Жду тебя в конце ночи

Лена Фликей, 2022

Мир съехал с катушек: после эпидемии власть свергли, а в городе правят банды байкеров. Люди боятся выходить из дома, чтобы не пополнить армию их невольников. Но Катарина Берг не станет прятаться. До краха она служила в криминальной полиции и знает как выжить вреди врагов. Ката должна отомстить за мужа и убить загадочного главаря безымянной банды, только это не так просто: говорят, он не человек. Кате предстоит узнать правду и встретиться с жестоким главарём, чтобы понять, осталось ли в её сердце место для любви.

Глава 5

— Я ведь даже не мог предположить, что всё это кончится так, — Ксандр отпивает из высокого бокала глоток пива и смотрит на меня. — Думал, правительство введёт войска, и народ успокоится.

Я киваю. Никто тогда не мог предположить. Мне кажется, даже Стефан не понимал, чем всё обернётся. У нас была армия, полиция, мы жили в рамках закона, соблюдали правила, и такое могло привидеться нам разве что в жутких кошмарах.

Сегодня у нас отличный ужин: жареные свиные колбаски, консервированный горошек, картофельное пюре из порошка и чудесное ледяное пиво. Сорт не мой любимый — тёмное, из запасов Морица, но я рада и этому. Я тоже отпиваю из своего бокала, утираю рот тыльной стороной ладони и закидываю в рот кусочек колбаски. Она в меру острая и сочная. Удивительно, учитывая, что она пролежала в морозильной камере как минимум полгода.

С того вечера, когда мы переспали в гардеробной, прошло уже три дня. Мы лишь однажды вышли наружу, чтобы забрать «порше», остальное время в основном провели в постели. Я никогда не была помешана на сексе, но сейчас мне хочется близости с ним почти постоянно, а Ксандр совсем не против. Но этот нежданный медовый месяц не может продолжаться вечно, мне нужно взять себя в руки и заняться делом. Нога почти не болит, опухоль спала, и я хожу, даже не прихрамывая. Ксандр тоже чувствует себя здоровым, несмотря на прерванный курс антибиотиков. Нам хорошо вместе под защитой высоких стен. Мы могли бы прятаться тут вечно, совершая редкие вылазки за провиантом. Но я не могу позволить себе такую роскошь как нормальная жизнь, да и он не может. Я вижу это по его взгляду, по тоске в глазах, по крикам, с которыми он просыпается посреди ночи и не может уснуть до утра, по тому, что порой он уходит на несколько часов, а возвращается совсем разбитый. Ксандр страдает, так же как и я, но в отличие от меня, ему, похоже, есть что терять.

Сегодня мы впервые заговорили о прошлом. Я снова спросила его про заправку и банду, и он согласился рассказать всё.

— Ты ведь помнишь, с чего это всё началось? — спрашивает он, и я снова киваю. — Если бы я мог что-то исправить в прошлом, сделал бы всё, чтобы они не расстреляли президента.

— Это началось значительно раньше, — возражаю я, и у меня есть причины для этого. — К тому же — она заслужила смерти.

Убийство президента, конечно, сильно укорило распад привычного мира, но первым шагом к пропасти стал её указ о создании первых гетто для заражённых. Вместо того чтобы бороться с вирусом, она струсила и попыталась запереть больных и подождать, пока все они не умрут. Баронесса, мать Стефана, оказалась в том самом лагере, который правительство лицемерно называло госпиталем, и Стефан начал действовать. И не только он. Волну народного гнева было уже не остановить, но даже тогда никто не думал, что она превратится в цунами и уничтожит всё на своём пути, а на обломках станут пировать банды.

— Да, раньше, — соглашается Ксандр и делает большой глоток. — Но пока они не убили её, всё как-то держалось.

Молча усмехаюсь. Стоит ли сказать ему, что во всё этом был замешан и Стефан, или пока Ксандр не готов к такому? Я ведь тоже узнала это не так давно, хотя всегда подозревала. Нужно ли мне рассказывать Ксандру всю правду? И снова, как и несколько дней назад, решаю, что пока рано. Склонившись над тарелкой, зачерпываю немного пюре на кончик вилки, но потом скидываю его обратно. Аппетит пропал. Мне важно, что он обо мне подумает, а рассказ о Стефане может сделать нас врагами. Но когда-нибудь придётся ему открыться.

— Когда её убили, я был у себя дома. Мне позвонил Рауль, ты ведь помнишь его? Наш клавишник.

Рауля я помню: крепкий рыжеволосый парень в круглых очках, как у Гарри Поттера, и самый молодой участник «Конца ночи». Кажется, у него жена и двое детей в Нью-Йорке, и он единственный из группы, кто никогда не участвует в вечеринках и о ком не пишет жёлтая пресса.

— Клавишник, — киваю я. — Ваш «хороший мальчик».

— Он ненавидит это прозвище, хотя оно невероятно точно его характеризует, — призрак улыбки скользит по его губам, чтобы почти тут же растаять. — Рауль узнал о казни и понял, что дело пахнет жареным. Он просил меня и ребят немедленно улетать в США, пока не поздно. Но я не послушал. Как может быть поздно? Ведь мы жили в цивилизованной стране, пускай и сильно потрёпанной за последние годы, но всё же не варварской. Но путь от цивилизации до варварства оказался значительно короче, чем я мог себе представить, — Ксандр накалывает на вилку колбаску и откусывает половину. Жир течёт по подбородку, но он словно не замечает, погруженный в воспоминания.

— Он стал бы чуть извилистей, если бы не нашлось тех, кто хотел его ускорить, — говорю я и ловлю его удивлённый взгляд.

— О чём ты? — он берёт салфетку и вытирает подбородок.

— Анархисты, — объясняю я.

— Да что они могли? — отмахивается Ксандр. — Мирные ребята, я ведь знал большинство из них. Её убили военные, ты же сама видела.

— Ты удивишься, — я невесело усмехаюсь. — Военные лишь исполняли, а за всем этим стояли идейные лидеры нескольких анархистских кружков.

— И ты знаешь имена? — он внимательно слушает каждое моё слово.

— Кое-кого знаю, но человек, который начал всё это, по-прежнему прячется в тени. Впрочем, сейчас это уже не важно, тот, кто оседлал взбрыкнувшую лошадку свершившейся революции, упивается властью, а анархисты потерпели поражение.

— Это Стефан тебе рассказал?

— Что-то он, а что-то я нарыла сама. Я ведь раньше в полиции работала, умею находить информацию, — лгу ему, не отводя взгляда.

— В полиции? — он удивлённо вскидывает брови. — Так вот откуда любовь к наручникам.

Я сдерживаю улыбку, разговор принимает интересный оборот, но я не хочу, чтобы он, как и многие другие, закончился в спальне. Хотя нет, я очень этого хочу, но порой стоит поступиться собственными желаниями.

— Была старшим сержантом, собиралась стать капитаном, но на одном задании меня сильно ранили, и я ушла, — воспоминания о том ранении тут же настраивают меня на серьёзный лад, да и Ксандра, кажется, тоже.

— Опасное ранение? — спрашивает он.

— Достаточно, — рука машинально ложится на живот, чуть ниже пупка. Взгляд Ксандра прослеживает мой жест, но он оставляет это без комментариев, за что я ему благодарна. — Не будем об этом.

Возможно, теперь он догадался, почему я не боюсь забеременеть, но это его не касается. Некоторое время едим молча. Я через силу заталкиваю в себя остатки еды. Могла бы выбросить, но понимаю — мне нужны силы. Ксандр допивает пиво и идёт за вторым.

Мы расположились прямо на кухне за небольшим деревянным столиком, укрытым клеёнчатой скатертью. В былые времена тут ела прислуга, хозяевам же накрывали стол в просторной столовой. Но сейчас нам чужды все эти условности, да и хозяйкой я себя тут не ощущаю. Через высокие окна слева от нас льётся тёплый мягкий свет. Я некоторое время наблюдаю, как небольшая серая птичка прыгает по веткам разросшегося кустарника. Без ухода сад довольно быстро потерял былой лоск — многие цветы засохли, а клумбы заросли сорняками.

— Мне иногда снится сон, что я иду по городу и всё как прежде, — Ксандр возвращается в кухню.

Я поворачиваюсь на его голос. Он принёс две бутылки пива и, стоя в дверях, смотрит на меня тоскливо.

— Это хороший сон? — спрашиваю осторожно.

Ксандр занимает прежнее место, напротив.

— Я бы так не сказал, — он откупоривает бутылку и протягивает мне через стол. — Будешь?

— Пока нет, — я качаю головой. — Почему нехороший? Разве ты не хотел бы, чтобы стало как прежде?

— В том то и дело, что хотел. Но даже во сне я понимаю — это невозможно, — он пьёт прямо из горлышка.

Я молчу, да и что тут скажешь. Он совершенно прав, мир уже никогда не станет прежним, и единственное, что мы можем сделать, так это попытаться сделать его чуточку лучше.

— Ты не думала уехать? — спрашивает он чуть погодя.

— Куда? — я развожу ладони в стороны. — Европа в огне: в Испании у власти ещё большие отморозки, чем у нас, Италия стала колонией Франции, а Франция, сам знаешь — филиал Арабской свободной республики. Весь мир разрушен, и бежать некуда.

— Англия держится, в горах Австрии, по слухам, собираются силы сопротивления, в Лиссабоне к власти пришли обычные люди и там пока полный порядок. В Исландии держат оборону, на Фарерских островах тоже, но я думал о США, — он смотрит на меня очень внимательно, похоже, ему важно, что я отвечу.

— Во-первых, никто точно не знает, что там так уж хорошо, а во-вторых, я не понимаю, как переместиться через океан, когда нет ни авиасообщения, ни кораблей.

— В США относительно стабильно, — говорит Ксандр. Он поставил локти на стол, переплёл пальцы и положил на них подбородок. — Я до последнего общался с Раулем и следил за обстановкой. Там можно жить. Непросто, но можно.

— Допустим, так и есть, но как ты собрался туда попасть? Сколотим плот, бросим его в воду где-нибудь в районе Лиссабона и будем надеяться, что течение вынесет нас в Нью-Йорке? — в моём голосе слишком много сарказма, мне не следует так говорить с ним, но я раздражена тем, что Ксандр даёт мне бесплодные надежды.

— Нет, — Ксандр пристально смотрит мне прямо в глаза. — У меня есть самолёт, и мы сможем выбраться.

— Настоящий самолёт? Не легкомоторный? — я смотрю на него с сомнением. — И он дотянет до Нью-Йорка?

— Должен, — Ксандр расцепляет пальцы, кладёт ладони на стол и несколько раз кивает. — «Бомбардье глобал 6000», полностью заправлен. Он может пролететь одиннадцать тысяч километров.

— Но почему же ты не улетел на нём раньше? — я удивлена, и в сердце появляется огонёк надежды.

— Потому что я не хотел улетать без своей девушки. Не мог её бросить.

Чувствую лёгкий укол ревности, но стараюсь не подавать вида. Скорее всего, его девушки уже нет в живых, но всё же стоит уточнить:

— Она умерла?

— Нет, она жива. Нина — любовница главаря той банды, за которой ты охотишься.

Я чуть хмурю брови, не знаю, что сказать на это.

— Они удерживают её силой? — спрашиваю я. Возможно, мне теперь придётся изменить планы и добавить в них спасение невинной. Скорее всего, это будет значить конец нашим отношениям с Ксандром, но я же и не собиралась состариться с ним вместе.

Ксандр молчит и смотрит в окно, потом переводит на меня взгляд. Я вижу: он не хочет говорить об этом, но буду вынуждена настаивать. Мы и так потеряли слишком много времени за праздным отдыхом.

— Расскажу тебе всё с самого начала, Ката, и ты сама сделаешь выводы, потому что я не знаю, как тебе ответить на этот вопрос.

— Валяй, — киваю ему.

— Только пойдём наверх и захватим чего-то покрепче пива, — он отодвигает от себя бутылку.

— Тогда быстренько уберём тут, — я поднимаюсь, собираю со стола грязные тарелки и несу их в раковину, и пока я мою посуду, Ксандр убирает остальное.

К моменту, когда мы поднимаемся в его комнату, за окном уже совсем темно, а на небе одна за другой зажигаются звёзды.

— Я отправил всех близких в США сразу после того звонка Рауля, но сам не уехал, потому что не мог бросить Нину, — начинает Ксандр рассказ.

Он сейчас не смотрит на меня, его взгляд обращён к окну. По просьбе Ксандра я выключила свет. Мы сидим в кромешной темноте, и я не могу видеть выражения его глаз. Я слышу тихий звон льдинок в его бокале — Ксандр пьёт виски чистым. Он и мне налил, но мой стакан стоит нетронутым на низком стеклянном столике, разделяющем наши кресла.

— Я несколько дней звонил ей на мобильный, но она не отвечала, и это напугало меня. К тому времени на улицах стало уже неспокойно. Не так, как сейчас, но всё же… — он замолкает, и я снова слышу звон льдинок в его бокале.

Полагаю, эти воспоминания даются ему нелегко. Если бы кто-то сейчас попросил рассказать о Стефане и том, почему я потеряла его, мне было бы также больно, я бы также пила без меры, и, возможно, хотела говорить в кромешной темноте, чтобы никто посторонний не видел моих слёз.

— Она жила в пригороде, в частном доме со своей сестрой и собаками. Бигли, кажется, так они называются. Они разводили их для продажи, — он снова умолкает, но теперь я не слышу ни звука. Жду продолжения, и оно следует.

— Я поехал туда один, хотя мне не следовало делать этого. Я знал телефон её сестры, но и он был отключён. Это навело меня на мысль, что Нина попала в беду. Она была из тех девушек, что вечно попадают в приключения. — Ксандр приглушённо смеётся. — Как-то мы поехали с ней на острова. Райское местечко, чистейший пляж с белоснежным песком, который каждый день убирали два десятка стюардов. И она умудрилась найти там морского ежа. Наступила прямо на него. Мне кажется, это был единственный морской ёж на несколько десятков километров вокруг. А один раз она поехала в ночной клуб и попала под облаву полиции. Конечно, всё обошлось, но, когда мне посреди ночи позвонил капитан, я весьма удивился…

Ксандр хмыкает, а потом надолго умолкает. Я беру стакан со столика и делаю маленький глоток. Лёд в стакане почти растаял, но даже разбавленный виски заставляет меня поморщиться. Алкоголик из меня никудышный. Ксандр тяжело вздыхает, я смотрю на его благородный профиль на фоне серого окна. Сейчас он кажется мне невероятно красивым, и я страстно хочу обнять его, уткнуться носом в небритую шею, вдохнуть тёплый запах кожи, но лишь отпиваю виски и ставлю стакан на центр стола, да так неаккуратно, что чуть не роняю его. Ксандр вздрагивает и смотрит на меня, а потом снова заговаривает:

— Нина иногда оставалась у меня, мы встречались около года, и я даже подумывал съехаться с ней, но… — Ксандр прерывает себя на полуслове, допивает виски и ставит пустой стакан на столик рядом с моим. — Она не хотела сама, говорила, что пока не готова к серьёзным отношениям, а я не настаивал. И вот когда это случилось, Нина оказалась больше чем за сто километров от меня, а я понятия не имел, всё ли с ней в порядке. Движение тогда ещё не ограничивали, но на дороге творилось что-то невообразимое. Многие бежали. Машины, забитые до отказа, ехали прочь из города, люди были в панике, и их можно было понять. И да, я отдаю себе отчёт, что во всём виновна президент, и потому её убийство можно было предсказать. Она разозлила многих, особенно после той лжи о госпиталях.

— Она не просто разозлила, она пробудила дремавшее в нас зло, — говорю я задумчиво.

Если бы Филип и Анна не умерли в госпитале, то Стефан мог отказаться от своей безумной затеи, и сейчас был бы жив. Хотя кого я обманываю? Есть вещи, которые нельзя изменить, как бы мы ни хотели.

— Я выехал поздно вечером. Днём прошёл ливень, и дорога была скользкая. Пока я ехал, видел десятки аварий. Люди потеряли голову и не понимали, что делают. А я был среди них. Гнал как безумный. Сам не знаю, как умудрился тогда добраться до места и не разбить машину вдребезги.

Его рассказ напоминает мне недавнюю гонку по пустому шоссе на «порше». А ведь если бы я тогда была чуть менее осторожной и потеряла управление, то не оказалась бы на той заправке, и судьба Ксандра была бы предрешена. Есть вещи, которые нельзя изменить, и иногда это — благо.

Краем глаза замечаю движение справа и поворачиваю голову. Ксандр закинул ногу на ногу и чуть развернулся ко мне. Глаза уже привыкли к темноте, и я могу различать не только его силуэт, но даже видеть лицо.

— Ты не будешь против, если я закурю? — спрашивает он.

— Только если ты угостишь меня сигаретой, — отвечаю я и улыбаюсь ему.

Ксандр поднимается и идёт куда-то вглубь комнаты. Я отдала ему все запасы сигарет, что нашла в машине. Дурные привычки в современном мире — роскошь, доступная избранным.

Он шуршит упаковкой, вынимает сигарету, прикуривает одну. Свет пламени зажигалки на мгновение освещают его лицо. Это выглядит зловеще, но теперь я понимаю, что если в этой комнате и есть чудовище, то это точно не Ксандр.

Он протягивает мне зажжённую сигарету, раскуривает вторую и откидывается на высокую спинку. Я осторожно втягиваю горьковатый дым, стараясь не закашляться. Начинать курить сейчас — не лучшая идея, но с другой стороны — разве кто-то может осудить меня?

Ксандр глубоко затягивается, выдыхает дым в потолок и продолжает рассказ:

— Я добрался до посёлка затемно. Понял, что всё плохо, когда свернул с шоссе и увидел всполохи пламени. Горели дома. Это было одно из первых нападений банды. Они похитили всех молодых женщин, а остальных просто пристрелили. Мужчины, дети, старики… Они особенно не церемонились. И никто не защитил их, ни военные, ни полиция, — он стряхивает пепел в сложенную ковшиком ладонь. — Говорили, что многие полицейские перешли на сторону банд. Продажные твари! Никогда не доверял полиции, туда идут служить одни болваны, — он резко замолкает и смотрит на меня. — Прости, я не хотел тебя обидеть.

— В чём-то ты прав, — усмехаюсь я. — Но всё же среди болванов встречались и хорошие ребята.

— А почему ты вообще решила служить в органах? — он переводит тему.

— Если тебе интересно, расскажу позже. Если в одном предложении, то я хотела насолить своему отцу.

— Хорошо понимаю тебя, — говорит Ксандр и некоторое время молча курит, стряхивая пепел в ладонь.

Я фанатка со стажем и потому знаю о его прошлом. Мать Ксандра погибла, когда ему не было и пяти, до совершеннолетия он жил с отцом — известным виолончелистом и склочным сукиным сыном, которого тяготила забота о ребёнке. Слышала: его отец пил и распускал руки, но сам Ксандр никогда этих слухов не подтверждал. За всё время он дал лишь одно интервью на эту тему и признался, что согласился петь в группе лишь затем, чтобы позлить отца.

Когда сигарета догорает почти до фильтра, он встаёт, открывает настежь окно и швыряет окурок в темноту, а следом выбрасывает пепел и отряхивает ладони. Я поднимаюсь и подхожу к нему так близко, что касаюсь плечом. Смотрю на него снизу вверх, делаю одну затяжку и тоже выкидываю окурок в окно.

Ксандр берёт меня за плечи, наклоняется и целует в губы. Его дыхание пахнет виски и табаком. Я отвечаю на поцелуй со всей страстью, на которую способна. Я думала, что смогу устоять, но это невозможно. Внизу живота разливается мучительная нега, и я стягиваю с него футболку, покрывая его тело поцелуями.

Через полчаса мы лежим в его кровати совершенно голые. После секса и алкоголя меня клонит в сон. Я прикрываю глаза и практически проваливаюсь в приятное тепло, когда Ксандр говорит:

— Прямо на дороге были свалены трупы. Гигантский курган из людей, и они горели. Я никогда не забуду этот запах обгорелой плоти, смешанный с едким запахом бензина.

Я вздрагиваю, открываю глаза и поворачиваю к нему голову. Он не смотрит на меня, уставился в потолок и будто говорит сам с собой, а может, так оно и есть.

— Это было невыносимо, меня мутило, но я заставил себя подойти. Я боялся увидеть среди них Нину, но, к счастью, её там не было. Зато там было много других. Помню девочку возраста моей дочери со вспоротым животом и лицом, перекошенным ужасом. Она лежала поверх остальных. Я не знал её лично, но видел пару раз в посёлке, она обожала собак и… — он умолкает, в полной тишине слышу порывистое дыхание. Осторожно нахожу его ладонь и крепко сжимаю. Ксандр громко сглатывает и продолжает: — Никогда не отличался слабым желудком, но тут меня вырвало. Не помню, как уехал оттуда. Очнулся у себя дома с бутылкой виски в обнимку. От одежды воняло гарью. Я выкинул её, принял душ, лёг в кровать и пролежал до утра без сна, а наутро дал себе слово отыскать и спасти Нину. И я смог, только искал слишком долго. Когда я пришёл, Нина не захотела со мной уйти.

— Не понимаю, — я чуть хмурю брови.

— А что тут непонятного? — он нервно выдёргивает ладонь из моей. — Нина стала любовницей главного и вполне этим довольна.

— Ты хочешь сказать её забрали не силой?

— Силой, конечно, но потом что-то изменилось. Я говорил с ней всего несколько минут, но могу поклясться, в ней не осталось ничего от того человека, которого я знал.

— Синтетик, — тихо говорю я.

— Что?

— Та дурь, которую все они курят. Новый синтетический наркотик, он вызывает привыкание почти сразу и полностью меняет человека. Экспериментальный препарат, который разрабатывали военные для своих целей. Он делает людей агрессивными, сексуально озабоченными и совершенно бесчувственными. Только проект зарубили, ведь препарат не делал главного — он не подавлял волю. Они хотели сделать армию управляемых роботов, а получили толпу озабоченных маньяков, каждый из которых отлично соображает.

— И ты узнала всё это, копаясь в интернете? — в его голосе слышится недоверие.

— Нет конечно, у меня был надёжный источник, — отвечаю я и на это раз не лгу.

Ксандр поднимается на локте, приближает ко мне лицо и говорит шёпотом:

— Я, как и ты, хотел убить главаря, но это чуть не погубило меня. Ката, брось эту затею, давай выберемся отсюда вместе. С машиной и оружием мы сможем добраться до аэропорта и улететь.

Он замолкает и смотрит пристально. В этот момент я очень люблю его. Но всё равно не могу согласиться. Не знаю, как объяснить ему. Ксандр не ощущает вины за смерть всех этих людей, погибших от рук байкеров, я же чувствую вину постоянно. Мне следует искупить её кровью, пускай даже эта кровь будет моей собственной.

Я слышу, как стучит моё сердце. Тишина оглушает. За окном, в непроглядной черноте июньской ночи не раздаётся ни звука. Здесь и раньше было тихо, но сейчас тишина кладбищенская. Я делаю глубокий вдох, чтобы ответить Ксандру, постараться объяснить, почему не могу уехать с ним, и в этот момент отчётливо слышу рёв двигателей нескольких десятков мотоциклов. Я резко соскакиваю с кровати и подлетаю к окну. Через минуту ощущаю, что Ксандр встал позади. Его руки на моих плечах, но сейчас это успокаивающий жест, а не приглашение к сексу.

— Они не знают, что мы тут, — говорит он приглушённо.

Я напряжённо всматриваюсь в темноту. Шоссе далеко, но и звук неблизкий, словно раскаты грома дальней грозы.

— Даже если бы узнали, это не проблема, — отзываюсь я. — Им сюда не проникнуть. Дай сигарету.

Ксандр отходит от окна, а возвращается уже с двумя тлеющими сигаретами. Одну отдаёт мне. Мы молча курим и пытаемся увидеть огоньки фар мотоциклов. Но их нет. Звук становится тише, и вскоре я уже почти не различаю его.

— Уехали, — говорю с досадой и швыряю недокуренную сигарету в окно.

— Может оно и к лучшему, — Ксандр повторяет мой жест, а потом широкой ладонью выгоняет остатки табачного дыма из комнаты.

— Я не уеду с тобой, Ксандр, — говорю твёрдо, и он перестаёт махать рукой и смотрит мне в глаза. — И ты не уедешь, пока не поможешь отыскать этих парней. А после можешь делать всё, что хочешь. Я не вправе просить тебя о помощи.

Я несколько секунд молчу, а потом добавляю то, отчего лицо Ксандра мгновенно меняется.

— В конце концов, мы с тобой чужие люди. Ведь секс ничего не значит, не так ли?

Его челюсти плотно сжимаются, а ноздри чуть раздуваются. Если бы в комнате горел свет, я бы наверняка могла увидеть ярость в серо-зелёных глазах, а так мне остаётся только догадываться о том, что он чувствует. Парни всегда злились, когда я говорила такое, и только Стефан ответил: «Нет, это не так, секс значит очень многое. Он значит, что я люблю тебя». Наверное, потому я и вышла за него замуж. Но Ксандр не говорит ничего подобного. Он, как и другие парни до него, лишь смотрит с немым укором. Мужчинам не нравится, когда женщины говорят такое, хотя многие из них уверяют, что мечтают о сексе без обязательств.

— Ты ведь знаешь, где их искать? — спрашиваю я, чтобы нарушить молчание.

Ксандр кивает и говорит:

— Да, знаю. Но попасть туда непросто.

— Это мои заботы. Тебе нужно только показать мне место, и сможешь отправляться в свой аэропорт. Я тебе даже машину оставлю.

— Но тебя же там прикончат, неужели не понимаешь? — он чуть повышает голос.

–Не раньше, чем убью их главаря, — отвечаю я с холодной улыбкой.

— Безумие, — Ксандр отворачивается.

Молча поднимаю свою одежду с пола и иду к себе. Ксандр не останавливает меня. Впервые с момента нашего возвращения запираю дверь на замок. У меня странное чувство, словно в самое сердце вкололи лидокаин, и он постепенно замораживает его, превращая в камень.

Когда через полчаса ложусь в постель, я уже ничего не чувствую. Слёзы если и были, давно смыты водой. Зарождающиеся ростки чувств вырваны с корнем. Как-то давно моя мать сказала, что мы с ней родились под несчастливой звездой. Я не верю во всю эту псевдонаучную ахинею и глупые гороскопы, но в этом с ней полностью согласна. Я не заслуживаю любви. Но зато я умею убивать, не содрогаясь, и это делает меня сильнее других.