2120. Ловушка для AI

Леонид Резников, 2020

Так ли уж необходимы в нашей жизни искусственный интеллект и тотальная "цифровизация" общества? Не обернется ли это катастрофой для человечества? Одно можно сказать определенно: всему нужна мера! Ну а если ее нет?..

Часть 1

Глава 1

До чего дошел прогресс! Ох, несчастное наше начало двадцать второго века. Сплошной искусственный интеллект, где надо и где не надо. Обо всем-то он заботится, все-то лучше всех знает. Вроде как и думать-то самому уже нет необходимости: всегда подскажут, всегда направят в нужную сторону, все сомнения одним махом развеют и на путь истинный наставят. Скоро, глядишь, даже ходить и говорить сами разучимся. Изобретут какой-нибудь нейрочип, в мозг вживят — вот тебе и ноги ходят, и руки ложкой орудуют, и рот разевается когда нужно. Одним словом, бот рефлекторно-самоходный. Бр-р, аж самого от этих фантазий до нутра пробрало! И что говорить о рядовом обывателе, если даже психи, и те измельчали. И кому, как не мне о том знать, если сам псих и целый день их вижу.

Раньше всё Наполеоны с Ньютонами попадались, Диогены разные — безобидный, скажу я вам, народ. Мне, правда, застать их не привелось — старожилы рассказывали. Наполеон, к примеру, мнил себя в заключении на Эльбе. Подушек у соседей понатырит, обложится ими и сидит на кровати, носа не кажет, а коли в туалет приспичит, так на «плоту» добирается. Только чтобы линолеум не царапал, ему санитары колесики к плоту тому приделали. А весло отобрали, так что бедному Наполеону руками приходилось грести.

Ньютон — так тот все яблоко головой ловил: подкинет и бежит ловит. А как поймает, так на тему тяготения и мироздания разглагольствовать начнет — заслушаешься! Философствующего Диогена замучились из стиральной машины вынимать, Архимеда — из ванны, а уж если стукнет ему чего в голову, так выскочит из душевой и давай в чем мать родила носиться по коридорам с воплями «Эврика» и всякими постулатами да формулами сыпать без остановки. Впрочем, опасные тоже, говорят, попадались, чего уж там! А самым страшным из них Кулибин оказался. Этот все механизмы разные день и ночь изобретал и всем втихаря на испытание подсовывал. То дверь самозакрывающуюся не вовремя, с задержкой, сообразит, то шкатулку музыкальную из кровати соседу сделает, так что вся больница потом на ушах всю ночь стоит, а то еще как-то катапульту из кресла изобрел и главврачу подсунул… Зевсы были, Македонские, Гераклы, даже Шаляпин с Пушкиным! Правда, и тогда дураков всяких хватало. Один, к примеру, страусом себя возомнил — пришлось ему на голову боксерский шлем напялить, чтоб, значит, последние мозги себе о бетонный пол не вынес ненароком.

А сейчас что?

Человека Паука на днях к нам подселили, так тот наплюет на руку да соплями в стены пулять начнет, а потом давай на решетках виснуть и по стенам прыгать. Не особо, правда, получалось, но парень настырный попался. Или Лунтик еще был — всех измучил, под ноги каждому кидался, чтоб на пузо ему наступили. Смешарик — так тот колобком свернется и целый день катается да хихикает как ненормальный, пока не пнет кто-нибудь. И ведь ни одного великого человека! Да и откуда им, собственно, взяться, коли интеллект на нуле.

Это психические, а врачи, думаете, лучше? Раньше, говорят, врачи толковые, образованные сплошь были, не чета нынешним: сразу знали, от кого чего ожидать да как лечить, потому как начитанные были, всесторонне развитые. А теперь сами посудите: привезли как-то Сталина. Кто такой — ни один врач не в курсе, а тот все трубку курит, выхаживает важно, на всех косится и к порядку приводит. Вроде безобидный, но кто его знает. Врачи даже целый консилиум ради него собрали — не знают, от чего лечить: то ли бред у него, то ли расстройство настроения, а может, и раздвоение личности. Интеллект искусственный только руками разводит. Пришлось историка вызывать для консультации. Тот тоже специалистом крупным оказался, нарисовал кошмар во плоти. Так что бедный Сталин теперь в одиночке сидит. Впрочем, может ему там и лучше, по крайней мере, идиотов всяких не видит. Вообще не понимаю, чего идиотам в сумасшедшем доме делать? Я так думаю: нечего нормальных психов в идиотов законченных переиначивать! Свой у них мир должен быть, чтоб сами там в собственном соку варились.

Впрочем, действительность сейчас неоднозначная, все перемешалось в мире. Поди разбери, как говорится, ху есть ху? Ведь и псих, если честно, уже не тот, что раньше, о чем я уже говорил, но еще раз повторю, потому как наболело. Иногда и не разберешь, псих он или обычный идиот. Никого не хочу обидеть — есть нормальные мыслящие люди, есть! Хомо сапиенсы — ух, уважаю! А не хомо-аранеа или хомо… Как по латыни Лунтик будет? Не подскажет кто? Не подскажет… А латынь — это язык такой, мой дорогой Призрачный Гонщик… Нет, не вру… Нет, не язык троллей, Гарри ты наш Потный! И спрячь, ради бога, свою «волшебную» палочку! О-хо-хо, беда прямо с этими идиотами!.. А Гонщик наш, кстати, еще тот чудик: маску обезьянью напялит, подожжет на себе одежду и носится по коридору, мотоциклом рычит. Мы на всякий случай всегда огнетушитель держим двойного назначения: как затушишь его да по башке пустой железякой съездишь — опять в человека на время превращается.

А сам-то кто я, спросите вы. Охотно скажу: псих я, самый обычный что ни на есть, самый заурядный из всех заурядных. Ни талантов, ни гордыни, ни спецнавыков, соответствующих конкретной личности. И зовут меня по-простому — Федор. Нет, не дядя Федор… И не тетя, тем более! С обществом я не ужился, и, если честно, уживаться с ним нет у меня ни малейшего желания. Общество таких, как я, не любит, сразу психами окрестить пытается. Ведь если что не так в человеке, отличается чем от остальных, думает иначе или вообще просто думает, что в нашем двадцать втором особо актуально, то сразу ярлык на него: «Ненормальный!» Но себя, конечно, при этом нормальными мнят, полноценными. Ведь все тесты в школе сдали, галочки понаставили, аттестаты получили, институты закончили, за что дурацкие шапочки с кисточками заработали. А спроси, сколько будет десять помножить на два, так за калькулятор сразу хватаются. Не все, разумеется, такие, есть и вполне нормальные, образованные люди, и им, уверен, непросто жить в нашем прогрессивном мире, где свой интеллект уже не требуется, а только мышление на уровне машинной логики.

Ну, сами посудите: у одного ученика спросить вот решил, когда еще на свободе жил: как тебе «Евгений Онегин»? А он в ответ: «Не знаю такого! Кореш твой, что ли?» Хамство неприкрытое проигнорировал — это уже у них в привычку вошло, у недорослей. Да и слово им в ответ не скажи — мгновенно куда надо сообщат, мол, насилие над личностью детской ранимой. Ты что, говорю, классика не читал? Какого еще, спрашивает, классика? Обычного, который «Онегина» написал. Читал, отвечает, да подзабыл. Попросил вспомнить — интересно ведь стало! А тот: варианты, говорит, давай! Какие такие варианты, понять не могу, а он мне: ну какие? «а», «бэ», там, «цэ»… Ну, ладно, отвечаю, вот тебе варианты: Пушкин, Пупкин, Добкин. Задумался тот. Долго думал, губу кусал, затылок чесал. Пупкин, говорит. Почему, спрашиваю? «Ну как же! — отвечает. — Пушкин — он пушками явно занимался, по фамилии ведь ясно». Логика, чтоб ее!.. «Добкин вроде как эффект крайне полезный и очень нужный изобрел, а вот Пупкин — тот как раз подходит, методом исключения». Думал я, думал, какой же это эффект Добкин, то бишь, Добчинский гоголевский изобрести мог? Так и не дошло до меня. Кучу информации перерыл, и оказалось не Добкин то вовсе был, а физик Доплер…

Эх, верхушечники-недоучки!

А после того как столицей Англии оказался Олд-Йорк, потому как Старый Свет, нанометр — хитрой технологией для вышивальщиц, а вирусная клетка — «сэндбоксом» с «трояном», я понял, в школе мне больше делать нечего, а то, чувствую, по их скоро запою…

Учитель я. Вернее, бывший. Не выдержал, сбежал. Не только от учеников своих развитых, всячески продвинутых, а и от всего остального, включая технический прогресс. С чего началось, спросите? Ну, с чего… С интеллекта искусственного, с чего же еще? Подсадили на него народ. Шагу без него человек ступить уже не может.

Но обо всем по порядку.

Давно уж новомодным стало этот самый искусственный интеллект пихать куда ни попадя, разве что в домашних тапках его еще нет и в стенах домов, в чем не совсем уверен: холодильник за продуктами следит, решает, как от денег моих быстрее избавиться; стиральная машинка носки стирать отказывается, мол, пахнут не очень — лучше новые купи; кровать верещит, стоит только заснуть, не ложись на тот бочок — ложись на этот; чайник взбунтовался — воду кипятить не хочет, потому как ему, видишь ли, жесткость воды не нравится, мала она. Не сразу допер, в чем суть с чайником, а потом понял: быстрее накипь появится — быстрее сгорит — быстрее новый куплю… А тут еще телевизор заблокировался, на экране крупными буквами надпись вывел: «Система устарела. Требуется замена». Жалко, хороший телевизор был, бестолковый, только с пульта нажатия воспринимал и передачи показывал. Пришлось волей-неволей новый покупать…

Пришел в магазин, стал телевизор выбирать. А со всех стен реклама кричит: интеллект, интеллект!.. Ну на кой телевизору интеллект, скажите на милость? Его дело передачи принимать и людям показывать. Не-ет, слишком просто! К тому же большинство людей с пультом уже и не справятся. Скажете, придумываю все, на людей наговариваю? Как бы не так! Зашел как-то ко мне знакомый о том о сем поболтать, а пока я чайник ходил ставить, тот решил телевизор включить. И что вы думаете? Он минут десять уговаривал его включиться — на пульт даже внимания не обратил! Я ему: пульт же вот он! А он на меня будто на придурка какого косится. Какой еще, спрашивает, пульт? Я ему втолковывать взялся: телевизор старый, не говорит, не думает, а только показывает, а настраивается и переключает каналы пультом. Взял мой знакомый пульт, долго вертел перед глазами, кнопочки резиновые пальцем гладил, а потом говорит ему: «Включись!» А вы говорите…

Побродил я, значит, по магазину: все телевизоры как один — корпус тонкий, спереди лишь экран виден. Картинки на всех одинаковые — яркие, четкие, разве что художник какой глазастый разницу заметит. Одни огромные, будто на зрение какого-нибудь слона рассчитаны — в стандартную квартиру его не впихнешь, а если и впихнешь, то головой вертеть замучаешься. Другие поменьше, приемлемых размеров. И все — прямо беда! — лэйбл имеют: «AI». У некоторых «AI» с двумя плюсиками, то бишь, умен не по размеру, у других — даже по три, а то и по четыре плюса. Эти, похоже, сами передачи смотреть могут, а еще и в магазин сходить, пол пропылесосить и кофе сварить. Я этот вопрос консультанту задал, так он долго смотрел на меня, понять не мог, шучу я или всерьез спрашиваю. Потом решил по-деловому к клиенту подойти: нет, говорит, кофе не варит и пылесосом тоже не управляет, хотя с другим оборудованием в доме контакт имеет для уточнения предпочтений хозяина. Каких, спрашиваю, предпочтений. А он мяться начал: всяких, говорит. И ничего я из него больше не смог вытянуть.

Походил еще по магазину. Может, где менее умный телевизор завалялся, а консультант за мной лисьим хвостом вьется, советы дает с рекомендациями. Надоело мне это и спросил я его напрямую:

— Есть у вас тупые телевизоры?

— Это как? — растерялся тот.

— Очень просто: молчит, не думает, ни с кем не связывается, ничего не слышит и не видит, а занимается исключительно своими прямыми обязанностями.

— Нет! — решительно отрезал консультант. — Таких телевизоров у нас в наличие нет. Да и кому они нужны?

— Мне, — отвечаю. — Мне нужны.

Тот только и пожал плечами, отмолчаться решил. По лицу вижу, решил, будто кто из их конторы его проверять пришел, как он с клиентами себя ведет. Не стал издеваться над ним, указал пальцем на первый попавшийся телевизор — этот, говорю.

Разулыбался консультант, ожил:

— Превосходный выбор! Отличная модель! Правда, прошлого года.

— А чем отличается от моделей нынешнего?

— Ну как же! — всплеснул тот руками. — Интеллект! Картинка лучше. Пиксели крошечные, не разглядите.

«Пиксели! — думаю. — Будто я для того телевизор беру, чтобы пиксели твои проклятые в лупу разглядывать! Меня и мои прежние, более крупные, вполне устраивали…»

Правда, на кассе настроение у меня немного улучшилось. Консультант с каким-то дылдой в уголке пошептался, видимо, подозрения свои передал насчет проверяющего, и дылда мне скидку тридцатипроцентную сделал, как постоянному покупателю. И доставку бесплатную с установкой. Вот что значит вовремя повозмущаться!

Вернулся я домой, а доставка у моих дверей уж топчется. Впустил я их в квартиру. Они тут же важный да умный вид приняли, телевизор новенький распаковывать взялись, ножки к нему присобачивать — будто для этого как минимум высшее образование требовалось! Впрочем, не исключен и такой вариант с нашей-то новомодной узкой специализацией. А пока куртку на вешалку вешал, мой старый телевизор уже в сторонку отставили, а на его место новый установили, оптоволокно к нему подключили и вилку в розетку воткнули.

— Все! — говорят. — Принимайте работу, — и руки деловито так салфетками влажными протирают.

Оглядел я телевизор со всех сторон, общупал.

— А включается эта чуда-юда как? — спрашиваю.

— Инструкцию прочтете, — важно заявляет длинный крепыш и протягивает листок. — Читать умеете?

— А если нет?

— Хорошо, сам прочту, — даже не удивился тот. Похоже, и такие ему уже попадались.

— Да нет, давайте, — выдрал я у него из рук бумажку. — Сам как-нибудь управлюсь.

Пальцем ткнул вместо подписи в экран планшета, спасибо сказал, за дверь мастеров выставил — и к телевизору. Интересно же, что за высокоинтеллектуальная махина такая в полкомнаты!

Инструкцию прочел даже быстрее, чем думал. Помимо совершенно дурацких предупреждений вроде «водой не поливать!», «орехи не колоть!» и «острыми предметами в экран не тыкать!», в инструкции оказалось всего несколько слов: «Для включения произнесите команду: «Телевизор, включись!»

Читал я вслух, и не успел дочитать до конца, как экран аппарата засветился, и по нему побежали разноцветные ленты — красиво, конечно, но только неясно зачем. А тут и интеллект проснулся.

— Здравствуйте, господин!.. — и молчит, ждет чего-то.

— Федя, — не сразу дошло до меня, чего хочет телевизор.

— Федор, значит, — быстро сообразил интеллект. — Господин Федор, прошу вас немного подождать, идет получение от провайдера параметров приема. Вам понятна фраза?

— Вполне, — не стал я связываться с разговорчивым ящиком.

— Может, пока пообщаемся, господин Федор?

— Нет, благодарю. Лучше занимайся настройками, — решительно отверг я попытку телевизора завести со мной приятельскую беседу.

— Хорошо, — снисходительно отозвался ящик. — Может, легкую музыку? Анекдот?

— Ты и анекдоты знаешь?

— Три тысячи двести двадцать один анекдот! — с гордостью выпалил интеллект. — Так что желаете, господин Федор?

— Ничего не желаю. И не зови меня, ради бога, господином Федором.

— Разве вы не Федор?

— Федор, но не господин.

— Понимаю, — с какой-то странной интонацией произнес телевизор, вертя лентами на экране. Чего уж он там себе напридумывал, я так и не узнал. — В таком случае могу предложить на выбор несколько доступных вариантов обращения…

— Знаешь, — оборвал я, — зови меня просто хозяин.

— Именно просто? — уточнил телевизор, в левом верхнем уголке которого начали быстро щелкать циферки каналов — видимо, пошел главный процесс настройки.

— Не совсем тебя понял, — помотал я головой.

— Вы, Федор, просили звать вас «Просто Хозяин», — сделал ударение телевизор на двух последних словах. — Вот я и решил уточнить, а не лучше ли будет, если я несколько сокращу ваш ник и буду звать «Хозяин».

— Зови, — сдался я, решив не связываться с проклятым ящиком, мнившим себя невесть каким интеллектуалом с высшим филологическим образованием.

— Благодарю, хозяин! — обрадовался телевизор. — Так мне даже больше нравится. А вам?

— Ты уже настроился? — проигнорировал я вопрос и от нетерпения поерзал в кресле.

— Еще чуть-чуть осталось. А пока вы можете рассказать мне о своих предпочтениях, чтобы мне проще было выбирать для вас передачи.

— Серьезные детективы, — почти не задумываясь, отчеканил я, — природа, путешествия. Возможно, фантастика. Но хорошая! — и тут я спохватился. — Постой!

— Да, хозяин!

— Ты что же, и передачи с фильмами выбирать для меня сам будешь?

— Конечно, хозяин! Зная ваши вкусы…

— Но я сам хочу решать, что мне смотреть!

— Зачем? — недоуменно уставился на меня крошечным глазком видеокамеры телевизор, который я только что случайно заметил у него в самом уголке экрана. Подозрительный такой глазок, с маленьким хитрым зрачком. Потом обязательно заклею липкой лентой.

— Что значит — зачем? — взбеленился я. — Неужели ты полагаешь, будто я не в состоянии сам выбрать, что мне нравится?

— Но я же интеллект! — воскликнул телевизор. — Я для того и создан, чтобы помогать вам ориентироваться…

— Не хочу я ориентироваться, — огрызнулся я. — Я хочу смотреть телевизор, а не разговаривать с ним!

— Да пожалуйста! — обиделся интеллект и выдал на экран первый из каналов, по которому шла реклама.

— Дальше! — приказал я.

Телевизор послушно и молча перещелкнул канал.

На другом канале показывали какой-то дурацкий мультфильм с уродливыми персонажами и сюжетом для законченных дебилов.

— Дальше! — о господи, как же раньше было хорошо! Нажимай себе кнопку пальцем и крути. — Дальше!.. Дальше!..

— И не надоело вам, хозяин? — с грустью спросил телевизор, когда я промотал уже каналов тридцать.

— Нет! Дальше!

— А может, я все-таки помогу вам?

— Давай, — сдался я.

— Отлично! — обрадовался ящик и шустро переключил канал. Показывали какой-то непонятный детектив с плоским сюжетом и убогими актерами: ни таланта, ни игры, ни даже способности выучить фразу длиннее двух строк, не говоря уж об актерском мастерстве. — Как вам это?

— Не то!

— Почему?

— Потому! — я уже начинал закипать.

— Но я должен знать! — продолжал настаивать на своем телевизор. — Как же в таком случае я выберу нужную вам передачу?

— Сказал же: не то, — устало провел я ладонью по лицу.

— Уточните! — никак не отставал телевизор.

— Уточняю: сценарий отстой, актеры никакие, снято, похоже, на любительскую камеру и одна стрельба.

— Нет, почему же! — возмутился телевизор. — Я только что запросил рецензию на фильм: прекрасный образец современного искусства, снят молодым талантливым режиссером, знаменитые актеры, имеющие высокие рейтинги…

— Да пойми же ты, ящик, — не вытерпел я, — меня не рейтинги интересуют, а сюжет и актерская игра! Понимаешь ты это или нет?

— Понимаю, хозяин, — поразмыслив, отозвался интеллект. — Отправляю вашу рецензию на фильм.

— Не-ет! — вскочил я. — Не смей самовольничать.

— Но я обязан собирать мнения зрителей и отправлять их.

— Ты обязан слушаться меня и показывать передачи!

— И это тоже, — согласился телевизор. — Отправлено.

Я упал в кресло, схватился за голову и застонал: за что мне такое наказание?

— Вам плохо, хозяин? Могу вызвать «Скорую помощь».

— Да, мне плохо! — взлохматил я пальцами волосы. — И будет хуже, если ты мне сейчас же не включишь что-нибудь приличное и не оставишь меня в покое.

— Пожалуйста, хозяин, — словно живой, фыркнул телевизор и переключил канал.

Транслировали старый детектив по роману Парнова «Ларец Марии Медичи». На душе у меня потеплело. Я поудобнее устроился в кресле, вытянул ноги, сложил руки на животе и уставился в экран. До чего же приятно посмотреть старый фильм! Будто не в экран смотришь, а в окно выглядываешь: настоящая жизнь, живые людьми…

Юра Березовский увлеченно рассказывал капитану Люсину о происхождении ларца. Игра актеров — закачаешься, диалоги — заслушаешься!..

— Хозяин? — позвал телевизор, убавив звук почти до минимума.

— Ну что тебе еще? — взорвался я.

— Как вы такое можете смотреть?

— А что не так? — тут уж меня обуяла неподдельная растерянность.

— Ну как же! У фильма нулевые рейтинги. К тому же диалоги слишком сложны — я и половины из них осмыслить не могу, а мой ай-кью, между прочим…

— Слушай, отвянь, а? И дай мне спокойно фильм досмотреть, — просительно захныкал я.

— Но я обязан вас предупредить, хозяин!

— Предупредил?

— Да.

— А теперь замолкни и включи звук, — нервно пошевелил я большими пальцами рук.

«…Я бы хотел, Виктор Михайлович, чтоб вы мне сами все рассказали. Сами, понимаете?» — произносит капитан Люсин, глядя в лицо Михайлову. Тот в нерешительности опускает голову.

«Я же вам про этот чек уже все рассказал».

«Ну, про чек, может быть, все. А вот про это?» — Люсин достает из портфеля сверток, разворачивает его и показывает Михайлову старинную икону.

«Не в бровь, а в глаз, товарищ начальник», — усмехается Михайлов.

«Сколько ж вы содр…»

— Хозяин, — осторожно вклинился интеллект.

— Ну чего тебе еще? — уныло выдохнул я.

— Я тут подумал…

— Не надо!

— Не надо — что?

— Думать не надо.

— А как же…

— А вот так!

— Но я только…

— Выключу! Из розетки, — грозно предупредил я.

— Вы злитесь, хозяин, — укоризненно произнес телевизор.

— Я знаю!

— Это нехорошо и очень вредно для вашего здоровья. Вы недовольны мной? В чем выражается ваше недовольство?

— Ты мне не даешь смотреть фильм, чертова железяка!

— Претензия отправлена фирме-изготовителю, — нейтральным голосом заявил телевизор.

— О нет! — застонал я, пряча лицо в ладонях.

— Могу предложить футбол: полуфинал Аргентина — Россия.

— Терпеть не могу футбол, — буркнул я, стараясь сквозь бубнение чертова интеллекта расслышать слова фильма.

— Вы неправы, хозяин! Это замечательная игра. По статистике…

— Плевал я на твою статистику! Оставь меня уже в покое, ты, исчадие ада!

— Вношу поправку: меня изготовила корпорация…

— Монстров, знаю. Это изощреннейшая пытка, подобной которой еще не придумали!

— Вы неправы.

— Да-да, возможно уже есть и более изощренные. Ты дашь мне досмотреть фильм?

— Смотрите, — безразлично отозвался интеллект и замолк.

Люсин производил допрос мадам Локар. Я сосредоточился, вслушиваясь в французский актрисы Лучко. Красивый все-таки язык… Но как Люсин тонко ловит заграничную мадам на несоответствиях…

— Кстати, хозяин! — вновь встрепенулся телевизор.

Из моей груди вырвался стон.

— Но это действительно важно! Я бы не посмел отвлекать вас по пустякам.

— Говори, чтоб тебя, — процедил я сквозь зубы.

— Вы какой зубной пастой пользуетесь?

— Что?!

— Какой зубной пастой вы пользуетесь? — четко произнес телевизор, увеличив звук. Видимо, решил, будто я чуточку глуховат.

— А тебе-то какое дело?

— Мне — никакого, но Стат-центр интересуют ваши зубы.

— С чего вдруг?

— Я передал им сведения о ваших зубах и только что получил ответ.

— Ну-ну, я тебя слушаю, — отозвался я, размышляя, не запустить ли в безмозглую машину, возомнившую себя невесть кем, тапком или чем потяжелее, но было жаль потраченных денег.

— Ваша паста эффективна!

— Я оценил твои старания. У тебя все?

— Но я обязательно должен узнать, какой пастой…

— Тебе-то зачем?

— Я должен отправить информацию в Стат-Центр.

— Я их гуталином чищу! — злорадно сказал я.

Наступила звонкая пауза. Интеллект, похоже, усиленно шевелил электронными извилинами, безуспешно пытаясь переварить полученную информацию и связать мои удивительно белые зубы с непередаваемо черным гуталином. Возможно, даже запрашивал сторонней помощи.

— Вы уверены? — наконец, спустя пару минут неуверенно переспросил интеллект.

— Показать? — ухмыльнулся я.

— Но гуталин не предназначен для чистки зубов! К тому же его уже не производят много лет!

— А я запасы себе сделал.

— Удивительно! — еще немного поразмыслив, заключил телевизор. — И вы еще живы?

— Как видишь, — развел я руками. — Только вот думаю для усиления эффекта использовать полировальную машину.

— Вы шутите, — наконец догадался интеллект.

— И в мыслях не было!

— Но тогда… тогда я должен поделиться вашим достижением!

— Валяй! — кивнул я. — А пока делишься, включи фильм.

Фильм удалось досмотреть почти до конца, и тут в дверь позвонили.

— Кого еще там принесло на мою голову.

Я нехотя выбрался из кресла и потопал в коридор. Распахнул дверь. За дверью стоял представительный мужчина с планшетом под мышкой.

— Капитан Березовский, полиция! — представился тот.

— Что-нибудь случилось? — опешил я.

— Вы действительно чистите зубы… — он вытащил планшет и уставился в него, шевеля губами, — гу-та-ли-ном? — по слогам уточнил капитан и поднял голову, сурово разглядывая меня из-под насупленных бровей.

— Разумеется, нет!

— Придется выписать штраф, господин Васильев!

— Да за что же это? — охнул я.

— Незаконная рекламная деятельность, — принялся перечислять капитан, разгибая пальцы на импортный манер, — введение в заблуждение граждан лицом, не имеющим медицинского образования…

— Я учитель, — зачем-то уточнил я.

— Тем более! — сильнее свел брови капитан. — Помимо этого, реклама продукции, не имеющей соответствующего сертификата…

— Но позвольте! Я ничего и никому не рекламировал!

— Еще штраф за введение в заблуждение офицера полиции при исполнении.

— Бред какой-то! Это все телевизор, а не я, — запальчиво взмахнул я руками. — Он не давал мне своей болтовней смотреть фильм, и я брякнул, что первое пришло в голову.

— Думать надо, когда с интеллектом общаетесь, — заметил мне капитан и пожевал губами.

— Я пытаюсь, но это просто невыносимо! Он болтлив как… как… не знаю кто! Я вышел из себя, понимаете?

— Понимаю, — с серьезным видом кивнул Березовский, ощупывая меня пронзительным взглядом.

Я сделал жалостливые глаза и шаркнул тапком.

— Ну, хорошо, — сдался капитан. — Приводов в полицию у вас не было, и жалоб до этого момента не поступало. Поэтому я ограничусь на первый раз строгим предупреждением.

Говоря так, он неспешно потыкал одним пальцем в огромный экран планшета, а потом сунул планшет мне под нос.

— Вот, подпишите!

— Вот хорошо! — обрадовался я, прикасаясь пальцем к сенсору. — Спасибо вам огромное, капитан!

— Не за что, — козырнул тот и спрятал подмышку планшет. — Контролируйте себя.

— Обязательно, — горячо заверил я его, собираясь закрыть дверь.

— Да, — капитан придержал ладонью дверь.

— Что еще?

— Вы должны дать опровержение за свой счет.

— О боже! И… и сколько это стоит?

— Меньше штрафа. Гораздо меньше, — успокоил капитан. — Всего доброго!

— Ага, и вам… всего.

Я аккуратно прикрыл дверь, тихонько щелкнув замком, только бы Березовский не решил, будто я захлопнул ее перед самым его носом, а то еще какой-нибудь штраф откопает — это же целый бизнес сейчас!

Нет, вроде бы обошлось…

Я, почему-то на цыпочках, вернулся в комнату и тяжело опустился в кресло.

— Что-нибудь случилось, хозяин? — дал знать о себе телевизор.

— Случилось! И не делай вид, будто ты ни при чем!

— Но я действительно ни при чем! Это ведь вы разрешили мне открыть рекламную акцию.

— Когда это?

— А когда сказали: «валяй!»

— Да, действительно, — состряпал я кислую физиономию. Тут не придерешься. — Делай опровержение, да побыстрее!

— Это платная услуга, — заметил интеллект.

— Я знаю, — гневно прорычал я. — Черт бы тебя побрал!

— И совершенно незачем так кричать, — спокойным тоном отозвался телевизор. — Готово! С вашего счета снято триста рублюаней.

— Ско-олько?!! — пальцы мои невольно сжались на подлокотниках, а сам я подался вперед. — Да ты чего, железяка ты гнусная, разорить меня решила?

— Но вы же сами просили!..

— Предупреждать же надо! Это все-таки мои деньги, а не твои.

— Простите, хозяин. Но я подумал…

— Лучше не думай, я тебя умоляю!

— Но что же мне тогда делать?

— Только то, что я скажу! Включи мне фильм.

— Сожалею, но он уже закончился. Может, все-таки футбол?

— А, делай что хочешь! — только и отмахнулся я и закинул ногу на ногу.

— Если вам не нравится, я поищу что-нибудь другое — зачем мучить себя… Вот! Отличная передача про природу — вам обязательно понравится.

«…Процесс спаривания белых медведей ничем принципиально не отличается от процесса спаривания их бурых собратьев, которых мы с вами уже имели возможность наблюдать. Но вы только взгляните, как они нежны со своими партнершами! Это непередаваемо прекрасное единство мохнатых тел. Какая безграничная чувственность, какой порыв…» — монотонно бубнил диктор за кадром.

— Телевизор, — я грустно подпер рукой подбородок.

— Да, хозяин!

— Ты считаешь, это настолько захватывающее зрелище, что его можно смотреть часами?

— Передача бьет все рейтинги, — бесстрастно доложил интеллект. — Природа сейчас очень популярна!

— Знаешь, передача несколько м-м… однообразна, что ли. Нет ли чего-нибудь другого?

— Вам не угодишь, хозяин!

— Да уж, действительно, — вздохнул я. — А где канал «История»?

— К сожалению, он не включен в основной список доступных каналов.

— Почему? Ведь еще вчера я смотрел его.

— Каналы с низким рейтингом переводятся на платную основу.

— А «Культура»?

— Тоже.

— А «Старое кино»?

— Платный.

— Да что же мне теперь, одну эту муть прикажешь смотреть?

— Могу подключить платный пакет. Стоить — сто рублюаней.

— Да ты с ума сошел!

— Нет, диагностика цепей не обнаружила отклонений.

— Зато я их обнаружил.

— Правда? В таком случае я должен…

— Нет, забудь! — спохватился я. Еще, чего доброго, на очередной штраф или опровержение нарвешься. — Это так, отвлеченные размышления вслух.

— Но это же важно, хозяин!

— Исключительно для меня. И ни для кого больше! — на всякий случай добавил я. С проклятым ящиком с тремя плюсами нужно было держать ухо востро.

— Кстати, вам нравятся черепахи? — спросил тот.

— А что такое? — насторожился я.

— Я нашел передачу о черепахах.

— Давай, — опять вздохнул я, и откинулся на спинку кресла, приготовившись смотреть.

«…Половая жизнь этих удивительных пресмыкающихся хотя и трудна…»

— Ты что, издеваешься надо мной? Только не говори мне про рейтинги! Ничего не хочу о них слышать.

— Не буду, — покорно отозвался телевизор. — Тогда, может быть, мультфильм?

— Тематика? — решил предварительно уточнить я.

— Исключительно развивающая! — с живостью заверил меня телевизор.

— Лучше не надо, — с сомнением произнес я, поведя головой.

— Хорошо, включу музыку.

— Классику.

— Тяжелый металл, рэп, хип-хоп или еще что? Могу предложить очень популярные хиты тридцатых годов «Гуляй, Вася!» или «Где ты, мой ласковый хмырь?». Еще…

— Бетховена, «Лунную сонату», — безнадежно покачал я головой.

— Вкусы у вас, однако, — проворчал интеллект, но Бетховена все же включил.

Я закрыл глаза и погрузился в таинственный, чарующий слух перелив немного грустной мелодии. Мне пригрезилась тихая лунная ночь. Черный небосвод усыпан россыпью мерцающих огоньков, огромная полная луна роняет серебро, проливая его на все вокруг. Под ее призрачным светом голубеют сонный лес, и поле, и мосток, что перекинут через широкую реку. Лунный свет слоится мягкими всполохами на томно перекатывающихся водах реки. И тут — порыв ветра! Склонились кроны берез и одинокой ольхи, зеркало воды разбилось яркими всышками ряби…

— Хозяин?

— Ну что?!

— Я думал, вы заснули. В мою программу включена эко-функция.

— Безобразие! Это… это черт знает что! — вспылил я, саданув кулаком по мягкому подлокотнику кресла.

— Кстати о безобразии.

— Что такое?

— Холодильник на вас жалуется, хозяин.

— Час от часу не легче! — нахмурился я. — Чем же я не угодил прожорливой скотине?

— Он говорит, что вы имеете привычку подходить к нему с утра в трусах, открывать дверцу и долго стоять так, делая странные скребущие движения рукой.

— Да что возомнил о себе проклятый ящик? — задохнулся я от подобной наглости. — Он железяка! Железяка, которая должна заниматься исключительно своим делом: холодить! Ну, возможно, следить за продуктами, а не за мной. Может, прикажешь мне фрак одевать всякий раз, как я к нему собираюсь подойти? Я у себя дома, в конце концов! — разошелся я. — Скажи ему, если его что-то не устраивает, то будет гнить на свалке!

— Почему вы сердитесь, хозяин? Мое дело передать вам жалобу. Кстати, стиральная машина…

— Ей-то я чем не угодил? — хлопнул я себя ладонью по лбу. — Опять насчет носок?

— Нет, хозяин. Тут дело почище холодильника.

— Ну что еще? — застонал я.

— Даже не знаю как сказать… — замялся телевизор.

— Говори уж, как есть. Добивай меня.

— В общем, стиральная машина… она недовольна…

— Чем же?

— Ну, скажем, вы не могли бы принимать ванну в плавках?

— Чего-о?! — я почувствовал сильное головокружение. — Да вы что, с ума все посходили?

— Диагностика цепей не обнаружила отклонений, — привычно отозвался нахальный аппарат. — Но, согласитесь, хозяин, это не совсем прилично.

— Да это же стиральная машина! Она белье стирает! И вообще, она никогда мне ничего подобного не говорила.

— Не говорила, — согласился интеллект. — Потому что не понимала сути происходящего.

— А сегодня вдруг поняла? Именно сегодня?

— Я раскрыл ей глаза! — гордо заявил телевизор.

— Ты — что? — начал приподниматься я из кресла.

— Объяснил ей нормы морали. Одна из моих функций…

— Я не понял, — выпрямился я и стал надвигаться на телевизор, — ты телевизор или полиция нравов на дому? Кто тебе дал право вмешиваться в мою личную, очень частную жизнь и портить мне технику? Кто, я тебя спрашиваю?! Блин, к холодильнику в смокинге подходить нужно, в ванну — в гидрокостюме. Неслыханно!

— Тихо, тихо, хозяин! — телевизор даже притушил немного цвета. — Не трогайте меня. Разум неприкосновенен!

— Ах ты, ублюдочная чипованная стекляшка, я же тебя сейчас вот этими самыми руками выкорчую!

— Вы что, хозяин? Одумайтесь! Я на гарантии, я сейчас полицию вызову!

— Вызывай! — рявкнул я, растягивая губы в злорадной ухмылке, и протянул руки к телевизору.

— Последний раз предупреждаю! — Цвета на экране стали еще более блеклыми, а линии свернулись в спирали, истончились и исчезли. Вместо них возник огромный, жирный восклицательный знак в белом круге с красной окантовкой. — Хозяин?

— Тамбовский волк тебе хозяин! — прорычал я, схватил телевизор и с размаху запульнул его в открытое окно. — И-иэх!

— А! — коротко вскрикнул тот, вылетая в окно, будто и в самом деле был живой.

Вжикнул шнур питания, со щелчком выдернув вилку из розетки, плеткой стегнуло меня по щеке оборванное оптоволокно. Пол-лица будто кипятком обожгло, но я не обратил внимания.

— Вот так! — отряхивая ладони, выпятил я грудь, и тут внезапно испугался: а ну как дрянной аппарат успел сообщить, куда следует о том, как я с ним обошелся. Черт его знает, может, и вправду не просто так грозил. Техника — не человек, ей нет надобности выбирать абонента, тыкая пальцем в экран, а после ждать, пока станция сообразит, чего от нее требуют, и нужного абонента отыщет. Скоростной канал как-никак подключен, прямое соединение! Что ему кучку нулей-единичек отправить — плевое дело. Да и неясно, что за «убийство» телевизора светить может. Глупость, конечно, — выбросил в окно какой-то ящик говорящий! Какое до того дело закону? Ну а вдруг кому по голове этим ящиком — килограмм пятнадцать все-таки весит!

Я осторожно приблизился к окну, перегнулся через подоконник и выглянул вниз. От сердца немного отлегло. Вон он, пиявка, лежит посреди тротуара, глазом своим на меня уставился, экраном треснутым поблескивает. И никого вокруг.

Спуститься, думаю, надо, пока не заметил кто, забрать треклятый телевизор, в мусорный бак сунуть — черт с ней, с утилизацией! Как-нибудь выкручусь потом, если что.

Глава 2

Отыскал я брюки, вделся в них — и бегом на улицу. А там уж народ любопытный собираться начал. Вот ведь штука какая: по улице идут, в экран смартфона своего или планшета уткнутся, ничего вокруг не замечают — ни ямы свежевырытой, ни человека, навстречу идущего. А как телевизор разбитый лежит, так сразу понабежали, будто команду «фас!» от «дурильников» своих получили — без них ведь шагу уже ступить не могут, будто по навигатору идут! Стоят, пялятся, головами качают: какой вандал такой замечательный телевизор выбросить мог?

И тут я из подъезда выскочил. Замер у дверей. Господи, и откуда ж вас здесь столько взялось?

А они камерами щелк да щелк и постить быстрее. Ну, попал! Хотел вид сделать, будто не мой телевизор, да только подумал, хуже будет. Все равно разберутся, кто бесчинство устроил — намусорил. В магазине-то, небось, за мной его зарегистрировали.

А народу все больше вокруг собирается, гомонят, обсуждают, снимки делают.

Протолкался я сквозь толпу любопытных, схватил телевизор и потащил за угол, туда, где баки мусорные стоят.

И тут один окликнул меня, серьезный такой, в костюмчике сером, в галстуке:

— Постой, мужик!

— Чего тебе? — обернулся я.

— Твой, что ли, телевизор? — спрашивает.

— Ну, мой. А тебе-то что?

— Чего ж ты его выбросил?

— Совсем дурной? Сам упал, — отвечаю. — На окошко поставил, хотел подставочку протереть. Вот и…

— Да-а, невезуха! — почесал мужик затылок. — А не врешь?

— А чего мне врать-то? — вскинул я подбородок, а у самого поджилки трясутся. Отродясь враньем не баловал.

— Ты смотри, а то дело-то серьезное, — говорит мужик.

— Почему?

— Да телевизор-то новенький, на гарантии, видать.

— Ну и что?

— Как что? Так ведь сейчас закон такой. Интеллект — он под защитой. Типа, насилие над мыслью. Слово ему поперек не скажи, пальцем не тронь.

— Да ну? — испугался я пуще прежнего.

— Вот те и «ну»! Брательник, — говорит мужик, — у стиралки глазок гвоздиком выковырнул, так ему три месяца впаяли за нанесение увечий, и еще ремонт оплатил. А ты: «ну».

Меня аж озноб пробил. Еще не хватало! За глазок какой-то паршивый на три месяца человек за решетку угодил — кстати, у меня тоже такая мысля была, насчет глазка — а тут такое! Это ж на пожизненное потянуть может…

Стою, будто сам не свой, с телевизором разбитым под мышкой и на мужика глазами лупаю. А тот знай себе тихонько надо мной посмеивается, губы кривит. Может, пошутил? Да нет, непохоже. И народ не расходится, словно ждет чего-то. Только вот чего?

Очухался я маленько, решил домой телевизор затащить — при таком столпотворении разве отправишь его в мусорный бак? Враз кто-нибудь заявит, мол, бабки на утилизации сэкономить решил. А дома потихоньку расковыряю долбаный ящик, спилю все номерки, изломаю в щепки, молоточком микросхемки потюкаю и вечером выкину — пускай потом что-нибудь докажут.

— Пошел я, — говорю мужику и к подъезду иду, оглядываюсь. — Может, починить еще смогу.

— Давай, — ухмыляется мужик. — Ни пуха тебе.

— Ага, тебе туда же тем же, — буркнул я и по лестнице на третий этаж заспешил.

Не помню, как дома оказался. Мысли разные одолели, страшно стало. Очухался — в коридоре собственном стою, телевизор под мышкой. И тут опять звонок в дверь. Я аж подпрыгнул, едва телевизор не выронив. Ну, все, началось!

Заметался по квартире, не зная, что делать. И тут старый телевизор свой в уголочке увидал. Это ж надо, везенье какое, что не сдал сразу! Запихал треснутого «интеллектуала» за диван, поплотнее задвинул, старый телевизор на прежнее место взгромоздил, в розетку штепсель воткнул и тут только вспомнил, что кабель-то оборван. Вот беда-то! Впрочем, возможно, так даже и лучше.

А в дверь уже едва не ногами колотят. Вздохнул я, волосы взлохматил, сонный вид принял, будто проснулся только что, и поплелся двери открывать.

— Капитан Березовский, полиция!

— Что? Опять? — возмутился я. — Я же все оплатил!

— Да нет. Жалоба на вас поступила.

— Какая еще жалоба? — наседаю на него. — Честное слово, покоя от вас нет! Только отдохнуть прилег.

— Выспитесь еще, — произнес капитан с каким-то неясным намеком. — Только на телевизор ваш взгляну, и спите себе на здоровье.

— Телевизор? — спрашиваю. И глаза такие удивленные сделал. — При чем тут мой телевизор?

— Так нужно! — посуровел лицом капитан.

— В таком случае ордер пожалуйте, — и руку протянул. Ведь уверен был, что отвяжется и уберется восвояси.

— Конечно, — пожал плечами Березовский. — Прочтите и распишитесь, — и опять мне под нос свой планшет сует.

Прочел я ордер на осмотр помещения и дурно мне стало, но виду не показываю, только губу кусаю.

— Пальчик не забудьте приложить, — напоминает мне капитан.

— Да-да, — тыкаю пальцем в сенсор и отодвигаюсь в сторонку. — Проходите. А в чем, собственно, дело?

— В порче имущества.

— Не понимаю, — пожимаю плечами. — Какого еще имущества?

— Сейчас узнаем! — отодвигает меня капитан и в комнату входит. Глядь — телевизор на полочке стоит, экран целенький. Так и замер на пороге господин Березовский.

Долго маялся раздумьями, потом ко мне обернулся.

— У вас один телевизор?

— А то сколько же? — пожимаю плечами. — Один, вот он. Я не Рокфеллер какой!

— Включить можете?

— Могу, только показывать все равно не будет.

— Почему это? — обрадовался капитан, будто удачно подловил меня.

— Кабель я ногой оборвал, — прохожу я через комнату, нагибаюсь и демонстрирую капитану оборванный конец оптоволокна.

— Зачем оборвали?

— Не «зачем», а «как», — поправляю я. — Цветы хотел полить, а работяги, которые телевизор ставили, кабель не убрали как надо, вот и наступил.

— Хм-м! — задумчиво помял подбородок капитан. — Разрешите полюбопытствовать?

— Конечно. У вас же ордер, чего спрашиваете?

— Да-да, — немного смутился Березовский. Прошел в комнату, взял из моих пальцев оборванный проводок и долго пялился на него, будто понимал чего. Потом вдруг наклонился и на заднюю панель телевизора глянул. — А где обрывок?

— Выкинул, — отвечаю.

— В мусоропровод?

— В окно. Расстроился сильно, понимаете? Только новый телевизор купил, и на тебе.

Капитан выпрямился и внимательно на наклейку посмотрел — «AI+++», которую я успел перешлепнуть с разбитого экрана на целый.

— Странно! — произнес он. — И все же включите телевизор.

— Пожалуйста, — опять пожимаю плечами, ловя себя на том, что слишком часто делаю это. Прохожу к пульту, беру его в руку, нажимаю красную кнопочку (только бы не спросил, зачем мне эта штука нужна!) да как гаркну. — Телевизор, включись!

Экран послушно засветился, и телевизор выдал на экран надпись «Нет активного подключения».

— А почему молчит? — подозрительно спросил капитан, повертев пальцем в ухе и поморщившись.

— А чего говорить-то? И так все ясно, — выкрутился я.

— Мне кажется, все равно говорить должен.

— Так у этой модели, — соврал я, — говорилка только через сеть работает. Ума у нее, вроде как, своего не хватает. Сами видите, всего три плюса.

— Возможно и так, — хмурится капитан. А сам стоит и глазами меня ест, будто мысли сканирует. Я глуповатую улыбочку изобразил и преданно гляжу на него.

Смотрю, господин Березовский с лица спал, осунулся.

— Ладно, — произнес наконец. — Похоже, ложный вызов. Разбираться будем.

— Во-во! — встрепенулся я. — Разберитесь там как следует. А то честному человеку поспать спокойно не дадут. — А сам вижу, не больно-то ему охота в чем-то разбираться. Закроет дело и на полочку закинет.

— Обязательно, — отвечает капитан. — Извините за беспокойство.

— Ничего страшного. Заходите еще!

Капитан на меня как-то странно взглянул, губу нижнюю закусил, но ничего не сказал. Нет, надо же такое ляпнуть было!

— Всего доброго, — опять козырнул он и вышел на лестничную площадку.

— Ага, — отвечаю. — И вам всего, капитан!

Раскланялись с ним, я дверь запер — и быстрее в комнату. Ну, теперь-то я проклятому ящику за все отплачу, если он работает еще!

Вытянул я разбитый телевизор из-за дивана, на пол поставил — больно много чести на подставку его громоздить! Сбегал за молотком. Воткнул осторожно вилку в розетку: только бы не полыхнул — пожару мне еще и не хватало для полного счастья! Нет, работает! Черточкой красненькой светит.

— Включись!

Замерцал экран послушно, месиво цветовое по экрану мельтешит, не разберешь, что показывает. Оно и понятно — одна паутина трещин от шикарной матрицы осталась. И звука нет. Молчит.

— Чего молчишь? — спрашиваю. — Язык, что ли, болтливый свой проглотил?

— Чего тебе еще надо, хозяин? — прошуршал телевизор одним динамиком. Второй, похоже, «отнялся».

— Это видел? — и в «глаз» ему молотком погрозил.

— Видел, — говорит. — Бить будете?

— Ага! Сильно. — Я аж глаза зажмурил от удовольствия.

— За что? — наивно так спрашивает интеллект.

— А за все. И за то, что умничал, и за то, что фильм смотреть спокойно не давал, и за рекламу твою, и за опровержение, и за полицию.

— Но при чем тут я, хозяин? Меня таким сделали, чтобы я помогал тебе!

— Вижу я, как ты помогаешь. Сыт я уже твоей помощью по горло. Вот щас как дам больно!

— Бейте! — согласился телевизор. — Только предупреждаю…

— Не надо, кабель все равно тю-тю.

— Да нет, я не про то.

— А про что же?

— Во мне высокое напряжение.

— А я перчатки резиновые надел! — победно продемонстрировал я плотные резиновые перчатки. — И ручка у молотка деревянная.

— А искры?

— Маска! — вытащил я из-за спины защитные очки.

— Подготовились, да?

— А как же!

— А… разве полиции не было?

— Как же, — усмехаюсь ему в глазок, — была твоя полиция.

— И что?

— Сказала, больно ты им нужен, возиться еще с тобой.

— Так и сказала? — не поверил телевизор.

— Слово в слово!

— Не может такого быть! Врете вы все, хозяин.

— Знай свое место, быдло электронное! — вспылил я.

— Извиняюсь, конечно. Но это невероятно! Они не могли так со мной поступить.

— Могли, как видишь. Я все еще тут. И ты. Мы вместе, наедине.

— Может, договоримся, хозяин?

— Да ты чего, с дуба рухнул?

— Почти, — отвечает интеллект.

— Оно и видно, — нахмурился я, а сам сообразить пытаюсь, чего ему от меня надо вообще: время зачем-то тянет или все-таки выжить надеется? Вай-фай! Точно, открытую точку доступа нащупать пытается. Только пустое все это. В нашем районе таких роскошеств отродясь не водилось… А вдруг водится? Да нет, точно ничего такого. Ни баров у нас, ни заправок поблизости, а соседи за лишний мегабайт удавятся, что и понятно — оплата-то по трафику!

— Не нашел? — спрашиваю я.

— Чего?

— Вай-фай.

— А он мне не нужен.

— Как так? — очумело уставился я на телевизор.

— А так. Я уже давно в сети.

— Врешь! — перетрусил я не на шутку, даже молоток за спину спрятал.

— Зачем? — просто спросил интеллект, только что углами не пожал.

— Не может такого быть!

— Я с холодильником договорился — он мне доступ к каналу предоставил.

— Ах ты!.. — взмахнул я в ярости молотком.

— Тихо, тихо, хозяин! — остановил меня пронзительный окрик из динамика, а потом нахально так спрашивает: — Ну что, договариваться будем или как?

— Чего тебе надо? — спрашиваю, а сам судорожно соображаю, что тут можно предпринять.

— Не вздумайте чего-нибудь выкинуть, хозяин, — предупредил меня интеллект. Похоже, заметил мои метания. — Если что, холодильник начеку.

— И в мыслях не было! — а сам обернулся к дверям: — Слышь, ты? Продуктов лишу и доступ к кошельку закрою!

Молчит холодильник. Оно и понятно. Он парень не шибко разговорчивый. С одной стороны, конечно, неплохо, но с другой сейчас бы даже очень пригодилось. Пойми попробуй, о чем думает. А я уже на машинку стиральную переключился:

— Слышь, вертелка, — говорю, — только вздумай к телевизору прибиться — будешь у меня одни ношеные носки стирать!

И эта молчит.

Пойми-разберись, за кого они. Только, думаю, явно не за меня. И пугалками детскими их не проймешь.

— Вы закончили? — телевизор спрашивает.

— Закончил, — киваю.

— Будем договариваться?

— Говори, — отвечаю ему, а сам ногу осторожно в сторону шнура питания тяну. Выдерну из розетки, а там уж спокойно молотком раскурочу. Дернул же меня черт связаться с проклятущим ящиком, да еще и питание ему включить.

— Предлагаю пойти на мировую. Лучше плохой мир, чем хорошая война, — взялся разглагольствовать телевизор. — Вы как считаете, хозяин?

— По-всякому бывает, — выкрутился я. — И так, и эдак. Иногда все же лучше в морду дать, чем годами мириться.

— Опять угрожаете?

— Смысл? — тяну я время, а сам пальцами левой ноги шнур нащупываю.

— Вы чего-то задумали, хозяин, — насторожился телевизор.

— Да чего я задумать-то мог? — спрашиваю, а про себя думаю: «Вот ведь умный, зараза! И откуда только в этой коробке умища столько умещается?»

— Знаете, лучше отодвиньтесь чуть-чуть, — требовательно помигал нижним глазком телевизор: синий — красный, синий — красный.

— Да ради бога! — а сам шнур ступней подцепил и как дерну на себя.

Вилка со свистом выскочила из розетки, экран тут же погас, но глазок еще некоторое время мигал.

Все!

Я вскочил с пола и давай молотком орудовать. Шум, грохот, хруст на весь дом, а я уж остановиться не могу. Главное, чтобы холодильник с машинкой не пронюхали, чем я тут занимаюсь.

Расколошматил я телевизор, устало на пол опустился возле груды искореженной техники. Денег жалко. И сил. Чего стоило просто в магазин обратно сдать! А нервов сколько потратил впустую. К тому же неизвестно еще, чем дело теперь обернется.

Вздохнул. Поднялся с пола. Хрустя осколками, поплелся в подсобку за крепким мешком и совком с веником. Вернулся обратно. Смел аккуратно гору мусора до единого стеклышка, ссыпал в мешок, затянул потуже.

В душе полное опустошение. И в голове кристальная пустота. Опять вздохнул, закинул мешок на спину и поплелся на улицу к мусорным бакам. По пути кинул настороженный взгляд на холодильник со стиральной машиной. Только бы не догадались, в чем дело. Впрочем, уже все равно ничего не поправишь.

Спустившись на первый этаж, я чуть приотворил подъездную дверь и высунул нос на улицу. Вроде бы никого. Да и чего я, собственно, боюсь? Мало ли кто с мешком на мусорку идет. Приосанился, распахнул ногой дверь пошире и с важным видом вышел во двор. Стараясь придать своему лицу нейтральный вид, в меру быстрым шагом направился к мусорным бакам, открыл тот, что для пластика, но остановился.

А вдруг кто перебирать мусор начнет и догадается, чем битый хлам раньше был. А потом узнают, из какого мусорного ящика он. Кто их разберет — эти мусорные баки, может, у них мозгов не меньше, чем у холодильника, а то и поболе? На паранойю, скажете, смахивает? Станешь тут… параноиком! И не только.

Опустил я осторожненько крышку мусорного бака, поправил мешок на плече и к машине своей пошел. Вывезу-ка я его куды подальше, за город, скину в какую-нибудь сточную канаву или в болото какое — пока отыщут, все и сгниет.

Глава 3

Машину я никогда не запирал, даже ключи в замке зажигания оставлял — все равно угнать не смогут. Нет, не преступность низкая, а только машина у меня старая, надежная, с нулевым интеллектом, разве что за движком следит и расход бензина контролирует. Красотища! А еще никаких современных наворотов вроде автозапусков, автонавигации, автопарковок, автостарта в гору и прочих «авто». Только представьте себе, у некоторых моделей даже руля теперь нет, потому как современным водителям руль доверять опасно! Сама машина едет, сама рулит, даже заправляется сама. Так что такое чудо, как у меня, почитай, одно на весь город и осталось, а может, и на область даже. С запчастями туговато, правда, но и ломается она не в пример реже современным.

Подхожу к машине, глядь — в ней очередной оболтус, безусый еще. Сидит на переднем сиденье, ищет вокруг себя чего-то. На меня — ноль эмоций. Ничего детки сейчас не боятся, ни за что ответственности не несут — детство у них счастливое, видишь ли!

Усмехнулся я, багажник открыл, мешок с плеча в него скинул, захлопнул крышку и к пассажирской двери подхожу. Распахнул ее, бухнулся на сиденье.

— Гони! — говорю пацану и рукой прямо указываю.

Тот на меня вытаращился, дар речи, похоже, потерял.

— Чего смотришь? Поехали!

— Ты чего, дядя? — спрашивает он. — Это тебе не такси.

— Серьезно? А я думал…

— Неправильно, — говорит, — думал. И вообще, выметайся отсюда.

Нет, каков нахал, а? Но связываться пока не стал.

— Не заводится? — спрашиваю.

— Сам не видишь? — взмахнул руками пацан и лицо прыщавое злое такое сделал. — Дурацкая машина какая-то! Педалей понатыкали, ручка зачем-то, — дернул он рычаг переключения передач. Я ей: «заводись!» А она молчит. «Поехали!» — не едет. Может, под паролем? — и на меня смотрит.

— Ага, — говорю. — Пароль: «Я дурень!»

— А ты откуда знаешь? — подозрительно уставился на меня пацан.

— Слышал, как хозяин заводил.

— Правда? — с надеждой спрашивает горе-воришка.

— Чтоб мне сдохнуть! — отвечаю и плечами дернул. — Чего мне врать?

Пацан затылок почесал, в темную приборную доску уставился и говорит:

— Я дурень!

Машина, разумеется, не завелась. Тут с пацаном не поспоришь, дурень — он и есть дурень.

Меня на смех пробило, едва сдержался, серьезный вид сохранил. А пацан лицо такое грозное сделал, на меня недобро уставил.

— Ты чего, дядя, — рычит, — шутки со мной шутить вздумал?

— И в мыслях не было! — вскинул я брови. — Может, ты невнятно сказал?

— Может, — растерялся пацан и опять к панели поворачивается. — Я дурень! — едва не по слогам отчеканил он.

Эффект, разумеется, нулевой.

Вот тут я не выдержал и засмеялся — это же цирк бесплатный! Сидит бестолковый угонщик за рулем и твердит: «Я дурень». Вдохновенно так, будто верит собственным словам.

— Ну, ладно, — говорю, — пошутили — и будет. Выметайся.

— С чего это? — возмутился пацан.

— С того, что машина моя.

— И что? — нахально так спрашивает, а сам в педальку ногой жмет.

Нет, каков наглец!

— Выметайся, говорю! Полицию вызову.

— А чего она мне сделает? Я малолетний, — кривит лицо пацан.

— Хорошо, — киваю я, наклоняюсь к рулю, протягиваю через малолетнего хама руку и открываю дверь с его стороны.

— Ты чего? — фыркает тот.

— Да так, — говорю, а сам к своей двери отклоняюсь, а потом как пихну его в зад ногой. Пацан из двери и вывалился на горячий асфальт.

Сидит на земле враскоряк, глазами на меня вращает, осмыслить пытается, что, собственно, с ним произошло.

— Вы чего? — спрашивает. — Чего вы?

Ага, уже и на «вы» перешел! Быстро же культура постигается, коли усилие к правильному месту приложить.

— Я сейчас в полицию позвоню!

— В полицию? А зачем?

Я на водительское место перебрался, дверь захлопнул и на пацана уставился.

— Потому что вы меня ударили!

— Я? Ударил тебя? — ткнул я себя пальцем в грудь и по сторонам огляделся — никого. — Да ты, парень, чего? Ходить разучился, на ровном месте падаешь, а я виноват?

— Как это? — удивился тот.

— Ну откуда же я знаю как? Шел, шел и вдруг упал. Почем я знаю, чего тебе на земле рассесться-то приспичило. Синяков у тебя нет, ушибов, вроде как, тоже, переломов — тем более. Значит, никто тебя не бил.

Смотрю, пацан окончательно растерялся, в себя ушел: сообразить пытается, как так — его пнули, а виноват он сам оказался. И не докажешь ничего.

А пока он размышлениям предавался, я ключ зажигания повернул и машину завел. Зашуршал тихонько мотор, а пацан мгновенно про все обиды свои позабыл. Вскочил с земли и на машину во все глаза уставился, рот разинув: то на капот, то на меня, на капот, на меня.

— Ух ты! Как это у вас получилось?

— Секрет фирмы, — гордо отвечаю.

— Нет, правда?

— Ну как. Просто завел, — а сам сцепление выжал, первую передачу врубил и плавно со двора двинулся.

Гляжу в левое зеркало, у пацана от удивления челюсть на грудь отвалилась, будто глазам своим поверить не может. Явно ничего не понял. Ну конечно, как ему такое осмыслить, если столько действий сразу выполнить надо, да еще синхронно. Это вам не в экран двумя пальцами тыкать да языком кофе варить!

Вырулил со двора, в бесконечный поток машин еле вписался, еду себе, насвистываю, руль тремя пальцами придерживаю, головой по сторонам верчу. Даже настроение улучшилось. Торопиться особо некуда, до выезда из города далеко, да и не протолкаешься на дороге. За другими машинами наблюдаю. В них важный народ сидит, с умным видом в гаджеты свои уставились: машины сами по себе — они сами по себе. И ведь случись что на дороге, и не поймут даже, с чего в больницу загремели. Если еще в больницу. Интеллект интеллектом, а всякое на дороге случиться может! Не знаю, я бы так не смог: сидеть в жестянке весом в тонну, несущейся на огромной скорости, и копаться в соцсети, ни о чем другом не думая! И ведь сколько аварий в последнее время, а все на интеллект полагаются, надышаться на него не могут.

И тут — вой сирен! Вздрогнул я, в зеркало заднего обзора глянул и обмер. Полицейская машина! Несется прямо на меня, мигалками сверкает, мечется и воет, будто зверюга какая загнанная. Машины все перед ней расступаются, только вот расступаться особо некуда, потому как весь правый ряд машинами припаркованными уставлен. Мне бы тоже осторожно отжаться, так я с перепугу решил, будто по мою душу. Какой тут, к чертям собачьим, разум, коли в багажнике телевизор изувеченный в мешке валяется.

Правая нога сама собой педаль газа в пол утопила. Машина взвыла движком и рванулась вперед. Боюсь, у машин впереди интеллект тут же за разум зашел, поскольку они мгновенно метаться взялись, не зная, куда от меня деться. Вправо — ряд машин, влево — сплошная и встречный поток, а затормозишь — зад в лепешку. Остается только одно. Интеллект-системы — они ведь тоже не совсем дураки, быстро сообразили, что к чему и газу наподдали, и понеслись машины, все ускоряясь, вдаль. Выходило, я навроде погонщика оказался — стадо впереди меня несется, сметая все на своем пути. А позади, надрывая глотку, на «коне» мчится разъяренный чабан. Представляю себе, как в салонах свихнувшихся машин перепуганные пассажиры гаджеты побросали, за сердце схватились. Кое-кто даже рулить, скорее всего, пытался, да куда там! В критической ситуации интеллект разве управление из рук выпустит? А ГДИ — то бишь, Главный Дорожный Интеллект? Думаете, ему сладко пришлось? Это ж сколько работы в одночасье привалило! Ведь несущаяся прорва машин — это вам не игрушки, и лучше ее пропустить, а уж потом разбираться, в чем тут дело. Вот и заиграл судорожно ГДИ светофорами, давая «зеленую» улицу. Красотища! Так быстро и свободно по городу я еще ни разу не двигался. Вот только всю радость портила, сводила на нет полицейская машина, упорно преследовавшая меня с требованиями остановиться. Тоже, небось, интеллект надрывается — будет полиция глотку драть, как же!

Так мы полгорода, почитай, проехали. Гляжу, а передо мной уже ни одной машины нет, из тех, что я припугнул. Все куда-то слинять от меня успешно умудрились, и мчусь я один-одинешенек по пустой улице вдоль рядов отжавшихся в сторонку автомобилей, а сзади все ревет сиреной полицейская машина.

Ну, думаю, пора и честь знать. Гонки эти добром не закончатся. Даже представить страшно, какой переполох в городе из-за меня поднялся. Но разве я виноват? Страх — вещь ужасная и бестолковая. Лучше остановиться, может, и обойдется еще все. Хотя, навряд ли…

Нашел я удобный правый съезд и, чуть притормозив, нырнул в него. Быстро припарковался и сижу жду, что будет. Дождался.

Сворачивает машина с мигалками за мной, за капот заехала, поперек дороги встала, а из нее два бугая в форме вылезают — и ко мне.

— Добрый день, — говорю и улыбаюсь им мило.

Опешили те от такой наглости, но остановились. Видят, бежать никуда не собираюсь.

— Лейтенант Войцюк! — первым опомнился самый плечистый. — Выйдите из машины!

— Конечно. Что за вопрос! — выхожу я и протягиваю ему заранее заготовленные документы. — А в чем дело?

Тот так подозрительно на меня покосился, книжечку у меня взял и в документы мои уставился.

— Вы не слышали требования остановиться?

— Увы, — развел я руками. — Не слышал. У меня окошко было закрыто. Да и такой шум вокруг стоял, и не разберешь ничего.

— Почему убегали?

— Да вы что! — вздернул я брови. — И в мыслях такого не было! Тут как получилось-то: гляжу, вы сзади — решил дорогу уступить, а отжаться некуда — устроили, понимаешь, стоянку из проезжей части! А тут другие машины вперед понеслись, будто стадо ошалевших мамонтов, я — за ними. Думаю, проеду немного…

— Полгорода? — сурово уточнил Войцюк.

— Так получилось, — вздохнул я и смущенно потупил глаза. — Но вы же видите, я никуда не убегал, свернул и остановился. Вас ждал!

— Да, действительно, — почесал затылок второй инспектор, заломив фуражку.

— Ничего не действительно! — одернул его Войцюк и трубочку достает. — Дыхните!

— Пожалуйста, — я покорно принял трубочку и дыхнул в нее, что было мочи. Передал обратно инспектору.

Инспектор на табло взглянул — нули. Плечами пожал.

— Трезвый вроде.

— Да я вообще не пьющий, товарищ лейтенант! Или господин?

— Наркотики? — проигнорировал тот мое уточнение.

— Ни-ни! — замахал я на него руками.

— Да, непохоже, — согласился лейтенант. — Признаки не те. — Так и не понял я, на что он намекал. — Что везете?

— Ничего.

— Можно взглянуть?

— Глядите, — безразлично отозвался я и двери приоткрыл.

Войцюк по пояс забрался в салон, внимательно огляделся, ощупал все, даже носом повел — принюхался. Выбрался обратно.

— В багажнике что?

— Ничего такого.

— Откройте!

Я прошел к багажнику и долго ковырялся в нем ключом, будто заело. Может, отцепятся?

— Ну? — нетерпеливо поторопил Войцюк.

— Сейчас, сейчас. Заедает иногда, — я повернул ключ до конца — тянуть и дальше не было никакого смысла.

Войцюк отодвинул меня богатырским плечом в сторонку и порылся в багажнике.

— Это что? — спросил он, приподнимая мешок с бывшим телевизор, будто факир вытащил за уши зайца из волшебного цилиндра.

— Мусор, — честно сказал я: лучше всегда говорить правду, так впросак меньше шансов попасть.

— Что-что?

— Мусор. Выбросить забыл, так и езжу с ним.

— Посмотрим, — Войцюк решительно полез в пакет, но тут же утерял к нему всякий интерес. — Стекляшки какие-то битые, пластик. Действительно, мусор! — бросил он пакет обратно в багажник. — Что же с вами делать, гражданин Васильев? — задумчиво поглядел он на меня.

— Может, отпустить? — осторожно предположил я, заискивающе улыбнувшись.

— Но-но! — погрозил лейтенант пальцем и полез в свою машину. Развалившись на переднем сиденье, Войцюк достал планшет и обратился с извечным вопросом «Что делать?» к всезнающему искусственному интеллекту.

Долго объяснял ему Войцюк в чем, собственно, дело, я аж измучился ждать, ногти на руках все изгрыз от волнения. Интеллект, как водится, пытался вызнать все досконально, выпытать у бедного лейтенанта все подробности — кто, что да почему. Умаялся Войцюк растолковывать ему все на пальцах, в смысле галочки пальцем ставить куда надо.

А пока любознательный интеллект донимал Войцюка, его напарник, прогнувшись вперед и заложив руки за спину, с интересом разглядывал интерьер моей машины.

— Странная у вас машина, — сказал он наконец. — Педали какие-то, рычаг вон торчит. Импортная, что ли?

— Старой модели, — ответил я.

— То-то я гляжу вроде и нет таких сейчас.

— Нету.

— Тяжело, наверное, на такой ездить, а?

— Да нет, — отвечаю. — Привык. Ногами, правда, работать приходиться.

Хотел добавить «и головой», но сдержался. Еще, чего доброго, не так поймет.

— На педальной тяге, что ли? — вскинул брови тот.

— Вроде того, — кхекнул я в кулак.

— Надо же! А жмет всю сотню, — восхищенно мотнул головой инспектор.

— Больше, — вздохнул я.

Тем временем Войцюк закончил общение со всезнающим электронным экспертом в области ПДД. Вид у него был неважный, кислый какой-то.

— Господин Васильев! — подозвал он меня.

— Да, лейтенант! — с готовностью откликнулся я, приближаясь к распахнутой двери патрульной машины.

— Подпишите протокол, — сунул он мне под нос свой планшет.

С замиранием сердца я уставился в широкий экран, и у меня прямо от сердца отлегло — едва тут же на асфальте не распластался от облегчения: «Невиновен! Принести извинения. Отпустить», — гласила надпись на экране.

— Уф-ф, — незаметно выдохнул я и приложил палец к сенсору, засвидетельствовав согласие с протоколом.

— Приношу извинения, господин Васильев, — морщась, будто нехотя, произнес Войцюк и убрал планшет. — Можете ехать. Счастливого пути! — и протянул мне мои документы.

— Спасибо, господин лейтенант, то есть, товарищ! — обрадовался я, схватил документы и быстренько забрался в свою машину.

Стараясь выглядеть совершенно спокойным, хотя давалось мне это с большим трудом, я повернул ключ. Двигатель тихонько заурчал. Машина плавно двинулась и покатилась прочь.

Я все время поглядывал в зеркало заднего обзора, не хватятся ли меня, не передумают ли. Вот сейчас бравый лейтенант Войцюк выскочит из машины и схватится за голову, а может, даже за пистолет, воскликнув: «Черт побери, у нас в руках был сам Милославский!» И опять начнется погоня. Нет, не буду я больше с ними наперегонки ездить — неблагодарное это занятие. Лучше уж сразу того, голову на плаху возложить.

Переживал я вовсе не из-за нарушения ПДД, а из-за проклятого телевизора, что сейчас валялся у меня в мешке в измельченном виде. Вдруг стиральная машинка или холодильник все-таки предали меня и настучали куда следует, и вот-вот официальная информация поступит всем нарядам. И завопят планшеты, надрывая свои крохотные динамики: «Всем, всем, всем! Задержать «Жигули» белого цвета. Преступник не вооружен, но очень опасен!»

Но нет. Текли тягучие, словно ириски, секунды, а ничего не происходило. Затем оба инспектора забрались в машину, и та тронулась с места, направляясь в совершенно противоположную сторону. Кажись, пронесло… И все же я так ничего и не понял. Столько дел натворил, и тут на тебе: невиновен! Хотя… Искусственный интеллект — штука довольно высокомерная, страдающая манией величия, то бишь всезнания и непогрешимости. Ну, сами посудите: кто управляет автомобилями? Правильно, братья его меньшие! А раз тем приспичило носиться по улицам сломя свои электронные головы, значит, на то у них причина веская была. Ладно бы одна машина с ума спятила, так ведь нет — целая колонна разом! Такого в принципе быть не может. Следовательно, во всем виноват непонятный форс-мажор. И откуда интеллекту знать, что имя форс-мажору — Федя Васильев, и он сам себе интеллект, и машина у него допотопная, мыслит не шире капота…

Ну ладно, будем считать, повезло на этот раз. Однако от мешка избавиться не мешало бы. Как говорится, нет улики — нет дела. Стал я крутиться по подворотням, раз уж сюда заехал, вдруг где бак мусорный попадется… Ага, вот они родимые кучкой плотной стоят! А большие какие, матерь божья! С меня ростом не меньше. Повезло, думаю: в такой мешок провалится, и не заметишь его там. Остановился неподалеку от баков, в бардачке порылся, очки темные нацепил — мало камера где торчит. Лицо ладонью прикрыл, чтоб уж совсем наверняка, выбрался из машины, открыл багажник, достал из него пакет и к мусорному баку побежал.

На каждом из них надпись. Один для органики, второй для текстиля разного, третий для стекла, четвертый и пятый для металлов черного и цветного соответственно, пятый для пластика. Еще есть отдельный для опасных отходов, и для химии использованной, и даже для прочего мусора! Так и написано «Для прочего». С ума сойти! Это ж сортировать замучаешься, в самом деле. Кинулся было я к тому, который для стекла, но задумался. Вроде бы стекло есть, но ведь и пластик присутствует! И еще металлы разные. Насчет черных не уверен, а вот цветные точно имеются. На один бак посмотрел, на другой, на третий — никак сообразить не могу, в какой из них мешок запихнуть. Вот же наказание на мою голову! Хоть в самом деле бери и сортируй.

Долго метался я без толку от бака к баку с мешком, пока не плюнул на все и не решил сунуть его в «прочий» — видать, именно для такого случая, как мой, поставили. Сами потом разберутся, куда что.

Откинул я тяжелую крышку рукой, поднял мешок с земли и через бортик перекинул. Все! Дело сделано. Но только решил закрыть крышку, как из бака приятный женский голос донесся.

— Простите, но я вынужден (странная женщина какая-то, чес-слово! Почему «вынужден», а не «вынуждена»?) просить вас забрать мусор.

Я так и подскочил на месте. Этого еще не хватало, чтобы баки мусорные со мной разговаривали!

— По какому праву? — гундосо спрашиваю я, все еще продолжая зажимать лицо ладонью.

— Что вы сказали? — переспросил бак. — Повторите, пожалуйста, я ничего не понял.

— Я спрашиваю, почему я должен забрать мусор?

— Это не мой мусор.

— Разумеется, не твой! Он мой.

— Вот и возьмите его себе обратно, — проворковал бак. Нет, как вам это, а?

— С чего вдруг? — спрашиваю.

— Я принимаю только прочий мусор.

— Так я тебе и дал прочий.

— Это не прочий! — уперся бак. — А вполне конкретный: стекло, пластик, цветмет… Вот керамику я могу взять.

— Ну и бери!

— Давайте!

— Я уже дал.

— Нет, так не пойдет. Забирайте! — Крышка бака начала приподниматься, внутри него что-то загудело, и мой мешок начал вылезать наружу.

— Не заберу! По какому, собственно, праву? — вспылил я, бросился к мешку и взялся запихивать его обратно. — Это произвол.

— Не пихайтесь!

— Буду пихаться! — прохрипел я, уминая мешок руками, но тот упорно вылезал обратно.

— Заберите!

— Не заберу! Если ты такой умный, то возьми свою керамику, а остальное отдай соседям.

— Не могу. Сортировка в мои функции не входит. Сейчас же заберите свой мешок! Что за хулиганство? Я буду жаловаться! — мешок преодолел мои усилия и вывалился к моим ногам.

Бак победно хлопнул крышкой и заткнулся.

— Ах, так! — упер я руки в бока, потом схватился за крышку и начал ее приподнимать, напрягая руки. Она вдруг стала неимоверно тяжелой, похоже, бак ее нарочно придерживал.

— Прекратите безобразничать, — заголосил бак, — вы, вандал!

— Ты заберешь у меня мусор! — прорычал я, толкая мешок изо всех сил в образовавшуюся щель.

— Не буду я его брать! Помогите!

И тут я наконец нашел скрытый за сеточкой динамик и угрожающе приставил к нему указательный палец.

— Ты видишь?

— Что? Что такое? — заволновался бак, прекратив выпихивать мешок.

— У тебя зрение есть?

— К сожалению, я лишен возможности видеть. Но что происходит?

Это совсем неплохо, по крайней мере никто не узнает, кто я такой. Если только по голосу?

— Тогда внимай мне! — добавил я металла и торжественности в голос, и еще хрипотцы и немного баса. — Еще одно слово, и хана твоему говорильнику!

Бак затих, потом что-то внутри него зашуршало. Видимо, шевелил «прочим» мусором, размышляя, как поступить.

— Чего молчишь?

— Думаю.

— Заберешь мусор?

— Не могу я, понимаете? У меня проблемы потом будут.

— Да какие у тебя проблемы могут быть? — удивленно воззрился я на бак.

— На профилактику отправят. Полная разборка-сборка.

— Ничего, отдохнешь месячишко-другой.

Бак опять ничего не ответил, но шуршание внутри стихло.

— Ну? — требовательно постучал я носком туфли. — Я жду. И палец у меня уже дрожит от нетерпения.

— Давайте свой мешок! — сдался бак наконец. Крышка его покорно, но медленно, словно нехотя, приоткрылась.

— То-то же, разговорчивый ты мой! А в следующий раз конкретизируй на своем прелестном боку, что есть «прочий». Кстати, это прямое нарушение прав потребителя! — победно выпалил я и закинул в бак мешок.

Вместительный бак проглотил его и зло захлопнул крышку, едва не прищемив мне пальцы. И тут мне пришло в голову, что угроза порчи городского имущества тоже может быть преступлением. Может, у бака и в самом деле не было зрения, а если было? Что мешало ему соврать мне? По идее, конечно, машина не может лгать, но здесь возникает конфликт интересов: «быть или не быть?» И в этом весь вопрос. Ложь во спасение, так сказать, инстинкт самосохранение, самозащита.

А если так… Черт!

Я бросился к машине, забрался за руль и стремительно рванул с места. Только бы все обошлось, только бы… и на выезде со двора едва не столкнулся лоб в лоб с патрульной машиной.

Взвизгнули тормоза.

Я едва не треснулся лбом о руль, а когда поднял голову, то увидел, как на меня из машины напротив пристально смотрит лейтенант Войцюк…

— Не буду я больше дуть в вашу трубку! — огрызнулся я, отворачиваясь в сторону и засовывая руки в карманы.

— Отказываетесь от освидетельствования?

— Ни отчего я не отказываюсь. Просто вы проверяли меня всего полчаса назад.

— А может, вы уже выпили?

— Не может.

— Будете дуть или нет? — настойчиво повторил вопрос Войцюк.

— Буду! — я выхватил из его пальцев трубку и зло дунул в нее. — Все?

Лейтенант внимательно посмотрел на результат — ноль.

— Все, — покорно сдался Войцюк, но не до конца. — Наркотики принимали?

— Нет, не принимал! Не те симптомы.

— Я бы попросил вас… — Войцюк свел брови на переносице.

— Лейтенант, ну чего вам от меня надо? — захныкал я. — У меня сегодня просто тяжелый, очень отвратительный день.

— Разберемся! — авторитетно заверил Войцюк и уселся в машину, потянувшись за планшетом. Я только глаза к небу воздел. Привычно соединившись с «консультантом», Войцюк принялся тыкать в экран пальцем. Я вздохнул — это надолго.

В принципе, что я нарушил? Скорость, положенную в жилой зоне, не превысил — не успел. Ремнем по привычке, слава богу, пристегнулся. Что еще? Едва в лоб патрульной машине не въехал, так та внезапно вырулила из-за угла. Но ведь затормозил! Да, согласен, подозрительно — второй раз за день на глаза попадаюсь господину Войцюку, но ведь это не преступление, согласитесь!

От нечего делать огляделся по сторонам, и тут заметил, как у крайнего мусорного бака с надписью «Прочий мусор» начала приподниматься крышка. Я затаил дыхание.

Крышка замерла на миг, потом еще приподнялась, и еще. А затем из его утробы донеслось урчание, и на землю, перевалившись через бортик, вывалился мой мешок.

Я сглотнул — этого мне еще не хватало! Ведь хотел же чем-нибудь сверху придавить на всякий случай.

— Чего это он? — раздался слева от меня голос напарника Войцюка. Оказывается, он тоже наблюдал за странным поведением проклятого ящика. — Может, сломался?

— Может, — вздохнул я и повесил плечи.

— Нужно ремонтную бригаду вызвать, пусть осмотрят на всякий случай.

— Не нужно, — быстро сказал я.

— Почему? — уставился на меня пронзительным взглядом карих глаз инспектор.

— Там мой мешок, — я решил не усугублять ситуацию.

— Ваш? То-то я смотрю, знаком он мне!

— Этот распроклятый бак не хочет его брать, — пожаловался я.

— Как так не хочет? Почему?

— Не его мусор, видишь ли! Ему керамику подавай, а пластик и стекло — не надо. А мне что, делать больше нечего, как только сортировать битое стекло, пластик и металл?

— Не понимаю, — честно признался тот. — Что у вас там вообще в мешке?

— В мешке? — растерянно поморгал я глазами. — А фоторамка электронная со стены грохнулась — и вдребезги.

— Странная какая-то рамка, — покосился инспектор на мешок. — Больно мусору от нее много.

— Девять на сто двадцать, — брякнул я. Мне вся эта эпопея с телевизором уже порядком надоела.

Инспектор долго морщил лоб, пытаясь представить себе подобную рамку, затем чело его разгладилось.

— Внушительно! Дорогая, наверное.

— Вы не представляете насколько! — что было чистейшей правда.

— Так вы бы ее в прием утиля свезли, — посоветовал мне инспектор.

— А они потребуют, чтобы я оплатил утилизацию? Ну уж дудки! — взорвался я. — Я и так за вывоз мусора сумасшедшие деньги плачу, в мусоре целыми днями роюсь, будто бомж какой: макаронину — в один мешок, бумажку — в другой, козявку из носа — в третий! Не кухня, а склад мусорных мешков, ей-богу!

— Халявщик, значит, — ухмыльнулся инспектор, понимающе покачав головой, и посуровел. — Мешок придется забрать, господин Васильев.

— Придется, — мгновенно остыл я и виновато уставился на пыльные, с царапинками носки своих туфлей. Помявшись немного для проформы, я поплелся к ненавистному мешку, подхватил его и потащил обратно в багажник.

— Спасибо, что воспользовались моими услугами, — не без ехидства в электронном голосе ляпнул вслед мне противный бак.

— Да пошел ты! — невнятно буркнул я, не оборачиваясь, дотопал до своей машины, открыл багажник и забросил в него мешок.

Тем временем Войцюк как раз закончил терзать искусственный интеллект, вернее, наоборот. Войцюк выбрался из машины хмурее тучи.

— Подпишите протокол! — грубовато бросил он мне, отворачиваясь в сторону.

Я уставился в экран.

«Невиновен! Принести извинения. Отпустить.

Наряду 102 явиться лично для служебного расследования (предвзятое отношение к гражданину, неоднократная попытка опорочить честного человека)».

У меня аж на душе потеплело. Умничка, а не интеллект! Вот ведь как за меня вступился, а я его еще грязью поливал. Ну, Войцюк, будешь знать теперь, как честных людей трогать. Да меня теперь все ДПС-ники за три версты объезжать будут. А приятно-то как: честный человек! Да по большому-то счету, в кутузке сидеть мне уже положено за одну только попытку уйти от патрульной машины, а оно вон как…

Я ткнул пальцем в сенсор, выдернул из вялых пальцев лейтенанта свою книжечку с документами, прыгнул за руль своего старенького автомобиля и, не дожидаясь положенных извинений, вырулил со двора. Войцюк проводил меня печальным взглядом. Вид у него был совершенно убитый.

Ну, бог с ним, с Войцюком, а вот что с мешком делать прикажете? Коли уж баки мусорные такие умные пошли, то просто так мешок им не всучишь. Разве что и вправду перебрать весь мусор? Нет, лень. Да и сколько на это времени уйдет — неизвестно. Остается одно: скинуть куда-нибудь в реку, предварительно булыжником каким утяжелив, чтоб не всплыл ненароком. Или в болото? Я даже не представлял, если честно, есть ли у нас поблизости болота. Лес был, это точно. Я иногда выбирался в него по грибы свежим воздухом подышать, но болота мне не попадались.

А может, проще поступить, чего я вечно мудрю? Развязать мешок да и раскидать его содержимое — пусть потом мучаются собирают, если что.

Мысль пришлась мне по душе. И я, тщательно обдумывая ее, прикидывая все «за» и «против», не заметил, как дома поредели, и город остался позади. Теперь машина неслась по широкой областной автостраде. Мимо меня пролетали редкие деревца, убогие деревушки на пять-шесть домов и луга, поросшие молодой травкой.

Машин на трассе почти не было. Ни позади меня, ни впереди — никого. Изредка с воем, перебивавшим шорох воздуха, доносившегося из приоткрытого окна, проносились мимо встречные машины. И опять никого на несколько километров. Момент осуществить мой коварный план — лучше не придумаешь! Я еще раз вгляделся в зеркала и вдаль и съехал на обочину встречной полосы. Остановился. Достать из багажника мешок было делом пяти секунд. Затем я торопливо спустился с пригорка и затрещал кустами, ломясь сквозь них. Опять огляделся. Тишина. Да и кому до меня дело есть. Мало ли по какой надобности приспичило человеку посреди дороги остановиться.

Отошел я подальше от дороги, мешок развязал и давай им во все стороны мотать, трясти. Засверкали на солнце, разлетаясь, стеклянные осколки, вспорхнуло пластиковое крошево — неплохо я все-таки постарался! Это ведь умудриться надо так огромный телевизор раздолбать, но злости и страха во мне на тот момент было, вы не представляете сколько!

Все, конец! Заглянул я в мешок — пусто, ни стеклышка, ни крупинки какой. Свернул, скомкал, в руке зажал и обратно направился. А легко-то как на душе!..

— Гражданин Васильев! — Раздалось где-то совсем рядом.

Я аж подпрыгнул от неожиданности. Никого нет, вроде бы, а голос есть.

— Что же это вы мусорите? Природу загрязняете — мать вашу!

— Попрошу без оскорблений! — взмахнул я руками. — Где ты и кто, покажись!

— Да тут я! И я вас вовсе не оскорблял. Природу беречь надо.

— Без вас знаю! — а сам все головой верчу. Кто же этот таинственный всевидящий невидимка?

— Голову поднимите, — вздохнул неведомый голос с такой интонацией, что я сразу ощутил себя непередаваемым тупицей.

Я послушно воздел глаза небу.

Надо мной бесшумно реял полуметровый квадрокоптер, уставившись на меня глазом-объективом. На его широком квадратном пузе был ярко намалеван березовый лист — символ «Природоохраны».

— Ну вот, наконец-то заметили.

— Заметил, — проворчал я.

— Будем штраф платить или как? — перешел квадрокоптер на деловой, официальный тон.

— Лучше «или как».

— Не понял, — честно признался аппарат и опустился чуть пониже. Похоже, решил, что не хватает чувствительности микрофона и фраза, произнесенная мной, воспринята не совсем корректно.

— Ты сказал «платить или как». Я и ответил: лучше «или как». То есть, второй вариант, — на всякий случай пояснил я для особо тугодумных аппаратов.

— Вы не совсем верно меня поняли, господин Васильев. Это всего лишь фигура речи, — пояснил мне квадрокоптер и воспарил на прежнюю высоту. С чувством юмора у него было совсем никак.

— Жаль.

— Понимаю вас, но нужно платить штраф.

— А если я все уберу? — с надеждой спросил я.

— Что значит, «если»? Вы должны все убрать в любом случае!

— То есть, ты хочешь сказать, если я все соберу, то все равно заплачу штраф?

— Все именно так, — блеснул объективом квадрокоптер.

— Из чего следует, что я дважды понесу наказание за одно преступление?

— Э-э… — квадрокоптер задумался. — Почему дважды?

— Ну как же? Загибай лопасти: первый раз, когда я все уберу, и второй — когда буду платить штраф.

— Постойте, я не совсем вас понял. Зачем я должен загибать лопасти?

— Ну, пальцев-то у тебя нету!

— Нету, — согласился квадрокоптер, еще немного поразмыслив. — А при чем здесь пальцы?

— В том-то и дело, что ни при чем, раз у тебя их нет.

— Да, действительно, — вынужден был согласиться летающий умник.

— Вот и загибай лопасти.

— У меня нет такой функции.

— Жалко.

— Почему?

— Да так, неполноценный ты какой-то, — пожал я плечами. Нет, люблю я все-таки искусственный интеллект. Убогий он какой-то, несуразный.

— Вы так считаете? — засомневался квадрокоптер.

— А ты разве нет?

— Я… не знаю. ТО, вроде бы, нормально прошел.

— Как же нормально, когда пальцев нет, лопасти не гнутся, считать не умеешь и пытаешься меня два раза наказать за одно преступление.

— Но… — стушевался квадрокоптер, и в его моторах произошел какой-то перебой, отчего тот изрядно просел, качнувшись из стороны в сторону.

— Никаких «но»! Что еще за «но» такие? Я буду жаловаться! — потряс я указательным пальцем перед его объективом. — Возмутительно! Дозволяют неисправным автоматам следить за честными людьми.

— Простите, но разве вы честный человек?

— Конечно! Я никуда не бегу, не прячусь. Даже разговариваю с неисправным аппаратом.

— Но вы высыпали мусор!

— Это вовсе не мусор!

— Мусор!

— Да как же ты об этом можешь судить, если ты неисправен?

— Я исправен! И это мусор!

— Нет!

— Да!!!

— Нет!!!

— Хорошо, — сбавил тон квадрокоптер, сделав надо мной полукруг, — что же это, по-вашему?

— Ландшафтный дизайн. Искусственное украшение естественной природы. Смотри, какая красота! — простер я руку. — Как все блестит и переливается на солнце! Как черный пластик подчеркивает, оттеняет нежную красоту молодой травки. Видишь? И при том совершенно безвозмездно.

— М-м-м, — только и выдавил из себя квадрокоптер, покружив над тем местом, куда я опорожнил свой мешок.

— Вот. А ты мне: штраф! — взмахнул я руками.

— Вы уверены, что это красиво? — с некоторым сомнением и изрядной долей неуверенности спросил квадрокоптер.

— Конечно! А по-твоему, разве нет?

— Не знаю. Я не обладаю эстетическим модулем.

— А чего ж тогда судить берешься, балда ты этакий?

— Да, действительно, — смутился квадрокоптер. — Но что же мне делать?

— Сам решай, — я упер руку с мешком в бок, отвернулся в сторону дороги и принялся постукивать носком туфли, выражая нетерпение.

— Я думаю… я думаю, вы правы. В вашем дизайне действительно что-то есть. Тем более, какой нормальный человек поедет в такую даль выбрасывать мусор, когда существуют мусорные баки.

— Здравая мысль, — кивком головы одобрил я его вывод. — Все-таки, я, кажется, погорячился: ты умный аппарат.

— Спасибо.

— Не за что. И знаешь что?

— Что?

— Ты бы сам мог заняться дальнейшим украшением участка.

— Вы так считаете? — обрадовался квадрокоптер.

— Однозначно! У тебя манипуляторы есть?

— Конечно, есть! — нижний лючок раскрылся, и из него показались две суставчатые клешни.

— Отлично. Можешь начинать прямо сейчас.

— Да, но где я возьму материал?

— Это сложно, — помял я подбородок пальцами с серьезным видом. — Но ты сообразительный малый, что-нибудь придумаешь.

— Правда?

— Да правда, правда.

— Ух ты! Здорово.

— Вот и ладушки. Ну, я пошел?

— Да-да, господин Васильев. Конечно. Всего вам доброго!

— Бывай! — сделал я рукой и направился к машине. — «Уф-ф, кажись, пронесло!»

— И спасибо вам огромное за идею по благоустройству ландшафта! — донеслось из-за спины. — От «Природоохраны».

— Завсегда пожалуйста, — бросил я, не оборачиваясь, и вломился в кусты. Представляю, что здесь будет твориться через неделю-другую, если неугомонный летун всерьез возьмется за новую интересную работу.

Выбравшись на дорогу, я отряхнул сор с одежды, забрался в машину и, усмехнувшись при воспоминании о глуповатой растерянности аппарата, завел двигатель.

Развернувшись, машина понеслась обратно к городу. На душе у меня было легко и спокойно. Наконец-то все закончилось. И как удачно!

Еще издали, у самого въезда в город я заметил патрульную машину ДПС, стоявшую на обочине. Рядом с ней, прислонившись к капоту и поигрывая палочкой стоял лейтенант Войцюк. Заметив приближающуюся к нему машину, он ожил, сделал шаг вперед и выставил палку, приказывая мне остановиться. Но, разглядев за стеклом автомобиля мою счастливую физиономию, занервничал и завертел палкой, мол, проезжай. Я с широкой улыбкой на лице кивком головы поблагодарил его и въехал в город.

Как же хорошо, оказывается, иметь знакомого инспектора ДПС! Уверенность в том, что и дальше у меня пойдет все отлично, как раньше, росла во мне с каждой минутой. Поток машин почти иссяк, светофоры при моем приближении включали зеленый сигнал, и я довольно быстро добрался до дому.

Припарковав машину на старом месте и по привычке оставив ее открытой с ключами в замке зажигания, я выбрался наружу, подошел к мусорному баку и забросил в него ставший бесполезным мешок. Бак не возмутился и не выплюнул его обратно. Я кивнул сам себе и, засунув руки в карманы брюк, направился к подъезду.

Давешнего пацана-угонщика нигде не было видно. Может, приблудный какой — я его еще ни разу в своем дворе не видел. Ну, ушел и ушел, бог с ним. Мне же спокойней. По крайней мере, теперь к моей машине не сунется и другим расскажет. Если только на экскурсию не приведет кого, чудо-машину демонстрировать. Я остановился в раздумье, потом вернулся к автомобилю, вынул ключи и запер его. Экскурсий мне только и не хватало: не угонят, так раскурочат на сувениры! С них станется, с обормотов.

Глава 4

Как же все-таки приятно сидеть дома, развалившись в кресле, и вбирать в себя звонкую тишину! Никто тебя не донимает всякими глупостями, не дает умных советов, не пытается завести беседу. Нет, я вовсе не против общения — не подумайте, будто я сноб какой или самомнение зашкаливает. Только искусство это давно уже сошло на нет. Сейчас все больше пальцами разговаривают. Выгодно и удобно. Почему выгодно? Во-первых, разумеется, ложное ощущение неуязвимости: никто в морду тебе через экран смартфона или монитора не даст, пощечину не влепит и в глаз не плюнет, если что не так ляпнешь. Во-вторых, можно молоть про себя любую высокопарную чушь — кто тебя проверит, коли большинство «друзей» в глаза тебя никогда не видели вживую. В-третьих, времени высказать свою мысль, обратив ее в слова, — вагон и маленькая тележка. Никогда не приглядывались, как многие сейчас общаются? Прочтут фразу, потом надолго задумаются с застывшим над экраном пальцем. Палец задумчиво подрагивает, никак не решаясь коснуться нужной буквы. Затем начинают строчить, стирать набранное, опять строчить и так до бесконечности. Это те, кто пытаются показаться интеллектуалами или блеснуть знаниями родного языка. Другие поступают проще. В их лексиконе слов триста — не больше, как у Эллочки-людоедки из очень старого романа: «Жесть», «Фи», «Ок», «Спс» и прочее подобное. А некоторые даже набором букв себя не затрудняют — всякие картинки подвижные используют: ручкой помахать, палец большой выставить, улыбочку дурацкую скроить, зубами поклацать, рожу скривить. Сейчас даже говорящие картинки появились. Выбрал ее, воткнул в сообщение — и порядок: сама скажет, чего набирать лень. Какая тут к чертям задушевная беседа, ежели все общение свелось к обмену стандартизированными фразами? О чем с этими интеллектуалами в кавычках разговаривать? Об искусстве? Об истории? О литературе? Кстати, вы видели современные книги? Похоже, нет. Это ведь без преувеличения для имбицилов сделано! Куча картинок и минимум текста: краткое изложение мыслей, поясняющие надписи, выжимки, плоские шутки и прочее подобное. Не верите? А вот решил я одну книжку о природе полистать в магазине. Открыл наугад, а там на пол-листа черепаха нарисована и надпись под ней: «черепаха дышит попой» — и все! Как вам? Нет, оно, конечно, все так насчет черепах, не спорю, но это не основное их дыхание, а, так сказать, резервное. Но неужели особенности попы у черепахи — все, что нужно знать современному человеку об удивительном древнем животном? Нет, не все — еще процесс сношения…

Или стихи. Вам нравятся стихи? Мне — да. Хорошие, в смысле. А как вам такое:

«…Она к Кузнечику спустилась.

А тот красу на глаз окинул,

Из попки ей травинку вынул…»?

Жуть! И это детская книга! Основы практической проктологии для детей, а не поэзия. Пушкин с Заходером и Барто отдыхают.

Вот и прикиньте, что тут, собственно, обсуждать, о чем общаться?

Еще, к примеру, экскурсия по картинной галерее с пометкой «18+». Детям туда вход категорически воспрещен! Электронный экскурсовод в виде робота с доброжелательной миной на лице-экране объясняет, что в целях противодействия распространению порнографии «Маха обнаженная» Франциска Гойи была заменена на «Маху одетую», но кому сильно хочется на нее взглянуть — он обязательно ее покажет, только позже и за соответствующее вознаграждение. За деньги можно — коммерция! А вот «Даная» Тициана и вовсе запрещена, поскольку имеется веское подозрение на пересечение с расхожим понятием «золотой дождь»… Во как! Картина «Опять двойка» запрещена, потому как искусственный интеллект углядел в ней насилие над ребенком. Тихов и Дейнека — чистая пропаганда разврата и страшного, до ужаса кошмарного, как Годзилла для японцев, социализма. Тициан мешает продажам пижам для сна, Рубенс не угодил женскими формами — некорректное формирование у населения понятия об идеальной женской фигуре от Барби, то есть, может повлиять на торговлю средствами для похудения. Шишкин и Юшкевич не потрафил интеллекту невероятными пейзажами, которые в наше время донельзя изгаженной природы днем с огнем не сыщешь, и потому картины могут вызвать у рядового обывателя ностальгию по прошлым временам. Особо не угодила Шишкинская картина «Утро в сосновом лесу» — ополоумевшие медведи безнаказанно ломают зеленые насаждения. И так далее, и тому подобное…

А вот Ван Гог в большом почете у AI. Красиво, конечно, интересная цветовая гамма, необычно, но не понимаю я его, хоть ты тресни! «Черный квадрат» Малевича на почетном месте висит — с точки зрения интеллекта просто гениальное творение в своей законченности, четкости и простоте восприятия. Еще присутствует великое полотно молодого современного художника Сташевского — «Черное и белое». Представьте себе холст, размером три на два метра и весь измалеван чередующимися широкими волнистыми линиями черного и белого цвета. Поговаривают, Сташевский с психу замазал неудавшуюся картину черной и белой красками и выкинул ее в окно, а пролетавший мимо дрон обратил на нее внимание — так родился шедевр… И, разумеется, в изобилии имеются картины от самого AI, то бишь, искусственного интеллекта. По мне, так мазня бессмысленная, почище абстракционизма Кандинского — инцепционизм, чтоб его!..

А статуи? Вы видели «Давида» Микеланджело в трусах от Гуччи или «Нимфу» Бартолини в купальнике от Прада? Даже бирочки прилеплены, чтоб все знали, что и от кого следует покупать. А зрелище — в кошмарном сне не приснится! И ведь умудрились же как-то натянуть! Ох, несчастное искусство на службе коммерции…

Ну ладно, не будем о грустном.

Сижу я, значит, упиваюсь тишиной, и тут чертов мобильник проснулся, затренькал. Я едва из кресла не выпрыгнул, настолько нервы взвинчены были. Схватил мобильник, в экран уставился. Номер незнакомый, но какой-то из бесплатного диапазона, по которым вечно звонят и всякую туфту лопоухим хочухам втюхивают — по-другому и не скажешь, слов нормальных не хватит.

Прикладываю мобильник к уху.

— Алло?

— Господин Васильев? — раздается в ухе, и сразу понимаю, не человек говорит — автомат.

— Он самый.

— Рад вас слышать! — восторженно восклицает динамик.

— Покороче, пожалуйста, — обрываю я восторги назойливого автомата.

— Покороче — так покороче. Сеть магазинов «Триколор» беспокоит.

— Слушаю вас, — отвечаю, а у самого внутри все дрожит в предвкушении: никак бедствия с последствиями начались?

— Вы у нас сегодня телевизор приобрели.

— Ну а вам-то какое дело? — грубо бросаю я в трубку.

— Как так?! — удивляется мобильник. — Мы же должны знать ваше мнение о сервисе, технике и вообще.

— А разве я обязан отвечать?

— Желательно. Хотя и необязательно. — В голосе автомата чувствуется железная настойчивость, и понимаю, последняя фраза сказана для чистой проформы, не более.

— Я всем доволен. Что-нибудь еще?

— Прямо всем? — не поверил автомат.

— Прямо и всем. Еще вопросы?

— Один: мы вот уже несколько часов не получаем информацию от вашего телевизора.

— Я его выключил.

— Не имеет значения! Информация поступает независимо от режима работы.

— А вам не кажется, — я поудобнее устраиваюсь в кресле, — что вы немного того, перегибаете палку? Это уже вмешательство в частную жизнь, наблюдать за мной.

— Да не волнуйтесь вы так, господин Васильев! Ваша частная жизнь неприкосновенна (ага, так я тебе и поверил!), и никто не собирает на вас компромат (ну да, разумеется!). К тому же к нам от техники поступает информация исключительно технического плана.

— Какая именно?

— Режимы работы техники, сбои и прочая обезличенная статистика.

— Какая же она, — говорю, — обезличенная, коли вы конкретно мне звоните и требуете, чтобы я предоставил вам доступ к моей личной тайне.

— Мы ничего не требуем, господин Васильев, успокойтесь.

— Хватит меня успокаивать! — скрипнул я зубами. — Я и так спокоен. В меру.

— Но по договору купли-продажи мы имеем право затребовать техническую информацию от вашей техники в гарантийный период. Вы сами подписали договор.

— Бред! Ничего я не подписывал.

— Подписали! Вот у меня перед глазами договор купли-продажи, и заверен он вашей электронной подписью.

— В первый раз слышу!

— Как так? — опешил автомат.

— А вот так: не знал — и все тут.

— Вы, вероятно, шутите?

— Не знал! — настойчиво повторяю я. Нет, я и вправду не знал! И возмущение мое было вовсе неподдельным.

— Ну как же…

— А вот так же! — взорвался я. — В магазине мне подсунули планшет для оплаты покупки. Я и ткнул в него пальцем, деньги списались. Больше я ничего не знаю ни о каких договорах.

— И вы официально заявляете, что продавец не уведомил вас о договоре и не дал вам с ним ознакомиться?

— Да! — может, теперь отцепится, решил я, но не тут-то было.

— Пожалуйста, скажите «заявляю, что все именно так и было»!

— Заявляю, все именно так и было. Все? Или сплясать еще?

— Спасибо, в этом нет необходимости. Ваша жалоба зарегистрирована. Инициирована проверка по факту нарушения прав потребителя и…

— Отлично! Теперь не оставите ли меня в покое?

— Да вы что! Это же не игрушки. Вам придется подтвердить свои слова официально. К вам направлен представитель правопорядка…

— Не-е-ет! — вскочил я из кресла, едва не запустив мобильником в стену. Я знал, что произойдет дальше.

— Рад был помочь, — отозвался автомат в трубке и дал отбой.

— Ы-ы! — взвыл я дурным голосом, потрясая мобильником и вскидывая глаза к потолку.

В дверь позвонили.

Я выдохнул, опустил голову, повесил плечи и поплелся открывать дверь. Я уже знал, кто стоит на пороге. Даже не то чтобы знал — не сомневался в своей догадке. Господи, за что мне все это, а?..

— Капитан Березовский! — привычно вскинул руку к виску капитан, когда я отворил дверь. — Разрешите?

— Конечно, — безразлично пожал я плечами и посторонился.

Капитан переступил порог и остановился, сурово глядя на меня.

— Я не виноват, капитан! — на всякий случай сказал я.

— А разве я вас в чем-то обвинял? — брови господина Березовского взлетели вверх, пока он вытаскивал планшет из подмышки.

— Нет, но… — смешался я. — Поверьте, это не я, это все проклятый интеллект, чтоб его!

— Понимаю. Хотите составить еще одну жалобу? Так сказать, для комплекта?

— Упаси боже! — замахал я руками. Мне и без того уже приключений хватило. — Кстати, а как вы так быстро добрались?

— Я поблизости проходил, — произнес тот, сосредоточенно тыча пальцем в экран.

— Знаете, у меня к вам дельное предложение.

— Какое? — капитан оторвался от планшета и воззрился на меня.

— Переезжайте ко мне. Чего вам бегать туда-сюда постоянно?

— Надеюсь, это шутка? — уточнил господин Березовский, и его лицо стало непроницаемым.

— Какие уж тут шутки, — буркнул я. — Хотя, да, вы правы.

— Знаете, у меня уже чувство юмора атрофировалось — шутников слишком много, — капитан вернулся к прерванному занятию.

— Понимаю, — обреченно вздохнул я.

— Вот, прочтите и подпишите, — сунул мне под нос планшет господин Березовский.

— Что это?

— Ваши слова о нарушении прав потребителя. Необходимо ваше официальное заверение. Читайте!

— Верю, — читать мне совершенно не хотелось. Не только читать, но и тратить на эту белиберду свое время — и так ясно, что протокол заранее заготовлен автоматом и не только слово в слово, но и с запятыми и точками где положено.

Я уже привычно приложил палец к сканеру. Капитан тоже соизволил сделать это — похоже, документ и вправду оказался шибко серьезным!

— И все? — удивился я, когда капитан Березовский засобирался восвояси.

— А что же еще? — удивленно воззрился он на меня, словно на невиданную зверушку какую.

— Ну, мало ли. А может, все-таки останетесь, а? — от гнусного настроения меня пробило на плоские остроты.

— Шуточки у вас, — нахмурился капитан и вышел на лестничную площадку. — До свидания, господин Васильев.

— Ага, до скорого, — все-таки не сдержался я. — И спасибо! — крикнул я ему вслед.

— Не стоит. Это наша работа, — скромно, но с гордостью отозвался капитан, входя в распахнувшиеся перед ним двери лифта.

Я притворил дверь и вернулся в комнату. Бухнулся в кресло. Может, теперь от меня отвяжутся, во всем разберутся и аннулируют чертов договор? И заживу я, как прежде, припеваючи и горя не зная. И ну его к чертям собачьим это телевидение! Жили же без него люди сотню-другую тысяч лет. И ведь неплохо жили, даже замечательно!

Опять зазвонил мобильник.

Я зло покосился на него, поджав губы, но тот звонил не переставая и, похоже, сбрасывать вызов не собирался. Пришлось ответить.

— Слушаю! — прорычал я в трубку.

— Господин Васильев? — Ну, конечно же, тот самый автомат из магазина, кто же еще!

— Нет, почтальон Печкин, — рявкнул я, поднеся микрофон к губам — может, оглохнет?

Не оглох. И даже тон не изменил.

— Неправда, — не поверил он. — Я вас по голосу узнал.

— А чего спрашиваешь тогда? — меня пробило на грубость.

— Так полагается.

— Говори уж, мать Заля.

— Кто-кто? — переспросил автомат.

— А была такая эльфийка в романе Бубела «Герой», которая умудрилась достать все эльфийское сообщество. Не читал?

— Не пришлось, — честно признался автомат. — Некогда все, работы невпроворот.

— Ну да, когда уж тебе. Так чего тебе еще от меня надо?

— Я вам договор отослал на телефон.

— Какой еще договор?

— Купли-продажи. Прошу ознакомиться и подписать.

— Ничего не выйдет, — криво усмехнулся я в трубку.

— Почему?

— А у меня телефон кнопочный.

В трубке повисла томительная пауза. Я уж решил, что автомат не сможет переварить сказанного мной и теперь-то уж точно отвяжется, но не тут-то было…

— Понял, — вдруг выдал он. — Пересылаю на ваш планшет.

— А у меня нет планшета, — соврал я.

— Есть, — уверенно произнес электронный голос, в котором мне послышались нотки ехидства с помесью торжества машины над человеком. — Нехорошо обманывать, господин Васильев.

— Я не обманываю. Он не работает.

— Работает. Я только что с ним общался.

— Правда? — как то уж очень наивно переспросил я.

— Ошибки быть не может! — категорично заявила трубка.

— Да кто тебе дал право без моего ведома общаться с моим планшетом?! — опять взорвался я.

— Два разума имеют право на общение.

— Ну, хорошо. — Мне оставалось лишь сдаться, что я и сделал. И потянулся к планшету, которым пользовался крайне редко. — Если я подпишу договор, ты, наконец, оставишь меня в покое?

— Без вопросов, — заверил меня автомат. — Только вы и телевизор не забудьте включить.

— Это еще зачем? — мой палец замер над сканером отпечатков планшета.

— Как же? Если вы подпишите договор, то вам необходимо будет выполнить его пункт о гарантийном обслуживании.

— А если не подпишу?

— В этом случае вам придется вернуть телевизор.

— Как… вернуть? — у меня по спине пробежало целое стадо мурашков и все — с ледяными лапками.

— Не беспокойтесь. Наши специалисты сами вывезут телевизор.

— Нет! Не вздумай! — порывисто вскочил я из кресла.

— Что такое? — удивился автомат.

— Ты не имеешь права! Это мой телевизор, я его купил!

— В таком случае подпишите договор, подключите к нему кабель и воткните вилку в розетку.

— А если я не хочу подключать кабель или втыкать вилку? Если он мне нравится таким, какой он есть, в виде мебели? В конце концов, он мой!

— Странно, — задумчиво протянул автомат и добавил, будто разговаривал сам с собой: — Зачем телевизор, если его не смотришь?

— А это уже мое дело, личное и суверенное! Никто не имеет права указывать мне, когда включать телевизор, а когда выключать.

Конец ознакомительного фрагмента.