Книга Белоцвета

Лис-Арден

«Книга Белоцвета – возвращение в мир трилогии «Алмаз темной крови», за новыми персонажами и приключениями.Герой повзрослел, познал вкус первой победы – а значит, пришло время для настоящих испытаний.Вторая книга в серии «Вечный котел и прочие чудеса».

Иллюстратор Кий Ораха

© Лис-Арден, 2019

© Кий Ораха, иллюстрации, 2019

ISBN 978-5-4496-9547-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая, в которой наш герой начинает свой путь в стране-под-холмами

Оставляешь за спиной мир привольный и простой.

С каждым шагом будет глуше, будет горше, будет хуже.

Не оглядывайся. Помни — выбираешь только ты.

Может, в темноте иные распускаются цветы?

Руки мертвого короля оказались очень холодными, будто облитыми льдом, и вскоре у Амадея заныли пальцы, будто он снова выполаскивал белье в зимней стылой речке. Однако он не стал даже пытаться высвободить свою руку из твердого, неживого пожатия, поскольку совсем не был уверен, выдержит ли вода его самого по себе, без королевского сопровождения. А когда озеро сомкнулось у них над головами, то резонов отпустить руку провожатого стало и того меньше.

Они спускались по тропе, уводящей вниз, в глубины озера и еще дальше; вокруг них мерцали водяные стены, не пропускающие ни одного звука из оставшегося позади верхнего мира. Амадей оглянулся — не светлые, но непроглядно темные воды смыкались за ними, и никакой дороги назад не было.

Идти пришлось долго; пальцы Амадея уже перестали чувствовать холод и словно растворились в ледяном пожатии мертвого короля; но вот, наконец, водная тропа закончилась. Они вышли на твердый камень перемычки между двумя подземными озерами, одно из которых исхитрилось подняться на поверхность, и не где-нибудь, а в королевских садах; водяные стены опустились, и озеро вернулось в свои берега. Над головами пришедших вздымался высокий потолок пещеры, темноту разгонял лишь свет, исходящий от белого костяного обруча короны на голове Остролиста. Амадей осмотрелся. В нескольких шагах от него на черной воде второго озера тихо покачивалась лодка.

— Как же мне называть тебя?

Мертвый король задал этот вопрос, глядя на Амадея обманчиво незрячими глазами и едва заметно улыбаясь.

— Вам не нравится мое имя? Или есть особые правила для людей, которых вы приводите сюда?

— Ты не человек, — мягко возразил король. — И чем скорее ты это поймешь, тем лучше. Попроси своего фамилиара перестать прятаться у тебя за пазухой, пусть возвращается на привычное место. Но сначала я хочу на него посмотреть.

Амадей почувствовал, как напрягся и задрожал Шеш, как медленно, неохотно выполз он наружу и обвился вокруг его шеи.

— Ваше Величество, — еле слышно прошелестел змей, склонив маленькую черную голову.

— Рад встрече, Шеш. — Кивнул король. — Сделай одолжение, ответь мне — как ты зовешь своего подопечного? Какое имя ты дал ему, когда впервые увидел мальчика?

— А что же вы сами, ваше величество? — Спросил змей, покачивая головой. Амадей удивился: из голоса Шеша исчезли все присвистывания и шипение, да и сам голос изменился, стал ниже и тяжелее.

— Не хочу именовать впопыхах, — ответил король, — все-таки он мой внук. Ты знаешь его не в пример лучше, и данное тобой имя должно быть ему впору.

Шеш вздохнул.

— Белоцвет. Так я зову его.

— Хорошее имя. — Помолчав, кивнул король. — Я слышу его.

Он повернулся к Амадею, положил ему на плечо свою тяжелую, ледяную ладонь.

— Забудь Амадея. Теперь ты Белоцвет, сын принцессы Вереск, наследник Остролиста, короля хогменов. Там, куда мы идем, Амадею не выжить без Белоцвета, поэтому теперь он главный. Привыкай видеть и слышать как он, говорить и молчать как он…

— То есть как хогмен.

— Да. Половина тебя принадлежит нам, твоя кровь не так уж и красна. Ты научился жить человеком, а значит, можешь забыть эту науку, пока она тебе снова не пригодится.

Остролист шагнул назад, жестом указывая на тихо покачивающуюся на темной воде лодку.

— Прежде чем продолжится наш путь, ты кое-что должен сделать. На тебе есть железо. Оставь его здесь, на берегу. И пусть вместе с ним останется и Амадей. Ты вернешься к нему, когда закончится твое царствование.

Впервые за все время, прошедшее с первого шага рука об руку с мертвым королем, Амадей огорчился. Имя? Да и пусть, наживется новое, не впервой. Но вот подарки Горчи, хаусвер и стилет, верные, надежные друзья, не раз выручавшие Амадея — оставлять их ржаветь на сыром камне было обидно до слез. И серебряное кольцо с гербом Дионина тоже было жаль бросать. И серебряную брошь с гранатами, так похожую на разломанный спелый плод.

— Не тяни. — Сердито прошипел на ухо Амадею Шеш. — Ты что же, думал, что тебя с эдаким арсеналом в страну-под-холмами пустят? Нет уж, подписался на службу в гарем — милости прошу к евнухам!

— Не запугивай его, Шеш. — Мягко усмехнулся король. — Амадей, ничего с твоими вещами не станется. Здесь некому их красть… да и не сможет никто. Сам знаешь, как любят мои подданные холодное железо.

Не подумав, юноша выразительно посмотрел на стрелу, торчащую из груди Остролиста.

— Это единственное железо, которое терпит земля хогменов. Можно сказать, одна из королевских привилегий, — улыбнулся мертвый король. — А теперь поспеши. Ты же не хочешь, чтобы еще один город стал предметом рукоделия…

Вспомнив Каппио, намертво запутавшийся в кружевах искусницы-горбуньи, Амадей стиснул зубы и решительно потянул из ножен хаусвер. Рядом с тяжелым ножом, похожим на выпрыгнувшую на каменистый берег рыбину, лег тонкий черный стилет, брошь, пара колец, горсть монет из кошеля, пояс с серебряной пряжкой. Юноша выпрямился, накидывая тяжелый синий плащ на плечо.

— Хорошо, что Дамиано подарил мне эти агатовые пуговицы. Не то шел бы как на казнь, рубахой наружу.

— Надеюсь, до казни дело не дойдет. — Невозмутимо ответил король. Он подошел к лодке, и та послушно подплыла к его ногам, оглянулся и протянул руку юноше. — Я спрашиваю тебя во второй и последний раз, ты идешь со мной, Амадей?

— Иду.

И Амадей, опираясь на руку Остролиста, шагнул в лодку. Та качнулась под их тяжестью, озеро в ответ вздохнуло, распуская оборками легкие волны. Король сел на единственное простое деревянное сидение, рядом с ним устроился юноша. И лодка, повинуясь воле хогменского волшебства, тихо заскользила по воде, унося своих седоков под каменные своды, вглубь земли. Когда они отплыли от берега, на котором жалобно поблескивало оставленное Амадеем железо, Остролист встал во весь рост и вновь открыл глаза. Сидящий рядом юноша замер, у него встал дыбом каждый волосок, перехватило дыхание — но, вопреки ожиданию, страха не было, а было азартное ожидание, как перед прыжком в холодную весеннюю реку. Открытые глаза мертвого короля разливали свет, озаряя огромную пещеру, где их лодка казалась детской игрушкой. Прозрачная вода не скрывала каменного дна, которое мнилось особенно близким там, где глубина превосходила всякое воображение. Потолок пещеры был закруглен почти правильным яйцеобразным куполом, по стенам мягкими складками стекали известковые драпировки.

Король медленно повернул голову и, сверху вниз, посмотрел прямо в глаза юноше.

— Добро пожаловать, Белоцвет.

Лодка бесшумно разрезала воду, оставляя по себе едва заметную волну. Один каменный зал сменялся другим, и вскоре Белоцвет потерял им счет. Они проплывали узкими коридорами, где едва было место их суденышку, и можно было прикоснуться к стенам — возможно, это были первые живые прикосновения, которые ощущал камень. Иногда лодке приходилось лавировать среди растущих из-под воды сталагмитов, похожих на каменные водоросли; красота некоторых подземных пещер заставляла горько сожалеть об их недоступности. В одной пещере сталактиты почти соприкасались со сталагмитами, и найти путь в этой каменной бахроме оказалось не так легко, в другой посреди водной глади возвышалось подобие мраморного трона, вокруг которого на дне белели неведомо чьи кости. На стенах Белоцвет видел вычурные канделябры, ощетинившиеся десятками свечей, белых и оплывших, видел цветы и деревья — и все это было каменным. Он совершенно не ощущал тяжести земной тверди, веса Трискелиона, возвышавшегося над подземными озерами, и бесконечная тишина не томила его. Вкуса здешней воды, впрочем, он не изведал; когда юноша попытался зачерпнуть ее ладонью, мертвый король заметил:

— Не стоит пить темной воды, если ты не желаешь забыть себя самого.

Они плыли в молчании, которое изредка нарушало звонкое падение капель воды или скрип деревянного бока лодки по камню. Белоцвет не задавал вопросов, слишком много их было; он решил, что все увидит сам и составит свое мнение. Лишь однажды их одинокий путь был нарушен чужим присутствием: проплывая через залу с причудливыми витыми колоннами, Белоцвет заметил, как из темного бокового коридора, почти не возвышающегося над водой, выскользнул мерцающий силуэт кого-то гибкого и быстрого. Юноша едва успел его заметить. Но уже через минуту по правому борту лодки, где он сидел, вытянулась, сверкая и дробясь под водой, фигура причудливых очертаний: серебряный рыбий хвост, узкие плечи и длинные тонкие руки, голова, за которой струились бесконечные пряди зеленых волос. Он не успел даже слова сказать, как за борт схватились мокрые пальцы, и из воды показалось лицо — очень красивое, почти человеческое. Огромные рыбьи глаза, золотистые, с черным кружком зрачка, совершенно круглые и лишенные век, с любопытством рассматривали Белоцвета, а потом существо швырнуло в юношу пригоршню ледяной воды, засмеялось и потянуло его за рукав к себе.

Остролист погрозил гостье пальцем и сделал нетерпеливый жест, будто отгоняя комара; водяная дева оскалилась, продемонстрировав белоснежные, острые зубы-иголки, и оттолкнулась от борта. Проплыв под лодкой, она вынырнула впереди и так плеснула своим хвостом, что и короля, и его спутника окатило с головы до ног. После этого водяная исчезла, и напрасно Белоцвет искал глазами проблеск живого серебра среди камней.

— Понесла новость на своем хвосте, — усмехнулся король. — Как всегда, водяные все узнают первыми. Что поделать, вода везде проникнет, все растворит.

Их долгий путь закончился в огромной пещере, похожей на ту, в которой было оставлено железо. Лодка послушно ткнулась в пологий берег и замерла.

Было видно, что из пещеры уводит всего одни коридор, высокий, но довольно узкий, и дорога эта ведет посуху. Король перехватил свой деревянный посох и жестом пригласил Белоцвета следовать за ним. За пределами пещеры их ждала страна-под-холмами.

Когда они вышли из жерла коридора, Белоцвет остановился и нетерпеливо оглянулся. Его взгляду представилась долина, над которой клубились бело-золотые облака, испускавшие свечение, заменяющее хогменам свет солнца. Очертания земли напомнили юноше путь во Влихаду — те же плавные линии холмов, поросшие гребнями перелесков, вьющиеся меж ними ленты дорог, небольшие озера, отражающие золотые облака. С высоты он мог разглядеть одинокие деревья, редкие дома, казавшиеся заброшенными, массивные каменные валуны, составленные неправильными кругами, и напротив, идеально правильные круги рощ, венчающие верхушки холмов. На самом высоком из них возвышалась башня, похожая на маяк. Белоцвет вопросительно посмотрел на короля.

— Верно. Это дворец. — Ответил Остролист. — Там моя гробница. И трон, который вскоре станет твоим. На время, разумеется.

— Это я уже понял. Здесь принято ходить пешком?

— Почему же? Верхом тоже не возбраняется. Не думаешь же ты, что увидел всю страну-под-холмами. Она значительно больше Вечной долины. Поэтому у водяных есть гиппокампы, у воздушных — птицы или стрекозы, лошади тоже есть… не такие, к каким ты привык, конечно.

Опираясь на посох, Остролист принялся спускаться по склону, осыпающемуся мелким черным гравием. Оказавшись у подножия горы, он подошел к огромному, поросшему седым лишайником валуну, расколотому надвое длинной, извилистой трещиной, и присвистнул. Из трещины, шириной не более ладони, потянулись две струйки серого дыма. Они вырастали и темнели на глазах, принимая облик двух коней. Вышедшие бесплотными тенями, кони быстро приняли материальную форму; были они тускло-белой масти и весьма костлявые, в глубоких провалах их глазниц горели синие огоньки, и ни сбруи, ни седел на них не было.

Остролист протянул руку и потрепал одного из коней по шее.

— Это Дурной Сон, а тот — и он указал на второго коня, раздраженно мотающего головой, — Злой Умысел. В обиходе Дурной и Злой. Удила не для них; если такой конь тебя признает, седло тебе тоже не понадобится.

И одним прыжком король-мертвец оказался на спине своего коня.

Белоцвет посмотрел на коня с именем Злой Умысел: тот все так же нервно потряхивал головой, пару раз стукнув о каменистую землю копытом. Он явно не был расположен брать седока. В детстве Белоцвет многое узнал о повадках лошадей от Горчи, и усвоил самое главное правило, преподанное старым солдатом: «Лошадь всегда права». Вспомнив о нем, он сделал несколько шагов навстречу Злому. Тот, расценив движение человека как посягательство на свою свободу, немедленно взвился на дыбы, нависая над юношей грязно-белой скалой. А Белоцвет медленно поднял обе руки в понятном любому существу жесте примирения и отказа от притязаний на право сильного. «Я сдаюсь», — говорил он коню, — «Я слабее тебя. Ты победил». Держа руки поднятыми, Белоцвет отступил на пару шагов назад. Конь опустился, копыта передних ног гулко ударили о землю. Юноша повернулся и пошел вслед за Дурным, который неспешно тронулся с места, увозя короля-мертвеца; пройдя немного по дороге, он посмотрел через плечо на своего коня. Тот стоял, переступая с ноги на ногу, и выглядел растерянным; он явно не ожидал такой скорой капитуляции, и предоставленная свобода повергла его в недоумение. Белоцвет улыбнулся краешком рта, вспомнив, что говорил ему Горча: «Они любят компанию не меньше нашего, а в одиночестве от тоски маются. Ты, главное, не навязывайся. Не принуждай. Пусть он покобенится. Заскучает — сам подойдет».

Некоторое время юноша шел рядом с конем Остролиста; несмотря на очевидное, он почти не чувствовал усталости. Так бывало в особенно горячие деньки в «Копченом хвосте», когда он кружился как белка в колесе, вставая засветло и засветло же ложась, не успевая даже согреть свой соломенный тюфяк. Правда, потом он полдня отсыпался в закутке у Горчи, и тетка Стафида почти не ворчала на него за это. Вот и сейчас шаги Белоцвета были ровными, глаза смотрели ясно и голова вполне соображала.

— Ваше величество, мне бы хотелось побольше узнать о вашей стране и ее жителях. У вас во дворце найдутся книги?

— Найдутся, — ответил король. — Вот только написаны они людьми, поэтому не стоит принимать их за истину.

— Людьми? — Удивился юноша. — Вот оно как. Моими предшественниками, надо полагать?

— Не только. Некоторые мои подданные жить не могут без человеческого общества. Такова их природа. Порой люди задерживаются у нас очень надолго… и, чтобы скоротать время, принимаются мал-помалу хозяйничать тут.

— Значит, я не единственный человек в стране-под-холмами?

— Это было бы странно и удивительно, если бы было так. Разумеется, ты здесь не один. Однако я не советую тебе искать общества людей. Оно может оказаться довольно утомительным, если не неприятным. А кроме того, здесь ты не человек, и об этом тебе забывать не стоит.

— Пока что я чувствую себя по-прежнему, — признался Белоцвет. — Ничего особенного, хогменского.

— Не все сразу. — Отозвался король. — Не спеши. Все произойдет само собой. Для начала побудешь под моей защитой, а потом и сам по себе.

С этими словами Остролист повернулся к Белоцвету, раскрыл ладонь и несильно дунул на нее. Белоцвету показалось, что с пальцев короля слетело облачко сверкающей пыли и на мгновение окутало его с головы до ног. В воздухе отчетливо запахло полынью.

В молчании они продолжили свой неторопливый путь. Через час продвижения по безлюдной равнине, мимо невысоких каменных изгородей и редких одиноких деревьев, дорога свернула влево, огибая невысокий, но крутой холм, поросший колючим кустарником.

— Амадей… — Голос, нежный и сильный как шелковая удавка, зазвенел в прохладном воздухе. — Амадей, ты пришел! Я так долго ждала тебя…

Вздрогнув, юноша обернулся — сухие, намертво сцепившиеся тысячами колючек, ветки кустарника на глазах расплетались и открывали ему проход наверх, к полянке на макушке холма. Там, по щиколотку в мягкой траве, стояла девушка. Чем-то похожая на Кьяру, но на Кьяру, не знавшую ни боли, ни бед, а поэтому и сострадания тоже не знающую. И очень красивая, такой настоящей Кьяре тоже не быть, потому что у нее то нос от холода покраснеет, то глаза от слез опухнут, или просто плохой день на лице задержится. А эта, стоящая на холме, в светло-зеленом шелковом платье, вьющемся по ветру, от таких мелочей не зависела.

— Ну что же ты медлишь? — Девушка улыбнулась, откинула рукой прядь темно-зеленых волос с лица. — Поднимайся, Амадей!

— Вы опоздали, госпожа, — не без сожаления ответил ей юноша. — Амадея здесь нет. Но все равно благодарю за приглашение, хотя подозреваю, что бедняге Амадею не поздоровилось бы, вздумай он им воспользоваться.

— Да как ты смеешь? — Нежность в девичьем голосе мгновенно сменилась раздражением. — Ты должен бежать ко мне со всех ног! Я позвала тебя, смертный, позвала по имени!

— Не гневайтесь, госпожа. Амадей побежал бы. И вы закрыли бы ему путь назад, чтобы никто живой не продрался через ваши колючки, и натешились бы им вдоволь. Что было бы потом… — юноша усмехнулся, — нетрудно догадаться. Уж очень остры у вас зубы, госпожа.

— Замолчи! — Голос с вершины холма сорвался на противный визг. — Я приказываю тебе, Амадей! Поднимайся!

Король-мертвец явно наслаждался происходящим, не произнося ни слова.

— Я никак не могу понять, кого вы зовете, госпожа, — удрученно произнес Белоцвет. — Здесь только мой король, и два коня, и ни одного из них не зовут Амадеем.

Стиснувший запястье своего хозяина змей ослабил хватку и еле слышно захихикал.

Девушка на холме потеряла дар речи и только глазами хлопала. Она выглядела такой смешной в своей самоуверенности; привыкшая действовать по раз и навсегда заданным правилам, бедняжка не знала, что делать помимо них. Даже ее красота перестала отводить взгляд; мало ли красивых девушек на свете, подумаешь, эка невидаль.

— Уймись, госпожа Терновник, — примирительно обратился к девушке Остролист. — Все мы обессилены, все жаждем. Нет ничего удивительного в том, что ты почуяла добычу там, где ее нет. Вот, познакомься, — мой наследник Белоцвет. Ему стоило представиться с самого начала, но он предпочел подразнить тебя. Извинись, Белоцвет.

— Я прошу вашего прощения, госпожа Терновник. — Белоцвет выступил вперед, поклонился. — Кажется, я позавидовал этому Амадею.

— Ах вот как. — И девушка направилась вниз, не обращая внимания на колючки, льнущие к ее ногам, не причиняя при этом ни малейшего вреда. Она остановилась в десятке шагов от дороги и поклонилась королю.

— Ваше величество. — После этого она повернулась к Белоцвету и оценивающе посмотрела на него. — Я действительно не в себе, если приняла тебя за человека. Заглядывай ко мне, Белоцвет, когда тебе наскучит царствовать. Мне не обязательно спать все безвременье, — и она хитро улыбнулась.

— Почту за честь. — Белоцвет еще раз поклонился.

Девушка вернулась на вершину холма, а путники направились вглубь Вечной долины.

— Ваше величество, а что, если бы вы не успели… — и Белоцвет дунул на ладонь, изображая королевский жест.

— Ты побежал бы к Терновник со всех ног, — усмехнулся Остролист. — Поначалу. Ближе к вершине пришел бы в себя и попытался сопротивляться, но она подошла бы и взяла тебя за руку. В момент первого прикосновения все теряют рассудок, так что даже фамилиар не смог бы тебе помочь. — И король вздохнул, отчего затрепетало оперение стрелы, торчащий у него из груди. — Пришлось бы мне разлучать вас насильно, а я не знаю, что более жестоко — оставить человека в объятиях Терновник, или вырвать из них.

— И она не признала бы во мне хогмена?

— Для начала признай его в себе сам. После этого все станет намного легче.

Белоцвету пришлось идти еще около часа, прежде чем он почувствовал, как следовавший до этого в отдалении конь подошел почти вплотную к его спине. Юноша постарался ничем не выдавать своего «я так и знал». Злой Умысел шел вслед за ним, и дыхание коня шевелило волосы на голове Белоцвета. Юноша незаметно сунул руку в поясной кошель, где, как он надеялся, завалялось несколько ромовых леденцов, которые полюбил Шеш. Нащупав пару липких кусочков, он подцепил их, вынул и поднял руку ладонью вверх, продолжая беседовать с королем. Через минуту в ладонь Белоцвета ткнулись прохладные, шершавые губы Злого, и конь захрустел леденцами. Они и ему пришлись по вкусу, судя по довольному вздоху.

А когда конь ткнулся мордой в затылок Белоцвета, юноша обернулся и прижался лбом к его склоненной голове, замерев так на несколько мгновений. От подобного проявления доверия Злой Умысел несколько опешил и даже отстал на десяток шагов. Однако вскоре вновь топал позади. В следующий раз Белоцвет сам повернулся к коню и погладил его по шее. Несмотря на свой замогильный вид, Злой ничем не отличался от обычных лошадей. Он был любопытен, падок на сладкое и доверчив к ласковому обращению.

— Последнего своего седока, вернее, возомнившего себя таковым, Злой сбросил на скалы, — не поворачивая головы, сообщил Остролист. — То были очень острые скалы.

Белоцвет кивнул в ответ:

— Никому не нравится железо во рту и удары плетью. Я бы еще и копытами поддал.

Злой Умысел фыркнул так, что волосы Белоцвета взлетели как семена одуванчика на ветру. Прошло еще немного времени, и конь положил голову на плечо человека, вынуждая его остановиться. Белоцвет был почти не удивлен, когда Злой опустился на передние ноги, приглашая его к себе на спину. Юноша и сам встал на колени и обнял коня за шею. Он чувствовал, что Злой не притворяется дружелюбным, что ему можно довериться — но предпочел снова встать и пойти своими ногами, потрепав коня по гриве. Так продолжалось до тех пор, пока Белоцвет не споткнулся, скорее от того, что загляделся на огромные ворота, сложенные из неотесанных каменных глыб и ведущие в никуда, чем от усталости. Этого Злой Умысел не выдержал, решительно оттеснил человека с дороги и мотнул головой — мол, давай садись, хватит ногами пыль поднимать.

Белоцвет подошел к коню, крепко взялся за гриву в основании шеи и, сильно оттолкнувшись ногой, одним замахом оказался на спине Злого. Подтянулся, сел ровнее, и, наклонившись, протянул коню последний леденец, заранее припрятанный в рукаве. Злой с удовольствием взял его губами и пошел вперед ровным шагом, рядом с Дурным Сном.

— Ты справился с ним как человек, — Остролист смотрел на Белоцвета открытыми глазами. Только сейчас юноша понял, что они ничем не отличаются от диких синих огней, горящих в лошадиных глазницах. Разве что спрятаны не так глубоко. — Не забывай об этом пока.

— Постараюсь. Мы можем ехать быстрее?

— Можем. Я, в отличие от тебя, устал и хочу отдохнуть в своей гробнице, а не под деревом посреди равнины.

И король-мертвец сжал коленями бока коня, посылая его вперед легкой рысью. Вопреки ожиданиям Белоцвета, Злой не попытался тут же сбросить его наземь, а прянул вперед той же рысью, держась на полкорпуса позади короля.

— Ты скормил ему все мои леденцы, — с осуждением констатировал Шеш, поднявшийся по руке до плеча. — Здесь таких не найти.

— Ты всегда можешь прогуляться наверх, — ответил Белоцвет. — И необязательно долгим путем, верно?

— Все равно. Это были мои леденцы.

Навостривший уши Злой Умысел фыркнул так насмешливо, что у Белоцвета не осталось ни малейшего сомнения, что он слышит и понимает все их слова.

— Ах так? — Возмутился Шеш. — Сожрал своей пастью мои леденцы, так еще и обзываешься?

— Будет тебе, Шеш, — примирительно сказал Белоцвет. — Не бранитесь при короле.

— О, я привык, — бросил через плечо Остролист. — У фамилиаров и лошадей сильно развито чувство собственности, они способны подраться из-за ревности к своим хозяевам. И в ругательствах они толк знают, — и король погладил Дурной Сон по шее.

Они ехали по Вечной долине, не встретив на своем пути никого, кто рискнул бы показаться путникам. Белоцвет подозревал, что из-за скал, из травы и кустов, с золотисто-белых небес и с ветвей высоких деревьев их видело немало глаз, но никто так и не показался, не вышел поприветствовать своего короля, полюбопытствовать, кто едет рядом с ним. Возможно, в юноше видели королевскую добычу, спорить за которую не решались, или напротив, признавали в нем наследника и не хотели задерживать его по пути во дворец. Они остановились только один раз, когда Белоцвет совсем истомился от жажды, и король позволил ему напиться из ручья, бросив в него сорванную тут же травинку.

На небе страны-под-холмами не было солнца, и Белоцвету было трудно понять, как здешние обитатели отличают день от ночи, да и отличают ли. Однако с течением времени золотистые облака заметно потемнели и сгустились.

— Там, наверху, закончилась ночь. — Догадался Белоцвет. — Наступает утро. А здесь наоборот, верно?

— Верно, — откликнулся Шеш, дремлющий на плече хозяина. — Скоро приедем, я уже чувствую запах умирающих цветов в королевском саду.

Дорога пологим уклоном шла вверх, уводя их к подножию высокого холма, на котором высилась та самая, похожая на маяк башня. При приближении оказалось, что она сложена из серого камня, имеет только один вход и вообще мало похожа на королевский дворец. Башню окружал небольшой сад: растущие как придется кусты диких роз, цветники, потерявшие форму, карликовые ивы, метущие землю ветвями. Всюду царило запустение; если когда-то и был замысел регулярного сада, то он давно уступил место хаосу веток, побегов, цветущего и высыхающего в свой черед.

— Разочарован? — спросил Остролист, направляя коня к живой изгороди, превратившейся в неровный зеленый вал.

— Нет, — соврал Белоцвет. «И это, по-вашему, дворец?! В Трискелионе гарнизон пышнее разукрашен… Хотя Цатху бы понравилось», — подумал он, пряча глаза. — Одно могу сказать — большого двора вы не держите, ваше величество.

— А зачем он мне? Столько хлопот, а ради чего? Когда мне кто-то нужен, я всегда могу его призвать.

Они подъехали к саду, спешились и пошли по едва заметной дорожке ко входу в башню. Дойдя до каменного валуна, стоящего посреди заросшей по колено лужайки, Остролист похлопал Дурной Сон по боку и что-то шепнул ему.

— Отпусти своего коня, — сказал король Белоцвету. — Конюшен я не держу, они у меня на свободе гуляют. Понадобятся — достаточно позвать.

Белоцвет огладил коня по шее, заглянул в дикие синие огни, тлеющие в глазницах, и шепнул:

— Иди, красавец, погуляй хорошенько!

И оба коня, Дурной и Злой, стали бледнеть, истончаться, таять на глазах; вскоре две струйки серого дыма втянулись в едва заметную трещину, змеящуюся по боку камня.

— Удобно. — Оценил Белоцвет. — А если поблизости не найдется камня с трещиной?

— Пустяки. — Отмахнулся король. — Они дети воздуха, им все равно, откуда и куда приходить.

Остролист подошел к высоким дверям, ведущим в башню. Хватило одного его прикосновения, чтобы тяжелые створки медленно и бесшумно растворились. Внутри было прохладно, тихо и темно, воздух был свежим, как после грозы. Оказавшись внутри, Белоцвет неторопливо огляделся. Рассматривать оказалось нечего: просторная нижняя зала с каменным полом и несколькими узкими оконцами была совершенно пустой. Вдоль стены поднималась пологая каменная лестница, спиралью идущая до самого верха башни. Следующая, верхняя комната оказалась также пуста, как и третья, и четвертая.

— Больше похоже на сторожевую башню, — заметил вслух юноша. — Причем для стражников-аскетов.

— Отчасти так оно и есть, — отозвался король. — Только стражник тут один. Мы пришли.

Верхняя зала отличалась самым высоким потолком, терявшимся в полумраке, и большими, ничем не загороженными окнами. Посреди залы на грубо вытесанных из камня драконьих лапах лежала серая каменная плита. Остролист подошел к ней, снял с головы костяной обруч, положил его на край плиты.

— Я догадываюсь, как ты устал, Белоцвет. Спускайся вниз, в комнату под моей, там ты найдешь все необходимое. Выспись хорошенько. Завтра наверху будет короткая ночь, а значит, нас ожидает долгий день.

С этими словами король-мертвец поставил свой деревянный посох в изголовье каменной плиты, лег и вытянулся на ней, сложив руки на груди. Белоцвет смотрел на Остролиста и пытался представить, сколько же столетий роскоши должны миновать, чтобы король предпочел голую каменную плиту и пустые стены сторожевой башни, где изначальная простота возвращает память о прежних ощущениях. «Моя гробница, говорил он, — подумал Белоцвет, — я-то представлял себе мраморный саркофаг на яшмовом пьедестале, ониксовые колонны и мозаичный пол… а тут — голые стены и каменная плита. И при этом я не разочарован, как он подумал, а восхищен до глубины души».

— Ваше величество, — Белоцвет уже собрался уходить, но этот вопрос жег ему язык, и не задать его он не мог, — там, наверху… вы довольно легко отказались от своего требования. Вы же приходили за Дионином. И могли настоять на своем. Почему вы уступили?

— Я? Уступил? — Переспросил Остролист, не поворачивая головы. — Должно быть, тебе показалось. И, должен заметить, ты не менее легко отказался от своих заслуг… там, наверху. Отказался от всего, и последовал за мной.

Он помолчал и тихо проговорил:

— Как только я увидел тебя, не осталось и тени сомнения в том, кто мой наследник. В Дионине верх взяла кровь его отца. А в тебе — наша, и чем дальше, тем сильнее она будет. Поэтому ты и пошел за мной по своей воле. Довольно разговоров на сегодня. Иди отдыхать.

И Остролист закрыл глаза. В зале заметно потемнело; в окна задувал легкий ветер, шевеля длинные пряди светло-зеленых волос короля-мертвеца. Белоцвет поклонился и направился по лестнице вниз. Когда он спустился, то увидел, что в отведенной ему комнате, бывшей совершенно пустой, когда он проходил через нее, стоит кровать — точно такая же, какая была в дворцовых апартаментах. Рядом с ней располагались стол, раскладной стул; на столе стоял кувшин с водой и лежала пара яблок. Есть Белоцвету не хотелось, а вот воду он выпил почти всю.

— Ну, что скажешь, — обратился он к своему фамилиару, усаживаясь на кровать, — стоит ли мне здесь искать и запоминать отходные пути? Или это пустая трата времени?

— Я бы мог ответить, что пусть твой сон сторожит та ночная кобыла, которой ты скормил все мои леденцы. — Сварливо отозвался Шеш, сползая с запястья Белоцвета на покрывало. — Какие отходные пути, мальчик? Ты почти что в сердце страны-под-холмами, здесь всякий путь отходной, да только не для тебя.

— Какой же ты все-таки злопамятный, — пожаловался Белоцвет, стаскивая невысокие сапоги. — Но ты ведь меня не бросишь здесь одного? Тем более, — и юноша, запустив пальцы в поясной кошель, нащупал там утаенный от всех леденец, — тем более что у меня кое-что есть. Вот, держи. Не ромовый, а виноградный. По мне, так они вкуснее.

Шеш метнулся к положенной на кровать аметистовой конфете, обвился вокруг нее, облизал своим раздвоенным языком.

— Ах ты пройдоха. — Змей закатил от удовольствия глаза. — Так и быть, постерегу тебя. Ложись поскорее, а не то на пол упадешь от усталости.

Белоцвет послушался этого совета и, покидав одежду на стул, в одной рубахе забрался в постель. Он заснул, едва донеся голову до подушки. Шеш, убедившись, что его хозяин спит, сполз на пол и принялся расти, пока не достиг размера змеи-душителя, обитающей в джунглях Нильгау. Тогда он обвился вокруг кровати, на которой мирно посапывал Белоцвет, а голову положил в изножье. Время от времени длинный черный язык выстреливал из пасти змея, чтобы облизать виноградный леденец.

Ночь спустилась на страну-под-холмами. Ее обитатели, от мала до велика, попрятались по своим домам, похожие на зверей, переживающих тяжелую засуху. Жажда измучила их, меж тем как единственный источник иссяк, и утолить ее было нечем. Впрочем, обитатели Вечной долины видели сегодня, как король вернулся из верхнего мира и привел с собой того, чья кровь оживит родник в Священной Роще. Этот ритуал был древним как сама земля, и даже среди хогменов не было того, кто помнил бы, когда его провели в первый раз. Но каждый из них знал — как только жажда станет совсем нестерпимой, когда они почти сойдут с ума и будут искать облегчения в верхнем мире, черпая силу в страдании людей, когда сам король не сможет смочить мертвых губ, тщетно погружая каменный кубок в опустевший источник — тогда настанет время жертвоприношения. А за ним придет безвременье, покой и отдых для каждого в стране-под-холмами.