Радость величиной в небо (сборник)

Леонид Сергеев, 2017

Творчество Леонида Сергеева отличают проникновенное внимание автора к человеческим судьбам, самобытная интонация, лирический тон и юмор. Его книги переведены на английский, польский и болгарский языки. Автор лауреат Всероссийских и Международных литературных премий.

Словесный портрет одного чудака

В юности я был уверен — Гоголь своих персонажей придумал; теперь, к старости, доподлинно знаю — не придумал, а списал с реальных людей. Во всяком случае, я встречал живых Маниловых и Ноздревых, а с Плюшкиным до недавнего времени жил в одном доме. Ему было за пятьдесят, но все, даже дети, звали его Коля, а меж собой Долгоносик — за необычную внешность: квадратное туловище, короткие ноги и вытянутое лицо, на котором выделялся карикатурно длинный нос. Благодаря колоритной внешности, Коля одно время снимался в кино — участвовал в мелких комических эпизодах (без текста); в те дни нам, соседям по дому, он напыщенно объяснял:

— Хм, чтобы пародировать, надо все делать лучше любого актера.

Но затем Колино мастерство несколько поблекло — он стал повторяться, «выкидывать штампы», и его приглашали только в массовку.

— Коля, давай! — кричали на съемочной площадке.

И Коля давал — строил гримасы, участвовал в драках, а то и просто шастал взад-вперед перед камерой, изображая «прохожего». Случалось, столь незначительные роли вселяли в Колю глубокое уныние; однажды, просмотрев старую ленту, где у него была «приличная роль», он сказал мне, что «как актер кончился, жизнь потеряла смысл», и объявил, что покончит с собой — к счастью, на следующий день забыл о своей угрозе.

На самом деле смысл жизни для Коли заключался совершенно в другом, но об этом чуть ниже — необходимо еще упомянуть об основной профессии незадачливого актера.

Специальность у Коли была самая что ни на есть прозаическая — электротехник, тем не менее он считал ее неким продолжением своей привязанности к кино: его мастерская находилась при киностудии и он отвечал за осветительную аппаратуру. Ко всему работники съемочных групп то и дело заглядывали в мастерскую что-либо подремонтировать и недостатка в левых заказах у Коли не было, то есть он выжимал немало выгоды из своей скромной профессии; не случайно мастерскую (обычный хозблок) Коля называл высокопарно — «электростудия», что приближалось к истине.

В общем-то, Колю можно было охарактеризовать бесхитростным чудаком и, безусловно, неплохим работником (к своим обязанностям он относился добросовестно, на работе не пил — только после работы и исключительно пиво), можно было бы считать электрика-актера и неплохим человеком, если бы не его крохоборство. Он скручивал показания счетчика, чтобы меньше платить за электричество; экономил деньги на еде — старался позавтракать у одних соседей, поужинать у других (заходил как бы по делу) — благо все мы считали за честь побеседовать с «актером», узнать киношные сплетни.

Пиво Коля пил в двух местах — в театре и в консерватории — заходил в буфет во время перерыва (когда уже не проверяли билеты), покупал пару бутылок и садился за столик.

— Хм, там и пиво дешевое, и сиди хоть до конца спектакля, концерта, и публика культурная, не то что разная пьянь в пивбаре, — объяснял он.

Как-то Коля подобрал породистую собаку — думал получить вознаграждение, но объявлений о пропаже не появилось, и Коля решил в выходной день продать пса на Птичьем рынке, а до выходного, чтобы избавить себя от лишних расходов, собирал для собаки объедки в столовой киностудии и, по слухам, однажды отнял у вороны рыбу…

В автобусах Коля ездил без билета и не раз бегал от контролеров.

— Неужели тебе не стыдно? — как-то спросил я. — Ты ж не мальчишка!

— Хм, государство обдирает нас как липы. Во всем. Обкрадывает налогами, зарплатами-подачками, — дальше, распалившись, Коля готов был разнести «государство» в пух и прах, но, вспомнив о своем актерстве, «продемонстрировал искусство паузы» и закончил более-менее спокойно: — И я буду его надувать везде, где можно. Скажешь тоже — стыдно! Государству должно быть стыдно перед народом.

Вот такая у Коли была идеологическая позиция, и многие с ним соглашались, но почему-то не шли по его пути и ничего не делали для того, чтобы приструнить это самое «государство», точнее, чиновников, которые, по словам Коли, «разжирели за наш счет».

Однажды умерла какая-то дальняя родственница Коли — одинокая старуха, которая все свое состояние (никчемное барахло) завещала наследникам (Коле и его двоюродной сестре). Через некоторое время я спрашиваю у Коли:

— Ну как, ты разбогател?

— Хм, знаешь, сколько государство припаяло за наследство?! Я взвесил, да еще перевозка — и плюнул на это дело… Хм, государство за все гребет проценты, — после необходимой «паузы» Коля продолжил: — Вот ты подаришь мне что-то, а часть я должен отдать в казну. С какого хрена?! Кукиш ему, государству нашему!

Коля зарабатывал неплохо, и долгое время я не мог понять, на что он тратит деньги, тем более что семьи у него не было, никаких увлечений (кроме актерства) он не имел, никаких ценностей не приобретал (в его квартире была не мебель, а рухлядь), но однажды Коля разоткровенничался.

В тот выходной день мы с ним сидели на лавке во дворе — Коля высматривал, кто что притащил к бойлерной (туда наши жильцы частенько выкидывали поломанные вещи), я глазел на женщин, которые время от времени пересекали двор. Все началось с того, что я поставил Коле несколько бутылок пива (его любимого — жигулевского) и думал, что он ответит портвейном (моим любимым напитком), но, прикончив пиво (я хлебнул всего два глотка за компанию), он и не заикнулся о портвейне. Я и сам мог купить, но дело упиралось в этику собутыльничества нашего двора, которую никому не позволялось нарушать; вернее, можно было, только следовало оправдаться отсутствием денежных средств или еще чем-либо и непременно реабилитировать себя в следующий раз, но никак нельзя было нарушать этику из-за скупости. Короче, я намекнул Коле про свой любимый напиток, а он сделал вид, что не понял, и начал рассказывать очередную киношную сплетню — кто там у них с кем спит. Порядком обозленный, я сам купил портвейн и опорожнив полбутылки, высказал Коле все, что думал о его ненасытном жмотстве. На этом этапе выпивки он и разоткровенничался:

— Хм, понимаешь… у меня была тяжелая молодость… и я стал откладывать денежки, чтоб черный день не застал врасплох… Сам понимаешь, от нашего государства можно ожидать чего угодно, — здесь, как всегда, Коля выдержал затяжную «паузу», затем заключил с блаженной улыбкой:

— А так у меня лежат кое-какие сбережения и как-то греют… Вот выйду на пенсию, заживу в свое удовольствие, куплю дачку, машинку…

После этого глупого откровения мне сразу стало ясно, почему Коля жил закоренелым холостяком — ну какая нормальная женщина такое выдержит? Впрочем, одна такая нашлась — года два-три она наведывалась к Коле, а изредка — и он к ней. Внешне она была страшновата и возраст имела под стать Колиному, если не больше, — возможно, поэтому и привязалась к нему. Бывая у Коли, я не раз слышал, как она звонила, звала к себе, а он, наглец, почесываясь и зевая, бормотал:

— Дорогу оплатишь, приеду.

А потом, обращаясь ко мне, небрежно бросал:

— Хм, надоела! Ей от меня только одно надо… Не успею прийти, бросается в ноги и раздевает меня (да простит мне читатель вольную трактовку Колиного монолога — дурацкая стеснительность не позволяет передать его истинные словечки).

Два-три года Коля только и жаловался на эту свою знакомую — что «с ней нет задушевных бесед», что «ей не понять актерскую душу»; в конце концов эта женщина не выдержала Колиных завышенных требований и бросила его. В их последнюю встречу Коля и вовсе выкинул отвратительный номер: после ее ухода вдруг обнаружил пропажу какого-то медальона (скорее, то, что осталось от медальона, который кто-то выбросил за ненадобностью, а барахольщик Коля подобрал), позвонил своей подружке и проворчал:

— Как ты посмела?! Я тебе его показывал, а теперь он исчез. Кроме тебя никто не заходил!

Это было последней каплей, переполнившей терпение несчастной женщины. А через год, когда в доме меняли трубы отопления, Коля обнаружил злосчастную штуковину за шкафом.

И вот надо же, на удивление всего нашего дома в пятьдесят с лишним лет Коля объявил, что женится, и привел в свою захламленную хибару довольно красивую девицу. Тут же любопытные разузнали, что они познакомились на съемках фильма, где она была статисткой (а Коля уже только таскал софиты), что она из провинции, хочет стать актрисой, но провалилась в театральном училище; будто бы согласилась расписаться с Колей ради жилья и прописки и поставила условие — не прикасаться к ней и вообще не стеснять ее свободу (она рассматривала свою молодость как бесценный капитал); будто бы Коля пошел на это с тайной надеждой, что рано или поздно уломает барышню и фиктивный брак плавно перейдет в эффективный.

Как ни странно, но именно так и произошло. Вначале Коля приучил свою супружницу пить пиво, и в роли собутыльницы она оказалась гораздо талантливей, чем на съемочной площадке, — уже через месяц стала требовать от Коли крепких и (к его ужасу!) дорогих напитков и сигарет (здесь Коле пришлось потрясти свои сбережения — но цель оправдывала средства).

Освоившись в новой роли, девица существенно расширила ее диапазон — вошла в образ капризной особы: то ей нужны новые туфли, то деньги, чтобы сходить с подругами в кафе. Пританцовывая, она говорила:

— Не забывай, старикашка (так она называла Колю в настроении, в гневе — «старый черт»), у меня огромное будущее. Все говорят — у меня лицо Аллы Ларионовой, а фигура, как у Людмилы Гурченко, а танцую я получше ее. Когда стану кинозвездой, о тебе не забуду — куплю тебе хорошую квартиру.

Обычно заблуждения на свой счет приводят к разочарованию, но, похоже, девица ничуть не огорчилась поражению в театральном училище, была уверена — несмотря ни на что звездная слава ей обеспечена.

Коля исполнял все желания будущей кинозвезды, но его тревожили сбережения — они катастрофически таяли, и тогда он в свою очередь поставил условие молодой жене: выполнять кое-какую работу по хозяйству. Это было грубейшей ошибкой. В первый же день, когда Коля ушел на работу, его суженая выкинула из квартиры мебель-рухлядь на помойку (в общем-то, там ей и было место). Я думал, Коля убьет новоиспеченную хозяйку. Ничего подобного — промолчал и, скрепя сердце, раскошелился — выдал денежки на новую мебель — девица настолько запудрила ему мозги своими талантами, что он уже смотрел на нее разинув рот, а нам, его соседям, то и дело говорил о ее гениальности.

Дальше девица обнаружила недюжинные хозяйские способности — потребовала от Коли отдавать ей всю зарплату и деньги за левые приработки. Все это будущая кинозвезда высказала в повышенном тоне, поставленным актерским голосом, а для большей убедительности под конец вскрикнула:

— Ты жадный, старый черт! Трясешься над каждым рублем! У тебя нет сердца!

Чтобы осмыслить ее слова, Коля впервые выпил вина и, набравшись алкоголя и храбрости, без всяких «пауз» выдал зарвавшейся женушке:

— Хм, я докажу, что у меня есть сердце. Я готов на все.

Могу даже потратить все сбережения, но давай это… выполнять супружеские обязанности. Главные… Хотя бы изредка (я вновь недостаточно откровенно передал его прямолинейные слова).

Неожиданно девица согласилась, причем с такой легкостью, словно речь шла о выпивке, и в дальнейшем более-менее соблюдала договор.

С этого момента Колина семейная жизнь и пошла наперекосяк: во-первых, он умопомрачительно влюбился в молодую жену; во-вторых, в нем пробудился неистовый ревнивец: он следил за каждым ее шагом, подслушивал ее телефонные разговоры, копался в ее сумке, закатывал скандалы, когда она возвращалась поздно (она по-прежнему не ограничивала свою свободу), а наутро просил прощения, задаривал подарками и, что совсем невероятно, — за полгода их совместной жизни растранжирил почти все, что скопил за многие годы. От постоянной нервотрепки Коля весь извелся, высох, сильно постарел, стал ощущать боли в сердце.

Его жену это мало заботило; на киностудии она в открытую заводила романы, а дома, выслушивая Колины упреки, отвечала раздраженно и дерзко:

— Ты становишься нахалом, все больше и больше требуешь от меня! Маршировать перед тобой не надо?! Ты забыл, старый черт, что у нас с тобой договор! Остальное тебя не касается.

— Побереги себя, — сказал я как-то Коле. — Эта кукла угробит тебя.

— Хм, наверно, — устало кивнул он. — Зато я с ней живу как следует. И хрен с ними, с деньгами.

Похоже, от женитьбы Коля поумнел, до него дошло, что жизни на пенсии «в свое удовольствие» может и не быть и в его возрасте ничто не гарантировано, кроме дряхления.

Вскоре его благоверная с киногруппой отправилась на съемки в другой город. Два дня после ее отъезда Коля прямо задыхался от тоски и ревности, перед ним вставали жуткие сцены измены жены; на третий день, не выдержав, он взял отпуск за свой счет и тайно последовал за киногруппой, причем, как опытный детектив, заранее достал на работе бинокль, фотоаппарат, магнитофон, чтобы документально изобличить жену «в развратном образе жизни».

Он снял комнату напротив гостиницы, где остановилась съемочная группа, и с утра до вечера наводил бинокль на ее номер. И однажды увидел, как она обнимает мужчину. Пока бежал в номер, придумал несколько вариантов мести, но, открыв дверь, обнаружил совершенно чужую парочку — оказалось, накануне киношники внезапно уехали.

В какой-то момент Коля возненавидел жену и в приступе злости решил отомстить «за все» — вздумал за «бешеные деньги» (последние из сбережений) изменить ей с ее подругой, известной блудницей киностудии (свою известность она приобрела в постели одного известного режиссера); но в последний момент, когда блудница пришла к нему и разделась, явилась жена и объявила, что они все подстроили, чтобы уличить его в гнусности.

Дальнейшая судьба Коли мне неизвестна — несколько лет назад я уехал из того дома.

По одним рассказам, его раскаленное сердце не выдержало перегрузок, и будто бы, лежа в гробу, он погрозил жене кулаком. По другим — красотка жена ушла от него к молодому преуспевающему бизнесмену, забросила кино и просто катается на «мерседесе»; Коле не только не подарила квартиру, даже не сказала «спасибо», но вроде Коля переживал недолго, а выйдя на пенсию, начал увлеченно разводить аквариумных рыбок.

Этим последним рассказам хочется верить — ведь в сущности Коля, как все безобидные чудаки, скрашивал жизнь нашего двора и был моим сотоварищем по безделью в выходные дни и каким-никаким собутыльником, и надо отдать ему должное — он красиво расстался со своим «богатством», ну разве что ему не хватило размаха.