Зацелую, залюблю

Лариса Валерьевна Грузнякова, 2016

Всё началось с мечты. Зойка Балашова – непримечательная полноватая девица 16 лет влюбилась в прекрасного амбициозного Германа и намечтала стать красавицей, чтобы Герман влюбился в неё без памяти. Всё почти сбылось, но с некоторыми погрешностями. Как принять новую реальность? Нужно ли менять себя, чтобы получить то, о чём мечтаешь? Как много зависит от человека и зависит ли от него что-то?

В Зойке ничего привлекательного не было. Ну совсем, ну ни капельки, ни капелюшечки. И внешность не ахти, так, средненькая. И характер никакой. Да Зойке ничего и не нужно было, её вполне всё устраивало — живёт себе и живёт. Зато родители постоянно сравнивали её со старшим сыном, Димкой. Вот он умница! Всё время ему что-то нужно, чего-то не хватает. Все книги в районной библиотеке перечитал — мало! Три языка самостоятельно выучил — мало! В школе все олимпиады выиграл — мало! Он ещё в десять лет мотался на кафедру физмата в МГУ, с ним там профессор один три раза в неделю занимался математикой (понятное дело, высшей) и физикой. Профессор этот увидел Димкину работу на какой-то олимпиаде, оценил, восхитился и предложил заниматься с ним абсолютно бесплатно. Уже в седьмом классе Димка мог спокойно поступить в МГУ (так его профессор поднатаскал), к десятому всю программу вуза освоил. А ему опять мало. Димка поступил в МГУ. Осень, зиму, весну учился, да ещё и репетиторствовал. А летом выиграл грант и поехал к капиталистам дополнительное образование получать. Когда МГУ окончил, у него уже куча заграничных сертификатов и дипломов скопилась. И снова мало! Рванул тогда Димка в Гарвард, в Америку. Кто бы мог подумать, что в их магистратуру поступит русский парень, да ещё и бесплатно. И здесь Димка сдюжил. Да что перечислять все его заслуги — чудо, а не сын! Гордость семьи Балашовых, всей родни. И он теперь эту родню обеспечивает так, что все живут как сыр в масле.

«Может, Зойка — расплата за удачного сына?» — думали родители. Любить её, конечно, любили — и младшенькая, и девочка. Но Зойка как будто сама от себя отталкивала своей инертностью. Читать ей никогда не хотелось, в кружки ходить она не любила, в школе из троек не вылезала. И никакие стимулы не помогали. Чего только мать не придумывала: и новую куклу за годовую четвёрку по математике, и красный глянцевый ранец за поступление в музыкальную школу, и поездку в лагерь в Сочи за секцию фигурного катания. Ничего не действовало. Зойке не нужны были новые игрушки, новые книжки, новые вещи, её устраивало всё, что у нее было и даже то, чего у неё не было. Зойка откровенно не понимала, чего всем от неё нужно. Она не грубит, не дерётся, с плохими девочками не водится, двойки не таскает.

Хотя иногда, нужно заметить, Зойку всё же слегка печалила её внешность. Ребёнком Зоя была чудо как хороша. А как вступила в зону известного своими сложностями пубертата, сразу все прелести растеряла. Тело заплыло лёгким рыхлым жирком, лицо потеряло выразительность, и Зойка стала похожа на кисель. Даже глаза цвета спелого лесного ореха по мере взросления приобрели невнятный болотный оттенок. Волосы тоже выступили предательским фронтом, из приятных светло-русых превратившись в непослушную соломку.

Мама смотрела на Зойку и сокрушалась, как такой хорошенький ребёнок мог стать ленивой полноватой девицей безо всякой изюминки, скучной, как серый дождливый день. Мать пробовала устроить революцию. Держала Зойку на строгой диете, таскала на аэробику, заставляла приседать по сто раз в день, раз в три недели водила её в парикмахерскую красить волосы в экзотический цвет «Венецианский блонд». Но волосы, ни в какую не желавшие покоряться новшествам, становились всё более ломкими и жёсткими. По всей видимости, краска диковинного цвета была слишком ядрёной и ядовитой для них.

Зоя, ужасно страдая, выполняла все материнские требования. Но в этой жизни, полной тягот и лишений, была у неё своя отдушина: втайне от всех Зойка тратила карманные деньги на вкусности. Вечером она закрывалась в ванной, где предварительно прятала свои сокровища, и начинала пир. Эта двадцатиминутная райская жизнь была венцом желаний, наградой за все мучения. Зойка любовно раскладывала на белый хрустящий хлеб шпроты, докторскую колбасу и лопала эти странные бутерброды, закрыв глаза от удовольствия. Затем, блаженствуя, съедала килограмм посыпанного сахаром слоёного печенья из соседней кондитерской, щедро запивая его сливовым компотом «Глобус». А главным призом этой вакханалии была баночка сгущённого молока. Зойка открывашкой проделывала дырочку на крышке, вставляла в неё соломинку для коктейлей и с упоением выдувала всё содержимое за считаные секунды. И ей было плевать, что ночью придётся часами сидеть в туалете, так как желудок, пребывая в жутком стрессе, начнёт бороться за свои права. Наутро Зойка всякий раз чувствовала себя просто ужасно, но ещё ужаснее была жизнь, которую устраивала ей родная мать. Все эти бесконечные диеты: тёртая морковка, редька, прозрачная порция нашинкованной капусты… Как можно наесться этим, когда гормоны бушуют в растущем организме, тело вовсю требует витаминов для роста? А изнурительные тренировки и упражнения? Застрелиться можно!

Мать не понимала, почему дочь не худеет ни на грамм. Ведь не ест же ничего лишнего! Маминого терпения хватило на полгода, а потом она просто плюнула на свою затею. Не всем же быть красивыми и стройными. Пусть кто-то и полненьким будет. Так почему не Зоя? Не за красоту же любят детей, уговаривала себя мама, а просто за то, что они есть.

И вновь всё пошло своим чередом. Вялая Зойка росла, взрослела, скучнела. Таскалась с понедельника по пятницу в школу, потом плелась домой, обедала и заваливалась спать до шести вечера. Просыпалась, убирала квартиру, делала уроки, смотрела подаренный братом видюшник, пока не свалит сон… Жизнь двигалась, словно замкнутая в плотном мыльном пузыре, без свежего воздуха, сладких потрясений юности, горячих конфликтов с лучшими подругами, пылкой первой влюблённости.

Но судьба больше не могла спокойно наблюдать со стороны за таким вялым существованием. Ей захотелось встряхнуть Зойку, устроить цунами, китайский цирк, праздничные салютики — что-нибудь этакое. И она решительно вмешалась в ход Зойкиной жизни.

***

Противным ноябрьским вечером в холодном троллейбусе Зойка возвращалась от тётки. Тётка стала часто прибаливать, и родственники по очереди дежурили у неё. В этот день была Зойкина очередь. Она печально выполнила свою миссию добра: прибралась в тёткиной квартире, разогрела ей еду, приготовленную мамой, подала лекарства, почитала новый выпуск «Литературной газеты», выслушала очередную порцию тёткиных воспоминаний (на этот раз об отдыхе в Керчи в августе 1977 года) и с чувством выполненного долга закончила дежурство. Самым неприятным и сложным в этом деле была дорога. Погода выдалась не просто плохая, а необычайно противная. Студёный ветер завывал с невероятной силой, с неба сыпался дождь вперемешку со снегом.

В ожидании троллейбуса Зойка поскуливала от холода, мечтая побыстрее оказаться дома, чтобы освободиться от мокрой ледяной шапки и застывшего пальто, которое, казалось, стало весить не меньше ста килограммов. Но когда очумевшая от холода Зойка забралась наконец в троллейбус, оказалось, что на улице было гораздо теплее. Зойка готова была всё отдать за горячую ванну и чашку тёплого чая с мёдом. Но до дома предстояло проехать двенадцать остановок, и даже мысль о том, что в этой жизни есть тёплое и сытное место, казалась абсолютно нереальной.

Троллейбус не спеша полз по своему маршруту. На очередной остановке он впустил нового пассажира, такого же продрогшего, как все и всё вокруг. Зойка вяло взглянула на вошедшего, и вдруг её сердце исполнило немыслимый кульбит — камнем упало на дно живота, а потом ракетой метнулось в грудь. Ноги подкосились, и застывшими от холода руками Зойка попыталась ухватиться за поручень. Парень был прекрасен, как сказочный принц. Зойка была уверена, что принц и должен быть именно таким: высоким, плечистым, стройным, с печальными серыми глазами, нежной бледной кожей, тонким лицом и, конечно, с чудесными густыми пепельными волосами. По лицу Принца стекали капельки растаявшего снега, он медленно стряхивал их и пытался привести в порядок намокшие волосы. Но длинная чёлка всё время выбивалась из рук. Эта непокорная чёлка окончательно добила Зойку. Она явственно представила себе, как подходит к Принцу, аккуратно подхватывает пальчиками непослушную прядь, нежно отводит её от его прекрасных серых глаз и начинает целовать каждую растаявшую снежинку на его чудесном лице. «Зацелую, залюблю! — шептала Зойка с закрытыми глазами. — Зацелую, залюблю!» Но Принц не слышал и не видел замечтавшуюся Зойку. Он постоянно растапливал тонкими пальцами кружочек на замороженном стекле, чтобы не пропустить свою остановку. Когда троллейбус остановился, Принц ловко соскочил с подножки, плотнее закутался в шарф и устремился в неизвестном направлении. Зойка опрометью бросилась за ним. Она даже забыла о холоде и голоде. Всё было замечательно, сказочно, необыкновенно хорошо! Зойка была счастлива идти за этим красивым человеком. Вокруг завывала ноябрьская вьюжка, мелкая и колючая, но Зойке казалось, что повсюду звучит волшебная музыка, которая разливалась в девичьем сердце нежными колокольчиками. А троллейбусный Принц быстро, уверенно и бесстрашно шёл через снежную завесу. И только полы его серого длинного пальто развевались на ветру. «Вот бы век так идти за ним…» — мечтала Зойка, топая по влажному грязному снегу. Но век идти не пришлось. Принц скрылся в подъезде пятиэтажного здания из красного кирпича. На стене висела табличка: «Общежитие № 1 Московского государственного института международных отношений». Зойка медленно вошла внутрь. Принца нигде не было, и Зойка обратилась к бабушке-вахтёрше, которая высунулась из своей будочки:

— Тётенька, скажите, пожалуйста, сейчас парень сюда зашёл, красивый такой… Как его зовут?

В другое бы время баба Маня никогда не выдала имени ни одного из своих подопечных — вход она охраняла яростно, как орлица. Но отчего-то тронуло её Зойкино «тётенька» и чистосердечное «парень красивый». Баба Маня улыбнулась:

— Так то Герка наш, Герка Родин. Живёт туточки, на втором этаже. Видный парень, деуки так и вьютси возле него. Шо, и тоби понравился?

— Очень, — серьёзно ответила Зойка.

— Ну ты пойди, погляди на него трошки. Токо недоленько. — И баба Маня сделала то, чего не делала никогда и ни за какие деньги, — пропустила незнакомую девчонку без каких-либо документов в святая святых — в общежитие.

— Спасибо большое! Я быстренько. — И Зойка рванула на второй этаж.

Взбежав по лестнице, дёрнула ручку и попала в абсолютно тёмный коридор. Она на ощупь пошла вперёд и наткнулась на кого-то.

— Простите, но вы наступили мне на ногу, — произнёс приятный мужской голос.

— Кто, я? А вы не скажете, в какой комнате живёт Герман Родин?

— Не скажу.

— Почему?

Незнакомец чиркнул зажигалкой, пытаясь осветить Зойкино лицо.

— А почему я должен сообщать вам номер своей комнаты?

— Не знаю, — честно ответила Зойка, пытаясь ещё раз разглядеть его прекрасное лицо, едва различимое в отблесках зажигалки.

— Вот и я не знаю, — ответил принц Герман. Лицо Зойки было ему совсем незнакомо. Зажигалка сильно накалилась, Герман погасил её и нащупал в темноте дверь своей комнаты.

— Простите, — пролепетала Зойка.

— Прощаю, — великодушно ответил Герман.

Зойка выбралась с тёмного этажа, поблагодарила бабу Маню и медленно побрела к остановке.

Ей было невозможно хорошо, так восхитительно, что хотелось петь и летать. Зойка и пела. Всё подряд, все песни, которые знала. Домой она вернулась совсем поздно, мокрая-премокрая, счастливая-пресчастливая. Обеспокоенные её долгим отсутствием, родители вылезли в прихожую и наблюдали странную картину: Зойка нежно с ними поздоровалась, расцеловали их в щёчки, сняла с себя мокрую верхнюю одежду, всё развесила на батареях и, напевая себе под нос мелодию из мультика «Золушка» «Навсегда, навсегда…», начала убираться в квартире. Этого она по своему почину не делала никогда — только по указке родителей и после десятого напоминания. Сегодня Зойка усердно тёрла полы, пылесосила ковры, перебирала вещи в шкафах, драила ванную и туалет, перемывала посуду на кухне. Родители тихонечко сидели в прихожей на гостевых креслицах, пытаясь навсегда запомнить картину дочкиного ударного трудового вечера. Боялись, что больше такого они не увидят никогда.

Но они ошибались. Дочурка их вырвалась из объятий Морфея, она влюбилась, и в её жизни появилась цель. А цель не какая-то жалкая и простенькая, а великая и недосягаемая — Зойке захотелось, чтобы в неё влюбился Герман Родин. Влюбился и на руках носил. А она бы целовала его, когда захочется, и подхватывала бы его прекрасную чёлку своими тонкими пальчиками. Конечно, она понимала, что, во-первых, ей самой надо срочно стать прекрасной, во-вторых, нужно как-то попасть в этот самый институт международных отношений, ну и в-третьих (самое главное), чтобы Герман влюбился в неё намертво.

Вот такой нескромный план наметила себе наша Зойка, а так как первую часть своей жизни она сыто проспала, то силушки в ней скопилось немало. Теперь Зойке всё было по плечу. Ложась ночью спать, она продумывала план действий и мечтала о заключительном его этапе, когда Герман попадётся в её сети на веки вечные. «Зацелую, залюблю!» — шептала счастливая Зойка.

***

Красота ей сейчас нужна была позарез. Причём полная, тотальная, сражающая наповал всех и сразу. Казалось бы, неприметной Зойке не стоило даже начинать мечтать о таком. Но она намечтала себе золотистые, ласковые волосы до плеч. Глаза она захотела яркие и выразительные. Губы, естественно, алые. Фигуру стройную, чтобы хотелось её, Зойку, на руках носить не уставая. Руки тоненькие, и пальчики пусть тоже будут тонюсенькие, чтобы любимый налюбоваться не мог и нацеловывал бы каждый по отдельности.

И отправилась Зойка исполнять мечты, благо знала как: уроки старательной мамы не прошли даром, и контакты необходимые остались.

Для начала она себе строго-настрого запретила есть всё мучное и сладкое. Да и вообще перестала есть после шести. Серьёзно с собой поговорив, Зойка решила, что отныне так будет всегда. Даже если она неожиданно превратится в самую прекрасную фею на свете, есть мучное, сладкое и после шести не будет ни-ког-да!

Распланировала Зоя и жёсткий распорядок дня. Подъём в 5:45, дальше бег полчаса (вне зависимости от погоды), зимой можно и на лыжах прокатиться), дома полчаса зарядки с приседаниями, отжиманиями, гантельками, затем лёгкий завтрак и бегом в школу. После школы сразу за уроки. Потом убраться в квартире, приготовить родителям ужин — и в фитнес клуб. Оттуда — на занятия с репетитором английского, затем приходил педагог по алгебре. Оплачивать преподавателей Зойка попросила родителей вместо подарка на день рождения. А те были готовы оплатить что угодно, глядя на проснувшиеся дочкины старания, и не знали, какого ангела благодарить за такие перемены.

На ночь Зойка начала читать — попросила брата составить ей список самых его любимых книг. К списку прилагались деньги, чтобы сестрёнка всё перечисленное купила. Зойка была уверена, что зацепить Германа Родина сможет не просто нереальная красотка, но и несомненная умница. Новые познания затянули её, и она понять не могла, как жила раньше без Набокова, Сэлинджера, Моэма, Драйзера, Бунина, Чехова. А как можно было не увлечься алгеброй, историей, затейливым английским? Но тем интереснее становилось жить и ждать встречи с Германом. «Зацелую, залюблю», — повторяла Зойка, улыбаясь, стоило ей только вспомнить героя своих грёз. Её не беспокоило, что она не видела его уже почти месяц, ведь столько дел предстояло переделать перед будущей встречей, столько всего выполнить, столького добиться.

На Новый год ждали Диму. Но больше всех ждала его Зойка. Хоть ей и неловко было обращаться к брату за помощью, но цель того стоила. Зойка знала: Димка не откажет. А он, как увидел сестрёнку, похудевшую килограммов на десять, с горящими глазами, отвёл родителей в сторонку:

— Господи, мама, папа, что с ребёнком?

— Сами не знаем. Что-то с Зоенькой случилось. Словно проснулась она. Спортом занимается, за последний месяц не то что ни одной тройки не принесла — ни одной четвёрки! Сплошные пятёрки! Попросила ей репетиторов по алгебре и английскому нанять, мы, конечно, сразу преподавателей нашли, тянуть не стали. Димочка, не знаем, что случилось, — нервно шептала мать, — но мы так рады! Она и квартиру успевает убирать, а в прошлые выходные новые занавески для кухни сшила, с рюшечками, иди посмотри.

Дима оторопело рассматривал аккуратные белые занавески, обшитые нежно-голубым кружевом.

— Это Зайкина сшила?

— Ну да!

— Братцы мои, да что же это происходит? — Димка побежал в Зойкину комнату.

— Зайкина, ты зачем занавески новые сшила?

— Чтобы красиво было, — резонно ответила удивлённая Зоя.

— А зачем, чтобы красиво было? — допытывался Дима.

— Чтобы приятнее кушать было на кухне.

— Зой, ты в кого влюбилась?

— В Германа Родина.

Зоя перевела дух и решила рассказать брату всю правду, она знала, Дима никогда не выдаст и совет дельный даст. Поведала она и о своих «скромных» планах захвата МГИМО.

— Ну ты, Зой, даёшь. Полюбить — так сразу принца, поступить — так аж в МГИМО! Там же такие связи нужны! Или такие мозги! Со связями, конечно, проще, чем с мозгами. Но раз ты уверена, что сможешь, выдержишь, я помогу. Для начала устрою тебя на подготовительные курсы. А если к маю не сдуешься и докажешь, что тебе это нужно, буду искать возможность помочь с поступлением.

Зойка понимала, что ей безумно повезло и с братом, и с родителями. Она была им очень благодарна и старалась изо всех сил. Но больше всего ей сейчас повезло с мечтой. Зойка была счастлива: где-то живёт Герман, но пока не знает, что скоро случится в его жизни Зоя, и никуда он от этого не денется.

***

Зойка прилагала немалые усилия, чтобы опрекрасить свой несовершенный облик. Начала она чудесное преображение с похода в Институт красоты на Ольховке. Принимала её опытный врач-дерматолог со смешной фамилией Чулочкина. К этой Чулочкиной Вере Васильевне безропотно стояло в очередь пол-Москвы. Зойке тоже перепало счастье попасть на приём — мама постаралась. Вера Васильевна произвела на Зойку неизгладимое впечатление. Это была корпулентная дама лет примерно шестидесяти, с богатырскими плечами и ногами-тумбами. А украшала это великолепие маленькая головка со скромным седым пучком. Чулочкина напоминала гигантского динозавра. Войдя в кабинет Веры Васильевны, Зойка просто обомлела от могущественного образа врача-дерматолога. Она зачарованно молчала, пока именитая доктор-богатырь крутила в своих огромных ручищах её несчастное лицо и рассматривала нездоровый Зойкин эпидермис:

— А меланинчик-то где, Хаврошечка? Чего хилая такая? Глазёнки бесцветные, волосёнки жиденькие… Витамины будешь у меня принимать, много, на процедурки волшебные походишь. Выдуришься в красотку, и приедет за тобой прынц прекрасный. Увидит тебя прынц и обалдеет от красоты твоей нереальной. Спросит, кого благодарить за встречу с тобой, прелестница, а ты ответишь — Веру Васильевну Чулочкину. Договорились, Хаврошечка?

Зойка согласно кивнула и пошла выдуриваться в красотку. Несколько раз в неделю она приезжала на магические процедуры, где её лицо и тело лечили и третировали разными методами: кололи инъекции, массировали, накладывали странные вонючие мази, порошки, таинственные маски. Удовольствия Зойка от всех этих действий не получала, ездила в Институт красоты как на работу, под девизом: «Надо так надо!» Времени на это уходило много. Весь график по покорению Германа Родина пришлось перекроить, чтобы везде успеть. Ещё добавились подготовительные курсы, на которые тоже тратились бесценные три вечера в неделю, а после до глубокой ночи приходилось делать задания. Зойка боялась, что не управится со всем и её план стать красавицей и поступить в МГИМО рухнет. Но каким-то необъяснимым образом времени стало хватать на всё, и Зойка сделала удивительное открытие: чем больше делаешь, тем больше успеваешь. Кому-то там, наверху, нравились её устремления, и ей помогали. Это, безусловно, придавало сил и веры.

***

У Зойки никогда не было подруг. В садике и школе она всегда держалась дичком. Никогда не лезла в знакомства, не напрашивалась на дружбу. Она наблюдала за детьми со стороны, и её это вполне устраивало. И сейчас необходимости в общении с кем бы то ни было Зоя совсем не чувствовала. Но на подготовительных курсах к ней настойчиво стала набиваться в друзья Таня Морозова. Дочь известных московских журналистов, она была не в меру общительна. От напора её словоохотливости уставали даже самые психически устойчивые люди. Эта худенькая нежная девушка, с тоненьким светлым личиком, прекрасными чёрными волосами и невероятными синими глазами, всем своим изящным обликом манила к себе. Ею можно было любоваться бесконечно, но при условии, что Таня не начнёт говорить. Как только она открывала рот, остановить её уже не представлялась возможным. Она говорила и говорила: про солнце на небе, про письма в почтовом ящике, про соседскую бабушку, у которой умер дедушка, про кошечку друзей, про проблемы бывшего, недавно развалившегося Советского Союза, про лучший рецепт торта, про внезапно рухнувший лифт жилого дома в Уфе, про голодных детей Сомали… Как знатный акын, Таня вещала в постоянном режиме радио. Люди шарахались от неё в разные стороны, но это абсолютно не смущало юную болтушку.

На курсах первые несколько занятий она усиленно искала друзей. После этих попыток шансов найти их у Тани совсем не осталось. Её услышали, её испугались. Когда во втором семестре к ним присоединилось несколько новичков, Таня взялась за них. Поняв, что Зоя — единственный человек, который не послал её куда подальше, Таня решила, что это — дружба. Настоящая девичья дружба. Зоя вовсе так не думала, но Таню от себя не гнала, она просто не слышала, что та говорила. Зоя сосредоточенно поглощала информацию педагогов, ловила каждое слово, успевала всё конспектировать, а после перечитывать. Таня же была уверена, что лучшей слушательницы на свете нет. Значит, Зое интересно всё, о чём вещает Таня, а посему они с Зойкой лучшие подруги навеки. Зойка не заметила, как Таня приклеилась к ней. Завидев её в аудитории, Таня бешено махала руками и кричала: «Подружка, иди скорее сюда, я заняла нам лучшие места!»

Но разве у дружбы есть правила? У дружбы, как у жизни, правил нет. Так и наша Зоя привыкла к Тане, как к чему-то неизменному: есть трава на лугу, а есть подруга Таня. Теперь, если Тани не было на занятиях, Зойка по ней скучала. В такие дни её посещало ощущение незавершённости, казалось, что день прошёл не так, как нужно. Становилось грустно. На следующем занятии Таня появлялась, и Зойка с радостью выслушивала все накопившиеся подружкины новости, с удовольствием делилась конспектами по пропущенным лекциям. Дружба их начала расти и крепнуть. Она вышла за пределы подготовительных курсов, девчонки стали встречаться в свободное время в музеях, кафешках, ходили в новые модные, с удобными креслами и красивыми залами кинотеатры, в консерваторию, в парки Коломенского и Кускова. О сколько прекрасных мест открыла ей Таня! И Зойка смогла наконец оглянуться вокруг и понять, что она живёт в перспективном мегаполисе, в столице страны с богатым историческим прошлым. Это открытие не только изумило её, но и подарило новые мечты. Зоя захотела стать успешной, умной, сильной, чтобы соответствовать этому прекрасному современному городу и непременно сделать для него что-нибудь хорошее и полезное. Зойка пока не знала, как дооформить эти мечты, но она верила, что рано или поздно они непременно сбудутся.

***

Неумолимо приближался конец школьной жизни. Зойка отдавала ей лишь небольшую часть своего времени — остальное тратила на более серьёзные вещи. Тем не менее результат её стараний ошеломил всех. Последние две четверти она была отличницей, заняла первое место в региональной математической олимпиаде и первое во всероссийской по английскому языку, а в довершение всего сдала на пятёрки все выпускные экзамены. Завучи и директор хоть и опешили, но были страшно рады. В середине девяностых государство наконец всерьёз взялось за реформу школьного образования, и такие в недавнем прошлом мелочи, как медалисты или победители олимпиад, изрядно повышали рейтинг учебного заведения и позволяли надеяться на приличную финансовую помощь властей. На подходе был новый век, и каждый уважающий себя директор сражался за ремонт, компьютеры, лингафонный кабинет, спортивную площадку, швейные машинки в классе домоводства… Благодаря победам учеников на олимпиадах школа автоматически появлялась в списках Министерства образования для получения материальной помощи.

В этом году выпускалось пять медалистов и чемпионка двух знаковых олимпиад — Зойка. Уже в середине мая директор школы, Майя Валентиновна Ивлева, получила письмо из министерства, где сообщалось, что благодаря заслугам лучших учеников, и в первую очередь Зои Балашовой, школа получает субсидию на полный ремонт и оборудование класса информатики. Майя Валентиновна пребывала в прекрасном расположении духа и решила отблагодарить всех учащихся, которые помогли школе. Медалисты, решила директор, и так получат медали, им можно вручить только памятные подарки. А вот чем наградить Зойку? Медаль за блестящую учёбу в двух последних четвертях ей не выдашь, но отметить Зою по-доброму, по-хорошему очень хотелось.

Майя Валентиновна поговорила с родителями Балашовой и узнала, что та собирается поступать в МГИМО. «Какая смелая девочка! — подумала директор. — И как хорошо, что в МГИМО». Хорошо, потому что проректором по учебной части этого элитного вуза был не кто иной, как родной брат Майи Валентиновны — Иван Валентинович Ястребков. С ним она и поговорила субботним вечером на семейном ужине с фаршированной курицей и пышными блинами с малиновым вареньем. Иван Валентинович был сыт, доволен и пообещал любимой сестре «пропихнуть» чемпионку Зойку на вступительных экзаменах.

Мечта всегда находит способы воплощения, и чем она сильнее, тем более непредсказуемы и удивительны пути её исполнения.

***

Приближался школьный выпускной. Зойке не хотелось тратить на него время, но мать настояла. Она всю жизнь мечтала принять активное участие в трёх самых важных событиях в жизни дочери: в подготовке к выпускному балу, свадьбе и воспитании Зоиных детей. Последние пять лет маме снилась модель прекрасного платья для школьного вечера. Что касается свадьбы, то мама давно решила, что, где и как. Под подушкой у неё «жила» специальная записная книжка с планами и нужными контактами. По мере появления новых товаров и услуг на рынке записи корректировались. Свадебный наряд с невероятным кружевным шлейфом и нежной фатой из тюля «навещал» маму по ночам сразу после модели выпускного платья.

Нарушить эти планы не представлялось возможным, и Зоя просто позволила маме действовать. Всю свою американскую жизнь брат Дима вынужден был присылать домой каталоги модных западных компаний. Ольга Юрьевна прятала их у себя в комнате и почти каждый вечер доставала из огромного кожаного чемодана свои сокровища. Как Кощей, перебирала богатство, оставляя бумажные закладочки на страницах с понравившимися нарядами. Уже в марте она поручила Диме купить два своих любимых платья сразу в трёх размерах, ведь Зойка постоянно худела. В конце апреля платья прибыли, и не было для Ольги Юрьевны большего счастья, чем открывать втайне от всех прелестные коробочки с изящными нарядами и представлять в них свою уже почти красавицу дочь.

В долгожданный для матери день выпускного бала к ним утром приехала именитая парикмахер-визажист. Она уложила похорошевшие и окрепшие Зойкины волосы в нежные русые локоны, нанесла вечерний макияж. Из зеркала на Зойку смотрела прелестная девушка с нежной кожей, светло-зелёными глазами и красивой причёской. Зойка с трудом примеряла на себя образ очаровательной, хрупкой девушки, но отражение ей определённо нравилось. «Хорошенькая какая… — подумала она про себя. — Герман бы оценил».

Ольга Юрьевна в изумлении рассматривала дочь в невероятной красоты платье из тонкого шёлка. И устраивая в Зойкиных локонах синюю шёлковую фиалку, приговаривала: «Доча, ты у меня такая красавица! Такая красавица! Я такая счастливая!»

Зойка обняла её и поцеловала. Ольга Юрьевна, не привыкшая к дочерней ласке, расплакалась. Да Зойка и сама была растеряна, нужно было привыкнуть к тому, что эта красавица в великолепном платье она сама, а ещё к тому, что у неё есть любящая мама.

***

Выпускники шумно толпились в актовом зале: девочки красовались друг перед другом яркими праздничными нарядами, а парни, делая вид, что увлечённо болтают, придирчиво оценивали внешний вид одноклассниц. В этой весёлой суматохе Зойка тихонько заняла место и удивлённо наблюдала за своим классом. Ей было странно осознавать, что она десять лет проучилась с этими ребятами, а так никого из них и не узнала. А сегодня они разойдутся по разным углам жизни, и одноклассники скоро даже не вспомнят её фамилию, как и она не вспомнит их.

На сцене начался концерт. Ученики разных классов поздравляли выпускников. Последний концерт, последний день в школе. Здорово! Какой он, вкус новой жизни, где всё будет по-другому, по-волшебному, по-взрослому! Скорее бы! И эти вчерашние девчонки и мальчишки, возбуждённые и окрылённые предстоящей неизвестностью будущего, любили сегодня всё в своей поднадоевшей за десять лет школе и искренне были благодарны каждому выступающему на сцене, каждому учителю, напутствующему их, и друг другу.

После концерта на сцену вышла нарядная директор школы. Пожелав выпускникам успехов, взлётов и яркого завтра, она перешла к награждению лучших учеников. Некоторые от избытка чувств даже всплакнули. Последней вызвали Зою Балашову, назвав её «открытием года» и «достойнейшей из достойных». Зойка не поняла, что речь идёт о ней, и продолжала спокойно сидеть, с интересом рассматривая награждённых счастливчиков. После того как Майя Валентиновна назвала её имя в третий раз, классная руководительница яростно зашептала: «Зоя, марш на сцену!» Зойка ошарашенно оглянулась и увидела устремлённые на неё взгляды.

Директриса торжественно произнесла: «Наша гордость! Победительница двух сложнейших олимпиад — Зоя Балашова! Мы от всего сердца поздравляем тебя и ждём дальнейших достижений, которые, я уверена, у тебя обязательно будут!» Луч прожектора осветил сцену, выхватив непривычно прекрасную Зою. В зале стало совсем тихо. «Это кто, Балашова? Зойка? — пробежал шепоток по рядам. — Боже, да она красавица! Когда успела?»

От такого внезапного внимания Зойка смутилась. Она мечтала только об одном — как бы тихонечко выбраться из зала и убежать домой. «Вот ведь нашли Эйнштейна. Выиграла она какие-то олимпиады, ну и что?» И невдомёк было Зойке, что удивлялись все не её победам, а её красоте. Вроде бы Зойка всё время находилась рядом, с первого класса учились вместе. Но была она никакушенькая — жёлтые волосёнки, пухлое тельце, пустой взгляд… Кто такую запомнит? А тут… Нефертити… Богиня… Прекрасная, чудесная, волшебная… Такая… Ну просто дух захватывало!

Хвала Вере Васильевне Чулочкиной, новым медицинским технологиям, такому важному меланину и другим полезным витаминам! И, конечно, хвала Зойкиной мечте, сотворившей это преображение!

Директриса Майя Валентиновна искренне наслаждалась Зоиным внезапным триумфом. Она догадывалась, сколько сил было вложено в это самоусовершенствование, и гордилась сейчас Зойкиной красотой, словно она лично её выстрадала и заслужила. Вдоволь насладившись моментом Зойкиной славы, Майя Валентиновна дала залу знак — и со всех рядов посыпались аплодисменты. Зойка счастливо вздохнула и, освобождённая, побрела к своему месту, где уже скопился десяток страждущих рыцарей. Несколько рослых одноклассников вручили ей цветы, заготовленные для поздравления учителей. Другие, расталкивая конкурентов локтями, пытались усадить её рядом с собой. Зойка поблагодарила всех, села на своё место и с ужасом принялась ждать конца массовки. Домой, домой, к своей загруженной, но такой привычной жизни! Она старалась не обращать внимания на горячие шепотки: «Зоя, ты будешь танцевать только со мной весь вечер! Ты согласна?», «Зоя, пожалуйста, можно ты в автобусе сядешь рядом?». Зойка испуганно кивала головой и думала, как мама отреагирует на то, что дочка вернётся с выпускного домой так рано. Главное празднество должно было состояться на теплоходе, но Зойка намеревалась потихоньку смыться.

Когда весь класс выстраивался для выпускной фотографии, Зойка продумывала варианты бегства. Фотограф командовал расстановкой с важностью главнокомандующего. Сейчас важно было найти центр фокуса, отправную точку всего портрета, но все эти школьники казались ему одним разноцветным пятном — не за что зацепиться глазом. И тут он заметил задумчивую нежную девушку в синем шёлковом платье и с броской фиалкой в волосах. «А вот это необычно красиво. Цепляет».

— Так, светленькая девушка с цветком в волосах — быстро в центр! — отрезал гений фотоискусства.

Дальше дело пошло быстрее:

— Ты налево, вот эти все направо, а эти — чуть вперёд. — Он энергично переставлял своё войско, и когда всё показалось ему абсолютно прекрасным, закричал во весь голос: — Товарищи дети, стоим на одном месте и улыбаемся три минуты, кто сдвинется — удалю из кадра!

Дети напряглись, затем улыбнулись — щёлк… И будет позже у каждого из них выпускная фотография, где все они весёлые и яркие, как попугаи, юные и забавные. А в центре застенчиво улыбается красавица Зойка с синей фиалкой в волосах… Многие станут искать эту неуловимую красавицу в выпускную ночь, парни будут волноваться, ждать, а после примутся танцевать и любезничать с теми, кто остался. А предмет их воздыханий, лёжа на диванчике, счастливо уткнётся в томик Набокова, перечитывая свою любимую «Защиту Лужина», где ясно и понятно была описана закрытая, но до поры до времени счастливая жизнь интроверта, почти такого же, как Зойка. Но у него вся жизнь — шахматное поле, а у неё — план по покорению Германа Родина.

***

Закончились вступительные экзамены. У Зойки даже не было сил волноваться: все старания ушли на подготовку. Но появился азарт: а что, если поступлю? Эта мысль заставляла двигаться вперёд и прыгать за пределы школьной учебной программы. Теперь ей всё было интересно — понять, разложить, осмыслить. Высшая математика покорила Зою своей беспредельной логикой, удивляло также и то, что к одному ответу можно было прийти путём разных решений. Зойка брала в свободное время решебник Выгодского и уплывала в сказочный мир логарифмов, витиеватых формул, равнобоких тождеств.

Когда она сдавала математику, комиссия получала искреннее удовольствие, а возглавлявший её мохнатенький старичок Лаврентьев, раззадорившись, добавлял Зойке заданий, которые она с удовольствием решала.

— Ох, молодец девчонка! — кряхтел Лаврентьев. — Поступит — определите в мою группу. Мы с ней многого добьёмся! — И он потрясал в воздухе хиленьким кулачком.

На английском экзаменаторы тоже млели от Зойкиных ответов. Все радовались: наконец-то хоть одна абитуриентка разжевала английскую грамматику! А какое произношение! А вводные фразы: Frankly speaking… From my point of view…

— Беру к себе! — хлопала в ладоши завкафедрой иностранных языков Куликова. — Надеюсь, девочка поступит.

На экзаменах по географии блеснуть выдающимися способностями было сложнее, но и там Зоя преуспела — уверенно вещала про недры Чили, рассказывала об экономическом подъёме этой далёкой, практически фантазийной для постсоветского обывателя страны.

Экзамены были сданы, все абитуриенты ждали дня икс, когда вывесят списки счастливчиков — будущей российской элиты.

В этом году на первый курс бюджетного отделения факультета международных экономических отношений МГИМО могли набрать всего сорок студентов — а абитуриентов несколько тысяч. Тридцать пять человек определены заранее: дети верхотуры, родственники богемных небожителей, чада профессорской мафии, а также несколько посланников нефтяных городков и национальных меньшинств. «И так всего пять мест, а взяток — гораздо больше. Придётся включать либо объективность, либо разум», — размышлял проректор по учебной части Иван Валентинович Ястребков. Ему отводилось выбрать двоих, троих определял ректор. Иван Валентинович перебирал результаты вступительных экзаменов. В каждом предметном списке жирным овалом была выделена фамилия Зои Балашовой. «Это что ж за звезда такая — Зоя Балашова? — раздумывал Иван Валентинович. — Не та ли Зоя, что олимпиады в Майкиной школе выиграла? Вот так удача! Берём Зою и сына Сашки Усова (уж больно Сашка хорошо заплатил, да и человек он нужный — глава московского ГАИ). Ну что ж… Сложная задача выполнена!» Довольный Ястребков поставил подписи и понёс списки Андрею Георгиевичу Цветкову — ректору МГИМО.

Вот таким сложным и трудоёмким способом была решена Зойкина судьба. Кого благодарить? Майю Валентиновну, обеспечившую такую необходимую ступеньку? Германа Родина — за прекрасные мечты? Зойку — за труд и желания? Не важно! Важен результат — двери самого престижного вуза открылись, и Зойка отважно, с лучшими ожиданиями вошла в них.

***

Учиться было интересно, но несколько раздражали и отвлекали сами студенты. Большинство из них были выпендрёжниками, постоянно пытавшимися привлечь к себе внимание то модными шмотками, то новинками техники, то собственными автомобилями. Родители их были щедры, и парковочная зона пестрела «шестёрками», «семёрками», «восьмёрками», а у некоторых были даже иномарки. На счастливых обладателей не в меру, между прочим, подержанных заморских машин смотрели как на богов, они властвовали над закрытым мирком учащихся звёздного заведения: определяли, с кем можно дружить, а на кого и время тратить не стоит. Составляли также чёрные списки тех, с кем общаться категорически нельзя. В «невезунчики» попадали студенты, которые не подчинялись общим правилам, например, пытались влезть не в свою касту или попросту эти касты не признавали.

Первокурсников в тайны мадридского двора намеренно не посвящали, дабы те дошли до всего своим умом и примкнули туда, куда им нужно. Зойка подобной чепухой не увлекалась, все классовые беспорядки жили отдельно от её занятой и влюблённой души.

В этом году на первом курсе экономфака было сформировано две группы. Семинары у каждой группы были отдельные, а лекции — общие. Примерно через две недели после начала учёбы на одной из лекций Зоя увидела Таню Морозову. Встреча была бурной. Таня, весело щебеча, принялась обнимать и целовать Зойку, и та с удовольствием принимала восторги подруги.

— Ура, ты поступила! Здорово! Блеск! — Танька шумно крутилась возле Зои.

— Да, поступила! Повезло очень.

— И я поступила, вернее, меня поступили. Родители устроили. У них здесь какие-то связи. Сама бы я не смогла. И брата моего сюда тоже пропихнули, он уж на последнем курсе. Родители вбили себе в голову, что мы должны окончить только МГИМО. Хотят, чтобы дети мир посмотрели, карьеры хорошие сделали. Они пол-Москвы на уши поставили! И вот я занимаю место какого-нибудь перспективного провинциального умника…

— Понятно. Какая сейчас разница, — резонно заметила Зоя. — Главное — ты здесь. А в какой группе?

— В первой.

— А я во второй. Будем на лекциях встречаться!

Девчонки ещё раз обнялись и отправились занимать места в лекционном зале.

Через Таню Зоя стала узнавать о студенческой жизни МГИМО: кто есть кто, чем занимается, с кем дружит, с кем не дружит. Зойка, как обычно, слушала и не слышала, но начала обращать внимание на людей, которые её окружали. Больше всего она ждала новостей о Германе и страстно хотела его увидеть, но Принца нигде не было. Уже сентябрь подходил к концу, а Зойка так и не встретила ни разу героя своих мечтаний. Ей оставалось только ждать, когда в коридоре появится милый её сердцу Герман Родин.

Зойку очень увлекли и история экономических учений, и менеджмент, и экономика. Радовали даже общие политология, социология, философия… Зоя и не подозревала в себе такой всеядности и любознательности. После учёбы она бежала в читальный зал и углублялась в любопытные ей темы. То Гегель её заворожит, то хочется больше узнать о чёрном рынке послевоенной Германии, о финансовых бизнес-планах «Форда», об устройстве экономики Советского Союза. Зойку покорял масштаб возможностей: можно создавать заводы, конструировать государственный строй, заглядывать в глубины мироздания. Человеку под силу всё, любому, даже ей. Зойка маялась в нетерпении — к чему приложить свою неуёмную энергию и зарождающиеся знания? «Я сделаю в жизни что-то стоящее, что-то важное и полезное. Обязательно!» — мечтала Зойка, сидя в тихом читальном зале.

***

Погожим октябрьским утром Зойка спешила на учёбу. Она вышла из троллейбуса и побежала по улице Лобачевского. Но вдруг её сердце бешено заколотилось, ноги стали ватными. Рядом с ней стоял он… Ещё более прекрасный, чем в мечтах и снах. У Зойки закружилась голова, совладать с собой не было сил. Заметив её смятение, Герман участливо спросил:

— Девушка, вам плохо?

Она отчаянно пыталась выдавить из себя хоть какой-нибудь вменяемый ответ, но у неё не получалось.

— Давайте я помогу, — Герман подал ей руку.

Делать этого не стоило: оказавшись так близко к нему, Зойка потеряла сознание. Молодой человек стал звать на помощь, подбежали люди, усадили Зойку на скамейку, сердобольная женщина отдала ей свою минеральную воду. Когда Зоя открыла глаза, вокруг всё кружилось, рук и ног она не чувствовала, и… Зойка расплакалась.

Её спрашивали, как она себя чувствует, не вызвать ли «скорую». Она отчаянно закрутила головой в знак протеста и тихо прошептала, что ей нужно в институт. Герман сел перед ней на корточки и спросил, где она учится. Зойка промямлила, что в МГИМО. Герман заверил всех, что проводит её. Люди разошлись, а Зойка вяло прошептала виновнику своего обморока: «Спасибо». А ведь так хотелось сказать: «Зацелую, залюблю».

***

Вскоре Зойке стало легче, и терпеливый Герман вновь предложил ей руку. Но она боялась, что опять провалится в обморок, как только Принц прикоснётся к ней. Герман был совсем близко — красивый, неземной. Зойке хотелось обнять его, дотронуться до его непокорной чёлки. Наверное, его волосы пахнут жасмином…

Герман не знал, о чём думает Зойка, но ему нравилось чувствовать себя героем. Ему нравились красивые девушки, но далеко не всегда он готов был ради них совершать подвиги. А ради Зойки хотелось. Он мечтал, чтобы она снова посмотрела на него своими прекрасными зелёными глазами. Герман помог Зое встать, взял её под руку и повёл в Институт международных отношений.

***

На первую пару они опоздали, и Герман пригласил новую знакомую в студенческий буфет. А она была готова идти за ним хоть на край света. Германа умиляла Зойкина хрупкость и беззащитность, хотелось накормить девушку горой мороженого и пирожных. Но она согласилась только на чашечку кофе и маленькую шоколадку. Герман с улыбкой наблюдал, как, стесняясь и краснея, Зойка пытается справиться с угощением. Он спросил, на каком факультете и на каком курсе она учится. Девушка тихо ответила. Когда же очередь дошла до вопроса, почему она решила поступать в МГИМО, Зойка смешалась — не говорить же правду. Но Герман не сдавался:

— Скажи хотя бы, ты отсюда?

Зойка не совсем поняла, откуда отсюда? Из МГИМО? Из буфета? Из России?

Она опять покраснела и промолчала.

— Ну что ж ты так стесняешься, я тоже не из Москвы, приехал из Самары покорять столицу. Здесь знаешь кто быстрее всех пробивается?

— Кто?

— Немосквичи!

— Правда? — удивилась Зойка.

— Правда! Потому что есть к чему стремиться!

Зоя чувствовала себя неловко: как признаться, что она москвичка, если человек уже принял её за «свою»?

— Ты в общежитии живёшь? — продолжал спрашивать Герман.

— Нет, у родственников.

— Далеко?

— Не очень. На «Академической».

«Какая милая девушка, — подумал Герман, — жалко, что не москвичка». Он отчаянно искал пути «заземления» в Москве. Ему необходима была московская прописка, чтобы после защиты диплома рассчитывать на хорошее распределение. Герман был тщеславен, и ему хотелось иметь всё самое лучшее — работу, друзей, жену, квартиру в столице. Он усиленно прокладывал себе путь к успеху. У него уже были кое-какие связи в Москве, Герман дружил с лучшими ребятами в вузе. Ему даже удалось войти в закрытый кружок мгимошной тусовки. Он был красив, обходителен, все девчонки по нему сохли, закрывая глаза на его провинциальное происхождение. Герман Родин был желанным гостем в любой компании, умел общаться с крутыми папенькиными сынками как с равными. Правда, как-то раз на одной из вечеринок он проболтался, что хочет жениться непременно на москвичке. Весть немедленно облетела институт. Эту мечту любимцу публики вскоре простили: пошумели, похохмили, похлопали по плечу и наградили каламбуром: «Герману Родину можно уродину, но только с московской пропиской!» Но с тех пор институтские москвички держали ухо востро: вдруг он встречается с ними только ради прописки? Тем не менее в элитном учебном заведении не было ни одной девицы, которую чары Германа оставили бы равнодушной. Девчонки посмеивались, узнав об очередной жертве красавчика, но, томно закрыв глазки, добавляли: «Ах, кто из нас не был влюблён в Германа Родина?!» Но со всеми он умудрялся и после разрыва сохранять хорошие отношения, не имел ни одной скандальной истории. Такой вот мировой парень!

С Зойкой Герман чувствовал себя совсем по-другому: ему хотелось просто быть собой. А ведь он уже и забыл, какой он на самом деле…

Зоя боялась, что после её дурацкого обморока Принц не захочет с ней общаться. Но он захотел, и даже очень. Герман предложил завтра с утра вновь встретиться на остановке и вместе пойти в институт. Зойка ответила не сразу. Подумала, что слишком быстро исполнялись мечты о покорении Германа, видимо, достигли нужной концентрации за время подготовительного процесса. А Герман явно нервничал, ожидая ответа: вдруг у красавицы Зои есть кавалер? И когда она согласилась на его предложение, он был готов петь от радости. Зацепила его скромная Зойка!

Они встречались каждый учебный день. Шли рядом, лучась как солнышки. С Зойкой Герман ощущал себя большим и сильным, а она просто радовалась, что он рядом. Всякий раз, увидев его на остановке, Зоя чувствовала головокружение, а когда Герман брал её руку в свою, у Зойки подкашивались ноги. Но она очень старательно скрывала свою слабость, брала себя в руки и через несколько минут уже могла принимать участие в разговоре.

***

Таня Морозова, конечно, не могла не заметить начинающейся лавстори любимой подруги. Она немедленно выложила всё, что знала о Германе от брата, — про любимца дам, про тягу к московской прописке, снабдив эти факты шуточкой про уродину. Но Зойку это только обрадовало: какое счастье, что из-за случайного недоразумения она выдала себя за провинциалку. Легка была бы добыча, а это совсем неинтересно. Ей хотелось, чтобы Герман полюбил её не за столичные блага. Зойка уже научилась ценить и уважать себя. Хотя, узнав, что Герман тщеславен и ищет в жизни лёгкие пути, немного расстроилась. В её мечтах он был благороден и умён. Хотя вряд ли от большого ума Герман растрепал всем про свои способы покорения Москвы. Но Зойка простила ему это. Кто знает, как бы она себя вела, не будь москвичкой? Важно лишь, чтобы Герман не узнал, что она коренная москвичка.

О своих чувствах Зойка подруге не рассказывала. Та знала только, что они случайно познакомились с Германом и стали встречаться. Зойка попросила Таню никому не говорить, откуда она родом. А если спросят, подтвердить, что живёт она у тёти и дяди. Танька согласилась. Оставалось только придумать, откуда же Зойка приехала. Решили, пусть это будет Томск. Мало кто бывал в этом далёком городе, а его историю и панораму с видами можно изучить в «Ленинке». С родителями же Зоя своего Принца знакомить не собиралась, ведь замуж она не торопилась. Ей просто хотелось быть рядом с Германом. Это настоящее счастье!

***

Они встречались каждый день. Учёбе их отношения не мешали. Зойкин кавалер тоже был старательным студентом, учился прекрасно, шёл на красный диплом. Особенно легко давались Герману иностранные языки. Он не тратил на их изучение ни одной лишней минуты: отсидел на паре, а дома сделал домашнее задание — и всё. Никаких дополнительных переводческих трудов, коими нагружала себя Зоя: Фицджеральд и Сэлинджер в подлиннике, знакомство со староанглийским Шекспиром, газета The Moscow Times… А для полировки французского, который пока был у неё не очень, она погружалась в мир Эрве Базена и Симоны де Бовуар. Герман же прекрасно владел английским, немецким и французским. Позднее он с лёгкостью выучит арабский, китайский и испанский — вполне достаточно, чтобы комфортно чувствовать себя практически в любой точке мира. Что это, как не дар божий? Зойке было чему позавидовать.

Впрочем, благодаря блестящей памяти Герман с такой же лёгкостью овладевал и другими дисциплинами. Больше всего ему нравились юриспруденция и история. Он часто рассказывал Зое о малоизвестных фактах разных эпох, пересказывал биографии занимательных личностей. Но особо мила его сердцу была история Москвы. Он по крупицам собирал все сведения о ней — от основания столицы Юрием Долгоруким до ретивых горбачёвских времен. В общежитии у Германа хранилась коллекция репродукций и фотографий: на этой Москва — камерный городок, а на этой — уже шумный и динамичный мегаполис.

Герман вдоль и поперёк исходил все столичные улочки и закоулки. Обожал Китай-город, тихие переулки вдоль Тверской. Очень ценил и уважал дядю Гиляя за его бессмертную и вечную книгу о любимой Москве. Герману нравилось делиться своими познаниями с Зоей, а ей нравилось слушать его рассказы, в такие моменты она гордилась им.

***

Но дальше совместных прогулок до института и обратно дело пока не шло. Зойка не особо волновалась, но всё же ей было интересно, почему Герман не делает никаких шагов к развитию отношений. Она не раз представляла, как окажется в его объятиях и Герман будет целовать её нежно и трепетно. Что касается ночи любви, то пока это была лишь мечта, покрытая налётом тайны и романтики.

У Германа же были причины не форсировать события. Зойка ему очень нравилась, он даже ловил себя на мысли, что начал влюбляться в эту тихую и скромную красавицу. Но стоило ли рисковать репутацией мирового парня и донжуана? Если все поймут, что они с Зоей пара, то приятная череда новых поцелуев и шанс на выгодную женитьбу исчезнут. Однако отказываться от Зои он не собирался. Герман был уверен, что «застолбил» даму сердца. Их часто видели вместе, а значит, все парни в курсе, что к Зое подкатывать не стоит. Негласный закон джунглей. Портить отношения из-за женщин в их компании было не принято.

Тем не менее Герман продолжал искать подругу жизни — обладательницу именитой фамилии, обширных связей и квартиры в центре столицы. Пользуясь связями с золотой молодёжью, ему удалось устроиться барменом в казино «Жар-птица», где, работая по ночам, он заводил нужные знакомства. Разгорячённые бесплатным спиртным и распалённые азартом игроки (как мужчины, так и женщины) нуждались в общении. Крупье запрещалось разговаривать с клиентами, а вот барменам платили именно за это. Более внимательного слушателя и приятного собеседника, чем Герман, не было ни в одном другом игорном заведении Москвы. Владельцы ценили работу очаровательного бармена и платили ему весьма щедро, хотя у его коллег была твёрдая ставка — триста долларов (ну и конечно, чаевые от клиентов).

Работа у Зойкиного сказочного Принца тоже была сказочной: смена начиналась в девять вечера, заканчивалась в четыре утра, график — два через два. После смены персонал развозили домой, и Герман успевал поспать несколько часов перед учёбой. Герману его работа очень нравилась. Да к тому же она приносила неплохие деньги. Накопить на квартиру Герман не надеялся, но деньги берёг. Он вполне мог позволить себе покупать вещи в новомодной «Пирамиде», однако предпочитал потратить выходной день на многочасовые поиски обновок в шумной толпе рынка «Динамо». У него там даже были свои поставщики. Тётя Зина, например, знала, какие рубашки и костюмы нужны Герману, и везла ему обновки из польских и турецких магазинов (зато таких больше ни у кого не было). Герман брал каждую вещь в двух экземплярах — про запас.

У тёти Раи Казанова покупал бельё, которое ей удавалось отхватить в итальянских аутлетах. У Раи было пять дочек, шумных и толстых, а стройный, обаятельный Герман соответствовал её мечте о сыне-красавце. Ей хотелось одеть его с ног до головы во всё самое лучшее.

Рустэм поставлял Герману американские джинсы. Он не мечтал о сыне-красавце, но хотел попасть в строящийся в Москве торговый центр. Закрывая глаза, Рустэм видел себя и джинсы не в шумной рыночной толпе, а среди изысканной публики, стройных фигур и комфорта. Для этого нужны были связи. Как-то один из клиентов Германа в казино проболтался, что хочет продать место, подаренное щедрым тестем в новомодном, только-только отстроенном молле. Герман сразу вспомнил про Рустэма. Тот был настолько счастлив, что пообещал Герману привозить ему самые крутые джинсы без наценки.

В результате принцеподобный Герман одевался как с картинки. Не только однокурсницы, но и весь женский персонал «Жар-птицы» был влюблён в него. А он, в свою очередь, старался понравиться клиентам и клиенткам казино — у них деньги и власть.

***

Завсегдатай «Жар-птицы» Иван Прокопьевич Зосимов был крупным чиновником в правительстве Москвы. Он ходил в казино, потому что очень уставал на работе, а расслабиться было негде и не с кем. С женой они прожили всю жизнь и изрядно подустали друг от друга. Всегда весёлая прежде дочка Вера — папина радость и гордость — выросла и стала грустной. Грустной — потому что была некрасивая и несчастливая. Невысокая, крепенькая, с широким, как сковорода, лицом, в середине которого — маленькие голубые глазки и довольно увесистый нос. Просто русский пирожок с капустой! Но Иван Прокопьевич любил свою Веру. Она казалась ему прекрасной. Нравился ему и характер дочери: она была послушной, мягкой, нежной, заботливой, хозяйственной. У всех коллег Ивана Прокопьевича были помощники по дому, няни, гувернантки, полагающиеся высокопоставленным чиновникам по штату. Зосимовы же к чужой помощи никогда не прибегали — супруга Елена Алексеевна прекрасно справлялась сама и дочку к домоводству с детства приучила. Верочка была замечательной кулинаркой, дом содержала в идеальной чистоте. Она отлично шила, вязала, вышивала. Отец гордо выхаживал в уютных свитерах дочкиной работы, и когда его спрашивали, где он купил такую красивую вещь, сообщал, светясь от удовольствия, что Верочка связала. А ещё Вера была умной — училась в Бауманке, на аэрокосмическом факультете. Когда дочь поступила туда, родители надеялись, что она обязательно найдёт себе жениха — такого же умного. Но, несмотря на явную нехватку женщин в университете, заумненькие мальчики на отличницу Веру Зосимову не велись. Они её просто не замечали. Мать с отцом горестно вздыхали, Верочка плакала по ночам в подушку, но изменить положение вещей не получалось.

Вот и мечтал Иван Прокопьевич, чтобы нашла дочка себе вторую половинку, верного, надёжного, сильного спутника жизни, но главное — любящего его Верушку всем сердцем.

Зосимов уже давно присматривался к Герману. Ему нравились и ровный характер бармена, и отсутствие халдейского подхалимства. Даже с важными клиентами парень общался на равных. Амбициозный, образованный, начитанный — таким зятем можно было бы гордиться. Иван Прокопьевич нутром чувствовал людей. И в Германе он не ошибался. «Далеко пацан пойдёт. И Веру никогда не бросит, будет ценить за верность и подаренные блага», — думал Иван Прокопьевич.

И чиновник решил устроить личную жизнь любимой дочки. Он стал чаще общаться с Германом, стараясь выведать, кто он, откуда, какие строит планы на жизнь. А потом решил, что действовать нужно быстро, пока перспективного жениха не увели. В одно из посещений «Жар-птицы» Зосимов пригласил Германа в гости, так прямо и сказав, что хочет познакомить его с дочерью. Герман, польщённый вниманием знатного гостя, ломаться не стал. Иван Прокопьевич был богатым, влиятельным, да к тому же очень приятным человеком. Какой у Германа резон отказываться от выгодного сватовства?

***

Погожим вечерком Зойкин Принц отправился знакомиться с той, которая могла помочь ему осуществить заветную мечту. Предчувствия у Германа были самыми лучшими. Семья Зосимовых жила в центре Москвы, в Большом Козихинском переулке. Что могло быть желаннее для амбициозного Германа? Ради этого он был готов на любые жертвы. Нужно лишь понравиться дочке Ивана Прокопьевича. Такой шанс упускать нельзя!

Наступив на горло своей жадности, Герман зашёл в магазин «Армения» и, хотя денег было жалко до слёз, купил всевозможные деликатесы и пару бутылок «Шато Марго».

В переходе он выбрал два букета нежных чайных роз. Нагруженный сумками, с цветами наперевес, он предстал перед Зосимовыми. Елена Алексеевна, весело смеясь, побранила гостя за траты. А тихая Вера стояла в сторонке, опустив глаза. Отец, легонько подтолкнув её, представил:

— Герман, познакомься, наша доча Верочка!

— Очень приятно, Герман Родин. — Улыбаясь, он протянул букет смущённой Вере. Та приняла цветы, покраснела и тихо прошептала:

— Здравствуйте.

«Господи, — подумал Герман, — страшненькая-то какая! Крокодильчик-гамадрильчик. Ужас!» Ему захотелось поскорее убежать отсюда. Но когда хозяин дома позвал всех к столу, Герман вспомнил, что находится не где-нибудь, а в Большом Козихинском. Это придало сил, и, сидя за щедрым столом рядом с Верочкой, он старательно пытался найти в ней хоть какие-то привлекательные черты, чтобы попробовать полюбить эту некрасивую, но завидную невесту.

***

У Германа Родина началась новая жизнь. Иван Прокопьевич Зосимов не просто ввёл его в свой дом, он открыл ему такие горизонты и возможности, которые скромному самарскому пареньку даже не снились. Германа устроили на работу в российское представительство крупной нефтяной компании. Теперь он носил гордое звание менеджера по связям с общественностью. Его главной обязанностью была подготовка материалов для публикации в средствах массовой информации. Теперь он чувствовал себя большим и важным человеком, подготавливая брифы для прессы и телевидения. Где Самара, а где ИТАР-ТАСС! С ума сойти!

Герман переехал из общаги в съёмную квартиру на улицу Россолимо, которую Иван Прокопьевич помог ему снять за сущие копейки (правительство Москвы баловало власть имущих щедрыми льготами и связями). Квартира в изящном доме, построенном в начале века, была шикарной, с антикварной мебелью, с современной техникой и… с Верочкой Зосимовой в придачу. О Верочке Герман старался вспоминать как можно реже, но уж больно нравился ему прилагаемый к ней комплект выгод и компенсаций.

Конец ознакомительного фрагмента.