Хлеб из маргариток

Леонид Шевырёв

Безработный молодой геолог Архип принял предложение из Австралии поработать три года в одном из самых жарких мест Земли – пустыне Симпсона. Он стал тьютором для пяти будущих магистров- аборигенов, в т. ч. Дараны, потомственной «ведьмы» народа Аранта. В центре интриги – загадочная «Рука Бога» из рения, подаренная дедом. Сложные отношения между Архипом, его невестой Алиной, «держащим район» другом Кириллом и Дараной. Магия пустыни.

Глава 3. Университет

Архип отпросился на практику по геологической съемке в Семилуках на пару недель. Хозяину «Олимпика» заменить трезвого и не вороватого работника было трудно. Чтобы парня не потерять, на время решил сам поездить с товаром за рулём «копейки». Две недели свободы в июле оказались для Архипа немыслимо увлекательным погружением в совсем иную жизнь. Это было знакомство с пластами, несущими останки древних обитеталей. Морских раковин, лилий, рыб. Ортоцерасов, невероятных существ, потомков которых трудно отыскать в нынешнем Океане. Кажется, это очень ранние родственники осьминогов.

По оврагам Архип бродил с немолодым, но еще крепким профессором Саввой Гавриловичем Вишневским, которого между собой студенты именовали просто «Савва». Из десяти однокурсников, проходивших практику, лишь один-два, да и те поначалу, присоединялись к походам. Остальным было не интересно. Многие опасались из-за практики потерять приработок в Городе. Савва это понимал и не возмущался. Ясное дело, в нынешних обстоятельствах зачет по практике получат все. В итоге из учеников у Саввы остался один Архип.

День они проводили в маршрутах по Ендовищенским оврагам. На ночь останавливались в спортивном зале местной школы. Села вокруг полупустые. Народ в Город подался. Кирпичные храмы без крестов. Или вот: руины храма есть, а домов рядом ни единого. Поселение, значит, было, а руина — его бывшее центральное место. Однако в Синем Лапте все сохранилось. Купола церкви свежим золотом сияли. Крепким, выходит, хозяйственником оказался местный глава. У нас в стране от личности на любом уровне все зависит.

Савва присмотрелся к сиянию, вздохнул.

— Да, новые времена! Знаешь, Архип, чем теперь луковки церквей кроют? Не золотом как в старину. Нитридом титана! Блестит почти также, более стойкий.

Подумал, продолжил:

— Младенцу Христу восточные мудрецы-волхвы, по Евангелию от Матфея, принесли в дар золото, ладан и смирну. Оттого, наверное, купола у нас стали золотить. Однако нитрид титана волхвы Христу не приносили…

Разговоры с профессором неспешные. Тем множество. Вот Савва перевернул носком старого ботинка кусок фосфоритовой плиты.

— Времена, Архип, конечно, неважнецкие, но и они… пройдут. Обратите внимание, кстати, на белую кварцевую гальку в фосфорите. Значит, в меловом море здесь был недалёкий берег. А вот какая отличная устрица! Отнесём её к семейству Остреидае. Вполне съедобный был, кстати, моллюск. А там «гребешок», семейство Пектинидае. Все представители тоже съедобны. Заметьте, сколько отличной еды до нас не дошло. Это я к чему? И нам пора перекусить.

Постелили бесплатную газетку на фосфоритовой плите. Архип очистил селёдочку, пару варёных кортофелин. Разрезал большой помидор. Чай у путешественников с собой, в термосе.

— Итак, о чем мы? — продолжил Савва, отхлебнув чайку. — О жизни, конечно. Помнится, в 1964 году Дэвид Рокфеллер гостил в Москве. Сказанул членам Политбюро: «Знаю ведь я, что такое диктатура пролетариата. Отчего бы и вам не понять, что такое диктатура буржуазии?» Те тогда посмеялись. «Не будет такого». А теперь и нам с вами приходится понимать диктатуру буржуазии, непонятно к чему приспосабливаться. Чтоб им пусто было…

Архип внимал. Тут Савва снова что-то разглядел. Отставил в сторону кружку.

— О! Какой шарик, молодой человек! Стяжение серного колчедана. Из писчего мела. Сходите-ка. Рассмотрим.

Архип оставил кружку, принёс штуковину. С одного удара расколол молотком. Показались обильные серебристые «лучи», стремившиеся от центра к поверхности.

— Вот! Видите, как молода ваша конкреция? Только что из пласта, раз железный колчедан не окислен. На такое не меньше полугода надо. А если бы «шар» оказался пустотелым, как бы он назывался? Я на лекции рассказывал!

Архип только глазами хлопал. Савва укоризненно:

— Жеода, друг мой! А был бы из глины и карбоната? Да вы просто Гарпехрути, египетский бог молчания!

Архип покраснел.

— Септария! Учите, молодой человек термины и языки. Всё пригодится.

Архип не против. Только когда?

Оба замерли перед песчаным обрывом. Речка Ведуга недавно подмыла склон. Свежий песчаный пласт слепил на солнце глаза. Савва сел отдышаться на валун. Архип собирал «картофелины» из песчаника, ни одна на другую не похожа, звонко лупил молотком. Одна развалилась по трещине. Сверкнула под солнцем пленка яркого прозрачного минерала,

— О! — заметил Савва с удовлетворением и достал маленькую лупу.

— Да, по спайности, алмазному блеску, цинковая обманка. Быстро подскажите второе название!

— Сфалерит! — вспомнил Архип.

— Наконец, попали! Главная цинковая руда. Такого минерала здесь не видели. Готовьтесь сообщить об этом миру. Как вам заметочка с названием: «Первая находка сфалерита в меловой толще на Ведуге»? Думаю, в «Доклады Академии наук» возьмут. Придется поднапрячься, молодой человек!

Архип вздохнул. Когда этим заниматься?

Однажды в маршруте Савву с Архипом застал краткосрочный ливень. Спрятались в оказавшемся рядом старом колхозном сарае. Крыша текла, но всё лучше, чем на улице. Архип там и наткнулся на странную…раскоряку. Что-то вроде большого деревянного циркуля. Принес под глаза Саввы.

— О! — узнал тот. — Старинный педометр. Им когда-то нарезали участки земли. Тысячу лет не видел. Большая редкость.

Когда ливень прошел, Архип раскоряку потащил с собой.

— В школе оставим, — сказал. — Пусть дети знакомятся.

Савва не возразил.

Брели они как-то из маршрута по полупустой деревне. Крупные вишни свисали над забором. Тишина. Никого. Архип подпрыгнул и сорвал несколько ягод, хотел Савву угостить. Раздался крик, и к ним выскочила хозяйка. Вот тут парню пришлось немало услышать о себе и своих родителях.

— Нет, нет! — ответил ей Савва и ткнул указательным пальцем в Архипов нос:

— Чужое не тронь!

Парень запомнил.

После каждого дневного похода Архип проверял расставленные загодя «телевизоры» (рамки с сеткой) в мелких речушках со старинными чудными названиями Ведуга, Девица, Синий Лапоть. Ставил в глубоких ямах. Когда-то на Руси их называли ямарина, или вардига. Кто теперь помнит эти старые слова? Савва помнит. Работал на реке Индигирке в Якутии. В селе Русское Устье потомки казаков живут со времен Ивана Грозного. Традиции сохранили. Фамилию основателя села пятьсот лет берегут — Иван Ревров. Много там Савва старинных слов нахватался. Теперь и Архип их знает.

Иногда в…ямаринах попадались очень крупные караси, на всю сковороду. Их нужно было освобождать от присосавшихся черных миног, которых в том году развелось видимо-невидимо. Костлявые, конечно, существа, карасики, но приготовленные с луком и собранными на пойме шампиньонами получались отменными. Вечером их жарили на огромной сковороде, которую разрешали брать в школьной столовой. Однажды Архипу попал в «телевизор» крупный черный ротан — рыба с огромной головой. Из-за этих пришельцев с Дальнего Востока в речонках никого, кроме карасиков, нет. Больно охочи головешки, их еще зовут «пенсионерами» и «травянками», до чужой икры. Сочное мясо напомнило по вкусу хорошего судака. Съели с удовольствием. Вкусно. Бесплатно. А эта добыча Архипа озадачила. Пестренькая, широкая рыбка. Таких раньше не видел. Савва надел очки, рассмотрел. Сказал:

— В аквариумах их полно. Называется «солнечный окунь». Кто-то выбросил, видно, в реку.

В общем, не зря замечено: «Для успешного успеха нужно работать работу и делать дело, а не искать секретного секрета или чужого проектного проекта» (где такое подцепил, автор не помнит). У учителя и ученика свой проект неспешно развивался, образовательный. Первому есть о чем поведать, у второго любопытство большое. И талант — умение воспринять. Савва много рассказывал, Архип внимал. Мысли у профессора интересные. О новой жизни в России. О лозунгах, звучащих отовсюду: «Я ведь этого достойна!», «Если ты умный, почему ты бедный?»

— Слышал, Архип, о «законе Янте», по которому живут скандинавы?

Нет, конечно! Где он мог такое услышать? Архип отрицательно мотал головой. Рот полон горячей рыбы, куски язык обжигают.

— В северных странах со времен викингов и поныне принято затыкать хвастунов, кичащихся богатством, происхождением, высоким положением. Никому не дозволено считать себя лучше других. Книга есть, автор Акинмаде Экерстрём. Называется примерно так: «Лагом: шведские секреты счастливой жизни». В ней подсказывают состоятельным современникам: «Тебе будет проще с нами, если машина у тебя, не смотря на твоё богатство, будет как у нас. Если твой дом не будет угнетать нас громадностью. Делай так и вокруг тебя не станет ощущения несправедливости». А как у нас нынче?

Архипу ли не знать.

— Чем больше и дороже машина, тем хозяин круче. Успешней. Важней.

— Вот! Праздник павлиньего тщеславия. А если подумать? Ты выделился, вызвал зависть. О тебе нехорошо размышляют недруги. Есть смысл опасаться за себя и близких. Здоровье твое в опасности. В Новой Зеландии неважное психическое состояние выскочек описывают термином «синдром умника», по-английски «smartass syndrome»…Ведь что делают окружающие?

— Завидуют? — предположил Архип.

— Не только. Стараются посадить «умника» в лужу. Мудрые шотландцы такую неявную месть общества именуют «способом мышления крабов» (mentality of crabs). Когда какой-то краб пытается по головам собратьев выбраться из чана (в котором скоро всех сварят), остальные дружно отправляют его на самый низ. У всех должна быть равная судьба, полагают крабы.

— Да, — согласился Архип, — не любят тех, кто высовывается.

— Сегодняшние выскочки, тщеславные, высокомерные, заносчивые, не очень умны. Полагают, окрыжающие ими любуются, но чувства у тех другие. Счастливых в этой категории, Архип, немного. Легализуются умные, не болтливые. Те, кто меньше раздражал, больше думал о сокрытии награбленного. Поклонники бога молчания Гарпократа.

— Гарпократа?

Архип на ус мотал.

— Древние греки его у египтян позаимствовали. В Фивах, стольный град фараонов, он был Гарпехрути…

Это имя Архип от Саввы уже слышал. Вспомнил Кирилла с золотой цепью под малиновым пиджаком. А Савва все говорил. Тема, видно, задела.

— Чужие они русскому человеку, «новые русские». Русские художники писали иконы, а авторства не указывали. По зову сердца работали, Не для хайпа и бабла. А «эти» — чужие. Не поймут они Россию. Исчезнут.

Очень переживал профессор за судьбу отечественной геологии. Когда-то она задавала тон в познании недр Земли.

— Знаешь, Архип, в девятнадцатом веке на геологических картах породы разного возраста раскрашивали вразнобой. Как у кого получится. Было очень неудобно, приходилось долго вникать в подписи. А наш Карпинский Александр Петрович предложил единую раскраску для Планеты. И все согласились. Потому что в душу попал. Выразил то, что все ощущали. С тех пор отложения юрской системы на картах Мира голубые. Потому, что в юре было столько теплых, полных жизни морей. Меловая система стала зелёной. Как признание великого расцвета флоры в меловой период. А какой мощной была советская геология! Сколько независимых мыслителей… Теперь правят авантюристы. Даже академики геологические вторичны. Не очень они ученые, скорее, переводчики с американского.

Ученик слушал. В чем-то соглашался. Конечно, открытия советских геологов озолотили новых хозяев России. Им найденного пока хватает. Но так будет не всегда. Уже сейчас в России большие проблемы с самым нужным оксидным марганцем. Почти все его запасы остались на Украине и в Грузии. Неважнецкие у нас и руды хрома. Хорошие хромиты покупаем в Казахстане. Традиционная беда с ураном. Те месторождения, что есть, невелики и небогаты.

— Ничего, Архип, всё изменится. Люди переменчивы. Где модные недавно видиосалоны? Толстушки из «Гербалайфа»? Вот и на бандитов с «новыми русскими» мода пройдёт. Поймут, что за люди юристы и финансисты Высшей школы экономики. Нет, они не Адамы Смиты и не Марксы-Энгельсы. Осточертеют манагеры и офисная шпана. Станут пугалами чиновники, креативщики, болтуны-блогеры с потаенной мечтой о Мальдивах-Доминиканах как высшей на Земле награды. А вернется, Архип, тоска по улетающему в тайгу самолету. По геологу, который солнцу и ветру брат.

Архип вздохнул. Скорее бы. Пока не очень похоже.

Коек в школьном спортзале не было. Они спали на жестких грязноватых гимнастических матах. Мяч в углу лежал. Однажды Савва перед маршрутом взял его и с пяти метров забросил в баскетбольное кольцо. Архип восхитился, а Савва нахмурился. В глазах красноватые искорки промелькнули. Больше такого не случалось. Обоим полевая жизнь нравилась. Они занимались делом. Оба оказались интимистами. Что такое русский интимизм? Это умение видеть красоту и целесообразность в обыденных и даже неказистых вещах. В вылетевшей из глухого бурьяна дикой птице. Ужике, греющемся на солнце среди мусора на берегу Ведуги. Фрэнсис Жамм (Francis Jammes) обращал внимание Эренбурга на «убогое величие происходящего рядом». На красоту чисто выметенного двора, очарование старинного окна в наличниках, пыльных цветов за стеклом. Чтобы продолжить примеры месье Жамма, интимисты Савва и Архип прибрали свой спортзал и надраили до блеска от века немытый пол. Школьники в сентябре вернутся, обомлеют. Получилось в полном соответствии с лозунгом, сохранившемся в спортзале под потолком: «Нам не скачется и не корячится, сверху сил мы не переломлены. Мы советским знаком качества отпломбированы и отштампованы!» А другая сторона спортзала на такое откликалась: «И с нами на все времена Любовь, Комсомол и Весна!» Правда, неплохо? Немного жаль, что устарело.

— Хоть бы надписи оставили, — отозвался Савва. — Как-никак, история.

Не оставили. Пришли из очередного похода, а стены перекрашены. Свежая краска сохнет. Окна нараспашку, а дышать нечем. Савва вздохнул:

— Страна невыученных уроков. Кому-то нужно оставить нас без корней. Как болотную ряску.

Следующие две ночи профессор и ученик вынужденно провели на школьном дворе под кустом сирени. Было тепло и без дождя. Высказали ехидные соображения о том, какие лозунги (по-теперешнему, слоганы) новое время предложит стенам школьного спортзала. «Сбрось вес сейчас!». (Первоклашки изумятся). «Обогащайся!». «Я этого достойна!». «Ты умный? Почему бедный?». «Деньги — цветы жизни».

Дома Архип застал мать в слезах. Василия Геннадиевича нет. Ушел выпивать к своим снабженцам. Их с Архипом из квартиры гонит. Все планы на собственный особняк рухнули. Этот жулик Мавроди 27 июля (1994 год) понизил своим указом стоимость билетов МММ в сто двадцать семь раз. Деньги от продажи дедова дома сгорели. Дядя Вася зол и груб. Куда им теперь идти?

В девяностые годы от семейных неудач семьи рушились многими способами. Однако мать и сын в квартире дяди Васи прописаны. На улицу не выставить. Суд не даст. Это дед объяснил под яблонькой, куда внук на следующий день сходил. Парень рассказал и Кириллу о семейных бедах.

— Гнида твой дядя Вася, — среагировал тот. — Ну, ладно! Хочешь, Фантомасу скажу? Он к нему бригаду пришлёт. Припрут придурка в тихом месте к тёплой стенке. Когда окажется в глубокой задней полусфере, одумается.

— Ни в коем случае! Если что, пеняй на себя.

Кирилл усмехнулся.

— Грозишь? Не слыхал поговорку: «В кругу друзей не щелкай клювом»? Архип, ты реальный, четкий чел. Самого высокого уровня. Восьмидесятого. Я твой дружбан. Всегда помогу. Фантомас справедливый. Людей понимает. Шесть лет по Афгану с «веслом» бродил… Такое даром не проходит.

Ну, откуда Архипу знать, что «весло» это СВД, снайперская винтовка Драгунова?

Отчим Василий Геннадиевич заседал в подвале у сантехников среди быстро пустевших пивных бутылок. Клял жизнь, сожительницу Ольгу, работу, МММ, Лёню Голубкова. Ему только что удалось «толкнуть» полтонны университетской бумаги частному издательству. Деньги возникли из ничего. Собутыльники понимающие. Всем было, что сказать. Сантехники Руслан с Григорием кляли старые трубы, краны, вечные засоры. Уборщица Гюльнара, единственная дама, не довольна щербатым паркетом у ректора. Сколько ни три, грязь остаётся. Виктор Иванович, «джанитор», как себя именовал, был преподавателем, да удален с должности за «харассмент» (его выражение) по отношению к кафедральным лаборанткам. Критиковал качество преподавания.

— Ни у кого из препов огня в глазах нет! Годами несут одно и то же. Отстаивают время. Студенты на лекциях жвачку жуют, мол, гигиеническая процедура. Куда всё катится.

Гул стоял хороший. Каждый делился собственной обидой и согласно кивал остальным. За Гюльнарой уже приударил пожилой сантехник Григорий Иванович. Подсел ближе, подливал.

Мужик наш может выпить пивка хоть центнер (тьфу, десять декалитров), но и в укромный уголок при этом сбегает не раз. Приспичило и дяде Васе. Выбрался он в университетский внутренний двор из подвала, нетвердо направился к забору за трансформаторной будкой. Пошатывало, конечно, однако выкамаривал хорошо, По пути поприветствовал Конюхова, проректора по хозчасти, шедшего обратным курсом. Тот тоже был, кажется, не вполне в себе. В общем, мужики друг друга поняли. Уголок этот крепко полит вдоль и поперек, отчего даже трава не росла. Всегда сходило с рук. Только не в этот раз. Едва дядя Вася приступил к нетерпящему отлагательств процессу, как получил страшный удар. Током! Человек опытный, уже падая, пытался оказаться на земле подальше от места первоначального контакта. Так и получилось, но и там контакт с источником продолжился. Вот, что есть человеческая жизнь? Только что был здоровый, крепкий, почти счастливый и нестарый мужчина и — нет его! Откуда в традиционно мокром мужичьем месте ток со смертельным напряжением?

В подвале компания тоже не железная. Ждали-ждали дядю Васю да и сами подались в уголок. Только Гюльнара, как и положено даме, отправилась в известное ей место при ректорате. Увидев бездыханного дядю Васю, Руслан и Григорий Иванович вспомнили, что тут в земле когда-то закопали медный лист. К нему еще провод провели, заземление от ускорителя, что на втором этаже. Черт его знает, какие элементарные частицы там ускоряли, только прибор давно не врубали. Да и сейчас, кажется, он отключён. Дядю Васю перетащили на скамейку без проблем. Никого током не повредило. И с чего машина у физиков вдруг заработала? Вот и электрики отмечают: лучше изоляция, чем заземление. Дела…

Шум был большой. Следователи приезжали. Опечатанный зал с ускорителем вскрыли. Какие результаты, кто знает. На похоронах мама Архипа сидела сжатая в комочек, накрывшись черной косынкой. Соседи входили в открытую дверь, смотрели на гроб, вздыхали. Все были в курсе: покойный перед смертью на сторону ходил, С подругой решил расстаться.

— Это ему за грех, — твёрдо сказала мама сыну и Кириллу, когда после кладбища университетские разошлись. — Господь предательств не прощает.

— Ну да, — усмехнулся Кирилл. — Фантомас тоже. Он с Архипом закорешиться хочет, а тот рыло воротит.

— Спятил? Причем тут Фантомас?

— Конечно, не причем, — засуетился Кирилл. — Я так. Просто совпало. Вот у тебя «фатимка» есть. Она помогла.

Архип вспомнил, незаметно потрогал «руку бога» под рубашкой. Что-то горяча. Может, показалось.

Давно он хотел дедов подарок мудрому Савве показать. Что он скажет, интересно. Тут как раз вспомнил о том цинковом минерале в песчанике, что с профессором летом в Семилуках нашли. Сходил в свой чуланчик. Камня на месте не было. Другие образцы были, а этого, самого крупного, нет.

— Мам, вот здесь у меня кусок песчаника с практики лежал. Куда делся?

— А, — вспомнила Ольга, — сейчас, сейчас! Я его как груз на крышку с огурцами положила. Наверное, уже просолились. Возьми на балконе.

Архип сходил к баку. Там камень-то был, да только что с ним стало. Песчаник сохранился, цинковая обманка исчезла. Агрессивный оказался у мамы рассол, съел минерал без остатка. Весь его студенческий цинк теперь в маминых огурцах. Однако сейчас упрекать мать в чем-то не лучшее время. Архип поплелся в университет к Савве. Тот был удивлен. Камень рассмотрел.

— Досадно, конечно… Архип, как ты мог?

— Савва Гаврилович, так получилось… Мы с вами следующим летом еще найдём.

Профессор вздохнул.

— Писать заметку не хотелось?

Видно, не поверил версии с огурцами. Тут Архип и спросил его о «ладони бога». Чтобы неприятную тему сменить. Савве не до игрушек, у него скоро лекция, но талисман взял. Отметил, что для такой маленькой вещицы вес значительный. Рассмотрел в лупу. Согласился, что металл странноватый. Не серебро. То всегда с сероватой пленкой. Из-за сернистого газа от котельных.

— Ну, что, давайте определим, Архип, что за вещество. Говорите, старинная вещь из Индии?

Савва с Архипом поднялись на второй этаж в комнату, где разметили недавно поступивший в университет рентгеновский микроанализатор. С ним возился инженер-настройщик, который в тот момент просматривал газету.

— Горим, Савва Гаврилович, — сказал он, — заводы в городе закрывают. Куда теперь люди пойдут. А иные перепрофилируют. Делали кинескопы, стали — бутылки. Вместо экскаваторов — церковные колокола. Это дело? Электронику городскую режут. Отсталая, дескать. Эх…

Савва ничего не ответил, нахмурился. Инженер продолжил:

— У нас теперь в каждом районе городском — вторая власть. И свой предержащий пахан.

— Университетский район кому достался?

— Пишут, самому жесткому. Ник, а, может, погоняло, — Фантомас.

Савва попросил определить, из какого металла сделана «ладонь бога». Настройщик включил «Камебакс», закрепил под выходом рентгеновских лучей кулон. Вскоре пошли результаты анализа. Лента с цифрами ползла из принтера. Инженер вгляделся.

— Такого не может быть. Барахлит машинка. А ведь французское изделие. Говорили, мирового уровня. Как так…

Он немного растерян.

— Сейчас подрегулируем…

Савва с Архипом терпеливо ждали. После трех проверок результат стал однозначным. Инженер сказал:

— Уф! Дикая вещь. Но, кажется, точно. Кулон из… чистейшего металлического рения! Из рения, понимаете? Без примесей. Ну, не считая следов осмия. Его совсем чуть-чуть.

Савва нахмурился. Архип ничего не понял. Профессор ему сказал:

— Мне на лекцию. Вы идите в библиотеку, почитайте про рений. Завтра мне доложите.

Архип поплелся в библиотеку. Нехотя начал с тома БСЭ, но потом увлёкся. Читал и все смотрел на дедов подарок на столе. Ведь все, что там написано, — о странном материале, из которого сделана «рука Бога». По технике изготовления кулон, вроде бы, старинный. Ему сотни лет. Однако рений, из которого его отлили, человечество впервые увидело только в 1926 г. Тогда немцы Ида и Вальтер Нодак получили жалкие 2 миллиграмма. А кулон весит восемь граммов!

Дорог рений. За грамм дают до десяти долларов. Но без добавки рения в сплавы, из которых делают двигатели самолетов, ракет, те далеко и долго не летят. Лучший бензин получают при помощи катализаторов из рения.

Савва выслушал Архипово сообщение. Был явно не доволен. Когда тот завершил, спросил:

— И это всё!? И только? Негусто. Отчего вы, молодой человек, ничего не сказали об изотопном составе природного рения? А он необычный. На треть изотоп нерадиоактивный, а на две трети — радиоактивный. Который очень медленно распадается. Превращается в осмий.

Но это-то Архип уже и сам знал. Продолжил:

— Полураспад сорок три с половиной миллиарда лет! По количеству возникшего осмия думали определить возраст Вселенной. Не получилось…

— А почему? И каков возраст Вселенной?

— Столь медленно рений сто восемьдесят седьмой распадается в нормальной среде. Без ионизации. А в начале Мира было очень горячо. Превращение шло в тысячи раз быстрее. Поэтому возраст Вселенной, считают, тринадцать-четырнадцать миллиардов лет!

Савва довольно кивнул. Получается у парня.

— Некоторые и до двадцати пяти миллиардов лет рубеж появления нашего Мира дотягивают, но, полагаю, напрасно. Ионизация, это что?

Архип знает. Даже несколько обижен:

— Превращение обычных атомов в ионы. При нагреве, облучении, химическом воздействии.

— Неплохо, неплохо. Остается, Архип, сходить к физикам на масс-спектрограф. Определить, нормальный ли природный металл у вашего… сувенира.

Потом, получив распечатку от аналитиков, обо долго смотрели на него. Слишком велика была доля осмия, образовавшегося при распаде рения. Максимальная из известных. Почти равная возрасту Вселенной.

— Ну вот, — сказал, наконец, Савва. — Приехали. Двенадцать миллиардов лет материалу, из которого твой медальон, Архип. Может, это возраст Творца? Какую «руку» носите, мой друг! С цинком не получилось, теперь перед вами гора побольше: Его Величество рений. После такого мне надо вам что-то показать. Не здесь.

Они пошли к профессору домой. Открывая дверь, тот сказал:

— Давайте потише. Со мною живут сын Аскольд, жена-врач Нина Ивановна и её родственница Александра. У них своя группировка. Мы почти не разговариваем. Такие вот отношения.

К счастью, в квартире никого. Прочие жильцы куда-то вышли. Можно нормально разговаривать. У Саввы много книг. Пыльные папки с отчетами, написанными на пишущей машинке. Самодельные полки прогнулись от тяжести. На стенах фото человека, лишь отдаленно похожего на Савву. Здоровяка, в накомарнике, ветровке. В сапогах. Не верится, что это Савва в молодости. Неужели столь потрепанные жизнью люди когда-то были молодыми? Ныне профессор полусогнут, то и дело держится за поясницу. Слышит неважно.

На стенах много фото. Серых, плохо читаемых. На всех можно разобрать палатки и костры. Женщину, одну и ту же, рядом с Саввой.

— Хребет Снежный в Бурятии, — пояснил профессор. — А вот Северо-Муйский хребет. Через него туннелем прошел БАМа. Но в мое время о таком только мечтали.

Савва смел пыль с огромной рукописной книги, раскрыл. Посыпались черно-белые фото.

— Джезказган, — шамкал Савва, забывший, куда положил вставные зубы.

Серые воды, серое небо — казахское озеро Балхаш. Серый малоэтажный город — Джезказган. Теперь Жезказган, медная столица новой страны.

— Здесь мы интересовались как раз рением… Очень успешно…

Савва перестал шамкать, так как челюсть нашел.

— Когда в девяносто первом СССР не стало, Казахстану достался весь союзный запас рения. Шестьсот тонн, по другим данным, девятьсот. На миллиарды долларов. Так Россия расходилась со своими республиками. Ничего не просила. Ничего не получила. Где еще такая страна есть.

Покряхтев, Савва вскарабкался на стул, чтобы снять со шкафа крупный рыже-зеленый камень. На свету они разглядели в нём серую полоску, отливавшую металлом.

— Вот он рений, Архип. Открытый нами минерал джезказганит. Его в Мире больше нет нигде, кроме Казахстана, где провозглашён «государственным минералом». Гордятся им кахахстанцы. А Россия рений теперь покупает. И знаете, где его было больше всего на Балхаше? В древних речных долинах, скрытых под степью. Забирай отчеты, Архип. И камень. Вот тебе задача на жизнь: попробуй понять, где в Черноземье есть подобные древние долины с рением.

Архип кивал, но мало что понял. На свиданье к Алинке брел с пыльными сокровищами учителя. Занести домой времени не было.

Алинка была девушкой высокой, повыше Архипа, от природы стройной, хотя до идеала чуть-чуть не хватало (некому было девочке осанку ставить). Хороши у Алинки волосы, густые, каштановые. Очень мягкие. Глаза Алинкины карие, яркие, улыбчивые. И улыбка хороша, доверчивая, обезоруживающая. И руки Алинкины хороши. Пальцы длинные, тонкие. Стиль у нее свой. Ногти некрашеные, брови если и поправлены в парикмахерской у Ольги, Архиповой мамы, то чуть—чуть. Ресницы обычные, не длинные, не короткие, зато не наклеенные. Макияжем не пользовалась. Парням такое нравится. Недостатки были. Как минимум два. Первое — Алинка любила Блока (кто сейчас читает о «незнакомках»? ). Второе — грудь у нее почти незаметна. Ребята над Архипом по сему поводу подшучивали. Тот терпел.

Жила Алинка с мамой Мариной Ильиничной, школьной учительницей английского. Про отца ничего не знала. Разговор на эту тему дома не приветствовался. Девяностые годы меняли привычки. Могла ли Алинкина мама еще недавно предполагать, что поплетется с клетчатыми сумками в Восточную Турцию. За кожаными куртками, джинсами, кроссовками. Что будет сдавать добро в городе хищным южным ребятам, научится торговаться и стоять на своем. У нее не все получалось. Из-за того, что в отличие от прочих «челночниц», старалась что-то разглядеть для себя в вынужденных этих походах. Ведь турецкие ныне Карс и Эрзурум — Пушкинские места. Святые для русского гуманитария.

Деньги на первую поездку добыла, продав доставшиеся от бабушки книги. Там были шедевры. Достоевского «Дневник писателя за 1877, 1880—1881 гг.». Все четыре серии дореволюционной Всемирной библиотеки от А. В. Амфитеатрова до Георга Брандеса, отлично сохранившиеся. Теперь это состояние. Тогда — спасибо, нашелся ценитель, давший по минимуму.

Из Города до турецкой границы по реке Араксу, это за Батуми, автобус с челноками шел два дня. Турки за пограничным Араксом товар держали наготове. Можно было, загрузившись, возвращаться в тот же день. Пушкин не позволил. В первый «челночный» поход Марина Ильинична понеслась на местном автобусе в Карс (двести тридцать восемь километров), оставив сумки под надзором продавцов. Риск, конечно. Кто знает, насколько они надежны.

В 1878—1917 гг. Карс был главным городом Карской области Российской империи. Марина Ильинична, зачарованная, бродила по его улицам, где сохранилось немало домов в русском купеческом стиле. Но еще на подъезде к городу она думала о том, что вот где-то здесь, может, вон в той деревушке, Александр Сергеевич ел «проклятый чюрек, армянский хлеб, испеченный в виде лепешки пополам с золою». И ей тоже захотелось чурек. А вот где-то здесь, в центре тогда еще небольшого Карса, молодой, рвущийся в бой, армянин велел своей матери поэта покормить. «Скоро старуха приготовила мне баранину с луком, которая показалась мне верхом поваренного искусства». Марине Ильиничне тоже захотелось… шашлычка.

О, горы Карса, покрытые «печальными соснами». До Эрзурума от него сто семьдесят два километра. Места боев «пушкинского» июльского похода 1829 года. «Турки отсеченные головы отсылают в Константинополь, а кисти рук, обмакнув в крови, отпечатлевают на своих знаменах». «Пушка подымала нас на заре. Сон в палатке удивительно здоров. За обедом запивали мы азиатский шашлык английским пивом и шампанским, застывшим в снегах таврийских».

А есть ли сейчас в Эрзуруме «язиды», слывущие дьяволопоклонниками? Александра Сергеевича утешили: это «пустая баснь; они веруют в единого бога; что по их закону проклинать дьявола, правда, почитается неприличным и неблагородным, ибо он теперь несчастлив, но со временем может быть прощен, ибо нельзя положить пределов милосердию аллаха».

Где была заминированная турками сакля, в которой в гостях у генерала Раевского оказался поэт? Едва русские, узнав о мине, жилище оставили, случился взрыв. Разлетевшимися камнями придавило нескольких казаков. Где-то здесь Пушкину показали гермафродита — «высокого, довольно толстого мужика с лицом старой курносой чухонки».

А как Пушкину нравились слова пленного паши о поэтах, обращенные к нему!

«Благословен час, когда встречаем поэта. Поэт брат дервишу. Он не имеет ни отечества, ни благ земных; и между тем как мы, бедные, заботимся о славе, о власти, о сокровищах, он стоит наравне с властелинами земли и ему поклоняются».

Десятитысячная русская армия, занявшая Эрзурум, поразила жителей дисциплиной. Ни одного случая краж или мародерства. Русская воинская культура: не грабить, не клянчить, пленных не обижать.

Челноки в Карс и Эрзурум не ездили. И правильно. Крюк от Аракса полтысячи верст. Тамошняя торговля не очень. Да что там. Вот и у Пушкина про Эрзурум: «товаров в нем продается мало; их здесь не выкладывают,… в Арзруме больной может умереть за невозможностию достать ложку ревеня, между тем как целые мешки оного находятся в городе». Время идет, а что меняется?

На весь поход у Марины Ильиничны ушло три дня. И сорок три доллара, на автобусные билеты и воду. Огромные для неё деньги. Не жалко. С Александром Сергеевичем пообщалась.

Однако в связи с дальним походом хозяйки её квартирка закрытого гостиничного типа, с душем и туалетом без ванной, оказалась в распоряжении детей. Отработав свое, Архип на «копейке» нёсся к подъезду девушки испить настой из пакетика цейлонского «Ахмада». Было у Алинки чистенько. Аккуратная девочка. Альбомы семейные смотрели. Архип видак купил. Кассеты с фильмами брал в ларьках хозяина. Роскошные, недоступные прежде фильмы. Помните, конечно, «Хищника» с классным тогда ещё Арнольдом Шварценеггером. Вертолет, рухнувший в джунглях. Слеза из глаз издыхающего инопланетного чудища. Свирепое существо, а почему-то все равно жалко.

«Однажды в Америке» Серджо Леоне! «Крестный отец» Френсиса Форда Копполы! Алинка с Архипом смотрели в маленький мерцающий экранчик в темноте, прижавшись друг к другу. Подвывали нежной, чистой, до слёз печальной мелодии Нино Рото, пронзившей каждый кадр. Рвущий сердце плачь души, затолкнутой в грязь. Тоска о чистоте и любви. Сожаление, невозможное раскаяние, когда столько натворили. Фильм и тогда был немолодой (1972 г.). Только в девяностые до России добрался.

Алинка

И однажды Архип шестым чувством догадался: под халатиком прижавшейся к нему Алинки… ничего нет. Только Алинка. Парень смущен, озадачен. Не понял, как они оказались на Алинкиной кушетке. В комнате темнота. Экран видака светится, да мало что освещает. И мелодия звучит та же, великого Нино Рото: «Говори тише, любовь моя» («Speak Softly Love»). А ещё они слушали Кутуньо, Пупо, Рикки э Повери («Богатые и Бедные»), Риккардо Фольи, Аль Бано и Ромину Пауэр («Sharazan», «Felicità», «Ci sarà», «Libertà»! ), Сальваторе Адамо («Tombe la neige»), Джанни Моранди. Напористого и прекрасного Челентано.

У Алинки халатик расстегнут. Это на свету у неё грудь в профиль не заметна, будто её нет. Но что тогда это — мягкое, нежное, душистое под губами Архипа?

Алина поцеловала его, пахнущего едким семьдесят шестым бензином, трансмиссионным маслом (сегодня, как на грех, пришлось в «копейке» менять) да вдруг, некстати, чихнула. Архип, немытое ничтожество, растерялся. Алинка же спросила:

— Знаешь, Архип, чем пахнешь?

Архип вздохнул. Ему ли не знать.

— Солнышком пахнешь, — сказала девушка. — Свежим ветром. Свежим сеном. Ночным облаком… Рекой.

Вот! Не трансмиссионкой! У влюбленных своё обоняние. Юные они, не опытные. Три вечера под «Speak Softly Love». И — ничего не случилось…

Мама вернулась из Эрзурума. Прибыль после сдачи товара перекупщикам — шесть долларов. Мизер, конечно. Все равно, понравилось. С Александром Сергеевичем повидалась.

Нравился Архип старшекурснику—математику Яше. С ним он осваивал компьютер и ставший в Университете доступным интернет. Очень кстати. Приближалось время защиты квалификационной работы на степень магистра. Она не очень велика, страниц тридцать—сорок, да где набрать даже столько материала. Тему Архип выбрал грандиозную: «Есть ли рений в России?». Савва учил: чтобы результат был ощутимым, сразу нужно замахиваться во всю мощь, от души. Тогда на всю жизнь работы хватит. На защите ему даже поаплодировали, когда рассказал о древних подводных долинах Казахстана, в которых накапливались пески с медью и рением. Долины те не простые. Это трещины-разломы в мягких породах, промытые глубинными течениями. Рений попадал в море из недр с газами и накапливался в осадках. Вулкан Кудрявый на Курильском острове Итуруп и ныне рений так в воздух поставляет. Основной вывод: на Русской равнине рений нужно искать. Для того стоит выявить, где в прошлом здесь текли реки. Наше Центральное Черноземье для этого очень интересно. Под его почвами, глинами, песками скрыт огромный каменный хребет. Подлинный подземный Урал, хотя и втрое меньший. Так вот, в последние четыреста миллионов лет с него стекали воды в соседние котловины. Туда, где сейчас Ока течет. На юг, к Донбассу.

В итоге, Архипу красный диплом вручили. Приглашения на работу — нет. Не советские времена, чтобы выпускников распределять. Геологи, и не одни они, обществу не больно нужны. Разве что площадки под особняками «новых русских» проверять, чтобы те не сползли с домочадцами в овраги.

Перспектива молодого выпускника одна: дальше рулить на хозяйском «жигулёнке» по ларькам. А там как получится. О том и поведал Архип дедушке под яблонькой. Тот, ничуть не расстроенный, долго рассматривал диплом внука. Улыбался. Особо оценил, что «корочки» красные. Не пропащий, выходит, внучек, умеет делать дело хорошо.

— Порадовал ты меня. То, что сейчас работы нет, это пустое. Работящий и умелый человек своё непременно возьмёт.

Июльская ночь была грозовая. Небо в высоких электрических облаках. При вспышках молний их края отсвечивали красным. Ливень хлынул, а под раскидистой яблоней сухо. Прохладно стало. Архип снял куртчонку, чтобы дедушке накинуть на плечи. Блеснул при вспышке в небе серебристый амулет под горлом.

— Носишь! — обрадовался дед. — Она-то тебя и выведет, малыш, «рука Бога».

Архип согласен. Прижался к дедушке.

Скрипнул песок. Дел и внук подняли глаза. Кто-то подкрался к ним незаметно, скользящим шагом. Словно ниндзя. Откуда деду с внуком знать, что так сербы в Боснии проходили поля с противотанковыми минами. Голова в поднятом капюшоне. Лица во вспышках сухих молний не разглядеть.

Архип, будь один, испугался бы. Старый моряк и бровью не повел.

— Ты кто?

Привстал, заглянул под капюшон. Отступил потрясенный.

— Ну вот, — изменившимся голосом сказал Архипу, — его только не хватало. Ладно. Присаживайся, Алексей.

Подвинул пришельцу чурбак.

Алексей? Архип не сразу понял, кто это. Звериным чутьем сообразил, по слабому духу табачному, поту. Вот, выходит, кто. Отец…

Дед суров. Вопросил:

— Что ты сделал с Олей, моей дочкой? Своей семьей…

Голова в капюшоне все ниже. Пришелец… плачет?

— Не мог по-другому… Всё вокруг гибло…

— Ну, и кого ты спас?

Пришелец сбросил капюшон, повернулся. Части черепа нет. Правой височной кости.

— Никого. А хотел помочь всем. Прежде всего, русским.

И Архипу:

— Не нужен я тебе?

Архип вскочил, бросился к отцу, попробовал обнять пятнистую, пахнущую грибами-навозниками накидку боснийского снайпера, а… никого нет! Руки сквозь воздух пролетели.

Да… Библейский сюжет, конечно. Единение, пусть небесспорное, русских мужиков трех поколений. Один ушел, другой пришел, третий наготове. Как патрон за патроном, уходящие в ствол русской трёхлинейки. И так без конца. По жизни мужики, вроде, разные, а в глубинной основе едины. Всё меняется, много о чем вокруг говорят, но придет пора действовать, поступать будут в соответствие с глубинным стержнем. И Архипова очередь, кажется, подошла. Что там по этому поводу у Морды Ушастой?

Жизнь все расставит по местам:

Вернутся те, кого не ждали,

Вернется все, что мы отдали,

И что когда-то дали нам

Архип затаскивал ящики со средством Бравекто (от блох и клещей у кошек и собак) в очередной ларек «Олимпик», когда к «жигуленку» подбежала Марина, Саввина аспирантка.

— Архип, — чуть отдышавшись, затараторила она. — Срочно к шефу на кафедру. Тебе бумага пришла. Из Австралии!

Что за хреновина? Архип озадачен.

Потом выяснилось, не бумага. В электронной почте кафедры, которую только месяц назад установили, обнаружилось пространное послание от Школы физических наук Университета Южной Австралии. Он в городе Аделаида. Савва уже прочитал его и с интересом смотрел на Архипа, не нужно ли тому помощь с переводом. Нет, не нужна. Алинкина мама не напрасно помогала другу дочери. И англо-русский словарь Владимира Карловича Мюллера (сто шестьдесят тысяч слов) Архип не зря в «жигуленке» возил.

Адресовано письмо заведующему кафедрой, то есть Савве. Вот оно.

Уважаемый сэр!

Недавно в интернете мы познакомились с темами магистерских диссертаций, защита которых состоялась на Вашей кафедре. На нас произвело большое впечатление разнообразие тем диссертантов. Особое внимание привлекла работа Архипа А. Лобынцева. В ней автор рассмотрел подходы к обнаружению древних речных долин, не выраженных в современном рельефе. Для нашего штата Южная Австралия это актуально. На севере штата расположена очень слабо изученная пустыня Симпсона — около пятидесяти тысяч квадратных миль горячих песков (143 тысяч квадратных километров). Белые люди пересекли ее впервые только в 1886 г. (Дэвид Линдсдэй), потом через полвека — скотовод Колсон (1936 г.) и Мэдиган (самый знаменитый, но тоже давний переход, 1939 г.). В 1960-е годы несколько трасс через пустыню прошли французские нефтяники. Нефти не нашли. И это всё.

В пустыне есть колодцы, которые аборигены используют десятки тысяч лет. Карт колодцев нет, источники, питающие их водой не известны. Возможно, это и есть система древних долин, погребенная под песками, вроде той, о которой рассказал в своей диссертации Ваш выпускник г-н Лобынцев. Это причина, по которой мы решили его пригласить на работу в наш Институт минеральных и энергетических ресурсов для проведения научно-исследовательской работы. Предлагаем ему контракт на три года, в течение которого он не должен покидать объект исследований для обеспечения их непрерывности. При выполнении этого и некоторых других условий г-ну Лобынцеву по завершению срока контракта будет выплачено вознаграждение AUD 500 тыс. (USD 330 тыс.). Содержание, снаряжение, питание предоставляются Университетом безвозмездно.

С нетерпением ожидаем Вашего ответа.

Руководитель Пакета Северных программ Университета Аделаида Прамод Кумар Сарасвати, Доктор Философии.

Похоже на розыгрыш. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Ну, не грешно ли смеяться над не очень удачливыми современниками? Интернет тогда у нас только появился. Его немедленно освоили хитрецы. Лохам рассказывали об их сумасшедших выигрышах в лотереи. Переведите небольшую сумму на указанный адрес, и получите «oodles of oof» (гору денег). Многие переводили. Доверчив бывший советский люд. Однако и он понемногу учился.

— Сарасвати? — задумчиво произнес Савва, рассматривая письмо. — Помнится, это имя индийской богини речи, которая летает на лебеде. При выдохе-вдохе будто бы люди слышат: «хам-са», «хам-са». Это на санскрите «лебедь»…

Все смешалось в странном письме: Австралия, Индия, дикая пустыня. Почему там надо искать погребенные речные долины, если со всех сторон континента тёплые моря? Предлагаемый гонорар показался Архипу невероятным. Филантроп Сорос тогда славно приватизировал бывшую советскую науку. Выдавал каждому ученому с пятью статьями в определенных журналах по пятьсот долларов. На них русский ученый бедняк мог с семьей продержаться год. Получившему эти копейки, присваивалось звание «соросовского» профессора. Австралийцы же особо ничего не требовали и сходу предлагали в тысячу раз больше.

— Ну, не сходу, — возразил Савва, — обрати внимание, заплатят только после трех лет работы. До конца срока ты у них в лапах. Немного напоминает приглашение на каторгу. И какие гарантии, что точно заплатят.

Они вместе просмотрели в интернете, что известно об университете Аделаиды. Конечно, процветающий вуз. В его составе пять прославленных в мире науки НИИ. Среди выпускников и сотрудников пять Нобелевский лауреатов. С университетом был как-то связан Говард Уолтер Флори, один из подаривших человечеству пенициллин. Место, где родились забавные открытия. Где получены свидетельства того, что животные иногда превосходят людей способностями к познанию окружающей среды. Или доказано, что мозг человека привыкает к жирной и сладкой пище еще в утробе матери.

Ладно, Архип подготовит ответ со всеми вопросами, и они с Саввой его обсудят.

Такое не может не захватить. Теперь Архип думал только о письме, мотаясь по своим торговым точкам. Однако все же заметил, белый и очень аккуратный голубок все время следовал за его машиной. Архип остановится у очередного ларька, пойдет открывать багажник, а голубь (может, голубка, уж больно грациозная и аккуратная), тут как тут. Сядет на ограду поближе, перья встряхивает, оправляет, на парня внимания не обращает. На последней точке Архип решил птицу угостить. Насыпал перед ней крошки «чоко-пая», ларечница бракованную пачку отдала водителю (всё равно, не купят). Голубок (может, голубка?) к крошкам не притронулся, заковылял по земле к машине. Словно за собой звал. Архип глянул. Мать честная! Жирное пятно под правым колесом «жигуленка». Так и есть, тормозной шланг лопнул. Жидкость из бачка вытекла. Тронулся бы с места, не миновал аварии. Новый шланг у парня с собой. Архип поблагодарил птицу. Оглянулся — нет её. Сладкими чоко-паевыми крошками не заинтересовалась.

Работы со шлангом часа на полтора. Прокачать тормоза помогла ларечница. В благодарность Архип скупил у неё множество шоколадок, кругленьких, оформленных под монетки в золотой фольге. Неликвидный товар. Ларечница довольна.

Зато Алина сердита.

— Где ты был?

Не мутную же историю о тормозном шланге рассказывать.

— Представляешь, Алинка, — начал Архип, — зашел я в «Олимпик» «фанту» купить, смотрю, дама на кассе странная. На плече попугай, один глаз под черной повязкой, а сдачу дала золотыми дублонами!

И высыпал на стол множество шоколадных монеток, сверкнувших золотом.

Алинка хмыкнула.

— Может, в бутылочках тогда ром, а не «фанта»?

Не очень у Архипа прокатило. Тогда парень рассказал о белом голубе, точнее, голубке, который весь день за ним летал и помог неисправность выявить. Это понравилось больше.

— Архип, — убежденно сказала Алинка, — ты видел своего ангела-хранителя. Абсолютно точно. Был рядом весь день, ничего не просил. Пытался обратить внимание на опасное состояние машины. Добился своего. Ты нашел… этот рваный шланг. Зачем ангелу твой чоко-пай? Когда они маленькие, их мамы кормят, а подрастут, хватает счастья того, кого охраняют.

Тут-то Архип и показал письмо из Аделаиды. Распечатанный перевод. Из него девушка поняла, друг исчезнет на целые три года. Она нахмурилась. Не любят девчата, когда друзья пропадают, тем более, на столько. У пары теперь состояние… средней весёлости.

— Ты поедешь?!

Архип долго рассказывал потом, что об этом думает. До типуна язык натрудил. Многое, дескать, пока неясно, но если получится, у них в жизни все будет хорошо. Свой дом будет. Здесь и сейчас его профессия геолога никому не нужна. Перспектива всё та же — кока-колу по ларькам развозить. А в пустыне он чему-то научится. Если не обманут, вернется с деньгами, Можно будет и здесь своим делом заняться. Например, рений поискать. При успехе, дальнейшие перспективы хорошие.

И неожиданно:

— Алинка! А давай поженимся? Если из Аделаиды аванс пришлют, на свадьбу хватит! А я до Австралии и на велосипеде доберусь.

Девушка серьёзна. Не отказала, но и согласия не дала. Печальное ощущение возникло у парня — между ними холодок пробежал.

Началась почти ежедневная переписка с доктором Прамодом. Для этого следовало резко подтянуть английский. Из Аделаиды требовали заполнить подробную анкету. Интересовались не только родителями, но и дедушками с бабушками. Савва советовал не удивляться. У наших призывников, если они являются кандидатами в Кремлёвский полк, та же процедура. Генетическую предрасположенность к определенному поведению никто не отменял. В Австралии, заселенной на первых порах каторжниками, это понимают.

Много времени уделял австралийскому диалекту английского. В нем немало слов, прихваченных из говоров аборигенов. Вот и название столицы «Канберра» на языке нгуннавал, одном из девятисот местных, означает «место для собраний». Золотые лихорадки девятнадцатого века привлекли в Австралию искателей лучшей жизни разных народов. Во Вторую мировую войну здесь размещались многие тысячи американских военных. Сопровождавшие их изделия Голливуда вытесняли привычные слова из речи бывших каторжников. Местных полудиких лошадок «брамби» (brumby) американцы превратили в привычных им «бронкоу» (branco), т. е. в мустангов. Местные пастухи овец «драуверы» (drover) и коров «стокманы» (stockman) стали как один ковбоями. Могучая она, Америка, всех переплавит.

Или вот. Девушки и дамы постарше предпочитают язык «стандартный» и «изящный». Это десятая часть населения. Большинство народа любит «небрежный» стиль. Примерчик? Продавец, отвечая на вопрос о стоимости при расчете за бургер, может сказать:

— Аттлеби айтнайни (Attlebee aitninee).

Догадаешься ли, что на нормальном английском это «That’ll be eight ninety» («С вас 8 оззи и 90 центов»)? Местные австралийский доллар зовут «оззи» (aussie)…

Непонятно, трудно, захватывающе. Голова у Архипа небольшая, ёмкая. Всё впитывает. Есть ли в Австралии соотечественники? А как же! Еще Миклухо-Маклай хотел организовать массовый переезд русских крестьян на континент. Не получилось. Однако позже состоялись пять волн русской эмиграции. Бежали от войн и революций. Из освобожденной нами Европы туда стремились те, кого встреча с Красной Армией не радовала. В перестройку тоже бежали, конечно. К кенгуру. За лучшей жизнью. Людей с русскими корнями в итоге накопилось в Австралии шестьдесят семь тысяч.

Пожелания Аделаиды последовательны, серьезны. Для заключения контракта австралийцам много чего нужно. Например, сертификат о состоянии здоровья, оформленный по международному стандарту. С освидетельствованием на СПИД. С этим в Городе большая проблема. Одноразовых шприцев, и тех не хватало. Его Районное Величество Фантомас с подачи Кирилла помог. Одна из копий сертификата ушла доктору Промоду. Вторую Архип оставил себе. Про запас. По совету Саввы и в народном стиле. Потребовалось предъявить водительские права международного образца. Архип было попробовал их оформить, да, как водится, наткнулся на сложности в ГАИ. Очереди огромные, жаждущих толпы. Бланков мало. Плюс, что с ними делать, не понятно. И вновь Фантомас не подкачал. «Рermis de conduire» международного типа нашему пареньку на дом привезла полицейская машина. Вы всё ещё плохо относитесь к институту «крышевания»? Увы вам тогда. Попробуйте в три ночи занять очередь к мастерам свистка и жезла и по пути на гоп-стоп не попасть.

Наконец, оформленный контракт из Аделаиды пришел. В нем все как согласовали. Три года работы. Окончательный расчет в последний месяц. Пришёл аванс. Три тысячи долларов. На билеты и экипировку. Немыслимая для девяностых годов сумма. Доктор Промод рекомендовал (но не настаивал) лететь через Лондон. Потому, что проще. Из Хитроу есть прямые рейсы до Аделаиды с несколькими посадками. В пути около суток. Архип прикинул, это, может, и проще, но до Лондона от Москвы еще нужно добраться. Две с половиной тысячи километров в противоположную от Австралии сторону. От Москвы же до Аделаиды меньше четырнадцати тысяч верст. Другое дело, что прямых рейсов из России в Аделаиду и вообще в Австралию нет. Нужно добираться с пересадкой до Сиднея. Оттуда до Аделаиды по прямой тысяча двести верст. Как утверждают рекламные проспекты, этот путь на велосипеде можно проехать за шестьдесят девять часов, потратив триста семьдесят тысяч калорий. Собака пробежит расстояние за шесть дней. Человек пешком прошлепает дней за десять. В последнем случае рекламщики загнули. В день ножками по сто двадцать километров? Кенгуру, может, смогло бы.

Авиакомпаний на маршруте несколько. Самые дешевые билеты у китайских Чайна Саузерн Эйрлайнс и Эйр Чайна. Другое дело, везут они людей неспешно. Пересадки в Гуанчжоу или Пекине. Ожидание стыковок до восемнадцати часов. Арабские «Катар Эйруэйс» и «Этихад» пошустрей. Пересадку в Дохе или Абу-Даби обеспечивают за два-три часа. Недурно, да билеты дорогущие.

Времени Архипу, конечно, жаль, только в его положении «китайцы» привлекательней. Девятьсот зеленых, и он будет в Сиднее. До начала его контракта ещё сорок пять дней. Самое время приобретать билеты, особенно «эконом-класса со скидкой». Сделано! Билет есть.

Летит он в Австралию поздней осенью. В Южном полушарии лето только начнётся. Значит, шортики нужны. Готовился скрупулёзно. Больше половины присланных денег отнес в сбербанк на валютный счет матери. В месяц она будет снимать себе на жизнь по пятьдесят долларов. Продержаться можно. После смерти отчима мама сильно сдала. Неясно, сможет ли работать.

Алинка? Должна понимать, какая у него спешка. Как сложно с его никакими знаниями по уши входить в геологию Центральной Австралии. Барбосом с совсем пустой головой явиться перед иноземными коллегами неудобно. До женщин такое, по Алинке видно, доходит непросто. Прощальный свой подарок придумал необычный. Купил на остатки австралийских денег щеночка хаски. Дорогущая собачка, но красавица. Глаза голубые, вся белая, только на голове немного черного. Привитая от всех хворей, с хорошей родословной. Кличку придумал: Зорро. Загадочный киногерой, загадочное собачье существо. Кто знает, что из кобелька вырастет. Укомплектовал подарок специальным, для щенят хаски, кормом «Фёст Чойс». Состав! Многие люди, полагаю, не против отведать: мука из ягненка и сельди, сушёная мякоть томата и свеклы, коричневый рис… Много чего. Большая коробка. Надолго хватит.

Алинка польщена. Рада. Да и кто не улыбнётся, глядя, как маленькая прекрасная животинка бредёт к полной кормушке, покачиваясь от непобежденной пока младенческой слабости.

— Вот! Без меня будет, кого погладить.

Алинка очень ласковая.

Савва прощался с Архипом на кафедре. Попили чайку.

— У тебя, Архип, все задатки исследователя. И ты летишь в края, про которые мало кто знает. Не только в России. У каждого края на Земле свой дух. Попробуй понять пустыню Симпсон. Её дух. Расскажи о ней людям. Ты вернешься мудрым, Архип. Мы тебя будем ждать.

Архип кивнул.

— И вот еще. Не отказывайся там от своей России. От того, кто ты и что ты наш. От небогатого родного Города. Не очень счастливого университета. Те, кто делают иначе, чтобы у чужих стать своими, счастливыми не становятся. И своими тоже

Это Архипу понятно.

На вокзале в Австралию его провожали Кирилл и Алинка с Зорро на руках. Долгие проводы — лишние слёзы. Прощальную встречу Архип приурочил к самому отправлению московского поезда. Последним на вокзал подъехал Кирилл, представил друзьям свою новенькую «Субару Легаси».

— Ну чё, — спросил, — как драндулет? Двадцать тысяч баксов!

— Красавец! — восхитился Архип.

Забрались вместе с Зорро и Алинкой в салон. Подышали волшебным запахами новой хорошей кожи, качественных автомобильных жидкостей. Мужские духи так не пахнут.

Архипу понравился логотип «Субару»: шесть звезд, вписанных в голубой овал.

— Не Южный Крест?

Кирилл пожал плечами. На хрена ему о том знать? На ученых дураках теперь воду возят. Он не дурак. Ему не надо забивать голову ненужной ерундой.

Потом Архип сам узнал, что на логотипе не Южный Крест. Так выглядит звездное скопление М45, что в созвездии Тельца. Оно и есть по-японски «Субару». Самая крупная звезда — Альдебаран, одна из ярчайших. Почему звезд шесть? Так получилось. Шесть автокомпаний объединились в 1953 году. Самая крупная из них «Фуджи Хэви Индастрис» (Fuji Heavy Industries) и назначила себя «Альдебараном».

Время вышло. Нужно прощаться. Когда поезд тронулся, Алинка и Кирилл пробежались немного по перрону рядом с окном друга. Махали руками. Даже Зоррик на руках у Алинки, почувствовав общее волнение, тявкнул. Последнее, что увидел Архип в родном Городе, был белый голубок на ветке привокзальной липы. Он, казалось, напряженно наблюдал за набиравшим ход поездом, потом пролетел немного рядом с вагоном Архипа и отстал. Не умеют ангелы-хранители лететь быстрее состава, что несся в Москву со скоростью два километра в минуту.

— Ну что, Алин, — спросил Кирилл, когда вышел с девушкой на привокзальную площадь, — корешок наш исчез? Не забывай, позванивай. Что надо, по мобиле перетрём. Слово пацана немало значит.

Прищурился, оценивающе осмотрел девушку, словно её никогда до сего времени не видел. И, играя ключами:

— Подбросить до дома?

— Спасибо, — нахмурилась та. — Мы с Зорриком ещё погуляем.

«Субару» взвизгнул стартером. Умчался.