Невеста на один день

Лорен Лэндиш, 2021

Я Поппи Вудсток. Писательница и искренняя сторонница «Долго и счастливо». Творческий ступор, накрывший меня после первого успешного романа, должен быть моим самым большим беспокойством, но… Затем я врезаюсь в него – буквально – и падаю в самую великолепную пару голубых глаз, которую когда-либо видела. Коннор Брэдли. Вор, бунтарь… и мой новый сосед. Один его промах, и моя жизнь становится более странной, чем любая книга, которую я когда-либо писала. Чтобы заставить его помочь мне, я импульсивно говорю его матери, что я его невеста. И почему-то он охотно берет мои проблемы на свои широкие плечи, рыча на любого, кто стоит у меня на пути, чтобы уложиться в срок. Он переворачивает мой мир с ног на голову, пробуждает во мне вдохновение и требует моего тела такими способами, о которых я и мечтать не могла. Несмотря на все это, я задаюсь вопросом… Существует ли концовка «Долго и счастливо» в реальной жизни? В книге присутствует нецензурная брань!

Глава 3

Коннор

Мой грузовичок Ford King Ranch заворачивает за угол в дальнем конце Мейплвуда — у меня встреча с моим посредником Хуаном Пабло.

Хотя я уже много лет ворую все что угодно, самого разного размера, цвета и формы, меня охватывает легкое беспокойство. Воры предпочитают, чтобы о их подвигах никто не знал. Но этот случай — особый. Сейчас важно, чтобы нужные люди поняли, кто я и что умею. От предстоящей встречи многое зависит: я должен доказать, что мои способности помогут завоевать положение в этой команде. Я работал на многих людей, но именно эта операция может открыть мне двери к успеху.

«Что, если все пойдет не так?» — шепчет тихий голос у меня в голове, но я заставляю себя не слушать его. Сейчас не время и не место для сомнений, учитывая, к чему может привести неудача. «Чистая работа и чистый уход» — вот девиз и задача любой моей операции. И эта не исключение.

Я стою на светофоре, телефон разрывается от звонков и сообщений. Я знаю, кто звонит, и не отвечаю, но сообщения продолжают сыпаться без остановки.

«Блин, мне предстоит опасное дело, я просто не могу отвлекаться на эту ерунду». Мне нужны сосредоточенность и ясная голова.

Надо было просто выключить телефон или хотя бы поставить на беззвучный режим, но какие-то жалкие остатки чувства долга, затаившиеся на дне моего высохшего сердца, заставляют ответить на звонок. Я и так игнорировал ее неделями.

Как-никак, она моя мать.

В раздражении от противоречивых эмоций, понимая, что мне сейчас некогда, я тихо рычу, заруливаю на ближайшую парковку и отвечаю на следующий звонок.

Прежде чем я успеваю выдавить хоть звук, меня буквально сносит словесным потоком из уст моей матери, Дебры Бредли:

— Стало быть, ты решил все же со мной поговорить? После стольких недель полного молчания! Я, знаешь ли, сорок два часа мучилась, чтобы произвести тебя на свет. Если понадобится, могу исправить эту ошибку!

Сколько лет я все это слышу… Когда она наконец замолкает, чтобы перевести дух, я небрежно отвечаю:

— Закончила? А то я стою на подозрительной парковке, и какой-то мужик смотрит на меня так, будто я мешаю ему дышать.

Никакого мужика рядом нет. И вообще это вполне приличный район. Но я слышу, как мать негромко ахает, и знаю, что слегка приглушил ее запал.

Дальше она говорит уже мягче и по делу:

— Постыдился бы, Коннор. Ты же вообще перестал общаться с семьей. Твоя сестра собирается замуж, и мне хотелось бы, чтобы ты познакомился с ее женихом Эваном до свадьбы. Она хочет, чтобы ты одобрил ее выбор.

Я что-то невнятно бурчу, но надо признать, что огорчение матери действует на меня куда сильнее, чем ее гнев. Это именно то, чего я так старался избежать. Надо честно признать, отношения в моей семье больше всего напоминают пожар в мусорном баке. Все это длится не первый год, и я не один в этом виноват.

Кейли, моя младшая сестра, хочет, чтобы ее жениха одобрил именно я, а не наш отец. Это только подливает масла в тлеющий костер и снова злит. Меня охватывает ярость: похоже, мой папаша, как всегда, не справляется со своими обязанностями. Но раз никто, кроме меня, не может одобрить выбор сестры, придется мне это делать.

Как обычно.

Черт бы побрал остатки родственных чувств, еще тлеющие в сердце. Какой бы я ни был сволочью, когда начинаются проблемы, именно я беру на себя ответственность и делаю то, что нужно семье. Особенно, когда папаша не может… или не хочет:

— Объясни, в чем дело.

Мать явно довольна, что я решил взять дело в свои руки, но одновременно ее злит, что отец слинял от ответственности:

— Кстати, должна тебя предупредить, что на свадьбе будут Одри с Йеном.

Я даже на расстоянии вижу, как она раздраженно закатывает глаза.

Если моя семья — это «пожар в мусорном баке», то отношения матери с ее сестрой Одри скорее напоминают ядерный взрыв. Понятия не имею, с чего начался их конфликт, но я, Кейли и мой двоюродный брат Йен с самого рождения заложники этой ситуации.

Мы всегда были не столько детьми, сколько достижениями, которыми беззастенчиво хвастались, и неудачами, на которые публично и ехидно указывали. Успехи в учебе? Надо отметить гордым постом в соцсетях. Кейли выбрали королевой выпускного бала? Ну, тут несколькими комментариями не обойдешься.

Я был подростком, когда меня замели за мелкое воровство, и тетушка Одри чуть ли не транспаранты по всему городу развесила. С ее точки зрения я представлял общественную опасность и меня нужно было запереть в клетке и вдобавок кастрировать, чтобы я не испортил генофонд.

Вот с тех пор мамуля и взяла на себя задачу доказать Одри, что я не какая-то там паршивя овца. Вот только проблема в том, что я такой и есть. Поэтому и держусь от нее подальше и вообще стараюсь поменьше контактировать с родней.

Но Кейли никогда не простит, если я не приду на ее свадьбу. Тем более я не могу объяснить, что это для ее же блага. На чувства семьи мне плевать, но что-то человеческое во мне еще живо, и я не хочу разбить сердце младшей сестрички.

Впрочем, сейчас мне нужно думать о другом.

— Мам, у меня встреча, я тебе потом перезвоню.

Она наверняка подумает, что это я про того неизвестного мужика на парковке, но я специально ничего не объясняю.

— Коннор, послушай…

Окончания фразы я уже не слышу, потому что сбрасываю вызов и от досады перевожу телефон в «режим полета». Сейчас нервирующие звонки ни к чему. Скоро мне придется принять решение, и это будет непросто. Единственный правильный поступок — не ходить на свадьбу сестры, но это означает окончательно сжечь все мосты. Для Кейли я все равно что умру.

Для нее самой было бы лучше порвать отношения со мной, но ее и так слишком часто все бросали, особенно наш отец, и мне не хочется стать очередным предавшим ее человеком. Надеюсь, Эван тоже ее не предаст. Я еще с ним не познакомился, не смерил взглядом и не решил, что с ним делать: пожать ему руку, сломать ему руку или прикопать парня где-нибудь в неглубокой могилке.

Придется пойти на свадьбу, хотя бы чтобы познакомиться. Но я не уверен, что даже ради Кейли смогу высидеть всю церемонию, как пай-мальчик.

Таймер телефона напоминает, что пора пошевеливаться, и я снова выезжаю на дорогу. Минут через пять я уже паркуюсь у заброшенного склада в промзоне. На самом деле местечко лучше, чем могло бы быть, и большинство зданий используются. Но этот склад служит только… временно.

Мой контакт ждет меня снаружи. Высокий черноволосый мужчина, что-то неуловимое выдает в нем европейца. Может, дизайнерская сигарета, которая наверняка пахнет какой-то дрянью. Может, зализанные черные волосы или костюм — скроенный точно по фигуре и малость облегающий. Такие не носят ни в Мэйплвуде, ни вообще в Штатах.

Но хотя Хуан Пабло и выглядит как жиголо, с ним лучше не связываться.

— Привет, Хуан. — Я выхожу из машины. — Как дела?

Он глубоко затягивается и выдыхает облако серого вонючего дыма. Я напоминаю себе держаться с наветренной стороны.

— Черт побери, почему американцы так любят пикапы?

Я пожимаю плечами и прислоняюсь к борту машины:

— Таков наш национальный характер. Какие планы?

ХП достает из кармана старомодный манильский конверт и протягивает мне. Я заглядываю внутрь и вижу ламинированный пропуск, какие-то документы и несколько машинописных страниц — скорее всего, информация, необходимая для работы.

— Предстоит официальный обед, — поясняет ХП. Не с тем, чтобы меня задеть — он отлично знает, что я и сам могу прочитать инструкции, просто у него такая привычка. — Будет выступать какая-то знаменитая писательница.

Я пролистываю бумаги и киваю:

— А что за произведение искусства?

— Твоя цель — картина, которую она принесет на встречу. — ХП показывает рисунок на обороте листа. — У тебя пропуск охранника частной фирмы. Делаешь свое дело и привозишь объект мне.

Я киваю, продолжая просматривать документы, как вдруг одна строчка бросается в глаза:

— Подмена?

ХП кивает.

Черт бы все побрал. Я заработал свою репутацию тяжелым трудом. Я не банальный грабитель, и люди, нанимающие меня, уверены, что все будет сделано аккуратно и без шума… После меня не остается никаких следов… кроме исчезнувших предметов. Но подмена — это совсем другое дело.

Кража — что-то вроде фокуса с кроликом из шляпы, когда основная задача — не дать людям заметить, что кролик все время сидел под столом. Подмена — это когда тебе нужно заставить аудиторию поверить, что котенок — это кролик, только потому, что оба белые и пушистые.

Но ХП лишь пожимает плечами, словно стащить картину посреди официального обеда, когда вокруг куча любопытных людей, — плевое дело:

— Так ты сможешь?

Похоже на завуалированный вызов.

— Нужна дополнительная подготовка, кое-какие прикидки, — спокойно отвечаю я. — Хотелось бы улизнуть из отеля прежде, чем пропажу заметят.

— С этим я могу помочь.

ХП исчезает в здании склада и минуту спустя возвращается с футляром, напоминающим одновременно чемодан и дорожную сумку. Мне уже приходилось пользоваться такими для картин в рамах. Снаружи они ничем не примечательны, но внутри выложены шелковистым материалом, чтобы защитить полотно. — Здесь подмена.

Я открываю сумку и присвистываю. Разумеется, «Черная роза» — не самый известный в мире шедевр. Эта честь принадлежит «Моне Лизе», и даже я не возьмусь украсть эту дамочку.

Но «Черная роза» хорошо известна и стала особенно популярна в последние годы, когда эта писательница с обеда Джей Эй Фокс купила ее на аукционе и стала повсюду расхваливать. Несомненно, картина имеет ценность, которую еще больше взвинтил тот факт, что она легко узнаваема.

Подделка выглядит отлично.

— Передай мои комплименты художнику, — тихо говорю я, но мой тренированный глаз видит мелкие неточности.

Они почти незаметны, но они есть: едва заметная разница в цвете, несовершенства процесса состаривания картины, а главное — в ней нет «души» оригинала.

Впрочем, мне по фиг. Искусство — моя работа, а не страсть, и мне всегда казались бездушными люди, которые платят миллионы за комочки краски на холсте, когда другие страдают и умирают от голода или отсутствия лекарств.

Все это не мешает мне видеть мастерство художника и красоту его работы. На то я и профессионал.

— Как вашим ребятам это удалось?

Мой вопрос звучит как небрежный комплимент Хуану и его организации. Но мне на самом деле интересно, кто в наших краях может так быстро выполнить настолько сложную работу. В моей профессии такой контакт совсем не помешал бы.

ХП пожимает плечами:

— Понятия не имею. Я такой же мальчик на побегушках, как и ты. Ты же знаешь, у Босса нас целая армия, и мы все выполняем его задания.

Он шевелит пальцами, словно управляя невидимыми марионетками. Я усмехаюсь про себя: я-то знаю, что Хуан никакой не мальчик на побегушках, он правая рука Босса, и ему регулярно поручают серьезную работу. Но он любит преуменьшать свое значение — ему нравится, когда его недооценивают.

Я такую ошибку не совершу, и уж точно не стану недооценивать его начальника. Босс — это загадка в стиле популярных комиксов, человек, про которого говорят шепотом и которого почти никто не знает. Словно невидимый осьминог, он опутал своими щупальцами весь местный криминальный мир. Даже какой-нибудь мелкий букмекер не посмеет чихнуть без разрешения Босса.

Но особенно он известен воровством произведений искусства. Подделки, кражи, контрабанда… Если речь идет о предметах искусства из США или как-то связанных с США, без Босса точно не обошлось.

Мне не по душе, когда меня называют мальчиком на побегушках, но сейчас не время и не место для споров.

— Ну что, сойдет? — интересуется ХП, которому далеко до моих познаний в искусстве. — Никто не заметит подмену?

Я снова осматриваю картину, напевая себе под нос. Я-то знаю, что это копия, но людей в нашем штате, которые смогут распознать подделку, можно пересчитать по пальцам. Пожалуй, главный куратор музея, один из профессоров факультета искусств нашего университета. Может, еще пара человек. Но даже им придется присмотреться повнимательнее.

— Сойдет. — Я выпрямляюсь и убираю документы обратно в конверт. — В конце концов кто-нибудь распознает подделку, но к тому времени я уже буду далеко, а оригинал окажется в жадных лапах Босса.

— Ты не в том положении, чтобы рассуждать, у кого жадные лапы, а у кого — нет. — Хуан прищуривается. — Не забывай, для тебя это очень важная работа. Если справишься и Босс будет доволен, без награды не останешься. Но только если не станешь его оскорблять.

Это звучит как неприкрытая угроза. Кем бы ни был Босс, у него везде есть глаза и уши. Если человек плохо о нем отзывается, то быстро оказывается на задворках преступного мира и становится легкой добычей для полиции.

О тех же, кто серьезно насолил Боссу, вообще никто не говорит. Скорее всего потому, что об их исчезновении мало кому известно. Провали я это задание, и где-то в мастерской художник будет рисовать очередную подделку моей кровью. Босс любит такие мелодраматические жесты.

Очень многие сломались бы под таким прессингом или отказались от задания.

Но я готов принять вызов.

— После обеда позвоню.

Я убираю поддельную «Черную розу» обратно в сумку. Разговор окончен, я сажусь в машину и уезжаю, обдумывая на ходу, что еще нужно для подготовки к работе.

* * *

Для встречи с писательницей подготовили банкетный зал в одном из лучших отелей города. Думаю, именно здесь мог проходить мой выпускной вечер в школе. Я на него не пошел. К тому времени я уже был отпетым хулиганом. Но в детстве мне доводилось бывать здесь с родителями, когда их приглашали на разные корпоративные или благотворительные мероприятия. Родители тогда еще старались, чтобы я произвел хорошее впечатление в нужных кругах.

Так что… давненько это было. Но мои приготовления прошли без сучка без задоринки, и сейчас я проверяю, не осталось ли пыли на черном костюме. Все вроде в порядке, хотя брюки и рубашка на пуговицах — не самая привычная одежда для моей профессии. Не верьте Пирсу Броснану в «Афере Томаса Крауна» — грабить музей в элегантном костюме не так уж удобно. Да и ноги уносить куда легче в кроссовках, а не в оксфордах со скользкой подошвой.

Напоследок я еще раз обхожу по периметру зала, мысленно отмечая расположение распределительных щитов и выходов. Все так, как я и предполагал, и я могу сделать последние приготовления без помех. Другие охранники бросают на меня суровые взгляды, но все мы — всего лишь наемные мускулы, и никто не настроен поболтать о детстве, завести дружбу или пропустить кружечку пива после мероприятия. Любые разговоры — коротко, четко и только по делу. Все высматривают потенциальные угрозы, и никому не приходит в голову, что главная угроза в этом зале — я.

Закончив обходить периметр, направляюсь к сцене, поближе к моей цели. Я здесь уже побывал и спрятал нужное в складках удачно расположенного занавеса, но хочу еще раз все проверить. Слишком много дел срывалось только потому, что кто-то в последний момент решил, что вот эту вазу нужно переставить, а экран проектора должен быть не здесь, а вон там.

Но со мной такого не случится, я готовлюсь к работе с маниакальной одержимостью. Тем не менее даже мое холодное сердце екает, когда я вижу оригинал картины вблизи. Вот она, настоящая «Черная роза». Это прекрасный портрет печальной женщины, на плечах которой словно лежат все горести мира. Она задевает какую-то струну в моем сердце. С горькой иронией я сознаю, что сочувствую этой незнакомке. Леди, я прекрасно вас понимаю.

«Некогда раскисать», — напоминаю я себе. Я здесь по делу, и печальной даме придется налаживать жизнь вдали от зрителей. Я заканчиваю осмотр и, видя, что в зале появляется больше персонала, мысленно делаю поправки по времени.

Работа предстоит нелегкая. Мне еще не приходилось проворачивать дела в зале, полном людей, под пристальными взглядами охранников. Но мне это по плечу.

Я должен это сделать.

Тут открывается боковая дверь и входит средних лет женщина в черном платье. Седые волосы собраны в пучок, очки украшены стразами. Она сама элегантность, но улыбается тепло и искренне. Она здесь среди своих, все в зале — поклонники Джей Эй Фокс. Согласно моим инструкциям, это та самая писательница, которая устраивает обед. Она направляется прямо к сцене, на ходу разговаривая с сопровождающей ее помощницей:

— Все готово?

— Да, мэм. Книги разложены, коробка с тонкими маркерами, ручки с синими чернилами уже на столе. «Черная роза» на сцене.

Я отступаю назад, безликий и незаметный для гостей, просто человек из персонала. Это как эффект зеленой краски, которой Дисней скрывает из виду двери. Только костюм на мне черный, а не цвета детской неожиданности.

— Тогда впускайте гостей.

Помощница кивает охраннику у двери, и тот молча распахивает створки. Писатели заходят в зал с возбужденным видом. Глаза у них горят, но им хватает самообладания, чтобы не ринуться толпой на сцену, как ошалевшие подростки-«белиберы» на концерте Джастина Бибера. Несколько человек восторженно ахают при виде Джей Эй Фокс, некоторые машут ей, словно старинной знакомой, но большинство ведет себя так, словно эта встреча для них — привычное дело.

Ну что ж, Коннор, представление начинается.