Выпускной. В плену боли

Любовь Попова

Он самоуверенный и наглый мажор. Она не самая привлекательная обязанность, которую ему навязали. Их связывает только дорога. Но все меняет ночь выпускного. Ночь, после которой уже ничего не будет как прежде. Ночь, которая поменяет все. Двое по сути детей попадают в лапы настоящего маньяка… Что он заставит их сделать? На что они пойдут, чтобы выжить?

Глава 7.

Руку обжигает, стоит нам соприкоснуться ладонями. Мне, вечно мёрзнущей, вдруг становится невыносимо жарко. Печёт в груди. Печёт в животе. Мы встаём друг напротив друга, на то место, где обычно Демьян танцевал с Миленой. Я почти не замечаю её злобный взгляд, почти не чувствую обиды Гриши. Всё моё существо сосредоточено на парне, который выше меня на целую голову, который шире меня в плечах, руки которого оплетают тугие канаты вен. Во рту невольно скапливается слюна, а перед глазами блестящая пыль. Мы ещё даже танцевать не начали, а голова уже кружится. И запах, что в машине обычно лишь скользил по вкусовым рецепторам, иглами впивается в кожу, почти душит.

— Возбудилась, Чебрец? — портит он всё, и я тут же взглядом в него стреляю, выражающим попытку показать презрение. Надеюсь, получилось. Потому что я скорее умру, чем скажу ему, что он чертовски прав.

— Не надо собственные комплексы переносить на окружающих тебя людей. Это только куклы вроде Милены способны возбуждаться по щелчку пальцев, а нормальным людям требуется время.

— Охо-хо, какие мы, нормальные люди. И сколько тебе нужно времени? — проводит он жёсткими пальцами по талии. От копчика до лопаток, вызывая рой мурашек, опасно балансирующих на грани низа живота. Сволочь. — А может, тебе просто нужно особое место?

— Давай, скажи, что мне нужна сарайка и визг свиней…

Демьян вскидывает брови, метнув взгляд в Рязанцева, что рассматривает нас с особенным интересом, пока завуч пытается поставить его на место вместе с партнёршей.

Демьян возвращает взгляд ко мне.

— Ну, и у кого из нас комплексы?

— Так! Дети. Встали в стойку, музыка через три, два, один.

Громкий звук входит в меня гладко, как по маслу, и я надеюсь, что он выбьет мысли о местах, где наши тела соприкасаются. Но всё, что я могу — это через раз дышать, пока Демьян ведёт меня в танце, кружит, не даёт оступиться. Ровно перебирает ногами, ни разу не запнувшись. Ни разу не оторвав взгляд от моего лица. Демон, не иначе. Гипнотизирует, заманивает, душу крадёт.

Надо ведь следить. Чтобы не врезаться ни в кого, а я только слежу, чтобы мои губы к его не примагнитились. Думаю, вызвать шок одноклассников — это одно, а вот остановку сердца — это другое. Мы просто кружимся снова и снова, а я пытаюсь не съехать с реальности, каждый раз себе напоминаю, что мы тут не одни, что сотни глаз смотрят на нас. Нет ничего хуже, чем проявлять чувства на людях, потому что скорее всего все над тобой посмеются. Но ведь никто не видит, что творится внутри. Как мурашки танцуют ламбаду там, где наши животы соприкасаются, где ноги то и дело задевают друг друга, где его наглый палец рисует узоры на моих лопатках. Никто. Только я. Чувствую, живу, умираю.

— Всё ещё не возбуждена? — хрипло интересуется Демьян, заворачивая меня в очередном па, а я головой качаю, признаваясь шёпотом.

— Ни сколько.

— Врунья.

— Придурок, — наконец, тормозит музыка, а мы вместе с ней. Ладони, что ещё соединены, покрыты капельками пота, одна такая стекает по виску. Я тут же отворачиваюсь и иду к Грише, который сидит с каменным лицом.

Милены давно нет в зале. Наверное, готовится к очередной сцене истерики.

— Я думал, он тебе не нравится.

— Он и не нравится, не придумывай, — отвечаю, беру рюкзак. Он отвезёт меня?

— Не езди больше с ним.

— Вчера я получила шлангом по заднице, предлагаешь нарваться снова?

— Предлагаю выйти за меня замуж и переехать ко мне! — шипит неожиданно резко Гриша, который раньше и голоса-то не повышал. По телу мороз расползается.

— Да что с тобой? Это просто танец.

— Танец? У меня ощущение было, что вы там прямо при всех сексом занимались. Неужели тебе нравится при всех?

— Нет! Мы просто танцевали!

— Ася! — слышу окрик Демьяна, который уже на выходе из актового зала. — Я в машине.

Вот так. При всех. Раньше он не то, чтобы стеснялся, но не афишировал, а теперь. Что изменилось теперь?

— Не садись с ним в машину.

— А кто меня отвезёт? Твой дядя? Почему ты не хочешь, чтобы я садилась в вашу машину?

— Потому что!

— Замечательный ответ, Гриш. Мне домой надо. А автобус, как ты помнишь, ждать целый час.

— Не садись к нему в машину.

— Да что будет-то?

— Ничего, — хватает Гриша свой рюкзак и уходит, оставляя меня одну. Наверное, впервые за несколько лет нашей вынужденной дружбы. Я не побегу за ним. Вечером позвоню, и мы всё обсудим. И точно не будет ничего страшного, если я сяду к Демьяну в машину. Я всегда с ним езжу. И даже отец не переживает. Чего вдруг Грише переживать?

Я выхожу из школы и сразу замечаю чёрную зверюгу Демьяна. Возле него стоит свита, но она как-то быстро рассасывается. Сам он садится в машину, кивая мне. Я сбегаю по ступеням и сразу открываю заднюю дверь. Вернее, пытаюсь. Заперта.

— Ты опять?

— Спереди иди садись.

— Я всегда сзади езжу.

— А сегодня сядешь спереди. Чебрец, не беси, ехать надо.

Ладно, в конце концов какая разница, где ехать?

Обхожу машину, нажимаю ручку и вдруг чувствую жжение в области затылка. Гриша. Он стоит возле машины своего дяди и упрямо смотрит на меня. Словно предостерегает. Я плечами пожимаю… Никогда не понимала, почему они не могут отвозить меня в школу, но на мои вопросы никто так и не дал вразумительного ответа. Так что.

В машине рядом с Демьяном меня буквально обволакивает его запахом, его давящей энергетикой, что путами обматывает моё тело. Я сглатываю, собирая руки на рюкзаке, не зная, куда их ещё деть.

— Да, расслабься, — забирает Демьян рюкзак и кидает назад, вдруг руку мою в свою берёт и пальцы переплетает. Сказать, что я удивлена, да даже больше! В шоке. Двигаться не могу. Дышать не могу.

— Сложно расслабиться, когда ты вдруг меняешь линию поведения и начинаешь делать вид, что хороший.

— Я? Мне зачем вообще делать вид? Я такой, какой есть. Ты сама сказала. И я не хороший. По крайней мере в отношении тебя мои мысли далеки от хороших, Хочешь, расскажу?

Бёдра стискиваются сами собой, низ живота влажным пламенем обжигает, а язык пытается хоть как-то смочить иссушенные губы.

Ну, собственно. Не думаю, что его фантазии могут мне навредить. Не уверена, что хоть что-то из них дам воплотить. Но послушать интересно.

— Хочу, — шепчу, а Демьян вдруг резко разворачивается и съезжает с трассы на проселочную дорогу, где тормозит машину, спрятав её за кустами.

Он поворачивается ко мне, опаляя взглядом, а я дышу так часто, что вот-вот сердце грудную клетку порвёт. Вжимаюсь в дверцу машины.

— Может, я лучше покажу, Чебрец?

— Нет. Только рассказать.

— Почему? Ты же хочешь меня, — он силой лезет в узкие джинсы, тут же доставая до трусиков, и мои руки не могут его остановить, хотя и вцепились со всей силы.

— Демьян! Тормози!

— Я только начал, сукааааа, — он влезает в трусики, тут же чувствуя под ними постыдную влагу. — Мокрая. Давно?

— Замолчи!

— У меня-то стояк с того момента, как ты ко мне прижалась.

— Я к тебе не прижималась! Это ты!!!

— Это я. Это ты. Это влажные мечты. Иди сюда, Чебрец, ты реально меня заводишь, — дёргает он меня, так что задницей в рычаг переключения упираюсь, но Демьян всё равно уже сверху, затягивает в омут тёмных глаз. Я пошевелиться не могу, дышать не могу, только чувствую, как искры разлетаются от того места, которое он поглаживает, нажимает, давит, проникая пальцем.

— А Милена?

— Завтра порву с ней.

— А Европа?

— Ещё целый месяц. Успеем натрахаться, — накрывает губами лицо, но я успеваю отвернуться, оттолкнуть. — Да что не так?

— То есть ты натрахаешься, а мне себя потом по осколкам собирать?

— Ну, какие осколки, Ася! — вытаскивает он руку. — Это просто секс.

— Мне такое не интересно.

— Пиздишь. Посмотри на это! — тянет он пальцы к лицу, а они влагой покрыты, пахнут так остро. Он в рот их берёт, облизывает. — Ты хочешь меня, я тебя, мы молодые и здоровые. Или тебе нравится больше, чтобы тебя боров жирный трахал?

— Да не сводится же всё к сексу! А это просто физиология. Мы же не животные, чтобы просто трахаться!

— Ты век не перепутала? Кому нужны эти предрассудки?

— Дело не в предрассудках. Это вам мужчинам потрахаться, сперму слить, как в туалет сходить, а мы в себя пускаем. Это другое. Я всё равно в тебя влюблюсь, я не хочу этого.

— Как влюбишься, так и разлюбишь. Тебя вон Гриша твой ждёт.

— И какое уважение я проявлю к нему, если в первую брачную ночь приду к нему грязной? Использованной?

— ААА! — рычит Демьян, ударяя по рулю. — Знаешь, похер. Не хочешь, уговаривать не буду. Завтра звонок последний. Если надумаешь, скажешь, нет, так я найду, с кем потрахаться.

— Отлично…

— Но я хочу трахаться с тобой, — резко ко мне наклоняется, в ухо шепчет, обдавая тело горячими мурашками. — Только представь, весь месяц мы будем вместе? Я буду ласкать твоё белое тело, оставлю на нём следы, вылижу тебя с ног до головы, буду трахать так, что ног не будешь чувствовать. Я буду только твоим на весь этот месяц. В общем, думай до завтра. Не пожалеешь.