Яркие огни

Леся Амурская (2023)

Семнадцатилетняя Аделина никогда не знала своих родителей. Вместе с состоятельными опекунами она покидает Северную столицу и переезжает в крупный южный город. Попав в элитную академию, Лина оказывается в уже привычном для неё мире «золотой молодёжи», но всё меняется, когда обстоятельства сталкивают её с двумя лучшими друзьями.Даня сильно отличается от своих одноклассников: он не носит дорогую одежду, не ведёт разговоры о бизнесе. Он лишь живёт мечтой стать известным музыкантом, зарабатывая деньги на улицах города. Его жизнь полна творчества и… жутких секретов, которые грозятся вот-вот вырваться наружу.Денис — полная противоположность Дани. Наследник крупной бизнес-империи и надежда влиятельного отца, мечтающего вырастить себе достойную замену. Кажется, что жизни троих разных подростков никак не должны быть схожи между собой, но всё меняется, когда она переплетает их судьбы, чтобы каждый мог зажечь свой яркий огонь и найти самый главный путь в своей жизни — путь к самому себе.

Даня

В ту ночь я практически не спал. Но эта бессонница не была той, к какой я уже давно привык. Не было жутких кошмаров, ночных приходов отца, мыслей о безысходном положении…

Нет. Это было другое. Во-первых: разговор с очень хорошей девушкой, длившийся почти до четырёх часов утра. Да, её номер телефона было непросто достать. Хорошо, что староста нашего класса имеет контакты всех учеников, в том числе и новеньких. Сам не знаю, почему мне так сильно захотелось с ней поговорить. Наша случайная встреча на набережной стала для меня приятным сюрпризом. Я был рад встретить Лину, думал, неплохо было бы познакомиться с девочкой вне школьных стен. Она — новенькая, а таким нелегко приходится в новом месте и незнакомом окружении.

Но, оказалось, Лина как-то невольно запала мне в душу. Мы прекрасно поговорили с ней в тот вечер, у нас оказалось достаточно-таки много общего: мы обладали схожим музыкальным вкусом, она, как и я, любила готовить — экспериментировать с разными продуктами, придумывая новые блюда, обожала даже маленькие путешествия и общение с творческими людьми.

Мне с ней было легко и спокойно, казалось, будто я разговаривал со своей родственной душой, и мне не хотелось прекращать наш с ней телефонный разговор, даже когда стрелки часов шагнули далеко за полночь.

Об этом светском приёме, который устраивала семья Лины, я узнал от Дениса. Он позвонил мне накануне поздно вечером и сказал, что понятия не имеет, как ему вести себя в доме Озерцовых. Основной проблемой было присутствие на этом мероприятии семьи Линовских — Дэн боялся, но боялся не столько резкого поведения Ани, сколько нахождения Юры рядом с Линой. Уж он-то знал — парень не так прост, как кажется, и, если девушка действительно поведётся на его уловки, манеры, знаки внимания, то всё это грозит закончиться не очень благоприятно.

Я расспросил её о вечере, узнал, как прошёл приём, из чего сделал вывод, что Дэн так и не объяснился с Линой. Как оказалось, случилось то, чего мы оба боялись — Линовский в её глазах оказался милым парнем, а Денис так и остался самовлюблённым эгоистом. Я не стал давить на девушку и узнавать подробности, поскольку знал, что для неё этот вечер был настоящей пыткой. Я удивился тому, что она терпеть не могла такие приёмы, удивился, как негативно она всё это воспринимала. Возможно, типичность этих мероприятий сыграла свою роль, и засела в сознании Лины, как нечто фальшивое и ненормальное.

Признаться, мне нравилась в ней эта простота. Она жила с богатыми опекунами, имела всё, что душе угодно, но не делила людей на достойных и недостойных. Меня это притягивало, и я смог в очередной раз убедиться, что не просто так эта девчонка повстречалась на моём пути.

Никогда не думал, что к человеку может так тянуть. Такое я ощущал лишь однажды, когда понял, что Лиля Соловьёва целиком и полностью заняла все мои мысли. Но в Лилю я был уже давно влюблён, а с Линой было что-то другое. Мне казалось, будто я разговаривал с собственной душой — схожесть мыслей, мнений, вкусов и каких-то жизненных устоев давали мне уверенность в возможности без страхов открыть для человека свой внутренний мир. Но определённые преграды всё-таки были, и я пока не мог ни с кем ими поделиться, кроме Дениса.

Но мы недолго обсуждали прошедший вечер, мы больше болтали по душам: опять же, наша любимая тема — музыка; делились различными интересными историями из своего детства. Оказалось, будучи маленькой, Лина славилась настоящей шкодницей!

Однажды семилетняя Лина вместе с подругой решила в одной из комнат квартиры Озерцовых организовать настоящую полосу препятствий. Найдя нитки для шитья, девочки перевязали ими всё помещение: обвязали ручки двери и шкафов, обмотали ими всевозможные статуэтки и вазы, зацепились за ножки кресел и дивана, даже обмотали ими одну из штор. Для девочек это была своеобразная игра: нужно было проползти через натянутые нити, желательно, не задев их. Конечно же, чтобы их шорохи не вызвали лишних подозрений у родителей, которые сидели в соседней комнате, они решили закрыть дверь. По классике жанра, конечно же, притихшие девочки вызвали много подозрений у взрослых, а когда дядя Лины открыл дверь комнаты, воздух сотряс грохот фарфоровых ваз, статуэток и декоративных светильников.

Сейчас Лина вспоминала это и смеялась, думая о том, как ей и её подруге вообще смогли простить подобное. Ведь одна из ваз, которая тогда стала жертвой детских игр, имела довольно-таки высокую стоимость.

— А казалась такой тихой, такой милой в школе, — я мечтательно глядел в потолок своей комнаты, лёжа на кровати и прижимая телефон к уху, — а оказывается, ты — тот ещё чертёнок!

— Ой, да брось, Дань! — она рассмеялась. — Зато, мне есть, что вспомнить. Сам-то, наверное, и не такое вытворял в детстве, да?

Я невольно повернул голову и взглянул на фото, которое, по-прежнему спрятанное в старенькую рамочку, стояло на моей прикроватной тумбе. С него на меня смотрели родные глаза, казалось, мои собственные.

— Да, — я грустно улыбнулся, — ты права.

Её голос действовал на меня как-то очень необычно: мне казалось, что, разговаривая с Линой, я чувствовал себя защищённым — защищённым в моральном плане. Я знал, что не услышу в свой адрес неприятных слов, знал, что она не будет меня осуждать за то, что я не принадлежу к той же социальной категории, что и она, знал, что Лине совершенно не интересно, что думают обо мне другие люди — она предпочитала изучать личности самостоятельно, не обращая внимания на чужое мнение.

Я лыбился, как идиот, не переставая слушать её голос. Он был мне приятен, признаюсь, чертовски приятен! Наверное, именно так звучал и мой внутренний голос: он так же отзывался, так же успокаивающе действовал, позволяя мне хоть на мгновенье забыть о привычных проблемах.

Я был полностью расслаблен, чувствовал себя очень спокойно ровно до тех пор, пока не услышал внизу скрип входной двери. Этот звук заставил меня резко перемениться в лице. Отец явился. Мне пришлось прервать разговор с Линой, неуверенно сославшись на то, что у меня завтра дела с утра пораньше. Но, кажется, она не заметила подвоха. Я положил телефон на тумбочку и, схватив футболку со спинки стула, вышел из комнаты.

Я спускался медленно, стараясь не создавать лишнего шума, несмотря на то, что посторонние звуки заполонили собой весь первый этаж. Кряхтение, непонятные бормотания, глухие звуки, будто что-то легко ударялось о стену. Нетрудно было догадаться, что творилось в коридоре, как и то, чем мой выход из комнаты может закончиться.

Я осторожно высунул голову, и в мой нос резко ударил запах сильного перегара. Даже поморщился от неприязни, несмотря на то, что этот «аромат» давно стал практически неотъемлемой частью нашего дома. Казалось, стены давно пропитались им, пол и потолок тоже, а ежедневное проветривание стало тому доказательством — всё было тщетно, ничто не могло избавить когда-то чистый и приятный дом от этого ужаса.

Как я и думал, отец еле стоял на ногах, его шатало из стороны в сторону. Он стоял ко мне спиной, прикладывая огромные усердия, чтобы снять непослушную ветровку. Несколько раз чуть не упал, но смог удержаться. Для меня это была совершенно привычная картина — ничего нового.

Отец, бормоча что-то себе под нос, неуклюже повернулся, бросив верхнюю одежду на пол, и уставился на меня затуманенным взглядом.

— О, сын! — он расплылся в неприятной улыбке. — А ты чего не спишь? Тебе же завтра в школу рано вставать.

— Завтра воскресенье, — недовольно произнёс я. — Вернее, уже сегодня.

— Да? — он непонимающе уставился куда-то на стену.

Я вспомнил, что ещё вчера там висели часы, но утром они просто взяли и упали. Стекло разлетелось по всему коридору, пришлось тщательно пройтись веником и пылесосом по всем углам небольшого помещения.

Отец перевёл пьяный взгляд на меня и осмотрел сверху вниз.

— Я…разбудил тебя?

Я взглянул на себя, поняв, что футболка так и осталась зажатой у меня в руке. Да и чёрт с ней! Сейчас самым главным было уложить отца и ещё не получить за это.

— Есть хочу, — произнёс он, наигранно расправив плечи. — Приготовь мне что-нибудь!

Я уже давно перестал обращать внимание на его приказной тон. Что ж, состряпаю ему что-нибудь по-быстренькому и уложу спать.

Отец неуверенной поступью направился в сторону кухни и неуклюже опустился на стул. Я же встал у плиты и разбил в сковородку несколько яиц. Кухню заполонил аромат.

— Знаешь, Дань, — тихо произнёс он, — ты совершенно не имеешь никакого права меня осуждать. Никакого права!

И тут он резко ударил кулаком о стол. Я от неожиданности чуть не подскочил на месте, учитывая ещё тот факт, что стоял к отцу спиной.

— Ты…, — продолжил он, — ты понятия не имеешь, через что мне пришлось пройти!

Такое ощущение, что только ему одному…

— Твоя мать поступила, как последняя…

— Замолчи! — не выдержал я, хоть, от части, и понимал его обиду.

Отец замолк, но посмотрел на меня, как волк на загнанную в ловушку жертву. Я знал, чем всё это может закончиться, но мне давно было уже всё равно. Я стерплю, как обычно делал это. Переживу. Выдержу. Но не позволю ему распоясываться.

— Что ты только что сказал?! — ярость в его глазах заставила меня задуматься о путях к отступлению.

Я молча выложил яичницу на тарелку и небрежно поставил перед отцом, даже вилки ему не подал. Но он даже не притронулся к ней, сверлил меня опасным пьяным взглядом, а я терпел.

— Повторяю, что ты только что сказал?! — он резко вскочил с места, но шатнулся и повалился на пол вместе со стулом, который задел ногой.

Каким же он мне казался мерзким! И это человек, который в детстве учил меня кататься на велосипеде, который играл со мной, помогал с уроками в первом классе, который всегда укладывал спать, желая каждый раз приятных снов? Нет. Не он. Это уже давно был не он. Из любящего отца и мужа, из образованного и приличного мужчины он превратился в настоящего алкоголика, для которого горячительные напитки стали дороже всего на свете, дороже собственного сына — единственного человека, который не бросил его после случившейся трагедии.

— Ешь и иди спать, — спокойно произнёс я.

Сейчас с ним было совершенно бесполезно разговаривать, не было никакого толку. Завтра он уже забудет о том, как пришёл домой, как сидел на кухне, прожигая меня ненавистным взглядом.

— Ах ты, мерзавец! — он попытался встать, но получилось у него не сразу. — Как ты смеешь со мной так разговаривать, щенок?! Я — твой отец! Ты обязан чтить меня, слушаться и не задавать, — он икнул, — лишних вопросов.

Отец попытался замахнуться на меня, но я успел отскочить в сторону. Он снова упал, но встал резвее, чем до этого. Мне не хотелось даже находиться рядом с ним, настолько он был мне противен…

— Ты такой же, как твоя мамаша! — процедил он, пошатываясь. — Жалкий сопляк! И почему на ЕГО месте не оказался ТЫ?!

Эти слова отдались сильной болью где-то глубоко в душе, и только я мог понять их смысл. Я бы предпочёл оглохнуть, чем услышать эту фразу ещё раз. Казалось, будто кто-то безжалостно проткнул моё сердце и не собирался останавливаться на этом. Злиться на пьяного родителя было бесполезно, но осадок всё равно остался.

— Ешь и иди спать, — процедил я сквозь зубы.

Я не собирался дальше вести этот диалог, поэтому развернулся и направился в сторону лестницы.

— Ах ты, паршивец!

Я слегка обернулся на брошенную отцом фразу, и в этот момент скуловую кость пронзила резкая дикая боль. От неожиданности я отшатнулся, оперившись одной рукой на стену, а другой, касаясь лица. Я не сразу понял, что произошло, сообразил лишь, когда взглянул на ладонь — пальцы были в крови. Я выругался, а потом перевёл взгляд на пол, на котором валялись осколки тарелки и яичницы. Отец запустил в меня своим ужином.

— Не смей мне дерзить! — донеслось до меня.

Я уже хотел было послать его куда подальше, но не стал этого делать. Я быстро преодолел лестницу и зашёл в ванную комнату, заперев за собой дверь. Струйка крови уже достигла моих губ и стремительно направлялась к подбородку. Самое главное, что глаз не был задет. Я коснулся скулы, и та болезненно заныла. Включив кран, я осторожно смыл кровь, чтобы не задеть рану. Разбил всё-таки, но хорошо, что тарелка не прилетела мне по голове, а то было бы хуже. Я обработал скулу, делал это уже «на автомате», заклеил пластырем, но это не скроет синяка, который совсем скоро «украсит» моё лицо.

Я смотрел на себя в зеркало и не понимал, как моя жизнь до такого докатилась. Казалось, что там — в далёком детстве — я существовал в теле другого человека. Я жил жизнью маленького мальчика, который внешне был очень похож на меня, но всё же являлся кем-то другим. Он жил, не зная горя, жил в хорошей семье с любящими родителями. У него были мечты, цели, было к чему стремиться и на кого ровняться. А что сейчас… Остались только отчаявшийся парень, закалённый страшными событиями, и отец-алкоголик, который ничего больше не видел в своей жизни, кроме бутылок.

Я отчаянно заставлял себя успокоиться, старался выровнять дыхание, но внутренняя боль, пытавшаяся вырваться наружу уже ни один год, не давала прийти в себя. Я вцепился пальцами в раковину, борясь с диким желанием разбить кулаком зеркало, вцепился, не чувствуя пульсирующей в скуле боли.

Да пошло оно всё!

Я вышел из ванной комнаты и направился к себе. Натянул джинсы, свежую футболку, наспех набросал в рюкзак немного вещей, схватил фото с тумбы, телефон и направился в коридор. Всё, с меня хватит! Моё терпение кончилось. Ноги моей здесь больше не будет, пока отец находится в доме.

Наспех завязав шнурки на кроссовках, я всё же заглянул на кухню. Отец лежал на столе и храпел. Завтра он даже не вспомнит о том, что запустил в меня тарелку, осколки которой устилали собой весть пол под ногами. Не удивлюсь, если вообще не заметит моего отсутствия дома.

Я схватил ключи, накинул куртку и вышел из дома. На улице было прохладно, даже пар вырывался изо рта. Было темно, но фонари горели достаточно хорошо, чтобы я мог уверенным шагом идти в сторону нашего с ребятами гаража. Посплю сегодня там, а потом…посмотрим. Полнейшая тишина напрягала меня, я вообще не любил, когда наступало такое затишье. Я остановился, открыл рюкзак и достал из внутреннего кармашка наушники, вставил их в разъём телефона и включил первую попавшуюся песню.

Я не знал, что делать дальше, но почти в пять утра мозг категорически отказывался напрягаться и думать над этим вопросом. Я ушёл, не знаю, навсегда ли, но ушёл. И, должен признаться, такого облегчения, как сейчас, я не испытывал уже очень давно.

Я не появлялся в школе до пятницы. Причин было несколько. Во-первых: инцидент с отцом, о котором мне напоминал большой синяк, украшающий моё лицо. С такой физиономией я не мог даже на улицу выйти, а уж тем более появиться в классе. Я прекрасно знал, чем мне грозила эта ситуации. Люди имели представление, что у меня за семья, знали, что отец — алкоголик, знали, что мы еле-еле сводим концы с концами, что я сам подрабатываю, как могу.

Мне семнадцать, до совершеннолетия оставался год, и за это время могло случиться всё, что угодно. На протяжении последних нескольких лет, я был на краю пропасти, и каждый раз боялся сорваться вниз. Моё падение могло перевернуть всю мою жизнь — я мог оказаться в интернате, мог навсегда попрощаться с тем, что мне дорого, мог больше никогда не увидеть друзей и отца, которого уже не раз грозились лишить родительских прав. Мне приходилось постоянно выкручиваться из ситуаций, придумывать что-то, лгать всем, кто заходил слишком далеко, копаясь в мой истории. И с каждым разом мне было всё тяжелее и сложнее бороться с этим.

Раньше у моей семьи был хороший достаток. Отец сам лично оплачивал мне обучение в школе, какое-то время даже занимался финансированием, пока позволяли средства. А после случившейся трагедии и из-за последующего отсутствия денег меня хотели исключить из учебного заведения. Но меня спасла Маргарита Артуровна — директор. Не знаю, каким именно образом, но она сумела перевести меня из статуса «платника» в статус «бюджетника». По сути, я учился как человек, прошедший огромный конкурс, а по факту остался на своём же месте и не платил за это ни копейки. Этой женщине я был очень многим обязан, ведь искренне хотел достойно окончить школу и не упустить возможность получить хорошее образование в будущем.

Вторая причина, по которой я не появлялся в школе почти неделю — сильная простуда. Гараж, в котором мы часто засиживались с ребятами, не отапливался. Видимо, всё ещё холодные ночи дали о себе знать, сыграв с моим здоровьем злую шутку. Сначала я почувствовал слабость, потом сильную головную боль и першение в горле. Чуть позже, когда в гараж пришли друзья, выяснилось, что всё тело ломило от высокой температуры. Ксюша позвонила своей маме (она работала фармацевтом в местной аптеке), спросила, какие лекарства могут помочь. Девушка составила список и вернулась с маленьким набитым пакетиком медикаментов. Стас смог раздобыть где-то электрический чайник, Ромка принёс продукты, которые не требовали особых условий хранения и приготовления, а Денис забрал из дома два обогревателя.

Он сильно злился, когда я рассказал обо всём. Не понимал, почему я не позвонил, когда ушёл из дома, почему вместо того, чтобы прийти к нему, я остался в этом гараже. Денис долго уговаривал меня пожить какое-то время у него, но я даже слушать не стал. Я не хотел доставлять неудобства ему и его семье и, должен признаться, не хотел лишний раз пересекаться с его отцом.

Я видел, что он беспокоился и не понимал многих вещей, но это был мой выбор — осознанный, хоть в какой-то степени и глупый.

В среду мне стало лучше. Температура спала, но боль в горле всё ещё осталась. Вечером меня навестил Дэн, принёс воду и кое-что из еды. Мы поставили чайник и включили обогреватели на всю мощность, чтобы к вечеру помещение хорошо прогрелось, и я не задубел ближе к утру.

— Хочешь ты того или нет, — начал Дэн, отпив глоток горячего чая, — но, если ситуация не разрешиться до конца недели, я силком притащу тебя к себе домой. И плевать, что скажет отец, — в этих его словах послышалась лёгкая горечь.

Я прокашлялся.

— Нет, Дэн, — покачал я головой, — это исключено.

Друг посмотрел на меня таким взглядом, будто готовился придушить. Да, моё упрямство частенько выводило его из себя.

— Врезать бы тебе, конечно, чтобы вся дурь из башки вылетела, — недовольно процедил он. — Подумай о себе хоть раз!

Я лишь улыбнулся, но ничего не стал ему отвечать. А что он должен был услышать? То, что я не собирался чувствовать себя обузой, что вполне мог справиться со своими проблемами самостоятельно? Но, глядя в глаза друга, я видел лишь отрицание — нет, я не мог с ними самостоятельно справиться…

— Кстати, ты так и не рассказал мне о приёме в доме Озерцовых, — произнёс я, после чего откусил кусок от бутерброда. — Могу предположить, что с Линой ты так и не объяснился, да?

Денис помолчал какое-то время, а потом, нервно пригладив ладонью тёмные волосы, посмотрел мне в глаза.

— Не смог, я этого не отрицаю. Но, не потому что испугался, а потому что рядом с ней тёрся Юрка.

Я поперхнулся, услышав эту фразу. Несколько капель чая упали на мою постель.

— Что? — спросил я в перерыве между кашлем. — Он всё-таки разговаривал с ней? Что он хотел от неё?

— Того, чего и всегда, — Дэн как-то странно посмотрел на меня, — он пользуется тем, что все девчонки от него тащатся, ни одной юбки не пропускает. Думаю, Лина его зацепила. Она разговаривала с ним, но как-то осторожно, отстраненно, что ли, — он снова сделал большой глоток и поставил чашку на маленькую тумбочку рядом с чайником. — Если девушка так поступает, значит, она цепляет сильнее. Не к добру это, Дань, понимаешь? — друг заметно нервничал. — Он пригласил Лину на свою вечеринку в выходные. Вот, что я тебе не сказал.

Я отрицательно покачал головой.

— Нет. Она не поведётся на это.

— Уверен? — он не переставал странно смотреть на меня. — Она сказала ему, что подумает. А тут я ещё…

Я напрягся.

— Что, ты?

— Я начал её отговаривать, сказал, что, если она умная, то не примет это приглашение. Думаю, я тем самым её только раззадорил.

Это мне совсем не понравилось. Лина и Линовский? В голове не укладывается! Пускай этот подлец для развлечений ищет себе какую-нибудь дутую куклу, каких полно в его окружении, но не втягивает в свои похождения Лину! Она не была похожа на остальных, она была другой. В этой девчонке была загадка, настоящая тайна, которая вынуждала её разгадать. А уж о её открытости, доброте и непорочности я вообще молчу.

Я и сам удивлялся тому, что не переставал думать об этой девчонке. Она каким-то странным, непонятным для меня способом забралась в мои мысли и даже не собиралась оттуда уходить. Должен признаться, это меня слегка тревожило. Единственная, о ком я так непрерывно думал — Лиля Соловьёва, а теперь ещё и Лина, будто призрак, блуждает в моей голове. Но я не мог сказать ей: «Уходи!», не мог выкрикнуть «Прочь!», мог шептать лишь: «Останься…».

— Ладно, — выдохнул я, — я поговорю с ней о Линовском и его вечеринке. Надеюсь, она послушает.

Дэн не переставал на меня подозрительно пялиться, и тут я уже не выдержал:

— Денис, в чём дело? — я крайне редко обращался к нему по полному имени.

— Ты разговаривал с ней после того, как вы встретились на набережной?

Ситуация принимала интересный поворот.

Я виновато опустил глаза на секунду, сам не знаю, почему.

— Да. Мы разговаривали с ней по телефону в ночь, когда я ушёл из дома.

— Тогда всё понятно, — тихо произнёс он.

— Что именно?

Друг сложил руки в замок.

— Она спрашивала о тебе сегодня. Остановила меня в коридоре, хотела узнать, где ты, почему на звонки не отвечаешь.

Мой мобильник сел вчера утром. Собираясь в спешке, я оставил зарядное устройство дома, а своё запасное Дэн принёс мне только сейчас.

— Она…остановила тебя?

Он кивнул головой.

— Да, но толку от этого разговора не было. Она услышала от меня то, что и все остальные — версию про болезнь. Но про тот инцидент в школе и моё поведение в их доме она даже слушать не стала.

Я помолчал немного.

— Мы разберёмся с этим, дружище.

Дэн покачал головой и улыбнулся мне уголком рта.

Я знал его достаточно много лет, чтобы понять одну простую вещь — его что-то беспокоило, что-то он старательно пытался от меня скрыть. Но я не стал давить на него. Это же Дэн — мой старый добрый приятель, лучший друг, названый брат. Придёт время, он сам всем поделиться, но только, когда будет готов.

В пятницу я всё же появился на пороге школе, но пришёл не для посещения занятий, а для того, чтобы объясниться с Маргаритой Артуровной. Она сделала вид, что поверила липовой справке, которую качественно подделала Ксюша, как и истории о том, что я случайно оступился и полетел кубарем вниз со ступень собственного дома, что вполне могло оставить такое заметное повреждение на моём лице.

Директриса не требовала объяснений, не задавала лишних вопросов, лишь уведомила меня о том, что моя группа официально утверждена на участие в Весеннем школьном концерте. Эта новость стала лучшей за последние несколько месяцев. Я был счастлив и немного взволнован, ведь действительно задумывался о том, чтобы, стоя на сцене — перед всей школой — открыть свои чувства Лиле.

— Послушай, Даня, — Маргарита Артуровна сложила руки на столе, подобно школьнице, — ты уже знаешь, что будешь делать после окончания школы?

Этот вопрос загнал меня в лёгкий ступор.

— Пора тебе определяться со своим будущем, со своей дальнейшей жизнью, — женщина сделала паузу. — Ты уже знаешь, куда хотел бы поступать?

В последнее время мне было не до этого. Несколько лет подряд я думал лишь о том, как бы мне заработать денег, чтобы не помереть с голоду, а тут поступление…

На самом деле, я прекрасно знал, что хочу связать свою жизнь с музыкой. Да, банально, ненадёжно, немного глупо, но это именно то, что требовала моя душа с самого детства. Мне постоянно говорили: иди в экономику, менеджмент, подумай о юриспруденции, об IT-технологиях, об армии, в конце концов, но всё это было не по мне… Не привлекало меня то, к чему стремились все мои сверстники.

— Тебе необходимо определиться хотя бы с перечнем экзаменов, которые будешь сдавать в следующем году, — она тяжело выдохнула. — Я понимаю, что тебе сейчас очень нелегко. То, что произошло в вашей семье…несёт определённые последствия. Но я знаю, что у тебя есть все шансы наладить свою жизнь, если ты этого действительно захочешь, — директриса поправила очки. — Ты совсем неглупый парень, Даня. Ты умный, решительный, очень старательный, показываешь неплохие результаты в учёбе, но я всё же переживаю о том, что будет с тобой дальше.

— А дальше будет вот что, — не выдержал я, — сразу же после получения аттестата, я соберу вещи и уеду из этого города. Пока не знаю, куда, но знаю, что навсегда.

Я не любил, когда посторонние люди вмешивались в мою жизнь. Да, какая им разница, что со мной будет, куда подамся, как буду жить дальше?

Я понимал беспокойство Маргариты Артуровны, ведь она прекрасно знала, что мне пришлось пережить, и что я пытаюсь скрыть ото всех в настоящее время. У неё был дар — она видела всё, что от неё так тщательно прятали, умела наблюдать, но могла так же дать и дельный совет.

Она опустила глаза в стол, а потом снова подняла их на меня уже более решительно.

— Даня, пойми же, я никак не хочу тебя задеть или обидеть, но я больше не могу спокойно смотреть на то, что происходит в твоей жизни. Думаешь, я не знаю, что у тебя большие проблемы с отцом? Не знаю, что ты тайком подрабатываешь в выходные и в будни по вечерам? — её решительности не было ни конца, ни края. — Да, — она посмотрела на мою липовую справку, — я не знаю, как тебе удалось достать это, но тому, что ты упал с лестницы, я не верю.

Я не знал, что ей ответить. Она и так всё прекрасно понимала. Но, если я выдам отца, начну подтверждать её мысли, то мне самому не избежать проблем.

— Даня, ты знаешь, что всегда сможешь ко мне обратиться, если появятся проблемы. Я не собираюсь как-то вредить тебе, моя цель — помочь. Но, очень прошу тебя, подумай над тем, что я тебе сказала.

Я неуверенно покачал головой. Мне оставалось лишь убедить женщину, что со мной всё будет хорошо.

Как только я вышел из кабинета директрисы, я почувствовал, как провибрировал мобильник в кармане моей куртки. Я включил экран и увидел SMS от отца: «Уезжаю на объект в соседний город. Буду дома через неделю».

Не скрою, эта новость меня очень обрадовала. Мысль о том, что я могу поспать в своей кровати, а не на старом диване в гараже, грела душу. К тому же, стоило наконец-то заняться генеральной уборкой. Дом уже давно требовал чистоты и глотка свежего, непропитанного алкоголем, воздуха.

После разговора с Маргаритой Артуровной я направился в актовый зал школы. Подходил к концу шестой урок — скоро школьники разбегутся по домам, и меня никто не побеспокоит. Свою гитару я оставил дома, а возвращаться туда не очень хотелось, пока отец не уедет на работу. Именно поэтому мне пришлось воспользоваться имуществом школы.

Когда гул множества голосов стих за дверью зала, я взял свою семиструнную подругу в руки и, присев на край сцены, начал наигрывать красивую нежную мелодию, знакомую мне с самого детства.

Я таял в этих нотах. Они всегда трогали меня, касались самых глубин моей души, завладевали моим сердцем, и я всецело становился пленником этой музыки. Казалось, меня уносило из реальности, когда я слышал эту мелодию. Я был где угодно, но только не здесь.

Мои пальцы нежно перебирали струны, рождали новые и новые аккорды, всё дальше унося меня в неизвестном направлении. Мне предстояло играть эту мелодию на концерте, надеюсь, она дойдёт до сердца той, кому я посвящаю эти нотные строки.

Но этого было недостаточно. Мелодия существовала, я знал её наизусть с довольно-таки ранних лет, но человек, который обучил меня ей, так и не успел написать к ней текст. Я знал, что должен закончить эту работу не только потому, что песня должна была прозвучать на концерте, а потому, что я считал это своим долгом — завершить то, что когда-то начал один дорогой мне человек.

— Очень красивая мелодия, — произнёс знакомый голос, когда я закончил играть.

Я дверях стояла Лина. Она ласково улыбалась, глядя мне в глаза, свободной рукой она придерживала сумку, которая висела у неё на плече.

— Привет, — я не смог скрыть ответной улыбки.

— Не помешаю?

— Конечно, нет, — я отложил гитару в сторону. — Заходи.

Девушка закрыла за собой дверь и направилась ко мне. Она оставила сумку с учебниками на рядом стоящий стул и присела на край сцены.

Около минуты она изучающе смотрела на меня, да и, должен признаться, сам не хотел отрывать от неё взгляд.

— Как самочувствие? — её голос прозвучал очень тихо.

— Ну-у, — протянул я, — почти здоров.

— Почти? — она хитро улыбнулась, глядя мне в глаза.

А потом её пальцы осторожно коснулись моего лица — того места, где виднелся большой синяк и скрытая под пластырем рана.

От этого прикосновения по моей коже пробежала приятная дрожь, будто лёгкий электрический разряд пронзил всё тело. Я не переставал смотреть ей в глаза — в её карие глубокие глаза.

— Мне не стоит спрашивать? — её взгляд был совершенно спокоен.

Я улыбнулся чуть шире и, покачав головой, произнёс:

— Не стоит, — я сам не заметил, как перешёл на шёпот.

Она кивнула и убрала руку.

— Ты очень классно играешь, Даня — играешь с душой, — сказала она, переведя взгляд на гитару. — Чья она, эта песня?

Мне были приятны её слова.

— Эту мелодию написал мой дедушка, когда был ненамного старше меня. Он очень любил музыку, буквально дышал ею. Был преподавателем в местной музыкальной школе, — я снова взял инструмент в руки. — Это он научил меня игре на гитаре, благодаря ему я могу с головой погружаться в этот…удивительный мир.

— Теперь понятно, в кого ты такой романтик, — заключила она.

Я улыбнулся. Не смог этого скрыть.

— Я хочу исполнить эту песню на Весеннем концерте, но дедушка не успел написать к мелодии слова.

Повисло недолгое молчание.

— Знаешь, я думаю, что, несмотря на отсутствие слов, ты прекрасно знаешь, в чём её содержание, — произнесла она. — Напиши слова сам. Уверена, у тебя получиться. Кстати, — Лина задумчиво прищурилась, — а что поспособствовало созданию этой мелодии?

А поспособствовала этому любовь…

— Он написал эту мелодию, когда встречался с моей бабушкой, — я вспомнил, как незадолго до своей смерти он сам рассказывал мне об этом. — Она была из состоятельной семьи, вокруг неё столько парней вилось! А мой дедушка из работяг, который был безумно в неё влюблён. Несмотря на разные социальные статусы, это не помешало им быть вместе. И вот он решил сделать ей предложение на городском выступлении. Писал несколько дней, придумывал мелодию, смотрел, что в неё можно вложить. Хоть и не было слов, бабушка сама всё поняла, когда услышала мелодию. Он тогда сказал, что посвящает её той самой, той единственной любви, которая была у него в жизни. А потом, после финального аккорда, он пригласил бабушку на сцену и предложил стать его женой. Как говориться: «Happy end!»

— Прекрасная история, — я заметил её неподдельный интерес. — Но, почему именно эту мелодию ты хочешь исполнить на концерте? Мне казалось, что это, хм…такая интимная вещь.

Говорить ей или нет? Может, стоит посвятить её в детали? Я знал, что мог доверять Лине, хоть и был знаком с этой девчонкой, по сути, всего несколько дней. Но была какая-то граница, которую я не мог преодолеть, которую не мог просто так взять и сломить. Может, всё дело в том, что Лина играла в моей судьбе далеко не последнюю роль? Или мне это просто казалось?

— Иногда стоит делиться такими вещами, чтобы почувствовать освобождение, — тихо произнёс я, не в силах назвать истинную причину моего такого решения. — Слушай, на самом деле я хотел с тобой поговорить.

Она уставилась на меня во все глаза.

— О чём?

Чувство странного беспокойства накрыло с головой.

— Я тут узнал, что Юра Линовский звал тебя к себе на вечеринку.

Лина мигом переменилась в лице, казалось, в её глазах блеснули искорки злости.

— Это Гранин тебе рассказал?

— Лина, он переживает за тебя, — похоже, этими словами я ввёл её в ступор. — Поверь, Денис хорошо знает этого человека, знает, какой он и на что способен. Я сам лично тебя очень прошу, — пауза, — не ходи туда. Это всё может очень плохо закончится.

Она как-то странно посмотрела на меня.

— Даня, вот объясни мне одну вещь, — Лина сложила руки в замок, — что связывает тебя и Дениса? Ты такой замечательный парень, а он…

— Тот ещё засранец, я знаю, — улыбнувшись, произнёс я.

Девушка сначала вытаращила глаза, а потом рассмеялась вместе со мной.

— На самом деле, Дэн очень хороший человек. Да, характер непростой, но он мой лучший друг с детства, и за всё это время он ни разу не заставил меня усомниться в нём, — я перевёл дух. — Лина, та история с Аней и…

— Давай не будем об этом, — она пошла в протест. — Время само покажет, кто есть кто.

Я кивнул головой. Не хотел на неё давить лишний раз. Не хотел, чтобы она вспоминала то, что сильно её задело.

— Но, я всё же убедительно прошу тебя подумать о вечеринке Линовского. Очень прошу, — шёпотом добавил я.

— Хорошо, — девушка кивнула головой после недолгой паузы. — Я не пойду туда. Не могу сказать тебе ничего по поводу Дениса, его слова для меня не авторитетны, но тебе я доверяю.

Улыбка не заставила себя долго ждать. Я был рад, что моё слово имело для неё значение, хоть и было немного обидно за друга.

— У меня к тебе есть предложение, — на самом деле, я думал о нём уже почти неделю. — Как ты смотришь на то, что я приглашу тебя к себе в гости на просмотр фильма «Богемская рапсодия»? Просто, я не смогу спокойно жить, зная, что девчонка, которая любит группу «Queen» ни разу не смотрела этот шедевр!

Лина улыбнулась, старательно сделала вид, что находится в раздумьях, несмотря на то, что в её глазах уже давно было всё написано.

— Что ж, заманчиво, — тихо произнесла она. — Хорошо, я не против.

— Отлично! — я искренне был рад её ответу. — Тогда, позже я дам тебе знать, когда и во сколько.

Не знаю, что это было — сердце заколотилось, отстукивало странный ритм и совершенно не собиралось останавливаться. Что со мной происходит? Почему я чувствую себя так странно рядом с этой девушкой? Что двигает мной, когда нахожусь рядом с ней? Мне всё чаще кажется, что я начал постепенно открывать душу, не боясь показать себя настоящего.