Для вкуса добавить карри, или Катализатор для планеты

Лина Мраги, 2017

Роман-фэнтези в трёх книгах. Что вы будете делать, если в один прекрасный день поедете на свою дачу, а в результате окажетесь в одиночестве, в неизвестном лесу, в крови, без мобильника, денег и документов?! Жутковатая ситуация, не правда ли?! История главной героини – это история обычной девушки, которая преодолевает страх и боль, ужас неизвестности и жуткую правду реальности и постепенно, со временем открывает для себя удивительный, загадочный и прекрасный мир. Мир планеты Окатан. Сможет ли она вернуться? Сможет ли пройти путь полный опасностей, загадок, приключений и… любви? А может, это и есть её дом?! Настоящий?!

Книга первая. Катализатор для планеты

Пролог

Раздалась долгожданная трель телефонного звонка.

— Кирюш, ты где? Что так долго?

— С отчётом накосячил, поздно выехал. Стою на двадцатом километре — тут такая пробка! Ужас! Похоже, авария крупная: скорых с десяток, техники нагнали, вроде фура перевёрнутая поперёк трассы, вертолёт над рекой кружит… Что конкретно — непонятно, на мост не пускают, всех в объезд разворачивают, так что буду часа через полтора, сама понимаешь… Каринка давно приехала?

— Не приехала… А разве она не с тобой?

На другом конце повисла тревожная тишина.

— Нет. Позвонила в обед, сказала, что освободится раньше и как раз на трёхчасовую маршрутку успевает, чтобы я за ней не ехал… Катя, спокойно… Мало ли где она застряла?! Набери её, а я… — голос оборвался, короткие гудки.

Снова пронзительный звон мобильника, неизвестный номер:

— Служба МЧС беспокоит…

Часть 1. Лес

Глава 1

Первый раз я очнулась в каких-то кустах, лёжа на земле: вокруг туманные сумерки, высокие стволы деревьев, колышущиеся тени. В голове шумело и звонко стучали молотки, будто несколько кузнецов ударно выполняли квартальный план. Всё тело жутко болело и как бы окаменело. Было страшно даже дышать.

Я медленно поднесла руки к глазам и пошевелила пальцами. Двигаются… Чувствовалось, что я вся в какой-то липкой жиже. «Судя по запаху — кровь…» — подумала я. Сильнейшая боль в затылке пронзила до самых пяток, когда я попыталась поднять голову. Полежав неподвижно ещё несколько минут и переведя дыхание, я начала тихонько поворачиваться набок, предпринимая попытку встать на ноги. Кое-как поднявшись на колени, я привалилась к ближайшему стволу. Перед глазами всё плыло и кружилось. А кузнецы в голове вместе с кузней сели в поезд, который понёсся по рельсам с адским грохотом: ту-тух-ту-тух, ту-тух-ту-тух, ту-тух-ту-тух…

Немного отойдя от этого стука и поползав вокруг дерева, я обхватила руками ствол и, прижимаясь к нему словно к родному, начала вставать. После третьей попытки всё получилось. Очень сильно болело и почти не двигалось правое плечо, а левую ногу я совсем не чувствовала. «Только бы не было открытых переломов… Только бы не было открытых переломов…» — как заведённая повторяла я и стояла, обняв шершавое дерево, пытаясь хоть как-то собрать мысли в кучу или хотя бы в кучку. Из-за грохота в голове сделать это было сложно: поезд громыхал колёсами, а кузнецы молотками.

Глаза уже немного привыкли к полумраку. С двух сторон были какие-то заросли, а впереди небольшая полянка. Вихрь панических мыслей бушевал в голове: «Наверно сегодня полнолуние, если в лесу так светло. Надо как-то выйти на дорогу, здесь вряд ли меня найдут, если, вообще, будут искать. Спасение умирающих дело рук самих умирающих. Вот же угораздило сесть в эту маршрутку, нет чтобы дождаться Кирилла и спокойно поехать с ним на машине. Понесли же какие-то черти добираться своим ходом! Вот и приехали! А теперь я сдохну в этом лесу! Умру от потери крови, и меня съедят дикие звери! Нет! Я не хочу, не хочу так умирать!»

Хлынули слёзы и, обняв дерево, я завыла. Прорыдав так некоторое время и размазав грязь и кровь по щекам, я начала прислушиваться, в какой стороне может быть трасса. Где-то вдалеке, как раз в направлении полянки, послышались непонятные звуки. «Так, мне туда…» — решила я и, отцепившись от уже любимого дерева, сильно хромая и стиснув зубы от дикой боли, поковыляла вперёд. Уже знакомые черти всё-таки решили меня добить. Когда я сделала очередной шаг, земля провалилась и я с жутким воплем полетела в чёрную пропасть.

Второй раз я очнулась от яркого света, бившего прямо в глаза. Вокруг слышались какие-то голоса, и показалось, что меня куда-то несут. Я не ощущала своего тела, не чувствовала ничего, кроме стука поезда в голове, а из-за яркого света не различала того, что происходило вокруг. «Наверно, я сломала шею и теперь парализована, — пришла мысль, а за ней другая: — Лучше умереть, чем жить инвалидом!» Так я подумала и опять отключилась.

Третье моё пробуждение было уже более интересным. Открыв глаза, я увидела над собой бревенчатую крышу со свисающими нитками мха и каменную стену со шкурами каких-то животных. Где-то рядом говорили люди хриплыми голосами, но слов было не разобрать. Надо мной наклонился человек с жуткой рожей и страшным шрамом через всю щёку, потом другой — ещё более безобразный, с наполовину лысой головой. Я попыталась заговорить, но язык не подчинялся абсолютно, выходило лишь какое-то мычание. Перед глазами поплыл туман, вся картинка смазалась, и я опять потеряла сознание.

Следующее пробуждение началось с того, что меня хотели напоить. Моя бедная, разбитая голова была перевязана, а рядом сидел какой-то парень и, поддерживая меня, пытался влить мне в рот что-то из маленькой плошки. Жадно вылакав горьковатое содержимое, я попросила ещё, но меня не поняли. Тогда, приподняв руку, я жестом показала, чего хочу. Он кивнул и принёс новую порцию. Когда я напилась от души, то даже дышать стало легче. Поезд из моей головы уже уехал, а вот кузнецы продолжали усиленно трудиться.

Я опустила глаза вниз, на себя, и увидела, что укрыта какой-то дерюгой: правая рука туго примотана в согнутом положении к груди, а плечо неподвижно зафиксировано. Попытка пошевелить ногами показала, что левая полностью перевязана и почти нечувствительна ниже колена, а правая вроде в порядке. В общем, первая помощь мне оказана и шею я не сломала. Это радовало, только не покидало какое-то явное ощущение дискомфорта. Относительно целой левой рукой, в порезах, кровоподтёках и царапинах, я приподняла дерюжку. Ну вот, всё понятно, откуда это неудобство. Я лежала голая. Полностью. На грязном тюфяке, набитом то ли травой, то ли соломой. Та-а-ак! Весёленько! Повернув голову, я глянула на сидящего рядом юношу. Он, в свою очередь, также смотрел на меня.

— Ты кто? — спросила я.

Он слегка улыбнулся и что-то сказал.

— Я тебя не понимаю…

Он начал говорить и в его речи явно слышались вопросительные интонации. Он о чём-то меня спрашивал, а я ничего не могла ответить, так как не понимала ни слова. Я только отрицательно покачала головой и попыталась пожать плечами. Получилось лишь одним. На каком языке он говорил, было непонятно, его речь не походила ни на одну из тех, что мне приходилось когда-либо слышать. Тут снаружи раздались голоса и парень, успокоительно похлопав меня, отошёл в сторону.

Обведя взглядом помещение, я пришла к выводу, что лежу в самой настоящей землянке или хижине. В центре был очаг, сложенный из крупных камней, в котором горел огонь. Над ним, на перекладине с крюком, висел большой котёл, в котором что-то булькало. Вдоль стен располагались такие же мешки-тюфяки, на каком лежала я. Из некоторых торчала солома, а сверху валялись дерюжки, наподобие той, что прикрыли меня. В хижине было довольно светло. Свет проникал сквозь широкие, в некоторых местах, щели между брёвнами, а также через отверстие в крыше, куда уходил дым.

Мне пришлось отвлечься от осмотра этого чуда деревянного зодчества, так как слегка скособоченная дверь отворилась, и в хижину завалились они… От страха и ужаса я сжалась так, что многочисленные болячки мигом дали знать о себе сильнейшей болью по всему телу. Перед глазами опять всё поплыло, а потом навернулись слёзы.

Я увидела четырёх здоровых мужиков, пятым был уже знакомый парень. Экземплярчики ещё те! Страшные, морды злющие, заросшие щетиной, какие-то перекошенные все, в странных рубахах со свисающими то ли шнурками, то ли верёвками. В руках они несли громоздкие мешки, которые покидали по углам с жутким лязгом, и с дружным гоготанием попадали вокруг очага на тюфяки. В ужасе я зажмурилась: «Вот угораздило меня, так угораздило. Попала по полной! Голая, перекалеченная и пять взрослых диких мужиков неизвестно где, в каком-то лесу. Да они сделают со мной всё, что захотят! А как наиграются, прикопают где-нибудь в овражке, и дело с концом».

Пока я переваривала в себе эти мысли, разговор компании возле очага, видимо, переключился на мою персону, так как уже знакомый юноша, сидя на перевёрнутом деревянном ведре, что-то говорил одному из этих страшилищ, периодически кивая в мою сторону. Страшилище неспешно поднялось и подошло ко мне. Я лежала, замерев от страха.

Передо мной стоял высокий широкоплечий мужчина непонятного возраста с длинными, тёмными волосами и в серой рубахе с закатанными рукавами, а тёмно-коричневые штаны были заправлены в высокие сапоги до колен. Всю правую половину его лица обезображивал рваный красно-багровый шрам, из-за которого правый глаз был гораздо уже левого, а угол рта подтянут кверху. Казалось, что он ехидно ухмыляется.

«Типичный бандитский атаман, — пришла мысль. — Лучше и не придумаешь». Тем временем «атаман» стоял, скрестив на груди загорелые мускулистые руки, и, разглядывая меня, что-то спрашивал у моего знакомца. Тот спокойно отвечал. Быстро наклонившись, мужчина приподнял тощее одеялко, которым я была укрыта, и начал рассматривать моё покалеченное тельце, отдыхающее на соломке.

Удовлетворённо хмыкнув, он прикрыл меня и, хлопнув стоящего рядом юношу по плечу, вернулся к остальным. «Фу, пронесло, — подумала я. — Будем надеяться, что, пока я в таком состоянии, за плотскими утехами ко мне не полезут». Но я ошиблась. «Веселье» меня ожидало очень скоро.

Глава 2

Почти целый день, с небольшими перерывами, я спала. Два раза меня покормили каким-то довольно вкусным супом, проверили раны, поменяли повязки. В общем, заботились. И всю эту заботу предоставлял тот же юноша. Остальные не подходили ко мне: отсыпались, ели, бродили туда-сюда по своим делам и только искоса поглядывали в мою сторону. Кузнецы в моей голове продолжали неутомимо трудиться, выдавая на-гора план по ковке, из-за чего все мысли разбегались, и я ни на чём не могла толком сосредоточиться.

Отдельная история случилась с туалетом. Очередной раз проснувшись, я поняла, что хочу по-маленькому так, как никогда в жизни не хотела. Мочевой пузырь готовился лопнуть в любую секунду. «Так, надо срочно вставать, и плевать, что голая, тут уже не до стыдливости. Замотаюсь в одеяло и поковыляю наружу до ближайших кустов», — разработала я план действий и начала вставать, опираясь здоровой рукой на тюфяк и поставив босые ноги на земляной пол. Голова резко закружилась, стук в ней усилился, и очень захотелось упасть обратно, но попасть в кусты хотелось ещё сильнее.

Я медленно встала, ноги еле держали, постояла так несколько секунд, пытаясь свободной рукой обмотаться своей дерюжкой, но тут вошёл мой лекарь. Увидев мои муки, он быстро подскочил и хорошенько сам замотал меня. Я сделала просящие глаза и характерным движением, слегка присев и сжав колени, умоляюще уставилась на него. Мальчик всё понял. Быстро усадив меня обратно, он живенько порылся в какой-то куче, нашёл такую же дерюжку, только гораздо больше, и верёвку. Натянув верёвку на торчащие из стен крючья, он перекинул дерюжку через неё и соорудил шикарную занавеску, которая полностью загораживала мой угол от остальной части хижины. После принёс деревянное ведро, на треть заполненное водой, и поставил его за эту занавеску. Кустики отменялись. Вместо кустиков было предложено ведро. Всё это проделав, парень подмигнул мне и вышел.

Господи, какое же это счастье — наконец-то сходить в туалет! Бухнувшись обратно на солому, я блаженно вздохнула. Через несколько минут он вернулся, поменял ведро на другое, а предыдущее вынес. Я молча наблюдала за ним и думала: «Ходить, хоть и со скрипом, я могу. Почему меня нельзя вывести на улицу и не заморачиваться с вёдрами? Похоже, не хотят выпускать, но может, мне ходить пока просто нельзя? Ну и ладно, нравится — пусть выносит. Только надо разобраться, где я и кто эти странные люди». Так как с помощью речи это выяснить было невозможно, я начала, насколько могла из-за головной боли, внимательно наблюдать за странными соседями и, наверняка, моими будущими насильниками и убийцами.

На вид это были чистые бандиты. На каждом какие-либо увечья, агрессивные лица, хотя и не такие страшные, как мне показалось поначалу. Самым приятным из них был, естественно, парень, который мне помогал. Во-первых, он был моложе остальных, лет восемнадцать-двадцать, худощавый, но с широкими плечами, а во-вторых — он очень мило улыбался и заботился обо мне. Хотя у него, как и у атамана, был шрам на лице. Рубец рассекал левую бровь и через широкий лоб, слегка ветвясь, уходил в волосы, разделяя их косым пробором. В принципе, это не портило его симпатичное лицо с прямым носом, чётко очерченными губами, твёрдым подбородком и мягкой ямочкой на левой щеке, которая появлялась, когда он улыбался.

Остальные были довольно жутковатыми типами. Самый крупный из них, про себя я назвала его Гоблин, был выше всех как минимум на полголовы, с мощным торсом и огромными лапищами. Короче говоря, гора мускулов. На левой руке у него не хватало двух пальцев, мизинца и безымянного, нос расплющен, а маленькие глазки зорко поглядывали из-под кустистых бровей. Второй, самый маленький из пятерых, был жилистый и шустрый, с быстрыми, суетливыми движениями. У него не было верхней части одного уха, а сальные тёмные волосы завязаны в тощий хвостик на затылке. Его я окрестила Мелкий. Третий же получил кличку Плешивый за то, что на всей верхней части головы, ото лба до макушки, красовался след от старого ожога, естественно, волос на этом месте не было. Из всех он был самый противный.

Одеты они были почти одинаково, так как свои лохмотья сменили на более чистую и целую одежду: коричневые или почти чёрные штаны, заправленные в мягкие сапоги до колен, и серые рубашки со шнуровкой на груди с закатанными рукавами. У Гоблина был широкий чёрный пояс с дырочками, а у остальных ремни с крупными пряжками. В общем, если привыкнуть и присмотреться, не такие уж и чудовища.

Парень, который за мной смотрел, в мыслях я начала звать его Нянь, каждый день несколько раз поил меня какой-то горькой тёмно-бурой жидкостью. Когда я пыталась отказываться, он делал сердитое лицо и настойчиво протягивал мне плошку с этой бурдой. Я обречённо вздыхала и выпивала залпом. «Может, лекарство какое…» — предполагала я.

Где-то дней через пять-шесть, после того как я окончательно пришла в себя, чуть не случилось то «веселье», которого я так боялась. Очень показательная оказалась ситуация. С самого утра в хижине, кроме меня и бегавшего туда-сюда по хозяйству Няня, никого не было. Уже ближе к вечеру снаружи донеслись знакомые голоса, гогот и развернулась невидимая мне деятельность. Нянь носился из хижины и обратно, подкладывал дрова и хворост в очаг, параллельно сооружая над огнём какую-то конструкцию, подозрительно напоминающую мангал.

Когда в открытой двери показались Мелкий с Гоблином, я поняла, где все были почти весь день. Они ходили на охоту. На здоровенные шампуры, которые Мелкий держал в руках, были нанизаны крупные куски мяса. А Гоблин нёс длинный железный прут, на котором висела часть туши какого-то зверя. Мужчины были довольные, весело перекидывались непонятными для меня фразами и дружно хохотали. Охота удалась. Приготовлением всего этого мясного пиршества занялся Гоблин. Он ловко орудовал возле очага, прямо как заправский повар-армянин в какой-нибудь летней кафешке: «Падхады, дарагой! Такой шашлик! Палчыки аближэшь!» Представив эту картину, я тихонько рассмеялась.

Вскоре по хижине разлился аромат жареного мяса. Я очень надеялась, что и мне перепадёт кусочек: от запаха текли слюни, а голод давал знать о себе уже давно. Вся компания расселась вокруг в ожидании. Атаман принёс какие-то большие бурдюки и начал разливать содержимое по глиняным кружкам. Стало ясно, что грядёт грандиозная пьянка, и есть как-то сразу расхотелось. Я вжалась в свой угол. Ну вот, сейчас наедятся, наклюкаются и полезут ко мне за развлечениями.

Поначалу всё было нормально. Гоблин раздал всем шампуры, Нянь накидал в миски каких-то корнеплодов и зелени, и все дружно принялись за еду, раз за разом потягивая из кружек. Мне тоже досталась миска с ароматным куском и немаленькой кучкой зелёной травки с красными прожилками. Я смотрела на дымящееся горячее мясо и думала, что, возможно, это последний кусок мяса в моей жизни и, может быть, самый последний ужин. Почему же я не ем? Если уж помирать, то не на голодный желудок. Приговорённого к смерти обычно кормят перед казнью, так сказать, в последний раз. И я принялась за еду. Мясо было жестковатым, но вкусным, корнеплоды чем-то напоминали картошку или свёклу, а зелень просто потрясающа. Очень вкусно!

Пока я усиленно жевала, мужики продолжали пить. Завязался оживлённый разговор, что-то активно обсуждалось. Постепенно градус эмоций начал повышаться. Я старалась ловить каждое слово. Очень хотелось понять, о чём же идёт речь, хоть я и знала, что это бесполезно. Несколько раз даже показалось, что я расслышала знакомые слова. Вдруг Плешивый вскочил и, обращаясь к Атаману, начал что-то ему громко доказывать. Атаман полулежал на тюфяке, облокотившись спиной о бревенчатую стену, и прихлёбывал из кружки. Тут Мелкого тоже пробило, и он начал вроде как поддакивать. Атаман молчал, только было заметно, как постепенно напрягается его лицо. Гоблин с Нянем сидели молча, уставившись в свои миски. Мелкий тоже вскочил, забегал вокруг очага, и они уже на пару с Плешивым вопили что-то своему главарю, тыкая пальцами в мою сторону. «Ну всё! — промелькнула мысль. — Только бы долго не издевались, пусть насилуют, пусть убивают, только побыстрее».

И вдруг Плешивый подскочил ко мне, схватил за волосы и сбросил на земляной пол, а одним прыжком оказавшийся рядом Мелкий резким движением сдёрнул тонкое одеялко. Я, скорчившись, сидела на земле. Плешивый очень больно вцепился в голову и держал так, что я не могла её опустить. Я только и думала о том, что не буду плакать, не буду кричать, всё равно меня никто не поймёт. Сидела и смотрела на них злющими глазами, стиснув зубы и сжавшись до предела. Уже было всё равно, что на мне, кроме нескольких повязок, ничего нет.

Атаман неспешно встал. Я заметила, как подёргивается угол его рта, с той стороны, где лицо изуродовано. Он подошёл медленно, плавно раскачиваясь. Движения были настолько текучими, что казалось, будто он идёт не по земле, а мягко ступает по облакам. Как всё случилось дальше, я не уловила. Одним молниеносным движением он уложил обоих моих обидчиков. Секунда — и они уже корчились рядом на земляном полу.

Мужчина сделал несколько кругов вокруг нашей живописной кучки. Сказать, что он двигался с грацией хищника — ничего не сказать. Он напомнил мне кобру и удава одновременно. Кобру за её скорость и непредсказуемость броска, а удава за его силу. Осталось впечатление чего-то змеиного и очень опасного. Каждый мускул источал такую силу, что я пришла к выводу, что самый сильный и опасный в этой компании не Гоблин, а Атаман, хотя по внешности этого не скажешь. В подтверждение моих мыслей главарь схватил обоих стонущих у его ног мужиков за шкирку, как котят, и выволок наружу. Что уже происходило там, я не видела.

Подтянув к себе тонкое одеялко, я медленно отползла в свой угол. Кое-как прикрылась, упала на тюфяк и, спрятавшись за занавеской, перевела дух: «Вот и погуляли!» Через несколько минут за занавеску просунулась рука с кружкой. Это была рука Няня. «У-у-у, предатель! Даже глаз не поднял, когда эти двое на меня накинулись, не попытался ничего сделать, скотина, — я страшно на него разозлилась. — Если бы не Атаман, то эти уроды порвали бы меня на части, а он даже не смотрел в мою сторону. Больше всех его ненавижу!» Отпихнув руку с кружкой, я отвернулась. В тот день меня уже никто не беспокоил и через какое-то время я заснула.

Глава 3

А утром меня ждала целая куча, так сказать, подарков разного свойства. Когда я открыла глаза, то первое, что увидела — это маленький букетик мелких голубеньких цветочков, перевязанных тонкой бечёвкой. «Грехи замаливает, гад, — подумала я и отпихнула букетик. — Не прощу!» Привстав со своего ложа, я увидела лежащую рядом одежду. Это были такие же, как и на остальных, коричневые штаны на завязках и серая рубаха со шнуровкой вместо пуговиц. «Ну наконец-то! Сколько же можно голышом валяться?! А моя одежда, интересно, где? И кто такой добрый, что пожертвовал свои шмотки?» День начинался приятно.

Одевание потребовало немалых усилий. Хотя моё плечо ещё было туго замотано, но рука уже двигалась, а синяки и кровоподтёки на ней начали заживать. Скрипя зубами от боли, я кое-как натянула рубашку. И в ней же утонула, хотя подозреваю, что мне нашли самую маленькую. «Наверное, у Мелкого забрали…» — подумала я. И только одеваясь, поняла, как сильно похудела. Я никогда не была худой, но и толстой тоже, хотя периодически сидела на разных диетах, пытаясь хоть немного приблизиться к тонким длинноногим красоткам из глянцевых журналов. По ощущениям и из того, что можно было рассмотреть — это руки, ноги, живот, я потеряла килограмм семь-десять, если не больше. Мои конечности стали гораздо тоньше, небольшой животик исчез совсем, даже ввалился, а на бёдрах хорошо прощупывались суставы. Вот и сбылась мечта! Я тонкая, звонкая и прозрачная. Только и врагу такой диеты не пожелаешь. И лишь взяв штаны в руки, я обратила внимание на очередной сюрприз. К моей правой здоровой ноге была привязана верёвка. «Вот те раз! Привязали! Только зачем?! — глядя на ногу, я удивлённо хлопала глазами. — Руки у меня работают, что мешает мне её развязать? Ерунда какая-то… А как же я штаны надену?»

А дальше было уже совсем интересно. Недолго думая, я наклонилась и попыталась отвязаться. И тут в глазах словно всё расплылось. Я резко откинулась обратно: «Что за чёрт?» Снова наклонилась и опять всё поплыло. Тогда я нащупала пальцами узлы и попыталась распутаться наощупь. Узлы были твёрдыми, туго сплетёнными между собой и не поддавались. «Да, что ж такое-то? Что за глюки?!» Я опять отодвинулась назад, и зрение тут же пришло в норму. Я чётко видела свою ногу, верёвку, переплетение узлов, место, откуда торчал длинный конец, лежащий на полу и уходящий под мою шторку. Я ещё раз нагнулась, но всё повторилось.

Я пробовала и так и этак, крутилась, вставала, пыталась подтянуть ногу к носу, и всё это сопровождалось кряхтением, сопением и гримасами боли. Но ничего не выходило. Меня разобрал какой-то дурацкий азарт, смешанный со злостью. Я обломала все ногти, но толку не добилась. И только после этого заметила, что, подпирая дверной косяк, стоят Нянь с Атаманом и с ну очень большим интересом наблюдают за моими муками. Нянь держал в руке другой конец моей верёвки и слегка им помахивал. Я не придумала ничего другого, как показать пальцем на верёвку, выразительно пожать здоровым плечом и, разведя руками, уставиться на обоих. Как они заржали! Давненько, наверно, стояли. Я тоже улыбнулась: действительно смешно.

Когда они более-менее успокоились, Атаман махнул на меня рукой и, вытирая слёзы, вышел. А Нянь, продолжая хихикать, смотал свободный конец этой странной верёвки на руку, подошёл ко мне и, взяв штаны, протянул моток сквозь одну штанину. Когда я справилась с завязками, то штаны на мне превратились в шаровары. Ну хоть так и то хорошо, всё-таки одежда. Пока я возилась со штанами, Нянь сходил в другой угол, порылся в мешке и поставил передо мной короткие мягкие сапожки, смахивающие на угги. «А вот и обувка!» — обрадовалась я. Сапожки были старые, уже сильно потрёпанные жизнью и, естественно, большие, как минимум на пару размеров. Но как говорится, «на безрыбье…»

Наконец-то я смогла выйти наружу. И пусть меня вывели, как собаку на поводке, всё равно это было здорово. Сначала яркий дневной свет ослепил, но глаза быстро привыкли. Я глубоко вздохнула, голова закружилась, и я припала спиной к ближайшему дереву. Как же хорошо! Было очень тепло, но не слишком жарко. «Странно, — подумала я. — Когда я ехала в этой треклятой маршрутке на нашу дачу, стояло тёплое сухое, но бабье лето. Было начало октября. А сейчас лето… самое настоящее. Или время вернулось назад, или я нахожусь в каких-то других широтах, гораздо южнее? Не могла же я провести в отключке почти год?!» Я окинула взглядом окрестности: вокруг лес, не очень густой, но и не редкий; местность неплоская, частично каменистая, кругом проступают скальные породы. «Какие-то предгорья, — подумала я. — И каким же образом я здесь очутилась? Ничего не понимаю!» Там, где я жила, никаких гор и в помине не было. Моему лекарю, видно, уже надоело стоять рядом и, сделав рукой характерный жест, он пошёл вперёд. Я поковыляла за ним.

Обойдя нашу хижину, которая, оказывается, была пристроена одной стороной к невысокой скале, мы углубились в лес. Спустившись в небольшой овражек и пройдя через кусты, я увидела очередное сегодняшнее чудо. Из жердей и длинных кольев, накрытых разлапистыми ветками, был сооружён симпатичный шалашик, зайти в который можно было не наклоняясь, мне во всяком случае. А когда я заглянула внутрь, то обалдела. Это был самый настоящий туалет! Почти такой же, как до сих пор можно встретить у нас в деревнях. Клозет типа сортира. Но самое прикольное, что свои дела в нём можно было делать сидя. Укреплённую сверху толстыми досками отхожую яму венчала конструкция с дыркой, а на ней нечто типа ящика, тоже с дыркой, да ещё и кожей обито. Добротно. Я заулыбалась: «Ну прямо рай!» Видя мой восторг, Нянь ухмыльнулся и, сделав приглашающий жест, повёл меня дальше показывать местные достопримечательности.

Мы вернулись к хижине, и двинулись в противоположную сторону. Шли не более десяти минут, когда я услышала звуки водопада. Но тут из-за деревьев нам навстречу вышли Мелкий с Плешивым. Оба были полуголые и мокрые. Когда они поравнялись и я разглядела их рожи, то моему злорадству не было предела: «Вот это праздник души! Ай да Атаман! Отлично провёл воспитательную работу. Десять баллов! Так вам и надо, ублюдки!» Их лица напоминали мясной фарш: заплывшие глаза, распухшие носы, развороченные рты. Плешивый на меня злобно зыркнул, а Мелкий сделал вид, что меня не заметил, хотя как вообще он мог видеть сквозь такие щёлочки?!

Я шла за парнем, и меня просто распирало от радости: «Какой всё-таки сегодня замечательный день, несмотря на то что меня привязали. Вчера вечером я готовилась умереть, а сегодня свалилось столько впечатлений. Теперь точно меня никто не тронет! По-моему, Атаман решил оставить меня только для себя. Что ж, в принципе, это не так уж и страшно, лучше он один, чем все пятеро». В том, что главарь банды вскорости потребует плату за своё покровительство, я ни секунды не сомневалась. Однако и панического ужаса перед ним уже не испытывала: он справедлив и умеет смеяться, значит, как-нибудь справимся.

Пока я была в этих мыслях, мы пришли. Ну сегодня точно мой день! Изящный маленький водопад, окружённый зеленью, вытекал прямо из скалы. С высоты пяти-шести метров вода летела вниз в почти круглое озерцо и дальше текла весёлым ручейком. Тут Нянь взял меня за руку и повёл к воде, я ещё сильно хромала. Когда я попробовала войти в воду, парень меня не пустил. Он показал на мою перевязанную ногу и отрицательно покачал головой. «Ага, мочить нельзя, — догадалась я. — Ну да ладно, раз нельзя искупаться целиком, искупаем половину». Я улеглась животом вниз на большой плоский камень и посмотрела в воду. Она была кристально прозрачной, на дне видно каждый камешек, даже самый маленький. Дальше, в глубине, плавали необычные рыбки с очень длинными плавниками и хвостами, которые лениво колыхались от движения воды.

Мне очень хотелось взглянуть на себя и поэтому, слегка приподнявшись, я попыталась увидеть своё отражение. Несмотря на то что вода не была абсолютно спокойной, я смогла разглядеть, что на меня таращится бледное чучело с запавшими глазами и торчащими во все стороны короткими волосами, под правым глазом которого расплылся огромный синяк почти до середины щеки. А я-то всё думала, почему так болит пол-лица, списывала на головную боль. На секунду закрыв глаза, я попыталась представить, как выгляжу со стороны: фонарь под глазом, бледная как смерть, тощая, замотанная в повязки, в одёжках, будто с пугала сняли, и с волосами как у дикобраза… «Красотка ещё та!» — сказал в голове какой-то голос. «Очень точное замечание», — подтвердила я, как видно самой себе, и продолжила самолюбование.

Остаётся задаться вопросом: как кто-то мог чего-то от меня хотеть? Да на меня стоило только посмотреть, чтобы залиться слезами жалости. «Но я до сих пор жива и не умираю от заражения крови или какой-либо инфекции. У меня нет серьёзных переломов, и я уже могу ходить. А раны заживут, и голова пройдёт, рано или поздно», — я улыбнулась отражению и, поддавшись какому-то наитию, быстро сунула голову в воду. Вода была очень холодная, но такая освежающая и живая, что, вынырнув, я завопила диким голосом. Мне хотелось жить!

Оказывается, всё это время, пока я общалась с водной стихией, мой Нянь сидел позади и держал меня за ноги. Оглянувшись на него, я поняла, что мальчик слегка в шоке от такого поведения. От воды он оттащил меня практически силой и, усадив на ближайший камень, начал снимать мою рубашку. Я сперва не поняла зачем, но увидев, как он ловко развязывает повязку, догадалась. Он решил проверить, как там всё заживает.

Из того, что можно было увидеть, выходила неприятная картина. Моё правое плечо было порвано, а точнее, разорвано в клочья. Грубые швы, с ёжиками торчащих ниток, начинались от локтя и, проходя вдоль ключицы, достигали основания шеи. Багровые кровоподтёки и синяки дополняли образ. Смотреть было страшно, и я отвернулась. Выступили слёзы, но всеми силами я старалась не заплакать. А это я ещё ногу не видела. Там то же самое, судя по ощущениям, если не хуже.

Что же со мной такое случилось, что я оказалась неизвестно где, в компании каких-то бандюганов, говорящих на непонятном языке? Аварию я помнила до того момента, когда машина въехала на мост, а через несколько секунд удар… «бусик» закрутило, крики людей, сидевших сзади, визг тормозов, потом ещё удар и открывшаяся прямо передо мной дверь. Очень похоже, что в неё меня и выбросило, а дальше чернота и пустота. А уже потом лес, деревья, ощущение боли и опять я проваливаюсь куда-то и лечу в темноту. Одни вопросы и никаких ответов.

Из-за почти непрекращающейся тупой головной боли соображалось туговато, но в целом чувствовала я себя уже не так плохо. Пока я сидела в горестных мыслях, Нянь осмотрел, что хотел, и прощупал некоторые места вокруг моих ран. Я сидела спокойно, лишь слегка морщилась от боли. Парень, довольно хмыкнув, обрядил меня обратно в повязки, и мы потопали назад.

Когда мы вернулись к землянке, я, не дойдя до входа, бухнулась на травку и, прислонившись к бревенчатой стене, перевела дух. Больная нога разболелась ещё сильнее, голова гудела, дыхание сбилось, и накатила слабость. «Да-а-а, слаба ты, старушка, слаба… — посетовала я. — Ну ничего… Руки-ноги целы, голова на месте, хоть и болит, переломов нет, а мясо нарастёт. Главное, что до сих пор жива и чего-то плохого мне никто ещё не сделал. Нянь, наверно, с того света вытащил, подлатал как мог, заботится как умеет. Всё очень даже неплохо: как-нибудь, потихоньку-помаленьку, выкарабкаюсь и разберусь во всём, всё выясню, рано или поздно. А пока надо выздороветь».

В подтверждение моих мыслей Нянь сходил в землянку, принёс плошку с коричневой горькой бурдой и протянул мне. Скривившись, я выпила. Эх, знала бы я тогда, чем он меня поит, то не кривилась бы, а добавки просила! Приняв пустую плошку, парень присел рядом. Он внимательно рассматривал моё лицо, волосы, а потом взял мою ладошку в свои руки и начал успокоительно и мягко поглаживать, при этом что-то говоря по-своему. Как хотелось понять, что он говорит! Я сидела и просто смотрела на него.

Глава 4

После этого первого «выхода в свет» я проспала почти сутки. Проснулась от голода, потому что снилась мне еда. Во сне я видела себя в гостях: сижу за огромным столом, заставленным всякими деликатесами. Вокруг люди: едят, пьют, громко разговаривают. Я пытаюсь что-то съесть или выпить, но ничего не выходит. Я накалываю на вилку сочный кусок мяса, а в рот попадает только вилка, пытаюсь глотнуть из хрустального бокала, а ничего не льётся. Я злюсь, начинаю хватать с тарелок руками, но до рта ничего не могу донести и вместо вкусных котлет ловлю лишь воздух. От полного бессилия и волчьего голода я беру большую вазу, разбиваю её о пол и просыпаюсь…

Кроме Няня, в хижине никого не было. Он сидел возле очага и что-то помешивал в котелке. От аромата ухи потекли слюни. Заметив, что я проснулась, он улыбнулся, на щеке появилась симпатичная впадинка, которая так мне нравилась, и, показав рукой на котелок, как бы спросил: «Хочешь?» Я бодренько закивала. В меня влезло: миска потрясающе вкусной ухи и две небольшие рыбины. Всё это время юноша сидел напротив и наблюдал за моим завтраком с довольной улыбкой.

После умывания над ведром и хождения в туалет на поводке он уложил меня на лежанку и начал снимать повязки. Вскоре я поняла, что он собирался сделать — снять швы. Обрабатывал меня мой лекарь довольно долго. Иногда было больно, но я терпела. Закончив с плечом, он перевернул меня на живот и размотал ногу. Очень хотелось увидеть хоть что-нибудь, но Нянь раз за разом отпихивал меня, не давая взглянуть.

Когда же он всё сделал и протёр мою многострадальную конечность какой-то вонючей жидкостью, то разрешил посмотреть. Кое-как вывернувшись и привстав на здоровой руке, я оглянулась. Чего-то подобного я и ожидала. От середины задней стороны бедра начиналась самая длинная рана, которая тянулась почти до пятки, другая — короче, из-под колена и до косточки на голеностопе, а третья — небольшая, но очень страшная, в виде латинской буквы «V», с внутренней стороны икроножной мышцы.

Я внимательно рассмотрела свои раны. С медицинской точки зрения, они выглядели неплохо: ни воспаления, ни гноя, ни других подозрительных признаков; чистые, сухие, заживающие. «Дело идёт на поправку, — я облегчённо вздохнула. — Только смотреть жутковато».

— Спасибо тебе, Нянь! — вслух поблагодарила я. — Спасибо за всё!

Он вопросительно приподнял рассечённую напополам бровь.

— Спасибо тебе, — я повторила, взяла его за руку и пожала.

В ответ он слегка склонил голову и приложил ладонь к груди, как будто говоря: «Всегда пожалуйста!» Я засмеялась — он понял. Потом Нянь снова перебинтовал меня и вывел наружу.

«Волшебная» верёвка на моей ноге всё так же висела, один конец которой Нянь привязал к дереву возле хижины, а сам занялся своими делами. Я сидела на тёплом камне, подставив лицо солнцу, рассматривала лес и потихоньку наблюдала за парнем. Вопрос о том, где я, до сих пор оставался открытым.

Остальные вернулись ближе к вечеру. Сначала пришли Мелкий с Гоблином и принесли целый мешок свежевыловленной рыбы, а примерно через час вернулись Атаман с Плешивым — эти были на охоте. На какого зверя они ходили, я не поняла, так как цельной туши при них не было: большие куски мяса были завёрнуты в крупные, как у лопуха, листья.

Следующие два дня я наблюдала бурную деятельность: рыбу чистили, солили, коптили, вялили; с мясом делали то же самое. Точили ножи, кинжалы, короткие мечи. Складывали в мешки верёвки, одеяла, одежду и какие-то железки. «Пойдут на «дело», — решила я. — Возможно, далеко и надолго».

Ни к каким работам меня не привлекали. Мелкий и Плешивый в мою сторону вообще не смотрели, их рожи ещё вовсю сияли шикарными «фонарями». Нянь вёл себя, как обычно, заботливо, Атаман лишь изредка поглядывал в мою сторону, а для Гоблина меня не существовало.

Мне понравилось за ними наблюдать. Правильно говорят, человек может бесконечно долго смотреть на три вещи: как горит огонь, как течёт вода и как работает другой человек. Пятеро моих знакомцев трудились слаженной командой, прямо загляденье. А на рассвете третьего дня они ушли. Лёжа тихонько за своей занавеской, я видела в щёлку, как уже в дверях Атаман что-то сказал Няню и кивнул в мою сторону. Тот коротко ответил и главарь вышел. Мы остались вдвоём.

Я облегчённо вздохнула: «Пусть бы подольше не возвращались!» С Нянем мне было хорошо и спокойно. Я заметила также, что с уходом остальных парень заметно расслабился: постоянно улыбался, брал меня за руки, садился всегда рядышком. Мальчик мне нравился, а учитывая, что он сделал и продолжал делать для меня, то дело уже было не только в симпатии. Я чувствовала, что начинаю к нему прикипать.

Мои раны хорошо затягивались, и я уже довольно живо могла ковылять, только голова ещё ощутимо болела. Повязок на мне уже не было, Нянь снял их через несколько дней после ухода нашей компании. Каждый день, ближе к вечеру, мы ходили к водопаду. Я была всё время на привязи, которую никакими усилиями так и не смогла снять, но, к слову сказать, привязка эта мне уже не мешала, я даже к ней привыкла. Чтобы освободить руки, Нянь привязывал другой конец верёвки себе на пояс, а часть длины сматывал и вешал на плечо.

Дней через пять, после того как мы начали практиковать вечерние купания, я узнала, почему Нянь никогда не раздевался при мне, хотя остальные меня совсем не стеснялись. Купались мы по очереди. Пока я, скинув одёжку, быстро окуналась, парень сидел вдалеке, повернувшись спиной ко мне. Так было и в этот раз. Я нырнула несколько раз: от холодной воды тупая головная боль на время отступала и шрамы переставали ныть. Выйдя на бережок, я обтёрлась большой тряпкой, которая была когда-то чьей-то рубахой, оделась и дёрнула за верёвку. Нянь обернулся, и мы поменялись. Он пошёл купаться, а я сначала хотела присесть на его место, но передумала и решила пройтись вдоль ручейка вниз по течению. Наша связка была очень длинной и сейчас лежала на берегу, постепенно разматываясь, а с другого конца верёвки, за моей спиной, плескался Нянь.

Я медленно шла, аккуратно ступая и посматривая под ноги. Ручей быстро бежал, вода искрилась в заходящих лучах, с громким жужжанием мимо летали большие жуки. И вдруг я увидела её… На дне, среди камней, лежала крупная раковина, похожая на раковину наутилуса. И дело было не в размере, меня поразил её цвет. Она была яркая, красно-оранжевая с фиолетово-голубыми узкими полосами, которые закручивались в причудливый узор. Вкрапления перламутра играли сияющими искрами сквозь бегущую воду — сказочная, волшебная красота!

Как-то забыв про хромоту, я потянулась за этим чудом. Глубина была не выше колена, и, не в силах оторвать глаз, я полезла её доставать. Ступив на крупный камень, я подалась вперёд, совсем забыв про верёвку. Но тут этот каменюка резко качнулся и поехал в сторону. Пытаясь сохранить равновесие, я дёрнулась, но верёвка не пустила, она просто закончилась. И со всего размаха я плюхнулась лицом вниз на дно ручья! Опять моя голова нашла на себя приключения! Округлый, почти чёрный камень впечатался прямо в лоб. Из глаз посыпались искры.

Нахлебавшись воды и держась рукой за рассечённое чело, я сидела в ручье и, стоная от боли, проклинала свою беспечность. Нянь оказался тут как тут. «Ну конечно! Когда я упала, верёвка сильно дёрнулась, и он помчался ко мне», — сообразила я, закрывая ссадину ладонью. Мой смотритель что-то взволнованно выговаривал, осматривая рану и помогая подняться. Вот в этот момент я и увидела его тайну.

Парень был без рубашки, штаны толком завязать не успел и они висели у него на бёдрах: от середины живота страшными рубцами уходил вниз след от большого ожога, а когда он, наклонившись, вытаскивал меня из ручья, то мне совсем поплохело. То, что я увидела ещё ниже, в том месте, которым мальчики отличаются от девочек, повергло в шок. Там, конечно, что-то ещё болталось, но выглядело ужасно. Бедный парень! Кто ж его так покалечил?! Вся жизнь впереди, а как жить, зная, что ни семьи, ни детей, ни даже девушки не будет рядом?!

Я заплакала, но не из-за разбитого лба, а из-за него, моего Няня, такого милого и заботливого, такого молодого и несчастного, который так мучился и страдал; наверно он тоже был на грани жизни и смерти. Теперь понятно, почему я не видела его даже полураздетым, хотя был он такой же загорелый, как и остальные четверо. Юноша не хотел, чтобы я видела его боль. Вот почему Атаман спокойно оставлял меня на его попечение, зная, что он мне, как мужчина, ничем не угрожает. Вот почему Нянь так умело за мной ухаживал, он всё испытал на собственной шкуре. Мои увечья по сравнению с его — царапины!

Мы сидели на траве. Парень обнимал меня за плечи, а я, прижавшись к его мокрому боку, ещё хлюпала носом. Начало смеркаться, и он протянул руку, помогая встать. Стоя напротив и завязывая шнурки на штанах, Нянь отводил глаза. Я понимала почему. Повинуясь какому-то порыву, я подошла, взяла в руки его лицо, заглянула в такие красивые голубые глаза и… поцеловала.

Сначала он резко напрягся, но через секунду губы открылись и он… ответил. Целовались мы несколько минут, как минимум. Парень нежно обнимал меня, не сжимая слишком сильно, наверно, чтобы не сделать больно. Вскоре он отстранился и посмотрел такими влажными и грустными глазами, что опять навернулись слёзы. Приложив палец к моим губам и глядя в упор, он отрицательно покачал головой. Я всё поняла, он не хотел, чтобы я его жалела.

Лёжа ночью на своей соломе, я никак не могла уснуть. События дня табуном сайгаков носились в голове. Странная, удивительно красивая раковина, неизвестные растения и насекомые, нежные поцелуи и чудовищные шрамы моего спасителя, то, как он смотрел на меня, — всё это скакало и прыгало в сознании. Я думала обо всём одновременно и никак не могла успокоиться.

Нянь спал или делал вид, что спит, на одном из матрасов в дальнем углу. Мне очень хотелось выйти и остудить разгорячённую голову на свежем ночном воздухе, но это было невозможно, так как по возвращении, он поменял верёвки и посадил меня на короткий поводок, длины которого до двери не хватало.

Кстати, я узнала, что верёвку можно развязать только очень необычным способом. Когда мы вернулись в хижину, мой лекарь снял с крюка на стене такую же, но более короткую, туго завязал одним концом поверх первой на моей ноге, а другой привязал к одному из столбов, подпирающих крышу. Потом сходил наружу и принёс флягу, обтянутую тёмной кожей. Откупорив пробку, он аккуратно полил на узел длинной верёвки. Через несколько секунд от узла пошёл лёгкий зеленоватый дымок и иллюзия перед глазами, из-за которой я не могла понять и разглядеть, как она завязана, исчезла. Я во все глаза наблюдала за этими манипуляциями. «Что же это за чудо такое?!» — восхищённо думала я. Вокруг загадок только прибавлялось. Тем же способом Нянь развязался сам и бросил это «чудо» ближе к огню, возможно, просушить. Потом мы поели и на этом приключения дня закончились.

Глава 5

Утром меня снова ждал сюрприз. Случилось то, что должно было произойти рано или поздно, но из-за всех происшествий, свалившихся на мою голову, а также нерегулярного цикла, я абсолютно про это забыла. У меня пошли месячные.

Ни про какие средства личной гигиены не могло быть и речи. У меня не было ничего, да и не могло быть в этом «каменном веке». Из одежды тоже ничего не имелось, кроме грубой рубашки и штанов на завязках: ни белья, ни джинсов, ни футболки, ни куртки — ничего из тех вещей, в которых я попала в аварию.

Я лежала ничком на соломе в тихой панике, не представляя, как выйти из этого щекотливого положения. Как же хорошо, что, кроме нас с Нянем, больше никого нет. Я думала о том, что надо как-то сказать, как-то дать понять ему, что мне нужны какие-нибудь тряпки. Стыдно-то как! А неудобно… Что же делать?

Начав глубоко дышать, я пыталась совладать со своим стыдом и страхом. С другой стороны — чего стесняться-то? Голой меня, скорее всего, все видели, а Нянь тем более. Он все раны на мне обрабатывал и зашивал, значит, он-то видел меня всю, во всех подробностях. Так что надо перестать стесняться и попытаться объяснить ему ситуацию.

Сторож мой, видно, заметил отражение усиленной мыслительной деятельности на моём лице. Он отложил свои травки, которые перебирал, и подошёл ближе. Я сделала испуганные глаза и начала развязывать шнурки на штанах, предварительно задрав рубаху. Глаза парня широко открылись. Когда я запустила руку внутрь, его брови поползли вверх, а когда внизу в определённом месте начала шевелить пальцами, он отшатнулся, замахал на меня руками и на повышенных тонах начал что-то выговаривать.

Меня разобрал смех. Милый мальчик решил, что я хочу его соблазнить, зная о его беде. Я расхохоталась! Стыд как рукой сняло! Быстро вскочив с лежанки, я крепко схватила его за руку, чтобы не удрал, и сунула окровавленную руку ему прямо под нос. На бедного юношу напал ступор. Он стоял и хлопал глазами, как пучеглазая сова. Я опять начала повторять свои прошлые движения, только быстрее, попутно показывая жестами, что мне надо что-то от чего-то оторвать и потом кое-куда засунуть.

Вскоре до него дошло. Как мы смеялись! Это был даже не хохот — это была истерика! Оказалось, у моей сиделки весьма заразительный смех. Утерев слёзы и продолжая похохатывать, мой Нянь кивнул (типа я всё понял), жестом показал мне оставаться на месте и, прихватив нож и мешок, вышел, продолжая хихикать.

Я осталась одна. Наконец-то представилась возможность тут всё рассмотреть. Хижина была большая, не очень правильной формы, одной стороной прижатая к скале. Внешняя стена с дверным проёмом, а также две боковые сложены из необтёсанных брёвен. Потолка как такового не имелось — только крыша из широких досок, соединяющихся в конус над отверстием очага, в которое выходил дым. В центре два столба, возможно, играющие роль опорных балок. И к одному из них привязана я. Вдоль стен на соломенных тюфяках свёрнутые одеяла. В углу несколько вёдер и корзин, а также два больших котла, рядом глиняная и деревянная посуда. С двух сторон от двери на крюках оружие: пара луков, четыре колчана со стрелами, три больших меча, несколько дубинок, окованных железом с торчащими шипами, и какой-то другой оружейный антиквариат. Не дойдя до выхода двух шагов, я поняла, что лимит передвижения исчерпан, дальше длины верёвки не хватало.

Вернулся Нянь примерно через час. Я уселась на перевёрнутое ведро и, вытянув больную ногу, приготовилась наблюдать. Парень повесил над огнём большой котелок, в котором обычно варил еду, и залил в него воды. Когда жидкость закипела, он начал доставать из мешка пучки каких-то растений, очень похожих на длинные серо-зелёные водоросли. Закинув траву вариться, он подождал, пока всё опять закипит, затем уселся рядом, помешивая и снимая серую пену длинной деревянной ложкой. Готовилась эта бурда минут десять-пятнадцать. Слив воду, он соорудил рядом с очагом перекладину и развесил на ней тонким слоем то, что сварил.

Я присмотрелась: «Ну точно водоросли! А если и нет, то какие-то странные растения». Пока всё сушилось, мы успели умыться, поесть и Нянь опять поменял на мне верёвку, чтобы я могла выходить. Второй конец он обвязал вокруг дерева, растущего в нескольких шагах от хижины. Когда растительность просохла, Нянь посадил меня рядом, чтобы я могла видеть его действия.

Сняв с перекладины небольшой пучок этих типа водорослей, он смял их и, катая между ладонями, сделал плотный шарик размером с грецкий орех. Потом раскатал этот шарик в коротенький толстый цилиндрик, привязал к одной из сторон заранее приготовленную нитку, а оставшийся хвостик немного укоротил и с лукавой улыбкой протянул мне.

Я не верила своим глазам. Это же тампон! Самый настоящий женский гигиенический тампон, только растительный! Мне хотелось броситься на шею моему спасителю и зацеловать от переполнившей благодарности. Видя мой восхищённый взгляд, он наверно что-то такое и подумал, потому как сунул мне в руки своё творение, ткнул пальцем в остальные висящие на перекладине растения и, бросив мне моток ниток, ушёл.

Я его прекрасно поняла: «Я, мол, принёс, показал, а делай сама». А я и не возражала. Быстренько накрутив парочку точно таких же цилиндриков, я помчалась в лесной сортир. Проблем с установкой в нужное место не возникло. Не было никакого дискомфорта или других неприятных ощущений. Мне хотелось петь от радости! Как всё-таки мало нужно для счастья! Достаточно попасть в другие условия, как приоритеты и ценности совершенно меняются.

В тот момент, когда я вернулась к нашей лесной избушке, Нянь, голый по пояс, рубил толстые сучья. «Обожаю его! — радостно думала я. — Разделся, уже не скрывает свои шрамы. А чего таиться, когда я в курсе, всё видела. Обожаю!» Прислонившись к дереву неподалёку, я улыбалась во весь рот и нагло разглядывала парня: загорелый, высокий, симпатичный, с рельефной мускулатурой, хоть и худоват, на мой женский взгляд. Оттого, что я теперь знала, что он, по сути, евнух, а не нормальный мужчина, моё отношение к нему не изменилось. Наоборот, я прониклась к этому юноше ещё большими чувствами. И дело здесь не в жалости и сочувствии хотя это тоже присутствовало, а в уважении и даже восхищении, что ли. И мне всё равно, что у него в штанах почти ничего нет, он мужчина, самый настоящий, несмотря на молодость. С этой минуты я начала считать парня своим другом, хотя до сих пор не знала, как его зовут.

Вернувшись в хижину, я занялась своими тампонами. И почему-то уверилась, что это именно водоросли, уж очень было похоже. Часа за полтора я накрутила штук пятьдесят. Нянь, зайдя за чем-то и увидев плоды моих трудов, рассмеялся: наверно, вспомнил наши утренние разборки. Порывшись в своих закромах, он нашёл для меня небольшой такой, чистенький полотняный мешочек с затягивающейся верёвочкой. Сложив в него своё богатство, я засунула его под солому. Этого количества надолго хватит!

Через некоторое время я поняла, что моя физиология поможет в очень важном деле. Я смогу составить календарь, пусть приблизительный, но всё-таки. Раскопав в кострище несколько угольков и обойдя хижину с тыла, я подобралась вплотную к огромному камню с почти плоской стороной. Валун торчал из земли вертикально, и я решила, что чёркать на нём будет очень удобно.

Расслабившись, я прикрыла глаза и начала вспоминать. Головная боль ещё не прошла, но и не была уже такой сильной. Она просто раздражала и мешала думать. Из-за некоторых проблем со здоровьем цикл у меня был крайне нерегулярным, но дату начала прошлого я помнила. Увлечённо считая, я исписала датами и цифрами почти всю доступную поверхность, когда почувствовала движение за спиной. Я обернулась. Нянь стоял возле дерева и наблюдал за моей математикой.

— Что, теперь ты за мной подглядываешь? — я улыбнулась. — Да, дорогой, я и писать, и считать умею, да только не по-вашему. И образование у меня хорошее. Так что я не какая-нибудь… дурочка деревенская.

В ответ он только развёл руками и улыбнулся. В конечном итоге эта моя наскальная живопись привела к двум интересным выводам. Во-первых: в этой избушке я находилась уже около трёх недель, а во-вторых — что-то случилось с моей головой, а точнее, с памятью.

Ах, головушка моя многострадальная! Возможно, это были последствия травмы, или сотрясение мозга так повлияло, а может, и то, и другое вместе. Но раньше моя память точно такой не была! Пока я прикидывала и считала, всплыло очень много разных мелких подробностей и деталей не только из недавнего, но и более далёкого прошлого.

Я подробно, в мелочах, вспомнила аварию. Даже всех пассажиров: что делали, о чём говорили. Вспомнила перекошенное лицо водителя, который оглянулся в салон между первым и вторым ударами. И как летящий на огромной скорости белый джип врезался в наш микроавтобус. Я вспомнила, как маршрутку несколько раз крутануло и идущая сзади фура отправила всех нас в полёт на середину реки. Также моя память показала мне, как ещё от первого удара передо мной открылась дверь и я увидела яркий цветной свет, вернее сказать, какой-то сияющий цвет ночного неба с маленькими звёздочками внутри. Я влетела туда и подумала, что мне повезло: у меня такая красивая сверкающая смерть.

Резкий и неожиданный приступ головной боли заставил прервать неутешительные размышления. Виски и затылок сдавило так, что всё закружилось, деревья почему-то стали красными, а трава — чёрной. «Всё красное и чёрное…» — успела подумать я и отключилась.

А очнулась от ощущения холода. Я лежала на своём тюфяке в хижине, рядом сидел Нянь, нежно поглаживая меня по щеке. Холодная мокрая тряпка на лбу охлаждала голову, и такой сильной боли уже не было. «С башкой, явно, дело плохо, — мысли ещё еле-еле проворачивались. — Вроде уже на поправку шла, а тут такой приступ. Вот и Нянь какой перепуганный сидит, волнуется. И это же он меня принёс, как бы ни надорвался, бедняга».

Однако мой врождённый оптимизм всегда помогал переживать трудности. Сжав руку парня, я ему улыбнулась и подмигнула, мол, всё хорошо, не переживай. Он только криво усмехнулся в ответ. Я закрыла глаза и решила ни о чём сегодня больше не думать. Так и заснула.

Глава 6

Тихо и спокойно мы прожили ещё четыре дня. После приступа моя головушка окончательно перестала болеть через двое суток. Сначала я даже не поняла, как и когда это случилось. Просто в один момент, когда мы завтракали запечённой рыбой, я поймала себя на мысли, что боли нет, нет совсем. Кузнецы закончили свою работу и убрались восвояси.

Чувство огромного облегчения и освобождения нахлынуло прохладным потоком. Появилось ощущение, что в мозгу образовалось много свободного места, как будто из старой захламлённой комнаты выкинули всё ненужное, весь мусор, что копился там годами, и сделали генеральную уборку. Я ликовала! Раны мои хорошо закрылись, правда, ещё очень сильно тянули и болели при резких движениях, но это меня не беспокоило. Всё заживёт, никуда не денется, главное, что голова уже не болит.

А ещё через несколько дней вернулась наша банда, и моё спокойствие закончилось. Они пришли все вместе среди дня, уставшие, грязные, но вроде довольные. Мне было интересно, а где же добыча? Где добытое ратным грабежом добро? Но при них было только то, с чем они уходили, а также пара крупных свежевыловленных рыбин и четыре трупика каких-то зайцеобразных зверюшек. Больше ничего. Меня осенило: «У них есть тайник! Где-то по пути, они прячут всё в надёжном месте. Зачем таскать награбленное в своё логово? Настроение у мужиков хорошее, значит, поработали удачно, спрятали и пришли спокойно отдыхать».

Хотя, конечно, уверенности в том, что они именно бандиты, грабят и убивают, у меня не было. Кем являются эти люди, чем они занимаются и почему живут в лесу, я всё же не знала. Гоблин с Мелким, покидав оружие, заплечные мешки и дичь возле хижины, схватили смену чистой одежды и ушли в сторону водопадика. Плешивый, сбросив рыбу Няню, завалился на солому и почти сразу захрапел. Атаман же уселся на камень возле стены, вытянув ноги.

Пока все отдыхали, Нянь бегал по хозяйству: разделал зверюшек, обработал рыбу, принёс воды. Я сидела всё это время на небольшой полянке, как всегда привязанная, словно коза на выпасе, и потихоньку массировала больную ногу. Закончив работу, парень уселся рядом с начальником, и пошла неспешная беседа. Сначала Атаман что-то спрашивал, а Нянь отвечал, потом, вроде, наоборот. Но дальше сложно было понять, кто из них спрашивает, а кто отвечает — они разговаривали спокойно.

Разминая конечность, я сидела и думала о том, что здесь я уже месяц, по моим подсчётам, а до сих пор не удалось толком понять значение почти ни одного слова из речи этих людей. Попытки выяснить у моего смотрителя, как его зовут или как называются предметы, успеха не принесли. Я натыкалась на стену недоумения и непонимания. Но была уверенность, что парень не пытается наладить со мной речевой контакт намеренно и просто прикидывается. Несколько раз я, показывая рукой на себя, чётко, по слогам проговаривала Кари-на, при этом вопросительно глядя на своего молчаливого собеседника и переводя руку в его сторону. Нянь же в ответ улыбался и пожимал плечами. Но я чувствовала, что он просто не хочет называть своё имя. Оставалось только наблюдать, прислушиваться и делать выводы. А вот будут ли эти выводы правильными — большой вопрос.

Подняв глаза от своего занятия, я заметила, что Атаман смотрит на меня, а Нянь продолжает ему что-то говорить: «На меня переключились… Интересно, что он рассказывает? Ну, про поцелуй у водопада вряд ли проболтается, а вот про остальное наше совместное проживание точно доложит».

Но тут они встали и направились за хижину, туда, где я углём исчёркала камни. Дождь за прошедшее время прошёл всего один раз и то несильный, так что мою писанину ещё было хорошо видно. За избушкой раздался атаманский хохот. «Да что же эта нянюшка заботливая там про меня плетёт? Как же хочется узнать!» Любопытство просто раздирало на части.

Весь остаток дня главарь поглядывал в мою сторону. «Да чтоб ты окосел! — сначала разозлилась я, а потом пригорюнилась. — Ну вот и пришло время рассчитаться за заботу, защиту, приют…» Я постаралась держаться подальше: пряталась за хижиной и уходила в лес, насколько хватало верёвки. Сердце замирало и колотилось, и так не слишком хорошо двигающаяся нога предательски подгибалась, я еле-еле ходила. «Может, он передумает меня трогать: посмотрит, как я ковыляю, на мой испуганный вид и пожалеет, — лелеяла я надежду. — Хотя вряд ли, слишком уж заинтересованно смотрит».

Собрав волю в кулак и отринув страхи, я решила для себя, что чему быть, того не миновать. Девочка я уже взрослая, двадцать семь годиков как-никак. Тем более что мужчин и отношений с ними я особо никогда не боялась. Заморочек и комплексов в плоскости между мужчиной и женщиной у меня тоже уже не было, а моралисткой я, вообще, себя никогда не считала. Но сейчас было реально страшно. «Главное, чтобы не покалечили, а если будут убивать, то желательно быстро. Значит, сопротивляться не нужно, может быть только хуже. Надо расслабиться, успокоиться и настроиться… Рано или поздно это всё равно произойдёт, и удрать я тоже пока никуда не могу», — пыталась я себя уговорить, но не очень-то получалось.

Промаявшись так некоторое время, я решила сходить к водопаду, если Нянь, конечно, сводит. Заглянув в хижину, я обнаружила, что вся компания собирается ужинать. Нянь махнул рукой и, показав на свободный пенёк, протянул миску с хорошим куском рыбины. Приняв еду, я присела со всеми у очага. Сначала подумалось, что ничего в горло не полезет, но вяло прожевав кусочек, я не заметила, как съела всё. Рыба была великолепна почти без костей и по вкусу чем-то напоминала лосося, хотя внешне ничего общего.

Когда мужчины поели и завалились на свои тюфяки, о чём-то переговариваясь, я втихую дёрнула Няня за рубаху и, кивнув в сторону двери, вышла наружу. Вскоре он появился, и я, показав на себя, потом на него, махнула в сторону нашей купальни. Парень как-то очень странно посмотрел и нахмурился. Только я собралась повторить свои жесты, как он утвердительно кивнул.

Пока мой провожатый отвязывал «волшебную» верёвку от дерева и перевязывал на себя, я стояла в ожидании и думала: «Вот если бы у меня был выбор, кого, так сказать, отблагодарить собой за спасение, то, естественно, выбрала бы Няня, и неважно, есть у него мужской орган в штанах или нет». Парень мне нравился. Я привыкла к его постоянному присутствию, к вниманию и заботе. К тому, как он быстро и чётко решает мои проблемы. Хотя всё же… Я ведь его совсем не знаю… И чем продиктованы непонятные для меня действия, не имею настоящего представления. Атамана же я откровенно боюсь, хотя если бы не его уродливый шрам, то мужик был бы очень даже ничего. Надеюсь, что не вся банда будет иметь доступ к моему телу: Гоблин в мою сторону не смотрел, а Мелкий с Плешивым, после полученного «кровавого» внушения, старательно делали вид, будто меня не существует.

Пока я размышляла, Нянь взял из хижины остатки рубахи, заменяющие полотенце, и мы пошли в лес. У водопадика было очень красиво. Закатное солнце пробивалось широкими лучами сквозь стволы деревьев. Красноватый свет перекрашивал и перекраивал лес в какие-то сюрреалистические цвета и формы. Было полное ощущение нереальности всего вокруг.

Подойдя к купальне, я быстро скинула одежду и ступила в воду. За все время я уже настолько привыкла к этой хрустальной ледяной воде, что могла даже немного поплавать. Сделав несколько гребков, я встала на дно и оглянулась. Нянь не сидел, как обычно, вдалеке и отвернувшись, нет… Он сидел прямо на берегу, на камне и смотрел в упор.

Может, от страха и ожидания того, что ждёт меня впереди, а может, от осознания безвыходности и обречённости ситуации, в которой я оказалась, может, вообще от всего того, что я пережила за последний месяц, накатило такое раздражение и такая злость, что я обратила весь этот негатив на своего друга.

— Что смотришь, вылупился? Голой, что ли, меня не видел?! — крикнула я парню. — Не насмотрелся ещё?! Ну гляди-гляди, облизывайся, кусай локти, что не тебе достанусь, а начальничку твоему, черти бы его взяли!

Я подняла руки кверху, отжимая и откидывая со лба волосы, и пошла к берегу, прямиком на парня: грудь приподнялась ещё выше, а соски затвердели от холодной воды. Вообще-то, грудь была моей гордостью. Это единственная часть тела, которая мне по-настоящему нравилась. Небольшая, но и не маленькая, высокая, очень красивой формы с аккуратными чёткими сосками. Несмотря на сильное похудение, она почти не изменилась, ну если только чуть-чуть.

Выйдя из воды и приблизившись к сидящему юноше, я слегка наклонилась и протянула руку за импровизированным полотенцем. Мои прелести оказались прямо перед его носом. Переведя взгляд с них на моё лицо и обратно, Нянь начал заливаться краской. Потом вскочил, швырнул мне мою одежонку и рванул в сторону.

Я понимала, что повела себя некрасиво. А с другой стороны, он сам начал пялиться, сидел и буравил глазами, не отвернулся, как обычно, так что сам виноват! Возможно, хотел налюбоваться напоследок. Вот и пожалуйста, вот и получите! Он же понял, что я догадалась о планах Атамана в отношении меня, и понял, что я также догадалась и о том, что он знал об этом заранее.

Мы вернулись уже в сумерках, я прошла в свой угол и задёрнула занавеску. Все спали, Атамана не было. Я слышала, как Нянь ещё возился с одеждой, а потом лёг. Я забралась под своё одеялко и закрыла глаза. «Ничего-ничего, спокойно, как-нибудь перетерплю… как-нибудь… — пыталась я себя успокоить, но одна мысль не давала покоя: — А вдруг он со мной наиграется, а потом отдаст на растерзание остальным, воспользуется, так сказать, правом первого, а дальше — пользуйтесь ребята, наслаждайтесь. Вот это будет совсем не мой вариант. Такое я не выдержу. Надо завтра нож стащить… Несколько штук лежат возле двери, завёрнуты в тряпку, Нянь редко ими пользуется. Если станет совсем невмоготу, придётся попробовать совершить харакири, но сомневаюсь, что получится: только покалечусь, что ещё хуже…»

Но тут мои суицидальные мысли прервал шорох. Занавеска слегка отодвинулась и в свете тлеющего очага надо мной возник силуэт. Атаман, а это был конечно же он, задвинул шторку обратно. Стало совсем темно. Зажмурив глаза, я начала мысленно считать: «Один, два, три, четыре, пять…» Сердце забилось, ноги похолодели…

Судя по шороху, он разделся, и рядом опустилось тело. «Шесть, семь, восемь, девять, десять…» Я почувствовала его тёплое дыхание и руку, опустившуюся на бедро. Он прижался, уткнулся носом мне в шею и шумно вдохнул. Рука, начавшая гладить, вдруг остановилась и скомкала ткань рубахи. Ночной визитёр слегка приподнялся и резко рванул мою последнюю защиту. С громким треском одёжка разделилась на две половинки. «Ну вот и всё…» — только и подумала я.

Освободив меня от верхней половины мешкообразного облачения, Атаман опять лёг рядом. Голову устроил на плечо, нос — в подмышку, а рука пошла гулять по телу. Он поглаживал очень нежно и медленно, слегка стискивал грудь и, обводя пальцами сосок, поднимался к шее, плавно проводя под ключицами. Потом опускался тем же путём к животу и ниже, но дальше рука не двигалась, а опять поднималась к шее.

Вскоре мужчина приподнялся, просунул руки под мою спину и прижал к себе. От страха я не сразу сообразила, что он делает. Ведь он не целовал меня, нет… Он меня нюхал! Гладил и нюхал. Я не сопротивлялась, но и более ничего не делала. Если он меня поворачивал — поворачивалась, отклонял мою голову назад — послушно отклонялась и тогда, проводя пальцами по шее, он вдыхал запах моей кожи. Руки у Атамана были очень сильные, он легко держал меня, прижимая к себе.

Так продолжалось довольно долго, от его поглаживаний я расслабилась и успокоилась. Уложив меня очередной раз на спину, он ткнулся носом между грудей. Дыхание его было горячим, а от волос пахло костром, руки сжимали и разжимали мои груди, скользили по бокам и плечам. Странно то, что штаны с меня он так и не снял. Через несколько минут дыхание его участилось. Резко подхватив, он опять прижал меня к себе и сильно стиснул в объятиях. Сердце его гулко стучало, а тело покрылось испариной. И тут он дёрнулся, застонал прямо мне в ухо, прижимая мою голову к своей, и я почувствовала, как на живот вылилась горячая жидкость.

Полежав рядом ещё некоторое время, он поднялся и ушёл на общую половину. Я лежала и никак не могла понять, что же это было такое. А потом захотелось громко засмеяться, но я зажала рот руками: «И это всё?! Сеанс окончен?! Секс «по-атамановски»?! Погладил, понюхал, пообнимал, удовольствие получил и всё, что ли?! А я-то дурища, вот накрутила-то себя, а! Уже в самоубийцы собралась податься, вот ненормальная! Если это всё, что ему от меня надо, то я не возражаю! Даже понравилось! Посмотрим, что будет дальше, может, я рано радуюсь. Мужик, возможно, давненько этим делом не занимался, за грабежами да убийствами некогда было, вот и сработал раньше времени. А сейчас успокоится, отдохнёт, выспится, а завтра доведёт дело до конца, его ж в шею никто не гонит». Но почему-то глубоко внутри сидело ощущение, что ничего другого ему от меня не надо, во всяком случае, пока. С такими мыслями и чувствами я и заснула.

Глава 7

А дальше всё повторилось. Каждый вечер он приходил ко мне, раздевался, ложился рядом, гладил, нюхал, крепко обнимал, получал разрядку и… уходил. Днём Нянь старался в мою сторону не смотреть и упорно игнорировал. Правда, продолжал поить каждое утро коричневой горькой бурдой, протягивая плошку и опуская глаза; водил по вечерам купаться, но сидел далеко и отвернувшись. В общем, делал всё, как и прежде, но так, будто меня для него больше не существовало. «Неужели я потеряла своего друга?» — задавалась я вопросом. Очень не хватало его улыбок и тёплых взглядов.

Заниматься было совершенно нечем, что-либо делать никто не заставлял, а я и не пыталась лишний раз привлекать к себе внимание. Вскоре я окончательно почувствовала себя козой или коровой на выпасе, о которой по мере необходимости заботились, кормили и использовали по назначению — милое полезное домашнее животное. А также убедилась, что делить меня ни с кем Атаман не собирается.

Я продолжала вести календарь, отмечая дни. Выходило, что я здесь уже почти два месяца. Погода стояла прекрасная, днём было довольно жарковато, а по ночам шли дожди. Мои раны хорошо зажили: плечо, вообще, было в порядке, остался только длинный рваный шрам от середины плеча через ключицу к основанию шеи, что выглядело, конечно, ужасно, а вот нога беспокоила. Мышцы вроде срослись, однако ногу продолжало тянуть, сгибать было легко, а вот разгибать…

И я решила заняться растяжкой и разминкой. Каждое утро, после умываний у ведра, я приходила на уже облюбованную полянку, длины моей привязи как раз хватало с избытком. Вспомнив свою активно-спортивную юность, я принималась за восстановление двигательного аппарата. Сначала разминала мышцы руками, делая массаж, а потом потихоньку пробовала делать разные упражнения. В первые дни было очень больно, часто до слёз, но я не прекращала занятий, делать-то всё равно нечего.

Дней через пять-шесть я уже занималась по два раза в день, утром и вечером, а днём массировала ногу. Через боль и слёзы дело пошло. Благодаря проснувшейся памяти, всплыло много информации о подобных травмах, всё это я когда-то читала, видела или слышала от других, а потом благополучно забыла. Вспомнилось, какие именно упражнения нужно делать, и как нас, девчонок, гоняли на лёгкой атлетике, а тренер Иван Владимирович говорил, что у меня есть шансы проявить себя в большом спорте.

Мой мозг оказался кладезем всяческих нужных и не очень знаний из различных наук и областей жизни. Иногда приходило такое, что я удивлялась, откуда знаю это? Для того чтобы что-либо вспомнить, надо было точно сформулировать в голове вопрос, расслабиться и закрыть глаза. И через какое-то время, когда быстро, когда не очень, всплывала нужная информация. Прямо не человеческая память, а гигантский банк данных. С одной стороны, это очень радовало, а с другой — настораживало.

Однажды когда я, сидя на траве, пыталась растягивать порванные мышцы и доставать руками пальцы ног, делая короткие наклоны, невдалеке медленно прошёл Нянь с вёдрами воды в руках. Он глянул на меня, одобрительно кивнул и слегка улыбнулся. Как сразу потеплело на душе! Может, мы всё же наладим наши добрые, хоть и молчаливые отношения.

Атаман же не переставал удивлять. Несмотря на свою агрессивно-хищную внешность, при виде меня он как-то расслаблялся, что ли, и посматривал иногда среди дня таким томным взглядом, прямо аки девица на предмет своих воздыханий. Если ночью поначалу он уходил на общую половину, то потом, закончив нюхательно-ласкательные сеансы, натягивал штаны и, обняв меня, засыпал.

«Всё, пропал мужик!» — подумала я, когда это случилось в первый раз. И вскоре убедилась в этом.

В один из дней с самого утра, а может и с ночи, зарядил дождь. Никто особо ничем не занимался: только ели, валялись да разговаривали. Я хорошо разбирала слова и уже чётко знала звуки их речи, но смысл сказанного был всё так же недоступен.

Сначала все что-то обсуждали, чертили на земляном полу какие-то схемы, похоже, планировали новый «гоп-стоп». Потом Мелкий начал Атамана вроде как просить о чём-то. Через несколько минут они уже все вместе, дружно, пытались на что-то уломать своего «босса». Совсем как детишки, наседающие на папочку в магазине: «Ну купи-и-и… Ну купи, купи-и-и машинку!» В ответ на заискивающе-умоляющие просьбы главарь хитро улыбнулся и кивнул. Мужики радостно загалдели.

Атаман вышел из хижины, набросив от дождя длинный тёмный плащ, и вскоре вернулся, держа в руках два больших бурдюка. Этой пьянки-гулянки я уже не испугалась. Статус в этой компании у меня уже был неприкосновенный. Как ни странно, но мне тоже налили. Сначала я хотела отказаться, но передумала. Выпивать я особенно никогда не любила, но тут решила поддержать компанию.

Штука оказалась забористая, чем-то смахивающая на текилу. Так как запивать, кроме воды, было нечем, а есть уже не хотелось, я сходила к небольшому мешку, в котором была крупная соль, и зачерпнула её в маленькую плошку. Потом взяла горсть плотных фиолетовых ягод из рядом стоящей корзины, их Нянь ещё вчера насобирал. На вкус эти ягодки были кисло-сладкими, не лимон, конечно, но пойдёт.

Усевшись на перевёрнутое деревянное ведро, как выпивоха со стажем, я насыпала соли на руку, лизнула и, сделав большой глоток, закинула в рот пару ягодок. Мужчины смотрели на сие действо во все глаза. Такого способа пития мои разбойнички точно не знали. Жестами я предложила сделать им то же самое и протянула соль сидевшему рядом Гоблину. Мой способ оценили! Всем понравилось, особенно Мелкому. Он подскочил ко мне и, прицокивая, начал что-то говорить, как всегда, возбуждённо размахивая руками. Я лишь пожимала плечами и улыбалась в ответ.

В результате нагрузились все моментально — выпивка-то была крепкая. У меня тоже шумело в голове. Глядя на этих мужчин, с которыми я жила уже третий месяц, я думала: «А ведь я прекрасно вписалась в их компанию. Внешне я такая же шрамированная, как и они, ношу их одежду, Атаман ко мне неровно дышит, да и Нянь, кстати, тоже, хотя и пытается это скрывать. Можно сказать, что «Анжелика — маркиза ангелов» из меня получилась».

Дождь не прекращался. Захотелось выйти и постоять немножко на свежем воздухе. Нянь уже спал, свернувшись калачиком, на своём тюфяке. Плешивый и Мелкий тоже вовсю храпели. И только Гоблин с Атаманом ещё сидели и о чём-то вполголоса переговаривались. Я тихонько вышла, а так как верёвку на короткую мне не меняли, то отошла от двери на несколько шагов так, чтобы меня не было видно в дверной проём, и подставила лицо падающим каплям.

Дождик был мелкий, и так стоять, чувствуя, как под влагой освежается разгорячённое лицо, было очень приятно. Не знаю, сколько времени я так простояла в полной нирване, только очнулась, когда сзади на плечи легли знакомые руки. Подойдя вплотную, Атаман обнял меня, погрузив лицо в мои волосы, и опять начал внюхиваться.

Стояла я спокойно и расслабленно, не обращая внимания ни на сильный запах алкоголя от него, ни на то, как он крепко, до боли, сжимал меня в объятьях. Сделав неуловимое движение, он подхватил меня на руки. «Уже и на руках носит… — я мысленно улыбнулась. — А приятно-то как!»

С кавалером мне всё-таки повезло. Он до сих пор не сделал ничего такого, что было бы грубо или противно, да и сам он как мужчина не был мне неприятен. Да, я его боялась, был повод убедиться, что бояться есть чего. Убить меня он мог голыми руками.

Развернувшись со мной на руках и направившись к хижине, мой любитель нюхать забыл одну вещь… Я была привязана. Каким образом верёвка зацепила его за ногу, я не видела, почувствовала только, что мы падаем. Рухнули мы знатно — всем весом. Но Атаман умудрился упасть так, что я оказалась сверху. Мы валялись на мокрой земле под дождём прямо возле входа. «Да-а-а, произвёл на девушку впечатление, ничего не скажешь!» — не выдержав комичности ситуации, я расхохоталась, а мой носильщик следом.

Смеялись мы долго, то ли от «красивого» падения, то ли от выпитого. Но было очень весело! Пока отмывались от грязи, совсем стемнело. Мужики дрыхли, и в избушке стоял стойкий аромат качественного перегара. А дальше мой нюхач опять меня удивил.

Уже лёжа за занавеской в моём углу, Атаман прижимался всем телом, нежно сжимая меня сильными руками. Он дышал мне в ухо и шею, когда я услышала слова, сорвавшиеся у него в страстном порыве. Слова были нежные, ласковые, голос хриплый с придыханием — до этого он ни разу ничего не говорил во время ночных визитов, всегда всё делал молча. Из этого шёпота одно слово выделялось, тем, что повторялось чаще других. Хоть я ничего и не понимала, но структуру языка чувствовала и отличала слова от фраз и предложений. Это слово мне понравилось, значение было загадочным, но звучало красиво. «Ота́ри… ота́ри… — потом другие эпитеты и опять: — ота́ри… ота́ри…»

«Что же это за «ота́ри» такое? — думалось мне. — Красивое слово, что-то ласковое, наверно, и приятное». Как ни странно, но под его голос и поглаживания я заснула.

А на следующий день мои лесные разбойники начали собираться. Процесс сборов повторился, как и в прошлый раз. Запаковав мешки, вычистив и наточив оружие, все собрались возле очага в живописный кружок. Похоже, главарь раздавал последние указания. Все внимательно слушали, изредка вставляя замечания. Прямо заседание «генштаба» перед наступлением, только карты боевых действий не хватает.

Они ушли на рассвете. Уже выходя из хижины, Атаман оглянулся на меня и усмехнулся. Было непонятно, что значила эта полуулыбка или полуусмешка. Всё-таки изуродованная часть лица делала его мимику сложной для понимания. Я просто улыбнулась в ответ. Он кивнул и ушёл. И опять мы с Нянем остались вдвоём.

Глава 8

Несколько дней прошли спокойно. Мы не общались с моим смотрителем, даже по возможности не глядели в сторону друг друга. Я занималась своей гимнастикой, которая уже начала давать ощутимые результаты: я почти не хромала, нога слушалась, боли, такой, как раньше, уже не было; я окрепла и чувствовала себя вполне хорошо. В перерывах между тренировками я лазила по скалам, насколько позволяла длина верёвки, и, найдя плоские и удобные части камней, рисовала то, что видела: насекомых, деревья и формы их листьев, попадались весьма причудливые, кстати, и всякую другую ерунду.

Эта наскальная живопись отвлекала от одних мыслей, но в то же время наводила на другие. Очень многое из того, что меня окружало, было неизвестным и непонятным для моих цивилизованных мозгов. Я будто попала в далёкое прошлое. С одной стороны, вполне обычные люди, пусть и жутковатые и говорящие на незнакомом языке, с другой — абсолютно древний быт: без пластика, механизмов, компьютеров, мобильных телефонов, электричества, горючего и иных благ цивилизации. А также древнее оружие, которое я видела только в кино и музеях, незнакомые растения, хотя были и вполне обычные сосны и осины. С животными сложнее — вроде знакомые, а вроде и нет: что-то в рыбах, жуках и трупах тех зверей, которые добывались для еды, было не то и не так.

Поэтому эти рисунки, а рисовала я очень даже неплохо, хотя никогда не училась специально, помогли окончательно осознать, что я непонятно где и, самое главное, непонятно «в когда». Одно было ясно — я не в средней полосе России, и какой сейчас год или век — большой вопрос. Однако уже очень скоро представилась возможность получить ответы на эти вопросы.

На четвёртый или пятый день, ближе к вечеру, после того как банда ушла на промысел Нянь не выдержал. Он притопал на полянку, где я качала пресс, и присел рядом на корточки. Я остановилась и вопросительно посмотрела на него. Парень улыбнулся и сделал приглашающий жест. Я пошла за ним. Посадив меня на камень возле хижины, он быстро поменял верёвку на другую, обвязав одним концом себя вокруг пояса, вынес уже набитый заплечный мешок и два одеяла, которые всучил мне, повесил за спину лук и колчан со стрелами, а к широкому поясу прицепил короткий меч и потянул меня за собой.

Шли мы довольно долго, минут тридцать-сорок, не меньше, в сторону противоположную от водопадика; так далеко я никогда не забиралась ввиду своей привязи. Сначала лес был довольно густой, но потом поредел. Нянь хорошо знал дорогу, так как шёл уверенно и быстро, я еле за ним поспевала. Впереди показались серые высокие скалы, местами поросшие деревьями и кустами. Мой провожатый приостановился и дождался, пока я подойду. Взяв меня за руку и смотав верёвку до короткого поводка, он потащил меня в какую-то расщелину между скал. Мы протиснулись между каменными стенами и вышли на другую сторону.

Сказать, что открывшейся картиной я была поражена, значит ничего не сказать. Мы стояли на очень широком практически плоском обрыве, с ковром зелёной травы по всей площади и торчащими местами небольшими валунами. Окружающий вид захватывал дух! Вокруг было только небо и море… Море колышущейся зелени далеко внизу и во все стороны до самого горизонта. В ушах шумел ветер и на глаза навернулись слёзы. Такой первозданной и беспредельной красоты я не видела никогда.

Подойдя ближе к краю, я осторожно посмотрела вниз. Обрыв был почти вертикальным и торчал, как острый нос среди лесного моря. Возможно, это было место соединения геологических плит, одна из которых высоко поднялась из-за катаклизмов, бушевавших здесь много-много тысяч лет назад, а может, и нет. Я была не слишком сильна в таких вопросах. Но мозг подсказывал, что так оно и есть. А ещё он тихонько, чтобы я не впала в истерику, шептал в сознание: «Карина, дорогая, хорошая моя, не расстраивайся, не плачь, но ты видишь и понимаешь, что домой ты неизвестно когда попадёшь. Потому что выбраться из этого загадочного места пока не представляется возможным».

Я опустилась на траву. Впереди, внизу, насколько хватало глаз, простирался один сплошной лес и только недалеко от линии горизонта с западной стороны поблёскивала снежными вершинами горная гряда. Ни дорог, ни посёлков, ни линий электропередач, ни труб, ни радиовышек — ничего, только лес и синее, с пушистыми облаками, небо.

Нянь присел рядом и обнял за плечи. Я повернулась к нему и спросила, зная, что не пойму ответа:

— Ты привёл меня сюда, чтобы сделать сюрприз? Порадовать, хоть чем-нибудь? Удивить?

Он смотрел мне прямо в глаза.

— Ну, сюрприз точно получился, только не уверена, что приятный, — я криво усмехнулась, а по щеке сбежала слезинка.

Взяв в руки моё лицо, мой заботливый нянюшка, смахнул слезинку и, крепко прижав мою голову к себе, поцеловал в макушку. Вот и помирились! Но сюрпризы на этом не закончились.

Пока я сидела на мягкой травке и обозревала окружающую панораму, мой друг расстелил одеяла, достал из мешка жареное мясо, несколько кусков запечённой рыбы и немелких размеров круглую флягу. «Так вот оно что! Пикничок решил устроить, порадовать пленницу сменой обстановки. Ну и на том спасибо, заботливый ты мой!» — думала я, наблюдая за его действиями.

Через несколько минут мы уже сидели, удобно расположившись у одного из крупных валунов, и, прихлёбывая крепкий алкогольный напиток, дружно закусывали. А действительно, настоящий пикник получился с едой и выпивкой на природе, хотя природы мне последнее время хватало с избытком. Глядя на довольного парня, я думала: «Интересно, а где он это пойло взял? Неужели знает, где Атаман его прячет?» Бандитский начальник пьянство не поощрял, выдавал строго дозировано и редко. Я была свидетелем всего лишь двух совместных попоек за то время, что я здесь, и пару раз он наливал всем вечером по одной небольшой кружке. «Значит, у моего смотрителя есть свой тайник или он украдкой отливает у «босса». Вот жучила! А таким тихоней прикидывается! — я улыбнулась своим мыслям. — Я ведь ничего о нём не знаю, даже имени».

Нянь, заметив, как я его рассматриваю, улыбнулся во весь рот и протянул фляжку. Я помотала головой, пить больше не хотелось. Накинув одеяло на плечи, я прислонилась спиной к камню и, дожёвывая мясо, смотрела вдаль. Дело близилось к вечеру, удлинились тени, и небо на западе начало багроветь.

То, что я увидела в закатном небе, сперва показалось пьяным глюком. Я тупо смотрела и чувствовала, что трезвею со скоростью ветра, дующего в голову. К линии горизонта катились два солнца… Два! Два!! Два!!! Одно совсем обычное красно-оранжевое, а другое — раза в два меньше, бело-жёлтого цвета. Мозг-поганец выдал: «Двойная система…» Непостижимая ловушка, в которой я оказалась два с лишним месяца назад, с громким лязгом захлопнулась!

Я не знаю, какое у меня было в тот момент выражение лица, но Нянь испугался, и очень. Он пытался заглянуть в глаза, трясти за плечи, что-то говорить, но я не реагировала. Только тогда, когда он собой загородил обзор, я так сильно оттолкнула его, что он отлетел в сторону, как мячик. Если бы парень в ответ на моё неадекватное поведение ударил, или, выхватив меч, отрубил мне голову, или сбросил с этого обрыва, то я бы даже не пикнула и не сопротивлялась. Наверно, так сработало моё подсознание или, наоборот, сознание — в попытке непринятия страшной правды, я хотела умереть.

Но юноша, лёжа на траве, только смотрел ошарашенным, непонимающим взглядом. Очнувшись от шока, Нянь резко вскочил и, дёрнув за верёвку, сбил меня с ног. Пока я валялась, он быстро покидал в мешок остатки нашего ужина, скрутил одеяла и, упаковавшись, рывком вернул в вертикальное положение. Он был злой, очень злой и обиженный, я понимала его чувства, но объяснить ничего не могла, да и не пыталась. Я хотела только одного — проснуться завтра утром в своей квартире, в своей постели и с радостью осознать, что всё это мне приснилось. Это сон — яркий, запоминающийся, интересный и жуткий одновременно, но сон, всего лишь сон! И вскоре я забуду его и не вспомню больше никогда!

В прострации я брела обратно к хижине. Парень крепко держал мою руку, даже слишком крепко, и шёл в сумерках очень быстро, практически волоча меня за собой. Всю обратную дорогу я пыталась вспомнить, что знала об оптических обманах, миражах, солнечных гало, эффекте «трёх солнц» и других подобных атмосферных явлениях. Информации было много, только от избытка эмоций сосредоточиться было сложно.

Вернувшись в нашу избушку, Нянь опять поменял верёвки и свободным концом привязал меня к столбу, подпирающему крышу. Эта верёвка была короткой, и выйти наружу я не могла. Бухнувшись на соломенный тюфяк, я отвернулась к стене. В голове всё бурлило и клокотало. Вскипало жуткое варево из мыслей, чувств, эмоций и открытий этого дня. Стало понятно всё… Все подозрения, догадки, неизвестности и непонятности встали по местам. Я находилась не просто в другой местности или ином времени. Я вообще была не на Земле! Это другая планета, очень похожая на Землю, настолько похожая, что у меня за время пребывания здесь, не возникло никаких подозрений на этот счёт.

Всё понятно, теперь мне всё понятно… Небесных светил этого мира я толком ни разу не видела, мы сидели в лесу, и подробностей закатов и рассветов за высокими деревьями и их кронами я не замечала, да и в голову не приходило присматриваться. А днём, когда выше крон проглядывало солнце, я на него и вовсе не смотрела. Правда, мне показалось пару раз, что дневная звезда как бы больше и светит ярче, но я приписала это тому, что нахожусь в других широтах. А оно вот как получилось! Но нет, это всё неправда, такого просто не может быть! Всё это дурной сон, кошмар, помешательство, но только не реальность! Этого не может быть, потому что не может быть никогда!!!

Глава 9

Я перевернулась на спину и открыла глаза. Уже совсем стемнело. Огонь очага отбрасывал тени на бревенчатые стены, в щелях гудел ветер и звенели ночные насекомые. Я ощупала себя руками. Вот она я, Карина Александровна Матвеева, двадцати семи лет от роду, инспектор отдела кадров, разведена, детей нет, лежу на соломе в грубой рубахе и таких же жутких штанах, в деревянной избушке, приткнувшейся одной стороной к скале на неизвестной планете, чёрт знает за сколько тысяч или миллионов световых лет от родного дома. Вокруг ночь, пахнет костром, соломой и ночным лесом. Ничего не изменилось, кроме одного. Коренным образом поменялось моё восприятие и понимание или непонимание того, что произошло со мной. Что ж, осталась ещё одна возможность проверить и удостовериться, что я не сплю и не сошла с ума, и что тихий, успокаивающий голос моего разума или внутреннего я, убеждающий, что это не Земля, говорит правду — это реальность, а не бред травмированного, воспалённого сознания.

Я резко отдёрнула свой импровизированный полог. Нужно было окончательно убедиться в том, что я увидела на закате. В глубине сознания ещё теплилась надежда — я ошиблась и два светила, спускающиеся за горизонт, это всё-таки оптический обман, мираж или нечто подобное. Хотя разум твердил — глаза меня не обманули. Но я не верила, не верила своим глазам и не хотела верить. Я хотела увидеть ночное небо, если, конечно, там будет на что смотреть. Ведь звёзды я тоже ни разу не видела, по ночам меня не выпускали.

Мой страж сидел у огня и зашивал мою рубашку, недавно опять порванную Атаманом. Я подошла к парню, показала рукой на него, на себя, на верёвку, а потом на дверь. В ответ он хмыкнул и отрицательно покачал головой. Начала накатывать злость. Уже более резко я повторила предыдущие движения и топнула ногой. Нянь только приподнял рассечённую бровь и со странной ухмылкой уставился на меня.

— Выведи меня немедленно! — гаркнула я.

Уже обе его брови поползли вверх. Парень явно обалдел от моей грубости и наглости. Но вдруг он широко улыбнулся, что-то сказал и вышел. «За фляжкой для верёвки пошёл», — подумала я. И не ошиблась. Минут через десять, возможно, в темноте искал долго, он вернулся, держа знакомую флягу.

Привычно завязав на нас походный поводок и плеснув на домашний жидкостью из фляжки, одним движением он отвязал мою ногу. Я рванула к выходу. Только побежала не в сторону лесного клозета, как Нянь, наверно, подумал, а к обрыву. Парень этого не ожидал. Он схватил верёвку и резко дёрнул на себя. Я рухнула на колени. Парень что-то быстро заговорил, показывая жестами на любимые кустики.

— Нет! Нет, ты не понял, — я завертела головой в стороны. — Я не хочу в туалет, мне надо туда, к обрыву, надо посмотреть, понимаешь?!

Умоляюще глядя снизу вверх на этого высокого симпатичного юношу, я продолжала показывать в противоположную от туалета сторону. От бессилия хлынули слёзы. Страж мой как-то глубоко вздохнул и его лицо смягчилось. Он махнул рукой, типа, да ладно, не плачь, и помог подняться. Он вернулся в избушку, благо длина привязи позволяла, пристегнул к поясу меч, в сапог засунул узкий кинжал, вооружился так сказать, и, вручив мне свёрнутое одеяло, двинулся в лес. Он или очень хорошо знал дорогу, или видел в темноте.

Только сразу показалось, что вокруг непроглядная тьма. Буквально через несколько минут я уже могла видеть, куда ступаю и на пять-шесть шагов вперёд. Мой нянька одной рукой держал меня за руку, а верёвку намотал на другую, чтобы не путалась под ногами, и так тащил меня за собой. Так и шли, он впереди, я сзади. Дошли быстро. Я уже хорошо различала тропу и не спотыкалась на каждом шагу. Мой провожатый оглянулся, и я заметила, как в темноте сверкнули его глаза. Как у хищника! Жуть! Но тут тёмные стволы расступились и чёрной стеной перед нами выросла знакомая скала с расщелиной. Протиснувшись сквозь полную беспросветность, мы вышли на поляну над обрывом. Впереди зиял страшный своей чернотой провал пустоты, а сверху сияло оно — небо.

Картину, открывшуюся перед глазами, нельзя было описать никакими словами. У меня перехватило дыхание и, наверно, остановилось сердце. Это было не звёздное небо в моём понимании и представлении, тем более что дома ясное ночное небо с дорожкой Млечного Пути я видела не один раз, не считая фото в интернете и фильмов по телевизору. Это было не просто красивое звёздное небо. Это была какая-то музыка сфер! Безбрежный, бескрайний космос во всём своём величии раскинулся передо мной. Хотелось поднять руки, взлететь и умчаться туда, окунуться с головой во всю эту красоту! Никогда, никогда ни в одном сне нельзя было увидеть такое! Если бы земные астрономы узнали о том, что сейчас видела я, то они бы удавились от зависти! Ради этого зрелища стоило родиться и умереть, страдать и мучиться и просто попасть сюда. Теперь мне это было ясно!

Как я и предполагала, никаких знакомых созвездий на этом небе не было, да и не могло быть. Неизвестно было всё! Самым красивым и большим объектом на сверкающем куполе была красно-голубая туманность в виде наклонённой, градусов на сорок пять, размытой восьмёрки. Она висела в восточной части неба, занимая примерно четверть небосклона. Последствия взрыва какой-то звезды разлетались в пространстве, создавая грандиозную картину жизни и смерти звёзд во Вселенной.

Тем временем Нянь, пока я стояла столбом и приходила в себя от понимания того, что всё… я попала, здравствуй, новый дом… развёл костерок и стоял рядом, посматривая настороженным взглядом. Наверно, он никак не мог взять в толк, зачем я его сюда притащила. Он тут родился, вырос и живёт всю свою жизнь и для него это небо так же привычно, как для меня моё родное небо на Земле.

Я всхлипнула. Накатила такая боль и обида оттого, что я невесть где, у чертей на рогах, на чужой, незнакомой планете в неизвестной галактике и, возможно, даже в другой Вселенной или в каком-то параллельном мире (я теперь во всё поверю), что слёзы переросли в рыдания. А потом клемануло так, что, бухнувшись на колени и держась руками за голову, в которой чёткой точкой запульсировала резкая, острая боль, я начала дико хохотать.

Сколько продолжалась эта истерика, не помню. Помню только, что в один момент, когда я переводила дыхание для следующего захода вселенских страданий, Нянь дал о себе знать. Дёрнув меня за рубаху, он поднял руку и, показывая на сияющую туманность, очень чётко произнёс:

— Ок-та-эн, — посмотрел на меня и повторил: — Окта́эн.

Я кивнула. Тогда он отошёл на несколько шагов, развёл руки в стороны, обернулся вокруг себя на триста шестьдесят градусов и так же чётко сказал:

— О-катан! — и опять уставился на меня.

Окончательно опомнилась я только тогда, когда взволнованное лицо моего няньки появилось прямо перед носом. Парень тряс меня за плечи, что-то говорил, заглядывал в глаза. Рыдания не прекращались. Тогда он порывисто обнял меня, прижал к себе и начал что-то ласково и нежно шептать прямо в ухо. От звука его тихого голоса, крепких объятий и горячего дыхания истерический припадок начал отступать. Болевая точка внутри черепа стала меньше и просто стучала маленьким молоточком. Я обняла своего друга и уже всхлипывала, уткнувшись носом ему в шею.

Вот оно как получается! Я одна здесь… одна… совсем одна в этом мире. И кроме этого парня, который заботился обо мне, лечил, помогал всё это время, и которого я так обидела недавно, и этой банды жутких разбойников, у меня здесь никого нет. «Белоснежка… и пять разбойников, — посетила мысль. — Смешно… если бы не было так грустно…»

Я была занята своими переживаниями и не заметила, что мы уже не стоим, а сидим у костра под накинутым одеялом. Мой друг, очень хотелось таковым его считать, обнимал меня за плечи, а я прижималась к его теплому боку: «Значит, всё-таки простил, не обижается…» Я смотрела на это фантастическое, сияющее всеми цветами спектра, ночное небо Оката́на и понимала, что, похоже, задержусь здесь надолго, если не навсегда. Вот как распорядилась судьба! Но оставалась надежда, что, раз я попала сюда, на неизвестно какой конец неизвестно какой галактики без всякого космического корабля, через какой-то проход, портал, «звёздные врата» или червоточину в пространстве, значит, так же можно и вернуться, нужно только выяснить как. А для этого необходима информация, притом обо всём. Надо постараться узнать максимум об этой планете, её истории, условиях жизни, населении, социальном устройстве, в общем, про всё и обо всём настолько, насколько это будет возможно. А значит, нужно учить язык, ведь до сих пор я почти ничего не понимаю, так, несколько слов, и то не уверена в их значении. К горлу опять подкатил ком, но я сжала зубы: «Пусть на это уйдёт вся моя жизнь, пусть я так и не вернусь домой, но теперь у меня есть цель. Цель, благодаря которой я смогу выжить… выжить здесь, на Окатане!»

Заметив, что я уже немного успокоилась, Нянь пристально посмотрел мне в глаза, вытер пальцами остатки слёз с лица, очень тепло улыбнулся и махнул в сторону леса. Я послушно кивнула. Действительно, пора возвращаться, да и холодно уже. Добрались до хижины мы почти без приключений, не считая того, что пару раз я чуть не навернулась, зацепившись за коряги, но мой ангел-хранитель был начеку и оба раза меня поймал. Я упала на свою солому, застеленную большим одеялом, и, не дожидаясь, пока Нянь поменяет прогулочный поводок на домашний, провалилась в сон.

Глава 10

А утром… случилось чудо!

Разбудили меня шорохи и глухие стоны. Слегка отодвинув край занавески, я увидела следующую картину. Возле очага, прямо на земляном полу, спиной ко мне сидел Мелкий, прикладываясь к плоской фляжке. Судя по запаху то самое крепкое пойло, которое уже доводилось пробовать. Сбоку от него на перевёрнутом ведре сидел Нянь и зашивал тому рваную рану на лопатке.

— Чем это тебя? — спросил парень.

— Да, гад этот, торгаш, шипаткой зацепил, — прохрипел раненый и опять прихлебнул из фляги. — Ловко он с ней обращался, я поначалу даже испугался.

— Ты… испугался? Никогда не поверю!

— И правильно, не верь, — и он опять сделал глоток. — Теперь этот горе-вояка со своей ржавой железкой на дне, вместе со всем обозом! — и заржал в голос.

— Тише ты… — шикнул Нянь, кивнув в мою сторону. — Спит ещё.

— А-а-а, ещё дрыхнет, звёздочка наша, поздновато что-то, — ответил Мелкий и хитро подмигнул. — Что, небось, всю ночь с ней развлекался, да? Смотри, парень… Карелл за неё тебе голову оторвёт.

— И никто не развлекался, ты же знаешь… — огрызнулся юноша. — Достала просто меня уже. Я как личная нянька или служанка при ней, надоело. Да сиди ты, не крутись, мешаешь.

Я тихонько лежала, слушая этот разговор, и тут… начало доходить. Я ведь понимаю! Понимаю каждое сказанное слово!!! Как это возможно!? Ещё вчера я была «ни бум-бум», смутно улавливала смысл лишь нескольких слов и отрывочных фраз, а сегодня… всё понимаю буквально. Вот это чудеса! Вот это скорость обучения! Такого просто не может быть! Хотя… Учитывая, что со мной произошло и где я нахожусь, поверить можно во всё что угодно!

Я чуть не вскочила со своего ложа с воплями: «Ребята, я вас понимаю!» Однако, дёрнувшись, судорожно зажала руками рот: «Вот дура! Курица тупая! Чуть сама себя не выдала! Лежи тихо, идиотка!» В голове испуганными тараканами забегали мысли, а сердце затрепетало, как у убегающего от лисы зайца. «Да если, не дай бог, кто-нибудь догадается, что я понимаю их речь, то всё… мне каюк, крышка! — Тело покрылось холодным потом. — Пока мои бандюганы уверены в том, что я ничего не понимаю, я в безопасности и мне ничего не грозит, кроме вечерних ласк Атамана (оказывается, его Карелл зовут), но к его визитам я уже привыкла. Для них я — забава, а для главаря ещё и любимая живая кукла. Пока я молчу, ребята могут спать спокойно, зная, что я никак не могу им навредить». Все эти мысли вихрем пронеслись в голове, подселяя в каждую клеточку тела вирус страха.

В этот момент Нянь как будто что-то почувствовал и резко повернулся в мою сторону. Наши глаза встретились. Мне оставалось лишь глупо улыбнуться, тем самым показав, что «звёздочка» уже проснулась. А всё же хорошо Мелкий меня назвал, красиво… Главное, как в точку попал, я же реально свалилась на них с неба.

Весь день я подслушивала. Конечно, стараясь при этом вести себя как обычно. Нянь подозрительно косился, видимо, прикидывал, каких сюрпризов ещё от меня ждать. Мелкому о событиях вчерашнего дня и ночи он не обмолвился ни словом, да и разговаривали они мало. Но кое-что всё-таки удалось узнать.

Это в действительности была банда разбойников, но не совсем обычная. Грабили они только те обозы и караваны, которые, помимо всего остального, везли золото. Именно золото было нужно Атаману. Оказывается, и здесь, на Окатане, этот металл был таким же редким и ценным, как и на Земле. В трёх ближайших городах у Карелла были осведомители-наводчики, поставлявшие ему информацию о движении золотых потоков. А вот зачем и куда перевозили драгоценный металл, было непонятно.

В последнем налёте, когда ранили Мелкого, взяли мало, того количества, на которое рассчитывали, там не оказалось. Отправив раненого на базу, то есть к нам в лес, Карелл с остальными пошёл в Киф, и ждать их нужно дня через три-четыре, не раньше. Выяснилось, что сидели мы не в такой уж и глуши. Недалеко были селения и в нескольких днях пути небольшие города, один из которых назывался Киф.

Вечером, пока мы с Нянем ходили к водопаду, меня прямо подмывало как-то дать ему знать, что их разговоры уже не являются для меня тайной. С одной стороны, так хотелось поделиться чувствами, эмоциями, мыслями и открытиями, задать кучу вопросов, извиниться перед ним за своё поведение и поблагодарить за всё, что он для меня сделал. Но с другой — решиться на это было страшно, вдруг возникло ощущение, что парень вовсе не так прост, как представлялось ранее, и что он совсем не такой уж белый и пушистый, каким я его себе воображаю. И вся его забота обо мне, помощь, нежные улыбки и знаки внимания могут быть продиктованы совсем не искренними чувствами, а чем-то другим. Поэтому я упорно помалкивала, пытаясь не выдать себя раньше времени.

Остальные вернулись через трое суток, а до этого я продолжала свою гимнастику, а также снова ползала по скалам и рисовала. Но теперь уже изображала не то что видела вокруг, а свою прошлую жизнь: автомобили, самолёты, океанские лайнеры, парусные корабли и подводные лодки. Нянь с Мелким только диву давались. Они никак не могли взять в толк, зачем я это делаю и что рисую, хотя парусники узнали сразу. Одно только то, что я вообще умею рисовать, повергало их в состояние глубокого недоумения.

— Странная она совсем, — как-то произнёс Мелкий, когда они с Нянем наблюдали за моими художествами. — Может, у неё всё-таки с головой нехорошо, ты ведь помнишь, какая она была плохая? Сам ведь говорил, что совсем на «краю стояла».

— Я думаю, что с ней всё в порядке, — ответил парень. — Просто она поняла, что здесь чужая, вот и рисует, чтобы успокоиться.

— А откуда она взялась?

— Да я почём знаю! — усмехнулся Нянь. — Я знаю столько же, сколько и ты: только где, когда и в каком виде мы её нашли. Она же не говорит. Вернее, говорит, но язык-то неизвестный: не походит ни на северный, ни на язык древних или древнейших, да и на речь ангалинов тоже.

— А ты слышал ангалинов?

— Я-то нет, не слышал и слышать не хочу. Но мне дед рассказывал, что в их языке очень много шипящих и свистящих звуков, а её речь совсем не такая. А то, что она нас не понимает, а мы её, так это даже хорошо, так спокойнее.

— Да, это верно… И Карелл доволен. Такой молчаливой и послушной бабы у него, похоже, никогда не было!

И они дружно захохотали. Я же продолжала усиленно чёркать, ловя каждое их слово. Мои уши уже, наверно, превратились в локаторы огромных размеров, от усиленного подслушивания. Я незаметно их потрогала: да нет, нормальные пока, но если так буду продолжать, точно стану чебурашкой.

Как же всё-таки интересно слушать, когда другие уверены, что ты их не понимаешь! Никогда раньше я не старалась подслушивать чужие разговоры и подглядывать в замочную скважину, всегда считала это чем-то унизительным и недостойным, но теперь всё кардинально изменилось. Я только и делала, что прислушивалась и следила за каждым движением моих лесных сожителей и не испытывала никаких отрицательных эмоций по этому поводу, а даже наоборот. От любой, даже самой короткой фразы могла зависеть не только возможность возвратиться домой, но и моя жизнь.

Когда же вернулись трое из нашей «весёлой компании», стало ещё интереснее. Но мои уши-локаторы донесли, что надолго они не задержатся. Через несколько дней нужно опять уходить на промысел, так как идёт большой караван с Севера, среди основного груза которого будет несколько мешков самородного золота, которое является платой Северного террхана Восточному за свою новую молодую жену. Драгоценные самородки будут спрятаны в открытой повозке среди мешков с горным стеклом. Охрана обычная, чтобы не привлекать лишнего внимания, но среди охранников будет несколько сильнейших воинов Северного террхана, то есть короля. Всё это я узнала почти сразу, после того как прибыли Атаман, Гоблин и Плешивый.

Было так интересно слушать, как Карелл разрабатывает план действий, что я даже сначала не поняла, что Нянь пытается обратить на себя моё внимание. Я вздрогнула: «Так и засыпаться недолго, развесила уши, про конспирацию совсем забыла, как бы никто не догадался. Надо повнимательней быть, не слушать так явно, лучше что-то пропустить, чем дать себя заподозрить».

А мой смотритель хотел сводить меня искупаться. «Ну да, начальник вернулся, надо бабу к ночи подготовить. Вот какой ты исполнительно-заботливый мальчик, прямо личный камердинер», — ехидно подумала я. Пока Нянь перематывал на себя мою привязь и искал по хижине чистую одежду, я доедала предложенный ужин из запечённой рыбы с какими-то кисловатыми плодами, похожими на сливы. И вдруг Атаман перевёл разговор на меня:

— Дайк, ну как вы тут жили-поживали?

Парень еле заметно вздрогнул и обернулся. «Так вот как тебя зовут, нянюшка моя дорогая! Дайк, значит. Ну наконец-то узнала!» Хорошо, что в сторону Няня никто не смотрел, кроме меня, а то бы точно заметили, как тень промелькнула по его лицу.

— Да нормально жили, спокойно… — ответил он совершенно ровным голосом.

Всё это время Карелл не сводил с меня глаз. Я замерла, не успев проглотить последний кусок рыбы.

— Чем занимались? — протяжно продолжил бандитский «босс».

— Всё, как всегда. Один раз я на охоту ходил, но неудачно, а она… — Нянь кивнул на меня, — совсем в свои художества ударилась, все камни вокруг изрисовала. И рисует что-то непонятное, я только корабли да колёса и разглядел, а остальное…

И Дайк выразительно пожал плечами.

— Да… я видел, — Атаман продолжал меня рассматривать. — А как её раны, как нога?

— Всё хорошо, ногу она сама отлично растянула почти не хромает уже. Молодец, сообразила, что и как делать, я не помогал.

— А как с речью?

— Никак.

Карелл продолжал разглядывать меня в упор. Кое-как проглотив застрявший кусок и улыбнувшись своей «фирменной» глупой улыбкой, я вышла вслед за парнем.

Пока топали купаться, Нянь, он же Дайк, постоянно пытался заглянуть мне в лицо. Я же отводила глаза или смотрела под ноги. Когда подошли к воде, Дайк, взяв мою руку, потащил меня в обход озерца, прямо к скале, из которой струился водопад. Пройдя по камням, мы остановились очень близко от падающего потока. Усадив меня на валун, парень опустился на корточки и, положив свои руки на мои, произнёс:

— А теперь, когда мы одни, скажи мне, пожалуйста, это очень важно для тебя и для меня… — он сделал паузу, — ты меня понимаешь?

Я зависла: «Догадался! Грош цена моей конспирации, не выйдет из меня Маты Хари. Что делать-то?! Надо, наверно, признаться ему… Раз он догадался, то и остальные скоро меня раскусят, а Карелл тем более. Значит, всё-таки за мной очень пристально наблюдали, а я-то думала, что и внимания никто особо не обращает».

Дайк смотрел на меня и успокоительно поглаживал мои руки:

— Я прошу, скажи, не бойся… Я не для того выцарапывал тебя у Хранителя, чтобы потом увидеть, как ты погибнешь.

Я судорожно сжала его руку и кивнула.

— И как давно?

— После ночи над обрывом, — сдавленным голосом ответила я.

Наступила долгая пауза, я увидела, как Дайк о чём-то усиленно думает.

— Я не понял, повтори.

Я повторила. Он опять не понял.

— Ты… ты точно меня понимаешь?

Я усиленно закивала. Странно… Понимаю всё, а говорю по-своему.

— Подними руки вверх.

Я подняла.

— А теперь опусти и погладь себя по голове.

Я выполнила. Стало смешно.

Сдёрнув с камня, Дайк порывисто прижал меня к себе.

— Значит, получилось! Сработала травка, а я уже не надеялся… — он продолжал меня обнимать. — Пусть и не совсем так как я ожидал, но всё равно хорошо. Главное, что мы можем теперь общаться, пусть и однобоко, правда?

В ответ я кивнула и улыбнулась.

— А сейчас быстро окунайся и нужно возвращаться, мы не можем рисковать.

Пока я вытиралась и переодевалась, Дайк, постоянно оглядываясь, давал последние указания:

— Веди себя спокойно и старайся себя не выдать, не прислушивайся так явно. Хлопай глазами и улыбайся, как и раньше. Я догадался, потому что уже хорошо тебя знаю, и ожидал того, что ты должна будешь со временем начать понимать речь, ведь для этого и поил тебя травой разума. Карелл хитрый и очень подозрительный, с ним веди себя крайне осторожно и не думай, что ты для него что-то значишь, остальные тоже не дураки, лучше держись от всех подальше. Ты понимаешь, что я тебе говорю?

Я опять закивала, как китайский болванчик. Парень продолжил:

— Пока неизвестны дальнейшие планы, но на зиму мы точно здесь не останемся. И как Карелл поступит: возьмёт тебя с собой, спрячет где-нибудь или… короче, не знаю.

Я похолодела. Так вот, значит, как! Весёленькая перспектива! Зато теперь понятно что у меня есть союзник. Дайк — это единственная надежда, возможно, он что-нибудь придумает.

— А сейчас всё, молчим и делаем вид, что ничего не изменилось. Через два дня все уйдут, и тогда поговорим. Ты поняла меня?

Ответом был мой кивок.

Вернувшись в хижину, я забилась в свой уголок и, задвинув занавеску, попыталась расслабиться и хорошенько всё обдумать, пока не появился Карелл. А подумать было о чём!

Глава 11

Уже не один раз и не два, в последнее время, особенно после памятной ночи, когда я поняла, где оказалась, мои раздумья проходили как бы в виде диалога между мной и моим внутренним я, которое начало принимать какие-то странные формы, в зависимости от темы нашей внутренней беседы. То оно читало мне лекцию в виде лохматого профессора, то механическим голосом робота выдавало сухие факты, то успокаивало обволакивающим шёпотом влюблённого мужчины. Я начала подозревать, что у меня развивается шизофрения с раздвоением личности, как последствие травм, потери крови и сотрясения мозга, а также стресса. Но мой мозг властным, начальствующим тоном сообщил, что на фоне пережитых травм и потрясений я просто наконец-то научилась слышать и слушать свой внутренний голос, который отныне всегда будет со мной, то есть во мне, где оборудует для себя персональные апартаменты. А вот общаться он будет в такой форме, в какой сам посчитает нужным. Сказал как отрезал.

В тот момент почему-то пришла мысль, что в доме может поселиться домовой, а в моих мозгах появился… Мозговой, и очень похоже, что он этот самый мозг и будет мне выносить. А ещё через несколько секунд родился какой-то идиотский стих по этому поводу, хотя никакой склонности к поэзии я за собой никогда не замечала:

В доме с длинною трубой

Поселился домовой.

Он не курит и не пьёт,

Но хозяйство всё ведёт.

А в моей же голове

Черти спели на заре…

Навести порядок свой

Сможет личный Мозговой!

Когда внутренний голос услышал это моё первое стихотворчество, то сказал, что в целом суть отражена верно и ему вполне нравится, но лавры знаменитой поэтессы мне точно не светят. В общем, вот как-то так я и познакомилась со своим внутренним другом.

Поэтому, лёжа в полумраке и закрыв глаза, я как бы постучала в воображаемую дверь, и мне ответили: «Входи!» Открыв её, я вошла в старинную библиотеку с массивным столом в центре круглого пространства, высокими стеллажами книг по всей окружности и большим глобусом с орбитами и спутниками на тонких проволоках. Я обалдело осмотрелась: «А неплохо он устроился, и библиотека шикарная, сама бы тут жила».

Голос моего разума стоял на лесенке и что-то искал среди древних фолиантов. Он выглядел как типичный профессор: седой, в бордовом бархатном халате и с моноклем в глазу:

— Ну что надумала? — осведомился он, не отвлекаясь от своего занятия.

— Да вот у тебя хотела спросить, что делать и что думать.

— Вот, нашёл… — он быстренько спустился и помахал перед моим носом какой-то мятой бумажкой. — Как думаешь, что это?

— Не знаю.

— Это будущая карта материковой части Окатана, я уже начал её составлять. Догадываешься зачем?

— Нужно бежать отсюда, — я вздохнула, — как можно быстрее и как можно дальше.

— Умница! — и профессор послал мне воздушный поцелуй.

— Только как и куда?

— Думаю, что скоро мы поймём, а пока очень мало информации, чтобы принять какое-либо решение, но уверен, что Дайк знает, как и куда, он поможет тебе. Спроси ещё что-нибудь…

— Почему я понимаю разговоры, а у самой не получается связать и двух слов? Я ведь прекрасно понимала, что говорит Дайк, но отвечала на своём языке, и конечно, он не понял. Как такое может быть?

Мозговой уселся в мягкое кресло за столом и сцепил пальцы в замок:

— Всё просто и сложно одновременно. Сейчас, а точнее, после той ночи над обрывом, когда ты поняла, что это не Земля, и убедилась в этом, некоторые части твоего мозга, под воздействием сильнейшего стресса и напряжения, как бы перенастроились или перепрограммировались, и главную роль в этой перезагрузке сыграла та химическая подготовка, которую провёл Дайк, давая тебе отвар травки, которую ты так не любила пить. Если упростить, то можно сказать, что твой мозг настроился на принятие других частот. Ты ведь знаешь, что реакции мозга имеют электрохимическую природу?

— Да, знаю.

— Поэтому, Кари, — он поднял указательный палец, — ты понимаешь всё, что говорят вокруг, но не на уровне языка, языка ты пока не знаешь, а на уровне мозговых вибраций, то есть частот той речи, которую ты слышишь.

— Я читаю мысли?!

— Не-е-ет! Ты не читаешь мысли! — он быстро замотал головой в стороны. — Ты только улавливаешь частоты языка. Твой мозг, то есть я, обрабатывает их, переводит на твой родной язык и выдаёт в качестве понимания. Понятно? — и профессор уставился через дурацкий монокль.

— Не-е-е совсем…

— Так, ладно, объясняю для тупых. Звук — это вибрации, то есть колебания, так?

— Так.

— Любое колебание имеет частоту, так?

— Так.

— Разговор или речь — это также колебание воздуха, которое обладает своей частотой, так?

— Допустим…

— Из-за различий произносимых звуков, тембров, интонаций и так далее каждый язык имеет свою индивидуальную частоту колебаний, так?

— Так.

— Да хватит такать уже!

— Ты первый начал.

Мозговой нахмурился, но, махнув рукой, продолжил:

— Поехали дальше. Любое ухо устроено таким образом, чтобы улавливать эти колебания и соответственно частоты. Я доступно объясняю?

— Вполне.

— Слыша речь, то есть улавливая эти частоты, ухо отправляет сигналы в мозг, которые он воспринимает и обрабатывает…

— Всё-всё хватит, стоп… — я выставила ладонь вперед. — Дошло, я поняла.

— Что ты поняла?

Я собрала мысли в кучу:

— Некоторые частоты моего мозга теперь совпадают с частотами мозга окружающих меня людей, и я, буквально не понимая значения слов, воспринимаю сразу частоту сигнала и перевожу в понятный для себя.

— Правильно!

— То есть, для того что бы говорить самой, а не просто принимать частоты, как радиоприёмник, язык придётся учить обычным способом.

— Десять баллов! — засмеялся мой внутренний умник.

— Но подожди… — я на несколько секунд включила паузу. — А не значит ли это… что… — открывшаяся перспектива была потрясающа, — теперь я смогу понимать любой язык, ведь мой мозг напрямую считывает частоты речи, которую слышит, и может перенастраиваться?!

— Очень велика вероятность, что так и есть. Отлично! Соображаешь, когда хочешь! — он радостно потёр руки. — Ну, хватит на сегодня, проваливай. Сейчас твой ночной воздыхатель заявится, а я не хочу при этом присутствовать. Развлекайся пока.

Внутренний голос взмахнул руками — и я открыла глаза.

«Хорошо поболтали, — я удовлетворённо хмыкнула, — и библиотека красивая». В голове всё разложилось по местам, ответы на возникшие вопросы я получила, и то, что придётся вскоре делать отсюда ноги, уже так не пугало. Первый этап моей жизни здесь, на Окатане, подходит к своему завершению. Нужно идти дальше, узнавать этот мир, учиться жить здесь и главное — искать путь домой.

Мысли прервал шорох. «Явился, не запылился, — злобно подумала я. — Сеанс вынюхиваний объявляется открытым». Кулаки сжались сами собой. Спокойствие, только спокойствие. Как-то сегодня терпеть атамановские штучки совсем не хотелось. По старой привычке я начала считать и дошла уже до сотни, но ничего не происходило. Карелл просто лежал рядом, не проявляя ни капли активности.

«Может, спит уже? — мелькнула мысль. — Устал, переход был дальний и к бурдюкам вечером все неплохо приложились». Но надежда не оправдалась. Повернувшись набок, Атаман обнял меня и привычно уткнулся носом. Вот и пришло время узнать, что же такое «отари».

Как только он не называл меня этой ночью: и красавица, и любимая, и девочка моя золотая. Он шептал, что мой запах сводит его с ума, что ни одна женщина в его жизни не доставляла ему столько наслаждения, что я как глина в его руках, из которой он лепит свою мечту. Прямо-таки Омар Хайям! И без конца, хриплым шёпотом, отари… отари… отари… Так как это слово я чётко знала, то уловить смысл не составило труда. Отари — это звёздочка. Так вот от кого пошло моё прозвище! Подслушивают, значит! Вот банда извращенцев! Также я поняла, почему ранее, когда звёздочкой меня назвал Мелкий, я не догадалась, что означает «отари». Мелкий произнёс другое слово, но с этим же смыслом, возможно, синоним или из другого языка.

Карелл был нежен как никогда, соскучился наверно. От его ласковых слов, которые я уже прекрасно понимала, поглаживаний, сильных рук и жарких объятий накатила такая волна возбуждения, что, когда он, как обычно, всё закончил, я чуть не взвыла. Первый раз за мою сознательную сексуальную жизнь меня так обломал мужик. Никого и никогда до этого я так не хотела, как его в тот момент. Головой я понимала, что всё хорошо, я веду себя правильно и, возможно, именно пассивность, молчание и страх с моей стороны так привлекают его. Но как же хотелось в ту минуту, чтобы он сделал всё по нормальному! Я бы не возражала, а потом будь что будет.

Через пять минут он уже спал, вжавшись носом в мою макушку. Я была в шоке от своих эмоций и медленно приходила в себя. Карелл обнимал со спины, а я, слушая его ровное дыхание, вспоминала слова Дайка о том, чтобы не смела даже думать, будто бы могу что-то значить для Атамана. Не хотелось в это верить. Совсем не хотелось… после всего.

Прикрыв глаза, я позвала Мозгового. Ответа не было. Позвала снова и услышала раздражённое: «Я уже сплю, и ты спи, потом поговорим». И раскатистый храп. Вот гад! Он в моей голове ещё и храпит! Хорошо, что этого никто не слышит, кроме меня. Вот было бы весело — испускающая звонкие рулады «звёздочка»! На этом я и заснула.

Глава 12

Первой проснулась почему-то я, обычно было наоборот. Карелл лежал на спине, повернув голову в мою сторону. Первый раз я видела его так близко при нормальном освещении. Занавеска была задёрнута, и что происходило в хижине, я не видела. Привстав на локте, я всмотрелась в его лицо. Обращённая ко мне, целая половина была расслаблена, а длинные волосы, без намёка на седину, разметались по плечам. Сейчас ему можно было дать лет тридцать пять, не больше. Несколько тонких морщинок в уголке глаза, высокий лоб, нос с маленькой горбинкой и немного хищные ноздри. Когда не было видно уродливого шрама, выглядел бандитский начальник гораздо моложе: тёмная щетина, красивое тело, сильные руки с рельефной мускулатурой, лежащие под головой. А мужик-то брутальный и даже красивый, на мой взгляд.

«Ну-ка, ну-ка, а это что такое?» — я присмотрелась. На правом плече виднелся какой-то узор, опоясывающий по окружности бицепс. И это была не татуировка. Рисунок выглядел как впечатанный в кожу след от широкого браслета, похожий на наложенные одна на одну чешуйки. Я подвинулась поближе. Точно, отпечаток. Как будто был одет браслет, потом его сняли, а вдавившийся контур только-только начинает исчезать. Но никаких подобных украшений я на Карелле ни разу не видела. Хотя кто его знает, может, он и носил, но под рубашкой было незаметно.

И тут он открыл глаза. Я дёрнулась от неожиданности. Полежав несколько секунд, мужчина приподнялся, как-то очень недобро зыркнул на меня и, схватив рубаху, которая валялась в ногах, пулей вылетел из хижины.

— Ну что? — раздался голос из головы. — Убедилась, что Дайк прав?

— Убедилась. Надо драпать отсюда как можно скорее иначе рискую получить «стокгольмский синдром», когда жертва влюбляется в своего палача.

— Убежим, нужно только время, чтобы подготовиться.

Почти весь день я провела на любимой полянке. Очень хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать вообще ничего и таким образом себя не выдать. Всё-таки утром я сильно испугалась, что чем-то не угодила Кареллу. Его злобный взгляд из-под широких бровей нет-нет да и всплывал в памяти. Чтобы отвлечь от тревожных мыслей, Мозговой травил похабные анекдоты, а я и не знала, сколько всякой пошлятины хранила, оказывается, моя память.

Банда готовилась к новому походу. Дайк носился по хозяйству, остальные сбегали на охоту и принесли штук десять небольших птиц, похожих на куропаток. Атаман же, почти до ужина, провалялся на тюфяке, а когда разделали и запекли несколько тушек, взял половину одной, завернул в чистую тряпку и ушёл в лес. И куда он, интересно, на ночь глядя?

Проснулась я оттого, что мне зажали рот. Открыв глаза, я рассмотрела Дайка, который прижимал палец к губам, показывая молчать. Я кивнула. Он убрал руку и поманил за собой, я быстро натянула угги. Возле двери лежала пара чем-то набитых мешков, один из которых мой нянь всучил мне, а другой положил на моё место и прикрыл одеялком. В хижине раздавался дружный храп, но, пересчитав лежащие тела, я поняла, что Карелла нет — его тюфяк был пуст.

Ночь стояла глухая, до рассвета ещё далеко. Развязав мою привязь, Дайк закинул мешок за плечи и повёл меня за собой. Было холодно, но от быстрой ходьбы я согрелась. Сначала мы шли, а точнее, почти бежали к водопаду, но, не доходя до него, свернули, огибая скалы по дуге. Лес не спал: доносились какие-то шорохи, потрескивания и постукивания, звуки, похожие на чавканье, а в густых кронах шумел ветер.

Через несколько минут мы пришли. Только куда? Опустившись на колени, Дайк пошарил руками по земле и, резко дёрнув, отодвинул замаскированную мхом и опавшими ветками крышку то ли лаза, то ли люка. Парень оглянулся и в темноте его глаза хищно сверкнули. Меня аж передёрнуло! Поманив за собой, он начал спускаться. «Туда?! Вниз?! В кромешную тьму?! Да ни за что!» Слишком хорошо ещё помнилась чернота и пустота, в которую я падала почти три месяца назад, поэтому и стояла истуканом. Снизу послышался шёпот:

— Не бойся, лезь сюда.

Присев на корточки, я нащупала лестницу. Эх, знала бы, что ждёт впереди, точно бы не полезла! «Ну, с богом!» — сказала сама себе и начала спускаться. Внизу зажёгся тусклый огонёк. Дайк ждал, держа в руке маленький факел. Спустившись, я осмотрелась. Мы стояли в небольшой пещерке, а впереди чёрной дырой зиял узкий проход. Передав мне факел, Дайк быстренько вскарабкался наверх и задвинул крышку. Пришло ощущение, что мы в могиле.

Освещая путь тусклым светом и согнувшись в три погибели, мы прошли по туннелю, наверно, метров двадцать, сложно сказать точно. Проход был узким, но ровным, и спускался под небольшим углом. Мне показалось, что рыли его не вручную, а с использованием каких-то механизмов, уж слишком он был правильным, почти гладким. Дайк остановился, и я уткнулась ему в спину. Мы оказались в маленькой пещере, такой же правильной формы.

— А теперь смотри, слушай и запоминай, — проговорил он обернувшись. — У нас очень мало времени.

Воткнув еле горящий факел в щель между камнями и пройдя чуть вперёд, к провалу в стене, он поднял что-то с земли. Это был не очень толстый канат с навязанными через небольшие промежутки узлами. Дайк потянул за него, и из дыры показалась странная тележка или вагонетка на колёсиках. Подойдя ближе, я заметила рельсы, на которых и стояло это транспортное средство. Сердце ёкнуло и заколотилось. Стало понятно, что будет дальше. Глядя на эту тележку, я никак не могла унять панику и ужас: по форме и размерам вагонетка очень напоминала гроб, только без крышки.

— Это спуск вниз. Я нашёл его в прошлом году, когда искал тайник Карелла. О нём никто не знает. Спустившись, ты окажешься у самого леса под обрывом. Пойдёшь строго на юг. Всё необходимое в мешке, — и он бросил его на дно тележки. — Еда, вода на первое время, в лесу много родников, закончится — найдёшь. Там же твоя одежда, в которой мы тебя вытащили из ямы, только от неё мало что осталось. Ещё я положил обычную верёвку, моток камо́рты^[1] на всякий случай и к ней фляжку с расслабляющим отваром, пользоваться ты умеешь… — парень грустно усмехнулся. — Только смотри, отвар береги, если потеряешь или разольёшь, то сама понимаешь, «слепую смерть» без него не снять. Ночуй, по возможности, на деревьях, ищи крупные плоские ветви, внизу ночью может быть опасно, а ты, я так понял, эту местность не знаешь.

Дайк говорил быстро, иногда сбиваясь на скороговорку, но я всё понимала, а также осознавала, что сейчас придётся спускаться в этом гробу туда, вниз, в черноту и пустоту, одной и идти неизвестно куда, через огромный лес в полном одиночестве. От страха ноги подкосились, а едва зажившая конечность дала знать о себе тупой тянущей болью под коленкой. Я прислонилась к холодному камню. Дайк подошёл близко-близко и, положив руки мне на плечи, судорожно прошептал:

— Я знаю, что тебе страшно… Мне тоже очень страшно… До следующей ночи я могу не дожить, и помочь тебе будет некому, — он перевёл дыхание. — Но за тебя я боюсь больше чем за себя, ты остаёшься совсем одна. Я не могу пойти с тобой. Солдаты террхана скоро будут здесь. Я не знаю, что случилось, как они нас нашли… Летун, с предупреждением от моего деда, появился вовремя. Тебе нельзя здесь оставаться, будет большая драка. Поэтому пойдёшь одна, а я должен остаться до конца. Может, Карелл сам убьёт меня, а не он, так солдаты…

Я всхлипнула. В горле надулся жёсткий ком, и градом хлынули слёзы.

— Не плачь… Не плачь, пожалуйста, а то я тоже сейчас заплачу.

Он вытер влагу с моих щёк:

— Главное, не бойся. В туннеле нет ничего страшного, кроме темноты, пару раз ты попадёшь под поток воды и всё. В тележке есть выемка, вот она, смотри… — он взял факел и осветил вагонетку. — Когда устанешь стравливать верёвку, всунь в неё узел и отдохни. Уклон небольшой, но туннель идёт по спирали, поэтому не упусти канат, иначе к концу скорость будет большая, лучше лишний раз остановись. Часа за два ты справишься, ты сильная… ты сможешь…

Тут уже я не выдержала. Бросившись парню на шею, я вцепилась в него повторяя:

— Дайк, нет! Нет! Я боюсь! Дайк! Я не хочу туда, мне страшно! Я умру в этой темноте! В этом гробу! Дайк, миленький! Не оставляй меня, пожалуйста, не оставляй…

— Тихо… тихо, моя хорошая… — он гладил меня по спине, крепко прижимая и шепча в ухо. — Кроме своего имени, я не понял ни слова из того, что ты сказала, но я всё чувствую. Всё будет хорошо, запомни. Всё будет хорошо! Мы ещё обязательно встретимся! Такую девушку нельзя забыть. Если я буду жив, то обойду все земли, но найду тебя, хотя бы только для того чтобы убедиться, что с тобой всё в порядке! Слышишь? Всё будет хорошо…

Он, не переставая, гладил меня, а я не могла от него оторваться.

— Всё, всё, успокойся… — Нянь взял меня за плечи и хитро улыбнулся: — Кстати, я правильно понял тогда, тебя зовут Карина?

Я смогла лишь кивнуть, слёзы душили.

— Ну, вот и познакомились! А теперь всё, залазь в эту штуку, и так уже много времени потеряли.

Только мысль о том, что, избавившись от моего присутствия, Дайк сможет выжить, заставила улечься в этот длинный узкий ящик.

— Эта тачка привезёт тебя в большую пещеру, выход ты увидишь, и сразу же беги в лес, чем дальше будешь, тем лучше. У Карелла очень тонкое обоняние, если он выживет и решит искать тебя, то рано или поздно найдёт, твой запах нельзя забыть или перепутать. Вот поэтому ищи в лесу голубенькие мелкие цветочки, помнишь, я положил тебе букетик?

Я кивнула. Этот букетик я ещё отпихнула, от обиды на своего друга.

— Срывай соцветия и растирай их на себе, особенно руки, ноги и обувь. Это собьёт со следа даже горного волка, только сильно три. Если будешь правильно выдерживать направление, то дней через пять-шесть выйдешь к реке. Плавать умеешь?

Я закивала и показала кулак с поднятым вверх большим пальцем. Дайк заулыбался:

— Это значит, хорошо умеешь?

Уже на его языке я выдавила:

— Да.

— Отлично! Переберёшься на другой берег и двинешься дальше, вниз по течению. День-два и начнутся обжитые земли. В карман твоих странных штанов я положил немного денег, в ближайшей деревне купишь лошадь и спросишь дорогу на Латрас. Попробуй пристать к обозу или каравану, если встретишь, так безопаснее. Когда доберёшься до Латраса, то найди кузнеца Малахана и скажи ему, ну как сможешь, что тебя прислал Дайкаран эн Тайар. Если мой дед в городе, он скажет, где его искать, а если нет… — парень замялся, — тогда не знаю, что делать. Постарайся задержаться там, придумай что-нибудь, как выкручусь, то я сразу же приду к Малахану. Ну а вдруг надумаешь податься куда-то, предупреди кузнеца, куда направишься, чтобы я смог быстрее найти тебя… Кари. Можно я буду так тебя называть?

Я сжала его руку.

— Держи верёвку, мне пора.

Дайк вгляделся на прощание в моё лицо, криво улыбнулся, ямочка на щеке появилась и быстро пропала, и… толкнул тележку. Деревянный гробик покатился в темноту. Вдогонку я услышала:

— Не поднимай голову, пока рукой не проверишь высоту потолка, есть очень низкие места. И ничего не бойся!

Глава 13

Ужас кромешно-тёмного, узкого и душного пространства не передать никакими словами. Я никогда не страдала какими-либо фобиями, но теперь нам довелось познакомиться: «Карина — это клаустрофобия, клаустрофобия — это Карина». Я ощущала себя лежащей в гробу в глубокой могиле. А ведь в действительности так оно и было. Стало понятно, каково бывает шахтёрам, заваленным в шахте, ещё живым подводникам на затонувшей подлодке и тем несчастным, кто проснулся от летаргического сна в собственном гробу.

В какой-то прострации я перебирала узлы на канате, тележка катилась, но стоило замешкаться, как сразу чувствовался уклон и то, как сила тяжести тянет мой ящик на колёсиках вниз. А вокруг полный мрак… и только звуки дыхания и шорохи движений.

Мысли носились по замкнутому кругу: Дайк… Карелл… солдаты… Будет большая драка, и возможно, они погибнут и опять… Дайк, Карелл, солдаты… Дайк, Карелл, солдаты… Вот вам и Дайк, вот вам и добрый милый мальчик! Вычислил меня почти сразу, как только я начала притворяться, что не понимаю их разговоров! Вот это парень! Вот это умница! Я же совсем ничего не знаю ни о Дайке, ни о Карелле и остальных, ни о жизни в этом мире — ничего! Просидела в лесу на привязи, видя только скалы да деревья: сначала раны заживали, потом привыкала к этой лесной жизни, но… А может, и хорошо что так сложилось: было время понять и принять то, что произошло, собраться с силами и окрепнуть, а вот теперь выходить, в моём случае выезжать, в колёсном гробике в другую жизнь… Как они там?! Только бы всё с ними было хорошо! И плевать, что бандиты! Пусть бы отбились или удрали, да что угодно! Не хочу, чтобы кто-нибудь погиб, даже ненавистный Плешивый. Я ведь уже всех знала по именам: Гоблина звали Грас, Мелкого — Олли, а Плешивого — Лакран, но чаще Лакр. Это люди, с которыми я прожила почти три месяца, если мои подсчёты верны, и никому из них не желала смерти. Я к ним привыкла, а к двоим особенно.

Сложно было понять сколько времени я еду, вернее качусь. Руки уже болели, и ощутимо. Я решила остановиться ненадолго и передохнуть. Зажав одной рукой узловатый канат, медленно подняла другую: пальцы упёрлись в камень почти сразу, сесть не получится. Нащупав выемку в бортике за головой и закрепив узел, я остановилась: «Спокойно, Кари, спокойно… Дайк сказал, что часа два, и я выберусь отсюда. Главное, без паники, настоящие приключения только начинаются и нужно быть готовой хотя бы морально… Кари… Странно, уже сама себя так называю». В прошлой жизни, на Земле, никто и никогда так не сокращал моё имя. Обращались ко мне, обычно, по полному имени, даже родители и сестра. А тут сначала Мозговой укоротил, потом Дайк, а теперь и сама. Непривычно, но здорово! И почему раньше никто не додумался?

— Потому что раньше у тебя не было меня, — голос внутри был тихим и ласковым. — Вернее, был, но ты меня не могла слышать.

— Ну, здравствуйте! Объявился наконец-то! А то мне показалось, что я совсем одна осталась.

— Я не могу тебя оставить, ведь я — это ты, а ты — это я. Просто нормально мы можем общаться только тогда, когда ты расслаблена и более-менее спокойна. А в другое время, когда внутри тебя бушуют эмоции, или ты чем-то занята и сосредоточена, или с кем-то разговариваешь, я не всегда могу достучаться. Вот как-то так.

— Я очень рада, что ты со мной, Мозг, правда, очень-очень…

— Я тоже… — он ненадолго замолчал. — Помнишь аквапарк и горки?

Вопрос был неожиданным.

— Ну, помню, а что?

— Представь, что ты в аквапарке и движешься по пластиковой трубе, только медленно и в темноте.

— Не смеши, Мозговой! Какая же это труба? Это туннель в преисподнюю! — я заулыбалась.

— Ну вот, ты уже смеёшься, это хорошо.

— Смеюсь, ага, а что ещё остаётся?

— Значит, поехали дальше, хватит отлёживаться. Чем быстрее отсюда выскочим, тем лучше.

— Поехали!.. Слышишь, Мозг? Да я просто как Гагарин, — я опять засмеялась, — только он вверх, а я вниз.

Вот так, перебирая руками, я потихоньку спускалась.

— Эй, там, на шхуне, сколько мы уже едем? Как думаешь?

— Минут сорок-пятьдесят, не меньше.

— Почти полпути позади, уже легче.

Вскоре послышался шум воды. Сначала звук доносился сверху, потом сбоку. А когда меня окатил холодный поток, то от шока я чуть не выпустила верёвку. Из-за заминки тележка моментально наполнилась водой. Отплёвываясь, я завопила:

— Подлодка тонет, но не сдаётся!

Быстро стравив несколько метров, я остановилась. Подземный водопад остался позади. Проверив высоту потолка, я села. Голова упёрлась в камень. Возмущение идиотизмом ситуации, било через край:

— Мало того что в темноте, в гробу, под землёй, так ещё и в ледяной воде! Если я здесь утону, то этот гробик окажется очень кстати! Впереди должна быть ещё одна такая же река Аида, и въеду я в неё на своих колёсах!

— Воду вычерпывай, — отозвался мой внутренний капитан.

С сопением, кряхтением и при помощи могучего русского и нецензурного я кое-как перевернулась и, встав на колени, принялась за спасение утопающих. Махая руками, я без конца билась головой о потолок, ругаясь при этом как сапожник. Вычёрпывать воду только руками и так сложно, а в полной темноте и на ощупь что-то совсем запредельное. Помогали бортики моего колёсного судна. По ним я проверяла высоту воды внутри этого «корыта». Но, по правде говоря, вагонетка была сделана на совесть, никаких щелей или дыр в ней не имелось. Когда вода осталась только на дне, я уже была на пределе.

— Всё, хватит, больше не могу. Мокро, но не смертельно, можно двигать дальше. Мешок промок, конечно… — я ощупала тяжёлый куль, который валялся в ногах. — Ладно, выберемся — высушу как-нибудь. Хорошо, хоть не смыло таким потоком.

Приняв исходное положение, я нащупала свой страховочный канат и покатила дальше. Так страшно уже не было. То ли ледяной душ помог, то ли бурная деятельность, от которой ныло прежде порванное плечо и зудели ободранные о канат ладони, то ли голос Мозгового, который дал почувствовать, что я не одна в этом мраке, — не знаю. Но я спокойно и методично перебирала узлы на верёвке, тележка катилась, я спускалась. «Скоро опять должен быть водопад, — думала я. — Важно не разжать руки».

Но несмотря на то что один раз подземную реку я уже преодолела, вода всё-таки обманула. Заранее не было слышно никаких шумов — я просто врезалась в водную стену. Мощная струя ударила прямо по рукам и… канат я выпустила. А дальнейшее напомнило аттракцион «американские горки». Тележка набирала скорость несмотря на то что была наполнена водой почти доверху. Хорошо, что вокруг было темно, я ничего не видела, а только ощущала, что несусь с бешеной скоростью. Наверно, именно вода в этом гробике меня и спасла. Я почувствовала крутой поворот, колёса противно заскрипели, потом движение немного замедлилось и, резко ударившись в какое-то препятствие, вагонетка стала дыбом, а я, как пробка, полетела вперёд.

Однако падение оказалось удачным. Я лежала на своём мешке, который сыграл роль амортизатора. Ощупав окружающее пространство, я поняла, что в точку назначения этот загадочный лифт меня всё-таки доставил. Сначала ничего не было видно, но через несколько минут зрение адаптировалось, и меня окружала уже не полная тьма, а полумрак. Это хорошо, глазам легче привыкнуть. Перевернувшись набок, я прислушалась к ощущениям тела: ничего сильно не болит, руки-ноги работают, голова вертится. Всё в порядке.

Я находилась в пещере, как Дайк мне и говорил. Буквально на высоте нескольких метров виднелось отверстие, из которого падал тусклый свет. Для того чтобы до него добраться, больших усилий не требовалось. Как по заказу, прямо к дыре вела огромная куча валунов разных размеров. «Выход есть!» — обрадовалась я. Отжав воду из мешка с припасами, уж как получилось, я вернулась к вагонетке. Она лежала на боку, но вроде была целёхонька. «А гробик-то для меня длинноват, — удивилась я. — Полтора моих роста, не меньше, и выемки для верёвки с двух сторон».

— Так! Стоп! — вслух скомандовала я себе. Вспомнилось, как Дайк провожал меня в эту чёрную шахту: он подтянул тележку, которая была скрыта в глубине каменного коридора. Значит, если я поставлю её на рельсы и зафиксирую канат, то он вполне сможет подтянуть её наверх, пусть это и займёт какое-то время. Кто знает, что и как случится, а вдруг это хоть как-то поможет ему.

Приняв решение, я выгребла оставшуюся в тележке воду и попробовала вернуть её на место. Работа заняла несколько минут. Вагонетка оказалась не слишком тяжёлой, несмотря на массивный вид. В три приёма я поставила её на рельсы и вложила канат в выемки бортиков, стали они чётко. «Продуманно, однако, — почесала я нос. — Если вдруг из одного паза узел выскочит, остаётся второй».

Проверив ещё раз, как всё закреплено, я немного успокоилась:

— Я сделала всё, что смогла, Дайкаран эн Тайар. Надеюсь, это поможет тебе в трудную минуту. Ты только выживи, пожалуйста. Только выживи…

Закинув за плечи мокрый и тяжёлый мешок, я начала карабкаться к выходу.

Часть 2. Дорога

Глава 1

Светало… Прохлада раннего утра приятно бодрила, когда я опрометью мчалась под защиту деревьев. Добежав до кромки леса, я обернулась и, запрокинув голову, глянула наверх. Гигантская стена из камня поднималась ввысь, внешне напоминая американские каньоны или норвежские фьорды. Кинув прощальный взгляд на линию обрыва и размазывая слёзы, я скрылась в тени деревьев.

Бежать было тяжело. Мешок добавлял нагрузки, и вскоре я поняла, что всё, больше не могу. Перейдя на шаг, удалось немного выровнять дыхание. Лес был негустой почти без подлеска. Изредка попадались заросли кустов, которые приходилось огибать, но идти было несложно. Поглядывая на небо, я сверялась с направлением и шла почти точно на юг. «Но это сейчас солнце, вернее солнца, сияют в безоблачном небе, — размышляла я про себя, — а что я буду делать, если станет пасмурно, как тогда ориентироваться?»

— Что-нибудь придумаем, — отозвался Мозговой.

— Ты у нас умный, тебе виднее…

К тому моменту, когда оба светила были уже в зените, я еле переставляла ноги: ныло плечо от тяжести мешка, дрожали руки, а спина готова была сломаться.

— Надо сделать привал, слышишь, Мозг? Ещё проверить мешок и, пока жарко и ветрено, попробовать просушить.

— Давай, только ненадолго. Нужно уйти как можно дальше.

По ходу движения я увидела небольшую полянку и похромала к ней. Усевшись под толстым раскидистым деревом, я принялась за инвентаризацию, да и поесть не мешало. Одеяло полностью промокло. Как смогла я его выкрутила и развесила на солнцепёке. Моя одежда, та самая, в которой в день аварии я выскочила из дома, пришла в абсолютную негодность: джинсы разорваны, особенно левая штанина, молния болтается на нескольких нитках, байка с ветровкой в таком же виде, а нижнее бельё похоже на маленькие рваные тряпочки. В общем, только выбросить.

Я погладила свои джинсы. Как их любила… Год назад удачно попала на распродажу и купила сразу, как только примерила: «А теперь что делать? Оставить здесь, чтобы не тащить лишний груз? Жалко! Это всё, что осталось от прошлой жизни, но и надеть уже не наденешь». Я продолжала перебирать вещи: «Стоп, там же деньги! Дайк говорил». Монеты оказались в маленьком мешочке в заднем кармане джинсов: шесть штук крупных, возможно, золотых, с изображением то ли ящерицы, то ли крокодила с длинным хвостом с одной стороны и какого-то значка, может буквы, может цифры, с другой. Остальные пятнадцать, похоже, были мелочью: небольшие кругляшки тёмно-рыжего цвета с дырочкой в центре и расходящимися от неё лучиками, количество которых на некоторых монетах было разным. «Интересно, сколько это? — подумалось мне. — Пока в местной финансовой системе я не разбираюсь».

Распотрошив мешок, я окинула взглядом своё богатство: одеяло, рваная одежда, ремень с овальной пряжкой, запасные рубашка и штаны, большая фляга с водой и маленькая с отваром для каморты. Много вяленого мяса, которое не промокло, так как было упаковано в отдельный большой мешок, как бы прорезиненный изнутри, и влага внутрь не проникла. Там же камень для розжига костра, я видела, как Дайк им пользовался, и мои тампоны из водорослей; два мотка верёвки, кинжал в ножнах из кожи какой-то рептилии и ещё небольшой свёрток, перевязанный бечёвкой.

Когда я его развернула, то от потока слёз несколько минут почти ничего не видела. Это была раковина! Та самая радужная раковина, из-за которой я разбила лоб и узнала тайну моего друга! Зажав рот и нос руками, я изо всех сил старалась не впасть в истерику: «Дайк! Миленький! Как ты там?! Живой ли?! — я сидела, размазывая слёзы. — Живой… Ты должен быть живой! Ты выберешься и с тобой ничего не случится! Мы обязательно встретимся, обязательно!» Я бережно завернула ракушку. Отдыхать и есть расхотелось. Надо идти дальше и дойти до Латраса, как бы трудно не было, а потом… уже по ситуации. Я сложила свои пожитки, выпила воды и, зажав в кулаке кусок мяса, побрела в южном направлении.

Топала я до самого заката, и только когда начало смеркаться, решила устроиться на ночлег. Думала разжечь костёр, но побоялась, что ушла недостаточно далеко и лучше не рисковать. Какие деревья годятся для ночлега, я уже знала. Среди разнообразной древесной растительности попадались весьма интересные экземпляры: не слишком высокие, но толстые и раскидистые деревья с широкими и плоскими у основания ветками. Это плоское и слегка вогнутое основание делилось на две-три, а иногда и четыре ветви. Выбрав подходящее дерево, я перебросила через самую низкую двойную ветвь верёвку, закинула наверх мешок и попробовала забраться. Ничего не получилось. Конечно, в детстве я лазила по деревьям, то за соседскими яблоками на даче, то в лесу за орехами, но не более. Поэтому я обвязала верёвку вокруг себя и повторила попытку.

С пыхтением, сопением, ругательствами и проклятиями в адрес содранных ладоней и дерева, чтоб его короеды съели, а также чертей, демонов и всякой другой нечисти, которая занесла меня на эту планету, я всё-таки залезла. Когда отдышалась, то уже без помощи страховки поднялась на другую ветку повыше и решила обосноваться на ночь здесь. «Надеюсь, дождя не будет, — пробурчала я, раскладывая на соседних ветках своё сырое добро. — Как-то же надо всё это высушить». Закончив, я поняла, что спать придется как есть: ни укрыться, ни постелить нечего, всё ещё мокрое. Ладно, как-нибудь обойдёмся, только бы ночь была нехолодной.

Ложе оказалось вполне комфортным, твёрдым конечно, но безопасным. Я не боялась, что, заснув, свалюсь вниз. С одной стороны — массивный ствол, а с другой — широкое углубление в том месте, где ветка вырастала из ствола. Я лежала как в люльке, только ноги немного свешивались. Пока я крутилась, пытаясь найти удобную позу, совсем стемнело. И только закрыла глаза с мыслью, что сейчас позову Мозгового, как открыла их уже на рассвете.

Занималась заря, двух солнышек за листвой было не видно, вокруг стелился лёгкий туман и где-то в кронах тренькали лесные пташки. Стуча зубами от утренней прохлады, я полезла проверять свои пожитки. Сырые, конечно, но уже лучше. Медленно и осторожно я спустилась.

— Доброе утро, — послышался голос внутри. — Ты хорошо спала и хорошо отдохнула.

— Доброе… — буркнула я в ответ, — только очень холодное.

— Ничего, ты уже закалённая, не замёрзнешь, — захихикало в голове.

— Хорошо тебе говорить. Ты сидишь у меня внутри, в своей библиотеке, в тепле и с удобствами; я тебя согреваю, даю свою энергию, и вообще… это я тут зубами стучу.

Повисла какая-то напряжённая пауза. На секунду показалось, что Мозговой то ли смутился, то ли обиделся, то ли я его в чём-то подловила. Я ощущала его стыд и какое-то сожаление по поводу чего-то, но непонятно чего.

— Эй, Мозг? Ты что, обиделся что ли? Ну прости, я не хотела. Просто ещё толком не проснулась. Эй, только не дуйся… Ну пожалуйста!

— Это ты меня прости, — тихий, вкрадчивый голос в ответ. — Я, наверно, бываю слишком резок с тобой, — он как будто вздохнул. — Но это потому что я люблю тебя, ведь ты — это я, а я — это ты.

— Я тоже тебя люблю, мой хороший. Без тебя я бы совсем пропала. Всё верно, я — это ты…

Он продолжил:

— А ты — это я.

Глава 2

Шла я целый день практически не останавливаясь, изредка прихлёбывая воду из фляги и жуя на ходу. Ремень я втянула в другие штаны и надела их полусырые на себя, как и вторую рубаху, так всё быстрее просохнет. Кинжал пристегнула к поясу, за маленькое колечко на ремне, а флягу перекинула через плечо, благо она была с длинным ремешком. Проверяя направление, я бодро топала, перелезая через поваленные стволы и обходя овраги.

На одной из полянок обнаружились те самые цветочки, отбивающие запах, про которые говорил Дайк. Надёргав изрядную горсть голубеньких головок, я растёрла их в ладонях и намазала белёсым соком всё что можно: руки, ноги, одежду, обувь, мешок и даже волосы. Запах был очень странный, но не могу сказать, что неприятный просто слишком резкий. Насобирав ещё цветочков, про запас, я двинулась дальше.

У этих цветиков оказалось ещё одно полезное и замечательное свойство — запах отгонял насекомых. За предыдущий вечер меня изрядно искусали местные кровопийцы. Они не звенели, как комары, а делали своё дело молча и быстро. После того как я вымазалась соком, то и укусы перестали зудеть, и вроде больше никто меня не кусал. В таком долгом переходе прошёл ещё один день. На следующей ночёвке я уже постелила в углубление между стволом и веткой просохшую одежду и закуталась в одеяло, а под голову положила мешок. Совсем другое дело! Никогда бы не подумала, что придётся спать на деревьях.

— Поболтаем? — раздался бодренький голосок.

— С удовольствием! А о чём?

— Да о чём угодно! Хочешь, расскажу про Окатан, ну про то, что удалось узнать, понять и сопоставить.

— Ещё спрашиваешь!

— Ну, слушай… — прикрыв глаза, я увидела, как мой профессор, сидя за столом в библиотеке, радостно потёр руки. — Окатан вращается вокруг двойной звезды: жёлтой, класса G, как и Солнце, и белого карлика. Расстояние до своих светил у этой планеты немного больше, чем у Земли, поэтому год здесь длится дольше. Пока не могу сказать точно, но где-то месяцев пятнадцать-шестнадцать. Сутки — двадцать четыре часа, как на Земле.

— Но мне казалось, что день длится дольше.

— Нет. Световой день не длится дольше. Просто благодаря двойному светилу рассветы и закаты как бы растягиваются: пока первое солнышко выйдет из-за горизонта, пока другое, и наоборот. Вот и создаётся такое впечатление. По поводу спутников, типа Луны, пока неизвестно, но, скорее всего, их нет. Окатан очень похож на Землю, а в чём-то почти идентичен. Я и сам не понимаю, как могут быть такие совпадения, но они есть. А именно: кислородный состав атмосферы, сила тяжести, мягкий ровный климат без резких перепадов температур, по крайней мере, в этих широтах, растительность, животный мир и, наконец, люди… — Мозговой выдержал долгую паузу. — Почти такие же, как и ты.

— Почти? Но я не заметила никаких отличий. Женщин я, конечно, ещё не видела, но мужчины — один в один земляне.

— Не совсем.

Я удивлённо приподняла брови:

— Это как так?

— На самом деле ты всё заметила, всё увидела и услышала всё, что только было можно. Девочка моя, ты постоянно забываешь, что я — это ты, и то, что я говорю тебе сейчас, — это твои выводы и твои заключения. Просто в такой форме тебе легче воспринимать окружающую действительность и не сойти с ума.

— Хорошо, хорошо… — я отмахнулась. — Что же такое я заметила? В чём разница?

— А вот в чём, и это только начало: Дайк видит в темноте, как кошка; Карелл может идти по следу не хуже ищейки, а у Граса, этого здорового гоблина, очень тонкий слух. Именно он услышал стон из ямы, когда ты там истекала кровью.

Я вытаращила глаза.

— И, кстати… — мой собеседник ехидно оскалился, — это же Грас подслушивал, что тебе шептал по ночам Карелл, и докладывал остальным.

— Ах вот оно что! Вот тебе и молчун! А я-то решила, что он меня, вообще, в упор не видит! — Я расхохоталась. — Кто бы мог подумать! Ещё и сплетник!

Немного поостыв, я спросила:

— Значит, он тоже меня спас, да?

— Да.

— Ну и ему спасибо, — я вздохнула. — Теперь добрым словом буду не только Дайка вспоминать. Но поехали дальше. Чем ещё я отличаюсь от жителей Окатана?

— Зубами, — последовал ответ.

— А поконкретнее?

— Ты обратила внимание, какие у них, и притом у всех, красивые, ровные и белые зубы?

— Верно, красивые…

Тут я надолго задумалась. На зубы я действительно обращала внимание. И казалось очень странным, что при таком количестве шрамов и увечий на телах лесных разбойников и их роде занятий, зубов должно быть меньше и выглядеть они должны совсем не по-голливудски.

— Согласна с тобой… — протянула я. — Что ещё?

— Ещё родовая метка.

— А это что ещё такое?

— Помнишь, у Карелла на плече как бы след от браслета?

— Так это не отпечаток?

— Нет.

Тут я совсем затормозила:

— Так что же это?

— Это и есть родовая метка. У Атамана на плече, у Дайка чуть выше левого локтя, а у Граса вокруг шеи, у самого основания. У мелкого Олли вокруг правого голеностопа, а у лысого Лакрана тоже где-то на ноге, потому что ни на руках, ни на шее не было.

— А может, у Плешивого тоже не было? Ты же, вернее я… то есть мы, так будет правильней сказать, толком не видели?

— Хочешь знать, почему я пришёл к такому выводу?

— Хочу!

— Лакр как-то говорил Атаману, когда ты сидела у камней и рисовала, почти не слушая их, что ты навлечёшь на них беду, что ты шпионка ангалинов и искусно притворяешься, чтобы узнать, где золото. Когда Карелл спросил, почему он так решил, Плешивый ответил, что раз у тебя нет родовой метки, значит, ты «превращённая», а не обычная женщина. И на самом деле ты ящерица, а не человек, так как не бывает, чтобы на человеке не было метки. А древние легенды говорят, что только ангалины знают тайну «превращения». Также твой странный запах, который так понравился Атаману, очень подозрителен. Карелл сначала рассмеялся и сказал, что это всё небылицы и полный бред, а также что «превращения» чушь, в которую могут верить только идиоты, но потом он задумался. Этих доводов достаточно?

Я молчала.

— Из этого понятно, что и у Лакрана есть родовая метка?

— Понятно. Спасибо, что рассказал… Я почему-то совсем этот разговор упустила, хотя и слышала, — разговаривать дальше уже не хотелось. — Давай закончим на сегодня, хорошо? Что-то я устала… Много новой и странной информации.

— Конечно, дорогая, отдыхай, — и щелчком пальцев выключил в библиотеке свет.

Глава 3

Открыла глаза я уже глубокой ночью. Сквозь листву поблёскивало сверкающее ночное небо. Я приподнялась, достала флягу и сделала несколько глотков: воды оставалось совсем мало. «Надо будет родник поискать, Дайк говорил их тут много…» — я заткнула пробку и легла. Мысли вернулись к рассказу Мозгового.

«Вот же Лакр гад, а?! Правильно я его Плешивым окрестила, сразу мне не понравился: жуткий, скользкий тип. Если бы не Дайк с Атаманом, то он бы меня, покалеченную, сначала изнасиловал, а потом прирезал без всяких сожалений. Вот почему мой Нянь так беспокоился и вот почему в то утро, когда я проснулась первой, Карелл, заметив, что я рассматриваю его метку, так злобно глянул, что я до вечера не могла успокоиться, не понимая, чем умудрилась его разозлить. А причина-то вот в чём: этот лысый насочинял про меня каких-то баек и ввёл главарю в уши. Скотина! Сволочь! Какие ангалины?! Какие превращения?! Я и про золото только перед побегом узнала. Хотя про ангалинов Дайк упоминал, интересно, кто они такие? Я — ящерица! Полный бред! Да… вовремя, вовремя я смылась, — стало смешно. — Действительно, смылась! — Я вспомнила спуск будто по трубе и потоки воды. — Точно, унесло, как в канализацию!» — Я захихикала.

— А кто-то отдыхать собирался, — сказал укоризненный голос.

— Всё-всё-всё. Уже сплю.

Весь следующий день прошёл в длительном переходе. С самого утра я обнаружила ягоды, которые часто собирал Дайк. Вот радости было! Я объела почти весь куст и взяла немного с собой, завернув в большие листья. Вяленое мясо, конечно, хорошо, но запас не бесконечен и мешок уже стал значительно легче, хоть я и старалась экономить.

Вода нашлась к полудню, для этого даже не пришлось ничего специально делать. Просто обходя большие заросли, я спустилась в овражек и чуть не наступила в маленький ручеёк. Наполнив флягу и натерев всё что можно соком голубеньких цветочков, которых в овраге было очень много, я продолжила путь на юг. А ещё через сутки вышла к реке.

С моей стороны берега были довольно обрывистые, а вот с противоположной более пологие, но поросшие густой и высокой растительностью. «Ладно, пойду вниз по течению. Поищу, где удобнее переплыть, может, и найдётся место поуже», — решила я. Но, не пройдя и нескольких шагов, послышался шорох, потом какие-то звуки, как всхлипывания, а потом… Детский голос сказал:

— Тама!

Я резко обернулась. Среди высокой травы стоял ребёнок, годика два, не больше. Пухлые ручки и ножки, чумазое личико с грязными разводами, тёмные почти чёрные волосики, торчащие в разные стороны с висящими травинками и другим мусором, и огромные пуговицы влажных карих глазюк.

— Тама! — малыш повторил и протянул ко мне ручонки.

Упав на колени, я схватила ребёнка в охапку:

— Маленький… Как же ты тут оказался?! Где твои родители? — приговаривала я, прижимая его к себе и поглаживая по спинке. — Ах ты ж, мой хороший! — не переставая, я тискала его, а малыш, вцепившись мне в волосы малюсенькими пальчиками, захлюпал носом и заревел.

— Тихо, тихо, маленький, тихо… не плачь. Я с тобой, ты не один, я рядом, ничего плохого не случится… — пыталась я его успокоить, да и себя тоже. Не переставая гладить, я поднялась и начала оглядываться, держа ребёнка на руках: «Что же делать? Где кого искать? Не может быть, чтобы он был здесь один!»

— Эй, э-э-эй, люди! — завопила я. — Кто-нибудь?! Э-э-эй! Кто дитё потерял?! Кто-нибудь! — я кричала, пока не охрипла. Но ответа не получила. Река тихонько текла, ветер шелестел листвой — вокруг слышались только обычные звуки леса. Пока я кричала, малышок затих, но ухватился за меня ещё крепче.

— Что ж с тобой делать? — Я опустилась на траву, держать ребёнка было тяжеловато. Малыш был красивый, хоть и грязный, только не понятно, мальчик или девочка. Приподняв его замурзанное личико, я улыбнулась и спросила:

— Ты кто? И как тебя зовут? — естественно, на ответ я не рассчитывала, просто продолжала разговаривать и улыбаться. — Вот меня, — я ткнула пальцем в себя, — зовут Карина. А как тебя зовут, маленький?

Ребёнок рассматривал меня, не разжимая ручонок, и через несколько секунд выдал:

— Тама! — и при этом так солнечно улыбнулся, показав маленькие зубки, что от умиления навернулись слёзы.

— Ну, тама так тама, — опять притянув его к себе, я соображала как поступить.

«Такой маленький ребёнок не мог уйти далеко, значит, где-то рядом есть селение, хотя Дайк говорил, что хорошо обжитые земли начнутся ещё через пару дней пути от реки и по другую сторону. Но кто знает… — я почесала нос, — как я шла и правильно ли держала направление? Возможно, я сократила путь или отклонилась в сторону, но в любом случае факт остаётся фактом: на руках ребёнок и нужно искать людей или вместе с ним идти дальше».

Пока я так размышляла, малыш пригрелся и заснул, но пальчики продолжали крепко держаться за мою рубашку. Я вгляделась внимательней и слегка ощупала детское тельце: он не был тощим, но и пухленьким его никак нельзя было назвать, если и потерялся, то не очень давно. Рубашечка из плотной, но мягкой ткани грязно-серого цвета с длинными рукавами и тёмно-коричневые штанишки, порванные в нескольких местах, сквозь дыры в которых просвечивала нежная смугловатая кожа. На одну ножку был обут коротенький сапожок или ботиночек с завязками, а другая босая. Не считая нескольких царапин и укусов насекомых, других видимых повреждений не было. В тёмных всклокоченных волосах, от которых пахло тиной, застряло несколько слизких водорослей. «Ребёнок был в воде! — уверилась я. — И как только не утонул! В рубашке родился, наверно».

Теперь стало понятно, что делать дальше: нужно переправляться на другой берег — малыш оттуда. Тихонько сопя, найдёныш спал на моих руках и, глядя на такое милое личико, совсем не хотелось его будить. Громко причмокнув, малыш засунул пальчик в рот. «Голодный… — посетовала я на свою глупость. — Разговоры разговаривала, а покормить не догадалась, вот тупица. Хотя чем? Вяленым мясом?»

Хотя чему удивляться-то, своих детей у меня не было, да и не будет уже. И благодарить за это надо свою дурость, наивность, непроходимую глупость и «неземную любовь» в виде бывшего мужа, который категорически не хотел детей «пока не встанем на ноги», как любил он повторять. Но как оказалось, мой супруг только мне так говорил. А я, дурочка влюблённая, повелась на уговоры, верила всему, заглядывала в рот, ловя каждое слово, и получила…

Тяжелейшее осложнение после прерывания беременности и неутешительный вердикт врачей. Оставалось только кусать локти и выть по ночам, глядя на своих племянников, таких классных мальчишек моей сестры. Всё! Не хочу об этом вспоминать! Сама во всём виновата, и ничего уже не попишешь. Я вытерла рукавом слёзы.

Малыш зашевелился. Распахнув глазки с длинными пушистыми ресницами, он опять улыбнулся и произнёс своё любимое, как я уже поняла, слово:

— Тама!

Я засмеялась:

— Ох, тама ты моя чумазая! — И завалившись на спину, опять начала его тискать.

Кормёжка, на удивление, никаких проблем не доставила. Когда я распотрошила свои запасы и предложила найдёнышу кусок вяленого мяса, то и опомниться не успела, как он его сточил.

— Ну ты грызун! — восхитилась я и предложила второй. И этот кусок постигла та же участь. — Всё, хватит пока, — покачала я головой, когда это чудо из семейства грызунов протянуло ручку за следующим. — После голодовки сразу много есть нельзя. Могу предложить на десерт вот это, — и протянула горсть ягод, собранных утром. Они были проглочены ещё быстрее. Напоив ребёнка водой, я запаковала мешок, попутно дожёвывая свою долю.

Малышок сначала сидел и наблюдал за мной, а потом, махнув ладошкой на ближайшие кусты, опять сказал:

— Тама!

— Что тама?

— Тама.

Похоже, он сообразил, что я его не понимаю. Поэтому совсем не по-детски вздохнул, поднялся и потопал, раскачиваясь, в кусты. Ничего не оставалось, как последовать за ним. Это чумазое чудо сидело в зарослях на корточках, спустив штанишки, и делало свои дела, ну понятно какие. Мне было прекрасно видно, что это мальчик. Закончив, он поднялся и, пытаясь держать падающие штанишки, поковылял ко мне. Понятно, в чём была проблема — в завязках. Узел бантиком исправил положение. Я погладила его по голове:

— Ты не просто ребёнок, малыш, ты — вундеркинд! Хотя, может, все дети здесь такие самостоятельные. Поживём — увидим…

Глава 4

Место для переправы на другой берег нашлось быстро. Я не прошла и часа с мальчонкой на руках, как увидела относительно пологий спуск к воде, а на противоположном берегу песчаный пляжик, чуть ниже по течению. Отлично! Если немного и снесёт, то как раз прямо туда, а там лесок с любимыми «спальными» деревьями, можно будет костёр разжечь, обсушиться и заночевать. Осталось только сообразить, как организовать заплыв. Если бы я была одна, то ни минуты бы не тормозила, потому что плавала как рыба. Но теперь есть «прицеп», за который я отвечаю.

Когда я начала спускаться, малыш отцепился и на четвереньках принялся задом сползать вниз.

— А молодец, мышонок! Мышонок! — Я захохотала. — Слышишь, маленький? Вот и прозвище подходящее придумалось.

Последовав его примеру, я развернулась ногами вперёд и медленно съехала за ним вниз по песчаному склону. После некоторых размышлений, я пришла к выводу, что привязывать ребёнка к себе опасно, мало ли что: плыть метров сорок, не меньше, и, какая живность тут водится, неизвестно, развязать мокрую верёвку, когда буду плыть, не получится, а если не привязать… как ребёнок удержится? Вот задача-то… Дело близится к вечеру, нужно ещё и ночёвку подготовить — медлить нельзя.

Я сняла свои угги (уже настолько потрёпанные, что понять, на каком честном слове они держаться, было невозможно), отстегнула ремень с кинжалом и переупаковала вещмешок, уменьшила заплечные лямки и навесила поклажу на малыша. Он еле мог стоять на коротеньких ножках и напоминал почему-то огромного хомяка с мешком наворованных припасов. Пробило на смех. «Тут заплыв Чапаева намечается, а ей смешно, вот характер дурацкий!» — проговорил мой внутренний голос.

— А ты вообще пока помалкивай! Не до тебя сейчас. И слушай… А где тебя носило? Что-то долго никто моим воспитанием и просвещением не занимался…

— Я был занят.

— Интересно чем?

— Копался в твоей памяти… — тут Мозговой как бы поперхнулся, — вернее, в нашей. Восстанавливал кое-какую информацию, систематизировал полученные данные, ну ещё много чего…

— Конечно, ты был занят. А я вот ребёночком обзавелась, пока ты там систематизировал…

— Вижу. Быстро, однако, управилась, — и он ехидно захихикал. — На минуту нельзя оставить без присмотра, ещё бы чуть-чуть задержался — и готова мать-героиня.

Я расхохоталась. Мышонок испуганно глазел, не понимая причин такого внезапного веселья.

— А теперь серьёзно, — Мозговой словно напрягся. — Достань запасные штаны и надень на ребёнка, завязки и штанины обмотай вокруг себя, но не слишком туго, будет хоть какая-то страховка, что он не свалится, а в случае чего получится быстро развязать. Сверху мешок — и можно плыть.

Выдавать распоряжения легче, чем исполнять. Для того чтобы устроить мальчика за спиной, потребовалось немало усилий. Вместе с мешком вес оказался приличным, и я уже с опаской глядела на другой берег. Доплыву ли?

— Хватит стоять и бояться, вперёд! — поступила команда.

Придерживая поклажу, я вошла в реку. Дно было пологим, и когда уровень воды достиг груди, я глубоко вдохнула и поплыла.

Повышенный вес ощущался, но, делая сильные гребки, я продвигалась вполне уверенно. Мышонок хорошо держался и даже не шевелился, только иногда я чувствовала, как он тыкается носом в затылок и пофыркивает, отплёвывая воду. Не отрывая взгляда от противоположного берега, я не думала ни о чём, кроме заплыва. Раз, вдох, толчок ногами… Два, выдох, гребок руками… Три, вдох, снова толчок… Четыре, выдох…

Уже на середине ощутилась усталость. «Всё в порядке, всё хорошо… — сказала я себе. — Не сбавлять, но и не увеличивать темп. Плыть спокойно и размеренно, половина пути позади, песчаный пляжик уже близко». Через несколько метров почудилось, что внизу кто-то проплыл, а потом ещё раз, но уже обратно. Сердце застучало как бешеное: «А быстрее нельзя, собьётся дыхание, я в ответе за две жизни».

— За три… — донеслось из головы.

— Почему за три? Ведь ты — это я, значит, за две.

— Гадкая ты всё-таки, — проворчал Мозговой после небольшой паузы. — Так хочется иногда ощущать себя отдельной личностью.

— Да ладно тебе… личность. За три так за три. Вот сожрёт нашу троицу тот, кто внизу плавает, и будет уже без разницы.

Я продолжала плыть, стараясь не удариться в панику. Раз, вдох, толчок… Два, выдох, гребок… Три, вдох, толчок… Всё же брасс — самый лучший стиль плавания, в моём понимании, пусть и не такой быстрый, как, к примеру, кроль, зато позволяет проплывать большие расстояния, и как оказалось, ещё и с грузом. Когда до берега оставалось всего несколько метров, я почувствовала движение сзади и под собой.

Малыш за спиной неожиданно пискнул. Я рванула вперёд из последних сил. Чьи-то зубы вцепились в лодыжку. Резко развернувшись и поймав ногой дно, воды оказалось по пояс, я дёрнула за обвязанные вокруг талии штаны и одним маховым движением отшвырнула ребёнка на берег. Мешок всё-таки сполз и, когда я схватила мальчика для броска, свалился в воду. Рефлексы продолжали свою работу: таким же движением я выдернула намокший куль и метнула следом.

Каково же было моё изумление, когда вместе с ним в воздух взлетела большая длинная рыба, вцепившись в наши пожитки зубами. Глянув на ребёнка, с ним всё было в порядке, я в бешеном азарте подскочила к мешку, быстро развязала тесёмки и, выхватив кинжал, вонзила его рыбе прямо под жабры. А потом ещё пару раз для верности. Хищница ещё какое-то время била хвостом, но, после того как ей окончательно отсекли голову, затихла.

— А-а-а! Ура! Ура! — Я скакала по пляжу с окровавленным кинжалом, словно вождь краснокожих. — Мышонок, ура! Какой у нас сегодня будет ужин, а утром завтрак! Вот это да! Вот это заплыв! Вот это я понимаю! И реку переплыли, и рыбу поймали! Как говорится, одним выстрелом двух зайцев!

Голос в голове произнёс:

— Но и страху натерпелись тоже.

— Мозг, ты — зануда!

Отбросив нож и подхватив мальчика на руки, я закружилась вокруг нежданной добычи. Я знала, что рыба съедобная, мало того, она потрясающе вкусная. Такую я уже пробовала в лесной избушке. Мальчишка сидел на руках, обнимая за шею, и таращился круглыми тёмными глазищами то на рыбу, то на меня. Он явно пытался что-то сказать, но не своё любимое «тама», а нечто иное.

Я погрозила нашей добыче:

— Плохая рыба, плохая! Хотела укусить моего Мышонка, напугала моего малыша, — и опять погрозила пальцем в сторону рыбьего трупа. — Но не тут-то было! Правда?! Мы теперь её съедим, и будет нам вкусно-вкусно! Да?!

Мальчик выкрутился из рук и, подбежав к рыбе, пнул её ножкой, обутой в сапожок:

— Зяя иба! — проговорил он с чувством, показывая пальчиком.

— Болтун ты мой дорогой! — сграбастав его в обнимку, я расцеловала пухлые щёчки.

Учитывая, что костёр я разжигала последний раз в школьном походе, то с этим делом удалось справиться быстро, благо камень для розжига не намок. Это был пирит, обычный сульфид железа, небольшой такой, желтоватый, с красивыми кубическими гранями. Несведущие люди часто путают пириты с золотом, из-за внешней похожести. Я много раз видела, как Дайк им пользовался, и поэтому, когда после удара о кинжал полетел сноп искр на подготовленную растопку и занялся огонь, я осталась довольна.

Так как было вполне тепло, я посадила ребёнка неподалёку от костра и переодела в свою сменную рубаху, которая осталась сухой, так как ещё до заплыва, я предусмотрительно запихала смену одежды в непромокаемый мешок с остатками еды. Всучив мальчику кусок вяленого мяса, я занялась рыбой.

Разжигание костра, просушка вещей, разделка и приготовление добычи, подготовка к ночёвке — это забрало последние силы и всё время до глубокого вечера. Однако ужин был великолепен. Он заставил забыть обо всём! Первая горячая еда за столько дней пути и тёплое ласковое пламя. Малыш лопал за обе щёки. Как в такого кроху могло столько влезть, осталось загадкой. Я скормила Мышонку здоровенный кусок и ещё половину такого же. Он с таким аппетитом уплетал «зюю ибу», что сложно было его остановить. Вскоре малыш потопал в ближайшие кусты, а так как уже смеркалось, то я пошла за ним. Сделав свои дела, ребёнок упал мне на руки в полусонном состоянии.

Ночевать возле костра я не рискнула и поэтому, соорудив лежанку на ближайшем дереве с широкими углублёнными ветвями, уложила мальчонку как в колыбельку.

— Может, поболтаем чуток, или ты совсем устала? — спросил ласковый голос изнутри.

— Конечно… Много было сегодня впечатлений, верно?

— Да уж… Одна речная хищница чего стоит!

Я заулыбалась:

— Замечательный мальчишка, правда?

— Правда… — Мозговой странно замолк.

— Ты чего притих? Выкладывай…

— Я хотел сказать, что… чтобы ты…

— Не тяни.

— Не привязывайся к нему, я уверен, что его семья скоро найдётся, — тихо ответил он.

— Почему ты так думаешь?

— Ты сама прекрасно знаешь.

— Знаю… — я вздохнула, — такого ребёнка не могут не искать.

— Естественно.

— А вдруг его родня погибла? Нельзя, конечно, так говорить и такого я для мальчика не хочу, но мало ли что могло случиться?

— Нет никаких признаков подобного… Девочка моя… ну ты же понимаешь, — протянул фразу Мозговой, — что я тебе объясняю…

— Да, да, да… Всё! Конечно, надо постараться вернуть его домой, и я сделаю для этого всё что смогу.

— Вот и умница! И не расстраивайся, так будет лучше для всех.

Я залезла на ветку и, обняв спящего Мышонка, почти сразу заснула, но спала плохо: несколько раз просыпалась от подозрительных звуков. Слышались шорохи, шуршание и мерещилось какое-то движение вдоль берега, несколько раз сверкали в темноте глаза ночных животных. Я проверяла спящего ребёнка, не замёрз ли, но он тихонько сопел и был тёплым, ещё с вечера я укутала его чем только смогла.

Глава 5

Первый раз за время после побега я спала так плохо. «Наверно, боюсь за малыша, чувствую ответственность за него», — размышляла я. Пока я была одна, то даже не задумывалась особо о себе. Да, я делала всё, как наказал Дайк, но, по сути, вела себя довольно беспечно. Бодренько топала по лесам, просто сверяясь с направлением. Может, мне всего-навсего везло: я не встречала почти никаких животных, кроме птиц и зверюшек, похожих на грызунов. Более крупное зверьё совсем не попадалось на пути, я не заблудилась и вышла к реке в указанные Дайком сроки. А переправа на другой берег, да ещё и с найдёнышем, вообще оказалась удачной. Я даже ночевать в лесу не очень боялась, почему-то. Я молодец! Конечно, еда подходила к концу, а чувство голода почти никогда не покидало. Пойманная рыба очень выручила, но теперь в первую очередь нужно думать о ребёнке, чем кормить, а главное — как эту кормёжку раздобыть, с одним кинжалом-то. Охотник и рыбак из меня никакой.

Проснулась я от холода. Было сыро, и вокруг клубился туман. Костёр потух, и еле-еле удалось найти сухую траву для растопки. Я запекла на углях остатки добычи, оказалось, что вчера мы и половины не съели. К тому моменту, когда проснулся мой маленький голодный грызун, завтрак был почти готов. Мы опять с удовольствием закусили, несколько кусков я завернула в листья и засунула в мешок. Затушив костёр, мы отправились в путь.

Из запасных штанов я соорудила что-то вроде детского «кенгуру», так нести мальчика было гораздо легче. В походе и прошёл весь день. Двигалась я уже не так быстро, пару раз делала остановки, чтобы передохнуть и набрать воды. Ребёнок сидел в своём подобии сумки, одной ручкой держась за меня, а в другой сжимал кусок мяса, которое с причмокиванием сосал.

Нам пришлось отклониться от намеченного маршрута, так как вдоль берега тянулись очень густые заросли и продираться сквозь них совсем не хотелось. Как уже опытный ходок, я забрала в сторону, левее непролазной чащи, и шла, поглядывая на небо. Погода портилась. Если ещё с утра было прохладно, но солнечно, то ближе к полудню небо заволокли серые тучи, и это начинало беспокоить. Тёплой одежды нет, еда на исходе, на руках постоянно голодный и также легко одетый маленький ребёнок.

Может, надо было идти в другую сторону: не вниз, а вверх по течению? Мальчика, скорее всего, принесла река и, возможно, его дом где-то у истоков, а я, дура, тащу его всё дальше и дальше от родного дома. Хотя в округе не было и намёка на близкое жильё, ребёнок не мог материализоваться из воздуха, и где-то должен быть его дом. Почему он остался один, неизвестно.

— Ты всё делаешь правильно, не паникуй раньше времени, — встрял в мои мысли Мозговой. — Иди вперёд и ни о чём таком не думай. Ты прошла уже большое расстояние.

— Очень хотелось бы иметь в распоряжении вертолёт или хотя бы трактор.

— Ну, ты загнула! А где их взять?

— Слушай… может, здесь, на Окатане, есть хоть какие-то механизмы, облегчающие передвижение и вообще жизнь людей. Тот путь, что я прошла за столько дней, на каком-нибудь вездеходе можно было бы преодолеть гораздо быстрее.

— Нету тут ничего! — раздражённо ответил Мозговой. — Отсталая планетка.

Я удивилась:

— Не узнаю тебя. То ты увлечённо рассказываешь про то, что увидел, узнал и понял, про карту, которую составляешь, а теперь «отсталая планетка», да?

— Но это действительно так. И вообще, я выражаю твоё мнение, которое сидит глубоко внутри.

— Моё мнение?! — я начала злиться. — То ты претендуешь на право отдельной личности, а теперь просто выражаешь моё мнение?! Я вот совсем иногда не понимаю, где у меня какое мнение и каким оно в принципе должно быть на весь этот бред, который со мной случился! — Тут меня совсем понесло. — Потому что сомневаюсь, что до сих пор в здравом уме и рассудке, ведь в моей голове поселился кто-то слишком умный! И я не верю, что ты — это я! Ты — не я! Это шизофрения! Убирайся вон!

Последнюю фразу я выкрикнула вслух. Малыш вздрогнул и заплакал. Быстро скинув мешок и поставив мальчика на ноги, я принялась его успокаивать:

— Прости, маленький, прости, я тебя напугала. Не надо плакать, не надо, — и вытерла влажные глазки. — Я не буду больше, честно. Я не хотела пугать тебя, Мышонок, только не плачь и не бойся ничего. Я тебя не обижу, слышишь?

Порывисто обняв, я гладила мальчика по лохматой головёнке, продолжая тихо и ласково разговаривать. Через несколько минут он успокоился и только слегка хлюпал носом.

— Всё, всё… тихо. Обещаю, такого не повторится. Просто я очень боюсь за тебя, да и за себя тоже… — прошептала я в маленькое ушко.

Мальчик поднял на меня круглые глазёнки и обнял за шею. А вскоре заморосил дождь, не сильный, но очень холодный.

Я несла мальчика, крепко прижимая к себе, одеялко решила пока не доставать, иначе ничего сухого у нас совсем не останется. Укрыться и пересидеть дождь было негде. Лес редкий, деревья — не спасение и никаких естественных укрытий типа больших поваленных стволов, оврагов и чего-либо подобного. Останавливаться тоже бессмысленно: костёр не разведёшь, не согреешься — всё мокрое. Так я топала, коченея от холода.

Вскоре показался берег реки. «Ага, — обрадовалась я, — верное направление не потеряно, а по солнышкам уже не сориентируешься, небо полностью затянуто. Значит, надо держать берег в поле видимости». Лесок совсем поредел, и я вышла на широкий луг. Высокая сине-зелёная трава перекатывалась волнами на ветру, как лесное озеро. Я осмотрелась. Справа виднелся берег, а лес, из которого мы вышли, тянулся в другую сторону. Впереди только это колышущееся поле, а вот за ним, вдали, опять простирался зелёный массив. На краю дальнего леса стояло дерево. Огромное! Даже с этого расстояния в сравнении с окружающими стволами оно выглядело гигантским.

— Ну, Мышонок, нам туда! — попыталась я сказать как можно бодрее, но, по-моему, не получилось.

Пойти напрямик, через это море высокой травы я не решилась. А вдруг там змеи? Или ямы? Или ещё что-нибудь страшное? С ребёнком на руках, только травм и переломов не хватало! Трава была очень густой и почему-то вызывала подозрения, не знаю почему. Поэтому, свернув ближе к берегу, я пошла вдоль него. Приходилось спускаться и подниматься по небольшим склонам, но это было к лучшему: я согрелась, а малыш, привязанный спереди, не сползал, был тёплым и даже дремал. Почему луг показался опасным, я не понимала, ведь пройти через него напрямик было гораздо короче. Но я упорно продолжала идти в обход, перелезая через поваленные стволы и карабкаясь по песчаным склонам.

Дерево, которое было целью, оправдало все ожидания и даже превзошло. Какой-то местный «баобаб». Настоящих баобабов я никогда не видела, но решила, что гигант окатанской флоры больше любого из них в несколько раз. Но и это не главное. Ствол делился на две широкие части и сквозь них виднелся проход.

— Вот это подарок судьбы! Там должно быть сухо. Можно будет развести огонь и заночевать прямо внутри, — я гладила малыша по спинке. — Скоро согреемся и поедим, потерпи дорогой, потерпи!

В ответ я услышала знакомое:

— Та-ма!

— Вот и хорошо!

Но по пути к заветному месту тепла и ночлега возникло препятствие — та же странная сине-зелёная трава. Чтобы добраться до укрытия, нужно было пройти метров двадцать-тридцать через этот «лужок», иначе никак. Захотелось перекреститься. И как оказалось — не зря! Глубоко вдохнув и притиснув живую ношу, я осторожно сделала первый шаг, потом второй и медленно пошла вперёд. «Почему же так страшно? — задавалась я вопросом. — Когда переплывала реку тоже страшно было, но как-то не так». Вскоре, немного осмелев, я пошла быстрее. Почва была мягкой, как будто я шла по вспаханному полю.

И вдруг нога провалилась по щиколотку. И так мокрые угги начали наполняться водой, почему-то тёплой. «Болото!!! — от ужаса я застыла. — И сама сгину, и ребёнка погублю!» Сознание ледяной лавиной накрыла паника. «Не двигаться и не шевелиться! Не двигаться, не шевелиться!» — повторяла я себе. Вдох-выдох, вдох-выдох, вдох, вы-ы-дох… Подышав так несколько минут, я немного пришла в себя. Мышонок прилип ко мне так, как будто был намазан суперклеем, почувствовал… «Спокойно… спокойно… Думай, что делать… Думай, что делать…»

Идея подоспела быстро: или моя память сработала, или Мозговой подсуетился, но план действий был разработан за доли секунды. Когда я оценила расстояние, то стало понятно, что лучше вперёд, чем назад. Если же пробовать вернуться и получится выбраться, ну вдруг, то ночевать придётся без огня и под дождём. Вперёд!

Я медленно опустилась на колени, перетащила мальчика за спину и легла плашмя, раскинув руки. Сине-зелёная трава сработала как крепкая подстилка и вода из-под земли перестала проступать. Наш общий вес равномерно распределился по поверхности. Хватаясь за растущую впереди растительность и отталкиваясь ногами, я ползла к нашему спасению. Ощущение было такое, будто я лежу на матрасе, наполненном водой, в котором жидкость перекатывается от малейшего движения, а жёсткая трава, выполняющая роль оболочки, вот-вот лопнет.

Через пару метров тёплая почва ощутимо задрожала. Я замерла, распластавшись, как морская звезда. Когда вибрации затихли, плавными движениями я опять потянулась вперёд, но просочилась бурая жидкость. Я еле успела убрать голову, чтобы не нахлебаться болотной жижи. Мышонок лежал на моей спине плашмя вместе с вещмешком и не шевелился. Я ползла.

«А ведь мне действительно везёт, — думала я, двигаясь настолько спокойно и размеренно, насколько могла. — Такой прекрасный ребёнок достался: не ноет, не капризничает, отлично ест, даже слишком, в туалет сам ходит и главное — всё понимает, ну кроме моей речи. Радует, что я его тоже понимаю, кроме «тама», которое у него заменяет все остальные слова. Когда же малыш ругал рыбу, я его прекрасно поняла, хоть он и плохо выговаривал слова. Значит, работают настроечки в голове, работают родимые. А язык я выучу, никуда не денусь».

Такие позитивные мысли очень отвлекли, и я не заметила, как доползла почти до самого конца опасного участка. Тёмной жижи подо мной не было, вокруг просто мокрая от дождя трава. Я упёрлась руками в землю и, почувствовав мягкую, но не проваливающуюся поверхность, встала на ноги. Сделала шаг, потом другой и пулей рванула к дереву. Болото кончилось, я выскочила на твёрдый участок и припустила ещё быстрее, придерживая ребёнка за спиной.

Глава 6

Когда взобралась на небольшую возвышенность, на которой и росло спасительное укрытие, и прошла внутрь, то сил уже не было, я дышала как астматик и от бега, и от ощущения, что всё — выбрались! Живыми! Я глянула на дрожащие мелкой дрожью руки: ладони полностью были в крови и в тонких длинных порезах, как от лезвия бритвы. «Острая травка», — подумала я и упала на сухую, усыпанную опавшими листьями землю. Мышонок быстро, бухнулся рядом и начал гладить меня по голове, приговаривая и коверкая слова:

— И-ина… И-и-на… ало-сяя, ало-сяя…

Я же, глядя на него, заливалась слезами:

— Сейчас, мой хороший, сейчас… Чуть-чуть полежу, отдохну… минут пять… — я перевела дыхание, — и будем костёр разводить.

Мой найдёныш улыбнулся так солнечно, что защемило сердце. Укрытие оказалось просто волшебным. Внутри двойного ствола было сухо и даже тепло: будто лесной домик с вогнутыми стенами и двумя высокими, но не широкими проходами. Ветер почти не задувал, ковёр из сухой листвы устилал всё пространство под деревом-гигантом, и под ногами валялись то ли семена, то ли плоды величиной с крупный каштан, только почти чёрного цвета и с маленьким хвостиком.

Я сгребла листья в несколько куч, насобирала хвороста, который был поблизости в избытке под огромной густой кроной этого великана и не промок, потом занялась костром. Огонь вспыхнул с первой попытки. Уже начало смеркаться, и дождь почти прекратился. Мы поужинали оставшейся рыбой, которая оказалась ещё вполне пригодной, конечно, большая часть досталась Мышонку. Даже удалось неплохо просушить мокрую насквозь одежду и обувь. Как же пригодилось сухое одеяло, предварительно упакованное в непромокаемый мешок, и сухая рубаха!

Вскоре мальчик заснул прямо у меня на руках. Я уложила его, закутанного в одеяло, на мягкую подстилку из листьев и пошла за хворостом, пока совсем не стемнело. Колени подгибались, руки подрагивали и все мышцы, особенно не так давно зажившие, вопили от усталости. Такого напряжения, нервного и физического, как на этом болоте, я не испытывала никогда!

Обходя наше пристанище по окружности в поисках сухих веток, я заметила нору. Дыра под деревом была немаленькая. «Та-а-к! Нам только соседей и ночных визитёров не хватало, — раздражённо подумала я. — А может, она пустая и здесь никто не живёт?» В этот лаз я, конечно, не полезла и даже не стала в него заглядывать, просто обошла, но беспокойство не покинуло. «Крупный зверь там вряд ли может жить, а вот кто-то типа барсука или енота вполне, — прикидывала я размеры. — Будем надеяться, что огонь отпугнёт незваных гостей, а вот хвороста придётся набрать побольше».

Угомонилась я только тогда, когда совсем стемнело. Малыш сладко спал в куче листьев, причмокивая во сне. Топлива для костра я собрала много: должно было хватить до утра, а вот спать нельзя, за костром нужно следить, чтобы не погас. Положив рядом кинжал, я натянула вторую рубаху и штаны, благо всё уже почти высохло, и уселась у самого огня. Вот, наконец, можно и расслабиться. Внутри громадного ствола было тихо, тепло и очень уютно.

Под черепной коробкой раздался осторожный стук:

— Кто там? — зная ответ, спросила я.

Молчание… А потом тихо шепчущее:

— Прости…

— Ну, заходи уж… А вот раньше ты никогда не стучался!

Почти физически я ощутила, как открылась какая-то дверь внутри меня и мягкие осторожные шаги в области затылка. Если честно, то стало жутковато! Меня передёрнуло.

— Я сейчас же исчезну, если тебе страшно или неприятно, — мой внутренний голос был мягок и нежен до крайности.

— Нет, не надо. Оставайся… — я замялась. — И ты прости, я накричала на тебя. Не обижайся, хорошо? Я не хотела… Сорвалась просто…

— Хочешь, в библиотеке пообщаемся? — спросил он.

— А как же костёр? Я не могу совсем отключиться, и Мышонок спит, давай так, а?

— Как скажешь.

Повисла долгая пауза. Я заговорила первой:

— Нам нужно выяснить один вопрос, не возражаешь?

— Нет, но мне кажется, что не один и даже не два.

Я набрала больше воздуха и выдохнула то, что так сильно меня беспокоило:

— Я сумасшедшая? Только честно.

— Нет, конечно, — последовал чёткий ответ.

— Тогда как понимать, что я уже столько времени общаюсь сама с собой? Во мне как бы два человека и я никак не могу привыкнуть и принять то, что ты — это я, а я — это ты. Что со мной происходит?

— Успокойся… — его голос превратился во вкрадчивый и нежный шёпот. — С тобой всё в порядке, можешь мне верить, ведь я вижу изнутри.

— Ты уверен?

— Абсолютно.

Тёплая волна спокойствия, нежности и ласки родилась где-то у макушки и прокатилась по всему телу до самых пяток. Как будто лёгкий ветерок долетел с жарких солнечных берегов; оттуда, где радостно и спокойно, где носятся над волнами чайки и ходят под сверкающими парусами белоснежные яхты.

— Ладно… Раз так, то давай договоримся: ты не будешь без конца твердить, что ты — это я, а я — это ты. Мне легче и проще воспринимать тебя как что-то отдельное, пусть и живущее внутри. Ты ведь хотел быть самостоятельной личностью?

— Хотел… — сказал Мозговой тихо-тихо.

— Значит будь! Живи у меня там внутри, ну где ты там живёшь, пользуйся чем хочешь, если тебе что-то надо, но существуй сам по себе. Так не будет ехать крыша оттого, что постоянно кажется, будто страдаю раздвоением личности, и не понимаю, это твои мысли или всё-таки мои, твоё решение или моё. Так легче, проще и, главное — понятнее для меня. Ты согласен?

— Ты действительно этого хочешь?

Вопрос был задан таким тоном и таким голосом, что на несколько секунд показалось, будто я лежу в постели с совершенно незнакомым мужчиной, который перед интимной близостью наклоняется надо мной и шепчет на ухо: «Ты действительно этого хочешь?» Следом мелькает другая картинка: я добровольно протягиваю руку вампиру, чтобы он утолил свою жажду крови. А тот, глядя зловещими красными глазами, спрашивает: «Ты действительно этого хочешь?»

Я тряхнула головой: «Что за бред? Ведь Мозговой — это я. И я договариваюсь сама с собой, при чём тут незнакомцы и вампиры? Это от переутомления, наверно, ерунда всякая мерещится». И, отбросив эти мысли, твёрдо ответила:

— Да, хочу.

— И разрешаешь использовать то, что мне может быть нужно?

— Разрешаю, — и почему-то добавила: — если мне плохо от этого не будет.

— Не будет, я обещаю… — Мозговой сделал многозначительную паузу и продолжил: — От этого будет только лучше и притом нам обоим.

И почему мне показалось, что его голос дрожит то ли от возбуждения, то ли от радости?

— Вот и договорились! — я облегчённо вздохнула.

— Кари, ты простила меня?

— Да я уже всё забыла, — и, махнув рукой, улыбнулась, — и ты забудь.

— Хорошо, но про сине-зелёное болото не забуду никогда!

— Я тоже.

— Я очень испугался за тебя, Кари… Я ничем не мог помочь… Просто чувствовал твой ужас, твой страх, особенно за этого малыша. Я боялся потерять тебя, а мы ещё и поссорились, ты меня прогнала… Для меня это был кошмар, такого я никогда не испытывал.

— Всё хорошо, мы выбрались, нашли прекрасное место для ночёвки, согрелись, поели. Успокойся, всё в порядке. Стоп, я не поняла, это же ты должен меня успокаивать, а не я тебя?! В чём дело Мозговой?!

В голове раздался смех:

— Э-э-э, нет! Я теперь сам по себе, ты сама по себе. Так что теперь будем слёзки вытирать и плакаться друг другу в жилетку по очереди, — и он расхохотался ещё громче.

— Ну ты… не знаю, как тебя назвать! — И засмеялась следом.

А утро принесло новые сюрпризы и совсем неприятные. Я всё-таки заснула у самого костра и подпалила волосы. Как я так умудрилась отключиться, рухнув головой почти прямо в угли, не знаю. Помню только, что сидела у огня и держала изрезанными ладонями голову, которая постоянно свешивалась вниз. А потом всё — провал.

Глава 7

Когда открыла глаза, солнышки были высоко и слились в один сияющий круг, а малыша в куче листьев не было. Я быстро вскочила, но в тот момент, когда схватилась за ствол древесного гиганта, по рукам полоснула острая боль. Глянув на ладони, я вздрогнула. Они сильно опухли, порезы налились сине-багровым цветом и уродливо раскрылись так, что стало видно мясо. Началось воспаление. «Вот и приехали! Только заражения крови сейчас не хватает. Это поганое болото я буду долго помнить, если выживу, конечно».

Стиснув зубы от сильной пульсирующей боли, я кинулась на поиски ребёнка. Не успела обежать дерево и до половины, как зашелестели заросли и навстречу бросился Мышонок, придерживая штанишки. Я кинулась к нему.

— Ах ты, негодник, маленький! Почему не разбудил? Почему один ушёл, а? Я так испугалась!

Тиская и целуя его в грязные пухлые щёчки, я утирала слёзы внешней стороной ладони. Пальцы почти не сгибались, и малейшее движение стреляло дикой болью.

— Не делай так больше, хорошо? Не убегай один, ты меня понимаешь, малыш?

Мальчонка же только таращил глазёнки и улыбался.

Собрались мы быстро. Я закидала костёр землёй, чтобы не тратить последнюю воду. Ещё тлеющие угли выкинула на влажную от утренней росы траву: не хотелось, чтобы дерево, приютившее нас, сгорело. Всучила ребёнку последний кусок мяса и, разорвав запасную рубашку, перевязала руки. Было видно, что дело плохо: требовалась полная обработка и курс антибиотиков. А где их взять? Как же сейчас не хватало Дайка с его травками! Я же ничего не знаю о местной флоре, какие растения и как можно использовать. «Дайк, милый, заботливый Дайк, где ты, живой ли? Как ты нужен мне сейчас! — я всхлипнула. — Не плакать! Только бы он был жив! Ну а я?.. А что я?.. Тут уж как судьба распорядится. Выживу — значит выживу, а если нет… то и пусть… Дома меня всё равно уже давно похоронили. Нужно идти, идти до тех пор, пока смогу, до первого жилья, чтобы Мышонок не остался один, а дальше… уже как получится».

Сглатывая слёзы, я собрала наши пожитки и взгромоздила мальчишку на плечи. Нести на руках я бы его не смогла, а так он устроился на шее, вцепившись ручонками в мои волосы, и вполне удобно сидел. Так мы и покинули «баобаб». Я шла без привалов очень долго, только один раз остановилась, чтобы умыться и набрать воды из ручья. Мышонок был голоден, а я тем более, но еда закончилась.

Местность, по которой мы продвигались, была пересечённая: то редкий лес, то небольшие овраги, то высокие холмы, поросшие кустарником. Реку я держала в поле зрения и думала о том, как поймать рыбу без наживки, удочки и сети, притом руками, которыми от вспухших ран ничего нельзя взять. И уже начала разрабатывать план очередного заплыва, когда заметила следы. На сочной траве чётко обозначились продольные полосы, перекрывающие одна другую, а между ними местами земля была взрыта.

Я остановилась, не веря собственным глазам. Здесь проехали телеги или повозки, а земля взрыта от копыт! Волна облегчения прокатилась с головы до ног. Люди! Следы были свежие, а трава ещё сильно примята. Я, конечно, не следопыт, но проехали они недавно. Только бы догнать! Я погладила мальчика по свисающей ножке:

— Видишь, Мышонок, здесь были люди. Потерпи, мы их догоним обязательно. Вряд ли они будут двигаться ночью, должны сделать привал.

Сверху донеслось уже и моё любимое:

— Тама!

— Да, дорогой, они тама, идём.

В погоне за уходящей надеждой я несколько раз срывалась на бег, но тормозила: во-первых, ребёнок на плечах, я боялась, что свалится, а во-вторых, становилось плохо, начинался жар и подкашивались ноги. Поэтому я останавливалась, тяжело дыша, стояла несколько минут и двигалась дальше. Колею было хорошо видно, и я насчитала повозок пять или шесть судя по следам, хотя, возможно, их было гораздо больше.

Вечер был в самом разгаре, когда мы догнали караван. На краю перелеска я остановилась, прислонилась к дереву из последних сил и решила немного понаблюдать, а заодно перевести дыхание. Мне было уже совсем плохо. Очень хотелось пойти прямо к ним, но, как говорится бережёного бог бережёт.

Телег было десять. Точнее, это были не телеги, а высокие крытые кибитки. Лошадей уже распрягли, и они паслись неподалёку живописным табуном. Горели костры, сновали люди и, главное… женщины. Их я отличила по длинным юбкам и более ярким одеждам и заметила всего лишь три или четыре изящных силуэта. В общей сложности человек десять-двенадцать, плюс пара ребятишек носилась вокруг костра. «Цыганский табор какой-то», — пришла мысль.

Стоять уже было невозможно: от лихорадки колени подгибались, хотелось упасть и больше никогда не подниматься. Но тут Мышонок больно дёрнул меня за волосы и завопил:

— Тама, И-ина! Тама, Ина!

Он махал ручонками и готов был слететь вниз. Я только и смогла выдавить:

— Узнал, значит… Это… твои? Я так понимаю?

Ребёнок порывался слезть, но я придержала его уже совсем негнущимися пальцами:

— Сиди, мы идём, — и пошла.

А дальше всё было как в тумане. Я брела, спотыкаясь и думая о том, чтобы не рухнуть до тех пор, пока нас не заметят. Первыми засекли нас собаки. Здоровенные псы неслись с громким лаем, только мне даже страшно не было. Я упала на колени и пульсирующими от боли руками сняла мальчика. Хотела спрятать его за спину, но он вырвался и побежал прямо на собак. Зверюги остановились, взрыв лапами траву, а потом заскулили и замахали хвостами.

«Донесла!.. Я его донесла! Донесла…» — только эта мысль и осталась в голове. Внутри всё пылало жаром, огнём и болью. Как сквозь мутное стекло я видела бегущих людей. Какая-то женщина с очень красивым лицом схватила малыша и, заливаясь слезами, качала его на руках что-то крича и приговаривая. Меня кто-то трогал, тормошил, о чём-то спрашивал, но сил говорить и даже думать не осталось. Я обвела мутнеющим взглядом суету вокруг, а потом стало темно и тихо.

Глава 8

— Ну, здравствуй, милая, — сказал знакомый голос. — Давно не виделись.

Я открыла глаза в библиотеке, лёжа на широкой мягкой кушетке:

— Привет, Мозг… рада тебя видеть. Я умерла или ещё в процессе?

— Тьфу на тебя, глупая! Умерла… Да только попробуй! Не смей даже думать об этом, а то я тебе… — и погрозил пальцем.

— И что ты мне сделаешь? — я улыбалась во весь рот. — Ты же живёшь в моей голове, и я сама сейчас нахожусь в своей голове, хотя до сих пор не понимаю, как это возможно.

— Придумаю что-нибудь, не сомневайся.

— Ты придумаешь! Ты — мозг, ты умный!

Мозговой сидел рядом в привычном образе пожилого профессора, в любимом бархатном халате и с непонятно зачем ему нужным, дурацким моноклем в глазу. Он держал меня за руку и ласково поглаживал:

— Как ты себя чувствуешь?

— Вроде хорошо, — я поднесла ладони к глазам.

Воспаления не было, остались только закрывшиеся ранки, чистые и сухие. Сжав несколько раз кулаки, я убедилась, что всё в порядке. Боли нет, и через какое-то время останутся только шрамы.

— Да… — я невесело усмехнулась. — Если и дальше так пойдёт, то скоро на мне живого места не останется, одни рубцы… Превращусь в какого-то монстра.

Профессор засмеялся:

— Не превратишься. Да и всё это такие мелочи!

— Ага, мелочи! А замуж как выходить? Кто ж меня такую страхолюдину возьмёт?!

У профессора выпал монокль:

— Замуж?!

— А вдруг?! — я округлила глаза и приподнялась на локтях. — Если дома, на Земле у меня был плачевный опыт, то, кто знает, может, здесь что-то получится?!

Ответом стал гомерический хохот. Мозговой, качаясь в стороны, смеялся, роняя слёзы.

— И что такого забавного я сказала? — и дёрнула его за рукав. — Хватит ржать уже, в моей голове всё-таки сидишь.

— Но в моей би… би… библиотеке, — он продолжал хохотать. — Ох, Кари, девочка моя, с тобой не соскучишься! — и он интеллигентно промокнул глаза белоснежным платком, который вынул из кармана.

— Только-только в себя пришла, чуть богу душу не отдала, а уже замуж… Потрясающе! — он никак не мог успокоиться.

— Да ладно! — я отмахнулась. — Я пошутила! Какая из меня жена… Я здесь никто и звать меня никак: без роду без племени, нищенка-бродяжка. Детей иметь не могу, кому я нужна… Просто ты сидел с таким торжественно-похоронным видом, что захотелось тебя рассмешить. А говоря серьёзно… — голос охрип, — если и выходить замуж, то дома, или не выходить, но тоже дома. Я хочу домой, понимаешь? Я чужая здесь, тут всё дико и непонятно для меня, другой мир, совсем другой…

Профессор вздохнул и, притянув к себе, обнял. Я уткнулась в мягкий халат и заплакала. Он гладил меня по голове, как я недавно Мышонка, и тихо шептал:

— Я всё понимаю, всё. Гораздо больше, чем ты думаешь, но пока ничем не могу помочь. Нет никакой информации о том, как выбраться отсюда. Однако она где-то есть, должна быть, я уверен. Быть не может, чтобы не нашлось решение рано или поздно. И мы его найдём обязательно! Будем искать и думать! Думать и искать!

— Ты же будешь помогать, правда? — я ещё хлюпала носом.

— Конечно, дорогая… Конечно, буду… Я с тобой, всегда с тобой, успокойся.

От Мозгового исходил какой-то очень странный, едва уловимый запах. Что-то знакомое было в этом аромате, но в то же время я не могла подобрать никаких ассоциаций, кроме того, что он мне очень нравился. Было в нём что-то волнующее, притягательное и какое-то… родное, что ли. Я сделала глубокий вдох, а потом спохватилась: «Прямо как Карелл… заразилась его нюхачеством». И отодвинулась от профессора. Он прищурился и спросил:

— Ну, что? Всё в порядке?

— Да, в порядке, спасибо.

— Не за что. А теперь тебе пора!

— Куда пора?

— Как куда? Жить! — и щёлкнул меня по носу. От неожиданности я вздрогнула… и проснулась.

Я ехала. Точнее, не я, а повозка или кибитка, в которой я лежала. Вокруг ясный день, а на ветру слегка хлопает толстая светлая ткань, покрывающая деревянный каркас; на натянутых шпагатах висит одежда и какие-то тряпки, приятно пахнет сушёными травами и топлёным молоком. Я привстала и огляделась. Моё ложе представляло собой самую настоящую раскладушку на одного человека. Спальная часть состояла из густой сетки и деревянного основания, а не из более привычного для меня алюминиевого. Толстый матрас, застеленный чистой простынёй, на котором я и почивала, подушка и лоскутное одеяло также имелись. Приподняв его, я убедилась, что лежу, слава богу, не голая, а в той же самой одежде.

Я бухнулась обратно. Как же хорошо! Постель! Мерное покачивание этого домика на колёсах успокоило окончательно. Я продолжила осмотр. Вдоль дощатых стенок стоит несколько сундуков, под самой крышей висят венички сушёных трав, а с двух сторон как бы окошки, закрытые той же тканью, внизу только завязки болтаются.

Я повернула голову назад, вернее, вперёд по ходу движения, лежала-то я головой к передней части, которую тянули лошади. «Дать знать, что уже проснулась, или поваляться ещё? — прикидывала я. — Нет, поваляюсь. Так хорошо и комфортно давно не было, а то всё ветки, лесная подстилка, земля или тюфяки с соломой. А тут прямо королевское ложе! Нет, не буду вставать!»

Рассмотрев ещё раз свои порезы, я убедилась, что всё как и было в библиотеке у Мозгового: длинные тонкие ранки, уже почти зажившие и покрытые корочкой, и никакой боли. «Очень странно! Заросло как на собаке. Сколько же я была в отключке? Значит, опять повезло. Меня не бросили, возможно, подлечили и взяли с собой. Складывается впечатление, что бережёт меня Окатан, помогает… Бред, конечно, но… Пусть и дальше бережёт, хочется в это верить».

Ещё какое-то время я спокойно лежала и наслаждалась запахами, дневным светом, тихим свистом возницы, скрипом колёс. Но вскоре откинулся угол полотна и внутрь заглянуло лицо. Это была девочка-подросток, лет двенадцати-тринадцати, с чёрной толстой косой, перекинутой через плечо. Персиковая кожа, раскосые миндалевидные глаза, брови вразлёт. «Боже, какая прелесть! — успела я подумать. — И она ещё подросток!»

Девочка глянула на меня и, заметив, что я тоже смотрю на неё, сверкнула белоснежной улыбкой и завопила куда-то в сторону:

— Мама! Мама! Она очнулась! Мама! Сюда!

Послышались голоса, окрики, топот ног и кибитка остановилась. В неё запрыгнула та самая женщина, которую я запомнила. На руках она держала чистого, умытого и переодетого Мышонка. Мальчик, завидев меня, заулыбался и протянул ручонки. Быстро передав его девочке, женщина упала на колени возле раскладушки и, схватив меня в охапку, принялась обнимать и целовать, повторяя слова и заливая меня слезами:

— Спасибо! Спасибо тебе! Спасибо! Ты спасла его! Ты вернула мне моего мальчика! Спасибо тебе! Спасибо! Мой Натри вернулся! Хранитель и боги вернули его! Я молилась! Я просила! Спасибо!

Она начала рыдать, а я совсем обалдела от таких эмоций и просто радовалась, что всё хорошо, что всё получилось, малыш дома, в безопасности, и его семья нашлась таким чудесным образом. Да и со мной порядок: ну прибавилось несколько новых шрамов, не беда, мне ж не замуж выходить, уже начинаю привыкать.

Рядом раздался конский топот, потом тяжёлые шаги и к нам вошёл, пригнувшись, высокий коренастый мужчина весьма приятной наружности. На нём была тёмная рубашка с широкими рукавами, чёрные штаны, заправленные в высокие сапоги, и жилет с серебристой вышивкой. Мужчина присел рядом и улыбнулся, глядя на меня. Сразу же стало понятно, что это отец Мышонка, у мальчика его улыбка, точь-в-точь. Он просто сидел и смотрел. И я смотрела. Так мы и рассматривали друг друга: он — меня, а я — его.

Через несколько минут он повернулся вполоборота к утирающей слёзы женщине удивительной красоты и произнёс таким приятным бархатно-вибрирующим баритоном, что у меня по всему телу мурашки побежали:

— Ну, хватит, Хейа, хватит рыдать! Радоваться надо! Счастье в семью вернулось, а ты слёзы льёшь. И так уже все глаза выплакала, — он ласково обнял её и погладил по спине.

— Я всё… не буду… больше… не буду, — женщина ещё всхлипывала. — Это я от радости.

Она промокнула лицо платком и в четыре глаза они уставились на меня.

— Ну, что… — хлопнув ладонями по коленям, произнёс отец Мышонка. — Будем знакомиться со спасительницей нашего неугомонного ребёнка.

Я кивнула.

— Меня зовут Гайлан Одер Давен эн Видар, — и он поклонился, — но можно просто Гай.

Я ответила неловким судорожным кивком, не привыкла как-то кланяться ещё. Он продолжил:

— Как вы уже, наверно, догадались, это моя жена, Хейа, а это… — и махнул в сторону, где на сундуке тихонько сидела девочка с мальчиком на руках, — наши младшие дети, Айра и Натри. Старший наш сын уехал вперёд смотреть место для стоянки, он скоро вернётся. А кто вы, уважаемая эрдана?

Я только хлопала глазами по старой привычке и соображала: «А что говорить-то? И как?! Я же говорить толком ещё не умею! И что такое «эрдана»?! Это титул, национальность, обращение или название кого-то?! Значение не понятно, и это слово раньше я никогда не слышала». В голове шпаргалкой прошептали: «"Эрдана" — это уважительное обращение к женщине, как в твоём мире «мадам», «сударыня» и так далее». «Спасибо, выручил», — мысленно отозвалась я.

Склонив голову в лёгком поклоне и приложив ладонь к груди, я произнесла:

— Карина.

— Это ваше имя?

— Да.

— А дальше? Имена матери, отца и рода можно узнать? Если это, конечно, не тайна?

Я опустила глаза, будто в смущении, а на самом деле лихорадочно думала: «Мне что, им фамилию и отчество сказать? Или как? Как здесь принято называться? Мозговой, помоги! Я не знаю, что делать!» Поступил ответ: «Сиди и молчи! Можешь ещё уголок одеяла в руках потеребить. Пусть увидят, что ты не хочешь полностью себя называть, а дальше посмотрим». Так я и сделала. Гай ещё подождал немного и переспросил:

— Та-а-ак… Говорить своё имя полностью не хотите?

Я опять кивнула. Тогда мужчина слегка нахмурился и, наклонившись поближе, тихо произнёс:

— Ваши родные умерли или погибли раньше срока, и вы не хотите сами попасть к Хранителю вслед за ними, — он пристально смотрел на меня, — поэтому не называетесь полным именем?

В голове раздалось: «Говори да!»

Я ответила:

— Да… — И заметила, как они с женой расслабились, но последовали другие вопросы:

— Значит, вы с Севера, эрдана Карина? И волосы у вас обрезаны в знак траура?

Тут я уже сама догадалась:

— Да.

— Я всё понимаю и очень сочувствую вашему горю, эрдана, — он вздохнул и опять поклонился. — Вы спасли и вернули нашего сына, которого мы отчаялись найти и посчитали погибшим. Поэтому хочу предложить вам наше гостеприимство: одежду, еду и всё другое, что будет в наших силах и возможностях.

Гай улыбнулся своей солнечной улыбкой и протянул мне руку. Облегчённо выдохнув, я её пожала.

— А куда вы направлялись, эрдана Карина, можно узнать? — спросила Хейа.

— Латрас, — ответила я.

— К кому-то из родственников или друзей, кто мог бы вас приютить, раз вы остались одна?

— Да.

Гай и Хейа переглянулись. Я видела, что они немного смущены и хотят мне что-то сказать:

— Дело в том, что… — Гай замялся, — мы движемся сейчас в другую сторону и в Латрасе будем нескоро. Но если вы спешите, то мы дадим вам одну из наших лошадей, припасы на дорогу, одежду и всё, что ни попросите. И вы сможете продолжить путь.

Я продолжала вопросительно смотреть и усиленно искала слова, чтобы спросить: когда это нескоро? Но, видно, Хейа догадалась о ходе моих мыслей и объяснила вместо мужа:

— Сейчас мы движемся на запад, к Маргосу, на большую ярмарку, потом поедем в Банкор на праздник урожая, а оттуда, вдоль побережья, двинемся к Латрасу, чтобы переждать там зиму. Если вы останетесь с нами, то прибудете в Латрас в начале зимы примерно через четыре месяца.

Эта удивительно красивая женщина, на которую были так похожи её дети, взяла мои руки и, поглаживая, попросила:

— Оставайтесь с нами на это время, эрдана Карина. Вы так слабы, худы и измучены… вы пять дней были без сознания. Мы боялись, что вы уже не очнётесь, и ничем не могли помочь, просто ждали. Я никуда вас не пущу. А с нашим караваном вы попадёте в Латрас, только позже. Оставайтесь! Я вас прошу!

Глаза её опять стали влажными. Ну как я могла отказаться! Тем более, когда всё так удачно сложилось. Я сжала её руки и радостно закивала.

Глава 9

Легенда, которую так непринуждённо придумал Гай, задавая вопросы, оказалась на удивление удачной. Она объясняла почти все мои странности в глазах местного населения: и то, что у меня короткие волосы, и то, что почти не говорю, но всё понимаю, и оборванный, измождённый внешний вид и так далее.

«Значит, если будут спрашивать, то я с Севера, родных нет, иду искать приюта у дальней родни в Латрасе. Отлично! Даже самой не пришлось напрягаться, а то я бы наворотила…» — Я была довольна. Интересно то, что в этой новой биографии практически не было лжи — лишь недомолвки.

Мои родители действительно умерли: мама, когда мне едва минуло шестнадцать, а через три года ушёл и отец. Других близких родственников, кроме старшей сестры и её семьи, у меня не было. А для них я умерла. Дальняя родня по маминой линии жила где-то в Америке и мы не общались. А то, что я якобы с Севера, так с таким же успехом можно думать, что я с юга, востока или запада. В космосе ведь нет понятия сторон света, и в каком направлении искать в ночном небе место, где может находиться Солнечная система и Земля, неизвестно. С севера значит с севера! Вполне годится для меня и многое объясняет для других.

Этим же днём, ближе к вечеру, караван остановился на стоянку. Когда я выползла на свежий воздух, то оказалось, что двигались мы по хорошо наезженной дороге. Вокруг привычное редколесье с небольшими полянками, а невдалеке, среди деревьев мелькнуло голубое озеро. Вот возле этого водоёма караванщики и расположились на ночёвку.

Мужчины освободили лошадей от упряжи, соорудили несколько кострищ, вынесли раскладные стульчики, кухонную утварь. Женская часть принялась за приготовление ужина, а несколько молодых мужчин повели купать коней. Другие же, прихватив снасти, пошли на рыбалку. Двое парней остались, наверно, в качестве охраны. Они были вооружены небольшими мечами и одеты в какие-то странные то ли жилеты, то ли кольчуги из тёмно-серой чешуйчатой кожи.

Отойдя от стоянки, я подалась в кусты, уже давненько терпела. И только вылезла обратно, как передо мной нарисовалась Айра:

— Эрдана Карина, где вы пропали? Пойдёмте, мама вас ищет, — и потащила к кибиткам.

Внутри повозки, раскрыв сундуки, сидела Хейа и перебирала содержимое. Когда мы заглянули, она улыбнулась и, взмахнув цветастой тряпкой, поманила меня к себе:

— Эрдана, нужно найти для вас подходящую одежду, а потом пойдём купаться.

Подобрать облачение оказалось проблематично. Всё было или большое, или совсем короткое. Юбки и рубашки Хейи были мне велики, да и висели как на колу, а одежда Айры — ну совсем короткая. Пока мы копались в ворохе тряпок и занимались примеркой, девочка достала откуда-то небольшой овальный предмет в ажурной рамочке.

У меня дыхание спёрло: «Зеркало!» С тех пор как я попала на Окатан, своё отражение я не видела, разве только на водопаде, в зыбкой воде. Но что там можно было рассмотреть? Повернувшись к девочке, я потянулась к вожделенному зерцалу с вопросом в глазах. Айра поняла чего именно я хочу.

Медленно-медленно я заглянула в отражение и… не узнала. Да-а-а… Хороши дела… Это я всё-таки или нет?! После усиленного рассматривания, я всё же убедилась, что это я, но… изменившаяся, практически до неузнаваемости. Если бы сейчас меня увидели мои родные или друзья, то вряд ли бы узнали. Я и сама себя узнавала с трудом.

Мои русые волосы, похоже, выгорели до платинового оттенка. Когда же я развернула грязные от болотной жижи пряди, то оказалось, что они полностью такие светлые, от самых корней. Было похоже, что я вся поседела… Хотя нет — это не седина, просто очень светлый цвет. Кожа загорела до оттенка мокрого песка, как и все открытые участки тела. Брови, которые я всегда выщипывала, считая их слишком широкими, вернулись к своему изначальному виду и графитовыми дугами подчёркивали глаза. На загорелом лице раньше голубые, а теперь ярко-синие очи смотрелись просто отпадно. Глаза хоть и запали, но почему-то стали казаться гораздо больше, наверно, потому что щёки ввалились, нос и подбородок стали острее, а скулы, наоборот, чётко выделились на лице.

Рассматривала я себя долго. Никак не верилось, что это почти незнакомое и такое красивое какой-то строгой, завораживающей красотой лицо — моё. Теперь вполне понятно, почему меня приняли за северянку. Я не очень походила на местных, я была, как бы это сказать, другой расы, что ли, и отличалась так, как у нас отличаются арабы от шведов.

В принципе, такие перемены были вполне объяснимы: большой потерей веса, голодовкой, физическим и моральным истощением, а также всем этим кошмаром, который со мной случился. Но почему так изменился цвет волос и глаз?! В чём тут дело?! Непонятно! «Может, Мозговой сможет пролить свет на эту загадку? Надо будет пообщаться с ним по возможности», — подумала я.

Оторвав от мыслей, Хейа тронула за плечо:

— Вы очень красивая, эрдана.

Айра воскликнула улыбаясь:

— Как богиня! Только худая очень.

Мы дружно рассмеялись.

— Ну, это дело поправимое, — добавила мама девочки. — Давайте всё-таки подберём что-нибудь для вас, а в Маргосе уже купим или пошьём. Я знаю там неплохую портниху.

На том и порешили. Когда мы купались и переодевались, Хейа обратила внимание на мои шрамы, но ничего не сказала, только сочувственно покачала головой. А вот заметила ли она, что у меня нет родовой метки, не знаю. Похоже, что нет. После купания в озере с душистым, пахнущим травами мылом, облачения в чистую, хоть и не вполне подходящую по размерам, одежду я почувствовала себя заново родившейся.

За ужином на меня все заинтересованно поглядывали, а мужчины особенно. Нет-нет искоса кто-нибудь да посмотрит. Было очень неловко. Проглотив кашу и сочный кусок рыбы, я поблагодарила Хейю и ушла в кибитку. Уже стемнело. Я улеглась на раскладушку и закрыла глаза, а открыла уже в библиотеке.

Мозговой лежал на кушетке и читал книгу, а на столе стоял поднос с дымящимся кофейником и две чашки. Мой жилец поднял глаза и улыбнулся:

— Я ждал тебя.

— Вижу, — и махнула на пару чашек.

— Кофе хочешь?

— Спрашиваешь… Конечно, хочу.

Пока я разливала ароматный напиток, то успела подумать, что, как всегда, ничего не понимаю: я сейчас буду сидеть в своей же голове с частью себя и с ней же на пару пить кофе. Бред, глюки и полная галиматья! Никак не могу привыкнуть, хотя пора бы уже не задумываться об этом, всё равно не пойму. Усевшись на кушетку, я протянула одну чашку Мозговому и сама сделала глоток. О, блаженство! Хоть виртуально попробовать! Есть ли в реальности на Окатане кофе, я пока не знала, но думаю, что, попутешествовав с караваном, узнаю наверняка и не только про кофе.

Пока я наслаждалась восхитительным вкусом, Мозговой меня разглядывал. Я не выдержала:

— Что, нравлюсь?

— Очень!

Я расхохоталась и чуть не расплескала ещё горячую жидкость:

— Давай хотя бы ты не будешь на меня пялиться, а то недавно тут некоторые очень упорно меня рассматривали.

— Но ведь есть на что посмотреть.

— Не знаю, не знаю, по-моему, кожа да кости и живого места нет.

Теперь он расхохотался.

— Что читаешь?

— Так, нашёл тут у тебя справочник по языкам программирования, вот и разбираюсь на досуге, но не совсем полный, многих страниц не хватает.

— По языкам программирования? У меня в голове?

— Ну да. А что тебя удивляет?

— Как что? Я к программированию никогда не имела никакого отношения.

— Ну, не знаю, не знаю, — он скопировал мои интонации, — я же нашёл. Значит, когда-то имела, просто не помнишь.

Я пожала плечами. Может, и правда не помню…

— Кстати, а из чего ты такую вкуснятину сварил?

— Из тебя, конечно.

— Как из меня? — запахло «Молчанием ягнят».

— Ты же сама мне разрешила брать что хочу, пользоваться чем надо. Вот и сварил.

Я непонимающе уставилась на него:

— Ты… что… с ума совсем спрыгнул?! Ты чем меня поишь?!

Профессор вскочил и забегал по библиотеке:

— Да успокойся, ничего такого… Что ты придумала? Это же всё нереально! Я просто взял твои воспоминания и ощущения от вкуса, запаха, зрительные образы и собрал воедино. И всё! И больше ничего! Ты сама с ума спрыгнула, что такое подумала!

Я выдохнула:

— Прости, я дура, не обижайся…

Он сел рядом и забрал у меня чашку:

— Проехали… Я сам виноват, ляпнул неудачно.

Я обняла его, прижалась и прошептала:

— Меня сегодня так рассматривали, что стало страшно. Как я здесь продержусь? Может, всё-таки попросить у Гая лошадь и податься в Латрас или, вообще, залечь где-нибудь в лесу и не высовываться никуда, чтобы никто меня не видел?

— А как ты тогда найдёшь проход обратно на Землю, если поселишься в лесу? Чем питаться, как зимовать, ты подумала?

— Понимаю, что сказала глупость. Чтобы выбраться отсюда, нужно быть среди людей, учить язык, приспосабливаться, собирать информацию. Я знаю, только…

— Тебе страшно.

— Да, очень. Иногда так, что кажется… Лучше бы я умерла…

— Не говори так больше, слышишь? — Мозговой взял моё лицо в тёплые ладони и прижался к моему лбу. — Ты думала о том, что, если умрёшь ты, умру и я?

Об этом я, действительно, не думала, вот тупица! Он продолжал смотреть прямо в глаза:

— Всё хорошо… Всё хорошо, Кари… Ты среди людей, скоро освоишься и привыкнешь. Конечно, тебе страшно, моя дорогая, но ты сильная и смелая, умеешь брать себя в руки и принимать решения. Ты всё преодолеешь и всё сможешь. Мы сможем.

Я обняла его ещё крепче:

— Мне так не хватает Дайка, скучаю по нему. Как думаешь, он выбрался, он жив?

— Я уверен, что жив. Не могу объяснить почему, просто знаю, — и погладил по спине. — Точно, кожа да кости.

— Я же говорила.

— Тебе нужно восстановить силы и набрать хоть пару килограммов, а то Дайк при встрече не узнает.

И мы захихикали.

— Ну всё, закрой глаза. Нужно спать… Спать…

Его голос стал тихим, нежным и таким успокаивающим… «Вот балда, про перемену цвета глаз и волос забыла спросить, — подумала я, засыпая, — ну да ладно, потом». И заснула.

Глава 10

В течение нескольких следующих дней я познакомилась со всеми членами этого кочующего семейства. Можно сказать, что это действительно в каком-то смысле семья, хотя настоящими родственниками они не были. Только у Гая было дальнее кровное родство с семьёй Олмана, самой многочисленной в караване.

Олману, если можно так выразиться — старосте, я не понравилась. Он подозрительно смотрел из-под густых бровей, и я видела — он не верит, не верит тому, что говорят Гай и Хейа обо мне. Но после объяснений этот седой худощавый мужчина коротко кивнул и сказал, что я смогу остаться при караване до прибытия в Латрас, если Гай, временно, принимает меня в свою семью. А также довольно жёстко предупредил Хейю и Айру, чтобы впредь они лучше смотрели за Натри. Потому как искать его и терять столько времени никто не будет, если он опять пропадёт.

Так я и выяснила, почему ребёнок оказался в лесу один. Его никто не терял. Натри удрал сам. Вот вам и Мышонок! На одной из долгих стоянок, в верховьях уже знакомой мне реки, которая носила странное название Улитка, у одной из кобыл начались роды с сильным кровотечением и женщины были заняты. Почти все мужчины ушли на большую охоту, а остальные охраняли караван. Натри был на попечении сестры и, несмотря на то что Айра привязала его, всё-таки удрал. И как выяснилось, не первый раз.

Внешне Натри выглядел этаким прекрасным ангелочком, с потрясающей улыбкой, но на самом деле никогда нельзя было предсказать, когда и куда он уползёт или убежит. Проблемы у родителей с ним начались, как только он научился ползать. Стоило взрослым отвлечься, как малыш исчезал так быстро и незаметно, что никто не мог понять, как у него это получается. А когда он начал ходить… Но самое интересное, что и привязь не могла его удержать. Как такие малюсенькие пальчики распутывали крепкие отцовские узлы, не понимал никто. Не ребёнок, а уникум!

Постоянные поиски малыша отнимали много времени и задерживали всех, вот почему Олман так резко выражал своё недовольство. Когда после долгих розысков на берегу нашли маленький ботиночек, то сделали вывод, что мальчик утонул. А ведь он и правда угодил в реку, а течение там было очень сильным и Натри унесло далеко вниз. Каким-то чудом он выплыл и выбрался на берег, где я на него и наткнулась. Вот такая история!

И всё же, несмотря на подозрительность руководителя каравана, я успокоилась. Я уже была не одна, меня окружали вполне нормальные люди, доброжелательно настроенные и готовые помочь в меру своих сил и возможностей. За несколько дней я вполне оправилась, отъелась и меня уже не водило в стороны от слабости. На очередной вечерней стоянке Хейа варила ужин, а я сидела рядом с малышом на руках. Все семьи занимались своими делами после долгого дня пути, Айра с Гаем подались в лес за дровами, а Скай — старший сын в этом семействе — с другими мужчинами ушёл на рыбалку, в лесу было небольшое озеро.

Прикрыв котёл с ароматной кашей, Хейа присела рядом и взяла у меня мальчика. Мне кажется, она до сих пор не верила, что малыш жив, здоров и рядом. Женщина почти не спускала его с рук, постоянно тискала и чмокала в щёчки. Заживающие ладони нестерпимо чесались и я без конца их обо что-нибудь тёрла. Взяв мою руку, она посмотрела на розовые шрамы, ещё местами покрытые корочкой, и тихо спросила:

— Вы ведь прошли через райское поле?

Я непонимающе взглянула на неё, какое райское поле? Она продолжала:

— Как у тебя это получилось? Одной, с маленьким ребёнком на руках? Это же невозможно…

Тут до меня дошло! Это страшное болото с высокой травой действительно выглядело как поле. Вспоминая уже знакомые слова, я спросила:

— Почему «райское»?

— А ты не знаешь?

— Нет.

— Потому что все, кто пытается его пересечь, не доходят до другого края. Они попадают в рай, — и добавила после паузы, — они умирают. Или поле быстро засасывает свою добычу, или, в редких случаях, те, кто сумел выползти, умирают от ядовитой травы, от которой нет никакого спасения. Ты же о траву изрезала руки?

Я кивнула.

— Но ты не умерла. Мы ждали, что ты скоро умрёшь. Все умирают…

Я опять уставилась на свои ладони. Все умирают… А я нет, хотя Мозговой сказал, что была на грани. Значит, мне опять повезло. Возможно, дело в том, что я не местная. А предчувствие не обмануло, когда я не пошла напрямую через это райское поле, хотя очень хотелось попасть под спасительное дерево. Вот почему страх пробирал до самых печёнок, перед тем как был сделан первый шаг. Да… тут есть над чем поразмыслить, как-то странно всё. Из задумчивости вывел следующий вопрос Хейи:

— Откуда вы, эрдана? Нельзя не знать про райские поля, наши дети впитывают страх перед ними с материнским молоком. И хотя на Севере их нет, про эти страшные ловушки там знают.

Что я могла ей сказать? Поэтому просто сидела и молчала, почёсывая руки о штаны. Поняв, что ответа она не дождётся, женщина обняла меня и поцеловала в щёку:

— Я не буду больше спрашивать, прости… Ты вернула мне моего мальчика, а всё остальное неважно, верно?

— Да, Хейа, верно.

Вскоре каша была готова, и когда собралось всё семейство, мы сели ужинать. Держа миску с дымящейся кашей, Гай обратился ко мне:

— Эрдана Карина, как вы себя чувствуете?

— Хорошо, спасибо, — эти слова я уже выучила.

— Вы хотите быстрее освоить язык?

Он упорно обращался ко мне на «вы», а также они все постоянно добавляли «эрдана» к имени, что меня сильно напрягало. А сказать моим спутникам, чтобы они не обращались ко мне так официально, пока не получалось, словарного запаса не хватало. Мне очень хотелось освоить разговорную речь, чтобы так не выделяться, да и, вообще, не выглядеть полной дурой. Поэтому на заданный вопрос я бодро кивнула.

— Тогда… я сейчас, — он поднялся и пошёл к повозкам.

Я уже была готова к тому, что меня начнут чем-нибудь поить или кормить для лучшего запоминания и произношения, но ошиблась.

Гай принёс гитару. Самую настоящую. Присев рядом на раскладной стульчик, он положил инструмент на бедро и лёгким движением тронул струны.

— Будем петь.

Я икнула. Только этого не хватало! Отсутствием слуха я не страдала, но голоса точно не было. Я вжала голову в плечи. Нет, только не петь! Гай понял, что я не горю желанием, но не смутился:

— Не бойтесь, эрдана, никто смеяться не будет, — и ласково улыбнулся. — Есть такие песенки, детские, какие-то я сам придумал, другие же известны с давних времён, которые очень хорошо помогают запоминать слова и правильно их произносить. Поверьте, я знаю, что говорю! Я буду петь, а вы повторяйте…

Что оставалось делать, сама же согласилась. Оказалось, что это были не совсем песенки, а такие скороговорки и трудноговорки, положенные на музыку. Скороговорки состояли из похожих по звукосочетанию слов типа «шла Саша по шоссе…», а трудноговорки включали в себя сложнопроизносимые слова и речевые обороты, подобно нашим «корабли лавировали, лавировали, да не вылавировали…»

Голос у Гая, как я и предполагала, был великолепен, и это он только скороговорки со мной пропевал. А как же он поёт в полную силу? Вот бы послушать! Мучили меня пением, наверно, часа два. Все уже и поели, и посуду убрали, и Натри спать уложили. Хейа не выдержала:

— Хватит, милый! Оставь девочку в покое, она уже хрипит. Если тебя не остановить, то ты не успокоишься. Посмотри, замучил её совсем! — и забрала гитару.

Гай очнулся, как от гипноза:

— Ой, да… простите меня, эрдана, увлёкся. Вы очень устали… — но тут же хитро подмигнул, — а для первого раза у вас прекрасно получается, я не ожидал. И голосок такой приятный. Слабенький, конечно, но если заниматься — толк будет.

Я поперхнулась. Вот чего в жизни никогда не хотела, так это петь! А песенки помогали, да ещё как! Днём, пока мы ехали, я вместе с Айрой повторяла слова. Девочка правила телегой, а я, сидя рядом, пропевала по памяти всё, что запомнила с предыдущего вечера. Если допускала ошибку, она меня исправляла и пела со мной.

Айра была истинной дочерью своих родителей, взяла и красоту матери, и голос отца. Сочетание просто сногсшибательное. С такими данными на Земле она могла бы стать звездой мировой величины. Я наблюдала, как эта девчушка в поношенном платье с короткими рукавами во всём помогала родителям, была послушной, скромной — в общем, образцовой дочерью. Иногда я брала Натри, и мы втроём горланили эти весёлые песенки всю дорогу. Было весело! Мышонок тоже быстро учился и говорил уже не только своё любимое «тама». Хоть многие звуки малышу пока не удавались, но он старался. Меня он называл Ина, а вскоре и Айра, когда родители не слышали так как ехали впереди, начала говорить Карина, а иногда и просто Кари, что только радовало.

Другие члены каравана относились ко мне спокойно и ровно; никто не пытался заговаривать, да и я ни к кому не лезла, удовлетворившись компанией Гая и его семьи. А вот Скай, старший ребёнок в этом семействе, держался от меня подальше. И так, будто меня вообще не было. Он обычно правил последней, третьей повозкой, принадлежавшей их семье, и там же ночевал. Мы же с Айрой спали вдвоём в той, в которой я очнулась в первый раз. Чем было продиктовано такое поведение старшенького, я не понимала, и жалела о том, что нехотя послужила каким-то камнем преткновения.

Глава 11

Дней через десять мой словарный запас вырос настолько, что вполне можно было кратко объяснить, чего хочу, или ответить на вопросы. Память впитывала новые слова, их значение и произношение, как губка воду. И чем больше я запоминала, тем быстрее и лучше могла говорить. Вот вам и песенки-потешки!

Караван следовал своим путём через холмы, поля, лесистые участки, хутора и маленькие посёлки. Мы проехали очередную деревню, которая, к слову сказать, не произвела на меня никакого впечатления. Обычные бревенчатые срубы, одни побольше, другие поменьше, с покатыми, крытыми дранкой или соломой, крышами; сараи, огороды, засеянные поля, домашняя скотина на выпасе — всё почти так же, как и на Земле в сельской глубинке. Надолго в таких деревеньках караван не останавливался. Происходил обмен почтой и посылками, если они были, закупались припасы по необходимости, и мы двигались дальше. Караванщики не только торговали, но и выполняли работу почтовой службы, не бесплатно, конечно. Как я узнала позднее, богатые люди могли себе позволить отправить гонца со срочным посланием или выпустить летуна^[2] с короткой запиской, если содержали этих редких и крайне дорогих зверюшек. Всё остальное население пользовалось услугами караванов — медленно, но вполне надёжно.

К этому времени я уже привыкла к походному укладу и постоянному движению и пришла к выводу, что хочу того или нет, но нужно учиться ездить верхом и хоть немного овладеть каким-либо видом оружия, так как рассчитывать в первую очередь мне нужно только на себя. Поэтому на вечерней стоянке я спросила у Айры, не могла бы она дать мне несколько уроков верховой езды или стрельбы из лука. Девочка была удивлена:

— А вы разве не умеете держаться в седле?

— Нет, Айра, не умею, — я потупилась. — Там, где я жила в этом не было нужды.

— У вас не было лошадей?

— Нет.

— Нужно у папы спросить… — девочка теребила свою роскошную косу, — а вот стрелять из лука… я… не знаю.

Она растерянно смотрела на меня, явно не зная, что сказать. «Так… что-то тут не понятно. Похоже, я ставлю её в неловкое положение…» Я отвела девочку подальше, и мы присели на поваленное дерево:

— Айра, ты только скажи, что тебя смутило. Я просто многого не знаю и не понимаю, так как жила очень далеко отсюда и совсем не так, как вы. Здесь всё для меня в новинку, но я не хочу никаких неприятностей ни для тебя, ни для твоей семьи. Просто объясни и я не буду настаивать…

Она придвинулась поближе и тихо сказала:

— Женщин не учат пользоваться никаким оружием, ну кроме обычных ножей, это не нужно, нас мужчины защищают. Я хотела научиться стрелять из лука, чтобы с папой или Скаем на охоту ходить, но мама мне так по рукам надавала… хорошо, что папе не сказала.

Я задумалась. Во время моего путешествия с этими людьми я не заметила никакой дискриминации по отношению к женской части каравана, наоборот, было видно, что женщин уважают, даже почитают. Всю тяжёлую работу выполняли мужчины, а также помогали и в приготовлении еды, и за детьми смотрели по возможности. Совсем не было заметно, что женщины как-то не равны в правах с мужьями и сыновьями, но как выяснилось, есть какие-то табу, которые нарушать нельзя, а я, дурёха, чуть Айру не подставила. Ладно, посмотрим, что мне сам Гай скажет.

— Айра, я сама спрошу у Гая про уроки верховой езды, а вот про оружие спрашивать не буду, хорошо?

Девочка улыбнулась и кивнула. Гай удивился такой просьбе, но постарался этого не показать. Однако он задумался, я заметила, но всё же разрешил Айре меня поучить. Сказал, что лучше взять для первых уроков Лучика, он был самый послушный и спокойный. Вот так мне и открылась ещё одна особенность этого мира.

На следующей стоянке, возле живописного изгиба реки, это была всё та же Улитка, уже широкая и полноводная, я начала пробовать. Айра подвела ко мне осёдланного Лучика. Коняшка был невысокий, упитанный и очень гривастый. К слову, у всех лошадей в караване были роскошные гривы и хвосты, которые заплетали в красивые косы. До этого близко к ним я не подходила, страшновато как-то было, но тут сама напросилась, отступать уже поздно.

Погладив Лучика по шее и потрепав за холку, я подошла к самой морде, ну чтобы как-то с ним познакомиться. Я гладила его большую голову и лохматую чёлку, как вдруг рука наткнулась на что-то твёрдое. Я вздрогнула. Под чёлкой что-то было… Приподняв тяжёлые длинные волосы, я увидела… рог. Небольшой такой, аккуратненький, конусовидной формы.

— Эрдана? — вопрос Айры вывел из прострации.

— Что?! — я резко повернулась.

— Ну так повод берите.

— А… ну да, страшновато только, — я постаралась скрыть замешательство.

— Не бойтесь, Лучик смирный.

Поставив ногу в стремя и ухватившись за гриву, я взгромоздилась в седло. Айра объяснила, как нужно сидеть и держать поводья, в общем, ничего сложного. Я старалась не выдать волнения не столько оттого, что первый раз в жизни села на лошадь, сколько потому, что это не лошадь — а единорог! «Вот дела! Единороги реально существуют! Пусть не на Земле, а на Окатане, но ведь и на Земле о них знают, хоть на моей родине это мифические существа, живущие только в сказках. Я сижу на одном из них и он… меня слушается! Обалдеть! Мир чудес!»

Айра водила Лучика под уздцы, а я пыталась удержать равновесие. Мы немного покружили по поляне, народ готовился к ужину и весело на меня поглядывал. Один из парней, младший сын Олмана, улыбаясь во весь рот и видя мою застывшую от напряжения позу, крикнул:

— Эрдана, расслабьтесь, а то не сможете слезть, и нам придётся вас разгибать!

Все засмеялись, ну и я за компанию. Вскоре учили меня уже почти все по очереди, естественно, мужчины, и Айра от преподавания была освобождена.

Дней через восемь, это как раз окатанская неделя, мы заехали в большой посёлок. Я целый день тряслась верхом, так как уж очень понравилась мне это дело, сама не ожидала, да и практика требовалась. Было смутное предчувствие, что подобные тренировки очень пригодятся. Скай для этих целей даже дал своего гнедого Свиста.

Отношения со старшим сыном Гая и Хейи наладились как-то сами собой. Просто однажды он подошёл ко мне сам и спросил, хочу я уметь просто держаться в седле или всё же имею желание овладеть искусством верховой езды серьёзно. Я была только за. И парень пересадил меня на Свиста. Конечно, это был не меланхоличный Лучик. Конь, точнее, единорог был норовистым, резвым и потрясающе красивым. Настоящая верховая лошадь, а не тягловая коняга. Я узнала, что это Гай подарил его сыну в прошлом году, когда Скай вернулся из столицы, где учился несколько лет.

И вот после утомительного дня, когда я думала только о том, чтобы спешиться и размять затёкшее от напряжения тело, караван расположился на отдых. Всем своим табором мы заехали на большой двор у двухэтажного каменного дома. Навстречу высыпали обитатели во главе с хозяином:

— Олман! Гай! Хитан! Рад приветствовать вас, мои дорогие! Наконец-то, дождались! — и, раскинув руки, бросился обнимать всех по очереди.

— Здравствуй, Кадар! Здравствуй! — Олман, тепло улыбаясь, хлопал хозяина по плечам. — Вот мы добрались до вас.

— Да, добрались, я очень рад видеть всех! А некоторых особенно…

Кадар обнял Хитана (самого старшего члена нашего каравана и по совместительству, отца Олмана), а также Гая. Закончив приветствия, он пригласил всех располагаться и воспользоваться его гостеприимством.

Я же еле-еле сползла со спины Свиста. Скай принял у меня поводья:

— Ну, как самочувствие? — ехидненько так спросил.

Я отмахнулась:

— Пожалел бы несчастную девушку…

— А я и пожалею… — парень придвинулся поближе и уже тише добавил: — Я очень хорошо умею жалеть, особенно таких красавиц, как ты…

Прижимаясь бедром, он обнял меня за талию, а я внутренне вздрогнула: «Вот те раз! И этот туда же! Мальчишка совсем, а уже «жалеть» меня собрался. Ну, теперь всё с тобой ясно, а я-то голову ломала, с чего такие перемены, что даже любимца своего дал покататься и учить взялся. Ах, развратник малолетний!» Немного отстранившись, не хватало ещё чтобы он меня унюхал, а то мало ли какие могут быть последствия, я бросила лукавый взгляд и тон в тон ответила:

— Уверен, что у тебя хорошо получится? — Потом перевела взгляд ниже его пояса, усмехнулась: — Там… уже всё подходящих размеров? Выросло как положено?

Как же он вспыхнул! Будто я его кипятком окатила! Дёрнув коня за поводья, он резко повернулся и повёл того на конюшню. «Да… не видать мне больше Свиста. Ну да ладно, пусть лучше так. Обидела, конечно, парня, но только шлейфа из кавалеров, таскающегося за мной по Окатану, мне как раз и не хватает. Достаточно с меня Дайка с Кареллом». Почему-то я была уверена, что если они живы, то будут меня разыскивать.

Я залезла в телегу и уселась на раскладушку. Хотелось спрятаться, расслабиться, наконец-то, поговорить с Мозговым, а то в последнее время вокруг постоянно были люди, движение, поток впечатлений и мыслей, и разговора не получалось. Мой внутренний жилец несколько раз звал меня, но сосредоточиться и ответить я не могла, всегда что-то отвлекало.

Я прилегла и вытянула ноги. Мысли вернулись к Скаю: «Не стоило так резко… Прямо-таки стеганула по мужскому самолюбию, а ведь он совсем ещё мальчик, восемнадцать лет только. Обиделся, наверно, сильно… Надо было как-то помягче дать ему понять, что не настроена я на амурные дела, тем паче с членом приютившей меня семьи». Я уже знала, что совершеннолетие у юношей наступает в двадцать лет. Это возраст, когда можно оторваться от семьи, уехать, жениться, сменить ремесло, если не было желания жить так, как твои родители. В общем, полная свобода. И каждый совершеннолетний юноша мог распоряжаться ею так, как хотел, но… Не у всех была такая возможность. Как и на Земле, пробиться из низов даже к элементарному благополучию было так же сложно, а для многих просто нереально.

У девушек совершеннолетие наступало раньше — в восемнадцать лет, а выйти замуж можно было уже и в шестнадцать. Но девушки не торопились… они выбирали. В этом тоже была одна интересная особенность Окатана. Девочек рождалось значительно меньше, чем мальчиков. В принципе, и на Земле так же: мальчиков появляется на свет обычно больше, но со временем, из-за того что мальчики и мужчины погибают по различным причинам, соотношение мужчин и женщин выравнивается и даже меняется в сторону преобладания женской части. Но здесь ситуация была не совсем такая. Женщин было меньше и притом значительно. А на севере, моей, так сказать, придуманной родине, с этим делом, говорили, совсем была беда. То есть, если включить логику, получалась очень нехорошая картина. Население медленно вымирает, а с чем связана такая демографическая проблема — загадка.

Из бесед у вечернего костра, обрывков разговоров, повседневных перебрасываний фразами я уже многое знала об Окатане, о том, как тут живётся и чем дышится. Я наблюдала, слушала, делала выводы и строила предположения. Учитывая, сколько времени я этим уже занималась, то получалось неплохо. Меня очень заинтересовали древние легенды о Хранителе душ и проклятии восьми богов, их как-то после ужина, сидя у костра, рассказывал детворе старый Хитан. Я тоже слушала, развесив уши и открыв рот, но как поняла позже, к этим историям серьёзно никто не относился. Это были просто сказки: древние, интересные, но сказки. Мне же так не показалось. Что-то было в этих почти забытых историях, какое-то «зерно истины» проглядывало, только уловить его не удавалось. Всё воспринималось на каком-то интуитивном уровне. Что-то чувствую, ощущаю… Но что?

Ввиду всего этого ситуация со Скаем не выглядела ни для кого, кроме меня, необычно. И дело было даже не в моей примечательной, для жителей Восточных земель, внешности, а в том, что женщин на всех просто-напросто не хватало. На любую, даже в возрасте и, мягко говоря, некрасивую, всегда находились претенденты, а про молодых и симпатичных девушек так и говорить нечего.

Тканевый полог кибитки откинулся, и моё уединение было нарушено. Хейа, держа Натри, залезла внутрь и присела рядом.

— Эрдана, вы тут спите уже, что ли? — она улыбалась белоснежной улыбкой.

— Нет, прилегла ненадолго… Ноги гудят и спину жутко ломит.

— Ну это ничего, — она махнула рукой, — это с непривычки… пройдёт. Все уже расположились в доме, комнаты позанимали, а вы тут валяетесь!

— Я и тут могу ночевать, эта раскладушка лучше всякой кровати.

— Э-э-э нет, так не пойдёт… — и схватила меня за руку. — Нужно помыться с дороги, потом ужин, а потом… — она сделала большие глаза.

— Что потом?

— Гай сегодня петь будет! А вы ещё не слышали его голос, поэтому вставайте и будем приводить себя в порядок.

— Ну, будем так будем. Только Хейа… У меня просьба к тебе есть…

— Какая?

Я постаралась сделать очень просительные глаза:

— Не называйте меня, пожалуйста, на «вы» и «эрдана» не надо повторять. Я очень прошу… И Гаю скажи, пожалуйста. Я Карина, или Кари, называйте как хотите, только не надо таких церемоний, мне очень неловко от этого. Вы столько делаете для меня… Очень прошу… — даже чуть не заплакала.

Хейа пристально посмотрела, потом порывисто обняла и прижала к себе, а Натри между нами протестующе запищал.

— Конечно, милая, конечно… как скажешь.

— И Айре, и Скаю передай, хорошо? Хотя Скай… — и тут я поняла, что проболталась.

— Что Скай?! — она резко отстранилась и схватила меня за руки. — Он обидел тебя?! Говори, не скрывай. Если он что-то тебе сделал, то я ему устрою!

— Нет, нет, не он… Тут другое… — я собралась с духом. — Это я его обидела… наверно, — и опустила глаза.

— Ты?! Но как?!

Вот язык-помело, молчала бы тихонько в тряпочку, и сейчас не пришлось бы ничего объяснять:

— Ну… — я подбирала слова, — он тут предложил мне, как это помягче сказать… утешить, в общем «пожалеть», — и выразительно хмыкнула.

— А ты?! — Хейа почему-то странно улыбнулась.

— Я его вроде как оскорбила, сказала, что нужно сначала проверить, какого размера его «утешитель», подойдёт ли, вот…

Как она смеялась! Минут десять точно!

— Ой, Кари, ой… — опять хохот, — ну ты… — продолжение хохота, — это надо же, нашего любвеобильного мальчика так обломать! Ну, молодец! Умница! Нужно Гаю рассказать обязательно, пусть порадуется!

Я облегчённо выдохнула: «Фу-у-у! Вот и прекрасно, что рассказала, а то бы мучилась потом, дура, переживала… Пронесло!» Немного успокоившись и утерев слёзы, Хейа передала мне Натри и выглянула наружу. Покрутила головой туда-сюда, как бы проверяя нет ли кого рядом, вернулась и присела, прижимаясь к моему плечу.

— Сейчас я тебе тоже кое-что расскажу, — она хитро улыбнулась. — Чтобы ты не вздумала даже минуты переживать из-за этого. Знаешь, почему мы так рано забрали Ская из столицы?

— Почему? — прошептала я.

— Он же там из чужих постелей не вылезал! Ладно бы всё оставалось в тайне, так нет! Про него такая слава пошла среди местных дам, что он там не столько учился, чему положено в его возрасте, сколько развлекал замужних красоток, которым своих мужей было мало. Супруг за порог, по делам куда, а наш любовничек малолетний тут как тут. В общем, дело далеко зашло. Ская начали разыскивать. Если бы мы вовремя его не забрали, то убили бы его там. Муж-то что жене своей сделает? Пожурит, да и только. А дурака нашего, если бы поймали, то придушили на месте!

Она погладила меня по руке:

— Так что не расстраивайся, ты всё правильно сделала, проучила как надо, а то возомнил себя… ну сама понимаешь кем.

Я рассмеялась. Всё понятно. Хотя парень очень красивый, в маму пошёл. Но, на мой взгляд, уж слишком смазливый. Если его переодеть в платье, да косу заплести, то от девушки будет не отличить.

Глава 12

Первый раз за последние пять месяцев своей жизни я увидела настоящую кровать и нормальную, хоть и маленькую комнату, и главное — большое зеркало, в половину моего роста.

Я была в шоке! Узнать в этой высокой, худой девушке в длинной юбке до пят и мешковатой рубашке, стянутой узким ремешком, с загорелой и местами облезлой кожей, а также светлыми, почти белыми волосами до плеч и пронзительно-синими глазами, бывшую меня было практически невозможно.

Сдёрнув рубашку с плеча, я прощупала шрам на ключице. Он был бугристый, твёрдый, противного розового цвета по всей длине. Я сняла штаны, которые носила под юбкой вместо белья и для уроков верховой езды, поставила изувеченную ногу на массивный табурет и рассмотрела. В общем… если не принимать во внимание эстетическую сторону, всё было хорошо. Но шрамы! Они ужасны! Бледная кожа с ярко-розовыми растяжками и бугры… одни бугры крупных коллоидных рубцов. Я одёрнула подол и отвернулась. Почти не болит, не тянет, что ещё надо… Но слёзы выступили.

В дверь постучали:

— Войдите… — я быстро промокнула влажные глаза.

Вошла женщина:

— Вам сейчас горячую воду принесут, эрдана.

— Спасибо.

А минут через десять я забыла обо всём. «Как же хорошо! Господи, как же хорошо! Это счастье…» Я лежала в воде, от которой поднимался пар. Тело настолько расслабилось, что не хотелось ничего: ни ужина, ни концерта Гая, хотя надо было, конечно, послушать, ни ехать опять куда-то, ничего… Только лежать вот так в этой большой лохани и не думать ни о чём.

— Эй, э-э-эй, не засни тут… — голос Мозгового вернул с небес на землю, к реальности. Хотя какая с этим воображаемым другом могла быть реальность? Если только воображаемая?

— Ты что-то хотел?

— Давно хотел, но ты как мобильник — периодически недоступна.

— Да… я такая… — даже язык не ворочался от удовольствия.

— Вылезай из ванны, а то так и заснёшь. А сегодня ещё будет много важного и интересного, так что будь любезна, а? — послышались укоризненные нотки и голос был какой-то хрипловатый.

— Да, мой дорогой, конечно… Я сейчас… — глаза слипались, а голову тянуло вниз.

— Кари, не спи! — внутренний вопль заставил вздрогнуть. — Вставай немедленно! Поднимайся, а то захлебнёшься!

— Не кричи так… вылезаю.

Не успела я толком обтереться, как в дверь опять постучали и голос Айры произнёс:

— Карина, ужин стынет.

— Да иду я, иду…

Пока я одевалась и пыталась хоть как-то привести волосы в порядок, Мозговой читал мне лекцию о том, что я его совсем забросила, что нам нужно чаще общаться, что он скучал, в конце концов.

— А как же твоя карта и другие дела? И ты сам иногда прерываешь наши разговоры буквально на полуслове… Это как понимать?

Он помолчал немного, я ощущала, как он думает, что сказать, а потом как-то растерянно произнёс:

— Я не хочу навязываться…

— Но ты уже давно навязался, или нет?

— Ну… вроде как да.

— Так почему ты мне мозги выносишь? Помог бы лучше с языком, слова вовремя подсказывал, а то я ещё забываю иногда.

— Прости… не всегда получается вклиниться.

— Но почему?

— Это не так просто, как ты думаешь.

— Ладно, пошли, а то ничего не достанется, без нас всё съедят.

Махнув рукой на лохматую белобрысую шевелюру, я потопала вниз.

Дом был чем-то вроде постоялого двора или гостиницы. В этом месте пересекалось несколько караванных путей и гостей иногда бывало много, но сейчас остановился на постой только наш караван. На первом этаже находилась кухня и просторная столовая с большими деревянными столами и лавками. Уже почти стемнело, но яркие светильники по периметру давали много света.

Вечерняя трапеза была в самом разгаре: народ уплетал горячую еду, несколько подростков бегали с мисками и кружками, как официанты в ресторане. Вокруг чисто, аккуратно и очень вкусно пахнет.

Подскочившая Айра потащила меня к общему столу. Я уселась и сразу же перед носом появилась большая тарелка с ароматным куском мяса и гарниром из тушёных овощей, а также глиняная кружка с местным слабоалкогольным напитком, похожим на пиво, его мне уже доводилось пробовать. В центре стола стояли миски со свежей зеленью, закусками и мягким тёплым хлебом.

Хозяин этого застолья сидел невдалеке между Олманом и Гаем и оживлённо болтал. С аппетитом уплетая вкуснейший ужин, я, как всегда, навострила уши. Сначала разговор шёл про последний урожай этого года: что уродилось, а что нет. Потом перекинулся на предстоящую ярмарку в Маргосе: что брать, что не брать, по каким ценам, с кем возможен обмен и на что, в общем, вполне обычные разговоры торговых людей. Но подсевшая к столу супруга хозяина, высокая дородная женщина в тёмно-красном платье, толкнув мужа в бок, развернула разговор в другую сторону:

— Ты лучше гостям про охоту на крокодилов расскажи.

— Точно! Я и забыл совсем на радостях.

За столом загалдели. Всем было интересно, ну а мне тем более. «Крокодилы! Ничего себе! Здесь есть крокодилы, Мозг, слышишь?»

«Слышу я, всё слышу», — донёсся шёпот.

Оказывается, южнее, в поймах рек, впадающих в море, водилось много крокодилов. В особенно жаркие и влажные годы они плодились в огромных количествах. А поскольку такой прорве пищи уже не хватало, то подросший молодняк, да и более взрослые особи, доставляли местным жителям немало неприятностей: нападали на людей, топили лодки рыбаков, заползали в поля и огороды. Вот тогда и начиналась большая охота!

Бросался клич по всем окрестностям, и собирались охотники и просто желающие пощекотать себе нервы. Но это не главное. Для меня интересно было то, что на эту грандиозную бойню нанимали ангалинов. Про них я слышала уже не один раз, но видеть ещё не доводилось. Да где я могла их увидеть? Ангалины жили в море, вернее, не в самой воде, а на островах, которых, оказывается, было великое множество.

Что представляли собой эти существа, предположить пока было сложно. Я поняла только, что это рептилоиды или разумные ящеры. Они понимали человеческую речь, но сами с людьми никогда не разговаривали, хотя Дайк упоминал как-то, что у них есть свой язык, на котором они общаются между собой.

Поэтому, когда зашла речь об этих загадочных существах, я старалась ловить каждое слово. Охота была знатная, как сказал Кадар. «Кроков» убили только в окрестностях Банкора не меньше «окми́ля». Сколько составляет этот «окмиль», я толком не поняла, так как с местной исчислительной системой ещё не разобралась, а спрашивать не рисковала. Я и так выглядела подозрительно для местных, и афишировать полное незнание элементарных вещей не хотелось. Понятно было, что «окмиль» — это много.

— А ангалинов сколько было? — спросил кто-то.

— Я не считал, но рядом с нашей группой из пяти человек всегда был один или два, а групп было около двадцати, вот и считай. Наместник в этот раз не поскупился, отвалил ящерам столько золота, что они его на плоту поволокли.

— А с чего это? — поинтересовался сын Олмана.

— Говорят, что младшенького сынка наместника крокодилы сожрали, а дочка его, на её глазах это случилось, так испугалась, что до сих пор лекари её в себя приводят. Помутнение… — и он постучал пальцем по лбу, — случилось от ужаса. То ли лодка перевернулась, то ли он сам в воду свалился, я не знаю. Но морские чудовища хорошо заработали. Правда, без них, сами понимаете, было бы совсем туго. Ангалины справляются с «кроками» на раз, один несколько охотников заменяет. Теперь в Банкоре года три-четыре точно спокойно будет, пока опять не наплодятся.

Далее, бесперебойно, посыпались вопросы о том, как проходила охота: как выглядит оружие ангалинов, как делили, и почём потом продавали крокодильи шкуры, что говорят в Банкоре о стычках на пограничных островах, и будут ли опять пропускать ящеров в храмы, и много-много о чём другом.

Глава 13

У меня голова пошла кругом и от шума, и от алкогольного напитка, а выпила я кружки три, не меньше, пока доедала ужин и слушала хозяина. За это время помещение заполнилось людьми до отказа, похоже, собрался весь посёлок. Столы раздвинули, на лавки присело несколько мужчин с музыкальными инструментами, а также Скай с гитарой. По краям импровизированной сцены рассадили совсем престарелых жителей. Некоторые были настолько немощны, что полулежали в широких креслах, а рядом пристроились, возможно, дети или внуки.

Этих глубоких старичков было четверо: одна бабулька в ярком платочке и трое дедушек, один из которых, как мне показалось, был совсем плох. Гай встал из-за стола, вышел в центр и смотрелся при этом великолепно. В белой рубашке с широким отложным воротником и чёрном жилете, он выглядел как настоящий оперный певец во фраке. Все притихли.

— Я очень рад, — произнёс он своим бархатным голосом, обводя взглядом присутствующих, — что наш путь в этом году привел сюда, к вам, нашим дорогим друзьям. И сегодня я вижу всех во здравии и радости.

Он по очереди подошёл к престарелым жителям, каждого обнял и лично поприветствовал. Самый древний старичок, бледный и сухонький, прослезился и хрипло сказал:

— Я счастлив, Гай, Голос Окатана, что уйду в хранилище душ под звуки твоего голоса, я дождался тебя.

Гай ещё раз обнял его и махнул музыкантам. Оказалось, что на тех уроках языка, когда он пропевал со мной детские скороговорки, он не пел, а разговаривал и притом шёпотом. Пел он сейчас! И хотя он был один, казалось, что звучит хор, настолько слаженный и стройный, звонкий и чистый, что я поначалу несколько раз оглядела слушателей в поисках тех, кто подпевает. Но певец был в одиночестве.

Народ даже не шевелился. Все застыли, как каменные изваяния. Я тоже закрыла глаза, как и многие. Звуки волшебного голоса проникали глубоко внутрь. Каждая клетка, каждый нерв вторили лёгкой вибрацией, приводя тело в странное воздушное расслабление. Диапазон у Гая, наверно, был безграничным. Я не очень хорошо разбираюсь в вокальных способностях, но он мог петь басом и сопрано, глубоким контральто и звонким тенором и, как я поняла, всеми другими возможными голосами. Но дело даже не в этом, а в том, какое воздействие он оказывал на слушателей.

Сквозь полуприкрытые веки я видела, что все в таком же состоянии, как и я: у некоторых женщин по щекам текли слёзы, дети сидели как мыши, даже самые маленькие, старики с блаженными улыбками лежали в своих креслах. Когда эта длинная красивая баллада о звезде жизни Раматее и её непокорной дочери Эале закончилась и стихли последние аккорды, несколько минут стояла гробовая тишина. Но Гай хлопнул в ладоши — и люди, вздрогнув, начали приходить в себя, как после сеанса гипноза. Может, это и не был гипноз в буквальном смысле, но какое-то трансовое состояние так уж точно.

Я тоже дёрнулась от звучного хлопка и повернулась к сидящей рядом Хейе:

— Хейа, что это было? Это же восхитительно! Я даже вообразить не могла, что так бывает… Разве у человека может быть такое голос?! Он же… он же… — слова никак не подбирались.

Женщина вздохнула и глянула на мужа таким жарким и восхищённым взглядом, что у меня мурашки побежали.

— Это… это Голос Окатана, все его так называют… Мы уже столько лет вместе, а я до сих пор благодарю богов, небеса и звёзды за то, что он выбрал меня. Неужели ты ничего не слыхала о нём? Голос Гая обладает целительной силой. Некоторые больные выздоравливают… не все, конечно, но никто не знает, на кого и как подействует его песня, а некоторые женщины, — и она совсем склонилась к моему уху, — даже… беременеют, — и захихикала. — Не буквально от него, конечно, но мне таких охотниц долго отваживать пришлось в своё время.

— Я жила в такой глуши, Хейа, настолько далеко от Восточных земель, что даже Голос Окатана не мог донестись туда.

— А где далеко?

— Ох, не спрашивай, очень больно вспоминать.

«Но зато теперь я знаю, как звучит самый прекрасный голос во Вселенной», — подумала я уже про себя.

А праздник меж тем продолжался. Гай заливался соловьём, потом к нему присоединилась Айра, и уже вместе, отец и дочь, выдавали такие трели, что захватывало дух. Местные были в восторге, музыканты старались вовсю, а вскоре и танцы начались. А это уже никуда не годилось. Меня стали приглашать и очень настойчиво, отказы не принимались. Говорить «нет, я не танцую» было неудобно, но и соглашаться тоже. Я боялась, что не дай бог кто-нибудь из мужчин унюхает мой странный аромат, и тогда отвязаться будет сложно. Голубеньких цветочков, которые маскируют запах, у меня давно уже не было. Поначалу я забывала их собирать, а потом в пути они больше не встречались, и я просто держалась от мужчин подальше. Но свою не совсем обычную внешность было не скрыть, если платиновые волосы можно спрятать под платок, то ярко-синие глаза с длинными пушистыми ресницами девать было некуда.

Поэтому, попрыгав несколько танцев и поводив хоровод, я попыталась незаметно смыться. Но не тут-то было. Трое парней вцепились мёртвой хваткой:

— Что такая красивая эрдана делает среди караванщиков? Куда держит путь? Неужели в столицу? Ко двору террхана? Ваше место именно там.

— Если ищете богатого мужа то, конечно. А если любовь, — меня почти вжали в стену, — тогда и у нас можно присмотреть. Не пожалеете!

Я оторопела. Такого натиска, притом прилюдно, я не ожидала. И что отвечать, было непонятно.

— Мы вас никуда не отпустим, пока веселье не закончится, а если хотите уйти… — один из парней прижал меня к стене и прошептал, — то я составлю компанию, никогда не забудешь…

Я совсем растерялась. Как отвязаться от них? Закричать? Или отвесить оплеуху? Но в гостях… в чужом доме, а это вроде как сын хозяина… Что делать? Как себя вести? Положение спас, как ни странно, Скай. Активно растолкав моих ухажёров, он схватил меня за руку и оторвал от стены:

— Эрдана путешествует с нами и находится под покровительством нашей семьи на всё время своего пути, так что… — он обвёл всех строгим взглядом и положил ладонь на рукоять кинжала. — Если не хотите ссориться, не следует настаивать. И, кстати… — он хитро улыбнулся, — эрдана обещала мне несколько танцев.

Я радостно кивнула, и Скай уволок меня в круг танцующих. Через несколько часов, когда веселье закончилось и народ уже почти разошёлся, парень решил проводить меня до комнаты. На пороге я обернулась:

— Скай, прости меня…

— За что? — и прислонился плечом к косяку.

— Я обидела тебя, извини…

Он тряхнул головой:

— Я сам виноват, забудь… — помолчал немного, а потом добавил: — Меня заносит иногда. Отец говорит, что после совершеннолетия это пройдёт. И он в моём возрасте тоже был таким… ну сама понимаешь… Вот… Так что это ты прости меня… Простишь?

— Конечно, уже простила. Ты очень выручил меня сегодня, я не знала, как поступить. Ещё плохо знаю ваши обычаи, и такое внимание со стороны мужчин немного пугает. Спасибо.

— Да ладно, — парень улыбнулся, — я же вижу, ты никого не хочешь, даже меня.

Я засмеялась:

— Скай, ты неисправим! Тоже мне — герой-любовник…

— У тебя кто-то есть уже на примете? — он понизил голос до шёпота.

Я не знала, что ответить.

— Значит, есть?

Скай выжидающе смотрел, слегка касаясь моих пальцев.

— Скай… я не хочу никого обманывать, но и сказать пока ничего не могу. Не спрашивай меня… Я не хочу ни с кем заводить никаких отношений, так как не знаю, что ждёт меня впереди и куда приведёт мой поиск, поэтому… Давай не будем говорить об этом, пожалуйста.

Юноша вздохнул и улыбнулся:

— Не буду настаивать, уговорила. Правда, не совсем понятно, что или кого ты ищешь, может, я смог бы помочь?

Я молчала.

— Отдыхай. Завтра переезд тяжёлый, — он развернулся, чтобы уйти.

— Скай?

— Ну?

— А Свиста дашь?

Он хмыкнул:

— Посмотрим на ваше поведение, эрдана.

Вот же вредина!

Глава 14

Заснула я, как только голова коснулась подушки. А утром пропал Натри. Разбудили меня громкие голоса, топот ног и суматоха внизу. Я быстро оделась и спустилась во двор. Возле наших телег сидела Хейа и плакала, Гай, Олман, Айра, да и все остальные носились в поисках. Я присела рядом.

— Кари, я больше не могу, — она вытирала слёзы, — этот ребёнок отправит всех нас к Хранителю раньше срока. Как он умудряется так пропадать?! Вот только я его покормила, усадила, отвернулась ну… на мгновение и всё… нет его. Он будто растворяется! Кари, я не знаю, что делать, как справиться…

— Хейа, он где-то здесь, он не мог далеко уйти. Мы найдём Натри, вот увидишь.

И мы его нашли. Но только через два часа на чердаке, возле сундука со старым барахлом. «Странно, очень странно… — думала я, глядя, как родители пытаются вразумить своё исчезающее дитя. — Как он мог незаметно туда забраться? Кругом люди, лестницы высокие, а на чердак, вообще, вёл люк с тяжёлой крышкой. Как такой маленький ребёнок мог там оказаться и притом быстро и незаметно? Что-то тут не то…»

Из-за этой задержки выехали мы гораздо позже. Олман был очень злой, но в этот раз ничего никому не высказывал, просто стегал лошадей и задал всем кибиткам большую скорость. Я ехала верхом на Свисте. Скай поломался немного для вида, но потом разрешил, если запрягу сама. Что быстренько я и сделала.

Вот никогда бы не подумала, что мне придётся скакать верхом и запрягать лошадей, пусть и рогатых. Свист меня уже слушался и вполне неплохо. Подход к этому резвому жеребчику я нашла быстро, когда выяснилось, что он падок на сладости. Поэтому без сладких фруктов я к нему не совалась. А сочные, почти приторные, красные и жёлтые фрукты, похожие на маленькие яблочки, в телеге с провиантом были всегда.

Я поочерёдно двигалась то рядом с телегой, которой правил Скай, то с той, в которой сидела Айра, а иногда и с кибиткой Гая и Хейи. И вот какой разговор я услышала, когда опять приблизилась к ним.

Хейа всё не могла успокоиться из-за пропажи своего младшего сына, всё вычитывала Мышонку, что так делать плохо, что нужно слушаться и никуда нельзя убегать и прятаться, что мама и папа очень любят его и переживают, как бы что-нибудь с ним не случилось, и всё в таком духе… Малыш сидел, насупившись, и теребил в ручонках какой-то шнурок. Глазки его были влажными, но он не плакал, просто сопел.

— Гай, милый, что же нам с ним делать, а дальше-то что будет?

— Не знаю я, не знаю… — ответил он и стегнул Лучика.

— Это добром не кончится, я чувствую… — женщина промокнула глаза. — Раз повезло, два, но с ним же может случиться всё что угодно, — и она прижала к себе мальчика. — Может, если бы получилось каморту достать, он бы не смог удирать?

— Достать… ага… Где? Они же все наперечёт и стоят… сама знаешь, целое состояние. Но тут даже не в деньгах дело… — он вздохнул, — никто не продаст такую редкость.

А эта самая редкость лежала сейчас в моём мешке в телеге под раскладушкой. Я про неё совсем забыла! Первым порывом было достать эту чудо-верёвку и вручить Хейе, но потом я задумалась: «"Слепую смерть"мне отдал Дайк. Кому она принадлежала, ему или Кареллу, а может, кому-то из членов лесной банды, неизвестно. Если не Дайку, то получается, что он её украл, а раз это такая большая ценность… Но с другой стороны, Дайк не был уверен, что останется в живых или что мы снова встретимся; вернуть её он не просил, а просто положил в мешок. О редкости и дороговизне этой штуки тоже не предупредил, хотя… разве было у него на это время? Не возникнут ли вопросы, откуда я её взяла? А они возникнут. Вот и сделай доброе дело, последствия могут быть непредсказуемы. Ладно, не буду пока принимать скоропалительных решений: каморта в мешке и никуда не денется, Натри под пристальным надзором и, надеюсь, пока не удерёт. А дальше видно будет, каким образом преподнести Гаю и Хейе такой шикарный подарок».

До Маргоса оставалось ещё больше недели пути, как поведала мне Айра. Окружающий пейзаж кардинально изменился. Относительно ровная местность с перелесками и широкими лугами сменилась высокими лесистыми холмами и скалистыми кряжами. Несколько раз встречались высоченные деревья-гиганты, одно из которых не так давно послужило нам с Мышонком приютом. И каждый раз неподалёку от этого великана мелькало сине-зелёное райское поле. Видя это соседство, я непроизвольно вздрагивала: «Неспроста эти деревья растут рядом с такими жуткими ловушками. У столь огромного дерева должна быть не менее громадная корневая система. Но как подобная масса может соседствовать с зыбкой, мягкой и насыщенной влагой почвой болот? Непонятно… Если только корни дерева уходят настолько глубоко, что никакое болото им нипочём. Эй, Мозг, как думаешь? Ау!»

— Вполне возможно, но думаю, что между этими ядовитыми топями и древесными гигантами есть какая-то связь, вероятно, на уровне симбиоза.

— Интересно, а в чём тогда это может проявляться?

— Сложно сказать… Может, болото питает дерево, даёт ему такие вещества, которых в обычной почве недостаточно или совсем нет, а дерево своим огромным силуэтом притеняет болото от избытка света и благодаря этому оно не пересыхает. Возможно, причины в сильнейшем яде, который обладает такими уникальными свойствами. Тут тебе лучше знать.

— Почему мне лучше знать? — я совсем не поняла, к чему Мозговой это сказал.

— Ну как почему? Ты же испытала действие яда на себе, пропустила через свой организм, прочувствовала последствия…

— Какие последствия?!

Повисла долгая пауза.

— Ты ничего не поняла, что ли?

— А что я должна была понять?

— Ну, Кари! Ты просто иногда меня поражаешь! Такая невнимательность! Ты что… так до сих пор не связала изрезанные ядовитой травой ладони и новый цвет глаз и волос?!

Я осадила Свиста и отстала от каравана, так как мысленно разговаривать уже не могла:

— Не вопи так, пожалуйста. Я хотела поговорить с тобой об этом, но забыла. И так только и делаю, что слушаю, запоминаю, сопоставляю, анализирую и при этом боюсь лишнее слово сказать или спросить что-нибудь не то. И если я что-то упустила, то это не повод…

Он перебил меня:

— Прости, я не хотел тебя обидеть. Я тысячу раз неправ.

— Да не обижаюсь, ладно, — я отмахнулась. — Проехали… Значит, мои синие глаза и совсем светлые волосы — это последствия отравления?

— Верно, но это не всё.

— Та-а-ак… Какие ещё могут быть сюрпризы?

— Я не до конца уверен, но похоже, что яд вступил во взаимодействие с твоим организмом настолько глубоко, что внёс изменения даже не на клеточном, а на молекулярном уровне, и процесс ещё идёт.

Внутри похолодело.

— Какие изменения?

— Не знаю. Но ты не думай ничего плохого, надеюсь, ничего страшного не случится.

— Спасибо, успокоил… Я в чудовище превращусь? О, нет! Только не это… не хочу!

Свист подо мной как-то вдруг заволновался и рванул в галоп. Я дёрнула поводья и сильнее прижала ноги к бокам:

— Стой, Свист, стой… Спокойно… Куда ты рванул так… Вот чувствительный какой, рогатик… Тпру!

Через несколько минут удалось его успокоить и перейти на лёгкую рысь. Фу! Чуть из седла не вылетела. Эта борьба с норовистым жеребцом отвлекла и немного успокоила. Я заметила, как Скай, правящий последней телегой, несколько раз оглядывался, делая призывающие движения, мол, не отставай. Я махнула в ответ.

— Ладно, не буду панику раньше времени поднимать. Время покажет. Только, Мозг, слышишь? Предупреди, если заметишь, ну там изменения какие-нибудь во мне…

— Успокойся, дорогая, всё будет в порядке. Ведь ты чувствуешь себя хорошо?

— Вполне, даже очень хорошо.

— И прекрасно. Кстати говоря, ты здесь уже столько времени, а ни разу ничем не заболела.

— Поплюй! Болеть только не хватало.

— Но это же правда.

— Правда… даже насморка не было.

— Ну вот…

— Что вот?

— Подходит тебе здешний климат, вода, еда… всё.

— Просто я закалилась: жизнь под открытым небом, бодрящие купания, свежий воздух и чистая вода, еда простая и здоровая, без всякой химии, вот и результат.

— Это само собой, всё правильно. Но болото тебя не убило, ты выжила, хоть и немного изменилась внешне.

— А скажи, — я хитро улыбнулась, — какой я тебе больше нравилась, как раньше в лесу или как сейчас, синеглазой блондинкой? — и тряхнула белокурой шевелюрой.

Внутренний хохот был жутко заразителен.

— Кари, я тебя обожаю! Ты мне нравишься любой: и как раньше, и как сейчас. И даже если превратишься в пучеглазого многоногого монстра с хвостом и клыками, я всё равно буду тебя любить! — он продолжал заливисто хохотать.

— Вот только про монстров не надо вспоминать.

— Не буду!

Глава 15

Через несколько часов, когда уже близился вечер, набежали тучи и подул сильный холодный ветер. Олман продолжал гнать караван вперёд, невзирая на непогоду. Люди и лошади уже изрядно устали, дорога вела почти весь день в гору. Холмы превратились в сопки и вдалеке маячили тёмные вершины. Я пересела в телегу к Скаю, а Свиста привязала на длинный повод бежать рядом.

— Что устала? — парень передал мне вожжи. — Подержи, я флягу возьму.

Пошуршав в кибитке, он присел рядом и накинул мне на плечи тёплую, подбитую мехом куртку, а сам надел вязаный свитер, откупорил круглую флягу и протянул мне. В нос ударил знакомый алкогольный запах. Это была кшаса, местная водка.

— Пей, скоро дождь пойдёт, а до стоянки ещё долго.

— А где ночевать-то будем?

— Не доезжая Чёрного ущелья есть постоялый двор, там и заночуем. Хозяин дерёт втридорога, но в этих местах опасно, горные волки могут всех лошадей вырезать, а там каменные стены. Вот Олман и гонит, чтобы успеть до заката, но не успеем.

Я сделала несколько глотков. Острая жидкость обожгла горло. Скай взял флягу и тоже приложился.

— Сможешь править? Надо факелы подготовить.

— Смогу.

Темнота застала нас в пути. Мелкий моросящий дождь и пронизывающий ветер вынудили всех утеплиться и накинуть плащи с капюшонами. Если бы не факелы, которые почему-то не тухли от дождя и ветра, то передних кибиток было бы совсем не видно. Гай с сыном и другими мужчинами скакали верхом, объезжая телеги. Было холодно, темно и даже жутковато. Лошади уже еле тянули, когда впереди, как маяк, мелькнул свет.

Вскоре мы вместе с Айрой лежали на соломенном матрасе под тёплым одеялом недалеко от пышущего жаром камина. В этом месте ночевал ещё один караван, даже больше чем наш, и свободных коек не было. Поэтому хозяин разместил нас в передней нижней комнате на полу. Пока мужчины определяли лошадей на ночь, Хейа с Раймой, женой Олмана, и их невесткой быстро сообразили небольшой ужин из наших запасов, и через час почти все уже спали.

Айра свернулась калачиком и, прижимаясь к моему боку, тихонько сопела. С другой стороны, почти рядом, устроились Хейа и Гай с Натри посередине. Сон не шёл. Ни усталость, ни несколько глотков крепкой кшасы как снотворное пока не сработали. Я лежала и смотрела на трепыхающиеся языки пламени в камине. Поленья потрескивали и иногда выбрасывали яркие фонтанчики искр.

С другой стороны комнаты, где расположились, в основном, мужчины, доносился дружный храп. Я улыбнулась про себя. Вспомнилась моя лесная банда и хижина с каменным очагом. И то, как я, лёжа в углу на таком же соломенном матрасе, глядела по вечерам на пламя и слушала такой же мужской храп. Как давно это было! Но это только кажется, что давно. На самом деле, ещё и двух месяцев не прошло, как я сбежала и путешествую с караваном. Просто за это время я столько увидела и узнала, многому научилась, что складывалось впечатление, будто жизнь в лесу, Дайк, Карелл, вечерние купания, обрыв… — всё это было так давно. А та, другая жизнь, с работой, Катькой и племянниками, друзьями, телевизором, интернетом, супермаркетами и большим шумным городом… всё это… нереально. Это сон, просто сон. Что-то настолько далёкое и неправдоподобное, что даже страшно. Неужели человек так быстро ко всему привыкает, никогда бы не подумала, что это возможно. Вот так… раз — и всё. Была одна жизнь, а теперь совсем другая. Где-то… во Вселенной.

Прошлое отступило. Ушло так далеко, наверно, за сотни, тысячи, а может, и миллионы световых лет. Где я? Как далеко? А если мой мир совсем рядом? Где-то за невидимой стеной параллельной реальности? Стоит протянуть руку и вот он… Родная Земля… дом, семья, привычная жизнь, чудеса техники, автомобили, огромные города, самолёты, железные дороги, сотовая связь, спутниковые системы — всё-всё, чем живёт и дышит родной мир. Может, не нужно было убегать из леса? А остаться, для того чтобы узнать точно, где меня нашли? Может, проход в мой мир ещё открыт, и я смогла бы вернуться тем же способом, каким и попала сюда? Но что теперь сожалеть? Я сбежала… и утратила связь с возможной точкой возврата. А вдруг существуют и другие пути? Но сейчас нет никакого представления о том, что делать и как вернуться.

В дальнем углу послышалось ворчание, какие-то ругательства, и сонный, замученный Скай выбрался из лежащих на полу тел. Он присел возле камина и подбросил несколько поленьев, что-то бурча под нос. Сидел, правда, недолго. Накинув на плечи одеяло, парень потопал к нам, переступая босыми ногами через спящих.

— Мама, я к вам, там заснуть невозможно, — и втиснулся между мной и Хейей. — Такой храп, что мои чувствительные уши не выдерживают.

— Ты будешь вести себя прилично? Рядом эрдана… — шипение Хейи меня рассмешило.

— Мать, как ни стыдно? Мне нужно просто выспаться…

— Хейа, пусть ложится, там действительно слишком шумно.

— Ну вот, Кари разрешает. Давайте спать… — он придвинулся поближе и набросил на меня половину своего одеяла.

Переход через Чёрное ущелье и перевал выдался очень тяжёлым. И погода этому весьма поспособствовала. Дождь то переставал, то начинался заново. Дорога местами размокла, и кибитки часто приходилось вытаскивать из небольших скользких ям. Два каравана медленно ползли гуськом по узкой дороге. Пару раз слетали колёса и ломались оглобли.

Я правила последней кибиткой в нашем таборе, той, в которой обычно ночевал Скай, и помогала с перераспределением грузов из одной телеги в другую, когда возникала такая необходимость. В общем, работала наравне со всеми. Чёрное ущелье было чёрным в прямом смысле. То ли такая горная порода, возможно, чёрный базальт или обсидиан, то ли что-то другое, но нависающие с двух сторон огромные каменные стены были чернее самой чёрной ночи. Очень гнетущий вид!

Когда ущелье осталось позади, я обрадовалась. Сквозь дыры в серых тучах сверкнули светила. Различить двойственность солнца среди дня не представлялось возможным. Я подставила лицо тёплому свету и скинула капюшон.

— Ну, вот вроде и дождь закончился, — Скай, улыбаясь, спрыгнул со спины Свиста и устроился рядом, приняв вожжи.

— Устал?

— То ли ещё будет…

— В каком смысле?

— Спать ночью мало придётся: надо дежурить, охранять караван…

— Что, волки? Но нас же много…

— Не только… — парень напрягся.

— Ну, говори, чего жмёшься? — я толкнула его в бок.

— Нас-то вроде и много, но лучше бы с этими… — и он кивнул назад, показывая на следующие за нами пятнадцать больших тяжёлых повозок, — мы не встречались.

— Почему? Там же одни мужчины и все вооружённые. С такой компанией никакие волки не страшны.

Скай набрал в грудь побольше воздуха и, пристально глядя, произнёс:

— Эрдана Карина, с какой звезды вы свалились?

Я чуть не ляпнула, что не со звезды, а с планеты, но вовремя прикусила язык.

— Это же караван из Альдаска, набитый золотом. Ты что, северян своих не признала?

Сердце ёкнуло, и мысли запрыгали испуганными блошками: «Вот те раз! Золото?! Моих северян?! Да я даже не имею представления о том, как они должны выглядеть! Мозговой, что говорить, не знаю! Спаса-а-ай!»

«Насупься и молчи в тряпочку!» — донёсся голос.

Я отвернулась и накинула капюшон.

— Кари, ты чего? — Скай придвинулся поближе и зашептал на ухо. — Ты скрываешься, да? Ты сбежала от кого-то?

Я продолжала играть в молчанку.

— Не бойся, я никому ничего не скажу. Ты можешь мне верить, Кари, правда… Они ведь про тебя уже спрашивали…

— Спрашивали про меня?! — я резко повернулась и схватила парня за руку. — Но что?!

— А-а-а, хитренькая! Расскажешь, от кого бегаешь, тогда и я кое-что тебе расскажу.

— Ну не будь таким вредным! Мне очень надо знать, пожалуйста!

— Ну не знаю, не знаю… Можно ли с такой звездой вести серьёзные разговоры…

— Звездой, значит? — внутри всё сжалось в нехорошем предчувствии. С некоторых пор «звёзды» и «звёздочки» вызывали не очень приятные ассоциации.

Голос Гая прекратил наш разговор:

— О чём секретничаете?

— Отец… мы тут…

Гай, верхом на вороном жеребце со спиленным рогом, которого купили ещё утром у хозяина дома за ущельем, вооружённый мечом, с кинжалом за поясом, в тёмно-зелёном колете из крокодильей кожи, смотрелся великолепно.

— Кари, можно тебя попросить?

— Конечно, всё что угодно.

— Там, — он махнул в сторону передних кибиток, — Хейе помощь нужна. А ты, — и очень строго взглянул на сына, — когда Кари вернётся, с Гаром вперёд поскачешь, нужно выбрать место для ночёвки.

Он тронул поводья и тихо проговорил, но я расслышала: «Почему мы не разминулись?» Пришпорил коня и поскакал к моим мнимым землякам.

Я спрыгнула на землю и побежала вперёд догонять первые повозки.

Хейа всучила мне Мышонка и вожжи.

— Мне нужно кое-что сделать, а на тебе Натри и повозка.

— Хейа, а почему Гай сказал, что лучше бы мы не встречались? Ну, с этим караваном…

Женщина присела рядом:

— Они для нас не лучшие попутчики.

— Почему?

— Из-за того, что везут.

— А откуда вы можете знать, что там в телегах? Всё же наглухо закрыто.

— Ох, Кари, — она улыбнулась и похлопала меня по плечу, — поскиталась бы ты с наше, то сразу бы догадалась. Нас не проведёшь…

— Они золото везут, да? Мне Скай сказал…

— Да. А золотую банду так и не поймали.

— Что? Золотую банду?!

— А ты разве не слыхала?

— Ну… так… кое-что, — сердце заколотилось как бешеное.

«Их не поймали, не поймали… слава богу! Странно, нужно испугаться, что Атаман и остальные на свободе, а я радуюсь, как дурочка. Точно ненормальная! Крыша всё же, наверно, немного съехала».

— Когда мы ночевали у Кадара в «Большом перекрёстке», помнишь?

Я кивнула.

— Так за ужином рассказывали, что около двух месяцев назад сыскари террхана хотели накрыть их прямо в логове, где-то на Кифовом носу. Но что-то не заладилось и взяли только одного, самого здорового, и то потому, что он оказался сильно ранен, а остальные сбежали по какому-то тайному проходу в горе.

«Гоблина…» — мелькнула мысль.

— Так вот. Думали, что он главарь. Сперва ждали, умрёт или выживет. Потом, когда тот немного очухался, начали выяснять, кто он и что знает. Террхану-то золото нужно как воздух. А за три года его столько украли, ого-го! Но ничего не узнали, тот бандит молчит как рыба, что ни делали, молчит и всё. И когда уже решили казнить, то вроде как кто-то из окружения террхана узнал его. Говорят, что этот здоровяк — сын родного брата северного правителя. И казнь отложили. Вот и держат его в тюрьме, может в столице, может ещё где. А недавно пронёсся слух, что банда опять объявилась. На купцов каких-то напали, которые вниз по реке в Банкор сплавлялись. Вот такие дела! Так что от караванов с золотом лучше держаться подальше. Только пока нам деться некуда, дорога-то одна. И до Маргоса нам от них не оторваться. Вот наши мужчины и волнуются. Бандиты разбираться не будут, где чьи повозки.

Хейа ушла в кибитку. А я правила лошадьми с Натри на руках. Мальчик крутил головой по сторонам, подавая мне какие-то команды. Он явно лучше знал, как управляться с повозкой. Я же переваривала полученную информацию и мало обращала на него внимания: «Сколько интересного я пропустила, пока отлёживалась в ванне и крутилась перед зеркалом в этой гостинице. Там же за ужином обсуждались последние слухи и сплетни. Недаром Мозговой меня выгонял, а я, балда, всё тянула, не хотела никому на глаза показываться. Ну, хорошо, что сейчас узнала хоть что-то. Значит, они живы: Грас в тюрьме, а остальные где-то бегают. Только бы с Дайком ничего не случилось. Только бы Карелл его не убил… А правильное название, я тоже сравнивала этот странный обрыв с носом. Кифов нос… Интересно, кто был этот Киф? Надо будет разузнать».

Глава 16

На закате мы расположились на стоянку среди двух лесистых холмов. Погода улучшилась: ветер, разогнав тучи, успокоился, солнышки плавно катились одно за другим к красному, с жёлто-оранжевыми полосами, горизонту. По приметам я уже знала, что завтра будет хорошая погода. Караваны расположились на некотором расстоянии друг от друга. Разожгли большие костры и выпустили собак. Олман распределил дежурства и очерёдность сна. Ужин прошёл почти в полном молчании. Несколько раз подходили северяне и что-то обсуждали с Олманом и Гаем. Я же пряталась в кибитке. Не давали покоя мысли о том, что этим «викингам» от меня могло быть нужно. А некоторые из сопровождающих ценный груз, действительно, чем-то были похожи на викингов: высокие, широкоплечие, светловолосые, у каждого топор за поясом, меч за спиной и по два длинных кинжала.

Когда совсем стемнело, я зажгла большой масляный фонарь, достала из-под раскладушки мешок со своим добром, развернула и погладила радужную раковину: «Дура я, наверно, совсем дура. Надо было прямиком в Латрас двигать, на встречу с Дайком. Со своим Нянем я бы чувствовала себя гораздо увереннее и спокойнее. Нет, дёрнули же черти остаться с караванщиками и ехать сейчас совсем в другую сторону. Когда же я в Латрас попаду, хорошо, если к зиме, а если нет? И северяне эти нарисовались… А если начнут расспрашивать, кто я и как сюда попала? Как выкручиваться? Начну врать, так меня быстро раскусят… Мозг, а Мозг, что же делать?»

Спокойный голос отозвался:

— Мне эта ситуация тоже не нравится. Похоже, что один из них… Как ты их назвала?

— «Викинги»…

— Ага, один из этих «викингов» — вербовщик.

— В каком смысле вербовщик?

— В прямом. Высматривает подходящих людей, а особенно женщин, и уговаривает разными способами податься на Север.

— Как он может уговорить, если я, допустим, не хочу?

— Это его работа — найти способ. Но я так понял, что первых попавшихся не выбирают. Своего сброда у них и так хватает.

— То есть ты хочешь сказать, что на меня положили глаз.

— Думаю, да.

Я дёрнулась от хлопка по плечу. Рядом стояла Айра.

— Кари, что с тобой? — миндалевидные глаза смотрели с испугом. — Что случилось?

— А… не волнуйся, всё в порядке, задумалась просто.

Девочка глядела с недоверием.

— Эрдана, у вас было такое лицо… странное…

— Какое?

— Ну… как будто, — она несколько раз оглянулась по сторонам, — будто здесь кто-то был и вы разговаривали, только беззвучно, одними губами…

— Прости, что напугала. Со мной такое иногда бывает, забудь…

— Вы точно хорошо себя чувствуете?

— Точно-точно, хорошо.

— Ой, что это? Какая красивая! Можно?

Я протянула девочке раковину.

— Красота… И так переливается! Я таких ракушек никогда не видела.

— Я тоже.

— А откуда она?

— Подарок.

— А от кого?

— Да так, от друга…

Она прищурилась и присела рядышком на раскладушку:

— Он, наверно, влюблён?

— Кто?

— Ну… ваш друг?

— В кого?

Айра сначала глянула удивлённо, а потом засмеялась:

— В вас, конечно!

— Айра! Я тебя просила, говори мне «ты».

— Ну, в тебя.

— А с чего ты взяла?

— Не зна-а-аю… Просто такая необыкновенная и такая красивая ракушка… Если он подарил… Только любимым женщинам дарят или очень красивые, или очень дорогие подарки.

— Значит, влюблён… — я вспомнила про каморту в мешке. Страшно дорогая редкость!

— А вы? То есть ты?

— Что я?

— Тоже его любите?

Я растерялась. Что сказать?

— Айра, я не знаю… Любовь — это такая сложная штука…

— Почему сложная? Ведь всё просто: любишь или нет, хочешь быть вместе или не хочешь…

— Да, но… — я совсем зашла в тупик.

Полог открылся и к нам залез Скай:

— О чём сплетничают девчонки? Я услышал слово «любовь». Кто кого любит? Неужели про меня?

— Ещё чего! — отозвалась Айра, прикрывая ракушку ладонями. — Больно надо о тебе разговаривать!

— А что? Почему бы и нет? Чем я хуже других? А что это у тебя? — и парень отнял руки сестры от колен. — Ух ты! Где взяла? Откуда?

Он схватил мою драгоценность и начал рассматривать в свете фонаря:

— Какая красивая! Я такие в столице видел, из этих раковин делают очень дорогие чаши. Украшают драгоценными камнями и крепят на ножку из серебра или золота. Откуда, спрашиваю?

— Скай, это моя ракушка, — я протянула руку и выдернула её у парня.

— Твоя?! Интересно, откуда? — Скай помрачнел.

— Не твоё дело… — быстро завернула и засунула обратно в мешок.

Айра сидела, теребя одеяло, явно расстроенная таким оборотом:

— Я к маме… — и выскочила из кибитки.

Скай, нахмурившись, постукивал пальцами по рукоятке меча:

— Что? Этим уже продалась?!

— Не понимаю, о чём ты?

— Ну-ну, быстро же тебя обработали, не ожидал… — он резко развернулся и последовал за сестрой.

— Скай! Скай! Подожди! Ты не так понял!

«Ну, что ты будешь делать! Сейчас напридумывает невесть что, а мне доказывай, что не верблюд!» — и рванула следом. Но парня я не догнала. Кликнув сторожевых псов и держа факел, Скай вскочил на Свиста и унёсся объезжать стоянку.

Я присела у костра: «Вот дурак, малолетний! Обиделся! Ну пусть подуется, мальчик обидчивый, но быстро остывает…»

— Кари? Что случилось? Почему не спишь? — Гай плюхнулся на раскладной стульчик.

— Да вот… Опять я… Ская, ненароком, обидела…

— Что, снова приставал? — и он улыбнулся своей обворожительно-потрясающей улыбкой.

— Не совсем… У меня в мешке, там, под раскладушкой, — и махнула в сторону кибиток, — раковина есть, очень красивая. Она давно у меня. Мы с Айрой рассматривали. Скай увидел, ну и решил, наверно, что я у наших попутчиков взяла, у северян, и вот… Сказал, что я продалась, а объяснить я ничего не успела.

— Понятно… — Гай задумчиво потёр нос. — Не обижайся на него, такой возраст, когда сначала делают, а потом думают. Ты ему очень нравишься, вот и психует.

— Гай, да я и не думала обижаться, просто тревожно как-то.

Мы немного помолчали.

— Я давно хотел спросить…

— Спрашивай…

— Сколько тебе лет?

Я задумалась. Как ответить? По земному исчислению мне двадцать семь, хотя нет, уже двадцать восемь. Мой день рождения пришёлся как раз на те дни, когда я наткнулась на Мышонка, а вот по-окатанскому, учитывая, что год здесь длится шестнадцать месяцев по тридцать два дня, сутки составляют двадцать четыре часа, как и на Земле, а в часе шестьдесят минут, то получается… мой возраст около двадцати с половиной.

Глядя на огонь, на пылающие жаром поленья, я понимала, что нести какую-нибудь чушь не смогу, язык не повернётся, да и не придумывалось ничего путного.

— Гай… Я не знаю точно, как объяснить… У меня вроде как два возраста, хоть он и один. Но я не старушка, это уверенно могу сказать! — и попыталась улыбнуться.

— Ха! Не старушка! Кари, я не к тому спрашиваю. Ты меня не совсем правильно поняла. Задам вопрос по-другому. Ты совершеннолетняя? Только скажи правду, пожалуйста…

«Ага, так вот о чём он беспокоится! Ну, я точно тупица! Мозг всё-таки бывает прав!»

— Я совершеннолетняя, Гай, однозначно. Это правда.

— Вот это-то и плохо…

— Но почему?!

— Потому как я, взрослый женатый мужчина, с согласия своей жены, мог бы взять тебя под официальную опеку до твоего совершеннолетия. И спокойно доставить в Латрас к родственникам. А так то, что ты просто путешествуешь с нами и якобы под нашей защитой, твоих земляков не остановит. Они могут забрать тебя силой, если не побоятся со мной связываться, хотя прекрасно знают, кто я такой. Но пока, похоже, только присматриваются.

«Вот чёрт! Только этого не хватало! Забрать силой!»

— Гай, я не северянка. И эти парни никакие не земляки мне.

— Даже так?!

— Прости, я не хотела никого обманывать. Но вы все сами почему-то так решили. А я не стала никого разубеждать, учитывая, что и объяснить ничего толком не могла из-за незнания языка. Поэтому говорю теперь, коли зашёл такой разговор.

Гай задумался:

— В таком случае я ничего не понимаю…

— В том-то и дело, что и я тоже…

Мы надолго замолчали. Ночная прохлада дала о себе знать. Если в лицо было тепло от жара костра, то по спине забегали мурашки с холодными лапками. Я поёжилась и подняла глаза к сияющему небу. Октаэн — эта величественная и прекрасная туманность, её ещё называли «Дом восьми богов», приближался к своему зениту. Небо сверкало миллионами бриллиантов… Красота невообразимая!

Где же мой дом? Как найти его в этой сияющей бесконечности? В какую сторону смотреть?! Возможно, было бы не так горько и тоскливо, если бы я знала, в каком из множества созвездий может быть Солнце и Земля. Неужели я останусь здесь навсегда?! Слёзы хлынули в три ручья. Я закрыла лицо руками и отвернулась. Только не плакать. Не реветь! Этим горю не поможешь… Но успокоиться не получалось. Я чувствовала, что рыдания сейчас вырвутся на свободу противными воплями, и сжалась в комок.

На плечи легла тёплая куртка, и Гай, крепко обняв, прижал меня к себе. Плотина, которая сдерживала море слёз, рухнула. Уткнувшись в широкую грудь, я заревела. Гай только гладил меня по спине и тихо приговаривал:

— Всё хорошо, Кари, всё хорошо… Всё будет хорошо, поверь. Беды проходят рано или поздно, а рассвет всегда наступает… Всё будет хорошо… Я знаю…

Когда удалось взять себя в руки и прекратить рыдания, я решила кое-что рассказать Гаю, предупредить его, иначе уже не могла:

— Гай, послушай… — я вытерла слёзы и посмотрела ему в глаза. — Дело в том, что я… представляю для вас всех опасность, и мне придётся покинуть караван. Потому что, если что-нибудь случится с Хейей, тобой или вашими детьми… я себе этого никогда не прощу. Когда я согласилась остаться с вами, то совсем не думала о будущем. Мне нужна была помощь и поддержка, какой-то временный приют, и я приняла ваше великодушное предложение. Но теперь всё изменилось: золотая банда на свободе, я это только сегодня узнала, а именно от них я и бегу. Есть вероятность, что они меня ищут, ведь я знаю каждого в лицо, и если найдут… то неизвестно, что может произойти.

Гай выслушал это признание, крепко сжимая мои плечи. Он молчал, только челюсти сомкнулись и губы превратились в тонкую линию. Я продолжила:

— Если бы я узнала раньше, что тогда, на Кифовом носу, они сбежали, то ушла бы незамедлительно. Не хочу, чтобы из-за меня что-нибудь случилось. Вы так добры ко мне, а я… так всех подставила. Прости, Гай, я не хотела… — сказала я уже совсем тихо.

— Значит, так! — мужчина поднял моё лицо за подбородок. — Оставаться с нами или нет, решать только тебе — это во-первых. Во-вторых, бежать куда-то сейчас бессмысленно. С северянами мы всё равно будем двигаться вместе до Маргоса, а это ещё дней пять-шесть пути. Получается, что уже неважно, из-за чего или кого на нас могут напасть: из-за груза золота или из-за тебя. Будем надеяться, что всё обойдётся. Маргос — город большой, тем более начинается ярмарка и прибудет очень много народу. Северяне же поедут дальше, в столицу. Так что успокойся, всё будет в порядке. Если же надумаешь всё же нас покинуть, чего мне бы совсем не хотелось, то лучше это сделать в Банкоре. Там большой порт и можно отплыть куда угодно, плату с пассажиров многие берут небольшую, так тебе будет легче затеряться.

В порыве благодарности я обняла его и уткнулась лицом в кожаный жилет.

— Мне очень жаль, Кари, очень жаль, что ты попала в такое положение. Обещаю, что не буду больше ни о чём тебя расспрашивать. Мы поможем всем, чем только сможем, ты нам уже как родная, как своя… Ты вернула нашего ребёнка, а за такое… — Гай покачал головой и ласково улыбнулся, — никак нельзя отблагодарить. Но больше никому ни слова о том, что сказала мне: ни Скаю, ни тем более Хейе, никому и нигде, поняла?

— Да, поняла.

— В противном случае искать тебя будет не только золотая банда. И спасибо…

— За что?

— За откровенность… — и он нежно поцеловал меня в висок. — Пора Ская сменить, я пойду. А ты иди отдыхай.

— Сейчас пойду…

Я осталась у костра. Подкинула ещё сучьев, веток и пару поленьев в догорающее пламя. Съев добычу, огонь разгорелся с новой силой. Рядом кто-то присел. Я повернулась:

— Скай?

Но это был не он… это был «викинг».

— Эрдана… Разрешите составить компанию?

— Не разрешаю!

— Почему? Вы постоянно нас избегаете… — он смотрел в упор из-под широких светлых бровей, лёгкая улыбка то исчезала, то появлялась вновь. — Неужели вы боитесь? Разве мы такие страшные?

— Да, боюсь! Очень… — я попробовала включить дурочку. — Простите, фаэдр. Я устала и пойду спать.

Когда же встала, чтобы уйти, он схватил меня за руку:

— Давайте поговорим, не спешите…

Я дёрнулась.

— Что здесь происходит?! — Скай стоял в нескольких шагах.

«Викинг» разжал пальцы и я, долго не думая, рванула к кибиткам.

Глава 17

Заснула я, наверно, только под утро. Мозговой пытался меня успокоить, но все его комплименты, добрые и ласковые слова как-то не помогали. Было страшно, что из-за меня могут пострадать невинные люди, тем более такие близкие.

Решение было принято. Нужно уходить. Добраться до Маргоса с караваном, в этом Гай прав, а потом затеряться в городе и двигаться дальше уже в одиночестве. Ещё необходимо как-то замаскироваться: слишком светлые волосы привлекают ненужное внимание, а вот ярко-синие глаза не спрячешь, цветных контактных линз тут не делают. На голову платок можно повязывать, благо длинная коса ещё не отросла. Так, что ещё? Купить лошадь, одежду, припасы на дорогу и до зимы добраться до Латраса, а дальше видно будет.

— Милая моя, давай спать, — Мозг опять встрял в мысли.

— Хочешь — спи, я тебе не мешаю.

— Мешаешь, и ещё как! У тебя в голове паника, как можно заснуть в такой обстановке!

— А ты закройся в библиотеке и моя паника к тебе не пролезет.

— Вот за что я тебя люблю, девочка моя, так это за чувство юмора и оптимизм!

— И я тебя за это люблю, мой дорогой!

— Эх, приятно! Почаще бы ты мне в любви признавалась!

— Ха, почаще! Жирно не будет?!

— Нет! Всегда будет мало!

— Ты согласен с моим планом?

— Согласен… Только расставаться с караваном совсем не хочется.

— Да, не хочется. Совсем…

Путь до Маргоса прошёл благополучно. Погода стояла тёплая, даже жаркая. Как я поняла, мы были уже гораздо южнее, чем моя отправная точка. Караван двигался на юго-запад, почти вслед за заходящими солнышками. По пути встречалось много деревень и небольших посёлков, но надолго мы нигде не задерживались. От северян наш табор немного оторвался, однако пара их разведчиков постоянно маячила за нашей последней телегой.

Скай со мной не разговаривал, даже не смотрел в мою сторону. Я не ожидала, что он так надолго разобидится, и чувствовала себя не в своей тарелке, но потом успокоилась, решив, что, должно быть, так оно и лучше, ведь в Маргосе я собиралась покинуть своих дорогих и уже любимых попутчиков.

Несколько дней в голове постоянно крутилась скороговорка из тех, что пропевал со мной Гай на уроках языка. Мелодия была очень простая, но въедливая, нет-нет да и всплывала. Но дело не в этом. По своей структуре и произношению она очень напоминала другую скороговорку, из моей прошлой, земной жизни: «Четыре чёрненьких чумазеньких чертёнка чертили чёрными чернилами чертёж». В результате я начала пробовать перевести на окатанский, которым уже вполне владела, родную детскую считалочку.

Загвоздка была в том, что понятия «чёрт» в окатанском фольклоре не было. Не существовало загробного мира или подземного царства-государства, не имелось понятия об аде, хотя рай как таковой в местном эпосе присутствовал в виде беззаботной, счастливой жизни среди богов в небесных звёздных садах. В итоге удалось перевести всё, кроме «чертей», и даже подобрать слова на одну букву. Чертенята же вогнали в полный ступор. А ведь такая трудноговорка могла бы получиться, если бы не эта чёртова четвёрка!

В конце концов, я не выдержала и на вечерней стоянке обратилась к Айре с вопросом:

— Айра, а писать или рисовать есть на чём?

Девочка уставилась на меня как на идиотку:

— Бумага, что ли?

— Ну да.

— Есть. Только у папы надо спросить.

Я пошла к Гаю.

— Гай, Хейа, можно? — и стукнула в деревянный бортик.

— Запрыгивай, — Хейа переодевала Натри, а Гай копался в одном из сундуков.

— Гай… Айра сказала, что бумага есть. Мне тут надо…

— А зачем? Хотя что я спрашиваю, сейчас достану, — и выдал небольшой плотный лист серого цвета, больше напоминающий картон, чем бумагу. Я повертела его в руках: ну, точно картон! Но вполне сгодится.

— А какого-нибудь, ну это… — не подбиралось нужное слово.

— И стилос имеется… — и протянул небольшую палочку.

Меня как громом поразило! «Стилос» — это же древнегреческое слово! Так называлась палочка для письма по восковым дощечкам, да и сейчас это слово на Земле иногда используется. Мысли закрутились ураганом…

— Кари? Что с тобой? — голос Хейи вывел из прострации.

— А… всё в порядке, я просто… хотела Гаю новую скороговорку предложить.

— Да-а-а?! Очень интересно! — и Гай задорно улыбнулся.

— Не переводится одно слово, и я хотела нарисовать, чтобы показать, что это такое, вернее кто.

— А ты умеешь рисовать?

— Немного… Я пойду, спасибо, — и опрометью выскочила из кибитки.

Прибежав к себе, я зажгла фонарь и, сидя на сундуке, начала рассматривать это подобие карандаша. И это, действительно, был карандаш, только вместо деревянной оболочки — толстый заточенный грифель, плотно обмотанный тонкой кожей, вероятно, чтобы не пачкать руки. Стилос! Стилос! Вот это открытие! Недаром часто казалось, что многие слова какие-то странные… Некоторые части слов местного языка очень напоминали мои родные, знакомые с детства. Но я постоянно отбрасывала эти мысли, так как не могла принять, что здесь, в этом мире, язык хоть чем-то может напоминать языки Земли.

— Значит, стилос… — я продолжала вертеть палочку. — Мозг, Мозговой, ты слышишь? Возможность вернуться есть, должна быть! Окатан и Земля каким-то образом связаны, и я уверена, что не первая гостья с Земли, до меня были и другие… Ты слышишь?! Э-э-эй?!

— Да слышу я, слышу. Что так кричишь?

— Слова языков! Они похожи! А стилос, вообще, чисто земное понятие!

— Почему ты думаешь, что земное? Может, окатанское?

— Да? А, собственно, какая разница? Вдруг можно ходить туда-сюда? Ты представляешь?! Только бы узнать как!

— Ну, пока это неизвестно. А то, что проход существует, мы и так знали.

— Как я раньше не уловила такие совпадения! Это же потрясающе! А ты куда смотрел? Почему не подсказал?

— А что бы это дало?

— Как что?!

Дёрнулось полотнище и Гай, склонив голову, вошёл в кибитку:

— Кари? Не терпится услышать скороговорку и увидеть твой рисунок.

— Да… пять минут… я сейчас.

И быстренько изобразила пузатенького чертёнка с рожками и длинным хвостом. А пятачок, вместо носа, вообще, получился очень милым. Показав картинку, я продекламировала перевод считалки в вольном стиле. Гай был в восторге, особенно от рисунка. Я долго объясняла, что это за зверь такой, что он ненастоящий, а герой сказок, который живёт под землёй и жарит плохих людей на костре. Но в целом существо не такое уж и кровожадное, просто хитрое и вредное. Под портретом подземного жителя Гай записал мою скороговорку. Так как читать и писать на местном языке я почти не умела, то внимательно наблюдала, как он выводил палочки, петельки и кружочки, параллельно спрашивая названия и значение этих знаков. Внешне письменность походила на какую-то арабскую вязь.

— Я ещё простенькую мелодию придумаю, и будет прекрасно!

— И музыку тоже запишешь? — спросила я.

Мужчина удивлённо уставился:

— Как музыку можно записать? Это же не слова…

— Очень просто… — такого я не ожидала. — Ты же текст записал и музыку можно…

Несколько минут мы молча таращились друг на друга.

— Не понимаю, как можно это сделать… — прервал он, наконец, паузу.

— Для этого и существуют ноты.

— Ноты?!

— Сейчас покажу.

Хоть сама я от музыки была далека, но моя старшая сестра Катька окончила музыкальную школу и очень долго мучила соседей воплями аккордеона. Поэтому, что такое «сольфеджио» и тому подобное, я прекрасно знала. Всё наше детство сестра играла со мной в музыкальную школу, где я, естественно, была ученицей, а она учителем. Вот уж не думала, что наши детские музыкальные игры могут когда-нибудь пригодиться.

Сколько мы сидели над нотной азбукой, не знаю. Пару часов точно. И Хейа и Айра несколько раз приходили проверить, что мы тут делаем. Сначала Гай никак не мог понять ни что такое нотный стан, ни четвертные или восьмые, ни зачем нужен скрипичный или басовый ключ. Но когда Айра принесла гитару, дело сдвинулось с мёртвой точки. Однако нам пришлось прерваться, нужно было Ская сменить, который и так уже дежурил несколько лишних часов.

Гай был в шоке. Когда он уходил, то глаза его лихорадочно блестели, а руки слегка подрагивали:

— Кари! Ты не представляешь, что сделала для меня!

— Мы, вообще-то, только начали… — я улыбалась.

— Это… это… Я не знаю, как сказать… Я столько думал, столько бился, чтобы придумать, как можно записывать музыку, но толку было мало. А здесь… всё так просто и так гармонично, что… У меня нет слов… Какой из богов это придумал?! Кого благодарить за такое чудо?!

— Такую систему записи придумали люди очень давно и боги тут ни при чём. На моей родине это нормально. Нотной грамоте учат всех, кто хочет играть на музыкальных инструментах или петь, в специальных школах.

— В школах?!

Наверно, я сболтнула лишнее, так как Гай впал в состояние близкое к обмороку. И как караван-то будет охранять в таком состоянии? Хейа всунулась в окошко:

— Гай, сколько же можно? Твой сын уже спит верхом, а ты никак его не сменишь, пожалей ребёнка!

— Всё, иду… Завтра продолжим?! — его глаза светились детским восторгом.

— Конечно!

Уже глубокой ночью, когда я наконец-то улеглась, пришла прекрасная идея:

— Мозговой, тук-тук… Слышишь меня? Просьба к тебе есть.

Сонный голос отозвался откуда-то из области шеи:

— Ну что ещё?

Неужели он действительно спал, а я его разбудила?

— Надо, чтобы к утру ты нашёл в моей памяти всё по теории музыки, сделаешь?

— Может, ещё и симфонию для скрипки с оркестром в четырёх частях написать?

— Ну, это уже лишнее, не стоит так напрягаться.

— Сделаю.

— Спасибо… И спокойной ночи…

— Ещё издевается… — донеслось совсем тихо.

Глава 18

Следующие несколько дней я ехала в кибитке с Гаем и правила лошадьми, а Хейа с Натри перебрались в мою. Мозг постарался на славу! Я выдавала информацию как скоростной принтер. Гай еле успевал записывать. Все эти гаммы, тональности, октавы, интервалы приводили моего ученика в состояние благоговейного трепета.

Как только до него дошла суть и общие принципы, дело пошло быстро. Мелодия к «четырём чертенятам» была придумана и записана уже в конце второго дня наших занятий. За спиной я периодически слышала перешёптывания и смешки членов каравана, но вполне дружелюбные, так что остаток пути до Маргоса прошёл более чем плодотворно и как-то незаметно.

Город мне понравился. А особенно широкий каменный мост, пересекающий реку. Людей было очень много. Телеги, кибитки, здоровенные тачки, всадники — все двигались к городским воротам по разделённому на две продольные части высокому мосту. Пейзаж вокруг очень напоминал Средиземноморье, Грецию или Италию, будто фото из рекламных проспектов.

Маргос раскинулся среди высоких холмов на берегу голубой реки. Мы въехали в город через арочные ворота с двумя круглыми башнями по бокам. Такие города я видела в исторических фильмах и сказках, но больше он всё же походил на сказочный, чем на средневековый. Может, из-за солнц, свет которых ложился на розово-красные крыши и бело-жёлтые стены крепости. А может, из-за аккуратных улиц с небольшими домиками на склонах зелёных холмов. Красота!

Я крутила головой во все стороны. Это же первый крупный город, в который я попала на Окатане! Остановились мы на большом постоялом дворе, недалеко от центральной площади. Олмана и Гая там знали и ждали, так как специально держали свободные комнаты именно для нашего каравана. Разместились мы быстро. Нам с Айрой досталась маленькая уютная комнатушка с мягкой кроватью и окном на улицу. Мне не терпелось рвануть в город, побродить, поглазеть по сторонам. А особенно хотелось сходить на большой рынок, мимо которого мы проезжали.

Слух о том, что прибыл Гай Голос, так его здесь называли, разнёсся моментально. Когда мы с Айрой сбежали вниз, в зал большой таверны, то там уже стояли люди, которые выспрашивали у хозяйки, когда прибыл Гай и будет ли он петь и где, на площади или в шатре на рынке. Хозяйка, стройная высокая женщина в красивом пышном платье, отвечала с такой важностью, ни дать ни взять личный импресарио. Она объясняла, что Гай приехал, но пока ничего не известно, объявление о месте и времени концерта будет вывешено на воротах завтра утром.

Ярмарка длилась неделю, то есть восемь дней. Мы опоздали к началу на два дня. Но Айра сказала, что это не страшно, самые выгодные сделки заключаются в конце. До вечера было далеко, и сидеть в комнате до ужина не было никакого желания. Поэтому я вернулась наверх, достала мешочек с деньгами, взяла пару золотых и мелочь, а остальное засунула обратно в карман рваных джинсов. Мало ли, вдруг что-нибудь куплю. Как я уже знала, сумма у меня была немаленькая. Спасибо Дайку! Ведь это его какие-то сбережения, наверно, а он мне отдал. Надеюсь, себе что-то оставил. На эти деньги, что имелись в наличии, можно было купить двух лошадей и на каждую сбрую, одежду на зиму и ещё на еду много бы останется. На то, чтобы добраться до Латраса, вполне хватало.

Отпускать меня одну Гай с Хейей категорически отказались. Гай после наших занятий нотной грамотой готов был пылинки с меня сдувать и беречь как зеницу ока. Ещё как-то по пути он обронил, вскользь, что очень хотел бы, чтобы я осталась с ними до самого Латраса. Северяне со своим золотом из Маргоса в столицу поедут, а это совсем в другую сторону, и вряд ли нам будет угрожать серьёзная опасность от золотой банды, они же всё-таки в бегах. А дорога до Банкора оживлённая, а оттуда можно будет отплыть на корабле. И лучше они со Скаем помучаются от качки, но доставят меня в Латрас к родственникам.

С одной стороны — было приятно услышать такое, но с другой — как я могла сказать, что никаких родственников у меня нет? И в Латрасе мне нужно встретиться с одним из членов золотой банды, и если я его там не найду, то деваться в городе будет некуда, кроме как идти к кузнецу, которого я даже не знаю. Я уклончиво ответила, что подумаю. И теперь, когда Гай и Хейа повели себя как строгие родители, то это зацепило. Я не решилась с ними спорить и вернулась в комнату. Айра разбирала вещи.

— Айра, а мы на рынок пойдём?

— Мама сказала, что всё завтра. Сегодня нужно отдохнуть, помыться с дороги и хорошо выспаться, а вот с утра и к портнихе пойдём, и на рынок. Отец будет занят, у них с Олманом много дел, так что с нами Скай будет ходить.

«Та-ак! Айра не помощник. Но не сидеть же здесь до самого вечера!» — погулять по городу очень хотелось. Я достала ремень с кинжалом и застегнула его на поясе, клинок хорошо спрятался в складках, перевязала платок, так чтобы светлые пряди не выбивались, накинула короткую жилетку с карманами и потопала к выходу.

— Кари, ты куда?

— Ты меня не видела, к ужину вернусь.

— Но мама…

Я спустилась в просторную переднюю, прошла через широкий мощёный двор и вышла за ворота. Но далеко уйти не успела, даже десятка домов не миновала, как меня нагнал Скай. Он часто дышал и одет был кое-как:

— Ты куда собралась?

— У тебя не спросила…

— Кари, давай вернёмся… Завтра пойдём куда захочешь, — и схватил за руку.

— Тебя Гай послал, да?

— Айра сказала, что ты ушла… вот я и…

— А почему сегодня нельзя?

Парень опустил глаза:

— Перед самой ярмаркой обычно бывают казни… и тела ещё висят… так что не надо на это смотреть.

— Что?! Казни?! — мне поплохело. Впечатление сказочного города быстро развеялось. — И долго они… — я сглотнула, — висеть будут?

— К утру снимут… Поэтому родители нас в такие дни не отпускают, хотя я, пока в столице жил, насмотрелся… Пойдём, а?

— Ладно, уговорил. Пошли обратно.

Мы вернулись в гостиницу. На первом этаже, в таверне, я присела на скамейку возле столика в углу. Скай принёс две большие кружки пива и тарелку жареного хлеба.

— Перекусим пока, до ужина…

Пока я хрустела сухариками и пила пиво, парень сидел напротив и просто смотрел, потом спросил:

— Ты обижаешься на меня?

— Нет. За что на тебя обижаться?

— Ты знаешь, за что…

— Главное, что ты уже успокоился. Я хотела объяснить, что никому не продавалась, но ты слишком быстро удрал, да и потом не разговаривал…

— Извини… я дурак…

— Знаю…

Мы рассмеялись.

— Скай, а за что могут казнить?

— За преступление против террхана.

— Что это значит?

— Да что угодно… Если решат, что какой-либо проступок — это преступление против террхана.

— А женщину могут казнить?

Юноша посмотрел на меня как на ненормальную:

— Конечно же нет! Что ты такое говоришь?

— А почему?

— Как почему? — парень был совсем сбит с толку. — Женщин не казнят.

— А наказать могут?

— За что?

— Ну, за воровство, например, или за убийство?

Скай несколько минут соображал, а потом шёпотом спросил:

— Кари, к чему такие вопросы?

— Ну, всё-таки… Просто интересно…

— Странный интерес…

— Не хочешь, не рассказывай…

— Нет, что ты… почему не хочу, просто не понимаю.

— Тогда расскажи…

— Могут наказать, конечно, но это может сделать только муж. Если мужа нет, тогда отец или мать и даже старший брат.

— А если никого нет?

— Так не бывает…

— Предположим, что бывает…

— Тогда я не знаю… — Скай задумался на несколько секунд. — Вспомнил! — Наклонился поближе и тихо проговорил: — Могут продать…

— Кому?

— Вербовщикам… А те переправят на Север. Но такое бывает очень редко. Я только один подобный случай знаю и то не уверен, что это правда.

— А как родственники могут наказать?

— Не выпускать из дому.

— И что?

— И всё. Ну, поругаться могут, нагрузить какой-нибудь работой… Но я не уверен… В каждой семье свои порядки.

— А кто решает, преступление против террхана или нет?

— Сам террхан или наместник и его совет.

На этом месте нас прервали. Рядом со столиком возник «викинг». Тот самый, который подкатывал ко мне на одной из стоянок:

— Эрдана… Можно вас на пару слов?

Вместо меня ответил Скай:

— Нет, нельзя! — и вскочил с места.

— Это не вам решать, юноша. Насколько я знаю, эрдана Карина вполне самостоятельная девушка и может принимать решения без чьей-либо помощи.

«Вот проныра, уже и имя знает, и то, что я одна путешествую… Кто-то из каравана проболтался. Надо всё же выяснить, чего он хочет».

— Хорошо, фаэдр, давайте поговорим, не знаю пока вашего имени…

Северянин сверкнул белоснежной улыбкой и, отвесив поклон, представился:

— Арвид Ливен Хакан эн Фрейр, старший гимастриан первого пархонта Великого террхана Северных земель.

Стоящий рядом в напряжённой позе Скай присвистнул. Глядя прямо в серые глаза вербовщика я выдала заготовку, которую именно на такой случай, когда нужно будет официально представиться, придумал для меня Мозговой:

— Карина Мрэя Алексана эн Матвэй, — с ударением на первый слог в имени рода.

«Викинг» приподнял бровь:

— Дом Ма́твэй?

— Вас что-то не устраивает, фаэдр Арвид? — я скопировала его удивление.

Он хмыкнул и повернулся к Скаю:

— Я могу поговорить с эрданой наедине?

— Скай, иди, со мной ничего не случится, когда столь знатный фаэдр рядом, — и подмигнула.

— Я буду неподалёку, — буркнул парень и, прихватив свою кружку с пивом, пересел в противоположный угол зала.

Северянин присел на его место:

— Я рад, что вы согласились поговорить, эрдана Карина.

Я кивнула.

— Ваше имя… я немного удивлён, такое древнее…

Я продолжала помалкивать. Не дождавшись реакции, он продолжил:

— Дом Матвэй был очень знаменит в своё время и влиятелен не только здесь на Востоке, но и на Западе, и даже у нас, на Севере…

Я молчала как партизан: «Ну Мозговой, ну профессор, увижу — убью! Это ж надо подставу такую сотворить! Какой древний род?! Чем знаменит и влиятелен?! Сказал, что только адаптировал мои настоящие имя и фамилию, вставил имена родителей и подправил на местный манер! Это ж надо так попасть, а?! Ну, я тебе устрою, умник! Как же теперь выкручиваться?!»

— Эрдана, о чём вы так усиленно думаете?

— О том, как нелегко быть единственной представительницей столь древнего дома.

— Да… — «викинг» вздохнул, — уже больше века о доме Матвэй ничего не известно. У вас есть какие-либо реликвии, принадлежащие вашему роду?

— К сожалению, нет, фаэдр, — я на ходу придумывала новую легенду. — Только недавно я узнала, что имею такие древние корни. Меня не посвящали в историю нашей семьи по неизвестным причинам. А после гибели моих родных я осталась совсем одна… Вот и путешествую пока с Гаем и его семьёй, они приняли меня как родную.

— А где же вы жили ранее?

— Фаэдр Арвид, вы хотели со мной о чём-то побеседовать, а вместо этого пытаетесь устроить допрос, — я говорила спокойным ровным тоном.

— О, эрдана, простите моё любопытство, оно обусловлено должностью. Я никоим образом не хочу чем-то задеть или обидеть вас, простите…

— Так что же вам от меня нужно?

Собеседник рассматривал меня, ничуть не смущаясь, под моим, таким же пристальным взглядом. «Викинг» был красив, такой зрелой, мужской красотой: высок, строен, на вид возраста Гая, а может и меньше. Под чёрной рубашкой и плотным колетом угадывалась мощная мускулатура, одежда была добротной и очень хорошо сидела на его фигуре. Светло-русые волосы заплетены в косу, чисто выбритое лицо с чёткими, резковатыми чертами, слегка рыжеватые широкие брови, высокий лоб… В общем, красавец!

— Я вам нравлюсь, эрдана?

Вопрос был настолько неожиданным, что я, не задумываясь, тут же ляпнула:

— Да. Уже примеряю свадебное платье…

Он так громко расхохотался, что немногочисленные присутствующие дружно уставились в нашу сторону.

— Пива принесите… — ещё хохоча, он кинул монету вытирающему соседний стол парню.

Когда большая глиняная кружка появилась перед ним и раскаты хохота прекратились, я спросила:

— Ну что, продолжим беседу?

— С удовольствием…

— Без удовольствия тоже можно…

Следующий приступ смеха у северянина длился не меньше. Когда же он, наконец, успокоился, то некоторое время молча пил пиво, а потом сказал:

— Я искренне рад знакомству с вами, эрдана. Давно я так не смеялся…

— Фаэдр Арвид…

— Просто Арвид…

— Тогда можно просто Карина…

Он кивнул, улыбаясь.

В этот момент, наверно, боги Окатана смилостивились надо мной, так как по ступенькам лестницы, ведущей на второй этаж, вприпрыжку сбежала Айра, а затем показалось и остальное семейство. Девочка присела рядом:

— Кари, там горячую воду принесли… — и дёрнула меня за рукав. Но заметив, в чьей компании я сижу, напряглась. — Ой… простите, я помешала.

— Кари?! — Арвид посмотрел на девочку, потом на меня. — Красиво и очень подходит вам.

Подошли Гай с Хейей. Гай держал на руках чистого и причёсанного Натри, а Хейа в красивом зелёном платье напоминала лесную фею.

— Арвид… приветствую, — Гай слегка поклонился.

Северянин встал и учтиво кивнул. Я заметила его недовольство неожиданной компанией, но вида он не подал:

— Мы очень мило беседовали с эрданой…

— Так мило, что ваш хохот был слышен на втором этаже! — Гай улыбнулся и подмигнул мне. — Вот мы и решили присоединиться к столь милой беседе.

И всё семейство уселось за стол. Скай перелез через скамейку и пристроился с другой стороны. «Викинг» всё понял.

— Присоединяйтесь, Арвид, скоро ужин, — Гай передал Натри жене и сделал приглашающий жест.

— Спасибо, но мне пора, очень много дел… — он глянул на меня стальными глазами. — Очень рад знакомству, Карина. Я задержусь в городе на несколько дней, так что ещё увидимся.

Я кивнула.

— Приятного вечера… Гай, эрдана Хейа… — он опять поклонился и быстрым шагом направился к выходу.

У меня вырвался вздох облегчения.

— Ну что? — Гай положил руки на стол с самым серьёзным видом. — Теперь ты понимаешь, что должна остаться с нами?

Я сидела, уставившись в тарелку с сухариками.

— О чём ты говоришь? — Скай посмотрел сначала на отца, потом на меня. — Кари, ты уходишь?! — он был удивлён и весьма неприятно.

— Понимаешь, сын… Наша Кари решила, что уже слишком долго пользуется нашим гостеприимством, и хочет покинуть караван, чтобы добираться до Латраса одной.

— Кари, нет! — Скай и Айра вцепились в меня с двух сторон, а Хейа прижала к себе Мышонка и качала головой, не отрывая от меня влажных глаз.

— Вот я и пытаюсь переубедить… Кари, пойми, Арвид от тебя уже не отстанет. Что ты ему наговорила?! Ты понимаешь, кто он?! И ты ему окончательно понравилась! Если останешься одна, то помочь и защитить будет некому… — Гай глядел в упор, сжимая пальцы.

Надеюсь, он не скажет ничего лишнего. Я понимала Гая, он хочет как лучше. Тем более, если бы я осталась, то мы ещё очень многому смогли бы друг друга научить. Я ведь читать и писать до сих пор почти не умею, только правильно говорить, так что учиться есть чему, да и вообще… У меня вроде как появилась семья, и дело уже не только в благодарности за возвращение Натри. Они привыкли ко мне, а я к ним. Мы прижились вместе, я всему училась, помогала чем могла, чтобы не зря ужинать каждый вечер. Мне было хорошо и спокойно с семьёй Гая, и эта необычная кочевая жизнь уже даже нравилась.

Но я хочу вернуться домой… А чтобы это сделать, нужно найти место, где был проход, недалеко от ямы, из которой меня достали разбойники. Где та яма, знает Дайк, как и остальная банда, и нам нужно обязательно встретиться, чтобы он проводил меня туда. И если переход до сих пор работает, уйти… Уйти домой… Чем дольше я остаюсь в караване, тем тяжелее будет это сделать, а опасность от того, что Карелл может найти меня, никуда не исчезнет.

Я встала, обведя взглядом своих друзей, и тихо сказала:

— Я вас всех очень люблю, но я совершеннолетняя, поэтому, что делать и как жить, буду решать сама. Не обижайтесь… — вылезла из-за стола и пошла наверх.

В комнатке стояла большая лохань, вода почти остыла. Закрыв дверь на засов, я разделась и погрузилась в едва тёплую воду. Устраивать Мозговому разбор полётов желание пропало. Но он сам объявился:

— Кари… я…

— Что ты?

— Не думал, что так получится с именем. Сам в шоке… Извини…

— Проехали… — я отмахнулась. — Кто ж знал, что Матвэй древний и известный род, который реально существовал. Ничего не поделаешь, буду придерживаться этой легенды.

— Да, это правильно.

— Завтра пойдём на рынок и надо собираться в дорогу. Прикипела я к каравану, нужно уходить, а то вскоре точно уговорят и застряну я в этом средневековье до конца дней своих. Не хочу! Ещё Арвид этот привязался, чтоб его… Только на Север угодить не хватало. Придётся смываться по-тихому.

— Согласен… — мой жилец вздохнул, — только…

— Что только?

— При караване спокойнее…

— Зато каравану будет спокойнее без меня. Как говорится, нам не привыкать… Выжила до этого, выживу и дальше.

— Люблю твой оптимизм…

— Ещё бы.

В дверь осторожно постучали.

— Кари, ужин подают… — это был Гай, а потом после паузы: — К тебе можно?

Так как омовения я уже закончила, то быстро оделась и открыла, вытирая мокрые волосы. Из-за угла высунулась физиономия Ская, отец на него цыкнул и парень исчез. Гай вошёл и плотно закрыл за собой дверь.

— Эрдана Карина, я переступил черту, простите… — его волшебный, обволакивающий голос звучал очень виновато. — Не хочу тебя отпускать… и Хейа, и Скай, и Айра… Натри так тебя любит… Мы просим остаться с нами.

— Гай, нет… Я надеялась, что мои планы останутся между нами. Но теперь, когда ты посвятил в них свою семью, уйти мне будет гораздо тяжелее. Ведь вы для меня уже… как родные…

Мужчина присел на массивную табуретку возле двери и развёл руками:

— Я виноват, обещал молчать, а сам же и проболтался.

— Ну, скажем, ничего такого ты не рассказал, — я примирительно улыбнулась и положила руку ему на плечо. — Прошу только не удерживать меня и сделать так, чтобы до Арвида не дошёл слух о том, что я собираюсь исчезнуть. До Банкора я с вами не поеду…

— Хорошо, как скажешь…

Глава 19

Следующие дни были наполнены делами и впечатлениями до отказа. Город был не такой большой, как показалось сначала. Обойти его можно было за полдня, хотя далеко мы не ходили. Чем дальше от главной площади, тем грязнее становились улицы и беднее дома. Зажиточные горожане жили в центре и вдоль нескольких улиц. Дом, точнее, почти дворец наместника террхана находился на живописном холме высоко над городом, и к нему вела отдельная мощёная дорога, по обе стороны которой располагались усадьбы советников и высших служащих. Улица эта охранялась, и просто так пройти по ней было нельзя. Башенки и крыши дома главы города сверкали под яркими лучами и на фоне безоблачного синего неба выглядели дворцом из сказки. А вот внизу кипела жизнь.

Торговля на ярмарке начиналась с рассветом, а заканчивалась поздно вечером. Купить можно было всё: от самой мелкой рыбёшки до гранитных стройматериалов. Мне жутко понравилось бродить по этой шумной толчее и торговаться из-за каждой мелочи. К портнихе меня Хейа так и не затащила. Шить одежду я не собиралась — это заняло бы время. Хотелось просто купить самое необходимое, разведать обстановку и определиться, как лучше добраться до Банкора: верхом или сплавиться вниз по течению. Что сказал Гай своим домочадцам и о чём они договорились, я не спрашивала, но о моём дальнейшем одиноком путешествии не было никаких разговоров.

Я купила двое штанов: одни потоньше, другие полностью кожаные, удобные для верховой езды, тёплый вязаный свитер, непромокаемый плащ, утеплённый мехом жилет и две красивые туники. Одна синяя с золотистой вышивкой, а другая серая с отливом и серебристым узором вдоль рукавов. Две туники мне было не нужно, но я не удержалась, никак не могла выбрать из двух. Однако с помощью Ская удалось хорошо сбить на них цену, чему я была очень рада.

А вот за бельём идти всё-таки пришлось к портнихе, такими дамскими штучками на рынке не торговали. Как Хейа ни уговаривала принять в подарок платье, я категорически отказалась. Во-первых, куда в нём ходить, когда я постоянно в дороге, а во-вторых — лишний груз. Единственное, на что я согласилась, так это на широкую юбку с запахом, подходящую к обеим туникам. Под неё можно было надевать штаны, не привлекая внимания. Всё-таки женщины мужскую одежду не носили, что мне, конечно же, не нравилось, но ничего не поделаешь.

Вместо привычного для меня белья местные женщины носили тонкие панталоны с рюшами и кружевами, но как я ни старалась, не смогла себя на подобное уговорить. Поэтому, заплатив за двух таких уродцев, пусть и с кружевами, я, на глазах у изумлённой портнихи, взяла ножницы и превратила их в короткие трусы-шортики. Маленькая чернявая женщина чуть не упала в обморок, а Хейа закрыла лицо руками. Добавив ещё такую же сумму, я попросила подрубить обрезанные края, а также заузить свежекупленные штаны.

— Понимаете… на моей далёкой родине такое… — и ткнула в бельевое творчество, — уже давно не носят, это немодно.

Женщины переглянулись.

— Когда будет готово?

— Завтра утром, — портниха немного пришла в себя.

— Большое спасибо! — и я потащила Хейю к выходу.

Сначала она удивлённо таращилась, а потом махнула рукой:

— Если тебе так нравится…

Я засмеялась и, подхватив Натри, побежала вниз по улице.

Во время походов по рынку и по городу я то и дело натыкалась на Арвида. Этот хитрый «викинг» притворялся, что наши встречи совершенно случайны. Но я всегда была в компании Ская или Хейи, поэтому он только приветливо здоровался, спрашивал какую-нибудь ерунду типа: «Прекрасная сегодня погода, не правда ли?» И исчезал в толпе. Определённо следил, а это очень плохо… Как бы он не нарушил мои планы. Надо что-то делать, но что?

Может, всё-таки остаться до Банкора с караваном? А дальше видно будет… И когда я уже начала склоняться к мысли, что лучше, наверно, никуда одной не ехать, случились события, которые заставили принимать быстрые решения.

Утром мы втроем, Скай, Айра и я, пошли к портнихе забирать мои покупки после переделки. Всё было сделано идеально и, ещё раз поблагодарив мастерицу, мы решили опять заглянуть на ярмарку. Вечером Гай и Айра должны были петь на центральной площади, а Скай с другими музыкантами аккомпанировать. В честь такого события уже сооружали сцену, ставили скамейки и, вообще, очень интенсивно готовились.

Гай решил дать только один концерт, поэтому на площади соберётся весь город и окрестности. Двигаясь по торговым рядам, я глазела по сторонам, Скай нёс покупки, а Айра то и дело застревала у лотков с украшениями. Мимо промчалась ватага мальчишек с воплями:

— Ангалина поймали! Ангалина поймали!

Я резко затормозила: «Ангалина?! Вот это да!»

— Скай, ты слышал?! — я просительно глядела на парня большими глазами.

— Пошли посмотрим, — схватив Айру за руку, он побежал за мальчишками, а я следом.

На берегу реки, как раз в конце рыбных рядов, был большой причал. Лодки рыбаков, приличных размеров купеческие шхуны и кораблики мелких торговцев теснились у каменных и деревянных пирсов. Шум и гам стоял невообразимый: кто разгружался, кто загружался, катились бочки, на больших тачках перевозили мешки и другую поклажу, крики и вопли «Поберегись! Посторонись! Дорогу!» вперемешку с ругательствами доносились отовсюду.

Наша троица, со Скаем в авангарде, усиленно проталкивалась сквозь толпу. Я привычно старалась услышать как можно больше. Пока мы шли к мосту, я узнала, что ангалина поймали ещё на рассвете. Охрана начала поднимать подводную решётку (под мостом по всей длине от одной каменной сваи до другой и так далее, были установлены подъёмные решётки, зачем — непонятно), чтобы проверить и смазать механизм. Как же они удивились, когда увидели застрявшего в ней и запутанного в рыбацкие сети ангалина. Сначала решили, что он мёртвый, ангалины не могут дышать под водой, они не рыбы, а вот дыхание надолго задерживать способны, но когда начали вытаскивать, он очнулся и стал вырываться. Тогда его ещё больше запутали в сети и каким-то образом выволокли на берег. Послали к наместнику, но тот сказал, что пока ничего решать не будет, так как сегодня поёт Гай, Голос Окатана, и передал каморту, чтобы ящера привязали и выставили на всеобщее обозрение до следующего утра.

Вооружённая такой информацией, я прямо-таки жаждала поскорее увидеть это чудо. Когда же мы наконец-то пролезли в первые ряды, то я не увидела ничего, кроме большого, тёмно-серого, чешуйчатого шара. Вокруг улюлюкала толпа и те самые мальчишки, которые и привели нас сюда, вопили больше всех.

Ангалин не реагировал. Было только заметно, как шар чуть-чуть приподнимался — он дышал. Людям хотелось зрелища, а представления всё не было. Ангалин стойко держал оборону. Через несколько минут в сторону шарообразного существа полетели гнилые овощи и фрукты, небольшие камни и палки. Но нечего не происходило. Шар не двигался. Айра начала нас дёргать:

— Пойдёмте отсюда. Тут столько народу и воняет тухлой рыбой, — девочка скорчила капризную гримаску.

— Не канючь… Вдруг он развернётся! Я так близко их никогда не видел… — Скай с таким же интересом, как и я, вытягивал шею.

Хотя смотреть пока было особо не на что. Шар в чешуе и всё.

— А где ты их видел? — спросила я.

— Несколько раз в море, давно, правда, Айра ещё совсем маленькая была. Они сопровождали корабль, на котором мы плыли, точно не помню куда. Они в темноте светятся…

— Как светятся?!

— Очень красиво… Я ж говорю, вблизи я не видел, они держались подальше от корабля. Но когда темнеет, из-под каждой чешуйки пробивается свет и их становится хорошо видно, даже в полной темноте. Судно следует за ангалинами и обходит рифы, мели, острова во мраке. Тому капитану как-то удалось с ними договориться, за золото скорее всего, чтобы они вели корабль ночью, капитан куда-то сильно опаздывал. Отец валялся в каюте, ему в море всегда очень плохо, мама с маленькой Айрой с ним сидела, а я на палубу удрал, меня тоже мутило, вот и увидел. Днём потом тоже видел, но совсем далеко.

Я опять уставилась на чешуйчатый шар. Он не двигался. Тут кто-то из толпы запустил в ангалина пару тухлых яиц с криком:

— Скоро сдохнешь, тварь, наместник из тебя новые доспехи сделает!

То ли ангалин услышал, то ли тухлые яйца повлияли, но шар мгновенно развернулся и над рекой раздался громкий рёв. От неожиданности толпа со вздохом отшатнулась, а я открыла рот, да так и застыла…

Наверно, после окатанского ночного неба это было такое же, по силе воздействия на меня, зрелище. Ангалин был великолепен! Нет! Он был прекрасен! Ни пучки мусора с остатками фруктов, прилипшие к чешуе, ни стекающие яйца не помешали восхититься этим представителем второй разумной расы Окатана. Это была какая-то странная смесь гигантской ящерицы, крокодила и, возможно, динозавра или сказочного дракона, только без крыльев. То, что это рептилия, не вызывало никаких сомнений. Он был крупный, от морды до начала хвоста около двух метров, сильные лапы (или ноги?) с когтями и перепонками, красивая аккуратная голова на гибкой, но не слишком длинной шее и хвост, длинный-предлинный…

Ангалин заревел ещё раз, направив свой рык на толпу. Я не могла от него оторваться. Зелёные глаза, как большие яркие изумруды, с красными прожилками и чёрными вертикальными зрачками вогнали в состояние полного ступора. Какой же он красивый! Сила, грация, гибкость, идеальные пропорции… Зрелище просто загипнотизировало.

— Скай, Скай… — я дёргала парня за рукав, — он же… он же… — никак не могла подобрать слова. — Просто красавец!

— Эта ящерица тебе так понравилась?

— Это чудо! Его ведь отпустят, да?

— Отпустят?! — парень рассмеялся. — Ты же слышала, что кричали в толпе. Он пойдёт на новые доспехи. Самые прочные и лёгкие доспехи получаются из шкуры ангалинов.

— Как?! Его убьют?!

— Его казнят! Он нарушил запрет и попался, а за такое — смерть.

— Какой запрет?

— Им нельзя сюда заплывать, только по разрешению наместника или самого террхана, для этого решётки и стоят. Там дальше, вверх по течению, есть Храм, вот они туда и пытаются попасть. А этот, видишь, хитрый какой! Через Банкор как-то проплыл, а попался здесь.

— Но как же? Зачем его убивать?!

В разговор встряла Айра:

— Они же корабли топят и не пропускают, если платить нечем. Они злые и жадные! Им только золото надо!

У меня не было оснований не верить тому, что рассказали друзья. Но я смотрела на ангалина, и сердце сжималось от жалости: «Бедный! Как страшно и тяжело ему сейчас… Как больно… от ожидания ужасной участи. Его все ненавидят и желают смерти, даже дети!»

Возможности освободиться у ангалина не было. Что такое каморта, я прекрасно знала. Её ничем не взять, сама на такой сидела. Ящер был привязан за хвост, на конце которого виднелся какой-то набалдашник, и за заднюю лапу, а верёвка несколько раз обмотана вокруг каменной опоры. В голове быстрым метеорчиком проскочила идея.

— Даже не думай об этом! — от шипения Мозгового я вздрогнула. — Эта затея может плохо закончиться.

— Я должна попробовать. Кроме меня, его никто не выручит, — так же тихо прошипела я в ответ.

— Кари, ты что-то сказала? — Скай обернулся.

— Пойдёмте отсюда… Очень жаль его…

— Нашла кого жалеть.

Глава 20

Вскоре мы уже поднимались по улице к гостинице. А ещё через пару часов я сидела в комнате и перебирала покупки. От мысли освободить ангалина я не отказалась, как Мозговой ни отговаривал. Первый раз за время нашего общения он был настроен так категорично. Аргументировал тем, что очень переживает за меня, да и за себя, что нас могут поймать, что Арвид шпионит и так далее и тому подобное. Но я ничего не хотела слушать. В мешке уже столько времени валялась фляга с расслабляющей жидкостью, как и сама каморта. В этом городе я была единственной, кто мог реально помочь этому страдальцу, ящер он, не ящер, неважно. Он сидел на привязи в ожидании смерти, а у меня было средство спасения. Мозг попробовал ещё раз повлиять на моё решение.

— Я всё обдумала, должно получиться. Сегодня самое время… Неужели ты не согласен, что план удачный?

— План хороший, не спорю… Но ты же сама понимаешь, что предугадать и предвидеть всё нельзя, а если что-то пойдёт не так?

— Значит, имея возможность помочь, я должна позволить, чтобы из ангалина сделали доспехи?! Так?!

— А какое тебе дело до него? Кто он тебе?!

— Ну, отлично! Получается, по твоей логике, я и Натри должна была в лесу бросить, он же мне никто!

— Но Натри ребёнок…

— А ангалин что, не живой?! Ты видел его морду или лицо, не знаю, как правильно сказать… На нём же отражались все его эмоции! Он разумное существо, а его собираются казнить только за то, что пытался к какому-то Храму проплыть?! Он же никого не убил и ничего плохого не сделал!

— Просто ты сама сидела на такой привязи, вот и жалеешь его.

— Да! И это тоже! И к тому же мне ничего не сделают, если поймают, женщин не наказывают. Я ничем не рискую.

— Риск есть всегда.

— Так ты на моей стороне или нет?

— На твоей, куда ж я денусь. Будем верить, что всё получится.

— Должно получиться!

В моём плане спасения было одно слабое место — Арвид эн Фрейр. В том, что он будет крутиться где-то рядом, я не сомневалась. Мы ведь с ним так толком и не поговорили. А может…

До начала концерта время ещё есть. Все заняты своими делами: детей Гай забрал репетировать, Хейа с женой Олмана куда-то ушли, так что я была предоставлена сама себе, что очень кстати. Я быстро собралась и спустилась в таверну. Фляжку с отваром и смену одежды сложила в небольшую сумку, которую также прикупила на ярмарке. У хозяйки, эрданы Ольгеты, я узнала, где остановился Арвид.

Идти было недалеко. На площади находилось несколько самых дорогих гостиниц, для очень обеспеченных приезжих. В первой же мне сказали, что фаэдр Арвид здесь и пока не выходил. Я попросила передать, что пришла эрдана Карина и желает побеседовать. Парень, с которым я разговаривала, хмыкнул, смерив меня оценивающим взглядом, но, мило улыбаясь, ответил:

— Подождите здесь, я схожу наверх.

Я присела на небольшой диванчик у окна. Гостиница была очень приличная: красивая добротная обстановка, обитые светлой тканью стены, удобная мебель в тон обоям, несколько гобеленов в тяжёлых рамах, букеты луговых цветов. Чувствовался вкус…

Арвид не спустился с лестницы, а слетел. Было видно, что он крайне удивлён.

— Кари?! Очень рад, не ожидал… — северянин присел рядом, — что сама придёшь…

— Я пришла продолжить ту нашу прерванную беседу. Дело в том, что меня очень раздражает твоя слежка, и я хотела бы это прекратить, поэтому и пришла.

— А ты прямолинейна.

— Уж какая есть.

«Викинг» сначала меня пристально рассматривал, а потом придвинулся поближе.

— Эрдана Карина, я приглашаю вас на ужин.

— Плавно перетекающий в завтрак?

Несколько секунд он сидел в напряжённой позе, а потом заливисто расхохотался.

— А если и так? Мы взрослые люди…

— А если серьёзно?

— Тогда я тоже скажу как есть. Несколько пархонтов нашего терра нуждаются в жёнах. И не в деревенских простушках, а в женщинах с головой на плечах и желательно приятной внешности. В одну из моих многочисленных обязанностей входит найти таких и уговорить поехать. У нас жениться гораздо сложнее, чем здесь, на Востоке. Террхан уже подумывает о том, чтобы разрешить множественные браки.

— Это как?

— Это когда женщина может иметь несколько официальных мужей, при условии, что все согласны, конечно. Уже давно об этом думают. Помогло бы разрядить обстановку. Так вот вы, эрдана Карина, прекрасно подходите на роль супруги пархонта, хотя я уверен, что статус терраны вас украсил бы ещё больше. Но террхан женат, хвала богам, и на вас претендовать не сможет, если только в качестве тайного любовника.

Теперь пришла моя очередь смеяться:

— Заманчивая перспектива!

— Но ты не хочешь…

— Нет, не хочу.

Он взял меня за руку и приобнял за плечи.

— Ты очень красивая… необычной, какой-то сияющей красотой. А глаза цвета неба над горами Акрим… в эту синеву хочется улететь. Ты, наверно, дочь звезды? — спросил он улыбаясь.

— Мы все дети звёзд, только многие об этом не знают или не помнят…

— Умом боги тебя не обделили, теперь я в этом уверен. Такая женщина на вес золота. А золота у нас много…

— Арвид, я не настолько ценна, как ты думаешь. Открою личную тайну: проблема в том, что я не могу иметь детей, так что я не гожусь ни в чьи супруги, ни пархонта, ни террхана, ни простого рыбака… Я должна быть одна.

«Викинг» удивлённо смотрел, и было понятно, что он не верит.

— Это правда, Арвид.

— Но ты так молода. Откуда ты можешь знать?

— Не так молода, как думаешь. Я даже замужем была, но ребёнка потеряла и при этом чуть не умерла… Лекари сказали, что детей больше не будет.

Северянин задумчиво поглаживал мою руку:

— Почему ты это рассказала и, главное… мне? Я ведь с Севера, и вербовщик к тому же…

— Мне показалось, что человеку, который может так искренне смеяться, можно доверять, что бы про него ни говорили.

Сидя в уютном углу, мы молча рассматривали друг друга. Тихо-тихо, где-то в затылке, Мозговой прошептал: «Умница… Ты его обезвредила. Теперь он за тебя любому глотку перегрызёт. Я по его лицу вижу… Арвид больше не опасен».

Кто-то из работников начал ходить по залу и зажигать массивные светильники, хотя едва стало смеркаться. На площади уже вовсю играла музыка, доносился гомон множества голосов, стук колёс и детские крики. Время выступления приближалось…

Арвид прервал паузу:

— На рассвете мы уезжаем. Остаться до конца ярмарки не получится, до столицы путь неблизкий. Повезло, что Гая услышу, я давно хотел…

— Ты не будешь меня преследовать? — я уставилась в красивые серые глаза.

— Нет, не буду. Обещаю… Даже могу дать слово, что имя эрданы Карины Мрэи Алексаны эн Матвэй не попадёт в список ни одного из вербовщиков. Моя должность позволит это проконтролировать, но при одном условии… — он хитро улыбнулся. — Ты будешь должна мне ужин, а вот с завтраком или без, как захочешь…

— Спасибо, Арвид, — я сжала его пальцы, — спасибо. Ужин за мной, при следующей нашей встрече…

Мы немного помолчали.

— Где будешь слушать?

— У меня очень хорошее место, балкончик в моей комнате, даже выходить никуда не нужно. Правда, хозяин упросил впустить ещё человек десять. Я сегодня почему-то добрый…

Я встала, «викинг» следом. Он не хотел меня отпускать, это было у него на лбу написано. Держа мои руки в своих, он всё смотрел, смотрел…

— Мне пора. И… береги себя… — Я высвободилась и, не оглядываясь, быстро пошла к выходу.

Глава 21

Площадь была забита до отказа: люди стояли, сидели, свисали с балконов и заборов. Все окна по периметру были распахнуты, и из них выглядывало множество лиц. Полный аншлаг! Чего мне и было надо. На большом балконе городской ратуши восседал наместник с семейством и приближённые высокие чины. Не поднимая глаз, я протолкалась сквозь толпу. И только ступила на улицу, ведущую к мосту, как меня схватили за руку — это был Скай:

— Кари, мы тебя обыскались. Где ты ходишь?

— Гуляла…

— Мы начинаем сейчас…

— Я буду здесь, не волнуйся.

Нужно дождаться первой песни, момента, когда чарующий голос Гая захватит всех слушателей полностью. Тогда на меня внимания точно никто не обратит и можно будет спокойно уйти. Чтобы не попасть под общий гипноз, я заткнула уши заранее приготовленными кусочками кожи. Сумерки медленно накрывали город, но на площади было светло. Множество факелов освещало пространство яркими сполохами.

Гай запел… Несмотря на затычки, песня действовала. Уходить совсем не хотелось. Мурашки забегали по телу, когда на очередном куплете певец растянул звуки так, что начала кружиться голова. Народ был в экстазе. Я напомнила себе, что если сейчас не уйду, то ангалин на рассвете умрёт, поэтому потихоньку отошла достаточно далеко, а потом побежала. В маленькой подворотне переоделась, на всякий случай, чтобы не мелькать и там и здесь в одной и той же одежде, и помчалась дальше. Кругом ни души, улицы пусты, люди на площади наслаждаются самым уникальным голосом на Восточных землях.

Когда я прибежала к мосту, уже почти стемнело. Высоко в сторожевых башнях горел свет, но охраны видно не было. Я спустилась по каменным ступеням и приблизилась к месту, где на привязи держали ангалина. Он лежал, вытянувшись во всю длину. Камушек под ногой звонко хрустнул, и ящер резко вскинул голову. Два зелёных глаза уставились не мигая. Было совсем не страшно, наоборот, я чувствовала странное возбуждение или волнение, как перед экзаменом. Сделав шаг, я опустилась на колени. Чешуйчатая морда оказалась всего в нескольких сантиметрах от моего лица. Ангалин замер без малейшего признака движения.

— Не бойся, я помогу тебе, — прошептала прямо ему в нос. Ноздри ящера дёрнулись. — У меня есть кое-что для тебя.

Ангалин не двигался. Я залезла в сумку, достала фляжку с отваром и откупорила пробку:

— Знаешь, что это?

Изумрудные глаза моргнули, и подвижные ноздри втянули воздух. Я поднесла флягу ещё ближе. Когда ящер унюхал запах, узкие вертикальные зрачки расширились, а брови, вернее, надбровные дуги, с торчащими, острыми на вид чешуйками приподнялись в недоумении или крайнем удивлении. Мимика у ящера была почти человеческая!

— У нас мало времени, давай дело делать.

Ангалин быстро подвинулся так, чтобы я достала до узлов. Через несколько минут он был свободен. Я взяла промокшие концы каморты и начала тереть их о ближайшие камни, чтобы создать впечатление того, будто ящер освободился сам. Вряд ли кто поверит, конечно, но вдруг… Ангалин не убегал. Сначала он наблюдал за моими действиями, а потом вдруг схватил за руку. И чем?! Хвостом! Тот набалдашник на конце хвоста, который я заметила ещё днём, был трёхпалым. Это была кисть, подобная человеческой. Только она состояла из трёх пальцев, в отличие от лап, на которых пальцев было пять.

— Ты чего? — тихо спросила я.

Ангалин покачал головой, слегка оттолкнул меня в сторону и сам начал грызть здоровенными зубами вялые мокрые концы каморты. Он понял! Понял, чего я добиваюсь, и решил помочь! Вот же умница какой! Совсем не ожидала такого понимания… Когда он закончил, два конца верёвки напоминали рваные ошмётки. Отлично! Может, и прокатит, но надо уходить.

До воды было метров десять, но ангалин не торопился. Я опять присела на корточки. Крупная вытянутая чешуйчатая морда с трепещущими ноздрями оказалась близко-близко.

— Не попадайся больше… Меня может не оказаться рядом… Кто тогда такого красавца выручит? — улыбаясь, я смотрела в фантастические зелёные глаза.

Ангалин разглядывал меня с не меньшим интересом, будто хотел запомнить. А потом… его пасть, или рот, растянулся в потрясающей улыбке, показав ряд белоснежных зубов с четырьмя изогнутыми клыками. Горячий влажный язык умыл мне пол-лица, и я даже не успела опомниться, как он развернулся и рванул к воде. Через секунду послышался тихий всплеск, и я осталась на берегу одна.

«Неужели получилось?! — ещё не верилось до конца в такое везение. — Получилось! Надо уходить, вернуться на площадь, смешаться с толпой и насладиться праздником. Веселье ещё, похоже, в самом разгаре».

На обратном пути я столкнулась с несколькими солдатами охраны, которые возвращались на свои посты. От встречи с ними спасла большая бочка, за которую я успела шмыгнуть. Охранники прошли мимо, а я убедилась, что вокруг никого, и побежала на звуки музыки и шум голосов. По пути опять переоделась и через несколько минут уже скакала в хороводе у возвышения с музыкантами.

Айра, Гай и ещё несколько человек пели разудалую песню о добром муже и сварливой жене, как сзади со спины послышались какие-то знакомые интонации. Я вздрогнула. Потихоньку, бочком-бочком, я отделилась от движущегося круга и начала исподтишка рассматривать окружающих. Пылающие факелы и костры отбрасывали пляшущие тени, разглядеть детали было не так-то просто. «Но голос! Я уверена, что не ошиблась. Это голос Лакрана. Плешивый… А если он здесь, то где-то поблизости могут быть и Карелл с Олли, а может, и Дайк с ними. Увидеть бы его… Дураку понятно, зачем они здесь, их интересует золото северян. Не думаю, что они целенаправленно искали меня, но кто знает… А тут и я, и золотой караван из Альдаска — богатая может быть добыча. Нужно предупредить Арвида и сматываться самой. И как можно быстрее».

Я продолжала оглядывать людей, имея надежду, что мне всё-таки показалось, но… В паре метров стояли двое мужчин в длинных плащах с кружками в руках и также, как и я, рассматривали толпу. Обойдя их по дуге, я попробовала разглядеть лица. Оранжевый отблеск мелькнул на обожжённой лысой голове… «Это он! Точно! А вот второго не знаю… Что же делать? Как сообщить «викингу» и не выдать себя?! Гай… Нужно сказать Гаю! А самой бежать, бежать прямо сейчас! Лошадь раздобыть уже не получится, а вот лодку вполне и к утру я буду далеко. Только как поймать Гая одного?»

Уже не раз я приходила к мысли, что здесь, на Окатане, какие-то местные божества как будто благоволят ко мне, выручают, что ли… Дома, на Земле, я никогда особой везучести за собой не замечала, напротив, всегда казалось, что удача обходит меня стороной, в отличие от некоторых моих знакомых. Здесь же было иначе. Так получилось и в этот раз. Не успела я толком составить план действий, как Гай, закончив песню под оглушительные крики и бурные аплодисменты, спустился, оставив Айру и Ская развлекать публику. Я побежала следом. Он долго проталкивался сквозь толпу, но, в конце концов, вырвался из рук поклонников и поклонниц и направился в сторону гостиницы. Догнала я его на половине дороги:

— Гай, Гай, подожди…

— Кари?! Ты где была?! Я с обеда тебя не видел…

— Гай, послушай, это очень важно…

— Что случилось?! Чем ты так взволнована?!

— Ты в гостиницу идёшь?

— Да. Хейа пошла укладывать Натри…

— Ты должен предупредить Арвида, правда, не знаю как… Придумай что-нибудь, но не говори ему, что ты от меня. Они на рассвете уезжают. Я только что видела на площади одного из золотой банды.

— Ты не ошиблась?!

— Нет. Остальные могут быть где-то рядом.

Гай схватил меня за руку и потащил в гостиницу, прямо в свою с женой комнату. Хейа ещё не спала, а, сидя возле спящего сына, вязала что-то толстыми спицами.

— Сиди здесь и никуда не высовывайся… — Гай погрозил пальцем. — Я скоро вернусь.

И быстро ушёл. Но сидеть я не собиралась. Хейа попыталась выведать, что случилось, но я сказала, что Гай сам ей всё объяснит, и побежала в свою комнату. Собралась я быстро, хотя теперь вместо одного мешка получилось два. Запасов еды не было, я собиралась прикупить их непосредственно перед отъездом. Кто же знал, что так получится? Но ничего… Местность тут обжитая, в окрестных деревнях можно будет что-нибудь раздобыть. Денег пока хватало.

Я вернулась к обеспокоенной женщине:

— Хейа, прости, но я ухожу. Спасибо вам за всё, за всё! Я вас всех очень люблю, но остаться не могу. Передай Гаю и Скаю тоже скажи, чтобы не искали меня, я этого не хочу.

— Но, Кари… Нет… Не уходи… Как же так…

Я видела, что она сейчас заплачет, да и сама еле-еле сдерживалась, чтобы не разреветься.

— Хейа, не плачь… Всё будет хорошо… Если повезёт, зимой встретимся в Латрасе. И повторяю, не ищите меня. Это может быть опасно. Всё, мне пора…

Женщина бросилась ко мне:

— Нет, нет… Я тебя никуда не пущу!

Я обняла её покрепче и расцеловала в уже мокрые щёки:

— Не плачь. Я давно уже большая девочка. Айре и Скаю скажи, что они для меня навсегда родные брат и сестра. Не плачь, Хейа. Так надо. И вот, чуть не забыла… Она не нужна мне, а тебе с Натри поможет.

И всучила ей каморту и фляжку с расслабляющей жидкостью. Её и без того большие глаза стали как два блюдца.

— Ох… Откуда?! Это же…

— Я её не украла, не волнуйся. Так что пользуйся. Как отвар варить, знаешь?

— Отец Олмана знает… — прошептала она дрожащим голосом.

— Вот и прекрасно…

Я подошла к спящему Натри:

— До свидания, Мышонок… Расти большой и не исчезай больше.

Проведя пальцем по тёплому лобику и лохматой головёнке, я всхлипнула и, едва сдерживая слёзы, бросилась к дверям: «Только бы не столкнуться ни с кем по дороге!»

Часть 3. Город

Глава 1

Праздник подходил к концу, и народ потихоньку разбредался по домам. На улицах было много пьяных, горланивших песни. Я свернула в проулок и побежала. Позади слышались громкие голоса и мелькали огни факелов. Нужно торопиться. Возможно, когда обнаружат пропажу ангалина, поднимется шум. Главное, пересечь мост, а на том берегу можно будет найти подходящую лодку. Рыбаки и мелкие торговцы оставляли свои транспортные средства с другой стороны каменного моста.

До выхода из города я добралась благополучно. Перейти мост тоже оказалось не проблема. Я пристроилась в хвост к семейству на большой телеге и спокойным шагом преодолела половину пути. Когда охрана скрылась далеко позади, то ускорилась и вскоре была уже на противоположной стороне.

Вокруг раскинулся большой палаточный лагерь, из тех, кому не досталось места в черте города. Пройдя немного вниз по течению, я заметила длинный ряд узких, похожих на пироги, лодок. Ночь была ясная. Октаэн сверкал и переливался всеми своими цветами, а усыпанный звёздами небосклон причудливо отражался в спокойной воде. Несмотря на то что я уже давно привыкла к этой нереальной красоте ночного окатанского неба, всё же каждый раз, всматриваясь в сияющую космическую бездну, не верила глазам и приходила в состояние благоговейного трепета.

Проверив одну из маленьких пирог на наличие течи, я закинула в неё мешки и оттолкнулась от берега. Первый раз в жизни я взяла в руки вёсла, но, как ни странно, отплыла на середину достаточно быстро. Здесь течение было очень ощутимым. Река сама несла меня, я ей только немного помогала. Огоньки на берегу, а потом и те, что виднелись из сторожевых башен, быстро исчезли. Очень скоро я оказалась одна в маленькой лодочке на самой середине широкого водного потока.

Звёзды были везде: сверху над головой и внизу, в отражении водной глади. Тишина стояла такая, что каждый всплеск весла, наверно, разносился далеко-далеко. Я как будто плыла в космическом пространстве в неизведанные глубины Вселенной. Дурацкие слёзы потекли сами собой: «Я в космосе… в бесконечности… и никогда не попаду домой. Ёжик в тумане какой-то… Пусть река сама несёт меня… Как можно найти дорогу в океане, не зная ничего о навигации? Не имея почти никаких сведений о том, где ты? И как, вообще, эту дорогу искать, с чего начинать и что делать?.. А ведь у меня здесь уже есть знакомые и даже друзья, более того, Гая и Хейю, а также их детей, караванщиков я уже считаю своей семьёй. Может, я неправильно поступила, что убежала?.. Но ангалин?! Его было так жалко, что словами не передать… И Лакран?.. Возвращаться в банду нет никого желания… А если я и не нужна там уже никому?.. Как же хочется домой! А может, мне и не домой хочется? А просто почувствовать себя в безопасности, в спокойной и привычной обстановке? Где всё знакомо с самого раннего детства, где окружают обыденные вещи, где всё понятно и логично, где можно нажать кнопку и поговорить с родным человеком, сесть в машину, поезд, самолёт и преодолеть за несколько часов сотни километров, а не мерить землю своими ногами. Где море информации изливается потоком на всех и каждого… Мой дом… Где ты?.. Моя жизнь… Как давно это было… Полгода… По земному календарю… Интересно, как там Катя с Кириллом? Мальчишки? Мои сотрудницы на работе? Соседка наша, Дарья Петровна, со своими кошками? Да… Теперь я знаю, что в жизни всё что угодно может случиться… Бесконечность времени… Бесконечность Вселенной… Бесконечность жизни… Кто бы мог подумать! Один только Октаэн, висящий над головой, чего стоит! Знак бесконечности, каждую ночь дефилирующий по небосклону! Смотрю и не верю! Не верю!!! Но это, как ни странно, правда… Реальность, в которой мне придётся жить… И я живу… Пока живу…»

Я вытерла мокрые глаза: «А если на Земле вообще время остановилось? Вот бы вернуться в то же самое время… Хотя нет… В то самое не надо… Авария… Как запутано всё… Лучше не думать…».

— Кари… — донёсся голос. — Кари…

— Привет, Мозг, рада тебя слышать.

— Наконец-то достучался… Ты так временами закрываешься… Наглухо… Не дозваться.

— Прости, я не специально. Совсем не представляю механизм нашего с тобой общения… Как, сидя в моей голове, ты не можешь иногда меня позвать? Недоступно это для понимания…

— Не переживай, главное, что периодически получается. Так даже к лучшему…

— Почему?

— Было бы тебе приятно ежесекундно ощущать моё присутствие, слушать мою болтовню, чувствовать кожей меня в себе?

— Не знаю… Но когда долго с тобой не общаюсь, не разговариваю, то мне совсем одиноко… С тобой, Мозговой, гораздо легче и веселее… Поругаться и поспорить есть с кем…

Он засмеялся:

— Да… Поспорить и поругаться… Это мы можем… Красиво, правда?

Я обвела взглядом сверкающее небо:

— Не то слово! Мы будто на космическом корабле… бороздим просторы Вселенной… Незабываемая картина…

Я опять налегла на вёсла, и лодочка устремилась в бескрайний космос.

— Мозг, как ты думаешь, где мой дом? Как далеко Окатан от Земли?

Ответом послужил только всплеск воды…

— Эй… Что молчишь?

Грустный вздох я ощутила где-то над правым ухом:

— Не знаю…

— Странно… У тебя всегда есть что ответить…

— Не на этот вопрос…

— Но почему?

— Кари, я… правда, не знаю. Земля одновременно может быть и очень близко и очень далеко, так, что вообразить невозможно.

— Ну вот это мне как раз и понятно… Меня другое интересует… Я хоть в своей галактике или нет?

Мозг хмыкнул:

— А какая разница?

— Знаю, что никакой. Но было бы хоть чуточку легче, если бы я знала, что галактика своя, родная… Старый добрый Млечный Путь…

— Не знаю, дорогая… Я не знаю…

— Ладно, проехали.

— Тут тоже можно жить…

— Можно… Столько времени уже здесь торчу…

— И как впечатления?

— Домой очень хочется…

— Я так тебя понимаю…

— Правда?

— Правда-правда…

— Хоть кто-то меня понимает…

— Смотри, светает…

— Уже?!

Я пригляделась, и точно. Небо на востоке порозовело, а контуры берегов стали более заметны. Ночь пролетела быстро. «Когда совсем рассветёт, пристану к берегу и посплю, а уже потом буду думать, где раздобыть еду. Тут должны быть деревни».

Глава 2

Когда утро вступило в свои права, я причалила. Вытащила своё судёнышко на песок и рассмотрела то, что валялось на дне лодки. Там была небольшая сеть, пара удочек с крупными крючками и какая-то конструкция наподобие сетчатой ловушки. И всё. Лодка была тоже не в лучшем виде, но хотя бы не текла. Похоже, я ограбила какого-то бедняка: «Как же он без лодки? Как бы с голоду не умер…» Попросив мысленно прощения у этого человека, я понадеялась, что местные божества не оставят его в беде и окажут посильную помощь.

Я никогда не была суеверной или набожной, но последние события привели к чёткому осознанию, что случиться может всё что угодно. А ощущение какого-то странного везения здесь, на Окатане, не покидало. Местное население своим богам особо не поклонялось. Пока я не встречала каких-либо серьёзных религиозных культов, не видела церквей, храмов или иных мест поклонения. Слышала только про Храмы ангалинов, в которые их почему-то уже давно не пропускают. Боги присутствовали только в благословениях, проклятьях, личных молитвах, просто как дань прошлому. Кто-то верил, кто-то нет, но божественных культов как таковых не было, по крайней мере на Восточных территориях.

Возможно, это было связано с очень древней легендой о проклятии восьми богов. В ней говорилось, что, когда люди не захотели жить по божественным законам, перестали слушаться и поклоняться, боги решили наказать людей и выпустили на Окатан страшных чудовищ. Эти монстры выходили из Храмов и разбредались по земле, уничтожая всё живое на своём пути. Они не знали жалости и сострадания, не имели никаких чувств, кроме жажды крови. Началась война… Часть людей встала на борьбу с ужасными монстрами, а часть — безропотно вымаливала у богов прощение. Один из богов, восьмой, внял молитвам и начал просить остальных братьев простить людей и уничтожить кровожадных тварей, но боги были непреклонны. Меж тем война продолжалась. Люди создали страшное оружие, которое жгло огнём чудовищ, но одновременно выжигало и всё вокруг. На таких пожарищах земля становилась мёртвой, безжизненной. Злоба и ненависть, голод и смерть затопили мир. Большинство людей совсем возненавидели богов, а также восьмого, который так и не сумел им помочь.

Видя, что люди непреклонны, не хотят покориться и признать их величие, боги решили уйти. Они долго плакали и горевали перед уходом, собирая свои слёзы в огромные бочки и жалея своих непокорных детей, но потом всё же уничтожили свой дом высоко в небесах и исчезли. Так в небе появился Октаэн, руины Дома восьми богов… Своего собрата, восьмого бога, они бросили на Окатане в наказание за сочувствие, а может, он и сам захотел остаться, никто не знает… Перед уходом они сказали ему, что вернутся только тогда, когда он сам сможет вырваться к звёздам или пока кто-то не поможет ему это сделать. Тогда по радужной дороге они сойдут с небес, возродят к жизни весь мир и откроют людям путь в небеса. А до тех пор Окатан проклят и ни одна душа не сможет вырваться за его пределы. И пусть люди не надеются попасть в звёздные райские сады. Все души останутся здесь, в ожидании освобождения… Вот такая легенда.

Сколько тысячелетий она передаётся из поколения в поколение, неизвестно. Одно было понятно точно, боги до сих пор не почтили Окатан своим визитом. Есть ли в этой сказке хоть крупица истины или нет — тайна, скрытая веками. Но я сделала вывод, что Хранитель, который забирает души после смерти, и есть тот самый восьмой бог, оставленный на Окатане.

Гневить местные божественные сущности мне совсем не хотелось, независимо от того, проклят Окатан или нет. Мне здесь везло… По-настоящему. И отрицать это фантастическое везение, не принимать его во внимание — глупо. Я ведь жива до сих пор, хотя уже несколько раз могла умереть. Спугнуть удачу не в моих интересах. Поэтому я ещё раз посетовала на вынужденное воровство и, расстелив одеяло на дне лодки, решила немного поспать. И заснула сразу, как только закрыла глаза. А открыла, когда парное светило уже давно перевалило за полдень.

Вот это называется немного вздремнула! Продрыхла почти целый день! Я протёрла глаза, напилась воды из фляги и, зайдя по колено в воду, принялась умываться, чтобы прогнать остатки сонливости. В животе громко заурчало… Поесть было бы очень кстати. Последний раз мой желудок занимался своими прямыми обязанностями больше суток назад и сейчас выражал бурное недовольство таким пренебрежением с моей стороны. Только вот есть-то нечего!

В лодке есть снасти… Может, попробовать кого-нибудь поймать? Только как? Никакой наживки нет. Хоть я и профан в рыбной ловле, но прекрасно понимаю, что на голый крючок никто не клюнет. Я выбралась на берег. Место для отдыха было удачным. Со стороны суши меня окружали заросли высоких колючих кустов, за которыми виднелся лес, а со стороны воды колыхался на ветру частокол гибкого речного тростника. Если бы я утром не подплыла к нему достаточно близко, то и не заметила бы, что за ним скрывается небольшая полоска жёлтого песка, окружённая плотным кольцом зелени. Мою стоянку не было видно ни от реки, ни от леса.

Стоя на коленях, я вертела в руках странную ловушку, как вдруг где-то сбоку что-то громко плюхнуло. Аккуратненько, чтобы не вспугнуть возможную добычу, я достала из мешка кинжал и засунула его за пояс, взяла сеть и медленно, стараясь ступать как можно мягче, пошла в сторону откуда послышался всплеск. Раскинув сеть, я опять забрела на мелководье и сквозь заросли тростника пошла вдоль берега. Впереди что-то зашуршало. Резким движением я раздвинула колючие ветки, расцарапав при этом руки, и уставилась прямо в немигающие изумрудные глаза. Опа! Ангалин! Желудок непроизвольно сжался, и я икнула… Ангалин тоже… икнул. Я узнала его сразу. Это он! Тот самый бедолага, которого я освободила в Маргосе. Он ещё так чувственно лизнул меня на прощанье. На одной из широких, почти чёрных чешуек на его лбу была приметная серповидная царапина, я её хорошо запомнила.

— Это ты?! — выдала я на выдохе, скалясь во весь рот.

Ящер кивнул. Он меня тоже узнал.

— Вот так встреча! Ты тут тоже спал, как и я?!

Он опять кивнул.

— Я так рада, что с тобой всё в порядке! Жаль, что ты не рыба, а то есть очень хочется! Но всё равно здорово, что мы встретились!

Я ещё немного постояла, болтая в воде сетью и не зная, что говорить. Ящер не отрывал от меня глаз.

— Ну, я это… пойду. Я тебе, наверно, помешала… У меня тут лодка… Вечером дальше поплыву… Мне в Банкор нужно…

Ангалин не двигался. Я развернулась и побрела обратно, переваривая в голове столь неожиданную встречу. И только ступила на песок, как к ногам упала крупная рыба. Я обернулась. Из воды торчала голова ящера.

— Спасибо!!! Вот это подарок! — настроение подскочило ещё выше. — Ты очень меня выручил! С голоду теперь точно не умру.

Рядом шлёпнулась вторая, ещё больше. Я только развела руками… Ну, это вообще!

— Я столько не съем! Может, составишь компанию?

Было видно, что ангалин думает. Ну и пусть думает… Не уплывает и хорошо… Пока ящер сидел в тростнике, я разделала одну рыбу, потом другую, благо опыт уже имелся, да и голод подталкивал. После принялась за костёр, но, как назло, всё вокруг было сырое. Кое-как я нарубила кинжалом колючих веток, сложила их шалашиком, но для растопки не нашла ничего подходящего: «Проблема! Не есть же сырую… Хотя, кажется, придётся… Не позаботилась о необходимом, не продумала действия как положено, теперь сама виновата. Надо было не только тряпки покупать, но и готовиться к самостоятельному путешествию!»

Я продолжала высекать искры камнем для розжига, но огонь не занимался: «Ну, дура! Нет ума — считай калека! Мозговой тоже хорош… Напомнил бы, посоветовал… И что теперь делать?!» Позади, в зарослях, послышалось шуршание и треск. Я оторвалась от своего занятия: ангалина в тростнике уже не было. Через несколько минут он вылез из кустов, волоча рукастым хвостом здоровенную корягу. Несмотря на то что это бревно снаружи было мокрое, внутри сгнило почти до трухи, которая занялась с первой искры. Большая куча углей нагорела очень быстро и через час я уже уплетала запечённую ихтиофауну. Ангалин наблюдал за моими действиями, лёжа рядом с лодкой.

— Ты прямо спаситель мой. И едой обеспечил, и с костром помог. Спасибо! — я глотала сочные, жирные куски. — Точно не хочешь? — и протянула ему половинку одной тушки.

Ангалин втягивал широкими ноздрями горячий пар и смешно морщил чешуйчатый нос.

— Зря отказываешься. Очень вкусно! Я понимаю, ты, наверно, любишь сырую… Но рыба, запечённая на углях… М-м-м… — и я покачала головой. — Это потрясающе! Попробуй хотя бы…

Ящер подполз ближе и принялся усиленно нюхать. Я подула на горячий кусок:

— Вот съем всё сама и тебе не достанется…

Ещё раз сильно втянув воздух, ангалин медленно взял предложенную долю и проглотил.

— Вот и молодец! А то неудобно как-то есть в одиночестве… Ну как? Вкусно?

Он сначала смотрел на меня зелёными глазищами, потом облизнулся и зашипел.

— А-а-а… Не распробовал?!

Он вздрогнул, сделал несколько шагов назад, не отрывая взгляда от моего лица, и проговорил:

— Понимаеш-ш-шь?!

Теперь я вздрогнула. Я ведь поняла, что он сказал сразу, только не сообразила, что уловила значение его шипения. Первый раз он сказал: «Непонятный вкус-с-с…»

Несколько минут мы пялились друг на друга, а потом только дошло, что языковые настройки в моей голове никуда не исчезли. И на слух я понимаю даже речь ангалинов! «Потрясающе! Спасибо, Дайк! Спасибо! Работает твоя травка, до сих пор работает!»

— Да, вроде понимаю… Скажи ещё что-нибудь…

Ангалин беспокойно забегал, сверкая глазищами:

— Этого не мож-ж-жет быть!

Я улыбнулась:

— Поверь, может быть всё, что угодно! Уж я-то это точно знаю!

— Но как?!

— Меня просто одной травкой поили… Некоторое время назад… Теперь я любой язык понимаю… Главное — правильно сосредоточиться.

— Ч-ч-что?!! — Ангалин подпрыгнул, красиво выгнув гибкую спину. — Травой раз-з-зума?!!

— Точно! Она так называлась! Как ты догадался?!

— Это великая тайна! Эта трава наш-ш-ша! Свящ-щ-щенная трава ангалинов! Где ты её вз-з-зяла?!!

— Во-первых, не надо так нервничать, а во-вторых… я её нигде не брала, меня поил отваром один человек. Кстати, та ещё гадость! А вот где он её взял, понятия не имею! Не представилось возможности выяснить, да мне это и не нужно было…

Ящер бегал по песку туда-сюда и его длиннющий хвост извивался как змея, а пальцы на конце сжимались и разжимались, как кулак у человека.

— Ага-а-а! — причина его беспокойства стала понятна. — Вы сами эту травку употребляете! Чтобы людей понимать!

Он забегал ещё быстрее. Я угадала! Он остановился, и зелёные глаза начали покрываться сетью красных прожилок. Ящер молниеносно подскочил. Я даже не успела никак среагировать, как пальцы на хвосте сжали горло. Лёжа на песке, под тяжёлой нависшей тушей, я судорожно пыталась разжать железную хватку и хрипела. В глазах помутилось, но больно почему-то не было. Я чувствовала только, как холодный обруч сжимается всё сильнее…

— Ты знаеш-ш-шь наш-ш-у тайну… — шипел ангалин прямо в лицо. — Я долж-ж-ен убить тебя-я-я…

— Сделай… м-м-милость… Эта планета мне… до чёртиков… надоела… — всё, что я смогла выдавить.

Пальцы неожиданно разжались. Пока я кашляла и вдыхала спасительный кислород, ящер сидел рядом и сверлил меня красными глазами.

— Спасибо, что хоть накормил… перед тем как убивать, Змей… Горыныч… Что ж ты дело не закончил? — Кашель ещё душил, и я тёрла онемевшую шею.

— Из-з-здеваеш-ш-шьс-с-я-я?

— Ну что ты… и в мыслях не было…

Придя немного в себя, я поднялась, залила костёр водой и отбросила ногой остатки трапезы:

— «Приятно» было познакомиться… Раз ты, вроде как, передумал, то изволю откланяться. Мне дальше двигать надо. Видно, правду про вас говорят… А я, дура такая, пожалела… Даже восхищалась… тому, какой ты красивый… — продолжала я хрипло приговаривать, стаскивая лодку в воду. — Точно, дура!

Ангалин изображал из себя каменную статую. Пройдя тростниковые заросли, я залезла в пирогу, пытаясь удержать равновесие, и взялась за вёсла:

— Ну, будь здоров. Не кашляй…

Ящер остался на песке, провожая меня взглядом. Его глаза уже были просто зелёные, без красного оттенка.

«Да… А как хорошо всё начиналось… Опасная зверюга… А умный какой… Если бы не внешний вид, то по разговору человек, один в один. Жаль, что не додушил… Избавил бы одним махом от всего…» — я ожесточённо гребла, как будто лодка и вёсла были в чём-то виноваты.

Глава 3

На реку опускались сумерки. Далеко впереди виднелось парусное судно и несколько лодок причаливали к дальнему берегу. «Наверно, там посёлок… — подумала я. — Но туда не поплыву, буду грести всю ночь. Чем быстрее окажусь в Банкоре, тем лучше». Где-то на середине я опять поймала поток мощного течения и, убрав вёсла, подвинулась на корму к небольшому рулю. Ладони покрылись волдырями мозолей ещё с прошлой ночи, но было не больно, а просто неприятно: «Бедные мои ручки! Сколько вы уже перенесли: и шрамы, и мозоли… Эх… А когда-то без маникюра из дому не выходила… А теперь всё равно… Мозг? Мозг, ты куда пропал опять? Слышишь меня?» Но никто не откликался на мысленный призыв: «Странно… Где его носит? Никак в дебрях моего разума шляется… А потом будет причитать, что я с ним мало общаюсь. Мозговой, ты где?! Алё! Приём! — Никакого ответа. — Ну вот так всегда! Как он нужен, так нет его… Ну и чёрт с тобой! Захочешь, сам объявишься», — и в сердцах стукнула кулаком по борту.

Повеяло холодным ветерком. Я зябко поёжилась и, отпустив руль, подтянула мешок с одеждой. От неловкого движения лодка сильно качнулась. «Только перевернуться не хватало!» — Я замерла и вцепилась в борта, восстанавливая равновесие. В темноте берегов уже не было видно, но в небе неоновыми лампочками зажигались звёзды. «Ночь опять будет ясной, это хорошо… Только сегодня заметно холоднее… — подумала я, натягивая свитер и обувая новые угги, которые купила на ярмарке. — Лучше всё-таки грести, а не рулить, так теплее».

Эта ночь была такой же сказочно-космической, как и предыдущая, если не считать того, что через несколько часов я чуть не врезалась в остров. Поначалу я не поняла, что за темнота растёт впереди. Она была далеко, а потом всё ближе и ближе, больше и больше. И только услышав шум ветра в тростнике, я догадалась, что это. Остров… Просто остров, но было, конечно, жутковато. Я налегла на вёсла, обогнула препятствие, и река опять понесла меня в мерцающую даль.

К рассвету я продрогла и жутко проголодалась. И несколько раз пожалела, что не взяла остальные куски рыбы с собой. И плевать, что этот гад чешуйчатый её поймал для меня и помог огонь развести. Нечего так едой разбрасываться в моей-то ситуации. Как бы эта рыбка сейчас пригодилась! От воспоминаний о горячей еде потекли слюни. То, что ящер чуть не задушил меня, почему-то особо не беспокоило. Я даже жалела немного, что он передумал. Возможно, это был бы лучший выход… Хотя о чём я думаю… Жива — и слава богу. А ангалин, конечно, тварь неблагодарная, хоть и красивый, зараза…

Над рекой стелился утренний туман, и первые птицы звонко верещали в прибрежных зарослях. Рыба плескалась прямо возле лодки. Я опустила ловушку, так, на всякий случай, и раскинула сеть недалеко от очередного островка. А вдруг поймаю завтрак! Но рыба тоже не дура, ловиться не хотела. Я догребла до ближайшего острова, осмотрелась и на дневной привал решила остановиться здесь. Посёлков по берегам видно не было, как и лодок рыбаков. «Ладно, будь что будет… Сутки без еды продержаться смогу, а потом придётся искать деревню…» Меня лихорадило, то ли от холода, то ли от усталости. Не хотелось ничего, просто лечь и лежать, а ещё лучше проспать до вечера. Когда спишь, голода не чувствуешь.

Протащив свой транспорт подальше в глубину островка, на небольшую полянку, я натянула на себя почти всю одежду, которая имелась, завернулась в одеяло и улеглась на дно. В голове шумели волны, и меня качало из стороны в сторону. Это, наверно, от долгого пребывания на воде такая внутренняя качка. Я закрыла глаза. Шум прибоя в ушах усилился, но не раздражал, а, наоборот, успокаивал. Я представила, что я на берегу моря, иду по тёплому, почти горячему песку. Босые ноги слегка проваливаются и стопы чувствуют каждую песчинку. Кругом летают чайки, но почему-то не кричат, а шепчут: «Кари… Кари… Всё хорошо… Впереди вся жизнь… Нужно думать о будущем… Всё хорошо… Всё хорошо…». Я смотрю в небо на больших белых птиц, кружащих над головой. Вдруг одна из них вспыхивает ярким пламенем прямо на лету и падает камнем. Я подбегаю и вижу: на песке лежит курица, курица-гриль, с золотистой корочкой и большими пучками зелени вокруг. От потрясающего аромата начинает кружиться голова, и я протягиваю руки к заветной мечте, но не тут-то было. Копчёная тушка вскакивает на костяные ножки и удирает прочь.

— Стой! Ты куда?! Ты моя, курица! Ты жареная! Как смеешь убегать?! — и несусь следом за драпающим ужином. — Стоять, я сказала! Куры-гриль не могут бегать! — я орала что есть мочи, только голоса своего почти не слышала. Из горла вырывалось лишь какое-то карканье. Жареная птичка резко сменила направление и запрыгала прямо к морю — я за ней. Расправив куцые крылышки, она подскочила и бухнулась в воду. Холодные капли брызнули на лицо, и я проснулась.

На меня смотрела тёмно-серая зеленоглазая морда.

— И снова здравствуйте, — мой голос, действительно, был хриплым, и слова застревали на полпути. — Что? Соскучился?

Я привстала. Пахло жареным мясом.

— Есть будеш-ш-шь? — прошипел ангалин.

Второй раз повторять ему не пришлось. Я мешком вывалилась из лодки и на четвереньках быстренько поползла к небольшому костерку. На угольях запекалась рыба, а рядом на округлых листьях дымился нанизанный на палочки шашлык! И хотя глотать было трудно, горло словно перетянули ремнями, с двумя порциями я разделалась за несколько минут. По вкусу это была какая-то птица, но точно не берусь утверждать. Горячее мясо! Вот что главное! И вкусное-е-е…

Ангалин пристроился рядом и, держа в хвосторуке мой кинжал, выковыривал что-то из угольков. Я оглядела полянку. Мои мешки валялись на земле, полностью распотрошённые. «Вот наглец! Даже в моих пожитках успел покопаться. Как бы золотишко не спёр…» Про падкость ангалинов до золота я была уже наслышана. К ноге подкатилось несколько крупных обугленных шариков. Я оторвалась от трапезы. Это были местные корнеплоды, по вкусу очень похожие на картошку, только цвет у них внутри был ярко-оранжевый, как у тыквы. Местные называли их «ваттаха», что значило питательный корень. Но про себя я именовала этот овощ «тыквокартошкой». Я глянула на ящера, он продолжал ковыряться в углях и на меня не смотрел.

Вскоре сытым хомяком я привалилась к ближайшему стволу, подставила лицо дневному свету и прикрыла глаза. В желудке было тепло и уютно. Тело согрелось и блаженно расслабилось. Послышался шорох, и я приоткрыла один глаз. Ангалин сидел рядом.

— Спасибо… Было очень вкусно. Не думала, что ангалины умеют разводить огонь и готовить человеческую еду.

Он наклонил голову так, как это иногда делают собаки, слушая хозяина, и произнёс:

— Мы многое умеем… Только люди об этом не з-з-знают… Нам нуж-ж-жно поговорить… — мне показалось, что в его шипении промелькнули извиняющиеся нотки.

— Говори, я слушаю… — и судорожно сглотнула. В горле будто застряла куча камней. — А то мне пока трудновато…

Он глубоко вздохнул, светлая широкая грудь значительно расширилась, развернулся и пошёл к воде. Вскоре пришлёпал, держа в пасти яркие, красно-зелёные листья, которые принялся усиленно жевать. Потом залез в мешок, достал старую потрёпанную рубаху, одну из тех, в которой я убегала из леса, и оторвал от неё длинный кусок. «Распоряжается, как будто это его… Хоть бы разрешения спросил, что ли?» Передними лапами и хвостом он расправил кусок ткани, выплюнул на неё пережёванную массу и сложил в две половинки, а потом протянул мне:

— Обмотай ш-ш-шею, это помож-ж-жет… С-с-синяки быстрее с-с-сойдут и говорить будет легч-ч-че…

Не говоря ни слова, я сделала так, как он сказал. Сначала было неприятно, когда пропитанная слизью тряпка коснулась кожи, но вскоре я почувствовала прохладу, как от мази с ментолом. И правда, полегчало… Ящер подобрался поближе и сказал:

— Я хотел с-с-сказать с-с-спасибо за то, что ты с-с-сделала для меня… там, в Маргос-с-се… Никто бы так не поступил. Тем более женщ-щ-щина. Ты из-з-збавила меня не просто от с-с-смерти, а от величайш-ш-шего поз-з-зора, от каз-з-зни… Для ангалина нет хуже учас-с-сти, чем умереть от руки палача… — и опустил голову в низком поклоне. Я ничего не успела сказать в ответ, как он продолжил:

— Когда ты с-с-сказала, что тебе надоела эта планета, то ч-ч-что имела в виду?

Его крупная продолговатая голова находилась напротив моего лица, изумительные зелёные глаза смотрели с любопытством и, как мне показалось, вся его поза выражала сильную заинтересованность.

— А то и имела… Я на Окатане уже больше шести месяцев… Хожу, брожу туда-сюда… Очень хочу вернуться домой, но не знаю, как это сделать и возможно ли вообще…

Какой резон скрывать от ангалина правду? Он не человек и вряд ли кому-то из людей про меня расскажет. А поделиться с кем-то давно хотелось. Я всё надеялась, что расскажу всю правду о себе Дайку, но, похоже, мы ещё нескоро свидимся, так почему бы не поговорить с ангалином… Может, станет легче?

— А где твой дом? — последовал вопрос.

— Там где-то… — я показала пальцем в небо.

Ангалин задрал голову:

— Там небо.

— Ну да, небо. Только далеко-далеко, настолько, что и представить нельзя, есть звезда, которая называется Солнце, и вокруг неё вращается планета под названием Земля. Там и есть мой дом…

Ящер посмотрел на меня, потом вверх, потом опять на меня:

— Значит, ты с неба с-с-свалилас-с-сь?

— Ну… Можно, наверно, и так сказать.

Он хмыкнул, ну совсем как человек, и улыбнулся одной половиной клыкастой пасти:

— Врёш-ш-шь…

— Твоё дело — верить или нет… Но ты первый, кому я говорю чистую правду. Понимаю, что поверить очень сложно, почти невозможно, но это так.

— А разве мир может вращ-щ-щаться вокруг звез-з-зды? Это звёз-з-зды бегают по небу…

Теперь пришла моя очередь хмыкать:

— У тебя древнее и ненаучное представление об окружающем мире. Планеты вращаются вокруг звёзд, а не наоборот.

Он задумался:

— Ты говориш-ш-шь почти как мой прадед.

— Вот как?!

— Когда я был совс-с-сем маленьким, он много расс-с-сказывал мне про з-з-звёзды. Я мало что помню, но что-то похожее точно было.

— Ну вот… Я не вру.

— А как именно ты с-с-сюда попала?

— Вот это и есть главная загадка. Я и сама толком не понимаю…

И как могла я рассказала про аварию, яму и про жизнь в лесу. Показала свои шрамы, которые ящер очень внимательно рассмотрел, качая чешуйчатой головой. Рассказала, что у меня нет родовой метки, в отличие от местного населения, и показала лохмотья своей земной одежды. Также поведала о Дайке и про золотую банду, оказалось, что ангалин тоже о них слышал. Когда же, хрипя от напряжения, дошла до побега по чёрному туннелю, ящер взвился в прыжке:

— Это же проходы наш-ш-ших предков, великих ангов! Они строили Храмы и такие туннели!

— Ну, наверно… Тебе лучше знать… — говорить я уже не могла, только хрипеть, и закашлялась.

Ящер подобрался совсем близко. Длинными гибкими хвостовыми пальцами он приподнял мой подбородок:

— Прос-с-сти меня… за вчераш-ш-шнее… Я очень сожалею, что не сдержалс-с-ся.

Глянув в изумрудную зелень его глаз, я прошептала:

— Будем считать, что этот шикарный обед или ужин искупил твою вину.

— Хорош-ш-шо. Будем с-с-считать. Больше не говори ничего, ещё будет время… Но… — и он хитро улыбнулся, показав клыки, — я хочу уз-з-знать твою ис-с-сторию до конца. Я ведь тож-ж-же плыву в Банкор и могу сос-с-ставить тебе компанию.

Я утвердительно кивнула. Мы ещё немного посидели у костра, а так как дело уже близилось к вечеру, то я начала собираться. Ангалин достал верёвку, которая валялась в мешке, и принялся что-то из неё плести. Когда он закончил, стало понятно, что он задумал. Ящер собрался быть моей водяной лошадью. Что ж, прекрасно! Грести больше не придётся.

Я сложила свои пожитки и побросала в лодку. Оранжевый закат полыхал над рекой. Ночь обещала быть тёплой…

Следующие слова ангалина застали врасплох.

— Я знаю, что у тебя ес-с-сть з-з-золото…

— Допустим… — я вздрогнула и вперилась в него подозрительным взглядом. — Осталось несколько монет.

— Мне нужна одна… в долг.

— В долг?!

— Я верну…

— А зачем? Ты собрался что-то купить?

Он опустил голову и принялся ковырять когтем землю:

— Недалеко от Банкора у меня есть тайник. Там оруж-ж-жие и з-з-золото. Когда мы доберёмс-с-ся туда, я тебе отдам.

— Точно отдашь? Обещаешь?

— Обещ-щ-щаю…

— Так и быть, я дам монету. Только прежде чем одалживать кому-то деньги, хотелось бы узнать имя своего должника.

Ангалин широко заулыбался:

— Я з-з-знал, что ты спросиш-ш-шь…

— А почему сразу не сказал, как тебя зовут?

— Ты не спраш-ш-шивала…

— Ну, теперь спрашиваю…

Ящер принял важную позу, вытянул хвост и опёрся на него, потом изящно выгнул шею и произнёс:

— Макссашарай эн Шеар, один из восемнадцати сыновей Великого Ангалина Рекса.

— О как! Приятно познакомиться…

— А как з-з-звать столь прекрас-с-с-сную эрдану?

Я обалдела: «Сначала придушил, а теперь прекрасная эрдана…».

— Меня зовут Карина, можно просто Кари. Тут все почему-то меня так называют.

Ящер кивнул:

— Карри-и… Мне нравитс-с-ся…

— А можно я твоё имя тоже как-то сокращу, а то Макс…са…ша…рай… язык сломаешь.

— Мож-ж-жно… А как?

— Макс… Прекрасно подходит.

Он несколько раз произнёс новое для себя слово, как бы привыкая и смакуя его произношение, а потом сказал:

— Годитс-с-ся.

Вот таким образом и состоялось наше окончательное знакомство. Я достала монетку:

— Лови!

То, что он сделал дальше, объяснить и понять я не смогла. Вытянув шею и открыв клыкастую пасть, ящер поймал её и тут же проглотил.

— Зачем ты её съел?! Это же деньги, а не еда! — возмущению не было предела, и я ошарашенно хлопала глазами.

— Придёт время, узнаеш-ш-шь… — и пошлёпал к воде.

«Будто таблетку пошёл запивать…» — посетила мысль.

И точно! Он напился воды и оглянулся:

— Ну что? Будем отчаливать?

— Будем.

Я затушила костёр, сняла обувку, закатала штаны, и мы стащили лодку в воду.

Глава 4

Да… Ангалин в виде транспортного средства — это что-то! Я мчалась по воде, словно на моторке, только ветер в ушах свистел. Вот это скорость! Такими темпами в Банкор мы прибудем очень быстро. Несколько раз за ночь Макс подплывал ко мне и спрашивал, как я себя чувствую. Самочувствие было прекрасным, только горло ещё немного саднило, но говорить было уже легче. Я же в ответ интересовалась, а не устал ли он, но Макс отвечал, что нет, течение очень помогает и плыть легко.

Использовать разумное существо как ездовую собаку было не очень удобно, но… Я же его не просила, да мне и в голову бы такое не пришло. Это была всецело его идея, но она мне очень понравилась. В общем, мы не плыли, мы мчались. Я лежала на дне и смотрела на несущееся небо. Как же красиво! Сегодня Октаэн был настолько прекрасен, что глаз не оторвать. Красные, бордовые, синие, фиолетовые и сиреневые оттенки туманности создавали такую прекрасную картину, что хотелось плакать.

«Наверно, у меня появился новый друг… И хоть начало не очень задалось, — я поправила повязку на шее, — кажется, что я ему так же интересна, как и он мне. Знали бы Скай с Айрой, кто помогает мне добраться до Банкора… Как бы, интересно, отреагировали? — Вспомнился Маргос и ярмарка, мои дорогие караванщики, голос Гая и солнечная улыбка Натри. — Как они там? Как восприняли моё бегство? Обиделись, наверно… Успел ли Гай предупредить Арвида, что за северянами возможна слежка? И что произошло, когда обнаружили пропажу ангалина? Ярмарка уже два дня как закончилась, караван должен быть в пути. Я намного их опережаю… И куда всё-таки подевался Мозговой?»

— Я здесь… — донёсся голос, как слабое эхо.

— Ну наконец-то!

Я закрыла глаза и очутилась у двери в библиотеку. Сильно толкнув плечом, я влетела в комнату. Мой профессор лежал на кушетке в привычном образе, только без монокля.

— Мозг, что случилось?! — я схватила его за руки. — Что с тобой?!

Профессор был странно бледен, но глаза были ясные и весёлые.

— Я так рад тебя видеть!

— Да что тут происходит?! Почему ты не отвечал так долго?! Где ты был?! — я порывисто обняла его и прижалась к бархатному халату.

— Я немного приболел… И не дави так, задушишь…

— Приболел?! Ты?!

— А что? Я заболеть, что ли, не могу?

— А ты можешь?!

— Как оказалось, могу. Вот и не отвечал, потому что не получалось настроиться на тебя.

— И никак не мог дать знать, что тебе плохо?!

— Нет…

— Я могу что-нибудь сделать для тебя?

— Ты уже сделала… — он тоже обнял меня и поцеловал в щёку.

— И что же я сделала?

— Ты опять выжила, хорошо поела, отдохнула и теперь двигаешься вперёд с очень приличной скоростью.

— Тебе бы всё шутки шутить… Объясни толком, что с тобой случилось?

— Попробую…

Он привстал, и я подсунула под него подушку:

— Начну с главного… Когда ящер начал душить тебя, то твой мозг, настоящий, осязаемый, который находится вот здесь… — и он постучал пальцем мне по лбу, — лишился необходимой ему доли кислорода и начал умирать… На самом деле, ангалин задушил тебя…

— В каком смысле?

— В прямом.

Я непонимающе смотрела на своего профессора.

— Как задушил? Он не закончил… Я даже не теряла сознание…

— Теряла, просто не помнишь. Ты была мертва около двух минут…

— Этого не может быть… Но я всё прекрасно помню… Он разжал пальцы, после того как я прохрипела, что мне надоела эта планета.

— Верно. Только между твоим последним хрипом и тем моментом, когда он отпустил твоё горло, прошло две минуты. Две минуты смерти… Он выпустил тебя не потому, что услышал эту фразу, а потому, что ты уже не дышала, пульс не бился и он это почувствовал. Но… — и Мозговой поднял палец, — как только он убрал хвост, твоё сердце забилось и ты включилась, ну как… — он пощёлкивал пальцами, подбирая сравнение, — как любой электроприбор! Вот! Нажмёшь кнопку — выключишь, нажмёшь ещё раз — заработает, вот как-то так…

— Ну… допустим, — я тёрла виски. — Как же тогда это отразилось на тебе?

— Та часть твоего мозга, в которой существую я, пострадала в последнюю очередь, поэтому я и жив, хотя пока ещё слаб. Если бы я поселился где-нибудь в другом месте, то просто сгорел в смертельной агонии твоего разума, растворился в мощном выбросе твоей энергии, и одной минуты было бы достаточно.

Я сидела на кушетке, переваривая всё услышанное и машинально гладя Мозгового по плечу.

— Кари… Хватит тереть, дыру протрёшь в любимом халате.

— Значит… Макс убил меня…

— О-го-го! Уже Макс?! Ох, чувствую, что пропустил много интересного, пока валялся в отключке, а потом восстанавливал наши настройки!

— А я ему ещё и монету одолжила…

— Что?! Ангалину?! Золото?! — и профессор громко расхохотался.

— Но он пообещал, что вернёт…

— Будем надеяться… — Мозговой продолжал смеяться.

Вскоре профессор немного успокоился и поднялся с кушетки.

— Девочка моя! Ты самое лучшее лекарство! Вот насмеялся от души и сразу легче стало!

— Всегда к вашим услугам, профессор!

Мозговой разразился новым приступом хохота. Утерев слёзы, он подошёл к резному шкафчику:

— У меня тут есть кое-что… Надо отметить наше воскрешение, — и достал бутылку шампанского и два бокала.

Пробка выстрелила, и пузырящийся напиток заиграл в свете настольной лампы. Немного полегчало мне лишь после третьего.

— В нашем с тобой состоянии определённое количество некрепкого алкоголя только на пользу, — произнёс Мозговой, и мы чокнулись.

— А, кстати… — я крутила в руке хрустальный бокальчик. — Почему я очнулась после двух минут смерти?

— Спросила, наконец-то…

— Так почему?

— Очень правильный вопрос… Но прежде чем ответить, я задам свой… За последнее время ты заметила что-нибудь необычное в себе? Такое, чего раньше не замечала?

— Ты о чём?

— Помнишь, мы с тобой беседовали про яд райской травы. Я сказал тогда, что действие его в твоём организме ещё продолжается…

— Помню…

— Ну, так что ты заметила?

— Я почти не чувствую боли, лишь некий дискомфорт.

— В яблочко! В данный момент, и я с уверенностью могу это заявить, что… — и он поднял руку с бокалом, — наряду с изменением цвета волос и глаз, яд этой травки оказал на тебя ещё одно действие. Ты не просто не чувствуешь сильную боль. Твой организм, весь в целом, не почувствовал смерть! Вот почему ты очнулась и включилась мгновенно, как лампочка!

— Как это?

— Очень просто. Твоё тело, в отличие от мозга, не поняло, вернее, не почувствовало, что умерло. Мозг понял, что умирает и выключил сознание, а тело — нет…

— Разве так возможно? Ведь тело управляется мозгом, притом полностью…

— Я бы так не сказал… Когда-нибудь я расскажу об этом явлении более подробно, а пока продолжу. Несмотря на то что твоё сердце перестало биться, а кровь почти прекратила бежать по сосудам, тело, на своём уровне, смерти не заметило и восприняло остановку сердца не как смерть, а как сбой ритма и запустило его заново.

— Только не говори, что я теперь бессмертна…

— Нет, не скажу. Всё умирает: звёзды, галактики, даже Вселенная… когда-то умрёт, наверное. Просто ты стала намного живучей, вот и всё. Я думаю, что если бы твой ящер продержал тебя своей железной хваткой подольше, то мы бы сейчас здесь не сидели.

Я откинулась на подушку рядом с Мозговым:

— Это все новости на сегодня?

— Все! — он явно был собой доволен.

— И что мне теперь делать?

— В смысле?

— Как вести себя с этим убийцей?

— Не знаю… Но второй раз убивать тебя он не будет. Ты загадка для него… А ангалины очень любопытны по своей натуре. Вот поэтому он и нашёл тебя, и остался рядом, чтобы узнать о тебе побольше. Я думаю, он не понимает, почему ты очнулась. Он же чувствовал, что ты уже не дышишь. Будь умнее, он изучает тебя, а ты изучай его. Я бы пока ему не доверял, а дальше видно будет. Тем более, что я вижу как он тебе нравится… Даже больше скажу, по-моему… ты влюбилась.

— Я?! Влюбилась?! В кого?! В эту ящерицу?! В убийцу самой себя?!

— Похоже на то…

— Ты с ума сошёл!!!

— Ну, признайся, Кари… Ты как его увидела в Маргосе, так только потом о нём и думала. Чего жмёшься? Скажи, а? Влюбилась… В этом нет ничего плохого…

— Ты сам понимаешь, что говоришь?! Я — человек… женщина… Он — ящер, пусть и разумный. Какая любовь?!

— Самая обычная…

— Ну, ты точно умом тронулся после моей смерти!

— Послушай меня, просто послушай и не спорь пока… — он крепко обнял меня и прижал к себе.

Мы лежали на уютной кушетке. Я с наслаждением вдыхала такой странный и в то же время такой родной запах, исходящий от моего внутреннего друга. И наверно, уже давно не только друга. Я вспомнила своё детство, как точно так же лежала рядом с папой. Он читал мне сказки, а я не столько слушала, сколько радовалась тому, что папа дома. В детстве я его мало видела, он очень много ездил по работе.

Теперь, лёжа рядом с моим дорогим профессором, я ощущала почти то же самое. Просто радость оттого, что он есть. Меж тем он всё говорил, говорил…

— Любить можно всё и всех. Вместе и каждого в отдельности. Можно любить осязаемые материальные вещи и живые существа, а можно любить то, что нельзя потрогать, увидеть или как-то иначе ощутить. Любовь огромна, непостижима, загадочна и бесконечна, как Вселенная… Любовь рождается и растёт, взрослеет и мудреет с годами, живёт и умирает… Это не только влечение на физическом уровне, хотя в отношении полов это немаловажно. Сейчас я говорю о той любви, когда неважно, какого пола или возраста объект этого чувства. Родители любят своих детей, а дети — родителей, супруги любят друг друга, а добрые друзья становятся иногда настолько близкими, что родственные чувства и рядом не стояли… Со временем любовь меняется и принимает иные формы, развивается, а иногда и угасает. Но никогда, никогда истинная, настоящая любовь не проходит бесследно! Она всегда оставляет неизгладимый отпечаток внутри, в сердце, в душе, в памяти… Можно случайно зайти на птичий рынок или просто выйти на улицу и увидеть там бездомного котёнка или щенка и влюбиться в это пушистое маленькое чудо за доли секунды. И не понимать потом, как другие могли пройти мимо! Вот ты увидела этого ангалина, привязанного, как ты когда-то, униженного, ждущего смерти, но при этом такого прекрасного и… Щёлк! Сработал механизм… Ты уже думала только о том, как его спасти… и как он прекрасен.

— Но, Мозг… Он не котёнок и не щенок. Он другой, совсем другой! Он другой расы! Он не человек, а рептилоид…

— Ну и что…

— Как что?! Мы абсолютно разные… Обитатели разных планет и разных цивилизаций!

— Но сейчас-то вы живёте на одной планете. И прости меня за прямоту… Сколько тебе придётся ещё жить здесь, Кари, никто не знает… А то, что он ящер, а ты девушка… Любовь и секс — разные вещи.

— Допустим, ты прав… — я в задумчивости тёрла виски, — но он же убил меня…

— Но ведь он это сделал не потому, что так жаждал твоей крови… Разве ты станешь осуждать тигра или льва, если он убьёт человека, который залезет к хищнику в клетку в зоопарке, чтобы с ним сфотографироваться?

— В такой ситуации я на стороне хищника, а человек сам дурак. Думать надо…

— В-о-от… Ангалин не человек, хоть и разумен. Ты же так мало о них знаешь… Получается, что ты сама виновата. Надо было думать, что говоришь и кому говоришь. А ты без всяких задних мыслей: «Вы сами эту травку употребляете!» Вот он и среагировал, это же их тайна, которую они скрывают от людей!

Я стыдливо запрятала лицо в складки халата:

— Я непроходимая тупица, да? Не просто дура, а дура в квадрате…

Мозговой засмеялся:

— Ну что ты… Не надо так уж преувеличивать…

— Мы оба могли погибнуть из-за моей глупости…

— Всё хорошо, дорогая, всё хорошо… Мы в порядке и нечего так сокрушаться.

— Мозг… А ты меня хоть немного любишь? Ну так, как рассказывал…

Он наклонился к самому моему уху и прошептал:

— Бесконечно…

Глава 5

Ледяной душ вернул с небес на землю. Первой мыслью было то, что лодка перевернулась и я свалилась в реку, но… Фыркая, как тюлень, и махая руками, я вскочила и поняла, что я не в реке, а на берегу. Кругом белый день и зелёные глазищи таращатся рядом.

— Ты что?! Совсем обалдел?!

— С-с-с тобой что-то с-с-случилось… Я не знал, как привес-с-сти тебя в ч-чувства…

Смахнув стекающие капли, я огляделась по сторонам. Моя пирога лежит на берегу, вокруг густой лес, пахнет прелыми листьями и почему-то грибами.

— И давно мы тут… отдыхаем?

— С рас-с-света. Я поначалу подумал, что ты с-с-спиш-шь и не стал будить. Оставил тебя в лодке, немного перекусил, потом ждал пока ты проснёш-ш-шься, потом рыбы наловил. Но ты не просыпалас-с-сь и лицо было такое с-с-странное… Я ис-с-спугался…

— Что ж ты раньше не пугался, когда душил меня?

Ангалин опустил голову:

— Я ж-ж-е из-з-звинился у-ж-же…

— А вот если бы я не очнулась, что тогда?

Ящер молчал, ковыряя когтем землю: «Ну, прямо нашкодивший ребёнок!»

— Я не хотел убивать… Ес-с-сли бы хотел, то просто сломал бы тебе ш-ш-ею. Не рас-с-считал, прости… Человеческих женщ-щ-щин мне убивать не приходилос-с-сь…

Мокрая до пояса, я стояла и смотрела на ангалина. Ни обвинять его, ни обижаться, ни устраивать какие-либо разборки не хотелось. Я жива, он раскаивается и только моё дело, какой в душе вынести приговор и как воспринять факт убийства, непреднамеренного, как и сказал Мозговой, а после подтвердил сам Макс.

Только мне решать, как к этому относиться. Если внять логике, разуму и обычному прагматизму, то сей факт нужно просто опустить, запрятать подальше и не возвращаться больше к этой теме. Макс нужен мне, во всяком случае пока, да и в будущем тоже может пригодиться. Столь близкое знакомство с сыном Ангалина Рекса может оказаться очень полезным, неизвестно, насколько я тут застряну, да и выберусь ли вообще…

А можно, конечно, поступить иначе: впасть в истерику, взывая к человеческой морали, взлелеять внутри себя обиду и ненависть к своему убийце, призвать на его чешуйчатую голову все возможные проклятья и разойтись в разные стороны, воспылав праведным гневом на всех ему подобных. Я выбираю первое!

— Мы есть сегодня будем?

Ящер поднял голову и чуточку улыбнулся:

— Рыба… осталос-с-сь только приготовить. Ты же с-с-сырую есть не хочешь?

Когда толстенькие тушки уже запекались, я, в ожидании трапезы, наводила порядок в своих пожитках и сушила мокрую одежду. Ящер свернулся в шар и заснул, попросив разбудить на закате. После плотного обеда делать было нечего, а спать не хотелось. Так как мы сидели в лесу, чем-то напоминающем тропические джунгли, и с берега реку было плохо видно, я решила поискать точку обзора повыше. Неподалёку росло высокое разлапистое дерево, обвитое лианоподобными растениями. На первый взгляд, ветки были крепкими, даже те, что повыше, так что забраться на него не составило труда. По пути наверх я спугнула несколько хвостатых птиц и какого-то зверька с пушистой полосатой мордочкой.

Я уселась на ветку, свесив ноги. Видно было далеко. Несколько раз проплывали большие шхуны, я бы назвала их галерами, уж очень напоминали они внешним видом корабли древних греков. По палубе ходили люди, что-то делали… Несмотря на паруса, плавучий транспорт двигался на вёслах, ветер был слабенький. «В Банкор, наверно, путь держат…» — подумала я.

Вскоре на воде показались какие-то брёвна, медленно плывущие по течению: «Интересно, это лес, что ли, по реке сплавляют?» Но вдруг несколько «брёвен» открыли огромные зубастые пасти и накинулись друг на друга. «Крокодилы! А здоровенные какие!» — и я с удвоенным интересом продолжила наблюдение. Рептилии с громкими всплесками что-то делили в толще воды, что именно — не понятно. Остальные никак не прореагировали и уплыли далеко вперёд. Потасовка закончилась так же быстро, как и началась. Два страшилища вынырнули, один поплыл за остальными, а другой подался к противоположному берегу. Из того что удалось разглядеть, я сделала вывод, что местные крокодилы очень похожи на земных. Может, когда-нибудь получится рассмотреть их поближе.

Макс проснулся сам. Я только-только собралась начать спуск, но остановилась: «Что же он будет делать, когда не обнаружит меня поблизости?» Ангалин вычислил местонахождение пропажи очень быстро. Сначала он покрутился возле лодки, втягивая подвижными ноздрями воздух, а потом уверенно направился к дереву: «Та-а-ак… Обоняние у него отличное, может брать след, как собака». Ящер опёрся передними лапами о ствол, потом резко оттолкнулся и за пару секунд вскарабкался на несколько метров.

Я обалдела: «Он ещё и по деревьям прекрасно лазает!» Вскоре ехидно ухмыляющаяся морда выглянула из-за листвы прямо перед моим носом:

— С-с-спрятаться реш-ш-шила?

— Я не пряталась, а от нечего делать за рекой наблюдала.

Его рот растянулся ещё шире, выставляя напоказ белоснежные зубы со слегка загнутыми клыками:

— Теперь тебе от меня с-с-спрятаться будет с-слож-жно… Я с-слиш-шком хорошо тебя запомнил, особенно этот запах.

«И этот туда же. Нечто подобное я уже слышала. Опять этот запах…» — я решила включить любимую дурочку.

— Какой запах?

— Твой…

— Сильно противный?

— Почему противный? Наоборот… Оч-ч-чень приятный, хоть и с-с-странный.

— Чем странный?

Ящер пожал плечами, ну совсем как человек:

— Не з-з-знаю…

— А ты в воде тоже запахи чувствуешь?

— Ещё как… Мож-жет, продолжим бес-с-седу внизу?

Спустился он так же быстро, как и залез. А вот у меня так ловко и грациозно не получилось. Кончилось тем, что с нижней ветки Максу пришлось меня снимать. Эта ситуация очень его позабавила, а я первый раз дотронулась до него. На ощупь ангалин оказался вовсе не таким, как мне представлялось. Во-первых, он был очень тёплым, во-вторых — чешуя была не такой гладкой, как у змей или ящериц, мне доводилось трогать и тех, и других. Она была как бы бархатной, напоминая силиконовый материал, и очень-очень приятной. На вид гладкая, твёрдая и блестящая, а под пальцами ощущение нежной кожи. Удивительно! А брюхо, так вообще, покрыто очень плотной коротенькой шерстью с чешуйчатым рисунком, и зрительно не отличить где кончается чешуя и начинается шерсть. Потрясающая зверюга! Хотя зверюга ли? Разве можно разумное существо, пусть и выглядящее как животное, называть зверем? Сомневаюсь…

Я на несколько секунд зависла на ангалине, обнимая его за гибкую шею и погрузившись в тактильные ощущения и впечатления.

— Мож-ж-жет, наконец, отпустиш-ш-шь? — сказал он тихо.

— Прости… Ты просто… Такой приятный, я не ожидала…

— Да?! Неуж-ж-жели?!

— Очень… — я улыбалась во весь рот, глядя в изумрудные глаза.

— Вот никогда бы не подумал, что такие слова мне с-с-скажет женщ-щ-щина.

— Почему?

— Как почему? Людям мы противны, ос-с-собенно женщ-щ-щинам.

— Вот дурёхи! Они вас просто никогда не щупали. Если бы хоть раз попробовали, то загладили бы до дыр в чешуе!

Макс захохотал. А смех у него был ну просто потрясающий: квакающий, прикашливающий, с писклявыми и скрипучими нотками, при мелком подёргивании всех конечностей. Я не выдержала такой уморительной картины и тоже засмеялась. Было очень смешно! Когда мы отхохотались, Макс решил подкрепиться перед ночным заплывом и направился к воде.

— Я крокодилов видела…

Он оглянулся на такое предупреждение, снисходительно хмыкнул и змеёй скользнул в воду. Я тоже решила перекусить, как раз оставалась одна запечённая рыбка. Вскоре он вернулся и пристроился рядом.

— Когда будем в Банкоре?

— С-с-скоро… Две-три ночи пути… Я хотел бы ус-с-слышать продолж-жение твоего рассказа.

— Э-э-э, нет! Я и так уже много про себя наболтала. Теперь твоя очередь что-нибудь рассказать про себя.

Он склонил голову набок и улыбнулся:

— Вот з-з-знал, что так будет. Ты хитрая…

— А то…

— И что ты хочеш-ш-шь з-з-знать?

— Ну, никаких священных ангалинских тайн выдавать не надо, — я потёрла горло, — а то мало ли что…

Ящер нахмурился:

— Мы это уж-ж-е обсудили…

— Мне интересно, а что ты делал в Маргосе? Как и почему попался?

Смешно переминаясь с лапы на лапу, Макс начал свой рассказ:

— За Маргос-ссом, выше по течению, рядом с одним из притоков, есть Храм ангов, наш-ш-ших далёких предков. Вот туда я и пыталс-ся доплыть. Дело в том, что дальш-ш-ше Банкора уже лет тридцать как нас не пускают, это запрещено, ес-с-сли поймают — казнят.

— А почему?

— Предыдущий Великий террхан Восточных земель, отец нынеш-ш-шнего, нас сильно ненавидел и пос-с-стоянно ис-с-скал способы ограничить нас. Это вс-с-сё тянется много веков, то разреш-ш-шают, то запрещ-щ-щают… Как с-с-случается какая-нибудь с-стычка в море или тонут корабли с важными грузами, так с-с-сразу ангалины виноваты и реш-ш-шётки под всеми мостами опус-с-скаются. Но мы тоже так пос-с-ступаем. Выс-с-ставляем кордоны между ос-с-стровами, там, где проходят торговые пути, и не пропускаем, только за з-золото. Ес-с-ли люди не хотят платить или пытаются прорваться, то корабль топим. Правда, людей не убиваем… Ес-с-сли кто-то тонет, то это уже не наша вина.

— А зачем вам нужно в Храмы?

— Как зачем?! Это же с-с-святыня! Каждый уважающ-щ-щий себя ангалин долж-жен хоть раз в жизни появиться в Храме, чтобы предки знали, что мы помним и чтим их.

— А вас то пускают, то нет. Так выходит?

— Так.

— А почему ваши Храмы расположены в таких местах, куда вам так сложно попасть, на территориях людей?

— Никто не з-з-знает, почему так. Некоторые из нас задавалис-с-сь таким вопросом, но точного ответа нет. Многие уж-ж-же давно и не пытаются…

— А ты, получается, настолько уважаешь себя и традиции, что несмотря на риск быть пойманным, рвёшься исполнить долг поклонения?

— Ты забываеш-ш-шь, Кари… Я сын Ангалина Рекса и, возмож-ж-жно, когда-нибудь займу место отца. Поэтому я обязан чтить предков больш-ш-ше других.

— А-а-а… Ты у нас наследный принц?

— Не с-с-совсем…

— Как так?

— Отец ещё не слиш-ш-шком стар, а нас уже восемнадцать и у него могут быть ещ-щё дети. Кого он выберет, когда придёт его время, никто не знает. Любой из его с-с-сыновей может стать следующ-щ-щим Рексом.

Я улыбнулась про себя: «Принцев, пусть и не совсем наследных, среди моих знакомых ни здесь, ни тем более на Земле нет. Можно сказать, что мне опять повезло. Спасибо вам, окатанские боги!»

— А как ты умудрился в решётке застрять?

— С-с-сам не знаю… Если бы я был с оруж-жием, то такого бы не с-случилос-сь. Но путь в Храм долж-жен быть «чистым», то есть никакого оруж-ж-жия с с-собой иметь нельзя, это неуваж-ж-жение к Великим ангам. Под реш-ш-шёткой когда-то был прокопан лаз, но как я не ис-с-скал не смог найти его. Может, его обнаружили и зас-с-сыпали, а может, занес-сло илом и песком, не знаю. Пока я ш-ш-шарил по дну, то не заметил сеть, кто-то из рыбаков или потерял, или течением с-с-снесло. Дно там илистое, пока я копался, то так всё взбаламутил, что вода с-совсем мутная с-с-стала, вот и запутался… Сеть крепкая оказалас-с-сь, зубами не взять…

— Понятно…

Ангалин в упор уставился на меня:

— Кари… Ес-с-сли бы не ты, то у наместника в Маргос-с-се уже были бы новые дос-спехи…

— Я рада, что оказалась в нужное время в нужном месте.

— Я тоже рад…

— И Дайку спасибо, что сунул мне каморту с отваром, иначе ничего бы не получилось.

— А, кс-с-стати, где она?

— Кто?

— Каморта…

— Подарила…

— Подарила?!

— А что тут удивительного? Она же мне просто так досталась, хотя я не уверена, одобрил бы такой поступок Дайк. Если я когда-нибудь доберусь до Латраса и найду его там, то расскажу всё, как было, а он пусть решает — ругаться или нет. Хотя когда он мне её отдал, то ни о чём не предупредил: ни о редкости и ценности каморты, ни о том, чтобы я её ему вернула.

— А кому ты её подарила?

Я вздохнула:

— Тем людям, которые на время заменили мне семью, им каморта нужнее…

— Рас-с-скажеш-ш-шь?

— Это будет продолжением моей истории… Не пора ли нам отправляться? Темнеет…

— Да, пора.

Ангалин полез в один из мешков, достал ремень и кинжал. «Нет, ну вы посмотрите! Он уже все мои вещи считает своими!» — но вслух я ничего не сказала. Почему-то было приятно, что он так распоряжается. Такое чувство, будто мы знакомы давным-давно и это несмотря на то, насколько мы отличаемся друг от друга… существа разных миров. Так легко, оказалось, найти общий язык, не считая известного инцидента. Я размотала свою шею, повязка жутко надоела. Макс глянул и отвёл глаза.

— Что? Не помогло? Жаль, зеркала нет…

— И хорош-ш-шо, что нет…

— Так плохо, да?

— Кари, прос-с-сти меня… Я не хотел…

— Ладно… Говорю я нормально, а синяки сойдут, ко всяким увечьям я уже привыкла. Добраться бы до Латраса хотя бы с руками и ногами, а то заявлюсь калекой, будет стыдно Дайку на глаза показаться. Он лечил меня, выхаживал, а тут чучело такое является… — и скорчила гримасу.

Макс захохотал, ну и я следом.

Глава 6

Отплыли мы, когда совсем стемнело. Макс не просто так достал кинжал. Я помогла ему застегнуть ремень внизу живота, это было самое узкое место, не считая шеи. Но ящер сказал, что с шеи вынимать его будет неудобно. И хоть с крокодилами он и так может справиться, но только с оружием, даже с таким, ему будет спокойнее.

Ночь была очень тёмной, к вечеру нагнало много облаков и небо почти полностью скрылось. На реке было темно, хоть глаз выколи, лишь изредка проглядывали отдельные звёзды и поблёскивала вода. Однако мне посчастливилось наблюдать другую, не менее прекрасную картину, чем ночное небо Окатана. Я увидела… как светятся ангалины. Чтобы мне не было страшно и одиноко в темноте, Макс «включил» своё свечение.

Сначала от такого зрелища я потеряла дар речи. А потом, когда он подплыл ближе к лодке, от восторга и восхищения даже думать не могла — только смотреть. Из-под каждой чешуйки пробивался мягкий жёлтый свет, а шерстяные грудь и живот переливались маленькими искорками. Во мраке ночи это сияющее существо с яркими зелёными глазами выглядело настолько фантастично, что поверить в то, что это наяву, а не во сне, было невозможно. Когда же он начал поочерёдно включать и выключать разные части своего тела, то я просто выпала в осадок. Переливы света волнами бегали по его шкуре, как на новогодней гирлянде. Протянув руку, я дотронулась до мокрой головы, которая в темноте как бы висела в воздухе, остальное всё было скрыто во мраке, и прошептала:

— Ма-а-акс… Ты прекрасен! Ты самый удивительный и самый красивый ангалин! И это световое шоу… Оно великолепно! Такой красоты я и представить не могла…

Гордости его не было предела. Ящер надулся важностью и свет, исходящий от него, усилился.

— Хочеш-ш-шь — сверкну? — проговорил он, загадочно улыбаясь.

— Хочу!

— Только отплыву подальш-ш-ше… — и, мгновенно погаснув, исчез в темноте.

Я осталась в полном мраке. Вдруг мощная и яркая вспышка осветила всю реку. На долю секунды я увидела зависшего в прыжке ангалина, берега и даже деревья! Всплеск — и опять полная темнота… «Обалдеть! Невероятно! Как молния сверкнула! Потрясающе!» Но тут лодка дёрнулась, и мы двинулись вперёд. Я видела только узкую световую полоску впереди. Это был мой ангалин… Мой удивительный друг…

Вот так всю ночь я и просидела, вперив взгляд в это стремительное, рассекающее воду чудо. Ещё одно чудо Окатана… И наверно, самое прекрасное! К утру, обсудив с Мозговым в нескольких фразах увиденное, я уже поняла, зачем Макс проглотил золотую монету. И скорее всего, это ещё одна тайна ангалинов, которую теперь я знаю. Но лучше пока помалкивать. Готова спорить на что угодно, он сам расскажет, не выдержит. Уж очень ему понравилось моё неподдельное восхищение. И я не ошиблась.

Рано утром мы причалили к маленькому островку на самой середине реки. Никаких деревьев и даже кустов на нём не росло. Только высоченные густые растения, отдалённо похожие на камыши. Я скривилась. Просидеть целый день в этих зеленовато-бурых зарослях не хотелось. Макс угадал мои мысли и подсластил пилюлю:

— Кос-с-стёр раз-з-зводить нельзя. Здес-с-сь корабли и лодки будут с-с-сновать туда-сюда, да и деревни с двух с-с-сторон, и большая дорога по правому берегу. Нельз-з-зя, чтобы нас-с-с заметили, ос-с-собенно меня…

Я вздохнула:

— Как скажешь…

— Но поес-с-сть я раздобуду. Сиди здес-с-сь…

Не успела я и рта открыть, чтобы остановить его, мол, я вполне могу и обойтись, невелика беда, как он уже исчез. «Заботится… Приятно… Вот что бы я без него делала? Везёт мне всё-таки, как ни крути… Правда, Мозг?»

— Ну… — голос доносился из области макушки. — В общем, да!

— А тебе не кажется это странным?

— Что именно?

— Моё систематическое везение.

— Нет, не кажется.

— А почему?

— Ты сейчас можешь начать очень сильно ругать меня, но я скажу…

— Говори, коли не боишься…

— Это твоя планета, твой мир…

— В каком смысле?

— В прямом. Она хочет тебя…

— Ничего не понимаю… Впрочем, как и всегда…

— А ты подумай…

— Уж не хочешь ли ты сказать, что сама планета, сам Окатан мне помогает?

— Ты сама сказала…

— Мозг, я привыкла доверять тебе, прислушиваться к твоему мнению и советам…

— Спасибо, приятно слышать.

— Но то, что ты говоришь, — это бред! Притом полный!

— Ты уверена?

— Конечно!

— Тогда попробуй не просто подумать, — и он понизил голос до проникновенного шёпота, — попробуй почувствовать…

На несколько секунд я закрыла глаза и увидела Мозгового, стоящего на лесенке возле стеллажа с книгами. Он выглядел вроде как обычно, в любимом, уже нами обоими, бордовом бархатном халате, чёрных брюках со стрелками, мягких домашних туфлях и с противным, до сих пор не знаю почему, моноклем в глазу. Но лицо его как будто изменилось, помолодело, что ли… Лохматая, всклокоченная шевелюра была уже не такой седой. Он точно помолодел. Лет на десять.

— Ты прекрасно выглядишь, гораздо лучше, чем раньше.

— Ты заметила…

— Как я могла не заметить?

— Да… Я тоже. После твоей смерти… прости, что напоминаю, я будто заново родился.

— Хоть какая-то польза…

— Не обижайся…

— Даже не думала.

— Скоро Макс твой вернётся.

— Откуда знаешь?

— Чувствую…

— Мозг, я ничего не понимаю… Как Окатан может меня хотеть?

— Не знаю, как объяснить…

— Ну, пожалуйста!

— Тебе везло с самого начала…

— Допустим.

— Прошло около шести месяцев, а ты жива и здорова, и постоянно, заметь, лишь с небольшими промежутками, рядом есть кто-то, кто тебе помогает…

— Согласна.

— Ну вот…

— Что вот?

— Неужели не понимаешь?

— Нет… При чём тут планета?

Но продолжить разговор не получилось — вернулся Макс.

Он уткнулся в меня мокрой мордой, и я вынырнула из подсознания.

— У тебя опять с-с-странное лицо… Ты с-с-с кем-то говорила? Я кое-что принёс-с-с для тебя.

— Макс, зачем было рисковать, я бы обошлась и так…

Хвост-рука извернулся и рядом упал мешок… Не мой. Я дёрнула мокрые завязки. Там были фрукты: красно-оранжевые артарии, зелёные лигги и наливные, полосатые вааксы. Объеденье!

— Ты обчистил сад? И даже мешок спёр?!

— Он валялс-с-ся на с-с-самом виду.

— Спасибо!

Абсолютно без всяких задних мыслей, а только из чувства благодарности, я схватила чешуйчатую морду и запечатлела сочный звучный поцелуй прямо в ложбинку между ноздрей. Если бы знала, чем это закончится, то хорошо бы подумала, прежде чем так делать! Ангалин дёрнулся, и по всему его телу пробежала сиреневая искра, ото лба до кончика хвоста. А потом… Его от меня будто отбросило, как током шибануло… и запахло озоном, как после грозы. Несколько секунд мы приходили в себя, таращась друг на друга. Ящер тряхнул головой и глянул так, что внутри всё похолодело, а после прошипел:

— С-с-сиди з-з-здес-с-сь до вечера и не выс-с-совывайс-с-ся… — и прыгнул в воду.

Глава 7

Полдня я мерила ногами камышовый остров. Мозг почему-то разговаривать не захотел, сослался на занятость и добавил, что пообщается со мной тогда, когда я буду готова к разговору. Что за бред! А сейчас я, как ему кажется, не совсем адекватна. Если кажется, креститься надо! Я страшно разозлилась: «Не адекватна, говоришь… Ну-ну… Посмотрим, что ты запоёшь, скажем, недельки через две. Умолять будешь… На коленях ползать, чтобы я обратила на тебя внимание. Вот живёт же в голове такая зараза! Ничего-ничего, и на моей улице будет праздник!»

От злости я слопала большую часть фруктов, а потом завернулась в одеяло и легла спать. И, как ни странно, заснула очень быстро. А вот проснулась от тяжести. На мне что-то лежало, вернее, обвивало. Это был хвост! Хвост ангалина. Он устроился рядом, обмотав мои ноги, а голова торчала у меня под мышкой. «Та-а-ак… Очень интересно… — я боялась пошевелиться, не хотелось, чтобы он проснулся. — И как он так близко подобрался, что я ничего не почувствовала? Даже умудрился ноги хвостом обмотать. Боялся, что убегу? Ох, не нравится мне это дело…» В голове пронеслось эхо:

— Любовь нечаянно нагрянет,

Когда её совсем не ждёшь…

— Мозг, хватит уже!

— А я не про тебя, я про него…

— Что?!

Но в эту секунду Макс проснулся. Сначала в упор я смотрела в зелёные глаза, а потом спросила:

— Что это значит?

Он сразу же отпустил меня и отодвинулся:

— Ты подумал, что я могу сбежать?

— Нет… Я… Мне показалос-с-сь, что тебе холодно…

— А-а-а… Ну, если с такой точки зрения… Тогда ладно…

Я решила больше не развивать эту тему и не спрашивать, что это было за непонятное свечение после моего дурацкого поцелуя и где его целый день носило. Сделала вид, что всё нормально, но последняя фраза Мозгового как-то насторожила.

Несколько часов до заката мы провели весьма продуктивно. Я перекусила фруктами и сладкими кореньями, которые Макс где-то откопал для меня, а потом мы разговаривали. Я дорассказала ангалину свою историю в общих чертах, не вдаваясь излишне в детали. Когда же дошла до момента, как впервые услышала голос Гая, Макс презрительно сморщился:

— Тож-же мне… нашла, чем вос-схищ-щ-щаться…

— Но ты же не слышал… Почему так говоришь?

— Ангалины поют не хуже, а мож-жет и лучш-ш-ше.

— Поют?!

— А ты думала мы только плавать, да з-з-золото глотать с-спос-собны?

— Нет, конечно… Просто неожиданно как-то… Поющие ящеры… А послушать можно?

Он покачал головой:

— У меня с-спос-собности к пению не очень. А вот нес-с-сколько моих братьев и сес-стёр… У них такие голоса… Рыбы дохнут!

Я захохотала:

— Ну, ты и сравнил! От настоящего пения никто дохнуть не должен!

Макс сжал челюсти и отвернулся.

— Обиделся, что ли? Прости, но ты очень смешно выразился. Не обижайся…

— Ну а дальш-ш-ше что было? — процедил он сквозь зубы.

Когда мой рассказ дошёл до встречи с северянами, его настроение ещё больше ухудшилось:

— Вот, з-з-значит, как… З-з-золота у них мало… Обманщ-щ-щики! Отец долж-ж-ен об этом уз-з-нать!

Я замолкла: «Ой-ёй-ёй… Опять лишнее сболтнула. Как бы из-за моего языка без костей межрасового конфликта не случилось. А Мозг меня предупреждал… Ну я и трепло!»

— Давай дальш-ш-ше…

— Хватит на сегодня. Вижу, что моя история может обернуться проблемами и для людей, и для ангалинов. Больше ничего не скажу.

Ящер зашипел:

— Но ты обещ-щ-щала!

— Когда я обещала, то не подумала о последствиях для кого-то, кроме меня. А теперь понимаю, что они могут быть. Поэтому все, что было дальше, свожу к нескольким предложениям. Мы благополучно добрались до Маргоса, поселились в гостинице, ходили на ярмарку, я там немного прибарахлилась, а потом увидела тебя. И решила помочь, как ты знаешь, была возможность. А так как я и до этого собиралась покинуть караван, то решила не откладывать в долгий ящик и после концерта собралась и ушла из города. На другом берегу украла эту лодку, а дальше ты знаешь. Вот и всё.

Я видела, что Макс разозлился и, возможно, обиделся. Такие резкие перемены его настроения очень настораживали. Реакция на мои слова и действия у него была непредсказуемой. «Как же Мозговой прав! Я расслабилась от заботы и помощи, а ведь, действительно, об ангалинах почти ничего не знаю… И история многовековой вражды между двумя разумными расами на этой планете тоже мне почти неизвестна. С одной стороны, хорошо было, когда я понимала речь, но сама не могла говорить. Помалкивала себе тихонько в тряпочку да мотала на ус полученную информацию. А теперь надо постоянно думать, что говорить и кому говорить, а то, не ровён час, такого наболтаю кому ни попадя, что не дай бог… Впредь надо быть осторожнее со словами».

Теперь настала очередь Макса измерять лапами камышовый остров. Из-за густоты растительности то, что происходило на реке, нам было не видно, но и нас нельзя было разглядеть внутри этих буро-зелёных зарослей. Сперва он ходил туда-сюда, потом начал круги наворачивать, пару раз скручивался в шар, бурча что-то себе под нос. Смысла было не разобрать, но я не сомневалась, что он ругается.

Потихоньку наползали сумерки, несколько раз невдалеке слышались крики рыбаков, которые вроде как порвали сеть. Также, с завидной периодичностью, доносился плеск вёсел под ритмичные песни. Должно быть, мимо проплывали большие вёсельные шхуны. Банкор был близко.

Когда практически стемнело и я уже подумывала о том, что если Макс не успокоится, то плюну на него и поплыву сама, он, не глядя в мою сторону, натянул на себя верёвочные лямки и начал стаскивать лодку в воду. Не говоря ни слова, я присоединилась к нему, и мы продолжили путь. «Ну, что ж… Бойкот так бойкот! Посмотрим, кто первым заговорит…»

В эту ночь мы двигались относительно медленно. Макс не подсвечивался в темноте, возможно, из предосторожности, так как по берегам часто мелькали огни костров. Я держала вёсла наготове так, что, если бы нас заметили, было бы не видно, что лодку кто-то тянет. И вот так всю ночь…

К утру я поняла, что цель достигнута — мы в пойме реки. Берега были настолько далеки друг от друга, что в лёгком утреннем тумане казалось, будто это не река, а море. Макс направился к высокому скалистому острову. Хорошо, что был полный штиль, иначе сидеть в утлом судёнышке было бы страшновато. Почти у самого острова Макс скинул упряжь и исчез под массивной скалой. «Наверно, тут тайник, про который он говорил…» — я взялась за вёсла, чтобы размять затёкшее тело.

Макса не было довольно долго. Я представила, как там, в глубине пещеры, он чахнет над своим золотом. Ангалин вернёт долг, и мы расстанемся. Жаль… Я очень привязалась к нему и, несмотря на импульсивный характер, он не переставал восхищать и удивлять меня, особенно как представитель разумной цивилизации, отличной от человеческой. Эх, знали бы учёные на Земле, сколько необычного и загадочного я здесь повстречала. Вот если бы удалось вернуться и рассказать обо всём! Хотя… Если бы так и случилось, то остаток жизни можно провести в сумасшедшем доме. Никто не поверит!

Макс вынырнул в нескольких метрах от лодки. Перемены я заметила сразу. Он был вооружён: вдоль спины лежали длинные, парные, кожаные ножны, грудь и живот закрыты чем-то вроде доспехов, а на пояснице виднелась небольшая продолговатая сумка. Из воды показался хвост с зажатым маленьким мешочком, который я поймала на лету. Он звякнул так, что стало ясно, там не одна монета. Я заговорила первой:

— Ты мне должен одну монету.

— Это благодарнос-с-сть з-за с-спас-сение, — голос был жёстким.

У меня внутри всё вскипело, но я постаралась говорить как можно спокойнее:

— Я помогла тебе не за деньги.

— Вс-с-сё требует оплаты… — его глаза не просто смотрели, они меня сверлили.

— А как же твоя помощь мне? То, что ты дотащил меня сюда, кормил… Как за это с тобой рассчитываться?

— Ты уже рас-с-считалась.

— И чем же?

— Тем, что расс-сказала кое-что интерес-с-сное…

— Понятно… — очень сильно захотелось съездить чем-нибудь тяжёлым по этой наглой ангалинской морде. — Ну, что ж… Коли так…

Я развязала мешочек и наощупь, не глядя, достала одну монету. Отложила её в сторону, а остальное… швырнула далеко в воду. В секунду глаза ящера превратились в две круглые тарелки, удар хвоста чуть не перевернул лодку, а утробный рык заставил вздрогнуть:

— Дур-р-ра-а!!! — он рявкнул так, что у меня сжалось всё, что могло это сделать.

— Сам дурак! — но его уже не было.

Переводя дыхание и вцепившись в борта, я удерживала равновесие. Пирогу болтало, но вскоре волнение успокоилось. Я схватила вёсла и налегла со всей силы. А берег был далеко… Очень далеко. Туман рассеялся, и берега виднелись узкими полосками, зато были острова. Я нацелилась на ближайший. От обиды и злости внутри всё бурлило и клокотало. Я ни о чём не могла думать, только о том, как эта чешуйчатая скотина меня обидела.

Глава 8

К тому моменту, когда я подгребла к острову, слёзы полностью застилали глаза. Лодочка уткнулась в прибрежные камни. Островок был маленький, с кривоватыми деревцами и высокой скалой в центре. Я присела на округлый валун: руки трясутся, ноги промокли и слёзы в три ручья… Появилось желание забраться на эту скалу и сигануть вниз, чтобы покончить со всем раз и навсегда. Я сползла пониже и, став на колени, сунула голову в холодную воду. Когда, отфыркиваясь, вынырнула — рядом сидел Макс.

И тут меня понесло:

— Ты чего припёрся?! Что тебе надо от меня?! Проваливай!!! Чтоб глаза мои тебя больше не видели, гад чешуйчатый! Змей! Да пошёл ты! Злобная рептилия! Плыви, докладывай папочке! Доносчик! Подлый шпион!

Я увидела знакомый мешочек:

— А-а-а! Достал-таки денежки! Ну как же, такое добро чуть не утонуло! Подавись своим золотом! Чтоб оно тебе поперёк горла встало! У-у-у, Змей Горыныч!!! — и я погрозила кулаком. — Ненавижу тебя! Понял?! Убирайся!

Сложно было сказать, о чём думал Макс во время моего приступа бешенства. Он полулежал на камнях, приподнявшись на передних лапах, не сводя с меня глаз, только пальцы на его хвосте сжимались и разжимались. Я зачерпнула воды и охладила разгорячённые щёки. Всё. Слова кончились, осталось только ощущение полного бессилия и пустоты. Закрыв лицо ладонями, я отвернулась. Через несколько минут длиннющий хвост обхватил поперёк и ангалин навис сверху, как удав над кроликом:

— Вс-сё с-с-сказала? — голос был спокоен.

Я молчала.

— С-слуш-шай сюда, девуш-ш-шка с планеты З-земля. С-сейчас ты с-сядеш-шь в лодку и поплывёш-шь к правому берегу, пока ветер не поднялся. Вон за тем островом, — ящер махнул головой, и я глянула следом, — цвет воды изменится на мутно-зелёный. Ты пересечёш-шь этот поток, и когда вода с-с-станет проз-зрачной, это будет з-значить, что ты попала в нуж-жное течение. Можно почти не грести, река сама понес-с-сёт тебя, просто с-с-считай острова. После седьмого бери вёс-с-сла и правь к берегу. Ос-ставляй лодку где-нибудь в кустах и поднимайся в гору. Когда поднимеш-ш-шься, то увидиш-шь, куда идти, дорога там одна. З-за пеш-ш-ший вход в город берут пять тетри. Пойдёш-ш-шь на дворцовую площ-щ-щадь, она находится на самом больш-ш-шом ос-строве, оттуда в западную часть города, туда ведёт всего два моста. С-спросиш-шь гостиницу «Тихий островок», хозяина зовут Крианн. С-скаж-жешь ему, что хочеш-шь комнату на первом этаже. Он предложит лучш-ш-шую, на втором или третьем, но ты ответиш-ш-шь, что на крутых лестницах от выс-соты у тебя круж-жится голова, он всё поймёт. Заплатиш-ш-шь два з-золотых ранда, это более чем достаточно за две недели с завтраком и уж-жином, ванной и чистой пос-с-стелью.

И он сунул мне в руки мокрый мешочек:

— Развяж-ж-жи…

Я дёрнула верёвочку и высыпала на ладонь восемь золотых монет и… плоское золотое кольцо с гравировкой изнутри. Я покрутила его в пальцах. На обручальное похоже… Подобные я видела на руках Гая и Хейи, Олмана и его жены. Точно обручальное! Я вопросительно глянула на Макса.

— Да, это обручальное кольцо. Надевай…

— Зачем?

— Чтобы в городе к тебе не с-слиш-ш-шком прис-ставали. Если будут с-спраш-шивать, говори, что встречаеш-ш-шь мужа из дальнего плаванья.

Я надела украшение на средний палец левой руки. Именно так носили обручальные кольца те, кого я знала. Как ни странно, но оно подошло, было не большим и не маленьким. Как же он угадал с размерчиком? Неожиданно пробило на смех:

— Макс… Я что? Теперь твоя жена? Ты мне кольцо подарил… и я его приняла…

Ангалин заулыбался:

— Ну-у-у… Это по человечес-с-ским обычаям. У нас вс-сё не с-с-совсем так. Но если ты хочеш-ш-шь так думать, то я не возраж-жаю…

И мы дружно захохотали.

— Да-а-а… Вот как бывает… Нежданно-негаданно…

— Ты вс-с-сё запомнила?

— Запомнила.

— Точно?

— Не волнуйся, с памятью у меня всё в порядке.

Я забралась в лодку и взялась за вёсла. Макс вытянулся, уткнулся головой мне в шею, шумно и глубоко вздохнул, а горячий язык лизнул кожу. Зелёные глаза моргнули и в них вспыхнули золотые искорки:

— Встретимс-с-ся в гос-стинице, — прошептал он мне в ухо и оттолкнул лодку.

Всё время, пока я гребла до нужного острова и потом, когда выгребала сквозь мутные, зеленоватые воды, я пребывала в шоковом состоянии: «Вот это поворот! Он что? Поцеловал меня на прощанье?! Только-только и я, и он были готовы от злости порвать друг друга в клочки, а тут такая перемена! Я смотрю на кольцо, вспоминаю его глаза, и внутри всё дрожать начинает. Понятно, что кольцо для безопасности — это моя страховка. Но как он смотрел и как говорил! Что, вообще, происходит?!»

— Поздравляю с законным браком! — хохот в голове вогнал в краску.

— Что ты несёшь?! Какой брак?! Это извращение какое-то!

— Вот кто бы говорил! — Мозговой продолжал смеяться. — Да-а-а, Кари, умеешь ты удивлять! У меня слов нет! Мужиков кругом пруд пруди! А она умудрилась ангалина охмурить! Это же надо, сына самого Рекса захомутала! Ну, ты сильна, мать, сильна!

Он заливался так, что я опять начала злиться.

— Мозг, всё! Хватит! Перестань ржать надо мной!

— Ладно-ладно, не злись… — сказал он уже спокойно. Просто я очень рад за тебя…

— В каком смысле?

— Я рад, что с тобой всё в порядке и рядом опять есть помощник, которому ты небезразлична.

— В этом ты прав, конечно. А ты как, Мозг? Как самочувствие?

— Прекрасно, дорогая! Я в порядке.

— Вот и хорошо.

За такой беседой я и не заметила, как мутная часть реки осталась позади и меня вновь понесли чистые прозрачные воды. А из-за сумбурных мыслей чуть не пропустила седьмой по счёту остров. Причалить к берегу удалось не сразу. От усталости руки почти не слушались, ладони стёрлись в кровь, хотя боли как таковой не ощущалось, было просто липко и неприятно.

Я долго возилась с лодкой, пока удалось справиться с прибрежными волнами и загнать её в небольшую бухту. Дальше стало легче. Я заволокла свой транспорт, к которому уже так привыкла, в кусты, перевернула днищем вверх, наломала веток и закидала поверху. Потом кое-как помылась и переоделась, всё-таки в город иду. Выглядеть оборванкой не хотелось.

Кожаные штаны и серая туника мне очень нравились. Жаль, что в Маргосе сапоги не купила из крокодильей кожи, денег пожалела. Было там несколько пар, которые и по размеру подошли, и вообще мне очень понравились. Но сапожник, пожилой ехидный дядька, заломил такую цену, что Скай тогда присвистнул. И как мы его не уговаривали, сбавлять не хотел: мол, он шьёт для самого наместника и его семьи и негоже такую красоту задёшево продавать. Я немного расстроилась тогда, но потом просто купила новые угги, да и всё. Но сапоги были обалденные! Теперь финансы позволяют, может, в Банкоре найду похожие. Повязав поверх штанов широкую юбку, а на голову и шею платок так, чтобы скрыть волосы и синяки, я застегнула ремень, спрятала кинжал в складки, набросила жилет и, закинув мешки за плечи, потопала вверх по каменистому склону.

Глава 9

Солнышки перевалили за полдень, когда я добралась до вершины. Панорама открылась восхитительная. Я присела на камень отдохнуть, а заодно и полюбоваться прекрасным видом. Посреди огромной голубой бухты раскинулся город… Часть его расположилась вдоль побережья, а часть, и притом большая, на крупных и более мелких островах. Кругом синь воды и неба, высокие и узкие здания, множество кораблей и лодок, и мосты, мосты, мосты… Большие и маленькие, высокие и низкие, лёгкие и массивные… Красота! Прямо окатанская Венеция — город на воде. А внизу, у подножия горы, пестрой лентой вилась дорога.

В город я попала ближе к закату. Очень хотелось есть, но ещё больше лечь и проваляться пару суток, отдохнуть от бесконечного движения. Ноги гудели так, что я их еле переставляла. А ещё надо гостиницу найти. У охранника возле ворот я спросила путь на дворцовую площадь. Он глянул исподлобья, принял плату за вход и махнул рукой:

— Прямо, никуда не сворачивая, через три моста, эрдана.

Я кивнула и поковыляла в указанном направлении. Центральная площадь была большая, круглая и разделена на две части. Меньшая, примыкающая к дворцу наместника, огорожена высоким кованым забором, а другая — открыта для свободного передвижения. Да-а-а… это не Маргос! Банкор точно был раза в два, а может, и в три, больше. Тьма народа, снующего туда-сюда: вездесущие мальчишки, торговцы, лавочники, ремесленники в кожаных фартуках, рыбаки и богатые горожане. Шум, гам, грохот колёсных тачек, цокот копыт, крики зазывал, звуки музыки из таверен и… запахи.

Желудок напомнил о себе сильным спазмом. Я покрутилась по площади и зашла в большую таверну, на вывеске которой был нарисован окорок. Внутри было шумно и душно, несмотря на открытые окна и двери. Рядом прошмыгнул мальчишка в светлом фартуке. Я схватила его за плечо:

— Послушай, парень… Есть минутка?

Смуглый мальчуган остановился и отвесил поклон:

— Что угодно, эрдана?

— Тут можно купить что-нибудь на вынос?

— Пироги есть, мясные лепёшки, сладкие пончики, хлопья белого ирса с мёдом, чёрного ирса с солью…

— Стоп, не тарахти так… А где взять?

— Присядьте вон там, — он показал на широкую скамейку. — Что вам принести?

— Пару мясных лепёшек и пару пончиков, — и мальчишка моментально удрал.

В ожидании заказа я вытянула ноги и принялась разглядывать присутствующих. Зал был большой, сплошь заставленный столами, из которых многие были заняты в основном мужчинами, но сидели и женщины. В углу мелькнуло несколько очень светлых шевелюр почти таких же, как и моя: «Северяне…» Люди вокруг ели, пили пиво, что-то обсуждали… Я закрыла глаза, но тут меня дёрнули за рукав:

— Десять тетри, — проговорил мальчик, протягивая тёплый свёрток.

— Спасибо, — я достала деньги и отсчитала нужную сумму, а также добавила ещё пару мелких монет. Мальчик просиял.

— У меня есть вопрос…

— Конечно.

— Знаешь гостиницу «Тихий островок»?

— Ну, знаю… Только это далеко, на западной окраине. Вам нужна комната, эрдана? Так у нас есть свободная, оставайтесь! У нас очень хорошая комната!

— Что ты так кричишь? Я бы с удовольствием осталась, но мне надо туда. Дорогу покажешь? Я заплачу…

— Не-е-е… Я не могу уйти…

Я звякнула монетами. Видно было, что этот тараторка не прочь заработать. Наконец, глаза его весело блеснули и он сказал:

— Выходите, поверните налево и стойте там, я сейчас…

Пока я ждала, две лепёшки и пончик отправились по назначению. Мальчик появился не один, за ним шёл невысокий сгорбленный старик в очень поношенной одежде и таких же, видавших виды, башмаках. Старик поклонился мне почти в пояс и прохрипел:

— Прекрасная эрдана, если не побрезгуете, я могу вас доставить куда нужно.

Ответить нет язык не повернулся. Я слегка поклонилась так, как это делают местные женщины, улыбнулась и ответила:

— Прекрасно, фаэдр, — и, сунув мальчику ещё пару монет, пошла за стариком.

По каменным ступеням мы спустились к воде, к длинному ряду узких лодок: «Так этот старик — гондольер! Ну, точно, Венеция!» На вид гондола выглядела почти так же, как и хозяин. У меня сердце сжалось: «Не быть мне богатой…» Я уже знала, сколько заплачу за доставку. Объяснив, куда мне нужно, я уселась на скамеечку и мы отчалили.

В лучах заката город был великолепен. Я крутила головой по сторонам и засыпала старика вопросами. То ли у этого пожилого мужчины долго не было собеседников, то ли он был одинок, что весьма вероятно, но он отвечал мне с таким удовольствием и так тепло улыбался, будто родной дедушка. Когда начало смеркаться, он зажёг два фонаря на корме и носу и мы продолжили движение по узким и широким каналам.

Экскурсия оказалась очень полезной и интересной. Я узнала где находится рынок, квартал портных и сапожников, увидела дома местных купцов и богатых горожан, разобралась в какой части города швартуются шхуны с Севера и Востока, а в какой — с Запада; выяснила сколько приблизительно стоит добраться морем до Латраса и многое другое. Старик оказался просто кладезем полезной информации.

— Как вас зовут, фаэдр?

Он просиял и поклонился:

— Гунар, эрдана. Для вас просто Гун.

— А я Карина.

Он опять поклонился.

— Гунар, а как вас найти? Я немного задержусь здесь и хотела бы попросить вас показать мне город. Я в Банкоре первый раз…

На секунду показалось, что у старика от радости случится сердечный приступ.

— Ох, эрдана, конечно! Я в полном вашем распоряжении!

— Мы скоро доберёмся?

— Уже почти на месте, эрдана Карина, — и опять поклонился.

Причалили мы, когда уже совсем стемнело. На удивление на улицах, вернее на мостах, которые в Банкоре их заменяли, горели фонари. А все вывески и входы в узкие, высокие, каменные здания тоже освещались масляными лампами. Не неоновые вывески, конечно, но было видно, что Гунар привёз меня по назначению. Над входом висела кованая вывеска с фонариком внутри: полукруглый остров и торчащие из него три дерева, похожие на пальмы. Я уточнила на всякий случай:

— Это «Тихий островок»?

— Да, эрдана. Тут хозяином Крианн…

— Он-то мне и нужен. Спасибо, Гунар, без тебя я бы наверняка заблудилась, — и вложила в тёплую сухую ладонь золотую монету. А пока старик не опомнился, громко постучала в массивную дверь, которая открылась незамедлительно, будто только меня и ждали.

На пороге стоял совсем невысокий, ниже меня почти на голову, но очень широкоплечий мужчина с красивой окладистой бородой.

— Доброго вечера. Фаэдр Крианн, если не ошибаюсь?

Он важно кивнул:

— Доброго вечера, эрдана. Да, я Крианн.

— Очень приятно. Мне бы комнату, на неделю или две.

— Проходите, — и он широко распахнул дверь.

Сзади дёрнул Гунар:

— Эрдана… Но это очень много… Вы ошиблись…

— Я не ошиблась, Гун. Это достойная плата за помощь.

Старик чуть не рухнул на колени.

— Буду ждать тебя завтра к полудню, хорошо?

Он радостно закивал, а я, махнув на прощанье, прошла вслед за хозяином.

Глава 10

Внутри было светло, тепло и довольно уютно. На первый взгляд не плохо. Вдоль стены стойка со стеллажами, за которую и прошёл хозяин, вдоль другой — диванчик, дальше коридор, потом очень крутая лестница и арочный проход куда-то в другую часть дома.

— Есть свободные на втором этаже и на третьем. Полранда в неделю с завтраком и ужином.

Я скинула мешки на дощатый пол и подошла к стойке.

— А можно внизу, на первом?

Он цапнул меня взглядом, осмотрев с головы до ног:

— На первом этаже очень сыро, эрдана. Выше вам будет гораздо удобнее.

Я улыбнулась: «Всё как Макс и говорил, слово в слово. Похоже на какой-то пароль».

— Понимаете, у меня на лестнице от высоты может закружиться голова, так что если можно… первый этаж, на две недели, — и положила на стойку два золотых ранда.

Пушистые брови хозяина поползли вверх, но он спохватился и опустил глаза:

— Ваше желание, эрдана. Как скажете… — и, смахнув деньги, достал ключ. — Пойдёмте, я вас провожу.

Я наклонилась за мешками, но он остановил меня жестом:

— Вам всё принесут.

Мы прошли по длинному узкому коридору, освещённому парочкой светильников, до самого конца, потом повернули направо и оказались перед деревянной дверью. Крианн снял со стены подсвечник и открыл комнату. Пока он растапливал камин и зажигал светильники, я осматривалась.

Комната была просторная, с широкой кроватью на высоких ножках, креслом, круглым столиком и резным комодом. В дальнем углу, за ширмой, располагался умывальник с медным тазом и пузатым кувшином, а также висело овальное зеркало. Мрачновато, конечно, зато кровать шикарная. Я открыла узкую дверцу неподалёку от спального места, подумала, что это шкаф или кладовка, но там оказались персональные удобства, отгороженные от небольшой ванны перегородкой. Что ж… Это совсем меняет дело!

— Если хотите поужинать, то у нас осталась рыба, каша и суп из перепёлок. Могу подать сюда, а можете пройти в столовую, постель сейчас принесут.

Крианн очень внимательно меня рассматривал, пока занимался своими делами, я это спиной чувствовала.

— Пожалуй, лучше в столовую, — я глянула на него сверху и улыбнулась как можно приветливей.

Дверь открылась, и вошёл такой же невысокий парень, неся стопку белья и мои вещи.

— Доброго вечера, эрдана, — и учтиво поклонился.

— Доброго… — я кивнула в ответ.

— Это мой сын, Гаррианн. Можете звать его Гарри.

— А меня зовут Карина.

— Очень приятно, — ответили мужчины в голос и поклонились.

— Пойдёмте в столовую, Гарри как раз наведёт порядок. Ванну не хотите принять? Нагреем воды…

— Нет, спасибо. Я слишком устала с дороги, боюсь, в ванне и засну.

— Как угодно… Вот ваш ключ, — и он протянул местное слесарное изделие. — Не теряйте. Если потеряете, то придётся оплатить и новый замок, и установку, так как запасных ключей от комнат первого этажа нет.

При этом хозяин гостиницы так многозначительно посмотрел, что я невольно вздрогнула: «Что за таинственные комнаты на первом этаже, если даже у хозяина нет от них запасных ключей? Получается, что, кроме меня, войти никто не сможет… Так это же прекрасно!» Он угадал мои мысли и продолжил:

— Если вам потребуется ванна, уборка или ещё что-то, предупреждайте меня, Гарри или мою жену Марэну, она завтра вернётся от родни и будет заниматься готовкой. Постояльцы-то прибывают…

Я утвердительно кивнула. В столовой Крианн провёл меня к небольшому столику, принёс тарелку с кашей, миску ещё тёплого супа, хлеба и, улыбаясь в бороду, торжественно произнёс:

— Приятного ужина, эрдана Карина, и… Добро пожаловать в Банкор!

Когда я вернулась, камин уже хорошо разгорелся и стало значительно теплее, но комната, действительно, была очень сырая. На ширме висела пара полотенец, кувшин наполнен водой, постель застелена чистым бельём, а на кресле лежало ещё одно одеяло и мягкий вязаный плед.

Я закрыла дверь на засов и, сбросив угги, бухнулась на кровать: «Наконец-то! Можно пожить в человеческих условиях, прийти немного в себя и отдохнуть от бесконечного движения. Ну а потом… Потом сесть на корабль и добраться всё-таки до Латраса. Может, повезёт и Дайк ждёт меня там. А если нет? Что тогда делать? Ладно, там видно будет…»

Глаза слипались. Я подумала, что надо всё же встать и раздеться, как послышался подозрительный звук: осторожное и ритмичное постукивание. Я вскочила. Стучали не в дверь. Стук доносился снизу. Открыв окошко, я выглянула наружу. Город уже спал, но кое-где ещё догорали фонари, а внизу, под окном, поблёскивала вода. Моя комната выходила на один из каналов позади дома.

Я свесилась вниз. Под водой мелькнуло знакомое сияние: «Ангалин!» Голова рептилоида высунулась из воды и тихо прошипела:

— В полу ес-с-сть люк. Открой…

Затворив окно, я начала шарить по комнате. Люк обнаружился под креслом. Теперь понятно, чем примечательны комнаты на первом этаже! В них есть выходы под дом, в каналы! Это здание, как и многие другие, стояло на каменных сваях. Я откинула тяжёлую крышку, вода плескалась внизу, где-то на расстоянии полутора метров от толстого пола. Один прыжок — и ящер уже был в комнате.

— Ма-а-аксик!

— Говори потиш-ш-ше. Хоть с-стены тут и толстые, но и у них могут быть уш-ш-ши… — Ангалин отряхнулся и растянулся возле камина. На нём уже не было ни оружия, ни доспехов, ни сумки, только маленький кожаный мешочек на шее. Он стянул его и бросил мне:

— Завтра отдаш-ш-шь его Крианну, но только так, чтобы никто не видел. И скажеш-шь, что условия преж-жние…

— А почему сам не хочешь?

— Так он точно поймёт, что ты с-связана со мной, и будет относ-с-ситься соответственно…

— А что там?

— Пос-с-смотри…

Я присела поближе к огню на толстую циновку и развязала узелок. В ладонь высыпался… жемчуг. Потрясающе! Крупные, около двух сантиметров в диаметре, идеально правильной формы, разноцветные жемчужины играли переливами в отблесках камина. Я открыла рот, перебирая такую красоту.

— Что? Нравитс-с-ся?

— Очень… Жемчуг великолепен! Это, наверно, целое состояние… Правда, я не знаю, насколько он ценен здесь, но у меня дома такой размер, форма, а про цвет, вообще, молчу, ну очень большая редкость. И стоит страшно дорого…

Я улеглась на пол, рядом с Максом, и разложила на циновке восемь жемчужин: две белые, две розовые, две жёлтые, одна чёрная, вернее, тёмно-серая с выраженным металлическим блеском. Ну а последняя — просто отпад! Не думала, что такой жемчуг в природе бывает. Синяя-синяя… Такого глубокого перламутрового оттенка, что глаз не оторвать! Макс взял её хвостовыми пальцами и поднёс к моему лицу:

— Она как твои глаз-за… В такой с-с-синеве мож-жно утонуть…

Я съехидничала:

— Ты про жемчуг или про меня?

— Про ж-ж-жемчуг, конечно.

— Вот вредина!

В ответ ящер оскалился:

— Ес-сли будеш-ш-шь хорошо себя вес-с-сти, я тебе такое же ож-ж-жерелье подарю.

— Что значит хорошо?

— Ну… Злиться на меня не будеш-ш-шь…

— К сожалению, не могу этого обещать, рискую остаться без такого шикарного подарка. А у тебя что, с Крианном какие-то дела? — сменила я тему, складывая жемчуг обратно.

— Да так… Балуемс-с-ся иногда контрабандой.

Я чуть не захохотала, но успела зажать рот:

— Принц-контрабандист! Вот это да!

Макс зашипел:

— Опять начинаеш-ш-шь?

— Всё-всё-всё, молчу. А, кстати, ты следил за мной? И почему от тебя так жутко воняет?

Ангалин сощурил изумрудные глаза:

— Ну вс-с-ё! Не видать тебе ожерелья!

— Ха! Больно надо… И куда мне в нём ходить? По лесам шляться?

— Ты невынос-с-сима…

— Это ты невыносим.

Я встала, скинула тунику, стянула штаны и забралась под одеяло:

— Ты шутки, вообще, понимаешь? Я тебя ждала, переживала, а ты опять недоволен, всё шипишь. Почему? Я совсем не хочу с тобой ссориться.

Тяжёлое тело бухнулось рядом: «Теперь эту вонь всю ночь придётся терпеть…»

— Прос-с-сти, у меня и правда уж-жас-с-сный характер. А воняет от воды, в городе она, с-с-ама понимаеш-ш-шь, не очень чистая. Простиш-ш-шь?

— Прощу, куда я денусь…

— Я з-злюсь не на тебя, а на с-с-себя. Поверить просто пока не могу, что так… у нас с тобой… вс-с-сё получилос-сь… Это что-то невоз-з-мож-жное… необыкновенное… так не мож-жет быть… И этот твой з-запах…

— Что мой запах?

— Не з-знаю… Он мне в голову бьёт. Как вдохну его, так внутри вс-сё круж-житьс-ся начинает. Не понимаю, что проис-с-сходит…

«Хорошо хоть в голову бьёт, а не в другое место», — я плотнее закуталась в одеяло и закрыла глаза.

— Кари?

— Что?

— Я постараюс-с-сь сдерж-живатьс-ся, не з-злитьс-ся…

— Ладно…

— Кари?

— Ну что ещё?

— А кто такой З-змей Горыныч?

— Давай потом, а? Спать очень хочется…

— С-с-спи…

Глава 11

Когда я проснулась, Макса в комнате не было. Я подошла к окну. Ещё утро, но не раннее. Возле умывальника я уставилась в зеркало. Синяки на шее были ещё заметны, но уже сходили. В целом я уже привыкла к своему внешнему виду и он не вызывал такого замешательства, как раньше. Лицо, конечно, приметное, ничего не скажешь, особенно глаза, и впрямь как та жемчужина. Но никакой особой красоты я не видела. Да, лицо красивое, даже очень, но никак не богиня, как любила повторять Айра. Я скорчила гримасу и показала зеркалу язык. Сзади хмыкнули. Вздрогнув, я обернулась:

— Макс! Ты меня напугал! Как так тихо прокрался?

— Доброе утро… — он отряхивал с чешуи воду.

— Доброе… А где ты был?

— З-завтракать плавал, — и смешно обнюхал себя с разных сторон. — Фу-у-у! Попрос-с-си на вечер воды для ванны, не хочу и этой ночью рядом с тобой ис-с-сточать такие ароматы.

— То есть ты намерен опять спать на кровати?

— Конечно, мне очень понравилос-сь ш-шептатьс-ся с тобой перед с-сном, — и подмигнул зелёным глазом.

— Вот хитрец!

— Ты меня ещ-щ-щё плохо з-знаеш-шь!

Пока я умывалась и одевалась, Макс валялся на циновке и, прикрыв глаза, наблюдал.

— А тебе не опасно находиться в городе? — спросила я, расчёсывая волосы и пытаясь заплести короткую косу.

— У меня ес-сть разреш-ш-шение террхана и намес-с-стника.

— Даже так?

— Да, но только в городе и без-з оруж-жия. Вглубь по рекам подниматься з-запрещ-щ-щено, ты знаеш-ш-шь…

— А зачем ты здесь?

— Для с-связ-зи. Нес-с-смотря на общ-щ-щее, мягко говоря, не очень хорош-ш-шее отнош-ш-шение к нам людей, мы им иногда очень нуж-жны, а нам нужно з-золото.

— Я знаю… Корабли сопровождать или с крокодилами справляться.

— Верно. Вот кто-то из нас-с в прибреж-жных городах и находится. Только лучш-ше, конечно, людям на глаза не попадатьс-с-ся. Ес-сли я нуж-жен, допус-стим намес-стнику, то в ус-словленном мес-сте ос-с-ставляют з-знак и я приплываю куда нуж-жно. Я даж-же прямо во дворец могу попас-с-сть, только об этом никто не з-знает. Я вес-сь город з-знаю, вс-се ходы и выходы, и не только под водой.

— Значит, ты всё-таки шпионишь, а заодно и обтяпываешь свои делишки с Крианном.

— А то!

— Ну, в общем-то, это не моё дело, — наконец удалось справиться с волосами. — Я иду завтракать, тебе что-нибудь принести?

Ящер покачал головой:

— Я не голоден. Ключ только у тебя?

— Да. Никто не войдёт.

Обмотав шею платком и захватив жемчуг, я вышла из комнаты, заперев дверь. Удачные мне достались апартаменты: в конце коридора за углом, и других комнат рядом не было. В прихожей за стойкой сидел Крианн и что-то чёркал на листе плотной бумаги. Заслышав шаги, он поднял глаза и улыбнулся в бороду:

— Доброе утро, эрдана Карина. Как спалось?

— Отлично, фаэдр Крианн. Завтракать уже можно?

— Конечно, проходите в столовую.

Подойдя ближе, я поманила его к себе, загадочно улыбаясь. Мужчина удивлённо приподнял бровь, но отложил своё занятие и приблизился. Я тихонько прошептала:

— Для вас есть кое-что…

Приподнялась другая бровь. Он хмыкнул и махнул рукой, приглашая следовать за ним. За стойкой оказалась незаметная, с первого взгляда, перегородка, за которой мы и скрылись. Я сунула ему мешочек, который он тут же спрятал в карман:

— Условия прежние.

Крианн кивнул и широко заулыбался:

— Очень рад такому знакомству. Не ожидал, если честно…

— Я тоже рада. Можно ещё вас попросить… Вечером я хотела бы принять ванну.

— Всё будет сделано.

В столовой очень вкусно пахло свежей выпечкой и топлёным молоком. Я присела в уголке. Через секунду появился Гарри:

— Доброе утро, эрдана, — парень улыбался, вытирая руки о фартук. — Что хотите на завтрак?

— Доброе утро, Гарри. А что есть вкусного?

Он засмеялся:

— Всё вкусное! Есть сладкая каша с молоком, пирожки с лиггами, лепёшки с сыром…

— Тогда каши и парочку пирожков… И ещё тот вкусный чай, что я вчера пробовала.

— Понравился чай?

— Очень!

— Это мамин рецепт. Такой только у нас подают.

— Неси.

В ожидании я рассматривала постояльцев. Их было не много: четверо мужчин, хорошо одетых и чисто выбритых, сидели за дальним столом и, уплетая завтрак, что-то живо обсуждали; молодая пара, черноволосый парень и симпатичная девушка с пышной каштановой косой, за два столика от меня, держались за руки и пили чай с пончиками. Ещё когда я только вошла, то заметила, что на меня глянули все, но сейчас в мою сторону никто не смотрел. Гарри принёс завтрак на большом подносе.

— Если что-то ещё захотите, то я на кухне.

Он опять мне улыбнулся и скрылся за дверью: «Приятный парень, но на отца похож только ростом».

После завтрака я вернулась в комнату. Макс лежал на циновке и сопел. «Заснул, что ли?» Я достала небольшую тряпичную сумку на длинной лямке, положила в неё жилет, на всякий случай и половину своего золотого запаса. Скоро должен появиться Гун.

— Куда с-собираеш-ш-шься? — тихий шипящий голос опять застал врасплох.

— Макс! Я с тобой инфаркт получу! Ты притворялся, что спишь?

— Не с-совс-сем. Так ты куда?

— А ты думал, я тут целый день сидеть буду? Хочу город посмотреть, на рынок сходить…

— Короче, деньги тратить…

— Ну, не без этого, деньги на то и нужны. Я же не ангалин, мне золото глотать не надо, чтобы сиять своей красотой, — и приняла грациозную позу.

Макс спрятал голову в лапах и сверху ещё накрылся хвостом. Я видела, как он трясётся от смеха: «Правильно, пусть лучше смеётся, чем злится».

— З-значит, ты догадалас-с-сь? — произнёс он, когда немного успокоился.

— О чём?

— З-зачем я проглотил монету…

— Давно уже… Очень интересное и красивое свойство вашего организма. Расскажешь подробней, как это у вас всё работает? Если только это мне ничем не грозит, — и потёрла шею.

— Расскаж-ж-жу…

В дверь постучали:

— Эрдана, к вам пришли, — это был Крианн.

— Да… Сейчас иду. Ну, я пошла, не скучай…

Макс ничего не ответил.

На диванчике возле входной двери сидел Гун. При виде меня он вскочил и бросился с приветствиями:

— Эрдана, доброго вам утра. Я не слишком рано?

— Здравствуй, Гун. Очень хорошо, что ты пораньше. Отвезёшь на рынок?

— Куда вам будет угодно.

Глава 12

Не думала, что выход в город затянется на целый день. Одно дело плыть на гондоле поздно вечером и совсем другое при свете дня. Пробки! Лучше бы пошли пешком… Несколько раз мы застревали под мостами, а потом стали свидетелями настоящей аварии. Одна гондола перевернулась, и пока вытаскивали людей и доставали длинную лодку, собралась огромная очередь.

Но, несмотря на это, мне всё нравилось. Банкор произвёл впечатление! Настоящий большой и шумный город, не то что чопорный Маргос. Хотя и там, на ярмарке, тоже было интересно. Недалеко от рынка Гун припарковался и дальше мы пошли ногами. Старик не отставал, наоборот, забегал вперёд и довольно быстро. Рынок был огромным. Чего тут только не было! Торговцы наперебой расхваливали товар, толпы детворы носились между торговыми рядами, пахло морем, рыбой и прелой древесиной. Помимо основной цели, сапог из крокодила, мне было интересно узнать, почём торгуют жемчуг, и я спросила у Гуна:

— Гунар, а тут жемчуг есть?

— Только в одной лавке и ещё несколько лавок есть в центре. Жемчуг очень редок и дорог, без специального разрешения торговать им запрещено. Когда ловцы возвращаются с добычей, то сначала обязаны всё, что нашли, представить наместнику. Самые лучшие жемчужины он забирает себе, наш наместник очень падок до всяких редкостей и ценностей.

Старик наклонился к самому моему уху и прошептал:

— Если вам надо, эрдана Карина, я знаю, где достать. Стоить будет дорого, но жемчужины небесной красоты, в лавках таких не бывает…

Я тихонько хихикнула: «Я тоже знаю, где достать…»

— Спасибо, Гун. Я просто хотела узнать цены, так сказать, на будущее…

— Тогда пойдёмте посмотрим…

Мы долго пробирались через лотки и небольшие палатки, пока не дошли до круглой площади с декоративным мостиком и маленькими, симпатичными магазинчиками по окружности. На пороге одного нас встретил юноша с очень надменным видом. Он был хорошо и добротно одет, высок, строен, но слишком уж важен. Рассмотрев меня очень внимательно и глянув мельком на кольцо, он вежливо поклонился:

— Что угодно прекрасной эрдане?

— Я бы хотела взглянуть на жемчуг, если он у вас есть…

— Есть немного, пройдёмте. Ваш слуга пусть снаружи подождёт.

Я хотела сказать, что Гун никакой не слуга, но старик опередил:

— Я подожду, эрдана. Идите…

Внутри магазинчика парень поставил на прилавок шкатулку с золотым узором, в которой лежало штук двадцать жемчужин. Красивых, правильной формы, но не таких крупных, как те, что я передала Крианну. Я взяла одну светло-розовую и покрутила в пальцах:

— Сколько?

— Ранд — штука.

— Ого! — у меня глаза на лоб полезли.

— У нас очень хороший жемчуг и дешевле, чем у других… Не сомневайтесь. Вам на серёжки или кулон?

— А готовое ожерелье?

— Только одно. Показать?

— Если можно.

Он убрал жемчужины и принёс плоскую коробочку. Тонкая нитка мелкого круглого жемчуга затянула в пять рандов. Очень дорого! Да за такие деньги можно хорошую верховую лошадь купить со сбруей и ещё останется на козу! Я скорчила капризную гримаску:

— Я подумаю… Но всё же мне бы хотелось что-нибудь… поярче.

— Эрдана, я вас понимаю. К вашим прекрасным глазам очень подошёл бы чёрный или синий жемчуг, но это такая редкость, что не сыскать, и то только в виде отдельных жемчужин. У самой супруги наместника есть только серьги из чёрного жемчуга. А собрать целое ожерелье из чёрного, а тем более из синего… — и парень развёл руками.

Голос в затылке тихо сказал: «А кто-то с длинным хвостом про ожерелье из синего жемчуга упоминал…» Я мысленно засмеялась: «Было такое… За хорошее поведение могу стать круче супруги самого наместника Банкора! Только вряд ли мне это грозит…»

— Понятно, но всё равно спасибо!

Я тепло улыбнулась этому чопорному юноше, и его важность в секунду слетела. Он ответил мне такой же широкой улыбкой. Совсем мальчишка! Я распрощалась с парнем, и мы с Гуном пошли дальше.

В результате я на рынке так ничего и не купила. Совсем! Кругом было столько всего, что глаза разбегались. Но по сути, мне особо ничего и не было нужно. Припасы на дорогу пока рано закупать, а вот сапоги хотелось, только похожих на те, что я видела в Маргосе, не было. Сапоги в основном были мужские. Женщины носили туфли или невысокие полусапожки, наподобие ботинок.

Вдоволь находившись, мы присели у таверны.

— Гун, может поедим чего-нибудь?

— О, эрдана, вы так добры ко мне, что это уже слишком. Того золотого мне надолго хватит.

— Пока ты со мной, ничего не трать. Я хоть и не богата, вернее, совсем не богата, но пока деньги есть. Давай по пиву и ещё что-нибудь на твой вкус.

— Вас, эрдана, мне послали боги.

Я пожала плечами:

— Кто знает, Гун… Кто знает…

Так мы и просидели почти до заката. Гун оказался очень интересным собеседником: много знал, много видел. Я расспрашивала его о жизни, семье, о том, кто он и чем занимался. О чём-то он рассказывал с радостью, о чём-то с грустью, а иногда его глаза наполнялись слезами.

Гунар Алебаан Тинар эн Васаб не был гондольером. У него не было разрешения на такую работу. В молодости он ходил в море, сначала матросом, потом дорос до помощника капитана торгового судна, а позже долгое время служил в столице при дворе террхана. Там встретил девушку, которая ответила ему взаимностью, и они собирались пожениться. Но в тот год случилась эпидемия чёрной лихорадки, и его невеста умерла у него на руках. Тогда он решил, что чем-то прогневил Хранителя, раз тот забрал его любимую, и больше о женитьбе не думал.

Болезнь выкосила тогда очень много народу, особенно детей и молодёжь. Люди пожилого возраста почти не заболевали, а остальные — как кому повезёт. Через несколько лет, после того как чёрная лихорадка покинула Восточные земли, случился серьёзный конфликт на границе между Востоком и Западом и вскоре перерос в войну. Гуна, вместе со многими, отправили туда. Война оказалась затяжная. Никто не хотел уступать большие плодородные земли.

Глотнув пива, Гун продолжил свой рассказ:

— Армией командовал тогда один из племянников нашего террхана, Кареллан эн Растан, но за глаза все его называли Ящер, за молниеносную технику боя, как у ангалинов, хитрость и ум. Он был молод, красив, силён, и мы бы оставили за собой те земли, но что-то случилось тогда очень странное. На нас напали неожиданно и гораздо большим числом, похоже, что нас предали. Ящер со своими близкими воинами положил тогда очень много солдат, но это не помогло. Террхану Запада удалось привлечь на свою сторону северян, и наша армия была разгромлена. Я попал в плен, а потом на галеры. — Старик горестно вздохнул: — Вот там моя спина и согнулась…

Я сжала его морщинистую руку.

— Так что я не так уж и стар, эрдана… Просто жизнь так сложилась…

— А дальше что было?

— В плену я пробыл около пяти лет. Однажды ночью наша галера столкнулась с плавучим островом и часть народу потонула. Мне же, каким-то чудом, удалось выплыть. Держась за бочку, я доплыл до другого острова, потом ещё до одного, а там меня подобрали рыбаки. Деться было некуда, и я решил вернуться в Банкор. Нашёл в городе своего племянника, он держит таверну «Сочный окорок». Его отец, мой старший брат, давно умер, вот он меня и приютил в чулане. Я на кухне помогаю и по хозяйству, а недавно гондолу нашёл старую, починил и вот… — старик уронил несколько слезинок, но, глядя на меня, улыбаясь, добавил, — сижу сейчас и пью пиво с самой красивой девушкой Восточных земель.

От избытка чувств я придвинулась и обняла его:

— Спасибо, Гунар… Спасибо, что поделился…

Он тоже крепко обнял меня:

— Я так рад… Давно я так ни с кем не разговаривал… — и тихо добавил: — На равных…

— Гун, а что случилось потом с Ящером, знаешь? — имя Кареллан и упоминание о молниеносной скорости боя почему-то засело в голове колючей занозой.

— А-а-а! С Кареллом?

Моё сердце ёкнуло: «Неужели это Карелл?! Тот, кого я знаю?!»

— Я знаю только, что террхан его в тюрьму бросил по возвращении. Его то ли в предательстве обвинили, то ли ещё в чём, но я не верю. Кареллан был предан террхану и честно служил, что-то у них там между собой произошло, вероятно. Я ведь узнал об этом, только когда из плена вырвался. Позже дошли слухи, что он сбежал, а больше я ничего не знаю.

Я чуть не ляпнула: «Зато я, кажется, знаю… — но вовремя сдержалась. — Ох, язык мой — враг мой…»

Над городом сиял закат. Солнышки: Раматэа и Эала, мать и дочь, так их называли в легендах, медленно садились в море.

— Ну, что? На сегодня всё, поехали домой?

— Конечно, эрдана.

— Гун, давай без церемоний. Для тебя я Карина, или Кари, и не надо кланяться постоянно. Я не могу спокойно смотреть на эти твои поклоны. Выше голову!

Гун снова прослезился.

Когда мы отплыли в сторону гостиницы и Гун принялся опять рассказывать, где чей дом и как называют этот мост и почему, меня посетила идея.

— Гун, послушай… А почему бы тебе не заняться платными экскурсиями?

— Чем-чем?

— Ты прекрасно знаешь город, его прошлое, знаешь разные истории и рассказчик из тебя великолепный. Ты мог бы не просто доставлять приезжих до гостиниц или рынка, а, как меня, возить по городу и рассказывать, рассказывать про всё. Разработать интересный маршрут часика на полтора-два. Ведь Банкор очень большой город и здесь есть на что посмотреть, особенно тем, кто приехал впервые. Соответственно и плату брать побольше. Тут кто-нибудь так делает?

Сначала он смотрел на меня так, будто я несу чушь несусветную, но потом задумался:

— Нет… Никто так не делает. У всех жителей свои лодки, без них никуда. Но просто катать и просто рассказывать… и за болтовню деньги брать… Не знаю…

— Это не болтовня, Гунар. Это очень интересная и даже ценная информация, я бы сказала. «Кто владеет информацией, тот владеет миром». На моей родине есть такая поговорка. Ты подумай, если никто так не делает, то ты можешь стать первым. Раз мне понравилось тебя слушать, то почему другим не понравится?

— Эрдана, то есть, Карина… Кари… Ты так странно говоришь…

Да-а-а… Задала я Гунару задачу! Пусть подумает, а вдруг что-то путное получится?

Глава 13

Вернулась я, когда уже почти стемнело. Макса в комнате не было: «Похоже, на охоту подался… Ой, чувствую, наслушаюсь про своё поведение…» Задвинув люк в полу креслом, я пошла узнать насчёт ванны.

Крианн сообщил, что горячая вода есть и Гарри сейчас натаскает. Потом спросил, не хочу ли я познакомиться с его женой, она как раз вернулась от родственников. Я с готовностью кивнула, и мы пошли на кухню. Запахи в столовой стояли такие, что слюни потекли… Сразу стало ясно, хозяйка на месте! Увидев жену Крианна, я убедилась в справедливости поговорки «муж и жена — одна сатана» и неважно, в каком конце Галактики или Вселенной находишься.

Маленькая, стройная, с толстой тёмно-каштановой косой, обмотанной вокруг головы, женщина вертелась на кухне как юла. Крианн представил нас друг другу. Я слегка поклонилась:

— Приятно познакомиться, Марэна. Я в восторге от вашего чая!

Маленькая женщина сверкнула белоснежной улыбкой:

— Спасибо! Пейте на здоровье! Что хотите на ужин?

Я нагрузила на поднос тарелки и небольшой чайник и понесла к себе в комнату: «Буду лежать в ванне и пить чай, как королева». К моему возвращению ванна была уже заполнена, и от горячей воды поднимался пар. Я добавила немного холодной, заперла дверь и решила сначала немного перекусить. Под полом раздался стук.

Макс выпрыгнул из подполья, как чёртик из табакерки. Я вжала голову в плечи: «Что сейчас будет…» И точно! Ангалин был в бешенстве!

— Ты где ходила целый день?! Вес-с-сь рынок с-с-скупила?! Или другим немного ос-с-ставила?! Я тут один сидел!

Я спокойно подошла к сумке, достала все деньги, что у меня были там, потом развязала мешок и выложила остальное. Сгребла всё это в кучу и сунула Максу под нос:

— Считать умеешь? — потом положила звенящую кучку на кресло и принялась за еду. Мой ангалинчик быстро сдулся.

— Ты ч-ч-что? С-с-совсем ничего не купила?

— Ничего, поели только с Гуном, да пива выпили.

— Прос-с-сти… — хвост обвился вокруг ноги, а гибкие пальцы сжали щиколотку. — Я скучал…

— Макс, я прекрасно понимаю твоё трепетное отношение к золоту, учитывая то, что я уже знаю…

— Не с-совсем понимаеш-ш-шь…

— Пусть не совсем… От тебя зависит, насколько я буду понимать, но это не даёт тебе права вести себя так по отношению ко мне. И это кольцо, по сути, — и я помахала перед серой мордой, — ничего не значит. Хотя, скажу правду, у меня к тебе какое-то очень странное отношение, с того самого момента, как я увидела тебя первый раз. Сама ещё не могу толком разобраться в этих чувствах… Ты — ангалин, а у меня ощущение, будто ты… человек. И как в сказке, когда-нибудь скинешь эту кожу и станешь прекрасным принцем. Никак не могу выбросить эту ассоциацию из головы. Бред, конечно, но…

Макс ужом обвился вокруг меня и уткнул морду в шрам на ключице. «Как у него так получается?» Потом глубоко вдохнул, и по шкуре побежали золотые искры. Завораживающее зрелище…

— Целый день хотел это с-с-сделать… — и он нежно лизнул меня в шею. — У меня тож-ж-же очень с-с-странное отнош-ш-шение к тебе, Кари… И я тож-ж-е ничего не понимаю… Открою тебе с-с-секрет…

— Опять священная тайна ангалинов?

— Нет, никакая не с-с-вящ-щ-щенная тайна. Это мой с-с-секрет, личный…

— Тогда другое дело, очень интересно…

Он продолжал говорить мне почти в ухо, не глядя в глаза:

— Я с с-с-самого детс-с-ства хотел быть… человеком. Мои с-с-сверстники мечтали стать героями, великими охотниками, защ-щ-щитниками рода или сос-с-стоять в с-с-совете Ангалина Рекса. А братья вс-с-се как один лелеют тайную надежду, что когда-нибудь отец выберет кого-то из них. Меня же вс-сё это никогда ос-с-собенно не привлекало. Меня вс-с-сегда интерес-с-совали люди. Отец давно з-заметил эту мою с-с-странность и поэтому с ранней юнос-с-сти начал привлекать ко всем делам, с-с-связанным с людьми, обучать, объяснять… Так что я, ес-сли мож-ж-жно так сказ-з-зать, человечнее других ангалинов. Ты первая, кому я это рассказал… с-с-сам…

Его слова оказались очень приятным откровением. Я поделилась своими тайнами, и Макс не остался в долгу, тоже раскрыл свой секрет. Значит, доверяет. И я ему верю.

— Прос-с-сти… Я буду с-с-стараться не з-з-злиться так… Хорош-ш-шо?

— Хорошо. Кто-то про ванну говорил или ты забыл?

Он ослабил хватку:

— Ты первая…

— Так вода будет не совсем чистой…

— Я хочу пахнуть тобой…

Осталось только развести руками. Пока я плескалась, Макс разжёг камин и даже подсвечники на стене, а потом приполз ко мне, никакой задвижки в туалетной комнате не было.

— Ты не мог бы подождать за дверью, я сейчас вылезу.

— Почему? Стесняеш-ш-шься? — Зелёные глазищи были хитрые-прехитрые, и улыбка на клыкастой пасти очень походила на похотливую.

— Да, стесняюсь. Ты всё-таки мальчик… Подай лучше полотенце и отвернись хотя бы…

Он выполнил мою просьбу и, хмыкнув, закрыл глаза:

— Я не подглядываю, вылез-з-зай.

Я обернулась мягкой тканью и пошлёпала в комнату допивать чай. Купался он долго. Хотелось набраться наглости и пойти посмотреть, чем он там занимается столько времени, но я решила не рисковать, мало ли что, после таких откровений…

Лёжа на кровати, я закрыла глаза. Мозговой сидел за столом и что-то писал.

— Мемуары строчишь?

— Кари, девочка моя! Наконец-то ты ко мне заглянула, — профессор вскочил и кинулся обниматься. — Ну, хоть бы рубашку какую надела, что ли…

— Ой, прости… я… вот балда! — оказывается, я как была в полотенце, так в библиотеку и заявилась. — Может, схожу накину что-нибудь…

— Ну уж нет! А то опять пропадёшь! Я уж как-нибудь твой полуголый вид переживу.

Мы дружно расхохотались. Он уселся на кушетку, а я забралась с ногами к нему под бок и уткнулась носом в бархатный халат:

— Я соскучилась…

— Я тоже…

— Макс достаёт своими психами… Мозг, что происходит?

— Ты о чём, дорогая?

— Ну я же вижу… Между мной и Максом что-то происходит. Искры летят в буквальном смысле…

— А ты не поняла до сих пор?

— Страшно подумать…

— Любовь…

— Даже язык не поворачивается повторить…

— Почему? — он обнял меня и прижал к себе.

— Ну как почему, Мозг?! Он же ангалин! Ящер! Рептилия!

— И что?

— Как что?!

— Кари, успокойся, всё нормально, — голос профессора был так спокоен и нежен, что возмущаться расхотелось.

— Вот что тут нормального, объясни? Я ничего нормального не вижу!

— Вы разные только физически, а в остальном… просто мужчина и просто женщина, которых влечёт друг к другу. Только вы оба пока напуганы своими чувствами, не принимаете их… разумом, пытаетесь отрицать, хотя глубоко внутри себя уже всё знаете…

— Так что… Мне надо замуж за него выходить?

Профессор взорвался хохотом. «Нет… Ну что такого я сказала?!»

— Кари! Я с тобой рискую получить диагноз смехоистерик первой степени! — он смеялся, смахивая слёзы. — Зачем сразу замуж?! Хотя… — он всё никак не мог успокоиться, — это неплохая идея, принц всё-таки…

Я насупилась, плотнее закуталась в полотенце и отвернулась. Вскоре профессор отсмеялся и полез в знакомый шкафчик.

— Сегодня у меня есть вино, красное. Так и быть, налью тебе бокальчик.

— Сам пей своё вино…

— Так… Не капризничай. Ты ведёшь себя сейчас как Макс, только ему простительно, а тебе — нет. Пей! Тебе нужно… — и протянул хрустальный бокал.

Я выпила залпом, почти не чувствуя вкуса. Мозг налил второй:

— Этот выпей медленно, — тон не терпел возражений.

Вскоре мне полегчало: внутреннее напряжение спало, и где-то в груди расслабилась натянутая прежде пружина. Я выдохнула.

— Ну как? Легче?

— Да, спасибо. Ты, как всегда, умеешь успокоить… И что теперь делать? Как себя вести с ним? А если Макс приставать начнёт, ну в физическом смысле?..

— Не начнёт. Он же не идиот и не извращенец. Он прекрасно знает, что физиологически вы не совместимы. А эти обнимашки, искры, поцелуйчики… — и профессор махнул рукой, лукаво улыбаясь, — да на здоровье! Надо же, хоть немного, давать выход чувствам и эмоциям. Я вот тоже обнимаю тебя и целую, но это почему-то никакого возмущения у тебя не вызывает…

— Ну ты… Ты — это ты.

— А вот почему?

Я совсем не знала, что ответить. Не думала как-то в таком ракурсе.

Мозг улыбнулся, гладя меня по руке:

— Вот и подумай как-нибудь на досуге, почему…

Через секунду я открыла глаза. В комнате темно, только в камине светятся красные уголья. Я так и лежала завёрнутая в полотенце, но уже прикрытая одеялом. Рядом распахнулись два зелёных глаза.

— Как ты догадался, что я проснулась?

— Почувствовал… Ты вз-з-здрогнула… Что-то прис-с-снилось?

— Да. Я была в гостях у одного профессора… Мы пили красное вино и разговаривали.

— Кто такой профессор?

— О… Это такой очень умный и мудрый человек. Он учёный, занимается наукой, разными исследованиями…

Голова придвинулась ближе и ангалин прошептал:

— Ты кое-что обещ-щ-щала…

— Что?

— Рассказать, кто такой З-з-змей Горыныч…

И я начала рассказывать… Сперва Макс слушал как ребёнок, затаив дыхание, потом стал вопросы задавать, потом комментировать. В результате, к рассвету, разговор превратился в дискуссию на тему: «Морфологические характеристики Змея Горыныча и других мифических рептилоидных существ, в частности, драконов, великих полозов, царевен (принцев) — лягушек, огненных саламандр и так далее. Особенности их поведения и развития, а также частота и подобие упоминаний о них в сказках и легендах разных народов Земли». Прямо тема для диссертации какая-то получилась!

Змей Горыныч Максу очень понравился. Он никак не мог поверить, что Змей летает, выдыхает огонь и, главное — у него три головы, которые могут иметь разный характер.

— Макс, ну это же сказка, фантазия! Придумать можно всё что угодно. Хотя, конечно, какая-то доля истины всегда есть, вне всякого сомнения. Сказки и легенды не зарождаются на пустом месте. Если вдуматься, то выходит, что на Земле тоже когда-то, давным-давно, могли существовать, параллельно с людьми, разумные рептилоиды.

— З-значит, правильно ты меня З-з-змеем Горынычем наз-з-звала, у нас много общ-щ-щего.

— Например?

Начало светать. Длинное гибкое тело отчётливо виднелось на кровати. Изумрудные глаза смеялись, и весь облик ангалина был расслабленным и благодушным.

— Во-первых, раз-з-зум. Во-вторых, чеш-ш-шуя, клыки, когти, хвост, то есть внеш-ш-шность. В-третьих, владение оруж-ж-жием, он же билс-с-ся на мечах с этим, как его…

— Ильёй Муромцем…

— Точно. Плавать умеет, з-з-золото любит. И эта тяга к молоденьким девуш-ш-шкам-крас-с-савицам, которых он похищ-щ-щает… — Макс покачал головой, томно глядя мне в глаза.

— Но ты же меня не похищал. Я с тобой вроде как добровольно…

Мы захихикали.

— Вот и получаетс-с-ся, что я почти З-з-змей Горыныч и ес-с-сть.

— Ох, Макс! Я думала, ты обидишься…

— Ещ-щ-щё чего… — он замолчал, и тяжёлая голова легла на плечо. — Знаеш-ш-шь, Кари… Ес-с-сли бы какое-то время наз-з-зад кто-нибудь с-сказ-з-зал, что я, Макс-с-сашарай эн Шеар, с-сын Великого Ангалина Рекса, буду леж-ж-жать на кровати рядом с человечес-с-ской женщ-щ-щиной, с-с-смотреть на неё, вдыхать её з-з-запах, раз-з-зговаривать о каких-то з-з-загадочных сущ-щ-ществах из другого мира, посвящ-щ-щать её в тайны с-с-своего народа…

— И что бы ты сделал?

Пристальный, пронизывающий взгляд действовал почти гипнотически. Я чувствовала, что погружаюсь в него и растворяюсь…

— Я бы убил его…

Я закрыла глаза: «Затягивает, как в омут. И чем дольше смотрю, тем сложнее оторваться… Неужели всё настолько серьёзно и Мозговой прав? Сумасшествие какое-то…»

— Кари? Что-то не так?

— Можно тебя попросить… Не смотри так… Не по себе, когда ты так меня разглядываешь…

— Как так?!

— Ну вот как сейчас, только что…

Лучше бы я смолчала! В доли секунды он спрыгнул, звонко царапнув пол когтями:

— А ты не пахни! И тож-ж-же не с-с-смотри на меня! И не трогай! У меня, вообщ-щ-ще, от тебя голова круж-ж-жится, мыс-с-сли раз-з-збегаются и я с-с-совсем ничего не соображ-ж-жаю, что говорю и что делаю!

Я ничего не успела сказать. Крышка люка хлопнула, донёсся всплеск, и его уже не было. «А так хорошо общались… И на тебе… Вот кто меня за язык тянул? Никак не предугадать, как он может отреагировать… Вроде ничего такого я не сказала, просто попросила…»

— К вечеру остынет, — голос Мозгового был спокоен. — Ещё прощение вымаливать будет…

— Надеюсь…

Глава 14

Спать уже не хотелось. Пока я умывалась и приводила себя в порядок, совсем рассвело. Я выглянула в окно. Город проснулся: доносились голоса, плеск вёсел, звуки шагов по деревянным мосткам. Потянуло свежей выпечкой и ароматом травяного чая. Сигнал к завтраку. Я быстро собралась, обмотала шею платком, так как синяки были ещё видны, и вышла из комнаты: «Сегодня надо потратить немного денег… Назло этому чешуйчатому психу! Хочу сапоги из крокодила, а ещё надо купить небольшое зеркало, заколки для волос и хороший гребень». В столовой ко мне подбежал Гарри:

— Эрдана, там за вами пришли…

— Спасибо, а можно и Гуна покормить? Я заплачу…

— Думаю, да.

— Может, лучше у отца спроси на всякий случай…

Крианн сказал, что Гуна они готовы каждый день кормить завтраком и ужином всё время, пока я здесь, так как переплатила за своё проживание. Гунар сначала упирался, но я его быстро уломала. Мы с аппетитом умяли свои порции и отплыли довольно рано, столпотворения в каналах ещё не было. Я по обыкновению сидела на скамеечке, а Гун правил, отталкиваясь длинным шестом.

— Эрдана Кари, я тут думал…

— О чём?

— Ну, о том, что вы мне говорили вчера…

— А-а-а… ты об этом. И что?

— Можно попробовать. Мой племянник сказал, что поможет. Его хороший друг, ткач, обобьёт гондолу недорогими коврами и подешевле продаст несколько подушек, ну чтобы комфортно было…

Я улыбнулась:

— Правильно мыслишь. Твоим пассажирам должно быть удобно и подумай над маршрутом или даже несколькими.

— Я уже думаю. Только, эрдана, я хотел спросить…

— Гун, в чём дело?

— Надо заявку наместнику подать, налог заплатить…

— Тебе деньги нужны?

— Нет, эрдана, нет… Того, что у меня есть, хватит. Просто лучше заявку сейчас подавать. Скоро праздничная неделя и их долго принимать не будут… Вы можете меня отпустить на полдня?

— Так вот ты о чём! А я не пойму никак, в чём проблема! Ну так поехали вместе!

У большого каменного здания с узкими окнами, неподалёку от центральной площади, собралась небольшая толпа. Я так поняла, что это городское управление, в котором заседали чиновники. Сам наместник такими делами не занимался, он, как говорится, был руководитель верхнего уровня. На стене висела длинная доска. Гун объяснил, что это доска объявлений. На ней писали мелом различные сообщения, указы, распоряжения и так далее… С другой стороны от входа была ещё одна, такая же. На этой доске могли писать свои объявления жители города: купцы, лавочники, содержатели таверн и гостиниц. Оказывается, подобные информационные или рекламные доски висели в разных частях Банкора.

Ждали мы долго. Когда же, наконец, открыли двери и народ хлынул внутрь, выяснилось, что чиновник, который сегодня отвечает за приём заявок на работу, будет только после полудня. Гунар расстроился, а я убедилась, что административно-чиновничья система одинакова, скорее всего, во всех мирах Вселенной: очереди, ожидание начальников, бумажная волокита и так далее и тому подобное.

— Не переживай, Гун. Пошли на рынок сходим, а потом вернёмся. Если ты решил, то нельзя отступать.

Так мы и сделали. На рынке я купила всё, что хотела, кроме сапог. За ними нужно было идти или сплавать на гондоле в другую сторону, на улицу портных и сапожников. Когда мы вернулись к городской управе, нужного чиновника ещё не было. В ожидании я ходила вдоль досок с объявлениями. Читала я плохо. К сожалению, Гай так и не успел толком меня научить. Я знала не все буквы и их сочетания. Окатанская письменность в каком-то смысле походила на китайскую. Один значок мог обозначать иногда целое слово или часть его. Да и привыкнуть мне было сложно. Жаль, что языковые настройки в моей голове не распространялись на написанные знаки. Эти точки, палочки, крючочки и загогулины совсем не походили на знакомые буквы.

Гунар сначала не поверил, что такая «толковая», по его словам, эрдана практически не умеет читать. Было жутко стыдно. Моё высшее образование здесь имело мало смысла. Оттащив старика в сторону, я попросила его почитать мне объявления, попутно поясняя каждый знак. Мы разобрали уже треть из написанного на доске, когда Гуна позвали. Чиновник объявился.

За массивной конторкой сидел щуплый мужчина средних лет в чёрном камзоле с двумя рядами красивых пуговиц. Под ним тёмная рубашка с широким отложным воротником, лицо хмурое и очень серьёзное. «Мрачноватый тип… — подумала я. — Как бы не дал он Гуну от ворот поворот». Мы подошли. Чиновник сначала что-то долго чёркал стилосом и только потом поднял глаза. Гун начал отбивать свои поклоны, я же нагло рассматривала строгого дядьку.

— Слушаю… вас… — и также пристально начал разглядывать меня.

— Разрешение… официальное… в гондольеры…

— Имя? — не глядя в сторону Гуна, спросил чиновник. Он сверлил меня глазами.

Гун назвал своё полное имя и опять поклонился.

— Гондола имеется?

— Конечно, фаэдр.

— Давно живёшь в Банкоре?

— Почти десять лет…

— Хорошо… Где?

— У племянника моего, Дагана эн Эгилла, в таверне «Сочный окорок».

Чиновник кивнул:

— Знаю… — и неожиданно спросил: — Это твоя дочь?

Гун вздрогнул, но я не растерялась:

— Нет, фаэдр. Я дочь старого друга Гунара, приехала встретить мужа из плаванья, — и поправила платок на шее, так чтобы было видно кольцо.

Чиновник его заметил и опустил глаза.

— Сколько лет, служил ли где? — продолжал он спрашивать.

Гун кратко поведал свою биографию.

— Ну что ж… — и строгий дядька постучал стилосом по конторке. — Возраст у тебя уже преклонный, да и немощен, я вижу.

Гун начал оправдываться, мол, что он не так уж и стар, чувствует себя хорошо и вполне может справляться с работой.

— А налог кто в конце года заплатит, если ты к Хранителю отправишься?

— Но я…

— Можно принять заявку, но надо, чтобы два человека поручились за тебя. Найдёшь, тогда приходи. По полтора эре с поручителя, один за заявку и один за разрешение… Итого — пять эре.

Я быстро прикинула: только за эту бюрократию Гуну нужно отдать половину золотого ранда.

— А сколько налог в конце года? — встряла я в разговор.

— Для гондольеров два ранда в год.

В общем, не много, учитывая, что официальное разрешение даёт само по себе неплохие привилегии, как объяснял Гун.

— Гун, а твой племянник может за тебя поручиться?

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Камо́рта — «слепая смерть»: лианоподобное полурастение-полуживотное. Считается вымершим и в дикой природе не встречается. Практически бессмертно. Выглядит как верёвка тёмного цвета. При завязывании в узел воздействует на зрение жертвы неизвестным способом. Так как отделено от корня убить добычу не может, но продолжает жить. Ни развязать, ни разрубить каморту, на которой есть хоть один узел, невозможно. Единственный известный способ — это отвар из маленького кусочка самой «слепой смерти», полученный, когда каморта находится в расслабленном состоянии. Местный раритет, стоит очень дорого.

2

Летун, или неразлучник — маленький крылатый зверёк, очень похожий на летучую мышь. Всегда отыскивает свою самку, как бы далеко она ни находилась. Эту особенность летунов используют для доставки срочной почты. Если самец в пути погибает, то его самка другого самца к себе уже не подпустит, а через некоторое время умирает и она. Поэтому численность летунов невелика и стоят они дорого.