Жемчужное ожерелье

Любовь Новгородцева, 2022

Это сумасшествие приключилось с ней пять лет назад. Ей было тридцать. Ладно бы пятнадцать или двадцать, но тридцать, когда уже двое детей, должность старшего научного сотрудника, репутация серьёзной, деловой женщины… Оно, сумасшествие, не спрашивало разрешения, просто случилось и всё, как случаются стихийные бедствия – нежданно и неотвратимо… Тогда только-только наладились отношения с Кириллом, бывшим мужем, он наконец созрел для отцовства, попросился обратно в семью. Лиля, видя, как он старается загладить свою вину и как рады его возвращению мальчишки, согласилась дать ему второй шанс. Она даже успела почувствовать что-то похожее на счастье, и вдруг – катастрофа по фамилии Кротов…

В конференц-зале библиотеки собралось много народа. От гула, стоявшего в помещении, у Лили заложило уши, словно она не в зал вошла, а нырнула в воду. Пробравшись в ряд к своим коллегам, музейным работникам, она села в синее кресло с бархатистой, приятно тёплой обивкой. В открытые окна с улицы затекал горячий воздух, но Лилю морозило, кожу рук и плеч облепили холодные мурашки. Стараясь выглядеть спокойной, она пробороздила по собравшимся взглядом: солидные люди из администрации города и отдела культуры, уважаемые старички из Совета ветеранов, местные газетчики, телевизионщики, директор музея Иван Васильевич — бравый, подтянутый, с аккуратной бородкой, ни за что не дашь ему шестидесяти… Того лица, которое она надеялась увидеть, не было.

Когда Лилю пригласили на презентацию книги по истории города, она сразу вспомнила про Кротова. Хотя «вспомнила» — не совсем верное слово. Чтобы вспомнить, надо сначала забыть, а она не забывала. Просто не думала о нём.

Виктор Кротов — один из авторов книги, бывший учитель географии, одержимый краеведением, и несчастная Лилина любовь. Чувства к нему давно угасли, осталось лишь горьковатое любопытство. Хотелось посмотреть трезвыми глазами на человека, из-за которого столько безответно страдала, понять, что нашла в нём особенного.

Это сумасшествие приключилось с ней пять лет назад. Ей было тридцать. Ладно бы пятнадцать или двадцать, но тридцать, когда уже двое детей, должность старшего научного сотрудника, репутация серьёзной, деловой женщины… Оно, сумасшествие, не спрашивало разрешения, просто случилось и всё, как случаются стихийные бедствия — нежданно и неотвратимо… Тогда только-только наладились отношения с Кириллом, бывшим мужем, он наконец созрел для отцовства, попросился обратно в семью. Лиля, видя, как он старается загладить свою вину и как рады его возвращению мальчишки, согласилась дать ему второй шанс. Она даже успела почувствовать что-то похожее на счастье, и вдруг — катастрофа по фамилии Кротов…

Каждую встречу с ним, случайную и не случайную, каждый взгляд, каждое слово Лиля берегла в памяти, будто это были невиданной красоты и неведомой ценности жемчужинки. Бессонными ночами перебирала их, рассматривала, нанизывала одну к одной на воображаемую нить, а когда «жемчужинок» накопилось достаточно, сплела ожерелье и стала носить его не снимая. Ожерелье вело себя по-разному: то сияло, радужно переливаясь, так, что сердце замирало от его красоты, то раскалялось и жгло, и тогда Лиля не знала, куда деться от боли. Ложилась на диван, как истерзанная рабыня, и покорно ждала смерти…

…К микрофонам вышли ведущие, две сотрудницы библиотеки, и шум постепенно стих. Презентация началась. На сцену поднимались мэр, депутаты, директор отдела культуры, уважаемые старички… Лиля напряжённо слушала, но слова выступавших, будто пузырьки воздуха под водой, всплывали куда-то под потолок и исчезали там вместе с наполнявшим их смыслом.

Сидевшая рядом экскурсовод Анжела, молоденькая, недавно пришедшая в музей девушка, наклонилась к Лиле и что-то спросила. Вопрос Анжелы тоже ускользнул вверх.

— Что, прости?

— Это же он подарил музею коллекцию старинных вещей? — повторила девушка, протягивая буклет и указывая пальцем на портрет человека с бородкой. Буклеты бесплатно раздавали на входе, в сумочке у Лили лежал такой же.

Ей потребовалось время, чтобы вникнуть в суть вопроса, определить, в чьё лицо уткнулся розовый ноготь Анжелы, сообразить, о какой коллекции идёт речь. А когда ответ был выужен из памяти и взгляд возвратился от буклета к выступавшим, Лилю прострелила маленькая короткая молния: у микрофона стоял Кротов.

Нет, ничто не вспыхнуло. Укололо и разошлось спокойным, благодарным теплом: всё-таки приехал.

Первое, что Лиля принялась отыскивать в нём «трезвыми» глазами, — изменился ли. Про себя она знала, что изменилась. Длинные, вьющиеся от природы каштановые волосы она обрезала до плеч. В одежде стала отдавать предпочтение платьям, хотя раньше признавала только брюки. Возможно, и постарела немножко.

Кротов был абсолютно таким же, каким она его помнила: не располнел, не постарел, то же молодое, чисто выбритое лицо, та же стрижка с редкой, короткой чёлочкой, тот же мягкий голос, то же смущение не любящего находиться на публике человека. Даже его чёрный костюм и сиреневая рубашка, казалось, были теми же, что он носил, когда ещё жил в их городке и работал в школе.

Теперь Кротов занимал важную должность в отделе по развитию туризма в областной администрации. Лиля знала это по дошедшим до неё скупым слухам. Знала она и о том, что он женился. Первому искренне радовалась, второе её никак не трогало. Женатый или нет, желая того или нет, он всё равно был её прошлым. Он всё равно у неё был.

Она разглядывала его «по чуть-чуть», «порциями», не позволяла себе смотреть слишком пристально, опасаясь, как бы он не заметил на себе её взгляд. А когда он договорил и сел на своё место в первом ряду, исчезнув за плечами и головами других зрителей, стало вдруг жаль, что не заметил.

После презентации расходиться не спешили, толпились в холле, обменивались приветствиями. Караулили возможность переговорить с влиятельными гостями. Лиле не хотелось ни с кем разговаривать, но и уйти она не могла. Директор Иван Васильевич попросил задержаться, а сам исчез куда-то вместе с чиновником из Министерства культуры. Лиля пряталась от всех за спиной методиста Лёши Пудова (за его спиной можно было прятаться, как за шкафом), изредка выглядывая. Если уж судьба так распорядилась, что ей велено остаться, то, может, она даст ещё один шанс увидеть Кротова? Самый последний. Самый крохотный. Увидеть — это же такая малость… Она посмотрит на Кротова ещё раз и больше ничего никогда не будет просить о нём у судьбы. Честное слово.

И вдруг Кротов как-то образовался перед ними. Лилины коллеги-музейщики с восторгом его окружили, осыпали вопросами, будто конфетти. Он всем улыбался, даже Анжеле, хоть и не был с ней знаком. Лиля осмелилась выдвинуться из-за «шкафа», встала с краю: может, и ей улыбнётся. А она ему. Заодно со всеми — это же ничего такого.

Кротов, весело жестикулируя, отвечал на вопросы, перешучивался с Лёшей Пудовым, человеком юмористического склада ума, как сам же его охарактеризовал, а Лилю почему-то не замечал, словно она была невидимой.

«Я для него пустое место, — вспомнила Лиля. — Нечему удивляться и нечего больше ждать. Всё, что могло сегодня исполниться, уже исполнилось».

— В музей-то зайдёшь к нам? — спросил Кротова Лёша.

В оттопыренном кармане кротовских брюк требовательно загудел телефон.

— Сегодня не получится, а завтра постараюсь, — Кротов вынул телефон и, взглянув на экран, заторопился. — Пойду, а то меня потеряли, — невидящим взглядом он скользнул по Лиле и вдруг замер, вскинул взгляд обратно. Ей показалось даже, что она услышала, как он вскрикнул внутри себя.

«Что? — спросила она без слов, одними глазами. — Что ты так на меня смотришь?»

Он стоял и смотрел. Лиля видела: он рад бы пошевелиться, но не может. И все, наверное, видели.

«Что с тобой?» — растерялась она.

В его глазах не было ответа. В них не было ничего, кроме боли.

Но откуда — боль? Почему — боль? Разве она когда-то сделала ему больно? Наоборот, больно делал только он ей…

Наконец, Кротов смог взять себя в руки, кивнул Лиле и направился туда, где его потеряли.

Она думала, её чувство умерло, а то, что от него осталось — лишь конвульсии памяти, однако этих нескольких секунд, пока они с Кротовым смотрели друг на друга, хватило, чтобы любовь воскресла. Лиля обрадовалась ей, как радуются родному человеку, которого не видели много лет и не надеялись больше увидеть. Которому все обиды прощают за одно только то, что он жив. Радоваться своей мучительнице — глупо и неправильно, но происходившее с Лилей, не поддавалось разумным объяснениям. Могучая, великая сила подхватила её и понесла в какое-то иное пространство, где не существовало таких понятий, как правильно или неправильно, хорошо или плохо. Там существовало только одно понятие и один закон. И ему было невозможно сопротивляться.

…Вечером Лиля села перебирать свои сокровища — жемчужинки. Нашла в ноутбуке старый дневник, который вела во времена сумасшествия, спрятанный в компьютерных папках вдесятеро надёжнее, чем Кощей прятал свою смерть. Записей в нём хватило бы на целую повесть. Многое из написанного тогда болезной женщиной с помутнённым рассудком теперешней Лиле виделось иначе, настолько иначе, что хотелось биться головой о стены от того, какие они с Кротовым были дураки.

***

Самой первой жемчужинкой стал день, когда Виктор Кротов, точнее Витёк, как пренебрежительно называли его школьники и родители, появился на пороге её квартиры.

— Здравствуйте, — сказал он, смущаясь. — Мне нужно задать вам несколько вопросов.

Лиля тогда ещё не знала, что этот день окажется для неё особенным. Это потом она вспомнит о нём, отыщет в памяти, вплетёт в ожерелье. А тогда визит Витька возмутил: ему видите ли нужно! Заявился в выходной день прямо домой, как будто нельзя было прийти со своими вопросами на работу. Да и вообще с чего вдруг у него к ней возникли вопросы? Она почему-то решила, что речь пойдёт о школе и пятом «а», в котором учился её старший сын Ярослав. Недавно на собрании вышедшие из терпения родительницы пятого «а» потребовали, чтобы новый учитель географии предстал пред их горящими праведным гневом очами и объяснил, за что наставил детям троек и двоек и почему задаёт на дом такие непосильно сложные задания, которые и родителям нелегко сделать, не говоря о пятиклассниках. Он пришёл, встал у доски, как провинившийся ученик, мямлил, что дети не знают элементарных вещей, что задания он задаёт в соответствии с образовательной программой, сам ничего специально не выдумывает.

«Ну и что это за учитель?» — думала Лиля, глядя на него, робеющего и невзрачного. Белобрысый, бесцветные ресницы и брови, голова вроде большая, но глаза, серые, со скошенными вниз уголками, нос картошкой и маленький рот будто собраны на лице в кучу… Ни симпатии, ни уважения она к нему не испытывала.

… Витёк топтался на коврике в прихожей, не решаясь разуться. Видел, что Лиля ему не рада. Теребил в руках чёрную папку.

— Проходите, — негостеприимно буркнула она.

— Да нет, я быстро… — он вынул из папки листок, положил его сверху и, опершись о стену, приготовился писать на весу. — Ваша фамилия Кудряшова?

Лиля удивилась вопросу.

— Да.

— Может быть, вы знаете, был ли в вашем роду человек по имени Степан Кудряшов?

Лиля как-то занималась изучением родословной, помогала Ярославу делать школьный проект. Но линия Кудряшовых её особо не интересовала, потому что эта фамилия досталась ей от мужа, в то время в семью ещё не вернувшегося.

— К сожалению, не знаю, — не испытывая ничего похожего на сожаление, металлически вежливо сказала она.

Витёк хоть и робел, но уходить не спешил.

— Может быть, вы хоть что-то касающееся Кудряшовых помните?

Лиля вспомнила несколько имён. Витёк записал. Странно, но ей почему-то понравилось смотреть, как он пишет, как скользит рука по листу, как держат ручку пальцы с широкими, аккуратно подстриженными ногтями.

Кто такой Степан Кудряшов и зачем он Витьку, она, научный сотрудник краеведческого музея, к своему стыду, даже не спросила. Позже узнала, что Витёк напал на след дочери купца Масленникова, которая с началом революционных событий куда-то исчезла. На антресолях доставшейся ему по наследству квартиры он нашёл два старых, загадочных письма, жёлтых, стёршихся на сгибах до дыр, написанных ещё дореформенным языком. В адресатах значилась неизвестная «милая сестрица», подписаны они были Дарьей Кудряшовой, но по упомянутым в письмах фактам Витёк предположил, что это и есть Дарья Масленникова, против воли отца сбежавшая замуж за простолюдина Степана.

Каким-то образом Витёк сдружился с директором и стал периодически наведываться в музей. Лиля удивлялась их дружбе: такой энергичный, волевой Иван Васильевич, всегда знающий конкретно, чего хочет и что для этого нужно сделать, — и ни рыба ни мясо Витёк.

Конец ознакомительного фрагмента.