Сезон медуз

Лев Рябчиков, 2020

Прошлое и настоящее отделены друг от друга условно – на самом деле они одномоментны, но воображение людей, в давнюю пору придумавших Время и разделивших его на три составляющих для того, чтобы им было удобно жить сейчас, в сей момент, незримыми завесами отделенный от двух других. Но они преодолимы – главным образом, завеса между прошлым и настоящим. О том, как это происходит, повествует «Сезон медуз» лауреата международной премии имени М. А. Шолохова, Государственной премии Республики Крым и ряда других, заслуженного деятеля искусств РК Льва Рябчикова. Протяжён и период, в течение которого динамично развиваются события в книге, включая тысячелетия до Рождества Христова, и со второй половины XIX века до 10-х годов нынешнего столетия. Жанр повествования, как у «Героя нашего времени» М.Ю. Лермонтова, однозначно не определяем. Это роман с элементами других форм, в том числе и журналистского репортажа, и литературоведческого исследования. Он адресован ценителям реалистических произведений и любителям фантастики, истории и эротики.

Старый ветер пролетел

За день песок сильно нагрелся, и, ступая по нему босыми ногами, Андрей Владимирович слегка обжёгся, а потом ничего — притерпелся. Он разделся, бросил одежду на изголовье топчана и лёг животом на его горячее ложе.

Синяя гладь воды у горизонта слегка приподнималась, и оттого залив в бронзовой оправе берега казался огромной выгнутой линзой, за сотни веков идеально отполированной ветрами и днищами кораблей. Курбов прослушал переданную по радио сводку биоклиматической станции: «Температура воды в море 25 градусов». Курортник в зелёных плавках, расположившийся по соседству, удовлетворённо крякнул и закрыл лицо книгой.

Никто не купался. Только у самого берега мужчина и женщина колотили руками по воде, норовя обрызгать друг друга. Андрей Владимирович понаблюдал за их игрой и закрыл глаза. Он не исключал розыгрыша, который вполне могли затеять его московские приятели, чтобы напомнить, что они живы, здоровы и по-прежнему горазды на выдумки, но вспомнил усталые, красные от напряжения глаза Плотцева… Вряд ли бы тот согласился участвовать в розыгрыше. Значит… Ничего не значит. Не было у него никогда девушки, которая из любви к нему отказалась бы от перспективного жениха, возможности насовсем обосноваться в Москве, в среде её коренных жителей. Правда, если уж доходить до самой сути, такую жертву принесла ему Лида, но кроме двух-трёх её близких подруг никто не воспринял это как что-то из ряда вон выходящее, и Лида давно уже перестала быть его девушкой, став три года тому назад его женой.

С моря прилетел ветер. Наверное, он был очень старый — крылья его скрипели, и с них сыпалась ржавчина. Ветер принёс с собой крепкий запах чеснока, брынзы и кислого вина. Так, по всей вероятности, пахло от древних греков, когда они после долгого плаванья сходили со своих триер на этот берег. Курбов услышал чужую речь. Он различал слова, и это было странно, ведь этот древний язык уже давно умер. Невидимые люди шли, переговаривались; песок хрустел под их деревянными сандалиями; край невидимой одежды хлестнул его по плечу; пахнуло крепким мужским потом…

В тот же миг ветер взлетел, унёс звуки и запахи, и Андрей Владимирович услышал капризный голос, который несомненно принадлежал красивой женщине:

— Купаться просто невозможно: слишком много медуз…

Курбов осторожно повернулся и признал мужчину и женщину, за игрой которых недавно наблюдал. Они только что вылезли из воды. Женщина и впрямь была красива. Ему всегда нравились такие, со льдинками в глазах, которые никогда не таяли. Женщина, должно быть, почувствовала, что её рассматривают, мельком глянула в его сторону и привычно руками приподняла волосы на затылке. Курбов смутился, поднялся и пошёл к морю.

Вода вытолкнула его на поверхность, словно резиновый мяч, и он поплыл на боку, вытягиваясь в струнку, радуясь тому, что тело в движении наливается силой и молодостью, а рёбра потрескивают от напора воздуха, которым он через рот накачивает лёгкие. Море всегда казалось ему лесом, растворённым в воде. Как и в лесу, тут пропадает ощущение времени. Когда плывёшь быстро, всем телом прижимаясь к воде, ускоряется и темп твоей жизни. Твой внутренний хронометр прогонит большую стрелку по циферблату, а на берегу пройдёт только несколько минут. Это наводит на мысль, что у каждого периода жизни, а то и у каждого мгновения — своё, особое время, особый счёт секунд и дней.

Правая рука, которой Андрей Владимирович расталкивал перед собой воду, чуть сбилась с ритма и скользнула в глубину. Тотчас же её обожгло — будто хлестнули крапивой. От неожиданности пловец чуть было не нахлебался воды. А когда отфыркался, увидел, что море вокруг наполнено медузами. Как кружки жира в остывающем бульоне, они медленно перемещались, подталкиваемые течением. Он вспомнил заметку, напечатанную зимой в «Известиях»: «Спасаясь от летнего зноя, толпы жителей Лимы устремились в прошлый выходной на пляжи близ столицы, но уже вскоре в воде не осталось никого. Океан кишел медузами. У побережья Перу — миллионы огромных — до 60 сантиметров в диаметре — разноцветных чудищ, пригнанных из глубин на мелководье штормовыми волнениями. Двух-трёх обжигающих их щупалец достаточно, чтобы отбить охоту к купанью».

Что-то мягкое и холодное толкнулось в его бедро. Он отпрянул в сторону и, колотя руками и ногами, поплыл к берегу. Его встретили сочувственными улыбками. Курбов сделал вид, что ничего не случилось, и повалился на топчан.

Когда солнце совсем перебралось на запад и на противоположном склоне неба появилась полупрозрачная, как медуза, луна, Андрей Владимирович оделся и пошёл по набережной. Тело излучало накопленное тепло, и, возможно, в сетчатке глаз насекомых, копошившихся в листве, он фиксировался как движущийся сноп огня.

В конце набережной свернул налево, дошёл до трамвайных линий и увидел круглый купол городской библиотеки. «И, кстати, — решил он, — надо просветиться насчёт медуз, а то весь отпуск просижу на берегу…»

Косенькая девушка принесла ему первый том «Жизни животных» и включила настольную лампу.

Андрей Владимирович полистал книгу, разглядывая рисунки, изображающие мрачноватый мир, населённый беспозвоночными существами разнообразных форм, цветов и оттенков. Медузы были помещены в раздел радиальных и отнесены к типу кишечнополостных. Самые древние из современных многоклеточных животных, они выстояли в яростной борьбе за существование с другими видами, с самой Природой и Временем и, отбив все атаки, «заселили буквально весь океан от его поверхности до предельных глубин». Они прошли через все лабиринты отбора благодаря тому, что хитроумно соединили в себе свойства растений и животных. На это, узнал Андрей Владимирович, обратил внимание сам Аристотель. Этот факт показался особенно занятным, и Курбов дал волю воображению, представив, как древний грек, обжигаясь, таскал из Средиземного моря на берег комья расползающегося в руках студня, разглядывал щупальца, скрытый между ними рот. В тёплых морях плавают ядовитые «португальские кораблики» и корнероты. И если Аристотель имел неосторожность потрогать их, то у него надолго пропадала охота продолжать исследования.

Корнероты обитают и в Чёрном море. Держатся они обычно на небольшой глубине возле берега. Зонтик медузы полусферической или конической формы по краям обведён ярко-голубой или фиолетовой каёмкой, которая как бы предостерегает: осторожно, жжётся.

Прочитав про аурелию, симпатичную полупрозрачную медузу, Андрей Владимирович подумал, что страх, который он сегодня испытал, получив ожог, унизителен и глуп. Он испугался потому, что ничего не знал об этих флегматичных и в общем-то безобидных обитателях моря. Ведь если плыть медленно, то можно избежать столкновения с крупными медузами, а прочая мелочь абсолютна безвредна.