Тайна мистера Никса

Лика Альтнер (2024)

Как жилось ссыльным в последней четверти 19 века в Сибири? А " привилегированным" поселенцам, лишенным всех почестей и званий? Как бывшие аристократы, завсегдатаи светских салонов, сосланные за уголовные преступления, чувствовали себя среди диких невежественных купцов? Как ухитрялись выжить, сделать карьеру, обрести богатство и уважение в обществе? Книга рассказывает об истории успеха князя Всеволода Алексеевича Долгорукого, издателя, журналиста, ссыльного "червонного валета", афериста, низвергнутого в пучину нищеты и возродившегося из пепла. За мошенничество по делу "червонных валетов " в 1879 году его сослали в Томск. Это книга открывает новые, никому неизвестные факты жизни знаменитого журналиста, афериста и мошенника. Книга написана в жанре исторического детектива с элементами любовного романа. Будет интересна всем, кто ценит неординарный подход к устоявшимся образам известных персонажей истории.

Глава 6. Милая Сашенька

Ржевский написал стихотворение и заложил его в какую-то книгу с тем, чтобы найти через несколько лет и прочитать:

«С милой долго шел в ладу я,

с милой долго песни пел,

но в отчизне этих песен

никто слушать не хотел.

Эти песни были — слезы,

Накипевшие от бед,

Эти песни были — тризны

По надеждам вешних лет.

В наковальне эти песни —

Эти бледные цветы

Не могли облечь мы в формы

Идеальной красоты.

И неслись бесследно звуки

Средь царящей пустоты,

Только двое им внимали,

только двое — я да ты».

Здесь, в Томске, он встретил свою возлюбленную, актрису, Александру Великанову, женился и был счастлив два недолгих года. Множество сёл и городов проехал он вместе со своей женой и дочерью-подростком. Давали представления небольшой труппой. Николай Иванович играл на скрипке. Александра пела, дочь танцевала. Весь Алтай исколесили, до Семипалатинска доехали. В горах то волки нападали, то шорцы разбойничали не хуже волков. Тяжелое было время, но счастливое.

Как трудно ему сейчас без ласковой, заботливой, умной Сашеньки. Ей он посвятил множество стихотворений:

«Запели вы, и голос серебристый,

Сулил, чаруя, негу и любовь,

И забывался жизни путь тернистый.

И грезы юности проснулись вновь.

Запели вы — и словно вестник рая

Сошел с небес к измученным сердцам

Надежда к нам явилась, оживляя,

И дверь раскрылась в заповедный храм…

О пойте больше, пойте не смолкая.

Пускай отрадных дум нахлынет рой,

И тени ночи меркнут, исчезая, —

И свет польется яркою волной,

Внимая вам и слыша эти звуки,

Полнее счастье и струится кровь».

А через несколько лет Сашеньки не стало. Осталось только ее дочь, молодая актриса, очень талантливая. Но она вскоре вышла замуж и уехала в Полтаву.

«Не с веселой лирой,

Не в блеске весны, ты явилась ко мне, дорогая.

Вкруг тебя обвивались печальные сны, гасло чувство,

в груди замирая.

В море темном подавленных бедствий и грез

Песни скорбной слышались звуки.

Увяли цветы,

В царство светлое роз

Словно волны, врывалися муки.

И прошла так вся юность, как будто в тюрьме,

Над последними солнца лучами

Не зажглися огни, и стою я во тьме

с догоревшими рано свечами».

Теперь он один. Болен чахоткой, как любимая жена Сашенька. Желчь разливается, и пиявки не помогают, которые врач Всеволод Крутовский рекомендовал. Безрезультатно. Видимо, недолго ему осталось. Всеволод Михайлович Крутовский деликатно молчит, но актер чувствует: осталось ему еще год–два. Опять болит голова.

Разъездная полуголодная жизнь в антрепризах сказалась: нищета,плозонькиетхолоднын номера в гостиницах, карты, бурные оргии до утра в клубе. Сколько раз приходилось убегать от назойливых кредиторов, скрываться, ехать ночами в телегах с крестьянами, в снег, дождь и холод по сибирскому бездорожью, по тайге и горам. Измучен, изнемог! Могила стала бы избавлением от житейских мук.

Николай Иванович потянулся к перу. Последнее время он стал очень сентиментален и написал около сотни стихов.

«Глухие годы впечатлений,

глухие дни — и без прикрас —

Переживаю средь волнений,

Переживаемых не раз.

Поблекли розы, лист свалился,

В душе поблекла красота,

Хочу — и не могу молится,

Хочу вперед — молчит мечта.

Порой вдали блеснет зарница,

И мрак опять — мрак без конца

Как бы в тисках — так хмуры лица

И так безрадостны сердца».