Новая судьба

Лилия Лукина

Елена стала третьим человеком в Семье и в отсутствие начальства возглавила ее. В это время кто-то проник в дом Матвея и оставил записку «Будьте предельно осторожны». Но кто и о какой опасности предупредил Семью? Елена все выяснила, раскрыла старые тайны и соединила разлученных жизнью людей. Она не согнулась под ударами судьбы, а выстояла сама и помогла другим. И судьба щедро вознаградила ее за это. Елена встретила свою настоящую любовь, впереди у нее новая, счастливая судьба.

© Лилия Лукина, 2016

ISBN 978-5-4483-1482-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Никогда не ожидала от себя, что умею так хорошо танцевать вальс. Я кружилась в танце с каким-то незнакомым мужчиной под странную мелодию дождя и чувствовала себя необыкновенно счастливой. Он говорил мне что-то смешное, я весело смеялась, но вдруг он схватил меня за плечо и начал трясти, взволнованно крича почему-то голосом Галины, няни моего сына Игоря:

— Матушка! Матушка Елена Васильевна! Проснись! Да проснись же ты!

— А?! Что?! — подскочив на кровати, спросила я, зажмурившись от света, а в комнате все продолжала звучать музыка релаксации — птичье пенье в дождливом лесу — которая включалась автоматически, стоило мне лечь на постель. — С Игорем что-то?

— Да бог с тобой! — негодующе отмахнулась она.

— Тогда, что? — уже спокойнее спросила я, недоумевая, что могло привести эту каменно спокойную бабищу с очень богатым уголовным прошлым в такое невменяемое состояние. — Кстати, который час?

— Да начало седьмого всего, — извиняющимся голосом сказала она. — Только Вадим Родионович уж очень настойчиво просил тебя разбудить.

Оп-па! Вадим был секретарем Матвея, который сейчас пребывал в свадебном путешествии, показывая своей молодой жене никогда ей прежде невиданные красота мира. «Только бы с ними ничего не случилось!» — мысленно взмолилась я, а в трубку сказала:

— Орлова слушает!

— Елена Васильевна! — напряженным голосом сказал Вадим. — Извините, что беспокою, но боюсь, что вам придется прервать ваш отдых в санатории и вернуться в усадьбу. Владимир Иванович вчера срочно вылетел в Москву и оттуда сразу же за границу. Таким образом, на хозяйстве остаетесь вы как его заместитель. Вертолет за вами я уже выслал, он будет минут через двадцать. И машина за вашими вещами тоже уже вышла, так что время на долгие сборы не тратьте, пожалуйста.

— Что-то случилось? — мгновенно насторожившись, спросила я.

— Да! — предельно серьезно сказал он.

— Уже собираюсь! — коротко ответила я и встала с кровати — музыка тут же смолкла.

— Матушка! — грозным голосом сказала Галина. — Не мотай мне нервы! Говори прямо, что стряслось? Какой беды нам ждать?

— Сама еще толком ничего не знаю, но, судя по тону Вадима, ничего хорошего, — вздохнув, ответила я и распорядилась: — Собирай Игорька! Ты вместе со мной на вертолете вылетаешь, а Марина, — это была горничная из усадьбы Матвея «Сосенки», откомандированная вместе со мной в санаторий, чтобы я во время отдыха не отвлекалась на всякие бытовые проблемы, — пусть вещами займется. Ее попозже моя машина заберет, и она отвезет их в мою квартиру. И поторопись! — распорядилась я и вздохнула: — Вертолет будет уже совсем скоро, — и направилась в сторону ванной.

— Матушка! — осторожно спросила мне вслед Галина. — Да я смотрю, ты, никак, с Орловым встретиться боишься?

— Нет! — отрывисто бросила я на ходу, но потом повернулась и объяснила: — Я для себя все уже давно решила, а вот он, судя по тому, что ко мне на свадьбе подошел и каким подошел, — выделила я, — с моим решением не смирился. Вот это-то меня и напрягает!

— Подошел-таки! — всплеснула руками Галина. — Вот паразит! Ну, я ему!

— Не вмешивайся! — приказала я. — Сама разберусь!

Стоя под душем, я предавалась невеселым размышлениям о неожиданно свалившейся на меня проблеме. Являясь третьим человеком в Семье Матвея, я в отсутствие его самого и Пана, как мы для краткости звали Владимира Ивановича Панфилова, должна была руководить всей деятельностью Семьи, о которой, в смысле — деятельности, имела пока очень смутное представление. Но не только это меня волновало. Я не знала, как мне себя вести с моим бывшим мужем, в недавнем прошлом военным летчиком, гвардии полковником и командиром авиационного полка Владиславом Николаевичем Орловым, по прозвищу Батя, с которым у меня не было ни малейшего желания встречаться. А ведь придется!

Собирая свою сумку, я осторожно положила туда простоявшую все эти дни на прикроватной тумбочке Снежинку, брелок-козочку, которую когда-то Игорь подарил мне на счастье, предварительно погладив ее по завиточку на лбу, как я это всегда делала перед очередным расследованием, чтобы не спугнуть удачу.

— Помоги мне, Снежинка! — шепотом попросила я. — Кажется, случилось что-то очень нехорошее и мне без тебя никак не обойтись.

Мои опасения по поводу Орлова оказались совершенно напрасными. Он даже не высунулся из кабины пилотов, отделавшись дежурным «Доброе утро!», брошенным через открытую дверь, а близнецы Саша и Леша Репнины, его бывшие подчиненные и самые преданные на свете друзья, быстренько и тоже без лишних слов погрузили нас в вертолет и мы взлетели. До этого я уже дважды летала на вертолете, так что полетов уже не боялась и стала от нечего делать осматриваться в вертолете Матвея, где была впервые — рассуждать о том, что могло случиться в усадьбе, было совершенно бесполезно из-за полного отсутствия исходной информации.

В «Сосенках» на вертолетной площадке меня уже ждал Вадим. Галина с Игорьком тут же отправилась в его детскую, а меня он, прихрамывая гораздо сильнее обычного — вероятно, из-за волнения — так ничего и не объяснив, быстро повел на второй этаж прямо к кабинету Матвея. Он с трудом отпер замок (эта комната была единственной в доме, которая в с е г д а, если хозяина не было внутри, запиралась на ключ) и молча показал на лежавший на столе лист бумаги, на котором было всего три слова: «Будьте предельно осторожны!». Прочитав это предупреждение, я почувствовала, как у меня между лопатками потекла струйка холодного пота, и невольно сжала кулаки, но вслух насмешливо сказала:

— Фу, как неинтеллигентно! Мог бы подписаться как-нибудь! Например: «Доброжелатель». А что? Очень уместно было бы! Кстати, Вадим Родионович, посмотрите-ка вы внимательно по сторонам! Как бы этот самый «доброжелатель», — с издевкой в голосе сказала я, — не спер из кабинета чего-нибудь. От таких незваных гостей всего, чего угодно, ожидать можно.

— Да, вроде бы все на месте, — пожал плечами Вадим.

— А вы все-таки посмотрите! Посмотрите! Но только глазками! Глазками! А руками ничего не трогайте, а то вдруг этот визитер-инкогнито нам тут бомбу подложил. А я вам помогу!

Я стала медленно обходить кабинет в поисках каких-нибудь следов чужого присутствия, но ничего подозрительного не заметила. Окна были закрыты и, судя по виду, в последнее время не открывались.

— Все в порядке, Елена Васильевна, — сказал, наконец, Вадим. — Ничего не пропало.

— Нет, ну что за честные взломщики пошли! — притворно восхитилась я, а потом, нахально покопавшись в столе Матвея и найдя прозрачный файл для бумаги, осторожно взяла ногтями записку и аккуратно положила в него. — Ладно, Вадим Родионович, давайте оставим здесь все, как есть, запрем кабинет и пойдем себе восвояси. Вот приедет начальство, пусть у него голова и болит.

Вадим удивленно уставился на меня и хотел что-то сказать, но я, приложив палец к губам, остановила его, и только тогда, когда мы вышли в коридор и он запер дверь кабинета, сказала:

— Я все это специально говорила на тот случай, если этот типчик там «жучок» оставил. Пусть думает, что мы ничего сами предпринимать не будем. Вы Павлу уже сообщили, что у него кабинет вскрыли?

— Нет! — помотал головой Вадим. — Они же спят еще! Разница во времени.

— Ну и не надо их беспокоить! Пусть спокойно отдыхают. А Пану?

— Он вне зоны досягаемости, — развел руками Вадим. — Вот уж, как на место прибудет, тогда сам с нами и свяжется.

— Да-а-а… Дела! Ладно, Вадим Родионович. Давайте-ка мы с вами пока решим, где бы нам сесть и обстоятельно поговорить.

— Можно в библиотеке, — предложил он.

— Можно-то можно, — задумчиво сказала я, — но подальше от чужих ушей лучше будет, — и решительно закончила: — Погода, конечно, не располагает, но набрасывайте-ка вы куртку и пойдем мы с вами в беседку для жутко конфиденциальной беседы, а то тут еще ни шиша не ясно, а услышит кто-нибудь что-нибудь краем уха и взбаламутит весь дом.

Вадим быстро заскочил в свою комнату, находившуюся, как и кабинет, на втором этаже в конце коридора, вернулся уже в куртке и мы с ним направились к выходу. Выйдя во двор, мы прошли до беседки, стоявшей возле самой ограды, закрывавшей отвесный спуск вниз к Волге, и я, усевшись, закурила и спросила:

— Когда там наши молодые собираются вернуться?

— Завтра…

— Ну и, слава богу! — обрадовалась я. — Тогда нам с вами, как тому Мальчишу-Кибальчишу, надо только день простоять да ночь продержаться до приезда Павла Андреевича.

— Да нет! Вы меня не так поняли! — охладил мой пыл Вадим. — Это изначально Павел Андреевич планировал вернуться завтра, потому что у него на ближайшие дни были намечены некоторые неотложные дела, в том числе и переговоры с очень серьезными партнерами, которые он хотел провести лично. Но вчера днем он позвонил мне и велел провести переговоры самому, потому что они в Париже задержатся, оттуда вылетят в Гамбург и уже оттуда чартером домой, чтобы в Москве пересадки не делать. Так что прилетят они только к его дню рождения.

— Понятно, — кивнула я. — А вам не страшно будет самому такие ответственные переговоры проводить? — уже задав этот вопрос, я поняла, что спросила что-то не то.

— Простите за нескромность, Елена Васильевна, — веско сказал Вадим. — но я не только двадцать лет провел бок о бок с Павлом Андреевичем и стоял у самых истоков создания нашей фирмы, но и, закончив экономический институт, являюсь доктором наук и свободно владею английским и немецким языками.

— Извините, Вадим Родионович, — покаянно сказала я. — Я всего этого действительно не знала. Та-а-ак! Что же мы имеем на данный текущий момент? День рождения у Павла, если мне память не изменяет, 10 апреля, а сегодня у нас еще только 4-ое, воскресенье начинается. Да-а-а… Худо дело! — вздохнула я. — Его — нет, Пана — нет, я ваших людей еще толком никого не знаю, а предстоит мне одной продержаться почти целую неделю в обстановке, максимально приближенной к боевой, если не в действительности боевой. Надо же, как совпало! — горестно качая головой, задумчиво говорила я и тут у меня в голове словно что-то перещелкнуло и я решительно потребовала: — А ну-ка, Вадим Родионович, давайте все с самого начала!

— Хорошо! — согласился Вадим и начал рассказывать: — Вчера мы с Владимиром Ивановичем пришли в кабинет за документами, потому что на одном из наших предприятий произошел некий прискорбный инцидент…

— А поконкретнее можно? — потребовала я.

— Елена Васильевна! Да зачем вам это? — удивился он.

— Вадим Родионович, для того, чтобы наша работа была более продуктивна, я расскажу вам одну старую притчу. Не возражаете? — Он только недоуменно пожал плечами, давая понять, что время я для сказок выбрала совсем неудачное, но он готов потерпеть, и я начала рассказывать: — Жил да был когда-то один купец, и было у него два приказчика. Одному он платил двадцать рублей в месяц, а второму — сто. И вот этот первый, страшно обиженный на то, что получает намного меньше своего коллеги, спросил как-то у хозяина, с чего бы это вдруг такая несправедливость. Купец подумал немного, а потом показал ему на стоящий во дворе воз с мешками и велел пойти узнать, кто это приехал. Приказчик побежал и, быстренько вернувшись, сообщил, что это мужик с товаром приехал. Тогда купец послал его узнать, что же это за товар такой. Приказчик опять побежал и потом сказал, что это мука. Купец его снова послал и велел спросить, сколько ее. Приказчик опять побежал и, вернувшись, сообщил, что двадцать мешков. Купец опять послал его узнать, сколько крестьянин за нее хочет. Приказчик вернулся и сказал, что тот просит за нее двадцать рублей за пуд. Тогда купец послал приказчика узнать, а не уступил ли мужик в цене. Приказчик опять побежал и, вернувшись, сообщил, что если хозяин заберет весь товар, то он уступит муку по девятнадцать рублей. Потом купец позвал того приказчика, которому платил сто рублей в месяц, и отправил уже его к тому же мужику. Приказчик вернулся и сказал, что это приехал крестьянин из одной из близлежащих деревень и привез на продажу двадцать мешков муки, за которую просит по двадцать рублей за пуд, но, если купец будет брать всю партию, то он согласен уступить по девятнадцать. «Вот теперь-то ты понимаешь, — сказал купец двадцатирублевому приказчику, — почему я плачу тебе в пять раз меньше?». Смысл притчи уловили, Вадим Родионович? Так что не будьте таким двадцатирублевым приказчиком и расскажите мне внятно, с чувством, с толком, с расстановкой все, что здесь произошло, чтобы мне не приходилось вас постоянно переспрашивать. Итак, начинаем с самого начала.

От этой моральной порки Вадим сидел красный, как рак — видно его еще ни разу в жизни так не отчитывали, но мне было самым решительным образом плевать на муки его трепетной души, и он это понял, потому что проглотил обиду и начал рассказывать.

— Вчера была суббота, 3-ье апреля, — сухим, официальным тоном говорил он, — и я весь день провел в усадьбе — готовил отчет о работе к приезду Павла Андреевича, а Владимир Иванович сначала тоже был здесь, а потом поехал к себе домой. Ему туда из офиса позвонили и прочитали только что пришедшее по электронной почте письмо из Австралии, где Павел Андреевич является одним из крупнейших акционеров международного концерна по добыче и переработке редких металлов. Там произошла серьезная авария с человеческими жертвами, рабочие грозят всеобщей забастовкой, и потребовалось обязательное и срочное! — подчеркнул Вадим, — присутствие кого-то из руководства нашей фирмы. Владимир Иванович, естественно, тут же перезвонил мне и, быстро собравшись, приехал сюда за кое-какими документами. Я же в ожидании его начал названивать нашему представителю в Австралии, но!.. — он развел руками. — У них там уик-энд в разгаре. Святое время, когда ни до кого не доберешься. Так что я позвонил в наше московское представительство и попросил забронировать для Владимира Ивановича билет на ближайший рейс, которым, пусть и с пересадками, но можно добраться до места.

— Так Пан же по-английски, насколько мне известно, не говорит! — удивилась я.

— А с ним из Москвы переводчик вылетел, — объяснил Вадим и я, понятливо кивнув, спросила:

— И часто у вас такие ЧП бывают?

— Бог миловал! Тьфу-тьфу-тьфу! — Вадим поплевал через левое плечо. — И, вообще, надо вам сказать, Елена Васильевна, что работа наша налажена так, что сбоев уже много лет не было. Ни одного! — подчеркнул он. — И поэтому мы, конечно же, были сильно обеспокоены. Так что Владимир Иванович прямо отсюда выехал в аэропорт и вылетел в Москву, потом в Австралию.

— Вадим Родионович, а поближе ничего подходящего нельзя было найти? — грубовато спросила я. — Кой черт потребовалось в Австралию забираться? Я, конечно, читала в журналах об обширных интересах Павла по всему миру, в том числе и об Австралии, и еще тогда поразилась, на кой ляд ему это сдалось.

— Я тоже в свое время и именно по этой причине был категорически против нашего участия в этом предприятии, но предложение было слишком выгодным, и Павел Андреевич сумел убедить меня, что стоит попробовать.

И тут у меня возник совершенно обоснованный вопрос, ответ на который, во избежание возможных недоразумений, я должна была получить немедленно.

— Вадим Родионович! — постаралась, как можно деликатнее, спросить я. — А почему третьим человеком сделали меня, а не вас? Ведь вы, по сути, являетесь не секретарем Павла, а его заместителем по экономическим вопросам.

— Все правильно, Елена Васильевна, — мягко улыбнулся он. — Секретарь я действительно только по названию и ни одно серьезное решение, касающееся коммерческой стороны деятельности нашей фирмы, Павел Андреевич никогда не примет, не посоветовавшись предварительно со мной. Но, видите ли, я слабый человек, кабинетный работник, — он с грустной миной развел руками. — Я могу просчитать любую задачу и выдать ее оптимальное решение, но… Я никогда не смогу его реализовать, воплотить в жизнь, потому что у меня совершенно нет того, чем в избытке обладаете вы — характера, силы воли, упорства в достижении цели, настойчивости… Жесткости, наконец! И потом… Стань я официально заместителем Павла Андреевича, мне пришлось бы постоянно находиться в центре внимания, общаться с журналистами и все такое прочее. Не для меня это, Елена Васильевна! Совсем не для меня!

— Знаете, Вадим Родионович, — сочувственно сказала я. — Я ведь тоже не родилась такой вот бой-бабой. Меня такой воспитали.

— Я знаю вашу историю, — покивал он. — Но, вместе с тем, такое поведение для вас естественно, вы чувствуете себя, как рыба в воде. А вот, попытайся я себя так вести, выглядел бы смешно и нелепо. Так что не думайте, что я на вас в обиде, хорошо?

— Хорошо, Вадим Родионович, — согласилась я и предложила: — Но давайте вернемся к нашим баранам. Значит, как я поняла, ни вы, ни Владимир Иванович само письмо и в глаза не видели и знаете о нем только с чужих слов, так?

Он на мгновенье задумался, а потом удивленно покивал головой:

— Выходит, что так!

— Ладно! — махнула я рукой. — Потом с этим разберемся, а сейчас давайте все про кабинет.

Он кивнул и начала рассказывать:

— Когда Владимир Иванович приехал в «Сосенки», мы с ним вошли в кабинет, взяли документы…

— Минутку! — перебила я его. — Кто конкретно открывал кабинет?

— Владимир Иванович своим ключом, — тут же ответил Вадим и пояснил. — Это дверь только выглядит, как деревянная, а на самом деле она стальная и огнеупорная, замок же к ней изготавливали по спецзаказу в Швейцарии. От этого замка существует всего три ключа. Первый — у Павла Андреевича, но он его перед отъездом оставил в усадьбе — у него в кабинете есть сейф с внутренним секретным отделением, шифр от которого знает только он. Вот в нем-то он и оставил и ключ, и еще некоторые вещи. Второй — у Панфилова, но он вчера его тоже здесь оставил и я его просто в сейф запер — у нас не принято в дальние поездки эти ключи брать. А третий — у меня, — он показал связку ключей.

Я взяла ее в руки и, найдя самый замысловатый, показала на него:

— Этот? — Вадим кивнул, и я спросила: — А Владимир Иванович вчера нормально открыл замок? Ничего не заедало, например?

— Нет, — уверенно сказал Вадим. — Все было, как обычно, а запирал кабинет уже я, и замок тоже нормально работал. Так вот вчера никакой записки на столе не было, а сегодня утром…

— Подождите! — остановила его я. — Во-первых, почему вы так рано пошли в кабинет, а, во-вторых, вашим ключом сегодня утром замок в первый раз нормально открылся или поддался с трудом, как и сейчас?

— Да не спалось мне — все думал, как же там такое могло произойти, — объяснил он. — Стал собираться, да вспомнил, что свой органайзер накануне в кабинете забыл, вот и пошел за ним. А насчет замка… — он задумался, вспоминая. — А вы знаете, Елена Васильевна, — с удивлением сказал он, — я ведь его действительно еле-еле открыл.

— Все ясно! — раздраженно сказала я, а он непонимающе на меня посмотрел. — Ключей от замка только три и они очень сложные, то есть таких заготовок ни у одного специалиста нет. Предположим, что некто исхитрился снять оттиск с ключа и обратился к какому-нибудь Самоделкину, чтобы тот изготовил ему дубликат. Но, не имея перед глазами оригинала, а еще лучше — самого замка, даже самый лучший мастер не сможет сделать точную копию, подогнать ее тютелька в тютельку. Поэтому, когда попытаются этим «левым» ключом открыть замок, он закапризничает, и нужно будет прилагать немалые усилия, чтобы его все-таки открыть, и при этом замок обязательно будет поврежден. Понимаете? — Вадим неуверенно кивнул. — Далее. Этот некто мог исхитриться поменять местами родной ключ и вновь изготовленный дубликат, но Панфилов вчера легко открыл замок своим ключом и вы своим тоже нормально закрыли — вывод: они у вас настоящие. А вот то, что сегодня утром вы открыли дверь уже с трудом, значит, что ночью замок отпирали или дубликатом, или отмычкой. Так какой у нас из всего вышесказанного напрашивается вывод? — я посмотрела прямо в глаза Вадиму. — Или это кто-то из домашних сделал себе дубликат и ночью лазил в кабинет, чтобы вот так по-идиотски пошутить, или в доме ночью был посторонний.

— Да никогда никто из обитателей усадьбы не решился бы войти в кабинет Павла Андреевича в его отсутствие, даже если бы дверь была открыта настежь! — гневно выпалил он. — А вы намекаете на то, что кто-то тайком сделал себе дубликат и ночью проник! Это невозможно! А охрана у нас такая, что и мышь не проскочит!

— Тогда найдите мне другое объяснение! — взорвалась я, и Вадим мрачно насупился. — Здесь, что, привидения ночью шастали? Или кто-то лунатизмом маялся? Так вчера не полнолуние было! Кстати, кто сейчас живет в усадьбе? Есть кто-то новые, которых я не знаю?

— Да нет, все те же, — буркнул он, еще не придя в себя. — Власов вот только в Москву по делам уехал, — он имел в виду троюродного брата Матвея и жениха его приемной матери Лидии Сергеевны Печерской. — А остальных вы всех знаете. В гостевом домике, где ваша мама с Орловым живут, теперь еще и Георгий Дмитриевич с Ниной Максимовной поселились. А еще там Вера Николаевна…

— Бабушка Ирочки? Мать ее родной мамы? — удивившись, уточнила я и он кивнул. — А она-то с какого перепуга сюда влезла?

— А ей Владимир Иванович разрешил, — объяснил Вадим. — Хочет она поближе к Ирине Георгиевне быть. Ведь счастье-то для нее какое — наконец, по-настоящему рядом с внучкой оказаться. Вот они с Ниной Максимовной все о ней и говорят: Нина Максимовна рассказывает, какая она дома была, а Вера Николаевна — какая в школе.

— И давно она здесь обретается?

— Да уже два дня.

— Черт побери! — не выдержала я. — Какое-то общежитие из усадьбы устроили! Ну да это не мое дело. А в данной ситуации оно и к лучшему, что все они в одну кучу собрались. Но это все родственники, а из обслуги никто новый не появился?

— Не знаю, можно ли их назвать обслугой, — с сомнением в голосе сказал Вадим. — Видите ли, после того, как из Принстона вернулся Григорий, сын Олега Кошечкина, Павел Андреевич решил создать своеобразный «техцентр», который занимается… — и тут он начал подозрительно путаться в словах. — Конечно, у нас на фирме есть специальное подразделение по обеспечению информационной безопасности, и оно вполне справляется со своими обязанностями, но… — он помедлил, подбирая слова. — Понимаете, Елена Васильевна, во-первых, это подразделение тоже необходимо контролировать, а, во-вторых, бывают моменты, в которые нельзя посвящать даже очень доверенных, но посторонних людей. Сейчас в «техцентре», которых находится во втором гостевом домике, работают Олег с Григорием и Николай Егоров, которого вы сами прекрасно знаете, в их ведении и компьютерная сеть, и наша АТС, и кое-что другое.

— Подождите! — остолбенела я. — Когда же это Егоров успел в особо доверенные лица попасть? Он же в Семье без году неделя?

— Ну, — пожал плечами Вадим, — его проверкой занимался лично Владимир Иванович, и потом у Николая Владимировича еще нет права выхода с территории, к чему он, откровенно говоря, и не рвется — не слишком-то счастливо у него семейная жизнь сложилась. Так что он здесь в «техцентре» и живет — там есть жилые комнаты, да и Григорий тоже там же. Они оттуда практически и не выходят, там и едят — им весь свет в окошке монитор заменяет, — усмехнулся он. — А Олег постоянно живет здесь, в доме — у него, — Вадим на секунду замялся, — некоторым образом роман.

— На Николая не удивляюсь — ему действительно в родном доме делать нечего, разве что только ночевать, да и кроме компьютера ему ничего в жизни не надо, а вот то, что Григорий там отшельником сидит — странно. Мы, помнится, в его годы много чем интересовались, да и плотских утех не чурались, а у этих только папки с файлами и размножаются. Да-а-а… Странная молодежь пошла! Ладно, познакомлюсь я попозже с этим вундеркиндом. Сейчас для нас с вами главное то, что все трое ночью были в усадьбе. А что еще нового здесь произошло, пока я в санатории была?

— Да ничего, — пожал он плечами. — Раздел имущества ваших родителей произведен и коттедж теперь — собственность Зинаиды Константиновны, правда, она туда еще не перебралась.

— Естественно, — усмехнулась я. — Она же без Орлова дня прожить не может, а на каком основании он теперь будет там жить, если мы с ним разведены?

— Кстати, об Орлове. Контейнеры с его вещами прибыли, но Панфилов распорядился их пока не разгружать, потому что некуда. В ваш коттедж, как вы правильно заметили, уже нельзя, а в гостевом домике своя мебель есть. Вот уж как Светлану найдут, определятся они с Орловым, где жить будут, тогда и до вещей дело дойдет.

— Хорошо, что напомнили, — спохватилась я. — Ее еще не нашли?

— К сожалению, нет, — вздохнув, ответил он.

— Черт! — выругалась я. — Ну, сколько можно копаться?! Не иголка же она в стоге сена! — Вадим на это только развел руками. — Ладно! Отыщется же она когда-нибудь! А что на заводе? Я имею в виду поиски тайника.

— Тоже ничего. Павел Андреевич сказал, что…

— Да знаю я, что он сказал! — отмахнулась я. — Что наткнуться на него мы можем только случайно, потому что в старину такие вещи умели делать. Так?

— Так, Елена Васильевна, — кивнул он. — Работы там постоянно ведутся, но результатов пока никаких нет.

— Плохо! — выразительно сказала я и спросила: — А об Уразбаевой какие-нибудь новости есть? — Вадим только отрицательно покачал головой. — Жаль! Как бы я хотела, чтобы у них с Владимиром Ивановичем все наладилось! — вздохнула я.

Дело в том, что после того, как от Панфилова ушла жена, они с Юлей стали жить вместе. Она-то его давно любила, а вот он считал ее серой домашней мышью, постоянно сравнивал с бывшей женой — дамой яркой и эмоциональной — и относился соответственно. Юля не выдержала этого и уехала. Известие же о том, что она оказалась на самом деле совершенно незаурядной личностью, которая не только смогла найти Ирочку, но и потом на протяжении многих лет защищала ее от всяческих жизненных невзгод всеми возможными способами, вплоть до самых крайних, здорово подкосило Владимира Ивановича. Он-то ее, наконец, оценил по-настоящему, а вот она… Она, по-видимому, возвращаться к нему совсем не собиралась.

— Значит, за это время в «Сосенках» новых непроверенных людей не появилось и не произошло никаких настолько значительных событий, который могли бы вызвать приступ столь буйной шизофрении, вылившийся в появление этой записки, — подытожила я. — Итого: это был посторонний.

— Да нет, Елена Васильевна, — помотал головой Вадим. — Я говорил со старшим смены охраны — все было абсолютно спокойно.

— Угу! — хмыкнула я. — Мне бы вашу уверенность! — и задала чисто риторический вопрос: — Так что же мы с вами, уважаемый Вадим Родионович, имеет на данный текущий момент? А имеем мы незаконное проникновение неизвестного нам лица на самым тщательным образом охраняемый объект — кабинет Павла Андреевича, где рекомое лицо порезвилось самым циничным образом, оставив лаконичную записку смутного содержания. Ну и как оно могло туда проникнуть? — это был еще один риторический вопрос и поэтому Вадим только пожал плечами. — Если начисто отметать предположение о том, что это кто-то из домашних, а охрана никого не засекла, то получается, что постороннего в дом провел опять-таки кто-то из домашних…

— Вы думайте, что говорите! — взорвался Вадим. — Вы хоть на секунду можете себе представить, кем для всех нас является Павел Андреевич?

— Это лирика, милейший! — огрызнулась я. — А я мент поганый, пусть и в прошлом, и в телекинез, телепортацию, барабашек и прочую нечисть не верю! Я на земле нашей грешной обеими ногами стою и мыслить привыкла категориями реальными! А предают, как совершенно справедливо говорят французы, только свои! Та-а-ак! — я задумчиво побарабанила пальцами по перилам. — А скажите-ка мне, сотовые, которыми Семья пользуется, оплачивает фирма?

— Естественно, — удивился Вадим. — Кто же еще! Кстати, для вас тоже приготовлен сотовый. Он, конечно, не золотой, как ваш собственный, но тоже очень престижный и надежный. Все необходимые номера в него уже занесены, так что вам не придется ни о чем заботиться, и об оплате счетов в том числе. Он сейчас в офисе — никто же не думал, что вам придется так срочно в город возвращаться, но я сейчас распоряжусь, и его привезут.

— Спасибо! — машинально поблагодарила я. — Можете не торопиться — мне пока и моего хватит, а в офис я сама попозже заеду и заберу! — и вернулась к тому, что меня сейчас волновало гораздо больше, чем оплата счетов за разговоры. — Значит, распечатки поступают в бухгалтерию, так? — Он кивнул. — Сказочно хорошо! Так вот, Вадим Родионович, можете считать меня, кем угодно, но их все нужно будет проверить: кто куда звонил и кому кто звонил, потому что… — и тут я увидела, что Вадим страшно смутился и, буквально не зная, куда девать руки, усиленно смотрит в сторону. — Что такое? — удивилась я.

— Дело в том, что эта работа проводится уже много лет, — смущенно пробормотал он. — Это было распоряжение Владимира Ивановича. И обычные звонки с наших городских телефонов тоже отслеживаются.

— Никогда не сомневалась, что Пан необыкновенно умный человек! — восхитилась я. — Кто в курсе этой работы и кто ее проводит?

— Павел Андреевич, Владимир Иванович, я и Олег Кошечкин, который ей и занимается. А теперь вот еще и вы знаете.

— А что? Олег с его аналитическим складом ума для этого дела человек самый подходящий, — одобрительно сказала я. — Поинтересуюсь у него попозже, не было ли в последнее время чего-нибудь подозрительного.

— Если бы что-нибудь было, то он тут же доложил бы Панфилову, а в его отсутствии — мне, — возразил Вадим. — А он ничего не докладывал.

— Угу! — для вида согласилась я, решив про себя, однако, что в этом направлении еще есть над чем поработать. — Хорошо, предположим, что домашние здесь не причем. Тогда остается тот вариант, что охрана прошляпила, а теперь стыдливо молчит. Ну и что мне теперь прикажете делать? — и стала перечислять: — Кабинет на «жучки» и на взрывчатку поверить надо? Надо! Замок проверить надо? Надо! А я ваших людей никого не знаю! А приглашать для этого людей со стороны — позора не оберешься. Ведь с мужика какую подписку о неразглашении ни возьми, а он все равно не удержится и похвалится своей законной мегере, как бы, между прочим, что у самого Матвея в усадьбе был, а уж она из него слово за слово вытянет и то, зачем его туда звали. А это копия на базар! Нам такая реклама нужна?

— Естественно, нет! — возмутившись даже от самого такого предположения, сказал Вадим. — Но только у нас и свои специалисты есть, и вам все равно рано или поздно пришлось бы с ними знакомиться. Так почему же не сейчас? — он выжидающе посмотрел на меня и я, подумав, кивнула. — Вот и хорошо! Я сейчас Светлову позвоню, и он со своими людьми приедет, — он собрался было набирать номер, но я остановила его, попросив:

— Вадим Родионович! Хотя бы в двух словах, кто такой Светлов?

Он задумчиво почесал переносицу и нехотя сказал:

— Вообще-то, вам бы лучше с Паном об этом поговорить, но…

— Но! — охотно согласилась с ним я. — Нет у нас времени и возможности Владимира Ивановича дожидаться, так что излагайте сами.

— Да, придется, — поморщился он. — Дело в том, что в свое время, в пору становления фирмы, нам неоднократно приходилось противостоять некоторым враждебным поползновениям и в целях их пресечения, в том числе и в дальнейшем, а также возможности принимать превентивные меры безопасности…

— Я уже все поняла! — перебила его я. — На вас наезжали, вот вы и создали группу быстрого реагирования, и командует ей Светлов. Так?

— По сути так, — согласился он.

— А что он сам собой представляет?

— Светлов Кирилл Владимирович, майор-спецназовец… В прошлом, конечно, — добавил он. — Когда его в Афганистан направили, он жену с детьми сюда, к родителям привез. А потом на него «похоронка» пришла. Жена детей забрала и к своим родителям уехала. Погрустила там некоторое время да и снова замуж вышла. А он, оказывается, раненый в плен попал. Вернули его потом, — Вадим болезненно скривился, — мало на человека похожего. Приехал он в Баратов, к отцу с матерью — куда же ему еще деваться? А тут и документы восстанавливать надо, и доказывать, что ты не верблюд, тоже… Словом, хлопот выше крыши. Начал он пороги обивать, а один деятель в погонах ему и намекнул, что все это можно очень быстро сделать, если…

— Если дать, кому надо, на лапу, — невесело закончила за него я. — И немало.

— Да, — подтвердил Вадим. — А Кирилл, услышав такое…

— Жив-то тот деятель остался? — уже поняв, чем все это закончилось, спросила я.

— Остался, — кивнул он. — Но скандал был большой. Подонок тот ему все один на один, без свидетелей сказал и слова эти к делу не подошьешь, а вот сломанные нос с челюстью — налицо, точнее, на лице. Может, и посадили бы Кирилла, а, может, невменяемым признали бы, что не лучше — среди психов жить, да только до Панфилова эта история дошла. Встретился Владимир Иванович с ним, поговорил… Подлечили мы его основательно… Вон он с тех пор и…

— С тех, это с каких? — уточнила я.

— Да уже лет десять, — немного подумав, ответил Вадим.

— Значит, верить ему можно? — продолжала допытываться я.

— Павел Андреевич с Владимиром Ивановичем верят ему безоговорочно, — прямо глядя мне в глаза, твердо заявил он.

— Ну, значит, и мне в нем сомневаться не приходится, — подытожила я и согласилась: — Ладно! Немедленно вызывайте всю светловскую команду в полном составе и со всем оборудованием. Собаки у них есть?

— Есть, — подтвердил Вадим. — Овчарки.

— Значит, и с собаками! — распорядилась я.

Он послушно достал телефон, а я посмотрела на часы и решила, что звонить почти в полвосьмого утра вполне прилично. Достав свой сотовый, я набрала домашний номер Пончика, то есть Федора Семеновича Солдатова, полковника милиции в отставке и моего недавнего заместителя в детективном агентстве, которым он теперь, после моего ухода на повышение, и руководил.

— Семеныч! — сказала я, когда он окончательно выдохся, вывалив на меня все свои поздравления и с выздоровлением, и с выходом на новое место работы, и, наконец, спросил, что у меня случилось. — Собирай всех «следаков», что у тебя в агентстве есть! Всех! Понял? И тех, кто в отпуске, в отгулах, прогулах и на выходных тоже! И срочно, — выделила я, — дуйте в усадьбу. Подробности — при встрече!

— Да, что стряслось, Елена? — напряженным голосом начал, было, он по старинке, но, вспомнив, что я теперь опять его начальство, причем гораздо более высокого уровня, чем раньше, тут же сменил интонацию и твердо меня заверил: — Выполню, Елена Васильевна. Что-то еще?

— Пока все! Остальное, как я уже говорила, при встрече. Жду! — и, закончив, как обычно: — Целую, Муся! — отключила телефон и посмотрела на Вадима, который тут же отрапортовал:

— Уже собираются.

— Значит, нам остается только ждать, — вздохнула я, направляясь к дому. — А пока пойдемте оттаивать: апрель апрелем, а подмерзла я изрядно. Завтрак, как обычно, в половине девятого? — спросила я и он кивнул. — Неприятный десерт я всем приготовила, но придется им его проглотить. Ох, чувствую я, и нахлебаемся мы с этим делом горячего до слез!

Я посмотрела на Вадима и он, хоть и мало что пока понимал в происходящем, согласно кивнул. Да я и сама еще до конца во всем не разобралась, но кое-что уже отчетливо прорисовывалось и это что-то мне активно не нравилось. В доме я сразу прошла в детскую, где застала спящего в коляске Игорька (кроватку должны были попозже привезти из санатория) и разбиравшую вещи Галину.

— Сядь! — попросила я ее и она, удивленно глядя на меня, послушно уселась напротив. — Ты, насколько я знаю, среди прислуги за главную?

— Уважают меня, — солидно подтвердила она.

— Ну, тогда ответь мне, кто из прислуги способен подделать ключ от кабинета Павла Андреевича, влезть туда и хохмы ради оставить на столе идиотскую записку?

Вытаращившись на меня, она сначала похватала ртом воздух, потом нервно засмеялась и, обретя, наконец, дар речи, сказала:

— Да ты чё говоришь-то, матушка? Да у кого ж рука в доме на такое поднимется? Ты об этом и не думай даже! Да такое никому даже спьяну в голову не придет! Скорее повесятся, чем такое сотворят!

— Допустим, — кивнула я. — А…

— Да не допустим, а точно я тебе говорю! — гневно выпалила она, перебив меня.

— Хорошо, допустим, это так, — упрямо повторила я. — А что ты скажешь по поводу Олега с Григорием.

— Ты, матушка, Олеженьку не трожь, — с глухой угрозой в голосе пророкотала она.

Пораженная произошедшей с ней внезапной переменой я внимательно посмотрела на нее и вдруг она под моим взглядом покраснела, как девчонка, и, смутившись, отвела глаза.

— Так это у него с тобой роман, — поняла я.

— Ну, не роман, — явно кокетничая, ответила она, а потом возмущенно спросила: — А чё? Я еще женщина нестарая, да и он, если к нему умеючи да с лаской, мужчина хоть куда.

— Да делайте вы, что хотите! — отмахнулась я. — Ты мне скажи, он на такое способен, пусть даже из самых лучших побуждений? Например, чтобы предупредить нас о какой-нибудь угрозе? Или бдительность подстегнуть?

— Никогда! — определенно отрезала она. — Узнай он чего, так тут же к кому-нибудь из хозяев пошел бы, а потихоньку? — она помотала головой и повторила: — Никогда!

— А Григорий?

— Гришенька-то? — переспросила она и, подумав, категорично ответила: — Нет! Он же еще дите сущее! — и спросила: — Ты, матушка, знаешь, что ему после университета в Америке предлагали остаться? Большие деньги сулили? А он сюда вернулся! И знаешь, чего он сказал?

— Ну, что?

— А то, что все Кошечкины испокон веков Матвеевым верой-правдой служили и он не выродок, — торжественно произнесла Галина. — Так что ты на него не думай! Он парень скромный и головастый! Целыми днями в свой компутер пялится…

— А ночами? — поинтересовалась я.

— Хм! — остановленная на половине фразы Галина откашлялась, а потом шепотом призналась: — Да с Машкой с кухни он шуры-муры крутит. Оно и понятно: дело молодое и организм своего требует. Да только понимает она, что не пара ему, так что временно все это! Временно и несерьезно!

— Ну, а про Егорова я и сама знаю, что он такого не учудил бы, — грустно сказала я и Галина настороженно на меня уставилась. — Значит, скорее всего, это все-таки был чужой, — я устало закрыла лицо руками.

— Матушка! — Галина отвела мои руки и пристально уставилась мне в глаза. — А чего в записке-то было?

— Всего три слова, Галина: «Будьте предельно осторожны», — ответила я.

— Ах ты, батюшки! А ведь это и вправду чужой кто-то был! — невольно воскликнула Галина и Игорек, проснувшись от ее вскрика, завозился в своей коляске, а она тут же бросилась к нему. — Ну, вот что, матушка! — решительно заявила она, беря его на руки и укачивая. — Ты, как хочешь, а я Игорька в свою комнату заберу! Уж там-то я к нему никому подойти не дам! — и она, успокоив малыша, уложила его обратно и бросилась быстро собирать его вещи, а потом, взяв коляску и кивнув мне на узлы, командирским голосом распорядилась: — Пошли!

Когда мы перебрались в ее комнату, где застали ужасно смутившегося при виде меня Олега, она, освободив место для коляски, взгромоздилась на стул и достала из какой-то коробки с шифоньера тряпичный сверток. Грузно спустившись обратно на пол, она развернула материю, и у нее в руках оказался пистолет, который она сноровисто вытерла этой же тряпкой и небрежно положила в карман передника.

— Ну, Галина! — хмыкнула я. — Ты с ним прямо, как повар с картошкой! Стреляешь-то хорошо?

— До сих пор никто не жаловался! — двусмысленно ответила она и добавила: — Ты, матушка Елена Васильевна, за сына своего спокойной будь — я любому, кто к нему сунется, башку прострелю. Сглотнет пульку и не подавится — у меня не заржавеет! Ты, главное, дело свое делай, а оно, я чую, ох и непростое будет!

— Спасибо тебе, Галина! — совершенно искренне поблагодарила я, а она на это только отмахнулась:

— Не то ты что-то говоришь! — а потом повернулась к Кошечкину и сказала с ласковой вкрадчивостью обозленной до предела медведицы, с которой она у меня всегда ассоциировалась: — А ты, Олеженька, друг сердечный, не стой столбом, а сходи-ка в детскую и остатние вещи ребеночка принеси!

Олег торопливо и с готовностью вышел из комнаты, а я запоздало поинтересовалась:

— А Игорек вам тут не помешает?

— Да ты чё, матушка? — удивилась она. — Олеженька-то, как у него свободная минута выдастся, так к мелюзге бежит! — она имела в виду младших Репниных. — Возится с ними, пока не разгоню! — умильным голосом говорила она. — Со своим-то, когда он маленьким был, ему повозиться не пришлось, так он теперь мечтает, что, как Гришеньку до ума доведет и дела ему передаст, так малышам дядькой станет, воспитывать их будет. А тут такой карапуз замечательный у нас в комнате появился! Вот уж ему радость-то будет!

Несмотря на категоричные заверения Вадима и Галины, что никто из своих к этому делу не причастен, эта мысль никак не хотела выходить у меня из головы и я осторожно поинтересовалась:

— Слышь, Галина! У вас тут горничная одна есть, судя по всему, лихой карманницей она когда-то была…

— Так это Тамарка! — тут же поняла меня Галина. — Золотые у девки руки! Да и Маринка, что с нами в санатории была, не хуже будет! — восхищенно добавила она, а потом, спохватившись, удивленно сказала: — Ты, чё, матушка? Это же, по-научному говоря, квалификация совсем другая! Да и потом Тамарка со Светловым любовь крутит! Не-е-ет! Это не она. А Маринки тут ночью и не было!

— Ты меня неправильно поняла, — объяснила я. — Подошли-ка ты ко мне Тамару — дело у меня для нее есть.

— Ой, задумала ты чегой-то, матушка! — неодобрительно покачала головой Галина, но твердо пообещала: — Подошлю, конечно! Куда ж я денусь!

Успокоившись за своего сына, я отправилась в столовую, где уже начали потихоньку собираться все обитатели усадьбы. При виде меня Лидия Сергеевна удивленно вскинула брови:

— Леночка! Вы же еще в санатории должны быть! — но, внимательно вглядевшись в мое лицо, все поняла и спросила: — Что-то случилось?

— Да! — подтвердила я. — Новость у меня невеселая, но, чтобы не портить никому аппетит, предлагаю поговорить обо всем немного попозже. Кстати, — сказала я, повернувшись к одной из горничных, которые в этот момент вкатывали в комнату столики с едой, — передайте, чтобы вся без исключения, — подчеркнула я, — обслуга дома и те, кто живет в гостевом, собралась после завтрака в каминной.

Естественно, что после этих моих слов, завтрак прошел в гробовом молчании, и настроение у всех было прямо-таки похоронное. Когда горничные сервировали кофе, в дверях появился Семеныч, немного смущенный и озадаченный, но настроенный, судя по виду, весьма решительно, и высокий седой мужчина в «камуфляже», как я поняла, это и был Светлов. Печерская, знавшая, в отличие от меня, обоих, радушно пригласила их присоединиться к нам, но тут же невольно посмотрела на меня, словно не зная, имеет ли она по-прежнему на это право или нет.

— Ли-и-идия Сергеевна! — укоризненно протянула я. — Ну, не делайте вы из меня дракона огнедышащего! Кому же командовать в доме, как не вам! Ничего не изменилось, поверьте!

Солдатов со Светловым выпили с нами кофе, а потом мы все дружно перешли в каминную, где уже собрались все обитатели усадьбы, в основном, конечно, прислуга, среди которой странновато смотрелись Кошечкины с Егоровым, моя мама с Орловым, в сторону которых я старательно не смотрела, и Вера Николаевна.

— Дамы и господа! Новость у меня крайне неприятная! — жестко начала я, оглядывая собравшихся, которые смотрели на меня настороженно, выжидающе и даже с каким-то испугом. — Сегодня утром Вадим Родионович нашел на столе в кабинете Павла Андреевича записку, которой вчера вечером там не было, — и я показала присутствующим файл с вложенным туда листом бумаги. — Для тех, кто не видит со своего места, зачитываю: «Будьте предельно осторожны!». Слово «предельно» подчеркнуто.

Услышав это, все в ужасе уставились на меня, а Лидия Сергеевна, буквально подскочив на месте, схватилась руками за щеки и, явно балансируя на грани истерики, почти взвизгнула:

— Это невозможно! Этого не может быть!

«Что-то она лишку нервничает!» — подумала я, а вслух сказала:

— И вместе с тем, это именно так. Замок был открыт или поддельным ключом, или отмычкой. Если это дурацкая шутка кого-то из домашних, прошу признаться в этом здесь и сейчас. Ничего не могу сказать за Павла Андреевича и Владимира Ивановича, но сама твердо гарантирую, что никаких карательных санкций к виновному применять не буду. Так… Поговорю tete-a-tete без соблюдения общепринятых норма вежливости и приличия и все. Итак, я жду!

Я внимательно оглядывала собравшихся, но ни на одном лице не заметила ни тени смущения или скрытого торжества от того, что он поднял такой шум и переполох, никто не отвел взгляд и не опустил глаза. Все таращились на меня, испуганно переглядывались и, кажется, не могли до конца поверить в то, что кто-то осмелился совершить такое святотатство — залезть в кабинет хозяина.

— Ну, что ж! — немного подождав, сказала я. — Если это все-таки кто-то из вас, но не находит в себе мужества признаться публично, то, я думаю, он или она найдет возможность поговорить со мной наедине в течение дня, пока события не приобрели необратимый характер, потому что в противном случае… — я многозначительно помолчала, оглядывая всех и уж в чем — в чем, а в том, что мой взгляд в этот момент любовью не светился, я была более чем уверена. — Есть еще один вариант: на территории «Сосенок» и в доме был совершенно посторонний человек. Чужой нам всем человек! Как он мог сюда проникнуть, я буду еще разбираться и разберусь! — с нескрываемой угрозой в голосе сказала я и, спохватившись, спросила: — Я уже знаю, что Власов в Москве, а где Остерин с женой?

— Георгий Дмитриевич немного приболел, а Нина Максимовна за ним ухаживает, — объяснил Вадим и я кивнула:

— Ясно! — и продолжила: — Итак! Повторяю: в дом проник чужой человек, а поскольку он человек, а не дух бесплотный, то хоть какие-то следы своего здесь присутствия он должен был оставить. И вы эти следы видели. — Ответом мне был глухой, но гневный ропот. — А я говорю: видели! — жестко повторила я. — Но человеческая память невероятно причудлива и избирательна. Вы обязательно обратили внимание на какую-то странность, вы мимоходом отметили ее, но тут же забыли о ней, у вас просто осталось ощущение, что что-то не так, но что именно, вы в тот момент не поняли. — Собравшиеся, молча, переглянулись, и по их лицам я увидела, что до них дошло, о чем я говорю. — Здесь находится всем вам хорошо знакомый Федор Семенович Солдатов. Он привез сюда людей, которые самым подробным образом побеседуют с вами…

Тут раздался глухой ропот:

— Допрашивать, что ли нас будут?.. Дожили! — и все подобное в этом же духе.

Мне пришлось добавить металла в голосе и уже, не сдерживаясь, рявкнуть:

— Не доп-ра-ши-вать! Для слабослышащих повторяю: бе-се-до-вать! Для того, чтобы помочь вам вспомнить любые отклонения от обычного, повседневного течения жизни! Они по много лет проработали следователями в милиции и зубы проели на том, чтобы помочь свидетелю вспомнить малейшие детали того, что он видел! Так что не фордыбачьте, а сотрудничайте! Важна любая мелочь! Чашка не на том месте стояла! Стул переставлен! Портьера задернула не так! — и тут я увидела, как одна их кухарок, судя по ее халату, открыв рот, пристально на меня уставилась. — Вы что-то хотите сказать? — обратилась я к ней. — Она замялась, и я опять повторила, но уже гораздо мягче и проникновеннее: — Поверьте! Важна каждая мелочь!

— Да я… — неуверенно начала она — видно ей нечасто приходилось не то что говорить в присутствии хозяев, а просто даже бывать в этой части дома — но я ободряюще ей улыбнулась, и она уже смелее сказала: — Да крюк на «черной» двери утром откинут был. А я же сама видела, как Лидия Сергеевна вчера вечером дверь на ключ заперла и повесила его на косяк — там специальный крючочек есть, — объяснила она мне. — А потом подумала немного и еще крюк большой… Тяжелый такой навесила. Мне сегодня утром в теплицу за овощами надо было… Я ключ-то взяла да замок отомкнула… А потом к крюку сунулась, а он откинут уже!

Я тихо обалдела — это было что-то новенькое! Внутри усадьбы все всегда чувствовали себя настолько уверенно в своей полнейшей безопасности, что дом никогда не запирался. Я, как, впрочем, и все остальные вопрошающе уставилась на Печерскую, которая залилась краской и снова занервничала, уже с трудом держа себя в руках.

— Лидия Сергеевна! — удивленно спросила я. — И давно вы стали дом запирать?

— Понимаете, Елена Васильевна… — сказала она.

Услышав это, я скривилась — ну вот! Я уже и Еленой Васильевной стала, а еще совсем недавно Леночкой была! Вот она — обратная сторона власти! Но я промолчала и стала слушать дальше, а Печерская довольно нервно продолжила:

— У меня уже много лет есть привычка перед тем, как идти спать, все обойти и все проверить: выключен ли свет, закрыты ли вода и газ… Это у меня еще от квартиры нашей такая привычка… Павел еще всегда шутил: «Мороз-воевода дозором обходит владенья свои»… Вот… И, когда я стала вести этот дом, я и здесь вечером обязательно все обходила и все проверяла… Конечно, скоро Ирочка хозяйкой дома станет, но, пока ее нет, я уж по старой памяти… — от смущения она, не поднимая глаз, теребила подол своего платья и мы все, видя, как тяжело ей все это говорить, молчали и не перебивали ее. — Вот и вчера вечером я пошла… И, когда выходила из библиотеки, мне показалось… Словом… Словно смотрит на меня кто-то… Я оглянулась, но вокруг никого не было…

— То есть вы никого и ничего не видели? — осторожно поинтересовалась я, но и этих несколько слов хватило, чтобы она сорвалась.

— Не видела! — она почти плакала. — Я почувствовала! И мне стало страшно! Саша уехал! Павла нет! И Владимир Иванович улетел! Вот я и заперла все двери! — тут она не выдержала и разрыдалась.

— Мамуля! Ну, что же ты нам-то ничего не сказала? — кинулись к ней все четверо Репниных.

— Лидия Сергеевна! Надо же было охрану вызвать! — это уже Вадим подал голос.

— Чтобы меня на смех подняли? Да? — сквозь слезы отвечала Печерская. — Или сумасшедшей посчитали?

Я мигом кивнула Семенычу — он, когда надо, может такой лисой прикинуться, что никогда не догадаешься, что он на самом деле позубастей иного волкодава будет — и он тут же бросился к Печерской, раздвинул собравшихся около нее людей, присел перед ней на корточки и заворковал, поглаживая ее по руке:

— Да вы же наша Лидия Сергеевна! Вы же наша умница! Вы же наша молодец! Как же хорошо, что вы всю жизнь учительницей проработали! У вас же интуиция не только женская, которая мужской сто очков вперед даст и обгонит, но и профессиональная, бесценная! Вы же столько лет спиной к классу стояли, что вам и оборачиваться не надо было, чтобы узнать, что эти сорванцы вытворяют! У вас же, можно сказать, на затылке глаза появились! Как же вы нам помогли! Вы же нас просто спасли! Дорогая вы наша! Мы же теперь с этим делом в два счета разберемся! Что бы мы без вас делали!

— Правда? — от удивления Печерская даже плакать перестала, а Солдатов активно закивал, подтверждая это.

Господи! Будь женщина хоть семи, хоть восьми пядей во лбу, а на такую грубую примитивную мужскую лесть всегда купится, да и утешить ее в такую минуту лучше мужчины никто не сможет, потому что в ней со времен каменного века заложена потребность в защитнике, большим и сильном, который и приголубит, и спасет. Только вот не помню я, чтобы меня за все мои тридцать шесть лет кто-нибудь вот так утешал и спасал кроме Игоря! «Эх, Игорь-Игорь! — тоскливо вздохнула я. — Как же мне тебя не хватает! Два года прошло, как ты погиб, а больно так, словно это вчера случилось!», но отвлекаться на посторонние мысли сейчас было нельзя и я, мысленно встряхнувшись, быстро взяла себя в руки и посмотрела на остальных, до которых, наконец-то, полностью дошло, что в доме беда.

— Кирилл Владимирович? — спросила я мужчину в «камуфляже».

— Светлов! — он коротко козырнул мне, несмотря на то, что был без погон — привычка! Куда же от нее денешься!

— Кажется, я вас во время свадьбы Павла Андреевича в усадьбе видела, — присмотревшись к нему повнимательнее, сказала я. — Правда, вы тогда в гражданском были.

— Имел честь быть приглашенным на регистрацию брака в усадьбу, — кратко, но исчерпывающе ответил он и я, поняв, что с этим человеком можно обойтись без политеса, начала давать такие же короткие и четкие указания.

— Итак, Кирилл Владимирович! Вы уже все слышали и все серьезность момента понимаете?

— Так точно!

— Ваши люди все вооружены?

— Естественно, — кивнул Светлов. — Как и положено по сигналу «тревога».

— Значит, наши действия будут следующими:… — на секунду задумалась я, а потом продолжила жестким, командирским голосом: — Специалист по замкам?

— Присутствует.

— Сказочно хорошо! Пусть осмотрит замки в кабинет и на обеих входных дверях. Объяснять что-нибудь надо?

— Никак нет. Все понял. Замок черного хода был открыт изнутри неизвестным с помощью ключа, который потом он повесил на место, и закрыт снаружи с помощью отмычки, а вот крюк накинуть снаружи он, естественно, не смог.

— Я тоже так думаю, — кивнула я. — Далее: просмотреть все записи с камер наблюдения за весь вчерашний день и эту ночь самым внимательным образом. Охрану заменить на своих людей и без моего личного разрешения никого с территории не выпускать — объявляется осадное положение, — я повернулась к присутствующим и жестко сказала: — Так что, если у кого-то были намечены дела вне усадьбы, их придется отменить. По возвращении Павла Андреевича или Владимира Ивановича разрешаю жаловаться на мое самоуправство, сколько душа пожелает, а пока будьте добры подчиняться, — я снова повернулась к Светлову и продолжила: — Обыскать на территории усадьбы все, что можно и нельзя — сомнительно, конечно, но мы должны быть твердо уверены в том, что тот, кто здесь побывал ночью, нигде здесь не прячется, а благополучно смылся. Круглосуточное патрулирование территории усадьбы с собаками. Сейчас же отправьте своих людей обойти по наружному и внутреннему периметру всю ограду вокруг усадьбы, с собаками же. Пусть, как следует, все осмотрят. Смогут?

— Обучены.

— Это хорошо, что обучены, — медленно сказала я. — Что еще? — я на секунду задумалась. — Так. Все машины, которые вчера выезжали из усадьбы самым тщательным образом осмотреть с собаками, а потом загнать на яму и посмотреть снизу. Поговорить с водителями и выяснить, куда ездили, где подолгу стояли и все в этом духе. В том числе и джип Владимира Ивановича — я его на стоянке видела.

— Да! — кивнул Вадим. — Владимир Иванович на своей машине приехал, а вот в аэропорт его уже наша машина отвозила.

— Я так и поняла, — не глядя на него, отозвалась я и продолжила давать распоряжения. — Осмотреть весь дом на предмет «жучков», а кабинет еще на взрывное устройство — черт его знает, какой сюрприз нам этот неизвестный мог подготовить. Да! — спохватилась я. — Крышу дома осмотрите — вдруг он с дельтаплана или чего-нибудь в этом роде туда сиганул, а потом по водосточной трубе вниз спустился. Да и чердак тоже проверьте. На первом этапе вроде бы все, — подытожила я и спросила: — Замечания, дополнения, уточнения будут?

— Одно, — неожиданно улыбнулся Светлов и в ответ на мой недоуменный взгляд — вроде бы все предусмотрела — пояснил: — Мне будет очень приятно с вами работать.

— Спасибо! — совершенно искренне сказала я и улыбнулась ему в ответ. — И взаимно! Ну, что, Кирилл Владимирович? В бой?

— Ничего, Елена Васильевна, — он совершенно неожиданно и незаметно от окружающих мне подмигнул. — Отстреляемся!

— Я в таких случаях говорю: отбодаемся! — добавила я и повернулась к Вадиму, который смотрел на меня чуть ли не с благоговейным ужасом. — Осмотр кабинета будет проводиться в вашем присутствии, Вадим Родионович, а, как закончится, найдите меня в «техцентре» — надо проверить кое-какие соображения. — Он мелко-мелко покивал мне головой. — Замечательно! — я повернулась к Пончику, который уже, как я краем глаза видела, не только успокоил, но и развеселил Печерскую, так что она даже начала улыбаться, и стоял теперь рядом со мной в ожидании распоряжений. — Семеныч! Делай со своими орлами, что хочешь, хоть душу из всех вынай, но я должна иметь полную картину всего вчерашнего дня и этой ночи! Понял? Кто-то бессонницей маялся, кто-то у окна курил, кто-то с кем-то поругался и пошел воздухом подышать… Ну, ты не хуже меня все знаешь! Не может быть такого, чтобы этого гостя незваного никто не видел! Давай, Семеныч!

— Вот смотрю я на вас, Елена Васильевна, — медоточивым голосом начал он, — и сам собой горжусь! Какого руководителя вырастил! — он намекал на то, что я когда-то работала следователем в Пролетарском райотделе милиции, которым он в то время командовал. — Масштаб мышления! Анализ! Способность мгновенно оценить ситуацию и принять правильное решение!

— Правим, как умеем! — рассмеялась я и добавила: — Иди работай! Раститель!

Солдатов ушел, да и большая часть собравшихся тоже почти разошлась, а вот одна из горничных стояла около двери и пристально смотрела на меня. Это была, как я поняла, Тамара, и я громко сказала, обращаясь к Егорову, но глядя на нее:

— Николай Владимирович! Подождите меня, пожалуйста! Я сейчас сына проведаю, который теперь в связи со сложившимися непростыми обстоятельствами в комнате Галины живет, и с вами в «техцентр» пойду.

— Я тогда вас, Елена Васильевна, на улице подожду. Свежим воздухом пока подышу, — отозвался Колька, понимая, что в официальной обстановке и обращение должно быть соответствующим.

Услышав это, Тамара, чуть заметно кивнув мне головой, тут же вышла из каминной, а я, дав еще некоторые распоряжения, направилась вслед за ней в комнату Галины и, подойдя, услышала через дверь, как Галина строго наставляет ее:

— Вот что тебе хозяйка скажет, то и будешь делать. А вздумаешь крутить, — с угрозой произнесла она, — так ты меня знаешь!

— Брось ты, Галина! — огрызнулась та. — Что ж я не понимаю, что ли, что беда пришла!

— Вот и хорошо, что понимаешь, — сказала я, входя в комнату и присаживаясь на кровать: — Тамара, скоро из санатория вернется Марина и тебе с ней нужно будет… — я на минуту замялась, а потом решительно продолжила: — Короче! Для того, чтобы нормально работать, я должна быть твердо уверена, что у меня за спиной все чисто. Поняла? — Она закивала головой. — Если предположить, что у того, кто сюда забрался, есть в усадьбе сообщник, то они должны как-то связываться. Покидать территорию я запретила — остается телефон. Выход в город здесь через нашу АТС, а я приказала ее контролировать, как и звонки с сотовых, которые Павел Андреевич оплачивает, — я вовсе не собиралась разглашать то, что это, оказывается, уже давно делается. — Но и сообщник этот, если он, конечно, есть, — поспешила добавить я, видя, как наливаются гневом глаза моих собеседниц, — эту возможность может предусмотреть. Поэтому мне очень важно знать, есть ли у кого-нибудь, совершенно неважно у кого именно, второй сотовый телефон. Учти, Тамара, этот человек обязательно будет носить его с собой, он не будет рисковать и где-то его оставлять. И тебе с Мариной нужно его обнаружить. Искать у всех без исключения! — жестко заключила я. — Понимаешь? Без исключения!

— И у Егорова им тоже искать? — спросила Галина, гневно поджав губы — ни для кого не были секретом наши дружеские с Николаем отношения.

— Естественно! — твердо заявила я. — Мы все оказались в такой дерьмовой ситуации, что я самой себе буду верить только после предъявления улик и вещественных доказательств. Поймите, — объясняли им я, — этот человек совсем необязательно наш враг, ему могли внушить, что это делается для нашей же пользы, его могли просто обмануть. Поэтому, когда и если вы найдете этот чертов телефон, докладывать только мне лично. Больше никому ни слова, ни полслова! Только мне! — жестко повторила я. — Если сотовый попадет вам в руки, обязательно спишите, сколько сможете, последних номеров телефонов.

— Сделаем мы все с Маринкой, конечно, — заверила меня Тамара. — Только я вам откровенно, Елена Васильевна, скажу, что мне лично такое задание — серпом по одному месту!

— А когда Пан приказал тебе у меня из кармана диктофон достать? Тогда, летом… Ты тоже про серп вспоминала? — пристально глядя на нее, спросила я.

— Это Маринка была, — опустив глаза, ответила она.

— А мне-то какая разница? — продолжала напирать я. — Был дан приказ и она его выполнила! Вот и сейчас у вас есть мой приказ! Приедут Павел Андреевич с Панфиловым и жалуйтесь им на меня! Хоть на два, хоть на три голоса! А сейчас вы обязаны мне подчиняться! И подчинитесь! И меня все! — сказала я, поднимаясь. — Когда выполнить сможете? Суток хватит?

— Нет, — продолжая смотреть в пол, она помотала головой. — За двое бы справиться!

— Ну, действуйте! — я поднялась и вышла из комнаты.