Морские приключения мышки Клариссы

Лиза МакМанн, 2021

Мышка Кларисса и ее брат Чарльз Себастьян всю свою жизнь живут на большом корабле. Вокруг них столько опасностей: за бортом – бушующее море, на палубе – рыжая кошка Патронесса. Из всей многочисленной мышиной семьи их осталось двое. Во время бунта на корабле случается страшная неразбериха. Кларисса вместе с капитаном, коварной Патронессой и дюжиной голодных моряков оказывается в прохудившейся шлюпке в открытом море! Чарльзу Себастьяну удается спрятаться на корабле, захваченном мятежниками. Брат с сестренкой мечтают найти друг друга. Смогут ли они подружиться с кошкой, справиться со стайкой разгневанных кур и проявить настоящую отвагу, чтобы снова быть вместе?

Меры предосторожности

Я думала об утраченном чаще, чем это следовало делать юной мыши. Эти мысли не шли у меня из головы. Я просыпалась от того, что во сне нашла братьев и сестер в гнезде мертвыми, окоченевшими. Мне снилось, как они пищат в кошачьей пасти, а потом умолкают навечно. Один раз во сне пришла мама: она рассказывала нам, как устроен этот мир, говорила мне ласковые слова. А потом исчезла в одно мгновение.

Сколько же вопросов я не успела ей задать! Страдала ли она? А мои братья и сестры? Они мучились? Оливия, моя сестренка, о чем она думала в последние секунды жизни? Спрашивала ли она, почему мы ее не спасаем? Я понимала, что в ее смерти нет моей вины, но времени на размышления было слишком много, поэтому я все больше и больше начинала винить себя. А она? Вдруг там, в другой жизни, она обижена на меня?

— Мамочка, мамочка… — прошептала я в ночную мглу. — Если ты слышишь меня, пожалуйста, расскажи Чарльзу Себастьяну, что я жива. И что мы обязательно найдем друг друга. Скажи, что я по-настоящему верю в него — как ты верила в меня. Как твой отец верил в тебя.

Я поежилась, стряхивая сомнения. Услышала меня мама или нет, мне стало легче только от того, что я проговорила нужные слова вслух на фоне шумного моря. Лучше бы мы так сильно не опекали Чарльза Себастьяна. Лучше бы я была самой обычной мышкой, которая легко забывает умерших сородичей, как у нас принято. Так было бы гораздо лучше. Но и поводов выжить у меня тогда было бы меньше.

Я резко открыла глаза. А если Чарльз Себастьян забудет меня? Ужасная мысль овладела мной, но быстро отступила. Он никогда меня не забудет. А я не забуду его. Никогда.

На шлюпке всегда бодрствовал кто-то из моряков, а иногда на вахте оставались двое: нужно было поворачивать изодранный парус, чтобы хоть как-то уловить ветер. Весло было одно и пользы приносило мало, а капитан начинал дико орать, если шлюпка отклонялась от указанного им курса. В очередной раз Тембе взялся чинить парус.

— Да свяжи ты эти лохмотья друг с другом, — посоветовала ему Лучия. — Хоть дальше рваться перестанет.

Ни иголки, ни нитки, чтобы нормально зашить ткань, у них не было. А я смотрела на лохмотья парусины и думала, как бы мне для гнезда пригодился хоть один маленький кусочек.

— Когда мы будем есть? — взвыл Танука.

Лучия приказала ему перестать ныть из-за сестры, поэтому он выбрал другой повод для тоски. Своим вопросом мальчишка нарушил все нормы приличия, потому что в такой компании он вообще не имел права открывать рот, пока к нему не обратятся.

Капитан, Лучия и Тембе одновременно повернулись к Тануке, одним только взглядом приказывая ему замолчать. Тот пристыженно сжался. Даже из своего укрытия я слышала, как у него урчит от голода живот. Мальчишка и так был худоват, а до конца путешествия совсем отощает. Он прижал ладонь к щеке — похоже, она опухла еще сильнее.

Капитан вглядывался то в море, то в какой-то прибор, который показывал, где мы находимся, как я думала.

— Сбились с курса! — рявкнул он так, что все вздрогнули, потом схватился за парус и принялся его поворачивать, попутно адресуя членам команды грязные ругательства.

Лучия и бровью не повела, только спросила:

— Сколько мы прошли, капитан?

— Пять морских миль. Максимум семь. Плетемся как черепахи.

Я не разбиралась в расстояниях, а вот Чарльз Себастьян хорошо их понимал, зато я слышала, как матрос на корабле сказал, что до Кингсленда восемьдесят миль. «Восемьдесят» казалось намного больше, чем «пять». Отсюда и нечего надеяться увидеть сушу. Вокруг только вода. А мы еле-еле двигаемся. Ну, или мне так кажется из моего ящика.

— Сегодня нам надо хоть что-то поесть, — шепотом сказала Лучия капитану.

Поразмыслив немного, капитан смягчился:

— Поваренок! Где список провианта? — рявкнул он Тануке.

— У меня нет… нет списка, — промямлил тот в ответ.

Капитан уставился на него:

— Ты вообще ничему у кока не научился?

— Карандаша нет…

— Реши проблему по-другому! — Капитан перешел на крик. — Чем мы располагаем? Заучи этот список!

Танука принялся перебирать запасы, называя вслух все, что видел съедобного. Пока он осматривал мой ящик, я сидела в дырке из-под сучка и не дышала. Затем он добрался до бочонка, открыл его и объявил:

— Солонина! Рассола сильно больше, чем мяса.

Капитан раздраженно выдохнул:

— Солонину не трогай пока. Возьми вяленую треску, выдели каждому пайку в квадратный дюйм. Выполняй!

Танука нагнулся к ящику, на котором до этого сидел, и достал оттуда треску. Когда он оторвал полоску вяленой рыбы, меня чуть не вырвало от запаха.

— Много! Подели пополам! — приказал капитан. И буркнул себе под нос: — Не можешь дюйм от мили отличить.

Дрожащими руками Танука разломил кусок надвое и обе половины отдал Лучии, которая очень бережно, будто драгоценность, передала их на дальний конец шлюпки. В тот момент, когда появилась рыба, Патронесса дала о себе знать. Истошно мяукнув, она перепрыгнула от матроса, сидевшего на скамье, к матросу, устроившемуся на полу: ее путь лежал к Тануке, который раньше частенько подкармливал ее объедками с камбуза.

— Я дам ей немного? — спросил он.

Моряки недовольно загудели.

— Ладно, ладно, — отступил Танука.

Пытаясь сесть на свободное место на скамье, он ударился и без того опухшей щекой, да так, что аж заморгал от неожиданности.

— Пошла вон! — зло крикнул он и наподдал кошке. — Это не тебе!

Патронесса предприняла вторую попытку добыть рыбу, и тогда Танука подхватил ее на руки и откинул еще дальше. Кошка подошла к капитану и принялась мяукать, тыкаясь носом в руку и выпрашивая тот крохотный кусочек трески, который у него был. Ругнувшись, капитан отстранил Патронессу и загородился локтем, пресекая все кошачьи попытки приблизиться.

С каким-то болезненным удовольствием я наблюдала, как люди гоняют облезлое рыжее чудовище. Ровно до того момента, пока кошка не посмотрела на меня. Сердце остановилось. Патронесса голодна, никто не делится с ней едой, а значит, я стану главным блюдом в ее меню, если не предложу ей что-то взамен себя. Поэтому ночью, когда моряки рядом с моим убежищем уснули, а Патронесса перестала жалобно мяукать и улеглась на куске брезента, я принялась самостоятельно изучать запасы.

Мешок с сухими галетами. Быстро вытащив одну штуку, я перенесла ее в свой ящик и с удовольствием дала волю зубам. Только вряд ли кошка уже дошла до состояния, когда предпочтет каменную галету сочной мягкой мышке. Так что выбирать надо из кофе, мешка муки, ящика с вяленой треской и бочки с солониной. Прижавшись к бочонку с мясом ухом, я слушала, как внутри плещется жидкость. На каждой волне она тяжело переливалась. Будь рядом Чарльз Себастьян, он бы уже пустился в бесконечные рассуждения о том, что надо избавиться от части рассола и тогда лодка не будет черпать бортами воду. Конечно, Танука, помощник кока, должен был додуматься до этой очевидной вещи, но я слабо верила, что он вообще способен думать.

Нет, таскать мясо для кошки нельзя: моряки все равно меня поймают, когда запасы подойдут к концу. Так что выбор пал на треску. Но на ящике с треской покоились вонючие сапоги Тануки. А внутри сапог он шевелил пальцами. На мое счастье, мальчишка уснул, закрыв рукой глаза, поэтому момент был подходящий.

Кошка наполовину опустила веки, положила морду на лапы и дремала. Мой выход. Протиснувшись между досок ящика, я осторожно двинулась к припасам, сложенным на носу. Нижний угол ящика под ногами Тануки быт отбит: дырочка как раз размером с поломанную ложку, которой я носила воду. Подходящее отверстие.

Когда я проникла внутрь, нос обжег едкий запах вяленой рыбы. Я прогрызла малюсенькую дырочку в промасленной бумаге — совсем малюсенькую, чтобы Танука ее не заметил. Это было главное правило выживания в кладовке, которому меня научила мама. А потом оторвала кусочек рыбы и вытащила его из-под бумаги.

Танука заворочался, дернул ногой — сапог стукнулся рядом с моей головой, и я чуть не выронила добычу. А когда мальчишка угомонился, я двинулась дальше, выглянула через щель в ящике. Треска тошнотворно пахла, и я знала, что еще долго буду ощущать во рту мерзкий рыбный привкус. Он напоминал мне о море, которое я ненавидела. И что маме в нем нравилось? Этого мне не понять. Но я ведь не видела ничего другого: может, суша еще хуже. Но разве суша может подняться волной и поглотить твою маму?

Я выталкивала кусок рыбы наружу, пока он не шлепнулся глухо на дно лодки, затем спустилась к нему и подобрала. Добычу я отнесла в свой ящик и спрятала так, чтобы Патронесса не сумела найти, — под мешок с мукой. А потом я отправилась за новой порцией.

К утру рыбы у меня было столько, что впору собственную лавку открывать. Я не забыла вернуться и как можно лучше замаскировать дырку в промасленной бумаге. К тому времени как моряки стали просыпаться, я готова была уснуть. Но прежде я выбросила маленький кусок трески рядом со своим убежищем: чтобы люди его не заметили, а Патронесса заметила обязательно. Не успел меня сморить сон, кошка уже была тут как тут, обнюхивала воздух.

— Не трогай меня, а я буду тебя кормить, — дрожащим голосом пропищала я, хотя в укрытии мне было нечего бояться.

Не знаю, поняла ли она меня. Я сильно устала. Но когда я проснулась, не было ни куска рыбы, ни Патронессы.