-за тебя нам всем чуть череп не раскроили, — Лосток толкает его в спину, подгоняя к двери. Интонация напряженная, и весь он словно наэлектризован.

На лестничной площадке их ждет раскачанный южанин, почти на две головы выше Кушена. В его толстой черной губе серебряное кольцо, все уши увешаны цепями с крошкой самоцветов (Кушен узнает один из своих защитных артефактов), кудри завязаны в сотни косичек. На его лице скука, но она тут же исчезает, едва он видит огромный синяк, в который превратилось лицо Кушена.

— Это кто тебя так, пацан? — сочувственно спрашивает он. Гулкий бас раскатывается по подъезду.

Кушен опускает глаза и судорожно сглатывает вязкую слюну.

— Упал, — отвечает он.

— Осторожнее, что ли, — южанин двигается в нему и подхватывает под руку.

Кушен мельком глядит на огромную руку, и его топит яростная обида, перебивая даже страх.

— Да не сбегу я, — огрызается он.

— Не беспокойся, мелкий, — гигант хмыкает. — Это я чтобы ты по дороге не свалился. Ты ж зеленый совсем, окочуришься еще пока шагаем.

Они выходят во двор. Дневной свет становится совсем непереносимым. Земля на мгновение уходит из-под ног. В следующее мгновение Кушен уже открывает глаза на деревянной лавке, а гигант заботливо поливает его лицо водой из бутылки. Лосток курит, даже не глядя на брата, и от этого почему-то одновременно спокойнее и страшнее.

— Ну вот что ты сделал, — корит гигант напряженную спину Лостока. — Ладно бы потерял на тысячи королей, а тут пара сотен всего и было то…

— Это ты Крылу попробуй сказать, — мрачно отвечает Лосток, не оборачиваясь.

Гигант цокает языком, и Кушен ясно различает, как серебряное кольцо стукает о зубы.

— Я в порядке, — хрипло отзывается Кушен, пытаясь отодвинуть руку южанина. Тот растягивает свои огромные губы в улыбку.

— Сейчас разберемся, — заверяет его гигант.

Кушен смотрит на гороподобную фигуру южанина. Он — словно ожившая густая тень, выделяется четким силуэтом на пронзительно-бирюзовом небе, заполняет все пространство перед взглядом парня.

Южанин вытаскивает из внутреннего кармана простенький передатчик и связывается с кем-то. Они договариваются о машине.

Кушен медленно садится на скамейке, пытаясь не упустить шаткий мир, но его все равно качает. Не может быть и речи о побеге, но перспектива уехать куда-то на территорию Стаи кажется более угрожающей. Кушен прикидывает, чем это может кончиться для него, но в голове вертится только заголовок Столичного ежедневника: «Новый выход кровавого маньяка. В доках найдено еще одно расчлененное тело». Стая никогда не отпускает своих должников, это всем известно. Кушен горько усмехается той частью лица, которую чувствует. Но почему все для него должно кончится из-за распутной дешевки из трущоб? Разве это не смешно, что он так хотел выбраться из этих мест, а в итоге угодил прямо в руки к Стае?

— Не бойся, — гигант присаживается рядом, вертит в ладонях, больше похожих на музыкальные тарелки, бутылку воды. — Левое Крыло не такой злой, как наше перышко.

Кушен никак не может избавиться от чувства, что этот южанин его разыгрывает.

— А ты кого-нибудь когда-нибудь убивал? — вырывается у Кушена.

— Да бывает, — пожимает плечами гигант.

К подъезду выруливает дребезжащая тарантайка: модель восемьдесят четвертого года с квадратными фарами, подклеенными изолентой, и исцарапанными стеклами, мотор троит на весь двор, низ дверей и арки в струпьях ржавчины. Кто-то решил «украсить» машину и наклеил почти прозрачное изображение полуголой девицы прямо на капот. Кушен во все глаза пялится на зеленоватые сиськи.

–Вау, — говорит он, пока гигант открывает дверь и направляет его в салон.

Лосток плюхается на соседнее сидение.

Они едут почти четверть часа, петляя по улицам, пока Кушен не теряется в однообразных дворах. Устав следить за дорогой, он закрывает глаза и тут же снова погружается в тяжелую дремоту. Ему мерещится, будто он в брюхе мифического чудища, колыхается в отбросах, которые сожрала тварь до того, как сожрать еще и его. Духота липнет к коже и забивает горло, а рядом с ним булькают размякшие упаковки от еды на вынос, лысые куклы без глаз, искромсанные шины, хищно поблескивают осколки самоцветов.

— Идем, — большая рука накрывает его плечо, и Кушен с трудом продирает глаза.

Его проводят деревенскими пыльными улицами, к уютному дворику, заросшему старыми кустами сирени, клумбы в цветах ложатся вдоль вымощенных камнем дорожек. Из душистых клубов выплывает невысокий домик с красной черепичной крышей и побеленными стенами. Это все так не вяжется у него с представлением о территориях Стаи, что Кушену кажется — он до сих пор не очнулся и все бьется в своем бреду.

В домике так же уютно, как и во дворе: очень чисто, на полках расставлены коллекционные изящные статуэтки, а еще тянет приятной прохладой.

— Так это ты самородок-артефактор? — спрашивает сидящий на плетенном кресле мужчина.

Солнце мягкими полосами ложится на дощатый пол. Мужчина нервно подергивает ногой и выглядит как клерк в банке, который слишком устал от мелких заемщиков. Ему не место в этом домике, не место в этом уюте. И эта несообразность подстегивает Кушена к пониманию: это то самое Крыло.

— Нет, господин, — отвечает Кушен и тут же получает ощутимый толчок в бок от Лостока.

— А твой брат божился, что ты артефактор, и башляешь нашим перьям грошовые артефактики, — Крыло прищуривается.

По хребту проходит ледяная волна.

— Я умею кое-что делать, — поясняет Кушен. — Но я не артефактор. Я только в этом году сдал экзамен в университет.

— И как сдал? — усмехается Крыло, но его взгляд остается пронзительным, пригвождающим.

— Пока не знаю, — честно отвечает Кушен. — Результаты будут только через неделю.

Этот человек внушает ему одновременно ужас и легкую брезгливость, даже несмотря на свой аккуратный прилизанный вид. Есть в нем что-то крысиное. И с каждым произнесенным словом он все больше становится неуместен здесь, в солнечном тепле и ненавязчивой свежести кондиционера.

— А сам как думаешь?

— Я ответил на все вопросы правильно, но я могу не поступить, потому что мест со стипендией мало, а платное я не потяну, — Кушен вспоминает, как его кинули на деньги в ресторане, как потерял несколько сотен королей из-за едва знакомой девицы, и снова злится на себя. Он мог бы залатить за первый семестр, а к следующему заработать остальное, но… Не смог.

— А если мы оплатим тебе учебу? — спрашивает Крыло, заинтересованно склоняя голову.

— Я не хочу работать на Стаю, — резко отвечает Кушен.

Это вырвалось непроизвольно, и он корит себя за длинный язык. Если пока не убили, то теперь точно решат.

— Почему? — Крыло заинтересованно склоняет голову.

В ровных полосах солнечного свете поблескивает лысина, чуть прикрытая жалкими волосинками, к лацкану пиджака подколота прищепка-артефакт и сияние самоцветов кладет дрожащий блик на бледную кожу мужчины.

— Я не хочу… — Кушен упрямо смотрит прямо в серые маленькие глазки Крыла. — Не хочу в конце-концов стать как все те, кто живет в нашем районе. У них нет будущего, они каждый день убивают сами себя.

— Наблюдательно, — тянет Крыло, и его взгляд из пронзительного перетекает в хитрый. — Ты умный мальчик, Кушен Малрост. И твой брат показывал твои работы, они очень талантливы для кустарного производства.

Кушен не может сдержать гордой усмешки, и сам себе поражается: как при полной уверенности, что ему осталось недолго, он умудряется оставаться тщеславным.

Усмешка вянет.

— Были.

— Поэтому, — продолжает мужчина, будто не слышал последнего слова Кушена. — Мы предлагаем тебе не место рядового пера. Мы предлагаем тебе место штатного артефактора. Можем даже чистую зарплату платить, записать тебя в реестре официально работающих. Никаких больше подработок, никакого хамского обращения, никакого презрения, только лаборатория и новейшие инструменты.

Он наклоняется вперед и заглядывает прямо в глаза Кушену. Он знает куда бить, ему известны все слабые места Кушена. Тот невольно задерживает дыхание.

— В чем подвох? — спрашивает парень.

— Ты будешь работать на Стаю, — на остроскулом, крысином лице застывает добродушная улыбка. Точнее, она могла бы такой показаться, если бы не приглушенный пугающий блеск в глазах Крыла. Невысказанное обещание.

— Я могу подумать? — на всякий случай уточняет Кушен, но знает ответ до того, как слышит его.

— Подумай, — блеск гаснет также быстро, как появляется. Крыло поднимается. — Но сначала я тебе кое-что покажу.

Он выходит в соседнюю комнатушку, дергает дверь кладовки — такая белая и чистая, украшенная народными израсцами — и та беззвучно распахивается, открывая стальную стену с небольшим типичным флого-замком. Крыло прикладывает ладонь с перстнем. Стена отъезжает, открывая кабину лифта.

— У рядовых сотрудников обычные пропуска, для конкретного этажа, — неожиданно поясняет мужчина.

В Кушене медленно крепнет надежда, что сегодня для него ничего не закончится. Он послушно следует за Крылом — его направляет широкая ладонь чернокожего гиганта.

В лифте умещается ровно три человека. Кушен зачарованно смотрит на полосу этажей: пять кнопок, три обычные, две сливаются по цвету со стеной. Сложно поверить, что под игрушечным домиком с уютным садом еще пять этажей вглубь земли. Это настолько ошеломительно, что Кушен невольно присвистывает. Гигант хмыкает.

— Что это за место? — спрашивает парень.

— Один из наших исследовательских центров. Для избранных, — Крыло оглядывается, и Кушен видит на его лице легкую улыбку. От нее по коже бегут мурашки. — Но сегодня будет экскурсия только по лаборатории артефакторов.

Они выходят на втором этаже.

Глазам Кушена открывается просторный светлый холл, заставленный круглыми столиками с лавками и кадками огромных тропических растений. Мясистые крупные листья густо-изумрудного цвета кажутся искусственными, как и все здесь — поддержка, игрушка. Непонятно только, заяем созданная. Кого дурить?

Здесь сидит несколько людей в лабораторных халатах, в углу компания в темных костюмах флого-инженеров. Кушен завистливо сглатывает слюну. Как же давно он мечтал ее примерить — темная ткань прошита экранирующими плетениями так, чтобы пыль и крошки самоцветов не застревали, а скатывались сраху на пол. Инженеры приветливо кивают вошедшим, но никто не порывается встать и поздороваться. Кушен непроизвольно отвечает на приветствие, но тут же отводит взгляд.

— У вас часто тут бывают экскурсии? — парень не хочет дерзить, но как и всегда в напряженные моменты, не может удержать язык за зубами.

Никто ему не отвечает, а Кушен не хочет больше поднимать глаза, чтобы дальше разглядывать это место. От усталости и голода перед глазами уже плывут круги, но парень только крепче сжимает зубы, обещая себе, что если выберется отсюда, обязательно сходит в то место, где они ели с блондинкой и толстухой, и плевать сколько это будет стоить. Даже если у него ни гроша в кармане.

Они проходят и холл, и длинный коридор, по обе стороны которого тянутся стеклянные стены, и двери, перетянутые молочно-белой пленкой: можно разглядеть силуэты и только — Кушен не удерживается и бросает редкие взгляды вокруг. Никто его не одергивает за них, да и вряд ли одернет, но упрямство снова и снова заставляет его опускать глаза.

Потому что нельзя поверить, что тут хорошо, нельзя, поддаться. Однажды в Стае — всегда в Стае. В каком бы виде ты там не появился.

— Здесь ничего интересного, — говорит Крыло. — Это рабочие кабинеты и переговорки. Сотрудники обсуждают идеи, проекты, способы решений поставленных задач.

В голове парня тут же проносится сладкая мысль, что он мог бы также. Он может стать одним из этих изобретателей. Тогда не придется думать о деньгах вообще никогда, никогда больше не придется испытывать тупую резь голода в животе, а пальцы не будут опухать от воды.

Коридор кончается лестничной площадкой, с которой открывается вид на обширный полигон. Рядами тянутся отгороженные ячейки небольших залов. Они намеренно не закрыты, чтобы можно было разглядеть сверху, что происходит.

Крыло останавливается.

— А здесь все новинки тестируются.

Что-то взрывается неподалеку, разносятся возбужденные голоса, в воздухе вьется тонкий дымок, пищит система пожаротушения, и в одном из отсеков раздается резких звук открывающихся брызговиков.

— Весело тут у вас, — комментирует Кушен, но он заворожен этим место и перспективами, открывающимися ему.

Он противится им. Противится изо всех сил, потому что суть не меняется — Стая есть Стая. Если попадет под крыло Большой птицы, никогда не покинет Янталик, навсегда останется прикован к трущобам, даже если и станет настоящим артефактором.

— Да, — соглашается Крыло. — Правда, теперь у нашего предложения есть неприятная сторона.

— Какая? — напрягается Кушен.

Может, если бы не постоянный треск в голове и тошнота, он понял бы это намного раньше. Но он был слишком поглощен и болью, и внутренней борьбой между получением желаемого и его ценой.

— Теперь, когда ты видел это место, — Крыло ласково улыбается, поблескивая глубоко-посаженными глазами. — Тебе придется подписать договор о работе с нами и принести клятву на самоцвете.

Кушен отступает, но ему в спину упирается дуло пистолета.

— Иначе мы тебя убьем.

Именно поэтому нельзя вести дела со Стаей.

***

Кушен просыпается мокрым от пота и слез, горло дерет сдавленный крик. Титаническим усилием воли, он гасит его в груди, не давая пробиться наружу.

В квартире тревожная предрассветная тишина. Кушен внимательно прислушивается, не раздастся ли голос сестры, но похоже Лаванда глубоко спит. Кушен снова прикрывает глаза и снова с насыщенной яркостью видит черное дуло, почти изящную линию ствола, черные пальцы, сжимающие его, жидкое серебро расслаивающейся в пространстве пули, кораллово-красные брызги крови.

Прошло уже две недели, но это…

Похоже, теперь это навсегда с ним.

Лосток смотрел на него безучастно и немного обижено. Может, будь у него еще возможность говорить, он спросил бы почему. Почему ты их не остановил, брат? Разве я когда-нибудь делал тебе плохо?

Делал.

Ты привел меня сюда, ты втянул меня в Стаю, хотя я этого не хотел, ты продал мою жизнь за сто двадцать королей.

Южанин опустил пистолет, и на его лице не было ничего, кроме печали. Наверное, он тоже спрашивал почему?

— Он хорошо нам служил, — пробормотал он. — Правое крыло будет недоволен.

— Тебя не спросили, — огрызнулся Крыло, но, кажется, вид крови его тоже потряс. — Пошел, — он кивнул в сторону лифта. Но выражение растерянности и затаенного страха никуда не делось с его лица.

Кушен сердито стирает слезы, но они не останавливаются. Он не смог сказать Лаванде, что Лосток больше не вернется домой.

— Думаешь, это шутки? — Крыло зло всматривался в напряженную фигуру Лостока. — Ты, выблядок, думаешь, это шутки? — голос мужчины взлетел почти до визга. Он стал еще больше похож на обозленную крысу, загнанную в угол.

— Да я вообще под другим крылом хожу, — Лосток вскинулся, но руки его даже не дернулись в сторону защитных артефактов на запястьях.

— Ты ко мне пришел, — процедил Крыло. — Помнишь?

Кушен поднимает руку и осторожно прикасается к перебинтованному плечу. Там, вгрызаясь в кожу, сидит татуировка пера.

— Это дурно закончится, — пробурчал гигант, опускаясь у распростертого тела Лостока. — Это очень дурно закончится.

Большие черные пальцы закрыли Лостоку глаза.

Но ничего не закончилось. Кушена отвели в подвал, впихнули в руки крупный самоцвет и потребовали произнести слова. Там, в чистом сиянии хаотического излучения, он сам захлопнул решетку своей тюрьмы.

Как будто выбор был?

Ничего не было.

Кушен со злостью бьет тощую подушку, но слезы продолжаю течь. Кушен закусывает губу, чтобы не разрыдаться в голос.

Две недели прошли, место отчаянного отупения заняли постоянные страх и горе.

Горе не по брату.

Горе по собственной упущенной жизни.

Лаванда все еще ничего не знает, но, кажется, начала догадываться. Вчера она даже спрашивала, куда подевался Лосток, но Кушен только качает головой. Горло сжимают страх и клятва, подкрепленная самоцветом.

Если бы он только не сон, которого он лишается вместе со своей жизнью. Кошмары подтачивают его, хотя еще ни одного заказа ему не дали. Две недели молчания. Кушен даже не знает, может ли он начать искать какую-нибудь подработку (потому что долго перебиваться макаронами и подгоревшими бобовыми котлетами не получится, у него уже впадины на щеках размером с долину Хвостов), или его могут застрелить за то, что он потратил свое время не на работу для Стаи.

Кушен встает, с трудом натягивает грязные штаны и тащится на кухню. Из окна видна только соседняя панелька и чахлая зелень между домами. Почти весь газон запаркован дешевыми малолитражками. В воздухе висит бледная дымка тумана, но небо уже посерело, наливаясь предрассветной тяжестью.

Отчаянно зевая, Кушен наливает воду из-под крана в чайник, мельком смотрит на календарь, и его пронзает воспоминание. Сегодня должны объявить, кто поступил в университет.

Кушен замирает, так и не поставив чайник на плиту.

Ну не убьют же его за то, что он отлучится из дома на несколько часов? Перед глазами мелькают кораллово-красные брызги крови.

Кушен судорожно вздыхает.

С другой стороны, Стая же выиграет от его учебы в университете. И Крыло говорил об оплате учебы. До того, как убил его брата.

Лаванда просыпается от свиста чайника или от того, что он слишком громко расхаживает по кухне. Выползает из своей комнаты и недовольно смотрит на старшего брата. В растянутых трениках и без косметики она выглядит на свои шестнадцать. Кушен с трудом может поверить, что эта девочка оденет короткую юбку и вечером уйдет на улицу.

— Ты такой громкий, — говорит она. — Тише, разбудишь девочек.

Кушен криво улыбается.

— Не хочешь рассказать, что у тебя случилось? — спрашивает Лаванда. Это первый раз за несколько недель, когда у них есть время и силы на разговоры.

Кушен отрицательно крутит головой.

— Такое лучше никому не говорить, — хрипло отвечает он. Само вырывается, как и нервный смешок затем.

— Тебе нужна помощь? — хмурится Лаванда.

— Ты вряд ли сможешь помочь.

Мгновение Лаванда внимательно всматривается в его лицо. Понимание мелькает в ее глазах вместе с ужасом, она прикрывает рот ладонью.

— Лосток втянул тебя в Стаю?

— Лосток втянул меня в Стаю, — повторяет Кушен.

— Блядь!

— Тише, разбудишь девочек, — ухмыляется Кушен.

Странно, но с признанием становится легче, словно из груди вытащили гигантский кол. Хотя глаза начинает отчаянно щипать.

— И что ты должен делать? — любопытно спрашивает Лаванда, кажется, будто потрясение просто не может в ней долго задержаться, но затем быстро поднимает ладони перед грудью. — Не надо, не говори. Не хочу знать, что за дела у Стаи.

— Я и сам не знаю, что за дела у Стаи, — мрачно отвечает Кушен. — Они уже две недели со мной не связывались.

— А как связываться, сказали? — хмурится Лаванда.

— Неа, — Кушен снова отворачивается к окну.

Лаванда наливает им чай в привычно щербатые кружки, ручки отколоты.

— Я так хотел убраться из всего этого, — тоскливо говорит он. — Я хотел стать уважаемым человеком…

— А здесь ты не заслуживаешь уважения? — резко обрывает его Лаванда. — Что за нытье, Кушен? Мы все тут живем.

— Это не жизнь, — тихо возражает Кушен. Он резко поднимает голову и впивается взглядом в сестру. — Ты и сама это знаешь, иначе не глотала бы крошку самоцветов.

Лаванда молчит, но лицо ее мрачнеет.

— Это была ошибка. Девочки на улицах говорят, что после этого легче.

Они снова молчат. Туманная хмарь за окном рассеивается и по грязному кафелю скользят золотистые солнечные лучи.

— Хватит ныть, — повторяет Лаванда. — Мы все отсюда выберемся. И то, что Лостоку это не удалось, не значит, что у нас с тобой не получится.

Кушен вскидывается:

— Откуда?..

— Откуда я знаю, что Лостока больше нет? — в углах ее губ собирается злая усмешка. — Я поняла это, когда ты сказал, что он втянул тебя в Стаю. Будь он еще жив, он бы не отпускал тебя от себя еще пару месяцев, делясь бесценной мудростью жизни в Стае.

Удивительно, но, кажется, Лаванда не переживает, что брата больше нет.

— Туда ему и дорога, — твердо говорит она. Солнце загорается в ее смоляных волосах. — Он был паршивым старшим. Ты теперь старший.

— Я и сам теперь в Стае, — возражает Кушен.

— Ты не Лосток и никогда не был таким. Ты может и в Стае, но не часть ее.

Кушен прикрывает горящие глаза.

***

— Не надо так резко с ним, — Лосток выглянул из-за плеча гиганта. — Он не обязан подписывать ничего.

Как нелепо прозвучали эти слова защиты, после того, как Лосток сам привел Кушена сюда.

— Ты забыл свое место? — Крыло сощурился, впиваясь недобрым взглядом в Лостока.

— Я просил у тебя пару сотен королей, а не угрожать моему брату, — Лосток ответил спокойно, но его плечи закаменели и весь он словно натянутая струна.

— Мы кажется, договорились, что ты приводишь ко мне артефактора, а я даю тебе твои две сотни королей, — притворно ласково протянул Крыло, но губы уже подрагивали в угрожающем оскале. — И все живы, довольны.

— Мы не так договаривались, — снова возразил Лосток. — Мы договорились, я привожу тебе артефактора, ты даешь мне деньги, но никому не причиняешь вреда.

— Думаешь, это шутки? — Крыло зло всматривался в напряженную фигуру Лостока. — Ты, выблядок, думаешь, это шутки? — голос мужчины взлетел почти до фальцета. Крыло стал еще больше похож на обозленную крысу, загнанную в угол.

— Да я вообще под другим крылом хожу, — Лосток вскинулся, но руки его даже не дернулись в сторону защитных артефактов на запястьях.

— Ты ко мне пришел, — процедил Крыло. — Помнишь?

— Помню, но мы не так договаривались.

— Я буду решать, как мы договорились! — завизжал Крыло, повернулся в гиганту. — Убей его. Это тупое перо забыло свое место.

Южанин замешкался с сомнением взглянул на Крыло. Воздух будто сгустился возле тщедушной фигуры Крыла. Темные щупальца отделились и медленно заскользили в воздухе к каждому из них.

— Я сказал, убей его.

Гигант тяжело вздохнул, послушно навел пистолет на Лостока.

Все чувства Кушена обострились. Свет ламп разломился на сотни тонких проволочек, почти изящная линия ствола налилась черной яркостью, серебристые линии стекали по его ручке. Оглушительный хлопок разорвал воздух, дуло выплюнуло вспышку пламени и, прочерчивая пульсирующую линию в воздухе, пуля пронзила грудь Лостока. Вторая пуля прошла насквозь голову. Кораллово-красная кровь вспенилась, рассыпалась градом капель по молочно-белым стенам бункера.

И этот неестественно-яркий цвет будет преследовать Кушена еще долгие-долгие годы.

***

Белая громада университета нависает над его головой. Кушен быстро оглядывается и забегает в здание. Доска объявлений в главном холле, здесь уже толпится уйма людей. Кушен отходит в сторону, чтобы не сталкиваться ни с кем локтями. После встречи с Крылом он вообще с трудом принимает прикосновения к себе. Они пугают его, а собственный испуг злит и, кажется, будто в груди нарастает огненный комок, готовый спалить любого оказавшегося рядом.

— Привет, — неожиданно слышит он возле уха. Кушен дергается, резко оборачивается и натыкается на солнечные блики в стеклах очков, золотистые искры на длинных распущенных волосах. Он судорожно вздыхает.

— Привет, — отвечает он.

За спиной девушки стоит вторая: та самая робкая богатая толстушка, только сейчас она выглядит немного не так, как в прошлый раз. Правда, это было так давно, что Кушен не уверен в своих воспоминаниях, и не может точно уловить, что же поменялось.

Толстушка улыбается ему. Он неловко улыбается в ответ.

— Кушен, верно? — уточняет та, что в очках.

— Да, а ты?.. — тянет он.

— Розмарин, — подсказывает она. — А это Романна. Ты забыл как нас зовут?

— Так вышло, — огрызается Кушен. — У меня были вещи поважнее, которые нужно запомнить.

— Бывает, — Розмарин улыбается одними губами, но улыбка не касается ее глаз.

— Прости, — неожиданно для самого себя извиняется Кушен. — У меня тяжелые времена.

Девушка ничего не говорит, только сочувственно прикасается к его плечу, и это касание не пугает его. Огонь в груди медленно гаснет.

— Тебе удалось поступить? — включается в разговор толстушка.

— Пока еще не смотрел, — мрачно отвечает Кушен.

— Пойдем, — Розмарин подхватывает его под одну руку, а Романна идет за ними, прикрывая спину от случайных толчков.

Белые листы пестрят именами. Кушену приходится прищуриться, чтобы разобрать разбегающиеся буквы. Имена, имена, имена… Вот оно.

Кушен Малрост. На шестнадцатом месте.

— Идемте, — Розмарин снова направляет их, только в этот раз к выходу.

Но на крыльце из яркого солнечного света выходит тот самый чёрный гигант, что отвез его в тот ад, что убил его брата. Он почтительно кланяется девушкам, но не сводит с него сочувственного взгляда.

— Пора? — глупо спрашивает Кушен.

— Да, — южанин кивает головой в сторону ворот, где стоит та самая машина.

На макушку будто вылили стылой воды с острыми крошками льда. Он не видит ничего вокруг, только ржавую бахрому на арках и зеленоватую проститутку на капоте.

— Уберите это отсюда, — доносится до него голос Романны. Она спокойна, но слова звучат властно и немного сердито.

— Конечно, госпожа, — отвечает южанин и снова кланяется. — Мы уже уходим.

Руки Кушена касаются девичьи пальцы. Он сжимает ладонь — в кожу впивается острая грань самоцвета, тонкий ободок кольца холодит. Он незаметно надевает кольцо, не задавая вопросов, вообще не подавая вид, что что-то произошло.

— Кушен! — окликает его Романна.

Он оборачивается через плечо.

— Поздравляю, ты поступил! — она приподнимает сжатый кулак, будто в жесте поддержки, но теперь Кушен чувствует себя намного спокойнее и сердце не заходится в груди, как полоумное. Он прекрасно понял ее послание: достаточно сжать кулак и тогда…

Что тогда?

Ну… будет круто, если никто, включая его, не умрет.