Бабкино наследство

Лиза Глум, 2020

Парочка авантюристов Лика и Рома приезжают в забытый богом посёлок, чтобы отыскать старинный кулон. Вещица дорогая, можно сорвать хороший куш. Принадлежало украшение Ликиной прабабке, которая недавно отбросила концы. Старуха-то и при жизни имела скверный характер, а теперь вовсе не желает просто так отдавать «наследство» взбалмошной девчонке и её непутёвому бойфренду.Содержит нецензурную брань.

Глава 1. Алевтина

Алевтину в посёлке не любили. И дом её, благо на отшибе стоял, старались обходить стороной. Глаз у старухи чёрный, дурной был, колючий. Как зыркнет на кого, так вскоре тому худо становится. То у крепкого мужика ноги отнимаются так, что даже в районной больнице врачи только руками разводят, то у молодухи выкидыш случается, то у младенца хворь какая открывается.

А уж сварливая, склочная бабка была — жуть! И повода не давай — всё одно: найдёт, за что на человека косо посмотреть. Как глянет своими мутными болотцами глаз, так человек сразу пытался взгляд отвести, да не мог. Кошки при виде Алевтины спину выгибали, шипели, ныряя в ближайшие кусты. Собаки жалобно скулить начинали, даже лаять не смели. Верно говорят: животные побольше людей чувствуют зло. И силу…

Немного успокаивало жителей посёлка то, что старуха домоседкой была, редко куда выбиралась. Если в продуктовый заходила, всегда провизии набирала впрок, а местные вздыхали с облегчением — недели две точно им можно спокойно по улицам гулять. Врачиха из медпункта только удивлялась, какое крепкое здоровье у бабки — лошадиное. Никогда Алевтина к ней не заглядывала ни с давлением, ни с сердцем.

Не захаживала старуха и в храм к отцу Ивану: службы не стояла, свечки за здравие не ставила, за исповедью или причащением и подавно не обращалась. Зато грибникам и пастухам местным нет-нет да и попадалась бабка на глаза. Травки рвала, корешки какие-то собирала. Ведьма — не иначе! Всё о том говорило. Даже бабы детей за баловство старухой пугали: «Коли не угомонишься, придёт за тобой ночью Алевтина!»

После смерти Алевтины вздохнули с облегчением. Уже несколько дней дом её сиротливо взирал на окрестности плотно зашторенными окнами. Как померла бабка и кто о том доложил участковому, никто не знал. Зато когда санитары стали выносить тело, завёрнутое в худое одеяло, весь посёлок поглазеть пришёл.

Пока до труповозки несли, санитар споткнулся, одеяло раскрылось, явив зевакам худосочные руки и ноги Алевтины — вот как есть «кожа да кости», морщинистое, будто высушенное лицо. Тут же пошли охи-ахи, стали о возрасте покойницы спорить.

Дед Егор, местный старожил, который пару лет назад справил вековой юбилей, рассказал, как мальчонкой бегал по посёлку, а Алевтина тогда уже не юной девкой была. Слушатели только посмеялись, мол, долголетие Егору память отшибло, вот и вещает небылицы. Только когда участковый Митяй вышел из бабкиного дома с её паспортом в руках, оказалось, что дед ещё в рассудке. По документу выходило, что Алевтине исполнилось аккурат сто тридцать лет. Народ пошумел, поудивлялся и разошёлся по своим делам.

Тело бабки отвезли в морг. Так и лежала она там неупокоенной. Никто из местных хоронить зловредную старуху желания не имел. Не торопились в посёлке складываться всем миром на простенький гробик, отпевание и поминки. Хотя обычно так и поступали, когда кто одинокий отдавал богу душу. Алевтине много чести! Всё равно за госсчёт рано или поздно похоронят как невостребованную. Да и участковый сказал, что у неё вроде родня дальняя имеется — не то внучка, не то племянница. Митяй запрос отправит, куда надо, вот пусть она и хлопочет.

И правда, через несколько дней после бабкиной кончины приехала в посёлок девушка лет двадцати пяти, а с ней молодой человек — и прямиком к участковому. Гостья назвалась Анжеликой, сказала, что является аж праправнучкой покойной. Показала Митяю паспорт и подала ещё какие-то пожелтевшие от времени метрики, чтобы подтвердить родство.

Участковый никак не мог на бумажках сосредоточиться. Ещё бы — первый раз вживую такую красотку видит. Словно из телевизора дива: высокая, длинноногая, вдобавок ещё на каблучищах. Белокурая, пышногубая, длинные чернющие ресницы так и порхают бабочками вокруг небесного цвета глаз. Округлые формы Анжелики бесстыдно облепило чёрное, видимо, в знак траура, платье такой длины, что «токмо срам прикрывает».

Разглядывая девушку, Митяй даже непроизвольно приосанился, одёрнул форму, раз-другой пригладил жиденький, но всё равно непослушный чуб. Переведя взгляд на парня, который представился Романом и женихом Анжелики, участковый недовольно нахмурился и вздохнул. Затем, вспомнив о своих служебных обязанностях, сказал:

— Молодцы, что приехали. А то отправили бы вашу… м… родственницу в казённый крематорий. Хоть оно и по закону, а всё равно как-то не по-людски…

Парень вопросительно посмотрел на Анжелику. Та закивала, мол, конечно, не по-людски.

— Вы, поди, устали с дороги? — и, получив очередной согласный кивок красавицы, продолжил: — Тогда отправляйтесь отдохните пока. В самом скором времени подготовлю все бумажки, что нужно для погребения. Ох уж мне эта бюрократия…

— Да вы не торопитесь, дорогой товарищ участковый! — не сказала — пропела! — девушка. — Мы пока в доме порядок наведём, вещи покойной прибрать нужно.

Конец ознакомительного фрагмента.