Кадота: Остров отверженных

Лисавета Челищева (2024)

В пустынной деревушке под названием Зета, Дара всегда ощущала себя чужой. Рядом был лишь один друг — Зоран. Их связь подвергается испытанию, когда парня избирают коллекторы по излишкам населения, чтобы отправить на остров для отверженных обществом. Решив спасти друга от ссылки и воссоединиться с изгнанным отцом, Дара обманом занимает его место. Сражаясь со своеобразной природой острова и жестокостью обитателей лагеря в который угодила, девушка должна выстоять перед леденящим душу командиром файтеров — Рэдом, который наотрез отказывается принимать ее в свои ряды, постоянными издевательствами садиста — Вика, и ордой мутировавших существ — бездумцев, за пределами трёх заборов лагеря.

Макс

Как только мы выходим, бодрящий прохладный воздух обдает мое лицо, являя собой разительный контраст с затхлым, промозглым духом карцера.

— Макс, а если кто-нибудь… — начала я, оглядываясь через плечо.

— Все спят, не переживай. — успокоил он с теплой улыбкой, подавшись вперед и облокотившись на четырехгранную опору.

Небо сливалось с холодными ночными красками. Свет трех лун ослеплял мои непривыкшие глаза, вынуждая щуриться. Ветер был слишком сильным, почти сравнимым с ветром суровых пустынных бурь, но этот нес с собой особый, чуждый солоноватый привкус.

–…Почему ты освободил меня? — настороженно поинтересовалась я, сохраняя безопасное расстояние от него.

— Ты мне понравилась.

— Ч-что, прости?

— Не пугайся. Просто ты показалась мне не такой, как они, — ответил гончий ровным голосом, — и я не хотел, чтобы тебя держали, как одного из тех преступников и убийц, что были в карцере.

От этих слов моё сердце пропустило удар.

— Убийцы?… Мне казалось, что последними людьми, которые убили кого-то и были приговорены за это к изгнанию, были бунтовщики в Черный День столетия назад? — осведомилась я, чувствуя недоумение. — Насколько я знаю, ссылка была заменена на экзекуцию для убийц… Выходит, моя деревня и в самом деле тормозит с получением сводок из города.

Макс выдержал паузу, опуская голову, а затем медленно произнес: — Это обычных убийц публично казнят, а государственных — попрежнему свозят на остров.

–…Ясно.

— Ты упомянула бунтовщиков Черного Дня. Мне кажется, их трудно считать за убийц.

— Как ты можешь так говорить? Они же…

— Скажи, разве кто-то может считаться убийцей, если его годами доводили до такого безрассудного и отчаянного состояния? На плодородных Землях наш народ несколько десятилетий подыхал с голоду, так как был принудительно переселен из селений в настоящие каменные джунгли, ведь там искусственный морок легче контролируется Серыми, когда нужно воздействовать на население в принятии решений. Доведенные до крайности массы людей с запудренными мозгами, готовые поверить кому угодно и сделать что угодно, лишь бы построить новую, обещанную им более совершенную жизнь на пепелище наследия предков, — отнюдь не убийцы, а лишь жертвы бесчеловечных политических манипуляций. Да, мы-то называем это Черным Днем, когда мятежники Трех Рас свергли Четвертую — Дарийскую, из-за траура и пролитой крови, павших в тот день. Но могу поспорить, что Серые, которые несколько десятилетий планировали это событие в тени и удерживали нити сего действа в своих руках, именуют его по-другому.

–…Ну и ну. Когда ты забирал меня из камеры сюда, у меня и в мыслях не было, что наш разговор выйдет на темы, стоящие Криминального Кода? — тихонько шучу, приобнимая себя за локти из-за пронизывающего ветра. — Если бы здесь стоял не ты, а Сол, я бы решила, что он пытается повесить на меня еще одно преступление.

Макс поддерживает мою иронию слабой улыбкой, согласно кивая.

— Прости за это. Порой не могу промолчать о некоторых вещах. В этом-то и заключается моя главная проблема. Иногда, когда смотрю на пленных, даже удивляюсь, что это я их сторожу, а не… ну, ты поняла.

— Лично я не вижу ничего криминального в том, чтобы обсудить политическую историю с разных сторон.

— Да, но если нас услышит кто-то еще, это будет прямой код"654".

Стоит мне слегка нахмуриться, склонив голову, как Макс тут же предоставляет разъяснение.

— Криминальный Код"654" — любое выражение несогласия или разногласия с идеологией, политикой или официальной исторической хроникой Серых властей.

— А сколько всего этих Кодов?

— Столько, сколько постановляет Серое правительство. Пять лет я работаю коллектором на них. Мне попадались люди с самыми разными видами преступлений, в совершении которых их якобы уличали. Некоторые даже нелепые. Например, Криминальный Код"723" — несоблюдение комендантского часа. Попасться на улице после полуночи и отправиться за это в ссылку? Безумно дико это все, как по мне.

Я медленно киваю, переваривая полученную информацию.

–…А код"000"?

Макс просто молча взглянул на меня, по его лицу ничего нельзя было понять.

— Ты спрашиваешь о наколках на запястьях коллекторов? К преступлениям они не имеют никакого отношения. Наоборот, они — так называемые"вершители порядка".

— Ты называешь их"они", но разве у тебя самого нет такой наколки?

Присмотревшись более внимательно к моим чертам лица, Макс все же подтвердил высказанное мной, закатав рукав куртки. Моему взгляду предстала тусклая черная татуировка в виде трех нулей.

— Я решил играть по правилам Серых. Закладывать семена сомнений, будучи вхожим в их собственную структуру. Мне повезло, что я работаю с людьми, которые изначально не вписывались в их систему, в которую они заставляют играть всех. Ты не первая, с кем я веду такие политические беседы. Я считаю это своей миссией — вытаскивать из карцера наиболее проснувшегося из всех, пока никто не видит, и заводить с ним небольшие дискуссии.

— Правда? Но… Скажи, Макс, чего ты хочешь добиться такими разговорами?

— Ну, как видишь, я все еще здесь, исполняю свою миссию. При этом, скажу тебе кое-что. После каждого разговора с заключенным я открываю им одну вещь — что, донеся на меня другим коллекторам, он сможет смягчить свое наказание и обменять пожизненное изгнание на острове на десятилетнюю работу в шахтах на материке. В этом и заключается моя миссия. Как видишь, ни один из двухсот восьми человек, с которыми я беседовал, не доложил о моем криминальном поступке '654'. Надеюсь, ты не станешь моей последней. — он слабо заулыбался, мельком взглянув на меня, а затем на темное небо.

— Невероятно. И… Наверное, в твоих стандартных беседах есть некая точка давления? Ты уже испытал ее на мне?

–…Ты из Расы Свагов? Голубоглазых?

Я подтвердила легким кивком головы, порыв ветра всколыхнул мои длинные волосы, перебирая их в игривом танце.

— Тогда, как Сваг, ответь мне, помнишь ли ты что-нибудь о Великой Дарийской Расе, которая полностью исчезла после Черного Дня? — в его интонации чувствовалось твердое спокойствие.

— Не называй их великими, — отрывисто выпалила я, чувствуя горький привкус во рту от разговора. — Дарийцы были единственной Расой из четырех, которая выступала против единства. Им нужны были только превосходство и контроль над другими тремя Великими Расами, во что бы то ни стало!

Мои слова были встречены непроницаемым взглядом Макса. Сердце гулко стучало о грудную клетку, в то время как между нами установилась неловкая тишина.

Наконец он прервал молчание: — Это твое мнение. Я понимаю его причину.

Я уставилась на него, вскинув брови.

— Пожалуйста, только не говори мне, что твое мнение о серебряноглазых и их ужасных делах иное? — я сделала шаг навстречу, чтобы подчеркнуть свою точку зрения.

Макс лишь передернул плечами, в уголках его губ заиграла бескорыстная улыбка.

— Ты не станешь пытаться понять мое мнение, когда так сильно стремишься защитить свое от стороннего влияния. Я не буду пытаться убедить тебя изменить его.

Хотя его отстраненная позиция меня и возмутила, мне все же было искренне интересно узнать его точку зрения.

Равнодушие Макса еще больше разожгло мое любопытство. Я настойчиво спросила: — …Может, хотя бы попытаемся?

Мужчина вздохнул, запустив руку в копну светло-каштановых волос. Мрачноватая улыбка дала понять, что он едва ли надеется на мое понимание.

— Как пожелаешь. Но только потому, что ты сама меня об этом попросила. Хотя, поверь, довольно сложно вести цивилизованный разговор об этом, — он замялся, взгляд его стал отрешенным, — когда даже твоя семья не желает открывать глаза на очевидные вещи вокруг.

Я растерянно моргнула, удивленная внезапным личным откровением.

— Они не разделяют твоих взглядов? — поинтересовалась я, уже более мягким голосом.

Какое-то мгновение он не отвечал. Макс смотрел в черную даль поверх моей головы. Когда он снова взглянул на меня, в его карих глазах было что-то уязвимое и тревожное, чего он не демонстрировал ранее.

— Нет. Мои родители не хотели, чтобы их беспокоили вещами, которые способны изменить то, как они воспринимают мир на протяжении всей своей сознательной жизни. Это пугает, я понимаю их. Но все же было больно не иметь возможности разбудить самых близких людей от чересчур комфортной дремы.

–…Макс, — тихо начала я, — обещаю, я хотя бы попытаюсь понять твою точку зрения. Даже если она будет отличаться от моей. Меня уже вряд ли что-нибудь сможет испугать.

В его уставших от работы глазах промелькнула печаль.

— Буду рад, если ты просто выслушаешь, — стоически произнес он. — Может быть, когда все это закончится, ты вспомнишь мои слова с улыбкой.

Что именно он имел в виду под"закончится", я не знала. Конец нашего разговора? Конец… света?

Вдруг я почувствовала, как пол заходил ходуном под моими ногами. Я не могла объяснить это ощущение. Оно странно дезориентировало, казалось, будто что-то всколыхнуло твердь.

Я попятилась, едва не потеряв опору. Паника снова охватила.

— Что происходит?!

Макс не ответил. По крайней мере, не сразу. Прислонившись спиной к металлическому, потертому временем столбу, который я приняла за часть балкона, он не сводил взгляда с горизонта.

— Ты сказала, что не боишься. Подойди ко мне. Ближе.

Он протянул руку, беря мою холодную ладонь в свою уверенную хватку, и притянул меня вплотную к ограждению. Я с трудом подавила удивленный вздох.

Мой мир закружился, реальность исказилась до дискомфорта, когда осознание медленно вползло в голову. Мы не стояли на твердой земле. Мы двигались… по воде.

Теперь я это ощущаю! Волны, легкое покачивание гигантского судна на водных потоках.

— Мы… плывем? — заикаясь, пролепетала я, едва справляясь с напором сильнейшего ветра.

— Да. Мы на пароме.

Чувство изумления уступило место прежнему страху. Для меня это было впервые. Просторы океана, тягучий соленый воздух — все это я представляла себе только по книгам.

Подавленный смешок вырывался из моей груди. Это был удивительный миг, несмотря на столь тяжелые обстоятельства. Я находилась здесь, вдыхая необъятную силу океана.

–…Ты ведь знаешь, куда нас перевозит этот паром? — спросил мой спутник, прерывая мой душевный трепет улыбкой.

— С учетом того, что на борту находятся настоящие убийцы, это место не может быть слишком многообещающим, да? — ответила я, стараясь сохранять непринужденный тон.

Я ожидала, что он усмехнется или хотя бы улыбнется над моим мрачным юмором. Но между нами повисло молчание.

–…Макс?

Повернувшись ко мне, он ответил на мой зов напряженным взглядом. Его рассенские глаза, казалось, потеряли свой яркий отблеск в ночном свете. Мужчина внимательно проследил каждый контур моего лица, но не из стремления заглянуть в душу, а скорее из-за желания узнать, как меня лучше успокоить, что, как ни странно, вызвало во мне теплый отклик.

— Ты права… — сдался он, сделав неспешный кивок. — То место не сулит ничего хорошего. Остров — это именно то место, где угасают последние надежды. — горькая улыбка дрогнула на его лице. — Вас перевозят на плавучий Остров. А уже там отправят в один из четырех лагерей, получивших название ИСА.

Время вокруг меня замедлило ход. Рассказы отца об Острове, его отрывочные жуткие байки об этом месте эхом отдавались в глубине моего сознания, как оживающее пророчество.

— Мы, коллекторы, — начал Макс, отрывая меня от размышлений. — Отвозим всех осужденных, которых собираем по городам и деревням, на этот Остров, где они оказываются предоставлены сами себе и суровому выживанию, если не примкнут к одному из лагерей.

— Я кое-что слышала об этом Острове…

— Забудь. Там все гораздо хуже, чем может представить здравое воображение, — прервал меня Макс, едва слова сорвались с губ. — Ты воспитывалась при нынешнем правлении Ведасграда, Империи Серых.

Я не могла понять, к чему он клонит. Следовал ли он какому-то плану беседы, о которой рассказывал? Потому что я не могла уловить ход его мыслей. И это… интриговало.

Макс неодобрительно качнул головой, углубляясь в разговор.

— Великая Раса Дарийцев с серебристыми глазами была самой древней и знающей из всех. Вы — голубоглазые Сваги, мы — огненноглазые Рассены, и зеленоглазые — Харийцы. На протяжении сотен веков все мы жили в мире и процветании. А потом из заграничных пустошей вынырнули Серые, бесчисленные толпы которых расползлись по всем четырем материкам, словно паразитический вирус.

— Откуда у тебя все эти знания, Макс? — вопрос соскользнул с моего языка.

— Я не ходил в государственную школу, как другие дети в Тулине и как мой младший брат, — в детстве я постоянно болел, и муниципалитет образования посчитал меня неподходящим материалом для содержания и траты ресурсов, поэтому мне разрешили обучаться на дому. Мой прадедушка до вступления в силу постановления, запрещающего читать с бумаги, работал библиографом в центральной библиотеке Тулина. Он успел припрятать в подвале несколько томов — все, что удалось спасти до того, как их сожгли, — и с особой бережностью хранил всю запрещенную литературу — наследие, оставленное Дарийцами после их искоренения. Моей семье повезло с таким сокровищем. Родители читали их и передавали книги нам с братом. Мне действительно повезло, что я вырос в такой семье, которая была в состоянии мыслить здраво и не смотрела телекамеру круглыми сутками, и тем более не принимала на веру любой чих, доносящийся из той коробки. Благодаря тем книгам я не верю, что Раса Серых явилась сюда, чтобы восстановить Мир и освободить земли от узурпаторов Дарийцев, как они всех в том так рьяно убеждают чуть ли не из каждого чайника на кухне, — с ухмылкой подытожил Макс.

Конец ознакомительного фрагмента.