Литургия Хаоса

Лиза Аспен (2024)

Молодой оруженосец Кэйлан, живущий в мире, где ведьм преследуют и безжалостно истребляют, а магия является непростительным грехом, сталкивается с загадочной Марион — ведьмой, которая переворачивает его представление о добре и зле. Влюбившись, парень оказывается на грани предательства всего, во что верил, и вынужден учиться жить в постоянной опасности. Защищая ведьму от безжалостных охотников империи, Кэйлан сталкивается с жестокостью мира и понимает, что настоящая справедливость требует решительных, порой мрачных поступков.

Глава 1.

Было ошибкой думать, что захолустная таверна на окраине города окажется пустой. Несмотря на то, что обычно веселый пьяный гул превратился в хмельной ропот, посетители данного заведения не отличались сдержанностью, так что нарваться на конфликт было задачей наипростейшей. Кэйлан, прижав к груди сумку с вещами, кинул опасливый взгляд на работяг, что пили неподалеку и громким шепотом обсуждали политику, отвлекаясь лишь на икоту от дешевого эля. Затем оглянулся на вояк, что уже начинали распевку за неимением в таверне барда. Один Всевышний знает, куда пропали странствующие музыканты, но трели лютней уже давно затихли в этом месте и всех близлежащих поселениях. В целом, место могло показаться безопасным, но Кэйлан понимал, что ночь только наступила, а эль, вино и настойки покрепче даже не думали заканчиваться. Значило это только одно — спать нельзя. Лучшим выходом будет переждать тьму и ближе к рассвету, когда солнце покажет первые просветы восставая из-за глыбы столичного замка, покинуть заведение, избежав мордобоя.

Настроения в обществе были волнительные, мягко говоря. Кто-то, конечно, поддерживал разгорающуюся вражду между магами и империей, а кто-то, коих было меньшинство, тихо сетовали на то, что без магов и скот помрет, и урожай станет хилым да невкусным, а еще и болезни, которые могли излечить лишь колдуны да ведьмы, станут страшнее и опаснее без их помощи. Конечно, не все государства поддерживали политику императора Эгона, что взошел на престол лишь недавно в связи с неожиданной кончиной его отца, императора Циона рон-ВалУр Контара, и все же, для многих он стал своего рода маяком, на который теперь сплывались самые трусливые государи, в надежде избавиться от тех, кто сильнее, или же, как они сами говорят, очистить мир от скверны. Поистине, священная цель.

От мыслей Кэйлана оторвала разбившаяся кружка. Еле стоящий на ногах вояка, громко причитавший о необходимости выходить в дозор в два раза чаще чем обычно, споткнулся на ссоре с сослуживцем, который имел неосторожность сказать о том, что отвар, что он купил у ведьмы, живущей неподалеку, помогает его матери жить последние несколько лет без жуткой боли в ногах, что заметно улучшает ее работоспособность. Парень не заметил, как словесная перепалка начала перетекать в драку, что, по его подсчетам, произошло слишком рано. Но, на радость остальным отдыхающим, самого буйного, который уже держался за стену, чтобы хоть как-то устоять на ногах, вывели на улицу, оставив его в компании лошадей, стоявших на привязи у дома. Кэйлан решил, что и там он найдет с кем поспорить, но ровно до первого лягания лошади, что отправит его спать. Усмехнувшись собственным мыслям, он аккуратно подозвал жену трактирщика, разносившую кружки с пенными напитками и реже тарелки с колбасами и овощами, ибо это было дорого даже в такой дыре. Она вытерла пухлые руки о передник и, улыбнувшись, подошла к его столу.

— Ну, парень, решил, что будешь?

— Еще пива, пожалуйста.

Она, закатив глаза от скудности его кошелька, забрала еще не пустую кружку с его стола, не обращая внимание на протесты, и удалилась набрать новую. Кэйлан расстроился. Затем осмотрел глазами помещение и решил оставить возмущение в себе.

Гул постепенно нарастал, разговоры становились громче, кто-то выражал желание услышать музыку, в пьяном бреду забыв об отсутствии барда. Тогда трактирщик, пожилой мужчина высокого роста и крепкого телосложения, видимо в надежде, что это принесет больше денег, громко позвал сына, который, в силу молодого возраста уже спал. Мальчик лет четырнадцати, сонный и помятый, вышел из двери позади деревянной стойки, молча взял деревянный гудок и, устроившись близ отца, начал играть. Кэйлану стало его жаль. Подобно тому, как этот паренек играет на гудке, также играют на нем его отец и мать. Но что он мог сделать? Ему самому сейчас нужна помощь. Он остался совсем один, его рыцарь, оруженосцем которого он был, сожжен заживо из-за обвинений в колдовстве от подружек, что узнали друг о друге и решили отомстить, сыграв на страхе императора. Конечно, они вряд ли ожидали такой мучительной смерти, вероятно надеялись, что рыцарь Капо де О'Кар посидит в темнице пару-тройку дней, помучается от нехватки мяса, вина и секса, а затем выйдет как ни в чем не бывало. Но судьба коварна, жестока и непредсказуема. Как и император.

Сейчас как никогда ранее он ощущал глубокое и пустое как старый колодец одиночество. Он понимал, что должен приручить его, сделать своим партнером, поселить в своём сердце и принять как родного, но одиночеству нравилось изводить парня, приходя тогда, когда такого гостя ожидаешь меньше всего.

Перед Кэйланом громко опустилась кружка. Пивная пена смачно плюхнулась на стол. Парень хотел было стереть лужу рукавом, но вовремя одумался. Поднял увесистую кружку, поднес к губам, сделал вдох. Пахло кислятиной. Он задержал воздух, зажмурился и начал жадно пить. Глоток за глотком. И вдруг за дверью, во дворе, послышался треск и тихие стоны. Кэйлан отставил кружку, вытер рот и обернулся, стараясь разглядеть источник звуков через маленькое резное окно. В нем была видна только конская задница. Кэйлан отвернулся от окна. Кроме него никто больше не обратил внимание на звуки, исходящие со двора. Песнь гудка зачаровала отдыхающих, слишком умело играл этот мальчик для своих лет. Возможно, все дело в практике. Если играть так каждую ночь, то к концу года можно выступать на городских фестивалях наравне с именитыми бардами.

— А я… говорю! Все магички — проститутки! — громкий возглас предшествовал меткому падению на парня, что так пытался быть незаметным, отчего Кэйлан выронил кружку и она, упав на пол, разбилась. Никогда в жизни ему не было так жалко потерять кислый напиток. — Это что еще такое?

–Извините, — пробурчал парень, протирая руку от липкости, и намереваясь встать.

Грубая тяжелая рука упала на его плечо и припечатала к месту. Пьяница сел рядом, подзывая своих друзей присоединиться к столу, за который их никто не звал.

— А вот ты, как считаешь, парень? Вроде молодой, не выглядишь чернью, как эти, — мужчина обвел рукой зал. Только сейчас Кэйлан понял, что нарвался на солдат. — Уповаю на твою голову.

Мясистой ладонью мужчина начал потирать волосы парня, превращая их в кудрявое месиво. Кэйлану не столь были противны сами касания, сколь мысли о том, где же была эта рука до приземления на его голову. Он одернул голову, тряхнув ей так, чтобы мужчина сам снял руку, но получилось только качнуть ей вперед и назад, словно в судорогах. Противное прикосновение никуда не исчезло.

— Я… никогда не встречался с колдунами.

— То то оно так! Никто ведь не знает колдун перед тобой али нет, пока мракобесить не начнет, — подхватил другой, что уже занял место перед парнем. — А как начнет… того гляди и все… не расскажешь уже никому. Даст Всевышний, если только языка лишишься.

— Я слышал, — уже тише сказал третий, наклоняясь ниже к столу и обдавая всех крепким запахом. — Ведьмы мужиков не только языков лишают…

— По опыту своему знаешь? — вырвалось у Кэйлана, который не успел вовремя прикусить свой язык, который так и норовит быть отрезанным.

Он никогда не был дерзким, так как никогда и не был сильным. Подобного рода выражения достались ему в завещании от почившего рыцаря, тот не только не умел останавливаться на одной даме, но и не умел останавливаться на одном слове. По крайней мере у того было преимущество, сила и длинный обоюдоострый меч.

Когда Кэйлану стало казаться, что кулак нападавшего уже у его лица, схватившая его за волосы рука вот-вот снимет скальп, а время почти остановилось от ожидания расправы, напротив их стола остановилась темная фигура. Взгляд черных глаз из-под глубокого капюшона вперился в парня, который тут же забыл про надвигающийся кулак, осознав, что перед ним стоит женщина. Великая сила женского взгляда, не иначе, ибо этот самый взгляд сумел остановить не только сердцебиение парня, но и летящий кулак, и громкие крики солдатни. Все, как один, уставились на даму в черном.

— Я тебя везде ищу, — прозвучал властный голос. — А ты тут прохлаждаешься, отвлекаешь достопочтенных солдат от отдыха! Это просто немыслимо. Когда я обещала твоему отцу, что буду заботиться о тебе, я не думала, что ты отплатишь мне такой неблагодарностью.

Казалось, затих весь зал, прислушиваясь к мелодичным выговорам.

— Я к тебе обращаюсь!

Кэйлан, очнувшись от ступора, понял, что тонкий палец направлен именно на него. Отчитывают именно его. Это его искала эта женщина. Это его отцу она обещала, что будет заботиться о нем. Но… кто она такая?

— А вы…? — все что сумел произнести парень.

— Допился. Что ж, в таком случае, утром поговорим. Вставай, недоумок.

Солдаты, что столпились вокруг парня, тут же ожили.

— Этот парень вас оскорбил?

— Щас мы его быстренько научим уважать старших!

— Благодарю вас, уважаемые. Но не стоит, будьте уверены, что в ближайшее время этот ребенок получит достойную порцию ударов розгами. Уж я об этом позабочусь.

Кэйлан, подталкиваемый мужчинами, что еще минуту назад пытались разорвать его будто свора собак, не спеша приблизился к женщине. Остановился напротив нее, заглянул в капюшон. Смутные очертания лица показались ему приятными, но уничтожающий взгляд пугал. Он смутно понимал, чего от него хочет эта особа, кем она может приходиться ему или его отцу, которого, признаться, он уже не помнит. Слишком мало лет ему тогда было, когда он умер от затяжной болезни. Еще меньше, когда умерла мать и младшая сестренка. Возможно поэтому струны семьи в его душе уже ничто не могло задеть.

— Чего встал как вкопанный? Бери мою сумку и поднимайся следом, идиот.

Она ткнула ему в грудь тяжелой сумкой и, не дожидаясь, направилась на второй этаж. Перед лестницей, она задержалась у фигуры мальчика с гудком и бросила ему сверкающую монетку, которую тут же приметила сорока-мать, навострив птичий взгляд. Кэйлан, еле удержав вещи, от неожиданности чуть их не выронив, поплелся следом. Солдаты провожали его различного окраса взглядами. Кто-то зло, кто-то с удивлением, а кто-то даже с завистью.

Поднявшись на второй этаж по скрипящим ступенькам, они прошли в конец темного коридора. Комнат в таверне было мало, всего четыре. Кэйлан знал это, потому что отчетливо слышал разговоры хозяина с женой, которые подсчитывали сколько денег смогут выручить за съем всех четырех. Также он слышал, что одна комната, самая большая и уютная, оттого и самая дорогая, ждет прибытия ее временной хозяйки, которая уже заплатила за нее, но обещала заселиться позже. Вероятно, именно об этой женщине и шла речь.

Она отворила дверь, изучающим взглядом прошлась по помещению и скривила губы в отвращении. Кэйлан уже подумал, что она развернется, вернется в зал и закатит истерику, но она взяла себя в руки, вошла, дождалась пока следом зайдет парень, а затем закрыла дверь. На двери был всего один замок, и тот хлипкий. Поэтому она задвинула щеколду, а затем подставила стул под ручку двери, чтобы у входящих не было возможности ее открыть.

— Положи вещи на кровать, — скомандовала она. А затем, когда он развернулся, она еле слышно произнесла какие-то слова, стоя все также у двери. Что именно она сказала он не расслышал, но и не желал этого. Ему было ясно, что ввязался он в ситуацию не лучше ситуации с солдатами. Возможно, здесь ему тоже захотят набить морду.

— Кхм. Так и… кто вы? — произнес парень, скромно топчась у кровати.

Женщина наконец сняла капюшон, и он лицезрел молодое лицо с выразительными темно-рубиновыми глазами. Она провела пятерней по черным волосам, приводя их в порядок, а затем грациозно сняла плащ, что полы его веером прошлись по окружности. Она была столь красива и женственна, что парень тут же решил для себя, что если здесь ему и предстоит умереть, то он не будет жалеть. Мысль эта вспыхнула ярким пламенем в груди, сжала внутренности. Мальчишеские гормоны взыграли как никогда.

— Я — твой спаситель, — сказала она и жестом приказала отойти от кровати, а сама легла на нее, тут же закрывая глаза. — На ночь можешь остаться здесь, вряд ли это безопасно сейчас спускаться вниз.

— Спасибо, но это вряд ли будет удобно, полагаю мне лучше выйти.

— Выйти ты уже не сможешь.

— П-почему?

— Дверь закрыта.

— Но я ведь могу…

— Я сказала ты останешься здесь. Это не обсуждается. Посмотри в том шкафу одеяло или какие-нибудь вещи, можешь лечь у камина.

Не став спорить, да и, не имея такого желания, он открыл старый платяной шкаф, возможно единственную дорогую вещь в этом доме, и выудил оттуда старые одеяла. Расстелил их у камина, почти в ногах женщины, а затем устроился, сняв меч с пояса и положив свой мешок под голову.

Пламя камина приятно пригревало лицо и руки, а под одеждой становилось жарко, но он настолько скучал по теплу, что даже не думал о дискомфорте.

— А вы правда что-то обещали моему отцу? — тихо спросил парень.

Услышав тихое дыхание, он понял, что женщина уже спит. Вероятно, она слишком устала и сил ее хватило лишь на то, чтобы спасти его от компании пьяных вояк. Или же, она просто не хотела держать с ним разговор, потому что не чувствовала нужду в объяснениях. В любом случае, он был несказанно счастлив впервые за долгое время оказаться в тепле и относительном уюте, а главное, в безопасности, поэтому последовал ее примеру и тут же уснул. Снилась ему женщина в черном, что ласково гладила его по каштановым кудряшкам, нежно называя его по имени, пока он наблюдал за горящим телом рыцаря, что был ему старшим братом.

Глава 2.

— Эта сука мне глаз раскроила, Хварт, я не вижу ни зги! Открывай, мразь!

Женщина распахнула глаза, хмурясь от солнца, что так нагло пробивалось через заляпанное стекло небольшого окна. По началу не поняла, где она находится. Грязная комната, отвратительный запах яиц и чего-то испорченного, догоревший камин, полностью утонувший в саже, испуганный мальчишка, что стоял, схватившись за меч и сонными глазами оглядывал комнату, видимо, ища пути отступления.

— Ты, гадина, меня вчера чуть не убила! Лишила глаза! Открывай!

Дверь ходила ходуном, петли не справлялись, жалобно вздрагивая от каждого удара, и все же дверь мужественно держала оборону, подпертая хлипким стулом.

— Ж-женщина… — произнес Кэйлан, прокрутив меч в вспотевших ладонях. — Кажется это вас…

— Весьма наблюдательно, — сухо произнесла она и опустила ноги на холодный пол.

Медленно потянулась, широко зевнув, растрепала волосы, размяла затекшую шею. Словно ничего и не происходило, встала с кровати и развела руки в стороны, крутясь под лучами утреннего солнца. Кэйлан засмотрелся на неё, то ли в восхищении, то ли в полнейшем ужасе, и упустил момент, когда дверь выдала последний предсмертный вздох и с хлопком влетела в комнату.

— Ну, сука, сейчас я тебе покажу, — хищно улыбнулся одноглазый мужчина. На его лице зияла такая аккуратная дыра, словно подставка для вазочки или рюмки, но никак не для зрачка, что предусмотрен там Всевышним. Кэйлан ощутил холодок, пробежавший по позвоночнику.

— Так ты даже симпатичнее, пес, — буднично произнесла женщина, надевая плащ и хватая с кровати сумку.

Она бросила взгляд на Кэйлана, словно раздумывая, что же делать с ним. Парень же, смешно раскидывая кудряшки по голове, крутил головой от разъярённого одноглазого на женщину в черном и обратно. Он не мог поверить, что увечья на лице похмельного гостя — её рук дело. Как она, такая хрупкая и женственная особа, могла совершить такое страшное и пугающе аккуратное деяние.

Наконец, уже не желающий больше ждать момента расправы, человек сделал шаг в комнату. И тут же отскочил от двери, словно обжегшись. От его тела исходил тонкой струйкой вздымающийся вверх дымок. Он вытаращил на неё свой, теперь единственный, глаз, посмотрел на Кэйлана, удивленный вид которого сейчас ничем не отличался от его собственного, а затем в сторону, где стоял его приятель Хварт, что кажется не был так расстроен потерей глаза его друга и в целом выглядел скучающе.

— Ведьма… — выплюнул он, кривя пасть. — Она. Ведьма!

Этот вскрик был настолько громким, на грани с визжанием, что Кэйлан вздрогнул, испугавшись. Дрожащими руками схватил меч покрепче и теперь направил острие на женщину. Она вопросительно выгнула бровь, удивляясь исходу ситуации. Конечно, его можно было понять. Особенно сейчас, во времена гонений, когда даже по незнанию ты мог получить в лучшем случае несколько голодных месяцев в темнице, просто за то, что купил у ведьмы укроп. Но она же спасла его, кто знает, как поступили бы с ним пьяные, разгоряченные спорами вояки.

— Ты это серьёзно, ребенок? — пренебрежительно сказала ведьма. — После того как я спасла твою жалкую жизнь и заботливо предоставила кров?

Кэйлан сглотнул ком, образовавшийся в горле.

— Парень, — заговорщицки шепнул одноглазый, аккуратно протягивая дымящуюся руку через порог, стараясь вытерпеть боль и просунуть в комнату все тело. — Ты же понимаешь, что нас всех тут перебьют, если мы её не остановим, да? А если остановим, то награду получим! Только представь! Да я себе глаз из рубина поставлю, ты себе дом купишь, заживем! Только не дрейфь, ладно? Они все такие, бесы, мелочами прикрываются чтобы в последствии побольнее ударить. Давай же! Руби урода!

От выкрика Кэйлан очнулся и, будто палач, занес меч выше, чтобы стремительно рубануть. Отрубленная кисть одноглазого приземлилась у самых ног. Он услышал вскрик. Душераздирающие стоны, слёзы и проклятия летели вслед, когда Кэйлан, схватив за руку впечатленную его поступком женщину, рывком открыл окно и сбежал. Кровавый след от его обуви вел до самого подоконника, а там, на карнизе, обрывался, словно они испарились.

Перед падением в чернь, словно в раскрывшуюся пасть дикого животного, Кэйлан увидел улыбку спутницы и протянутую вперед руку, из которой сыпались всполохи магии. Мимо проскакивали тонкие цветные нити, но Кэйлан жмурился так сильно, что не был уверен, реальность ли это или от напряжения в его глазах заиграли звезды. Ощущая крепкую руку женщины, которую он схватил после жестокой экзекуции и держал до сих пор, он чувствовал легкое окрыление. Наравне с тревожной тошнотой, что накатывала волнами, заставляя хватать воздух как выброшенная на сушу рыба.

Сильный порыв ветра схватил их в свои объятия, когда они, как показалось парню, начали стремительно падать. Когда он открыл глаза, то обнаружил, что они твердо стоят на земле, все также держась за руки. Но, увы, отпустить мягкую белоснежную кисть ему пришлось, закрывая рот, чтобы добежать до ближайшего куста. Он согнулся в спазме, думая только о том, как же это должно быть жалко выглядит со стороны.

— Ну каков наглец! — завопил женский голос у самого уха. — Нет, ну так если херовит, так возьми отойди дальше, а он прям на урожай пошел плеваться!

— Извините его, — мягко сказала его спутница, загораживая сгорбившееся тело от взбесившейся крестьянки.

Та стояла особняком, воткнув вилы в землю, и, казалось, не собиралась сбавлять тон. Вся эта заварушка нравилась ей, можно прокричаться, выплеснуть злость, чтобы вечером не приходилось срываться на мужа и вновь получать по лицу, что было написано синими красками на возмущенной образине. Кэйлан, извергнув саму душу на возможно сносный урожай, поднялся, вытер слезы рукавом, и взглянул на возмущавшуюся. От выражения его лица и мертвецкой бледности она запнулась и подрастеряла пыл. Парень, совсем еще ребенок, по виду лет шестнадцати, с такими темными кругами под глазами, обветренными поддергивающимися губами, темными глазами-блюдцами, что, поблескивая, жалобно заглядывали в самое сердце. Ее материнское сердце.

— Ладно, малец, будет тебе. На вот… тряпочку, что ли. Там вона за садом ручей. Умойся. Мать попроси помочь.

Словно её не смущало то, что пара буквально вылетела на неё из неоткуда. Она даже не заметила их резкого появления, но причитания были готовы. Как всегда. Это сидит внутри неё, в самом сердце. Негодование и свирепость, вскормленные годами, живущие в самых недрах души.

Кэйлан принял кусок потрепанной тряпицы, кивнул и, не дожидаясь своей спутницы, поплелся в сторону, куда указала крестьянка.

Ноги тряслись от напряжения, голова кружилась, а перед глазами плыло. В какой-то момент, когда наружу вырвался первый всхлип, он осознал, что все дело не в том, как именно они здесь оказались, а в его терзающейся душе, что сделала выбор раньше, чем он успел подумать головой. Он тут же связал вчерашние звуки, доносившиеся из сада, которые услышал лишь он, пока таверна утопала в гуле, а он пытался проглотить мерзостный напиток. Осознал, что именно эта женщина покалечила того мужчину, что, напившись, проводил время на конюшне. Оставила того без глаза. Да и за что?

— За что? — повторил он свои мысли, останавливаясь в двух шагах от воды.

Вокруг стояла тишина и лишь журчание ручейка прерывало его.

— Что?

— За что вы так его? Ну… глаза лишила.

— Я наказала его.

— Что он сделал?

— Да ты сам, насколько я помню, не пожалел его, отрубив бедняге правую руку. Теперь он не только видит в половину возможного, но и себя удовлетворять не сможет.

Она пожала плечами, спокойно взяла из рук парня тряпицу и наклонилась к ледяному ручейку.

— Я сделал это, потому что думал, что вы в опасности. Потому что думал, что он хочет вас убить.

— О, хуже, милый мальчик. Он хотел сдать меня туда, где о смерти мне приходилось бы только мечтать. И, кстати, не получили бы вы ничего. Привели бы меня, бросили на растерзание, и ушли ни с чем. Ни глаза из рубина, ни дома.

— Я и не… — он вздрогнул, когда кусок мокрой ткани коснулся его лица. — Я и не собирался вас сдавать.

Она протерла бледное лицо, задержалась на блестящем взгляде карих глаз, что подрагивали от слез в уголках. Улыбнулась, настолько мягко, насколько могла, и всучила тряпицу тому в руки.

— Спасибо. Ты сделал правильный выбор.

Кэйлан кивнул, опуская взгляд на запачканные ботинки. Вернулся к ручью, обмыл носы обуви, потерев тряпкой.

— Чуть дальше есть деревня, бедная и полуразрушенная, но там можно остановиться и пополнить запасы еды и воды. Предлагаю дойти до неё и разделиться, пойдешь туда, куда изначально планировал.

— А вы?

— Туда, куда планировала я, — она подмигнула и закинула на плечо сумку.

Дорога до деревни проходила в тишине. Парень, что шел чуть позади, не узнавал этих мест. Где-то вдалеке пасли овец, но животные были столь тощими и больными, что казалось они вот-вот попадают замертво. Проходящие мимо люди или проезжающие повозки тоже не отличались богатством. Люди были худыми, с бледными лицами, поредевшими волосами и зубами, смотрящие под ноги отсутствующим взглядом, ибо впереди их ничего хорошего уже не ждало. Если Кэйлану удавалось поймать чей-то взгляд, он цеплялся за него, словно надеясь увидеть отблеск надежды, но его словно не замечали, смотрели сквозь, явно думая о чём-то своем. Может, подсчитывали сколько пищи для пропитания семьи у них осталось или сколько скота они потеряли за последнее время. Или же, сколько еще времени отведено им на эту скупую, совершенно безрадостную жизнь.

— Так ты не из бедняков, да?

Парень тут же оказался рядом с женщиной и чуть склонился в её сторону, стараясь расслышать.

— На всех этих людей так недоуменно глядишь, обувь в ручье помыл, да и в целом, выглядишь щеголевато. Чей-то сынок?

— Я оруженосец рыцаря Зеленой долины. Капо де О'Кара приговорили к смерти не так давно, и я остался один.

— И за что его?

— Колдовство.

Женщина присвистнула, с интересом взглянув на парня.

— А он и в правду…?

— Нет, что вы, нет. Сохрани его душу Всевышний.

Тут он резко замолк и взглянул на даму, шедшую рядом. Она улыбалась, так открыто и весело, что и самому Кэйлану стало смешно. Он залился краской и опустил голову, смотря под ноги.

— Как ваше имя? — произнес он, набравшись смелости.

— Зачем тебе?

— Хочу знать кому обязан и кого спас в свою очередь.

— Тебе будет достаточно знать, что я тебе благодарна. Совет на будущее, не наполняй свою голову информацией, которая в будущем тебе не пригодится.

— А вдруг?

— Сомневаюсь, что знание моего имени тебе как-то поможет. А если учитывать положение дел в империи, то еще и навредит.

— Вы сделали что-то плохое?

— А твой рыцарь, он сделал что-то плохое?

Кэйлан отрицательно покачал головой, вспоминая лучезарную улыбку мужчины, его озорной взгляд, заливистый смех и золотые кудри волос. Вспомнил его крепкое рукопожатие. Вспомнил, как тот успокоил мальчика, когда он впервые упал с лошади и выбил из себя весь воздух, не имея возможности сделать вдох. Вспомнил первый глоток вина, первые пошлые шутки. Вспомнил горечь поражения и сладость побед, разделенных друг с другом.

— Он был мне как брат. Научил всему, что знал сам. Показал, как управляться с мечом, посадил на лошадь… Не все рыцари были так добры к своим оруженосцам. Капо де О'Кар не делал ничего плохого, никогда. Лишь жил так, как ему того хотелось, в удовольствии.

— Кто-то донес на него?

Кэйлан кивнул.

— Сочувствую, мальчик.

— Кэйлан. Меня зовут Кэйлан. И мне шестнадцать, я давно уже не мальчик.

— Да что ты? — женщина сдержала смешок, покосившись на хмурый вид ребенка. — Хорошо, как скажете, сир Кэйлан.

— Просто Кэй…

— А вот и деревня, — воскликнула женщина, перебив парня и указывая на виднеющиеся покосившиеся крыши домов. — Печальное зрелище.

— Почему они так живут? — искренне удивился Кэйлан, рассматривая открывающуюся картину.

— Это не их выбор, им приходится так жить.

— Неужели они не пытаются исправить это?

— Пойдем скорее, посмотришь ближе.

Она ускорилась, схватив в руки полы плаща. Кэйлан, поправив меч на поясе, двинулся вслед за ней, успевая крутить головой в разные стороны, замечая пустые поля, разрушившиеся придорожные святилища, у подножья которых вяли полевые цветы и догорали свечи, старые телеги без колес, что брошены то тут, то там. Свора тощих собак, с торчащими ребрами провожала их прямиком до самой деревни, виляя хвостами. Видимо, это единственные, у кого еще осталась надежда.

— Надо бы покормить их, — задумчиво произнес Кэйлан, подходя к небольшой таверне, рисунки цветов и трав на которой со временем стали тусклее и вызывали лишь чувство безысходности и полной разрухи.

— Тут людям питаться нечем, а ты о собаках думаешь. Твой рыцарь не научил тебя заботиться о самом себе в первую очередь?

— Он научил меня тому, что даже если тебе плохо, то есть те, кому ещё хуже и кто нуждается в твоей помощи больше, чем нуждаешься ты. Если у меня будет свободный медяк, то я лучше поделюсь им с тем, кому он поможет больше.

— Дворянские постулаты. Все эти слова — ничто иное как снисходительное отношение к людям, что, по их мнению, могут жить лучше, но, увы, сами виноваты в своих бедах. Кинуть медяк бедняку — не помощь. Лишь единичное вознаграждение за беды, что он несет на себе всю свою жизнь.

— Но чем это не помощь? Он сможет купить себе еды, может даже покормить семью.

— Единично, да. Но этим людям не деньги нужны. Скажи, ты видишь здесь рынок? Торговцев? Даже разбитые телеги у дорог уже не ремонтируются, им нечего продавать, не на что покупать. Это место — кладбище, Кэйлан. Кладбище, которое скрывается под личиной бедной жизни.

Все это время они стояли у небольшого заборчика, ограждающего таверну, если этот дом можно так назвать. Мимо них прошло двое пьяниц, цепляющихся друг за друга, в надежде сохранить равновесие. Их взгляды были устремлены в небо, отчего их уводило то от одного дома, к другому, заставляя выписывать странные хмельные танцы. Тощие собаки так и остались рядом с новоприбывшими, несмело подходя ближе то к женщине в черном, то к парню. Кэйлан опустился на колено и, покопавшись за пазухой, вытащил два тонких куска сушеного мяса. Молодое сердце разрывалось от нежелания принимать тот факт, что все это место, все эти животные, люди — скоро умрут. И некому будет позаботиться даже о том, чтобы их схоронить.

Худые челюсти звонко клацали, сжимая в пасти кусочки оленины. Слюни бежали по мордам, а сами животные, словно, не желая так быстро расправляться с вкусностями, посасывали мясо.

— Мне жаль их, — признался парень.

Женщина не ответила, и первая зашла в покосившийся дом.

Внутри пахло сыростью. Одинокая старушка, опиравшись на трость, сидела у окна, разглядывая блики закатного солнца на воде. Там у водоема рыбачили двое мужчин. Высоких и крепких, как изначально могло показаться. Видимо, это были единственные, кто еще хоть как-то держался.

За высокой стойкой, со скучающим видом, стояла молодая девушка. Волосы ее были собраны в рыжую жидкую косичку, болтающуюся на плече. Платье было испачкано сажей и темными расплывшимися пятнами. Но даже несмотря на это, она увидела гостей и широко улыбнулась черной улыбкой.

— Говорить буду я, — властно произнесла женщина и двинулась к хозяйке. — Добрый вечер, уважаемая.

Не смотря на то, с какой интонацией было произнесено это обращение, от такого прозвища девушка вытянулась по струнке, выпячивая грудь вперед. Это определенно принесло ей немалое удовольствие.

— Нам необходимо остановиться здесь на ночлег и пополнить запасы.

— Конешно! — чуть ли не крича произнесла девушка. — Чичас муши с речки придут, али повешет, то рыба будет. Али нет, я ваш шупом накормлю! А комнатушка ешть одна, штарая да пошарпанная, жато кровать ешть, да очаг.

— Премного благодарна, — сказала женщина, осматривая покосившуюся крышу. — У вас тут пусто.

— Кто уехал отшедава, кто подох. Тут у наш чем меньше народу, тем луше. Кормичьшя нечем. Рыба и та шюда не приходит.

— А как же поля? Огороды? — встрял Кэйлан, обходя спутницу. Молодая девушка обратила на него свой взор и тут же расплылась в еще большей улыбке, что, видимо, должна была соблазнить парня.

— Поля да огороды — давно уш погибли. Не раштет нишего.

— Вы не пробовали уйти отсюда? Найти другие земли?

— Кэйлан, — строго произнесла женщина, отчего тот вздрогнул. Шепелявая девушка за прилавком изобразила на лице лукавую улыбку, но тут же вернула довольный вид наивной простушки, как только двери в таверну распахнулись и туда вошло два высоких человека, что рыбачили у реки.

Они подошли к стойке и бросили на нее сеть, в которой трепыхалась одинокая рыбеха. По виду можно было сделать вывод, что, как и эта деревня, рыба мечтала о скорой кончине.

— Все, — отчитался один, почесав голову. — Нет больше ни черта в этой проклятой реке. Одна тина, да жабы.

— Шкоро и шабы будут вкушны, — произнесла девушка и, схватив рыбу, скрылась за дверью.

— А вы кто? — устремив на пару хмурый взгляд, спросил мужчина.

— Просто путники, — произнесла женщина, взглянув на него из-под темного капюшона.

— А путь куда держим?

— В Усмос, — сказал Кэйлан, воспользовавшись заминкой спутницы. — У нас там семья.

— Усмос эт далеко… Фуфон, напомни-ка, сколько до Усмоса пешком?

Его друг, стоящий в тени, недовольно поднял голову, видимо страдая от головной боли. Лицо его болезненно хмурилось, а рука то и дело хваталась за лоб.

— Не меньше месяца, Вивофорн.

— Ооот, видите, долго.

— Это не избавляет нас от обязанности оказаться там, сколько бы времени это не заняло, — Марион поправила сумку на плече и отвернулась к окну, заканчивая беседу.

— Мы уйдем в скором времени, — сказал Кэйлан, стараясь избежать открытого конфликта.

— Дамочка твоя грубая что-то, — произнес Вивофон, кивая в ее сторону. — Ты следи, чтоб ей никто язык не захотел отрезать.

Спутница уже не слушала его, пройдя к окну, у которого сидела сгорбленная старуха. Словно узнав старуху, она наклонилась к ней и по-матерински огладила седую голову.

Кэйлан неловко кашлянул и обернулся к мужчинам.

— Она сама… кому захочет, — он нервно усмехнулся и замолк, когда услышал удар трости о деревянный пол.

Группа обернулась на старушку, что завороженно смотрела на женщину в черном, возвышавшуюся над ней. Голова затряслась в напряжении, губы дрогнули и на глазах выступили слезы. Спутница Кэйлана опустилась на колено, неспешно подняла трость и вручила ее женщине напротив, положив её сморщенную руку сверху, на рукоятку в виде птицы.

— Госпожа… — всхлипывая пробормотала старушка.

— Здравствуй, — произнесла женщина и уложила тонкую руку на сморщенную временем щеку, отчего старушка начала лить слезы словно ребенок.

— Я знала, знала, что вы придете. Все время гадала и думала ну, когда же.

— Во те на, — тихо произнес Фуфон, почесывая бородку. — Маккенна уж несколько лет как молчит. Совсем бабка того…

Тут дверь издали распахнулась и выбежала все такая же довольная, но все еще беззубая, девица, держа в руках деревянную чеплашку воды. Чуть не сбив с ног Кэйлана, и, каким-то чудом, успев ему подмигнуть, она прошмыгнула к даме в черном и бабушке, протягивая воду. Женщина переняла чеплаху и принялась поить старушку. Все мужчины застыли в молчании.

— Ну шо вы вылупились, шловно птенцы иш яичкав? — накинулась на них девушка, тряхнув тонкой косичкой. — Помогайте, отведем штарушку Энни в поштель.

Вивофон тут же поднял старушку на руки, позволяя её слезам пропитать его рубаху. Фуфон, не оставшись в стороне, шел впереди и открывал им двери. Так они и удалились.

— Так вот она, — задумчиво произнесла дама, снимая капюшон. Черные волосы блестящей волной спустились по плечам, обрамляя лицо и плечи.

Впервые Кейлан увидел её лицо так ясно, без капюшонов и темных помещений. Впрочем, его впечатлений это не испортило, наоборот. Мальчишка еще больше удостоверился в том, насколько красива его спутница. Даже несмотря на то, что лицо её выражало недовольство.

— Комната есть, — подала голос девица, стоявшая рядом. О её присутствии парень уже позабыл. — Отведу вас и закончу с делами. Позже, после заката, ожидайте меня.

Она выпрямила осанку, улыбнулась мальцу, что нахмурился, осознав резкую разницу в говоре, и вышла из дома. Пара направилась вслед.

На улице их встретила надвигающаяся гроза. Небо, что еще недавно было насыщенно голубого цвета, со скоростью затягивалось серыми тучами. Начинало моросить. Ветер поднимался сильнее, заставляя поеживаться от порывов.

Они зашли в покосившийся домишко, стоящий поодаль. Снаружи он выглядел также убого, как и все остальные, но стоило зайти внутрь, как разруха и отчаяние осталось за дверью. Убранство маленького, но уютного домика поражало. Широкий дубовый стол, засыпанный свитками и пергаментами. На краю стояла склянка для чернил из обсидиана, а рядом лежало богатое длинное перо. Какой птице это перо принадлежало Кейлан не знал, но догадался, что вряд ли в этой глуши обитали такие яркие живности.

Очаг у стены потрескивал тихим шорохом, словно среагировав на вошедших и обсуждая их сам с собой. Каменная кладка вокруг была вычищена до блеска. Сверху висела шкура.

Широкая кровать, закрытая красным балдахином, казалась чем-то невероятным. Много подушек с замысловатыми узорами и свисающей бахромой на кончиках. Одеяла, мягкость и гладкость ткани которых можно было заметить даже с порога. Все это место пестрило богатством.

— Как? — осмелился произнести Кейлан.

— Проходи, не стой на пороге, — махнула рукой девушка, приглашая войти вглубь дома.

Он сделал шаг, еще один, стараясь не глазеть во все стороны, но в итоге был притянут на руку его спутницей. Она подтолкнула его в сторону большого письменного стола, а сама прошла к двери и проделала то же самое, что прошлой ночью, направив руку на дверь. Заперлась.

— Семьдесят лет прошло, Марион, — с улыбкой сказала девушка с косичкой. — Я уж думала ты не явишься.

— Пока наш юный друг не потерял сознание от смятения, можешь вернуть свой прежний облик? Роль деревенской простушки у тебя получилась сносно, но я бы хотела увидеть привычный мне образ.

Тяжесть воздуха наполнила комнату мгновенно. В какой-то момент Кэйлан испугался что не сможет сделать вдох. Легкое голубое свечение стало слепить, всплеск магии заставил пошатнуться, от чего парень уперся в стол, ожидая падения. Но как быстро это началось, также быстро и отступило. Воздух хлынул в легкие, за ним последовал глубокий вдох. Легкое головокружение отошло, и парень выпрямился, неловко поправляя меч на поясе.

— Слабенький он у тебя какой-то, — со звенящим смехом, будто перезвон колокольчиков, сказала девушка.

Кэйлан поднял взгляд. Перед ним стояла высокая девушка с толстой рыжей косой, свисающей с хрупкого плеча. Молодое, пышущее здоровьем лицо, было украшено россыпью веснушек. Яркие губки растягивались в еще большей улыбке, когда парень проходил взглядом по ней. Хрупкие дамские пальчики ловко поправили зеленый корсет с узорами, прикрывающий тонкую талию в светлом шелковом платье. Подняв взгляд выше, он встретил пышную грудь, слишком открытую взору. Между грудей спрятался кулончик в виде дубового листа. Заметив это, рыжеволосая хихикнула и поправила украшение, а Кэйлан, вовсю залившийся краской, отвернулся.

— Ты точно хочешь его смерти, — пренебрежительно сказала Марион, пройдя к ней. — Я рада видеть тебя здесь.

— У нас договор. Если бы ушла — потеряла бы всё.

Марион кивнула, задумчиво рассматривая стол со свитками.

— И всё же. Даже не предприняла попытку?

— Для меня это обещание было важнее всего, — резко обретя серьезность сказала девушка, накидывая длинный плащ. Кэйлану стало проще смотреть на неё.

— Как твоё имя? — скидывая сумку на пол спросила спутница парня, усаживаясь в изящное кресло с высокой спинкой. На изголовье покоился золотой лев, который тут же отреагировал на женщину, раскрыв металлические глаза. Затем успокоился, признав Марион, зевнул и вновь замер в статую.

— Когда мы виделись в последний раз я была Астория. Позже, решила, что мне отлично подходит имя Элль, затем я…

— Как твоё имя звучит сейчас? — перебила её Марион.

Кэйлан удивился тону, который она использовала, говоря со своей, как могло бы показаться, подругой. Он взглянул на неё и первым делом отметил, как органично она смотрится в этом величественном кресле. Ровная осанка, руки покоились на подлокотниках, украшенными золотыми листьями. Взгляд уверенный и прямой. Непростая спутница ему досталась. Или он достался ей? Но почему? Она выглядит как человек, которому удобно находиться в роскоши и богатстве, который уверен в себе, своих словах и действиях. И то, как она относится к людям, говорит лишь о том, что она могла иметь какой-то высокий титул в мире до начала преследования и уничтожения ей подобных.

— Ты знаешь мое настоящее имя. Но здесь меня называют Йеника. Йена — для друзей, коими являются почти все, кто здесь обитает.

— Слишком просто, не находишь? — впервые за это время улыбнулась Марион. — Мне больше нравится Мойра.

Йена пожала плечами и уселась на стул напротив, словно это она является гостьей в этом доме. Затем перевела лукавый взгляд на парня, топчущегося в стороне. Кивнула ему на другой стул и вернула взгляд на сидящую напротив. Кэйлан заметил, что не смотря на такое высокомерное отношение своей спутницы к ней, Йена смотрела на неё глазами полными уважения и даже почитания.

Он опустился на стул, вытянув ноги. В животе противно заурчало и он тут же прикрыл его рукой. Марион закатила глаза, а Йена провела рукой по столу, испуская из ладони легкое свечение. И вот уже вместо свитков и бумаг, стол был заставлен самыми разными яствами.

Кэй тяжело вздохнул. Аромат жареного мяса, рыбы, свежих овощей, кипящих похлебок, вина, пива и многого другого вскружил голову. Он непонимающе взглянул на рыжеволосую ведьму, что горделиво улыбалась, смотря на него, искоса поглядывая на Марион, которой этот стол, кажется, казался ни чем иным как дешевым фокусом.

— И это всё… можно есть? — несмело спросил Кэй.

— Да, конечно! — закивала головой Йена, чуть ли не подпрыгивая на месте от нетерпения. — Здесь и фазан, и олень, вот смотри рыба, а это…

— Но ведь люди в деревне голодают.

— О, началось, — сказала Марион, подпирая подбородок рукой.

— Нет! — воскликнул парень, вскакивая со стула. — Это неправильно. Люди, которые живут здесь, не могут позволить всего этого. Ты… ты сама говорила, что здесь ничто не растет, рыбы нет. Эти люди питаются помоями, а ты можешь позволить себе целый стол яств, что могут вкусить лишь сам император и его приближенные. Неужели у тебя ни разу не было мысли помочь этим людям? Накормить их?

Йена растерянно посмотрела на Марион, не находя слов. Ей искренне хотелось произвести впечатление, но реакция парня вконец сбила её с толку. Кэйлану даже показалось, что в глазах магички застыли слёзы. Взяв себя в руки, она поднялась со стула, тем же движением провела рукой над столом, тот же огонек на секунду озарил комнату, а потом всё исчезло. На столе вновь покоились те же бумаги, обсидиановая баночка с чернилами и красивое перо. Йена, смахнув тяжёлую косу за спину, поджала губы.

— Если ты не заметил, молодой господин, — вальяжно растягивая слова произнесла Марион, раскинувшись в кресле. — Если бы кто-либо увидел всё то, что здесь сейчас произошло, за нами уже выслали бы целую орду инквизиторов с факелами. И они не стали бы разбираться в том, чьих это пиршество рук дело. Моих, Мойры или даже твоих. Пламя проклятого огня коснулось бы всех. Каждый дом, каждого кто, все еще какими-то высшими силами, жив, каждую собаку, что ты так жаждал спасти и разделить с которой был готов свой жалкий обед.

Она посмотрела на притихшую Йену и рукой указала ей вернуться на стул. Девушка без заминки подчинилась. Аккуратно опустилась и принялась теребить рыжую косу.

— А если ты ещё хоть раз, за то время что мы вместе, поднимешь свой голос. На моих знакомых, на других ведьм или чародеев, и не дай высшими силами на меня, я не то, что оставлю тебя одного, дабы издали наблюдать за мучительной смертью от рук каких-нибудь ублюдков, что кишат в этих краях. Я самолично выберу самый изощренный метод смерти для тебя и для каждого, кого ты только жалел на своём пути. Мы прояснили условие?

Кэйлан тяжело сглотнул. Красота женщины начала сходить на нет. Он опустил глаза, уперев взгляд в носы своей обуви. А затем, резко развернувшись, попытался с размаху раскрыть дверь, но лишь приблизил себя к вывиху плечевого сустава. Дверь словно намертво была прибита. Он сделал еще одну попытку, уже не с таким напором. Он не знал, чего он ожидал в этот раз. Что она поддастся?

Тяжело выдохнув через нос, он, не оборачиваясь сказал:

— Откройте.

Мойра встрепенулась и глянула на женщину напротив. Та, замерев наблюдала за парнем, сохраняя при этом спокойствие.

— Пожалуйста, мне нужно уйти.

— Мне проводить его? — тихо спросила Мойра, привстав со стула.

Марион безэмоционально отвела от него взгляд, вернула на лицо полуулыбку и с ядом в голосе произнесла:

— Конечно нет, милая. Он слишком много видел.

Глава 3.

Марион, всё ещё занимая кресло с золотым львом, составляла какие-то послания, которые позже должны были быть переданы кому-то через воронов. Кому именно Кэйлан не знал. Да и, признаться, сейчас это его мало волновало. После того как она угрожала ему смертью, его вообще не волновало всё, что связано с ней. По крайней мере, в этом он настойчиво убеждал себя вот уже длительное время, поглядывая за её действиями со стороны.

Её тонкие руки ловко лавировали пером по бумаге, пристальный взгляд не сходил с пергамента. Временами она хмурилась пуще прежнего и Кэйлан не замечал, как повторял за ней. Губы изгибались то в усмешке, то уголки опускались вниз, выражая недовольство. В данный момент, она слово вела молчаливую войну с теми, кому пишет эти послания.

Возможно, он и правда впал в крайность, пытаясь достучаться до совести женщин. Просто ему казалось, всегда казалось, что умение быть жертвенным, щедрым и поступать так, как правильно, даже под угрозой жизни — это самый верный вариант. Однажды Капо спас его жизнь, приняв к себе на службу, хоть кандидатов на должность оруженосца самого смелого рыцаря было много. Но он выбрал этого мальчонка из бедной семьи, тощего от жизни впроголодь, слабого сопляка. Затем он ещё ни раз показывал ему то, каким щедрым бывает, будь то золотая монетка проститутке или кусок мяса собаке, что прибилась к их каравану. Но это было то самое «правильно» для него, для Кэйлана, но, казалось ли это таким же правильным для Марион и её знакомых? Может её правильность заключалась в другом, в чём-то более величественном и грандиозном. Дать золото проститутке? А может выкупить дом блудниц и сделать из него монастырь? Кэйлан внутренне просмеялся от своих умозаключений.

Казалось, жизнь проста. Ты делаешь что-то хорошее — ты получаешь что-то хорошее в ответ.

И всё же была в словах старшей спутницы правда, хоть признавать этого ему не хотелось. Он ни разу не встречался лицом к лицу с инквизицией, но получал много слухов о жестокости сына покойного императора. И всё же. Сжечь всю деревню за одну ведьму? Даже если бы она помогала этой самой деревне выжить? Это казалось ему абсурдным.

Он вновь вспомнил как отрубил руку тому безглазому мужчине из таверны. Почему он это сделал? Он мог дать четкий ответ на этот вопрос. Он считал, что спасает даму в беде. Даму, что хотели сдать этой самой, по слухам, ужасной и жестокой инквизиции. Да и сам мужчина говорил о том, что, если он до неё доберется, её сожгут на костре.

Какого это, быть сожженным заживо? Чувствовать по началу обволакивающее тепло, которое впоследствии начнет жечь тебя, от ног до макушки? Или ты сразу попадаешь в это пламя, что сжирает тебя огненными языками, заставляя издавать пугающие крики? Рассуждения эти вызывали в нем неприятный приступ тошноты, подкатывающий к горлу. Одно дело — рыцарство. Ты благороден, твои действия направлены на великую победу, после которой тебя возвысят. Ты разбираешься с негодяями, спасаешь прелестных дам. Ты никто иной как благодетель.

Но какая роль уготована ему, если он последует за ней дальше? Он будет личным палачом ведьмы, будет вершить судьбы других людей, которые станут подозревать кем она является на самом деле?

От этой мысли стало смешно и Кэйлан улыбнулся. Ну да. Личный палач ведьмы. Он, конечно, ещё не видел всех её способностей, кроме портала и запирания дверей странными заклятиями, но подозревал, что в ней скрыто больше. Гораздо больше силы и могущества. Хотя бы потому, что ведет она себя так, словно вся сила этого мира у неё в руках. И её поведение не казалось напускным, напротив. Оно пугало. Она давила парня своим авторитетом, он чувствовал исходящий от неё холод. Холод стали, холод смерти. Скольких за всю свою жизнь она загубила? И загубила ли сама или руками других, таких же как он? Марионетка. Вот как он себя ощутил. Марион. Марионетка. Словно её имя идеально подходило к тому, что вокруг она будет собирать готовых на всё крушителей и вершить зло чужими руками.

Зло. Почему-то именно это слово пришло ему на ум. Но почему? Можно ли назвать человека злым, если он опасается за свою жизнь, игнорируя жизни других? Ведь именно благодаря ей он спасся от тех громил. Но и именно благодаря ей он попал в эту ситуацию. А мальчик? Тот мальчик, что так талантливо играл на гудке в таверне. Ему она кинула медяк, хотя и придерживалась тому, что раскидывать деньги нуждающимся это “дворянские постулаты”. Или она сделала это потому, что тот был еще совсем ребенок? Мысли совсем смешались в кашу. Он не мог понять её. Не мог дать точное описание человеку, которого встретил. И это сводило с ума.

— Вот, держи, — Йеника протянула парню кружку с горячим напитком. — Быстро поставит на ноги.

— Я не хочу, спасибо, — пробурчал парень и отвернулся к стене.

Девушка тяжело выдохнула. Опускаясь, под ней тут же возник стул, подхватывая. Она закинула ногу на ногу и повторила движение, протянув кружку парню.

— Выпей, Кэйлан. Ты ослаб.

Он недоверчиво покосился на пойло в стакане. Пахло травами и, кажется, облепихой.

— Я понимаю, этот разговор приятным не назвать. Но постарайся понять нас. И её.

— Она сказала, что убьёт меня собственноручно.

— Ну, больше ста лет жизни дают о себе знать, когда тебя учит жизни какой-то мальчишка.

— Больше ста? — переспросил Кэйлан, покосившись на спутницу, что также увлеченно занималась делом.

— Я впервые встретила её, когда мне было всего сорок. И то, последние двадцать лет я помнила смутно, проводя своё время, в основном, в теле насекомого.

Парень нахмурился и принял из рук напиток. В нос ударил сладковатый запах.

— Я расскажу больше, если ты расслабишься, — улыбнулась Йена.

— Ага, в предсмертных муках…

Он посмотрел в напиток. Приятного цвета отвар призывал сделать глоток, особенно после такого долгого, изнурительного и голодного пути. Кэйлан зажмурился и отпил всего чуть-чуть. Горячая жидкость мягко опустилась в желудок, даря легкое насыщение.

— Я росла в семье обычных людей и об обладании мною каких-либо способностей было неизвестно каких-то пять лет. Позже я предсказала смерть соседскому мальчишке, вечные муки рыбаку-пьянице и страшную болезнь собственной матери. Тогда я ещё не знала о том, что все свои мысли лучше держать при себе. Из дома меня забрал какой-то монах. Честно сказать, я даже не помню, как он там появился. Просто в один день отец отдал мне кулек с хлебом, сказал, что обо мне позаботятся, и я его больше не видела.

— Мне жаль, — произнес парень, грея руки о кружку.

— Так или иначе, если бы не этот монах, который впоследствии оказался одним из самых старых и сильных магов, я бы не раскрыла свои способности. Как, собственно, и не раскрыла бы то, что рабыня из меня вышла очень даже сносная… — она горько улыбнулась. — Вряд ли ты о нем слышал, но весь магический мир, по крайней мере в те времена, проговаривал его имя шепотом. Он был известен своим… особенным подходом к изучению магии.

В разуме Кэйлана вспыхнули картины. Горы освежеванных человеческих трупов, столы, залитые кровью и какой-то едкой жидкостью, вынутые глаза, помещенные в банки, сломанные на живую конечности и исступленные, полные боли и отчаяния, крики. Мольбы о скорой смерти голосом Йены пронеслись в голове таким душераздирающим шепотом, что Кэйлан отринул, чуть не выронив отвар.

— Это…

— Таковой была моя жизнь в заточении у непобедимого Эгберта. Но, пожалуй, у него были и достойные черты. Он обладал острым, незаурядным умом, жаждал безупречности во всём и любил облепиховый чай. А его горделивость, чувство собственного величия, — она ядовито улыбнулась. — И склонность к извращенным совокуплениям… всё это его и погубило.

— Но как ты спаслась? Ты убила его?

— О нет, такое было для меня недоступно. Я Мойра из Бласо и моя способность — видеть людские судьбы. Я редко когда могу что-то в них поменять, лишь самое незначительное, но я вижу линию жизни каждого, кого встречаю на пути. Именно этим Эгберт так часто пользовался. Под пытками или специальными зельями, но я всегда говорила ему, что его ждёт. Меняла, если что-то идет не так. И страдала, сели была не в силах что-то изменить. Я предсказывала его судьбу на протяжении многих лет пока…

Она задумчиво замолкла. Кинула быстрый взгляд на Марион, которая, казалось, совсем не заинтересована в данной беседе, а затем сверкнула изумрудом глаз, приблизив лицо к парню.

— Я увидела её, — прошептала она. — Такую неистовую, хаотичную, словно сама магия соткала её из своей энергии. Такую опасную, но такую притягательную. Словно если ты станешь обладать ей, ты возьмешь в свои руки всю мощь этого мира…

Она утихла, но глаза её продолжали рассказ, сверкая нездоровым, совершенно безумным блеском. Кэйлан был готов поклясться, что эта девушка глубоко травмирована, отчего что-то в ней переломилось, заставляя медленно сходить с ума. Из-за травм, нанесенных Эгбертом, из-за предательства семьи. Что-то в ней сломано, глубоко внутри. Что-то, что уже вряд ли можно починить или исправить. Но её целителем стала Марион, хотела она этого или нет, своими действиями она сделала так, что стала единственной, в ком Мойра теперь видит смысл. Та, кому готова поклоняться. Марионетка.

Кэйлан сглотнул скопившуюся во рту слюну. Сделал глоток уже остывшего отвара. Облепиха. Видимо одно из многого, что научилась делать Мойра, будучи пленницей Эгберта.

— Как она спасла тебя?

— О, не только меня. Она спасла всех, кого он держал под замком, в виде животных или насекомых, или же просто лишая возможности сбежать. У кого-то было отсечены конечности, а из кого-то просто высасывали магию, считывая его никудышным волшебником. Не знаю уж чего именно она от него хотела, когда пришла к нам. Кажется, это был какой-то предмет… — она задумчиво уставилась в потолок. — Какой-то манускрипт или камень… Извини. — Она засмеялась, нервно перекинув косу с одного плеча на другое. — Совсем забыла… Столько лет прошло.

Кэйлан понимающе кивнул, посчитав что это время и так оставило на ней неизгладимый отпечаток. Незачем мучать девушку и заставлять её вспоминать что именно было нужно Марион от того волшебника. Да и что вообще может быть нужно одной магичке от другого мага? Волшебные зелья? Предметы, наполненные магией? Кто их знает, этих магов.

— Она пришла к нему. Увидела всех нас. Посмотрела на меня и словно сразу же поняла, что этот червь в банке — человек. А я уже тогда знала, что она изменит ход вещей. Эгберт был уничтожен. А мы выпущены на волю. Кто-то ушел, кто-то просил милости быть убитым рукой Марион, кто-то тут же решил закончить свою жизнь самостоятельно. Я была одной из немногих, кто предложил Марион службу. И то лишь потому, что у меня все еще были при себе и конечности, и магия.

— И ты стала служительницей Марион? И чем ты занималась?

— Поначалу мелочи. Узнавала информацию, искала редкие компоненты для зелий, занималась исследованиями. Жила хоть и скучную, но спокойную жизнь вдали от войны. Позже Марион попросила меня о том, чтобы я позаботилась о маленькой девочке, которую она спасла из пожара в Байрице. Так мы и познакомились с милой Энни.

Она хлопнула глазами и улыбнулась. История закончена.

— И всё?

— Да, конечно. А чего ты ожидал?

— Но если этот Эгберт был самым могущественным волшебником, то получается Марион…

— Оказалась более могущественной. Она избавилась от него и спасла нас. Как именно — спросишь у неё сам, если она, конечно, захочет об этом говорить. Я имею право поведать тебе лишь свою часть истории.

— Справедливо, — кивнул Кэйлан. — А то, что ты сказала о… предсказаниях. Ты и вправду знаешь судьбу каждого человека?

— Я могу видеть ход вещей наперед, иногда, в незначительных для судьбы событиях, могу менять ход вещей. Но я стараюсь не делать этого. От такого знаешь… — она покрутила пальчиком у виска и рассмеялась. — Немного рвётся разум. Знать все события и их вариации наперед — утомительно.

— И Энни это…

— Маккена, вы виделись недавно.

— О Всевышний, сколько лет назад все это происходило?

Громкий звук захлопнувшегося фолианта распугал их как детвору, и они с магичкой отпрянули друг от друга. Даже золотой лев поднял голову от такой неожиданности, но после широко зевнул и устроился обратно. Марион поднялась с кресла, устало провела рукой по лицу, снимая маску усталости, что посмела там появится. Подняла глаза на парочку и хмыкнула.

— Спелись, значит.

— Мы говорили о жизни, — улыбнулась Мойра, поднимаясь вслед. — Могу предложить вам что-нибудь?

Женщина опустила голову, закрыв лицо черной вуалью из волос. Кэйлану показалось, она о чем-то крепко задумалась. Тишина растягивалась в длинную тягучую липкость, в которую опасно угодить. Мойра тоже напряглась, впитывая напряженность Марион. Треск поленьев из камина начинал убаюкивать.

— Пожалуй, — словно очнувшись ото сна, сказала Марион, натянув улыбку. — У тебя есть купальня?

Мойра хитро улыбнулась и двинула пальчиками в сторону, выпуская наружу магию. Видимо, помимо её дара предсказания, наколдовывать различные предметы, комнаты и пищу было чем-то вроде примитивных способностей. Возможно, таким даром обладала и сама Марион, но Кэйлан понимал, что она либо не хочет тратиться впустую, либо просто любит, когда все делается для неё силами других. Второе показалось ему куда более убедительным.

Девушки прошли в наколдованную комнату и, заходя, не закрыли дверь. Кэйлан не счел это предложением присоединиться и поэтому решил занять себя медленной прогулкой по дому. Места в нем было не так много, но это не отбавляло уюта царившей здесь обстановке. Очень отдаленно это место напоминало имперские шатры на рыцарских турнирах. Не хватало лишь изумрудных флагов империи Инаария с изображенными на них кетцалями и отблесками пламени.

Он подошел к столу и пробегая глазами, зацепился взглядом за послание, написанное Марион. Аккуратно выведенные буквы сложились в текст:

«Кассиан и Каталина, мои единоверцы. Сообщаю что буду в Бласо уже в скором времени и надеюсь на встречу с вами»

Довольно любезно, подумал Кэйлан. Встреча с друзьями.

«И помните, душа всякого тела есть кровь его. Мы несокрушимы»

Парень нахмурился, перечитав слова. Дверь скрипнула и, не дав ему секунды на размышление, голову в проем высунула влажная Мойра. Мокрые рыжие волосы приклеились к лицу, щеки раскраснелись.

— Если пойдешь со мной, не расскажу Марион чем ты ту занимался, — шепнула она с улыбкой.

Кэй быстро вернул письмо на место и торопливо подошел к девушке, ожидавшей в дверях. На её теле, прилипая к коже, покоилась тонкая сорочка, которая всё же скрывала самые интимные подробности.

— Куда? — спросил парень, пряча глаза.

— Следуй за мной, мышонок.

Она хихикнула и вошла обратно, в темный коридор, заполненный горячим паром. На секунду Кэйлан испугался и готов был выбежать обратно в зал, пусть лучше на него обрушится вся ярость Марион. Но мгновением позже, он увидел тонкую полоску света, протекающую из другой двери. Оттуда раздавалась тихая мелодия, звучащая приятным женским голосом. Словно журчание ручейка, мелодия с глубиной в голосе повествовала о закатном солнце, что освещало краснотой белоснежные крылья птицы, что пыталась добраться до дома. Где был её дом она не знала сама, ей просто хотелось оказаться там, где она чувствовала себя лучше всего, пока в полете на её хрупкой пернатой груди расплывалось красное пятнышко крови, сливаясь с закатом.

Тоска в душе больно пропульсировала. Заметив изменение в его настроении, из тьмы вышла Мойра, полоска света упала на её лицо, освещая изумруды глаз.

— Переодевайся, — улыбнулась она, указывая на стену, увешанную крючками. Там уже висела одежда женщин, а рядом пустовал еще один, пустой крючок. — У неё прекрасный репертуар песен. Но её редко можно услышать.

Кэйлан кивнул и принялся снимать верхнюю одежду. Пахла она на удивление не так плохо, как он предполагал. Все-таки находясь в пути много дней, не имея возможности принять ванну или хотя бы посетить общественные термы, оказалось для него более чем противным. Даже путешествую с Капо, они всегда находили время привести себя в порядок. В крайнем случае, если прогулка по лесам затягивалась, они могли искупаться в озере.

Оставшись в одних портянках, он повернулся в сторону ожидающей его Мойры. Она посмеялась над его смущенным видом и протянула большое полотенце, указав на пояс.

— Что? Нет. Я не буду раздеваться полностью, — громким шепотом запротестовал парень. Песня резко оборвалась.

— Чтобы постирать твои вещи, мне нужно, чтобы они все были сняты с тебя. Сложи их около своей одежды и закрепи ткань на бедрах. Буду ждать тебя в купальне, — Мойра дала указания парню и поспешила вернуться к подруге.

Дверь скрипнула, вызывая в парне дрожь. Остаться наедине с двумя женщинами казалось ему более чем волнующей идеей. Хотя он и понимал, что его там точно не будут рассматривать как главный интерес. Им было хорошо вдвоем, у них был общий язык, они могли тихо делиться друг с другом секретами и вспоминать былые времена. А что он? Будет тихо сидеть в углу и поглощать истории жизни других людей, то страшась этих историй, то удивляясь им. Он был не интересен для таких как они. Ни в каком плане.

Он полагал, что такие женщины любят мужчин сильных, высоких и крепких. Взрослых и опытных, как они сами. Что им делать с мальчишкой, бывшим оруженосцем? Только смеяться над ним, да поучать жизни.

Он потер уставшие глаза. Спустил портки и, быстро схватив ткань, словно за ним подглядывали, обвязал её на поясе. Потоптавшись на месте, сделал шаг к двери.

— Не горю желанием возвращаться в Бласо, — тихо прозвучал голос Марион.

— Там потрясающий сад с экзотическими растениями.

— Если бы я ехала туда отдыхать.

— А что для тебя отдых? Ты не очень похожа на любительницу сидеть в уютном замке у очага, писать новые законы, вести службы в церкви и воспитывать имперских чад.

Марион рассмеялась. Кэйлан, ощутив, что это удобный момент для его появления, открыл дверь и зашел в наполненную паром комнату. Жар ударил в нос.

— Долго же ты ждал, — произнесла черноволосая спутница, похлопав по деревянной скамье.

Женщины сидели на возвышении. Он поднялся по ступенькам к ним и занял место чуть поодаль, закрывая голую грудь руками.

— Не хотел мешать, — улыбнулся Кэй, поправляя прилипшие ко лбу кудри.

— Ты не помешал, — высказала Мойра и соскочила со скамьи. Спустилась вниз и набрав черпак воды из деревянной бадьи, выплеснула её на раскаленные камни. Сильно зашипев, они выпустили ещё больше пара. Видимость в комнате заметно поубавилась.

— Расскажи нам, Кэйлан, — сев чуть ниже, спросила Мойра. — Ты много путешествовал, верно?

Парень кивнул, сгорая от направленных взглядов в его сторону.

— Мы с Капо объездили весь континент. Но не дальше пика Малефикарум. Туда, говорят, лучше не соваться.

— Верно говорят. Там можно сыскать лишь беду на свой дух и тело, — кивнула Мойра, положив голову на скрещенные на деревяшке руки. — Я и сама там не бывала никогда, лишь слышала об этом месте. И то, от тех немногих, кому удалось выбраться живым.

— А ты бывала там? — просил Кэйлан у тихой Марион. Женщина кивнула с улыбкой. — Правда? А можешь… рассказать?

— Да, Марион! Поведай нам. Правда, что там есть твари, о существовании которых и подумать невозможно?

— А что, твои выжившие друзья тебе об этом не поведали? — колко прокомментировала просьбу женщина, поглаживая влажные черные волосы, спускающиеся вдоль тела, укутанного в черное тонкое платье.

— В том то и дело, что рассказали. Но тебе я верю больше!

Кэйлану захотелось успокоить девушку, поющую дифирамбы верности Марион. Но увидев её преданный взгляд, в котором сверкала глубокая любовь и верность, тут же передумал, не желая становиться центром непонимания. Его комментарии ещё ни разу не доводили до добра.

— Как всем нам известно, около тринадцати веков назад произошел взрыв. Магический взрыв, унесший тогда жизни более десятка поселений, что находились в эпицентре.

И Кэйлан, и Мойра, кивнули.

— За пиком Малефикарум как раз находится этот эпицентр. Глубокая воронка, уходящая вниз на десятки километров. Так вышло, что взрыв этот был сопряжен с огромным выбросом магии в землю. Она напитывалась ею дюжину лет до этого. Но ни императоров, ни имперский совет, не смущало то, что люди мрут от неизвестных болезней всё чаще, земля дрожит под ногами, урожай скуднее с каждым годом, скотина ведет себя неестественно. Их устраивало это вымирание, пока это не коснулось их самих. Но, увы, было слишком поздно. Да и возможно ли было изменить грядущие изменения?

— Но можно было найти другие земли для людей, что там жили, — сказал Кэйлан, чуть наклонившись вперед. Дышать из-за горячего воздуха становилось тяжелее и ему хотелось продвинуться к двери.

Марион пожала плечами, рассматривая прядь волос в своих руках.

— После того как врыв случился, а случился он так, как происходят многие беды — неожиданно, и образовалась эта воронка. Послы всех близлежащих государств тут же выдвинулись на место, но из-за труднопроходимой местности, задержались в пути. А когда они оказались там, то увидели новых обитателей тех мест. Словно из рога изобилия тысячи невиданных существ хлынули из воронки, распространяясь словно чума. Огромные чудовища, жестокие и смертоносные. У одних были рога размером с дерево, они прорубали ими тела людей, что оказались рядом, протыкали их насквозь, словно копьями. Другие же… не имели физической оболочки вовсе. Их безобразные вытянутые морды с горящими глазами пугали заблудших в лесу путников, а затем, насылая на них кошмары наяву, жуткие видения, расправлялись с ними сами, вытягивая душу, выпивая их до капли.

Конец ознакомительного фрагмента.