(Не) настоящий наследник

Лана Пиратова (2024)

— Зачем ты обманула меня, Катя? — он, наконец, поднимает на меня взгляд и меня пробирает всю до дрожи от холода в его глазах. В них — холод. И ненависть. Догадки пугают меня одна за другой. — Амир… Не дает договорить. Грубо отодвигает меня за плечо и проходит в комнату. Оглядывается. — Где мой сын? — спрашивает, не поворачиваясь ко мне. Я отступаю к стене, а внутри все холодеет от понимания того, что он уже все знает. Несколько лет назад я познакомилась с этим мужчиной, не представляя, в какой водоворот событий буду втянута и какую трагедию мне предстоит пережить из-за этой встречи. И сейчас, спустя годы, он опять хочет сломать мою жизнь и забрать самое дорогое. Но он не знает, какую тайну храню я все эти годы.

Глава 1

Катя

— Смирнова Екатерина Валерьевна? — строгий голос врача заставляет меня сесть на стуле прямо. Он не смотрит на меня, что-то читает в моей карте, поправив очки.

— Да, — отвечаю и откашливаюсь.

— У меня для вас неутешительные новости, — говорит он сухо. — У вашего сына врожденный порок сердца. Он пока останется у нас. Вас мы выпишем сегодня и вы сможете навещать его в установленные часы.

Слова доктора эхом звучат в моей голове.

Что он такое говорит? Какой порок сердца? У меня же здоровый малыш.

— Простите, — говорю чуть слышно. — А вы не путаете? Может, это ошибка? У меня же не было проблем всю беременность. Врач говорила, что ребенок развивается нормально.

— Врачи иногда ошибаются, Екатерина Валерьевна, — вздыхает мужчина и с жалостью смотрит на меня. — Вы пропустили плановое УЗИ. На нем, возможно, все выяснили бы, но… Увы… История не знает сослагательного наклонения. Вам надо научиться жить с этим.

— Но… — мне воздуха не хватает. Дыхание перехватывает. Хватаюсь за сердце. — Это ошибка… какая-то ошибка… — шепчу как в небытие.

— Я понимаю, — вздыхает врач. — Сложно такое принять. Но вы свыкнетесь с этой мыслью. К тому же, при нынешнем уровне медицины проблема вполне решаема. Всего лишь вопрос денег…

Всего лишь…

— Сколько? — шепчу я, вытирая слезы со щеки, хотя уже знаю, что деньги эти мне взять негде. Но вдруг?

И врач называет такую сумму, что я от бессилия сжимаю кулаки так, что ногти впиваются в кожу. Почти режут ее. Но я не чувствую боли. Вся моя боль сейчас вместе с моим малышом. Вместе с Матвеем.

— Когда нужны деньги? — спрашиваю и сама не узнаю свой голос. Ледяной, неживой какой-то.

— Время еще есть, — задумчиво произносит врач. — Все не так плохо. Но лучше, конечно, не тянуть. У вас есть, где деньги взять?

— Мне надо подумать, — отвечаю, глядя в стену. — Обсудить…

— Понимаю, — кивает врач. — Давайте так. Я буду ждать вас через два дня. Мне нужен будет ответ от вас, готовить Матвея к операции или нет. Все это займет какое-то время. Есть определенные процедуры…

— Я поняла вас. Я пойду, — встаю и ног не чувствую. — Можно к сыну перед уходом?

— Да, конечно. И не забудьте документы забрать на посту у медсестры. Екатерина Валерьевна, — замолкает. Ждет, когда я обернусь. — Через два дня.

Киваю и открываю дверь.

Сначала возвращаюсь в палату. Мне надо прийти в себя. Не хочу, чтобы сын даже через стекло почувствовал, что маме плохо. Нельзя. Ради него я должна быть сильной. Только ради него.

Как же так вышло? Почему никто ничего мне не говорил? Матвей же здоровый! Я всего пару раз держала его в руках, но он здоровый! Может, все же ошибка? Господи, пожалуйста, пусть это будет ошибкой! Пусть!

Заставляю себя успокоиться. Иду к раковине и умываюсь холодной водой. Глаза все равно красные. Смотрю на себя в зеркало. Выгляжу я ужасно. Но мне все равно.

Роды были тяжелыми. Я кое-как отошла от них. Но главное, что Матвей появился на свет. Главное, что с ним все в порядке.

Было…

Опять накатывает. Надо успокоиться, Катя, надо. Ради сына. Надо найти деньги, а для этого нужен холодный разум. Я найду. Я смогу.

У меня просто нет выбора.

Выхожу из палаты и иду к сыну. Он в специальной палате, в кювезе. Меня без проблем пропускают. Я стою рядом со стеклянным куполом и смотрю на своего малыша. Он спит. Глазки закрыты и он лишь подрагивает во сне. Куча трубочек и иголки в хрупком теле.

Господи. Не могу сдержаться и закрываю рот ладонью, чтобы не расплакаться в голос.

За что?

Когда думала, что все страшное уже позади, оно просто ждало, когда я расслаблюсь.

— Вам надо уйти. Время вышло, — вежливо говорит медсестра. — Время посещения ограничено. Вы можете завтра прийти. Не волнуйтесь, мы следим за ним.

— А на руки? Когда я смогу взять его на руки? — так и говорю с ладонью у рта. И опять слезы уже катятся по щекам.

— Не могу вам сказать. Этот вопрос не ко мне. У доктора спросите, — она аккуратно подталкивает меня к выходу.

Придя немного в себя, я возвращаюсь в палату. Собираю вещи и забираю документы у медсестры.

Меня никто не встречает, денег на такси нет. Еду домой на метро.

Своей квартиры у меня нет. Вернее, есть то, что оставил мне отец в наследство.

Мои родители развелись уже давно. Несколько месяцев назад отец умер и оставил свою однушку нам с братом в равных долях. Мама с братом решили, что лучше всего пока сдавать ее. Хоть какой-то доход, учитывая, что брат мой нигде не работает. У меня не было ни сил, ни желания спорить с ними. Беременность протекала нелегко и я старалась по совету врачей не нервничать лишний раз.

К тому же меня вполне устраивала жизнь вместе с мамой. Я уже привыкла к ее упрекам и почти не обращала на них внимания.

Мама как раз дома. Открывает мне дверь и целует.

— Выписали? Ты одна? — внимательно осматривает меня. — Неужели решила сделать, как я говорила? Ну и правильно! Наконец, ты поняла, что…

— Мам, подожди, — говорю я и берусь за живот. Все еще тянет немного. Морщусь. — Пойдем на кухню. Я пить хочу очень. И… у меня есть важный разговор.

Мама хмурится, недовольно осматривает меня и первая идет на кухню. Я — следом.

Сажусь за стол и мама ставит передо мной чашку с чаем с пакетиком. Я почти залпом выпиваю его.

— Ну, — мама стоит, прислонившись к столешнице и сложив руки на груди, — расскажешь? Или опять секреты от матери будут?

— Мам, не надо, не начинай. Мне очень плохо сейчас.

— Болит? Я говорила, что не надо было этого делать! С твоим-то здоровьем! Что врач сказал? Ты помнишь, сколько стоят лекарства? Где мы такие деньги возьмем?

— Мам, — хочется заткнуть уши и не слышать этого. Но я здесь живу. А еще нам нужно поговорить. Это важно для Матвея.

— Мам, мам! Никогда меня не слушаешь! Видишь, к чему это все приводит? Ребенка куда сдала? Подписала все, что надо? Чтобы никаких следов…

— Я никуда его не отдала, — произношу, глядя в чашку. — Мой сын будет жить со мной.

Мама всплескивает руками и смотрит на меня круглыми глазами.

— Вот тебе раз! — восклицает. — И где же он? «Твой сын», — произносит это с издевкой.

— Мам, мне надо поговорить с тобой, — я встаю и подхожу к ней. Пытаюсь ее обнять. Мне так нужно сейчас простое человеческое тепло. Просто необходимо. Но мама холодна. Она стоит, опустив руки. Меня не обнимает. — Мам, — говорю я. — Матвею нужна операция. Срочная. У него порок сердца. Но если сделать операцию…

— Что?! — мама перебивает меня и убирает с себя мои руки. — Порок сердца? Да ты знаешь, что с таким диагнозом не выживают. Ты его в больнице оставила? Пусть там разбираются. Правильно сделала. Тебе свою жизнь устраивать надо. Жизнь не закончилась на этом.

— Мама! Мама! Остановись! Что ты говоришь? — я, все-таки, не выдерживаю. Закрываю ладонями уши и мотаю головой. Немного успокаиваюсь и говорю твердым голосом: — Матвею сделают операции. Он выживет. Шансы очень хорошие.

— Это тебе кто сказал?

— Врач. Но нужна операция. Как можно скорее.

— Ну, ясно. Он тебе и не такое скажет, чтобы денег поиметь! Не лечится такое! Не лечится! Но знаешь, это даже и к лучшему. Всяко лучше, чем в детдоме-то.

— Мама! Перестань! — смотрю на нее в последний раз и убегаю из комнаты.

Закрываюсь у себя. Падаю на кровать и реву. Я уже даже боли в животе не чувствую. Все отошло на второй план. Мне просто плохо. Плохо от одиночества и от бессилия.

Мне нужно поплакать. Одной. Хотя бы одной. Поэтому несколько минут просто лежу, уткнувшись в подушку, и реву.

Что бы кто ни говорил, а Матвей будет жить. И будет жить со мной.

Собираюсь еще раз с духом. Вытираю слезы и выхожу.

Мама все еще на кухне.

— Мам, — говорю и она опять поворачивается ко мне. — Я хочу продать квартиру. Мне нужны деньги.

Глаза мамы становятся круглыми. Она отвечает не сразу.

— Что значит «продать»? — спрашивает холодно. — Ты не одна это решаешь. Это не только твоя квартира.

— Не только. Но доля принадлежит мне. И мне сейчас нужны деньги. Поэтому квартиру надо продать. И я заберу то, что причитается мне. Деньги нужны на операцию и я не могу ждать. И взять мне их больше не откуда.

— А о Коле ты подумала? Там так-то и его доля есть. А обо мне?

— Коля — взрослый мужчина. Еще тридцать два года. Он может работать и так обеспечивать себя, а не за счет сдачи в аренду квартиры.

— Как ты заговорила! — мама упирается руками в бока. Строго смотрит на меня. — Ты прекрасно знаешь, что Коля никак не может найти работу!

— Или не хочет?

— Катя!

— Мам, я правда очень устало, — вздыхаю, опираясь о стену. — Роды были тяжелые. Я не спала почти двое суток. А потом еще эта новость… Поэтому спорить у меня сил нет. Прости. Просто примите с Колей тот факт, что долю свою я буду продавать. Мне нужны деньги. Ради себя я никогда этого не сделала бы. Но речь идет о моем сыне.

— Не называй так это отродье!

Бросаю на нее злой взгляд. Всякому терпению приходит конец.

— Никогда не называй так моего сына, — цежу я. — Слышишь? Никогда.

Разворачиваюсь, чтобы уйти к себе. Закрыться там и остаться наедине. И слышу в спину:

— Если ты продашь свою долю, то можешь выметаться отсюда. У тебя будут деньги, чтобы снять жилье. А нам придется сдать твою комнату, чтобы хоть на что-то жить!

Ничего не отвечаю. Лишь душу подступающие слезы. И буквально бегу к себе.