Внучка Велеса. Боги, духи и герои славян

Укутана снами и дивными тайнами скрыта,

Метельная ночь нашей страсти была так светла.

И дивная женщина вьюгой прозрачной увита,

За окнами где-то моя Берегиня прошла.

Она улыбнулась, швырнула нам снег на прощанье,

И снова вернулась любовь — этой вьюгой увита.

Мы жили в тревоге и неге, храня обещанье

Тому, кто за дальней чертой нас хранил незабытый.

— Храни тебя Род, — ты тогда, улыбаясь, сказала.

И в этих словах я почуяла силу заклятья.

И дивная вьюга на улице снежной плясала,

И мне Вдохновенье раскроет с улыбкой объятья.

Он с нами сегодня, и только в него мы поверим,

Властитель живого, Поэзии дивный хранитель,

Выходит из леса того заповедного Велес.

— Храни тебя Велес, и духи лесные храните.

И там, в тишине, я стою и молчу на дороге,

А эта дорога ведет нас с тобой к Лукоморью.

В узорах метели заснули там дивные боги.

И сны эти снова наполнили душу любовью.

Моя дорогая, моя несравненная Лада,

Мы внуки, мы дети, мы в огненной бездне воскреснем.

И где-то кружилась и пела в пылу снегопада,

И души тонули в плену этой радостно песни.

— Храни тебя Род, — Коляда нам шепнет на прощанье,

И ярость Кащея пред светом его отступает.

Укутана вьюгой, хранит она вечные тайны.

И дивные сны нашу сущность опять открывают.

Хранил тебя Род, и метели во мгле согревали,

И в облаке грез наши души кружились вдали..

И не было в мире ни тьмы, ни тоски, ни печали.

И снежная Русь засыпает в объятьях любви.

Бесценный дар любимого

Уведи меня в город, где Велес живет и пирует,

И Марена и Жива готовы простить и понять,

И забытые предки, увидев, от счастья ликуют,

Там усадьбы и храмы вернут нас в былое опять.

Не задело крылом их кровавое дикое время,

И огнем и мечом не крестил нас отчаянный князь,

Уведи меня в город, я в реальность сегодня не верю,

И пусть предки забытые радостно вспомнят о нас.

Там русалки поют, и спасительны их хороводы,

Там мой прадед так юн и прекрасен, там старости нет,

Уведи меня в город, где солнце во мрак не заходит,

И веселые боги нам дарят пленительный свет.

О, Ярилы улыбка, о страсть молодая Даждьбога,

И гармония Лады, мне рабского страха милей,

Уведи меня в город, где солнце любви не заходит,

Где не будет унынья, и небо светлей и светлей,

Там всесильные духи своей пустотой не пугают,

А прекрасные лики не внушают тоску или страх,

Уведи меня в мир, где не свечи, а звезды сияют.

И где ведьм не сжигают на дикости вечной кострах.

Я не стану молиться, и молить не хочу о пощаде,

Я хочу веселиться, Берегине читая стихи.

Уведи меня в город, где священник грехи не прощает,

Где Купала смеется, и Леля шаги так легки.

Мне другого не надо, мне светлые боги милее,

И пусть Леший встречает и хранит до поры Домовой,

Уведи меня в город, где монахи пугать не посмеют,

И где Сварог сварганит судьбу, мне не надо другой.

Там останется Русь, и другой мне сегодня не надо,

Я внезапно вернусь, в этот мир, он укрыт от чужих.

И улыбкой пленительной встретит веселая Лада,

И наш дедушка РОД от напастей спокойно хранит.

Мы вернемся назад, средь чужих мы устали скитаться,

Одинокие души, не знавшие силу родства,

Уведи меня в город, позволь мне с тобою остаться.

Только здесь я спокойно, только здесь я легка и жива

В твои объятия вернуться (А вы могли бы?)

А вы бы могли ходить по воде, как по суше

И призраки видеть — их вечно таят зеркала,

А вы бы сумели постичь обреченные души,

Молясь за врагов, подбирая такие слова,

Чтоб он вам поверил наш страстный и яростный Велес,

И чтобы Перун не ярился во время грозы,

А вы бы сумели, свои умножая потери,

Стремиться к их свету. Вы были б сильны и горды.

Не божьим рабом, а достойным и солнечным сыном,

Остаться в сердцах, и сгореть от великой любви,

Но яростно дышат святоши смиренные в спину,

Слепые монахи шагнули с картины Дали.

Но вместе с Ярилой я страсти земные познала,

Раскаянье нет, только жар и пленительный свет,

И вместе с русалками в лунную ночь танцевала,

И Леший дарил заповедный, таинственный лес.

Нам только казалось, что все позабыв, потеряли,

Таинственный мир, наши боги мудры и добры,

Мы будем кружиться, отринув земные печали,

Их светлые дети, их правнуки, но не рабы.

На тысячу лет наши души чужие украли,

Но Род терпелив, он дождется заблудших детей,

И в солнечном свете сумеем осилить печали,

И страсти земной отвергать мы не станем теперь.

И спустятся предки с небес, как тогда, как в начале,

И силы умножив, забудем смирения тьму,

И многие знания наши умножат печали,

Но дух той Руси, словно дар я бесценный приму.

И будет со мною язычества снова стихия,

Там жизнь и любовь, там не будет тоски или зла.

И может тогда, возродится из праха Россия,

И страшные тайны откроют для нас зеркала

Лунная ночь

А в лунную ночь на Купалу,

я вышла из дома тайком,

Туда, где округа гуляла.

Не думала я ни о ком.

Но тошно и странно остаться,

где спит он, хлебнув медовухи.

И странная птица кричала,

и злобно смотрели старухи,

— Беспутная, черти с тобою,

забыла про долг ты и честь.

А мне захотелось с любовью

столкнуться, и коль она есть

За всю пустоту отгуляться,

забыться в объятьях чужих.

О, как они там веселятся,

и он из тумана возник.

А кто? Я его не спросила,

откуда забрел не пойму.

Но странная дикая сила

толкнула внезапно к нему.

И времени ход не заметив,

Яриле смотрела в глаза

И был он то темен, то светел,

то грустен, то весел тогда.

Я знала, такое случиться

могло лишь в Купальскую ночь,

И крыльями черная птица

взмахнула, и бог мой у ног

Забылся на миг, не тревожил,

а я разрыдалась тайком,

Дурманное травное ложе,

и мы так свободны на нем,

Жалела потом? Да пустое,

я помнила после всегда

И тело его молодое,

и звезды глотает вода.

И в лунную ночь на Купалу,

таких не бывало потом.

Как долго еще я мечтала

о Боге своем молодом.

Повелитель звезд (Славянская сказка)

Ний звезды зажигал во мраке ночи,

Устав от этой дикой суеты.

В провале неба как гореть им хочется,

Сверкали эти желтые цветы.

И любовался ими в час творенья,

И с ними говорил о суете,

Они дарили радость и забвенье,

Они сверкали в этой высоте.

И вот когда к ним устремились души,

Чужие боги, захотев украсть

Свет неземной, он в ярости разрушил

Свои творенья, пагубная власть

Ему уже покоя не давала,

— Я породил, — властитель говорил,

Я погощу вас, — хохотал устало,

И в небеса смотрел и их гасил.

Без жалости, без трепета, без боли,

Он с ними расставался в грозный час,

О, сердце, ослепленное любовью!

В нем ненависть так яростно зажглась.

И вот когда одна звезда осталась,

Последняя, сияя пред концом,

Она ему бессильно улыбалась,

И замер властелин, и он потом

На дело рук своих взирал устало,

То злился, то смеялся в пустоте,

И лишь одна звезда, она сияла

На той невероятной высоте.

И рукопись поэта осветила,

И растворилась на холсте потом,

И только этот свет и эта сила

И правили и словом, и холстом.

Молчит властитель около картины,

И слушает, забыв про все, стихи,

И только неба черного лавина,

Беззвездная над головой висит

Русь жива и будет жить

Наши страсти и страхи наши

ночь укроет от ваших глаз,

Пусть слепой чародей расскажет,

как там предки жили без нас,

Позабытые всеми где-то,

все бродили одни в тиши.

И все ждали вдали рассвета.

Обходилась я без души,

А чужие боги сурово

с высоты смотрели, скорбя.

Я потом прочитала «Слово»,

поняла, что так жить нельзя.

Князь отчаянный и гонимый,

снова нас выводил из тьмы.

Там была я еще любимой,

в светлом Ирии снова мы

Пировали и знали, скоро,

загорятся ночью костры,

А Ярила, забыв о скорби,

будет с нами, и этой мглы

Распадутся немые звенья,

мы откажемся от постов,

А однажды в пылу весеннем,

чудных птиц мы услышим зов.

И нас выведет к речке синей

князь, сумевший из плена уйти.

Наша Русь не станет Россией,

не рассеется, мы спасти

Еще сможем ее, сумеем.

Мы не станем плодить рабов,

И на небе черном светлее,

и вернулась Лада — любовь.

Наши страсти и страхи наши

дивной радугой расцветут.

Небосвод омыт и украшен

этим чудом, и там нас ждут

У курганов в степи широкой,

все очнулись уже от сна.

Русь, ты девою синеокой

в хоровод вступаешь, вольна

И прекрасна, моя родная,

и никто тебя не пленит.

Ты вернешься в наш мир,

я знаю, ты ворвешься, забыв обиды.

Наши страсти и страхи наши

ночь укроет от ваших глаз,

И слепой чародей расскажет,

как там предки жили без на

Радуга для влюбленных

Когда богиня страсти и любви,

В его объятья с неба отпускалась,

То радуга, горевшая вдали,

Цветами страсти их переливалась.

Ярился муж, обманутый в ночи,

И молнии метал в леса густые,

Но страсти не унять и высоты,

И вот они в порыве грез забыли,

О том, что тайны вечные хранит,

Переливаясь разными цветами

Там Лады пояс, и опять горит,

В слепой ночи ее звезда над нами.

Но чтобы он ее не отыскал,

Красавец — Лель тот пояс ночью прячет,

И где-то там, в бездонности зеркал,

О дивной страсти снова ветер плачет.

И счастлив Велес, и летит во мрак,

Стрела той ревности, но в ней ли сила?

И радуга с рассветом в небесах

Сияет, и она идет счастливая,

Все остальное только миражи,

Но страсть и нежность снова

торжествуют.

И радуга прекрасная дрожит.

И вся природа дивная ликует.

Мы вернулись в свой мир навсегда

Когда замыкается порванный круг,

И прошлое станет грядущим,

От вечного сна, от унынья разлук

Вернемся в священные куши,

И вышел сухим из воды Водяной,

На солнышке греется ярком,

И снова беседует тихо со мной

О самой красивой русалке.

А эта русалка наряды свои

Уже показала подругам,

И тихо мечтает о вечной любви,

И томно глядит на округу.

А Леший в своем заблудился лесу

И ищет обратно дорогу.

И дивные птицы нам вести несут.

И Велес, взирающий строго,

Владенья свои обходил, напевал

Про лес заповедный и небо,

И каждый старался, и каждый мечтал,

О сказке, в которой он не был

Нечистым, пугающим, диким, чужим,

Когда же о них мы забыли?

И с нова Ярила сходил к молодым,

И путались сказки и были.

И Русь просыпалась от вечного сна,

И жизнь возвращалась и песни.

Холодную зиму сменила весна,

И были мы с духами вместе.

И нас не пугала ночная гроза,

И радуга нас вдохновляла.

И хочется снова вернуться туда,

В грядущее или начало.

Когда замыкается порванный круг,

И прошлое станет грядущим,

От вечного сна, от унынья разлук

Вернемся в священные куши.

Какая чудесная осень. Заповедный лес

В лесу заповедном, как листья, кружатся

Усталые души, и мысли о вечном

В такой тишине и покое родятся.

И новые сказки приносит нам ветер.

И снова с драконом вернется принцесса.

И будет Яга ему раны лечить.

О вечные сны, заповедного леса,

Как листья все будут над нами кружить.

И рядом ворчит растревоженный Леший,

А ветер — проказник, затих и заснул.

В тревожной тиши заповедного леса

Вдруг огненный змей чешуею блеснул.

И волк выбегает, умаялся Серый,

С царевичем снова случилась беда,

В лесу заповедном Кикимора пела,

О том, кто уже не придет никогда.

И снова Баюн выбирался из мрака,

Куда его дерзко загнал дивный черт.

А это что там? Да затеяли драку,

Омутник и Банник, и солнце печет,

Как будто бы лето обратно вернулось.

Но листья летят в заповедном лесу.

И нам Берегиня в тиши улыбнулась.

И снова русалки покой принесут.

Там Велес на камень у дуба садится,

И вечность пред этой лесной тишиной,

И новая сказка в тумане родится.

Там радуги прелесть, и дивный покой.

Смотрю в глубину твоих глаз и не верю,

Что так все прекрасно в осеннем лесу.

И дивные духи и дикие звери

В беде нам помогут, от скуки спасут.

На свитках записаны эти преданья.

И Мокашь не даст нам солгать о былом.

В лесу заповедном пора увяданья,

И ветер проснулся, и тихо кругом.

Последней страсти свет незримый Октябрь

Когда увядала бессильно природа,

отдавшись Кощею с немой укоризной,

Была так тиха, и спокойна в угоду

Какому — то ангелу, осень. И жизни

Последней штрихи пробивались и гасли,

Как солнца лучи, перед долгим туманом,

И только художники ждали напрасно

Слепящего света. И жили обманом

Усталые люди, забыв о страданье.

Какое страданье, в минуты покоя?

Унылая осень и миг увяданья.

И вдруг мне приснится творенье такое,

Такая стихия страстей и полетов,

Которой и летом еще не бывало,

Танцует русалка, и Лада смеется,

В плену, обнажаясь, и прочь покрывало.

И замер Кощей, вспоминая о прошлом,

А девы, его в этот миг искушая,

Кружились и пели, и стыд их отброшен.

И так хохотали, и листья бросали.

И в вихре кружились какие-то черти,

Готовые страсти отдаться мгновенно.

Такое бывает в преддверии смерти.

И бесится Леший, и так вдохновенно

Сорвется и канет все в пропасть тумана

Пред дивным покоем зимы и услады,

Но кажется это последним обманом,

Последним порывом в плену листопада.

Мир жесток, но прекрасен

Мир жесток и прекрасен, и если пришлось нам родиться

Среди звезд и лесов заповедных в той дивной Руси,

Мы не можем уйти, не простившись, скрывая обиды.

Мы должны оставаться, мы не можем так просто уйти.

Пусть ярятся враги, и взирают из пропасти Змеи,

Пусть чужие готовят для битвы последней мечи.

Мир жесток и прекрасен, но только в победу поверив,

Мы не можем до срока, сдаваться и просто уйти.

Пусть она разразится последняя грозная битва.

Пусть костры полыхают, Перун нас поддержит в бою.

Вот уже и драконы, и тролли чужие убиты.

Проливали мы кровь, но чужую, и реже свою.

И спокойны волхвы, и герои на пир собирались,

И слагали легенды, и были угрюмы певцы.

Только светлый наш Велес, и дивные звезды остались.

И сияют Руси победившей во мраке костры.

И чужие кресты нас оставили, хан или Папа

Нас не сломят опять, подчиняться не станем мы тьме.

Мир жесток и прекрасен, от боли не будем мы плакать,

И победного пира забыть мы не сможем, во сне

Продолжаются наши жестокие дикие схватки.

Побеждает мудрейший, и сила сдается уму.

Мудрый Волхв бросит меч, но Дракон улетает куда-то.

Дотянувшись до солнца, мы дошли, мы осилили тьму.

Будущее в прошедшем

В этой топи болот наши боги надолго уснули.

Там красавица Лада и Велес, и грозный Перун,

Только вновь где-то молнии взвились и дико блеснули

И несутся Драконы, русалки танцуют средь лун,

В переливах тоски, проступают красивые звуки,

Это память о прошлом усталые души тревожит.

Мы устали брести по болотам в бессилье разлуки,

Мы отыщем огонь, и его разожжем, и тревожно

Смотрит Леший в глуши, он пока еще вроде не верит

В то, что блудные дети вернутся однажды домой,

Только боги очнулись, и вышли из прошлого звери.

Серый волк нас ведет по тропике лесной и ночной.

К Перепутному камню мы снова в тумане подходим

Каждый выберет свой и единственно правильный путь.

Наша Русь встрепенулась, русалки кружат в хороводе,

И выходит к нам Лада. И больше с пути не свернуть.

Где-то в топи болот остаются чужие навеки

И унылые будни, и тревожные страшные сны.

Мы идем по тропике, и Солнце ослепшее светит

В ожидании Купалы, в ожиданье любви и весны.

Нам предательство наше прощают веселые боги.

И заблудшие дети их снова в объятья спешат.

Мы вернулись назад, старый Сварог нас ждет на пороге.

И ковши с медовухой по кругу, и песни летят.

Песня о Волхве

И в мире, где мрака уже разогнать не удастся,

И черные тени, как коршуны, всюду снуют.

Вдруг песня Бояна над этой землею раздастся.

И гусли его о красавцах волхвах запоют.

Казненные снова по княжьему люту Указу

Из пепла восстанут для битвы, и в бой поведут.

И преданный дважды, вернулся, не дрогнул ни разу.

Силен и прекрасен, и вечно сказанья живут.

О том, как сражались за землю и яростно жили,

О том, как в тумане ночном у костра пировали,

Но черные вороны снова над нами кружили,

И яркие звезды во мгле без остатка сгорали.

А после из пепла восстанут прекрасные птицы

Над Русью кружиться они не устанут во мгле.

И легкая тень в этот час она вновь воплотится

И пряха грустит и свой взор обращает к земле.

Завяжется узел, и снова во мгле снегопада.

Он в лес заповедный уходит, идет не спеша.

Умрет и воскреснет, и Русь ему — боль и награда,

И в пламени вечном его закалилась душа.

И предки взирают на блудных детей из тумана.

Когда же очнемся и суть свою снова поймем.

Но наши волхвы, нас спасают опять от дурмана,

И смотрим на небо, и древние песни поем,

И в мире, где мрака уже разогнать не удастся,

И черные тени, как коршуны, всюду снуют.

Вдруг песня Баяна над этой землею раздастся.

И гусли его о красавцах волхвах запоют.

Ведьма и богиня

В огне задыхалась, металась в бреду и метели

И странные тени над миром твоим трепыхали.

Кого еще в жертву они принести захотели.

Над телом прекрасным святые отцы издевались.

И не было силы, над пламенем этим подняться,

И не было смысла в живых оставаться в ту пору.

И только ей звезды, и боги прекрасные снятся,

Она уходила. Вернется на землю не скоро.

О, странные сны, мне приснятся костры и эту зиму.

Прекрасные ведьмы, сгорали, роптала толпа.

Кидали поленья, и были в порыве едином.

И черные тени метались опять по стопам.

И стала блудницей царица твоя и богиня.

На долгие годы, в мерцанье зловещем огня

Истерзанный мир она в реве победном покинет.

Молчат палачи, и толпа отошла от огня.

Чего им хотелось? Лишь зрелищ и хлеба, вестимо,

А юная ведьма — исчадье неверья и зла

И странные сны проносились в безмолвии мимо,

Но как же прекрасна сожженная дева была.

Ее палачи так спокойно потом засыпали,

И пили вино и молились в пылу до зари,

И новых распутниц во тьме до утра обнимали,

И снова сжигали, душа их дотла догорит.

И тени носились над миром, забытым и серым,

И странные сны не приснятся святошам во мгле,

И только сожженные, дивные, светлые девы,

Ведуньи и Ведьмы в свой Ирий идут на заре

Возлюбите себя

Мы приходим в залитые светом просторы.

Остаемся в огне и воде, и плену

И покинем тот мир серебристый так скоро,

не успев на себя и на близких взглянуть.

Эта странная жизнь — лишь мечта и награда,

и она отшумела под шелест дождя,

Но печалиться только, прошу вас, не надо.

Мир прекрасен и сир. Полюбите себя

И засыпаны снегом родные просторы,

И угрюмые тучи сияют вдали.

И красивые птицы ведут разговоры,

О надежде и вере и светлой любви.

Жизнь была и останется — только награда,

Только дивная песня в метели ясна,

Мы приходим, грустить в это время не надо,

вспоминайте Услада в мечтаниях и снах.

\

Снова русич очнется, и пусть веселится,

Пусть он крылья расправит над этой землей.

Нам осталось взлететь, нам осталось влюбиться,

Только в Пекле мы встретим приют и покой.

А пока еще жизнь и бурлит и клокочет.

А пока еще родичи рядом галдят.

Унывать и рыдать, не один не захочет.

Не печальтесь до срока,

Возлюбите себя.

Богиня или ведьма?

И дочь Святогора его повстречала однажды.

Мила и прекрасна была великанша в раю.

Не мог не пленить ее муж сей лихой и отважный.

И вот перед Сваргом они в одночасье встают.

И странно смотрел Повелитель Огня в эти лица.

Не мог отказать им, ведь были они влюблены.

— Но если останетесь вместе, то горе случится.

И вам разлучиться придется до новой весны.

Ясуня молчала, а Велес твердил удивленно,

Что он не оставит любимую, нет, никогда.

Огонь полыхал, опалил он и души влюбленных,

И странные сны стали сниться богине тогда.

И видела землю, и лес заповедный во мраке.

Избушка какая-то в чаще на тонкой ноге.

Его обнимала, и знала о страсти и драме.

Но только не верила даже ему и Судьбе.

— Что будет, то будет, — спокойно она говорила.-

Земля и изба, там не стану я меньше любить.

И дочь Святогора однажды все махом решила.

И Парка с усмешкой рванула отчаянно нить.

И после во мраке все видит слепая старуха

Красоты и райские птицы так сладко поют.

А Велес с другою, его не коснулась разруха.

Ему, как и прежде по яблоку в год выдают.

И он не откажется, так же силен и прекрасен,

И девы младые проходу ему не дают.

Яга засыпает к рассвету, закончился праздник,

И в лес заповедный невест своих снова ведут.

А было когда-то, да только не верится в это.

И все-таки было, сам Велес ее обнимал.

Куда все исчезло, и где она Доля, и где ты

Красавица Лада. И вечно печален финал.

— Скажите ей после, что я ни о чем не жалела,

Сама выбирала и мне никогда не забыть

Те ночи шальные, о стройное сильное тело.

Меня он любил, а ее не посмеет любить.

И хмурится Лада, и долго молчит вечерами,

Когда с высоты своей видит, он снова с другой.

И яблоко бросит в огонь, лишь прелюдия к драме

Там грустная песня у Леля, но где ты, любовь?

Она молода и прекрасна, она-то богиня,

Негоже старухе смеяться над девой опять.

И смотрит на землю, там Велес все ночи с другими

Проводит в экстазе, и страсти его не унять.

Посмотрит устало, и в озеро снова с разбега

Любая русалка дороже ему, чем она.

И плачет богиня. Свою ощущая победу,

Заснула старуха. Она до сих пор влюблена..

Версия Лады. Грустная песня раскаяния

Я не бросала яблоко в огонь,

их просто было мало в это лето.

А Велес, правда, он ушел с другой,

и должен поплатиться был за это.

Они ушли на землю в этот час,

и некого послать за ней мне было

Но этот пир я помню, как сейчас.

И ничего тогда я не забыла..

В моей душе томилось тоже зло.

Но я тянулась неустанно к ладу.

А Велес, да его всегда влекло, туда,

на землю, и забыл он Ладу.

Там столько и русалок и княжон.

И кто и в чем ему теперь откажет.

Вот и ушел с усмешкой грустной он.

Я думала, что будет он наказан.

Что он придет за яблоками сам,

свое отдаст, и не допустит больше

Таких обид, но только птичий гам,

с земли донесся, в завыванье волчьем.

Она теперь страдала, как и я.

Она потом безжалостно старела.

Он развлекался с кем-то, боль моя,

и страсть ее — все на костре сгорело.

Да, я виновна, я плачу сполна

за то, что он вовеки не заплатит,

В лесу дремучем жить она должна,

пугать других, и жизни ей не хватит.

Но в Ирии моем, такая мгла,

такая тишь, такая стужа злая,

Что я осилить страсти не могла.

И ничего теперь о нем не зная,

По радуге спускалась в этот лес,

была с любым, он только бы увидел

И ревновал, но чудо из чудес,

он усмехнулся, чувств никак не выдал.

И снова мы соперничать должны.

И снова там, в душе не будет лада.

И этот танец в сумраке луны.

Он вечно длится, изнывает Лада.

С богами тих он снова у костра.

Смотрел устало в девственные лица.

Одна от страсти яростной стара,

и с тем не может юная смириться.

И сколько будет бед тревог и зла.

Но месть его слепая не коснется.

— О, лучше б я однажды умерла,

— тогда бы закатилось страсти солнце.

Святогор — хранитель мира

Тогда великаны в том мире безлюдном царили,

хранитель земли каждый день обходил свои чащи.

Без злобы и завести в мире и радости жили.

И где-то в горах их сердца и сегодня стучатся.

И спят они мирно, покинув родные просторы,

И их не касаются жизни и страсти людские.

Но если беда приключится, поднимутся скоро.

И выйдут на битву, свои призывая стихии.

И снится опять, Святогор и Горыня пируют,

И ветры и вьюги за ними во мраке летят,

И смеется Добрыня, и Лютыня кричит и лютует.

И песни поют о былом, о грядущем молчат.

Они вспоминают сказанья о времени этом,

Они остаются во мраке, где камни и сны.

И только рокочут и бьются там горные реки,

И вновь камнепады и бури, и слушаем мы

О том, что случилось, как жили, любили когда-то.

И дети их снова с богами ужиться должны.

И были драконы и жены юны и крылаты.

Они пировали, и мир вырывали из тьмы

Но после хранители все затерялись в метели,

И люди остались без них, и грустили порой.

Но черный тучи, как птицы, на мир налетели.

И сказки другие пишу я гусиным пером.

Сага о волках

Я знаю, мы были волками когда-то.

И так не хотели людьми становиться.

И вот при луне за былое расплата-

Нам волчья свобода ночами приснится.

И снова зовет меня серая стая.

Туда, в тишину заповедного леса.

Где Леший нас снова на дело сзывает.

Мы видим, мы слышим, мы знаем про это.

На темной поляне луна серебрится.

И дивные ели нависли над нами.

И странно кричат нам незримые птицы,

Которые к нам прилетят, и в тумане

Какие-то призраки будут метаться,

И песню затянет свою Берегиня.

Мы были волками, и в бешеном танце

При блеске луны мы собрались и ныне.

Какие-то тайны нам снова знакомы.

Какие — то песни похожи на вой.

Мы вольные волки, нет дела до дома,

И Леший ведет нас во мрак за собой.

И ведьмы летят, и незримые птицы

Во тьме нам расскажут о том, что бывало.

И в лунную ночь вдруг такое приснится

Нагая русалка во мгле танцевала.

Царевна — Лебедь

В эту лунную ночь танцевала она в забытьи

И русалки и лебеди где-то растаяли тихо.

И прекрасные крылья она обнажила свои.

И смотрел хмурый князь, задыхаясь от песни и крика,

Тихо лебедь кружилась, вода под крылом трепетала.

И на воду ложилась, и о чем-то, забывшись, рыдала.

Хмурый воин забыл про пиры и былые сраженья,

И метнулся за ней и остался бесплотную тенью.

Что там было в лесу заповедном, какие печали

Их на глади озерной в мерцанье луны укачала,

Мне о том не поведал растерянный Леший в печали.

Только хмурого князя напрасно во мраке искали.

Ржали кони вдали, и тонули отчаянья крики,

Только лебедь лежит на воде, в этом мертвенном лике

То ли страсть то ли боль навсегда застывает, навеки

И русалки молчат, тихо курит и хмурится Леший.

— Что у вас тут случилось, — их Велес опять вопрошает.

И набросившись, ветер лишь мертвое тело качает.

Где же князь, отчего не найти его больше, не видно.

Только белая лебедь, как больно теперь и обидно

Так прекрасна она, и уже отгорела до срока.

Не Царевна, княжна, за измену ты мстила жестоко.

Водяной подхватил и унес ее прочь, бессловесный.

Только лунная ночь над печалью и болью воскресла

Царевна

В тихом омуте страсти скрывались от мира,

И царевна лягушкой вдруг стала шутя.

Больше принца не ждет, одиноко и сиро,

Свой роман о не встрече тихо пишет Дитя.

А в болоте родном черти воду мутили,

И старались ее рассмешить и спасти.

И стрелы не найдя, долго принцы грустили.

Можно мир покорить, но ее не найти.

И лягушка царевной в этой сказке не станет.

Будет тихо кружиться во мраке болот.

И сначала привыкнет, а после устанет.

Только рядом Яга, да и Леший, и кот.

— Можно жить, — говорит, — улыбается тихо.

И выходит на свет из тумана луна.

И душа замирает от птичьего крика.

— Не грусти, моя радость, ты снова одна.

Только лебедь прорвется, и гадкий утенок

Станет дивною птицей во мраке болот.

И глядит, не мигая, ошарашен спросонок,

На красавицу эту ученый наш кот.

А она свои крылья уже распрямляет,

И готова лететь и парить в вышине.

В тихом омуте страсти принцесса не знает

Как рождается Лебедь в такой тишине.

И дописан роман, и реальность ласкает.

И простор бесконечный зовет за собой.

И оставленный принц в небо смотрит, вздыхает.

Обретающий власть, он теряет любовь.

Для нее небеса все объятья раскрыли.

Бесконечная даль и свобода милей.

И забыв о болоте, обретшая крылья,

Отправляется дева в тот мир лебедей.

И краса ее нынче пленяет любого,

Только вдруг загрустит ненароком она

О потерянном принце, о шкуре былого.

Но влечет ее в небо и море волна.

Водяной Беседы при ясной луне

А что это там, в ночной тишине,

за песня и сказка такая.

А это беседы при ясной луне,

и их Водяной затевает.

Устал он порядки свои наводить,

на дне належался и снова

Он будет о прошлом своем говорить,

неспешно, и все по-иному

Предстанет, и в этой стихии лесной,

во мраке русалки кружили.

Со мною беседовал вновь Водяной

о том, как любили и жили.

Как князь приходил и сидела до утра,

и ждал ее, все забывая,

О том, как другая строптива была

русалка его молодая.

О том, как Омутник противный сердит,

да только на что непонятно.

И снова Яга прилетать запретит,

Горынычу, Только обратно

Он деву утопит, ему не впервой,

и все, словно с гуся вода.

И долго еще говорит водяной,

о том, что случилось тога.

И сказки его записала потом,

когда мы брели на рассвете

В привычный наш мир и с ученым котом,

шутили, смеялись, как дети.

И лес заповедный остался вдали,

и вот в суматохе я снова.

Но сказку пишу о великой любви

к русалке того водяного.

И он замолкает, когда надо мной,

кружит снова черная птица.

— И знает о битве мышей водяной,

и снова бедняге не спится.

Дочь Водяного Шахматная партия

И юная дочь Водяного

готова сразиться с отцом.

Философ последнее слово

все ждет в забытьи от юнцов

Желая, чтоб дети в тумане

едва проходимых болот

Мудрели, никто не обманет,

ни злыдень противный, ни черт.

И вот уродился ребенок,

смышленый, такой деловой

Все знает, умеет с пеленок,

и пешек отчаянный строй

Выводит, и смотрит упрямо.

А он позабыл о защите

Проблема и вечная драма,

русалки, теперь трепещите.

И черти в испуге завыли.

И кочки светились во мгле

— Мы молоды тоже ведь были,

уверенно шли по земле.

А нынче, в глаза ее глядя,

никак он не может понять.

Какая любовь и отрада

владеет душою опять.

Покинет родное болото,

упрямая, прямо в отца

И молча уйдет отчего-то,

а он б доиграл до конца.

— Успеется, вечность в запасе.

И где-то в тумане болот

Ворчит на русалок напрасно,

и дочку на праздник он ждет.

И там, где туман и прохлада,

лягушек немая возня,

Умаялся он и не надо,

тревожить, тоски не унять.

И шахмат забытых фигуры,

и смех ее звонкий вдали,

И черт отрешенный и хмурый,

ей вновь говорит о любви.

— Да что это? Выросла дочка, —

русалка тихонько в ответ

Купальская близится ночка,

и будет за нею рассвет.

— О чем ты? — он яростно глядя,

готов был ее удушить.

Чертей разбросал по оврагам,

и начал в болоте топить.

— И что это он расходился? —

отчаянно черти вопят.

И алый такой уродился

на тихом болоте закат.

Купала Когда холода отступили

Когда холода отступили,

и выдохся старый Кащей,

То сон вдруг приснился Яриле,

и он так проснуться хотел.

И в вечном лесу оказаться,

где вышел Купала на свет,

Чтоб снова в плену возрождаться,

для счастья грядущих побед.

И пусть Старикашка ярится,

и пусть усмехнутся Морена

Но дерзко Купала резвится,

и странно милы перемены.

Природа, ты снова живая,

омытая первым дождем,

И тихо русалки вздыхают

о боге прекрасном своем.

И бабочки снова порхают,

И ветры гоняет Стрибог,

И радостно Лада вздыхает,

а кот и промок и продрог.

Но щурится странный котяра,

и сказки припомнит и сны.

И нежится снова Купала,

а лес, он дожил до весны

— Но это печальная повесть, —

Баюн говорит и молчит.

О том, как влюбились те двое,

и как растворились в ночи.

И все-таки люди и духи,

должны это снова узнать.

И странные дикие слуги

все души хотели терзать.

Купала и Кострома

И встретились, чтобы расстаться.

Ведь так мимолетна весна.

Прекрасный и юный Купала,

И как Кострома влюблена.

Но гуси, унесшие брата,

кричали тревожно о том,

— Морена во всем виновата.

Расплата наступит потом.

И снова венок свой дарила.

И снова хотела остаться

В объятьях и дикая сила.

Нельзя, о, нельзя вам венчаться.

И станет терновым венец твой,

и только во мраке болота

Останется девочка где-то,

костер полыхает, кого там

Хоронят они до рассвета.

И молча стоят, и не знают

Как страшно остаться при этом.

И горько Ярила вздыхает.

И где-то, где звезды и тучи,

навеки останутся вместе

Купала, о, юноша лучший,

спешит на рассвете к невесте

И вновь Кострома убегает.

Не в силах нарушить запреты.

И только Болотный вздыхает,

о горьком триумфе победы.

И первая грустная песня,

о брате влюбленном звучала.

И страшные страсти воскресли,

когда темнота наступала.

Они выходили и снова,

К костру приближались упрямо,

Звучало там вещее слово,

И снова наметится драма.

Кащей усмехнется устало,

А Велес все сердится люто,

Но страсть их в тиши обнимала,

И снова поведали люди.

О том как любовь их печальна,

Как сходятся странные тени,

Рассвет только вместе встречают,

Прощаясь на веки, на время

Кащей возвращается в срок

Его оживили, но молодость канула в Лету,

Как быстро состарился юноша дивный до срока.

И бродит по миру, и помнит, и знает про это,

Сзывает метели, и слышит отчаянный рокот.

То дивные вьюги о юности давней запели.

И все он в печали, и нет ему больше покоя.

И страсти прогонит, и только немые метели

Оставит до срока, и Жива не беспокоит.

И только Морена все ищет красавца во мраке,

И все не поверит, что он никогда не вернется.

— Старик, ты не он, — говорит, и неведомой драме.

Лишь Сварог на небе в бессилье своем усмехнется.

Уходят сыны его в бой, одолеют Кащея.

И снова вернется на землю огонь и весна.

И только упрямый старик, безнадежно слабея,

Все молодость ждет, но к нему не вернется она.

Напрасно, Яга о Судьбе и себе говорила.

Ей легче в ту стужу, ей мудрость и сила дана.

Столкнувшись с ним, снова отпрянет и скроется Жива.

Приходит весна, да на что ему нынче она?

Вот так и бродил он, скитался по снежному миру.

Уйдя, возвращался, гасил в одночасье костры,

И листья срывал, и метель обреченная выла

И безумии вечной и очень печальной игры.

Дети в лесу у Кащея в объятьях

Лишенные любви, тепла, участья,

дичали люди лютою зимой.

Уже не веря ни в тепло, ни в счастье,

детей своих губили, и покой

Не находя, и больше не страдая,

последний мед допили в этот час.

И где-то там, в бессилии, у края,

остались души, и сердца стучат.

Проснулся Леший, средь зимы угрюмый,

услышав этот вой и этот плач.

И ни о чем Старик тогда не думал.

И понимал, что быть должно иначе.

И рано пробудились Берегини.

И где-то в чаще развели костры.

И ждали все, пока Кащей покинет

их зимний лес, в бессилии хандры

Все Домовых собрали в час рассвета.

Кикиморы по Пеклу долго шли.

Но где ты, Леля, затерялась, где ты?

Опомнись и останься до поры.

И воплю безрассудному внимания,

объятия разжались в этот час.

— Уже пора мне, там они страдают.

Она молчала, грозный бог молчал.

И как ребенок, зарыдала вьюга.

И черти подхватили этот вой.

И содрогалась в горести округа.

И без любви мир погибал родной.

— Ну что ж, иди, но возвращайся снова,

мой волк тебя отыщет, и вернет.

Ний был печален, яростный и новый,

отдавшись чувствам, он все Лелю ждет

Князь Славен на земле

На земле неуютно и холодно было в ту зиму,

И отчаянно воины бились за эти просторы.

И с небес своих зорко следили там боги за ними

И из тьмы прилетали на битвы устало Драконы.

И мечи обнажали, и ждали последнюю битву.

Засыпала земля, погруженная в облачный снег.

И усталые боги, не слышали эти молитвы.

И вернулся Славен. И один он остался за всех.

На земле неуютно, но они сокрушают Кащея.

И отчаянный князь отвоюет свой призрачный мир.

Только вьюга все воет, и в стуже ночной свирепея,

Эти снежные девы в экстазе кружились над ним.

И одна целовала, другая его обнимала.

И в отчаянный миг засыпал в их кружении князь.

Только Жива, вернувшись его навсегда вырывала

Из объятий крылатых, и снова неслись веселясь.

О, опомнись, не спи. И смертельны их будут объятья.

Эти страсти не надо, не стоит опять принимать.

И сверкнул этот меч, и метельные девы проклятья

Посылают сквозь бурю. Но расправит он плечи опять.

И грядет роковая, последняя близится битва.

И Славен чарованье, как плащ, сбросит яростно с плеч.

И печальные девы не слышат мольбы и молитвы.

Только Жива сумеет от чар их его уберечь.

Королева метелей заморозила душу

Но явилась из мглы, но пришла королева метелей,

Непокорных смирять ей привычно во все времена.

И пред дивной красой ее воины все оробели.

И кружилась над князем теперьтолько дева одна.

Покоренный до срока, он снова свой меч опускает,

И не слышит он Живу, Яга отрезвить не могла.

И богиня судьбы над поверженным только вздыхает.

Королева метелей, кружила, его увлекла.

Чует он, каменеет душа, и никто в этом мире

Не спасет его больше, и Лада спускается вдруг,

И богиню любви те метели тогда закружили.

Но оставила князя, не выпустил меч он из рук.

За любовь начинается снежная дикая битва

Ледяные драконы навстречу безумцу летят.

Но срубил эти головы, айсберги в море разбиты

И плененная Лада вернулась сегодня назад.

Королева метелей признала свое пораженье.

И умчалась в печали, и снова в преддверье весны

Берегини очнулись, и носятся легкие тени.

Не погибла земля, снова духи выходят из тьмы.

Их встречает Славен, улыбается Лада устало.

Мир оглох и ослеп от палящего солнца опять

И в преддверии гроз в суматохе душа трепетала

Королева метелей ту страсть не сумела унять.

Среди волков Жива спасает Славена

И Жива очнулась от дивного сна,

метель за окном бушевала.

Но так тосковала без солнца она,

там вьюга опять завывала.

И волки ее обступили в лесу,

проходу уже не давали.

Куда ее ноги устало несут,

и снова в снегу утопая,

Все к странной пещере рвалась в полутьме.

— Вернись, — ей Яга говорила.

И вот опустилась в бессилье на снег,

и с ними по-волчьи завыла

И солнечный бог, этот голос родной

услышал, едва пробудился.

— Да кто там так жалобно воет, постой.

Опомнился и заискрился

И долго ее обнимал, в забытьи,

дыханьем своим согревая.

И думал, что кончено все, говорил

упрямо: — Очнись, ты живая.

А волки у ног его молча легли,

и слушали дивные речи.

А вьюга все выла и выла вдали.

Но эти любовью согреты,

Уже не боялись ее, и туман

рассеялся в миг снегопада.

Любовь — это сила, а холод — обман.

И снова спасает услада.

И где-то Услад им о радости пел.

И меды им духи варили.

И только Кащей отступать не хотел.

Но пыл уже бури смирили.

Немного еще, и на небе пустом,

появится он и засветит.

И Жива порхнет в каждый двор, каждый дом,

и встретят и птиц, там и ветер

Прогонит метели, и будут вдали

метаться усталые вьюги.

Куда им, а в мире так много любви,

так много веселых и юных

Явление Ярилы. Заклинатель метелей

И он пришел, Старик седой и властный,

И чтобы деве радостной помочь.

Заклятия свои творил он страстно.

Смирилась вьюга, отступила ночь.

— И ты туда же, — прохрипел устало,

Но не обрушился на них Кащей.

— И я хочу, чтоб стужа отступала.

— Но что тебе до свадеб и страстей.

Ты отгулял свое уже когда-то.

И только зависть душу бередит.

Она бескрыла, — Нет, она крылата

Упрямо волхв Кащею говорит.

— Я помню все, я так хочу, чтоб снова

Пришел Ярила, страсть свою даря,

И этот мир до часа рокового

Любил, страда, и выжил, и горя.

И с ними мы, огонь тот принимая,

Останемся, и пусть сгорим дотла,

Но не уйдем, живое проклиная.

И странной для Кащея речь была.

Не принял он и понимал едва ли,

О чем мудрец вещал, чего хотел.

И только звезды дальние сияли.

И лед проклятий пред огнем слабел

Юность Ярилы Страсти растут

Страсти растут, умножая страданья.

Только огня погасить не удастся.

Юный наш бог — неземное создание

Будет весной в этот мир возвращаться.

И холода в суете отступают,

Только огни зажигаются снова.

Снова Ярило от страсти растает

И не умеет он жить по-иному.

Злится Кащей, ледяная лавина

Души умирила вроде навеки.

Только выходит из плена Ярило,

Только огонь его в нас не померкнет.

Глыбы из льда истекают водою.

Это последние слезы Кащея.

Деву — любовь он влечет за собою.

Только Ярилу позвать не посмеет.

И отступает мороза лавина.

Тихо вздыхает во мраке природы

И возвращается с солнцем Ярило,

И обнимает муж благородный.

Сколько же страсти в теле скопилось.

Сколько в душе нерастраченной силы.

Вот и Кащей нам сдается на милость.

Если очнулся во мраке Ярила

Снегурочка тоскует о Яриле

Снегурочка тоскует о Яриле,

и больше ничего не хочет знать.

И сколько ей о смерти говорили.

Но лишь о нем могла она мечтать.

И пусть еще Кащей владеет миром.

И крепок и могуч седой старик.

Ей снятся сны, о юноше красивом.

И страсть терзает душу до поры.

— Ты пропадешь, — ей матушка шептала.

— Не оставляй нас, — говорил отец.

Она молчала, и на лед взирала.

И снова брачный видела венец.

Не для тебя его хранила Лада, —

Морена усмехнулась свысока

— Но буду с ним, мне ничего не надо.

И снежные цветы дрожат в руках.

— Но посмотри, как белизна прекрасна.

Я не на что не променяю снег.

И взор ее уже мутнеет ясный.

И только этот юноша из всех

Ей нужен, даже пламя не пугает.

Печальна участь девы ледяной

В его объятьях вмиг она растает.

Прекрасная, и нет судьбы иной.

И сколько ей о смерти говорили.

Но лишь о нем могла она мечтать

Снегурочка тоскует о Яриле,

и больше ничего не хочет знать

Птица Гамаюн — вестница беды

Эта птица во мраке болота

так пронзительно снова кричала,

Что приблизился Леший: — Чего ты?

Словно ведьм никогда не видала.

— Но из Пекла она, — говорила,

— Ний смириться не может теперь

И усталая птица сулила

столько голода, мора, смертей.

— Не рассеется тьма, и не ждите.

Но вернутся на битву князья.

Будет семь их, и всех соберите.

Откупиться от Ния нельзя.

Так угрюмо и слушал, и верил

старый леший в дремучем лесу.

И внимали и люди и звери,

Что беда ведь у них на носу.

И так трудно им всем там собраться,

И идти всем на битву опять.

Только вечно им с тьмою сражаться.

Как же птицы во мраке кричат.

И не слышат они Гамаюна,

Птица им не простит глухоту,

Велес вечно прекрасный и юный

Молча смотрит он в ту высоту.

Крылатый Сказочник

Украл Дракон девицу в этот раз

не для утех, весь мир тогда дивился.

— Мы сказку сочиним с тобой сейчас.

И согласилась мудрая девица.

О чем же сказка? Знамо, о любви.

И на земле, и в Пекле, и на небе

она жива, и что не говори,

мир без любви не выжил бы и не жил.

Дракон молчал, в сиянии страстей

боялся он опять воспламениться.

— Давай про битву, просто без затей.

Давай князей, богов заставим биться.

Она же все твердила о любви.

И сдался принц крылатый в одночасье.

— Пусть бьются за любовь. И вот вдали

уже и боги, и герои мчатся.

И дивные истории живут.

И в письменах старинных проступают.

Дракон и дева снова песнь поют,

о том, как там живут и умирают.

И эти песни свитки сохранят.

И пламя их не тронет в час урочный.

И снова вижу Ния грозный взгляд,

и Велес на свиданье страстен ночью.

И королева снежная страшна,

она опять о мести возмечтала.

Но Вольга, он очнулся вновь от сна,

и Берегиня из огня восстала.

И льется сказки призрачная вязь.

В ночном тумане тени воплотятся.

И к нам с тобой вернется смелый князь,

чтобы любить, страдать и защищаться.

И вот тогда отложен поединок.

— Дай сказку дописать, — рычит дракон.

И этих снов, и этих грез лавина

живет в сплетенье призрачных времен.

Дракон украл Василису Премудрую

И в ласковых лапах дракона

девица летела над лесом

И молча смотрела на склоны

высоких заснеженных гор.

— Украл тебя, дева родная.

— А это зачем, интересно?

— Ты скоро об этом узнаешь.

Смотри-ка, какой здесь простор.

И смело она любовалась,

красоты открылись вдруг взору.

И странно она волновалась,

но страха не знала тогда.

И каменных тех изваяний

дарил ей немые узоры,

Казалась тогда Василисе,

что это уже навсегда.

А вот она рядом пещера —

Гранита огромная глыба

Дворец — не придумаешь краше,

а, в общем-то, можно здесь жить.

И вдруг увидала девица

и свитки, и старые книги.

— Вот здесь, — указал тогда лапой, —

мы сказки должны сочинить.

Тогда рассмеялась беззлобно

и радостно мудрая дева.

Мечтать о таким ты могла ли,

смотри-ка здесь все под рукой.

И стала на долгие годы

ей домом уютным пещера.

И мудрые вечные книги,

куда-то влекли за собой.

А после в лесу заповедном

известными стали творенья

О свете, о доме, о счастье,

о вечной и дивной любви

И так они рядышком жили,

дракон и морская царевна,

Луна освещала пещеру,

и таяли звезды вдали.

Какие случались сраженья,

как боги и люди любили,

В старинных написано книгах

конечно гусиным пером.

Мы их отыскали случайно,

и снова для вас мы открыли

Старинные дивные сказки,

их дарит вам щедро дракон.

Василиса Прекрасная пришла сама

Сбежать от Кащея не просто,

но быть с ним до смерти страшней.

И жизни конец наступает,

когда вас ворует Кащей.

Да только храбра Василиса,

Прекрасная дева не сдастся

Она ничего не боится.

И он ее ищет напрасно

Старик где-то в дальнем ущелье,

он стар и глаза его слабы.

— Ах, что же еще вы хотели

противные вздорные бабы.

И снова в унынье и горе,

к себе он уходит печальный.

Но что Василиса с тобою,

куда ты бежала отчаянно.

Туда где крылатые Змеи,

над синим простором паря,

Туда, где прекрасные девы,

бежала, свободу любя.

И жаль, что девица другая

в пещере его поселилась.

И жаль, что он сказки слагает,

забыв об утехах земных.

Но лучше быть третьей с Драконом,

и если окажет он милость,

То ты его снова заставишь

забыть про девиц остальных.

Премудрая злость не скрывает,

и ревность ее одолела.

Но снова она улетает,

туда, где земные пределы.

И снова все ночи с драконом,

проводят они веселясь.

И новь по заснеженным склонам,

кружилась с Стрибогом, смеясь.

Какая веселая сила,

и воля ей снова дана.

Прекрасна одна Василиса,

вторая Премудра она,

И как из них выбрать кого-то.

А Змей выбирать не хотел

И жили — земные заботы —

не их, легкокрылых удел

Замок Ния в царстве мрака

Его чертоги в Пекле дивных грез.

Там солнца нет, и там луна не светит.

Но лишь туда усталый душу нес.

Философ мрачный, тяжко жить на свете,

Когда вокруг мышиная возня.

И никого, кто был бы Нию близок.

И гибкий стан во мраке не обнять.

И снится свет луны, и звезды ближе

В такую ночь, но не проходит мрак.

Огонь пещер его чуть свет добавит.

И только жару снова не унять.

Лес заповедный дивен и забавен.

Струится тьма сквозь пальцы, как вода.

И черти где-то рядом суетятся.

И знает Ний, что больше никогда

Ему цветные сны там не приснятся.

Но чтобы им той радуги не зреть.

Он этой тьмой их землю укрывает.

И что тогда их заповедный лес.

Их духи, боги, все там исчезает,

И только он, Властителем земли

останется, и будет зол и нежен.

И тают мыши где-то там вдали.

И воет волк, поднялся он небрежно

И огляделся. Никого кругом.

А нужен кто-то — странная громада.

И черный коршун вьется над дворцом.

И Нию снится шорох снегопада.

Он видит эти белые поля,

Которым нет там ни конца ни края,

Далекая, родимая земля,

Она сквозь грезы снова проступает.,

Волк из Пекла

Волк вышел в лес, давно его оставив,

Он видит мир и небо этой ночью.

Какая боль душой заблудшей правит.

И хочет волк спасти его и хочет,

Чтобы луна по-прежнему светила.

И не кончалась эта тишина.

Он знает, в чем Ночного бога сила.

Но так прекрасна мутная луна.

И голову задрал, и воет снова.

О том, что так легко им потерять.

И вот дожив до часа рокового,

вернулся в лес свой старый волк опять.

Его здесь помнят, юные волчата.

Готовы долго слушать этот вой.

И где-то ждет Старуха и котяра.

Он к ним придет, ему-то не впервой

Но дайте подышать еще туманом.

Окутаться, как дивной пеленой.

И вольно жить тоскою и обманом,

что ты в лесу, и этот лес родной

Не канет где-то в пропасть тьмы, и завтра

ты сможешь так же по нему бродить.

Волчата спят, в бессилии азарта

лишь старый волк все продолжает выть.

— Ну, вот развылся, — кот шипит устало — .

Такого сна лишился, этот вой..

— Да ладно ты мурлыкать не пристало, —

Старуха волка ждет в тиши ночной.

И он придет туда, и как обычно

избушку к лесу задом повернет,

Шагнет в тот мир, и в этой тьме привычной

рассказ неспешно снова поведет

О том, как Ний беснуется во мраке.

И мыши снова рвутся в этот лес.

А вой его — прелюдия к той драме.

— Не паникуй, ты просто стар и слеп, —

Кот оборвет ночное завыванье.

Старуха снова цыкнет на кота.

И лишь луна осветит на прощанье

лес заповедный, волка и кота.

Пан у Яги в гостях

А на рассвете снова Пан явился.

Ведь не мог он в чаще усидеть.

— И ты туда же, — кот уже ярился,

— На вас пришел еще я посмотреть.

— А с нами, что? Наш волк не есть старушек,

да и котов не трогает пока.

— Но вой его мой старый сон нарушил.

— Всем вой мешает, — снова старика

Кот упрекает. И молчит старуха.

Вот так всегда все спорит Пан с котом.

Но как приятна их возня для слуха,

когда покой и тишина кругом.

Проснулся где-то Леший, напевает,

владенья обходит деловито.

А Водяной Омутника ругает,

и тот глядит во тьму, ворчит сердито,

Чертей зовет, да где их дозовешься,

они заснули только и храпят.

И снова Пан, повеселев, смеется.

— Пойду, пройдусь, пойду ко всем чертям.

Он вроде успокоился немного.

А если не закончится зима?

А если тьма жестока и убога,

укроет мир? Непроходима тьма,

И только мыши черные, не птицы,

их будут писком яростным встречать..

— Не может быть, такого не случится,

— Не будет так, — кот говорит опять.

Но почему теперь молчит старуха?

Она-то знает все, и так грустна.

Но песня Лешего ее коснется слуха.

Все как всегда, очнулся мир от сна.

Живет и любит, все что в мире живо,

Неужто можно это все предать.

И Пан идет по лесу сиротливо,

От солнца щурясь, прячет он глаза.

Василиса Прекрасная

Дочь Морского Царя

И хмурился князь — Василису украли.

Дракона ругал и отправил Вольгу

И не было в мире сильнее печали,

чем эта, князья своих жен берегут.

И сам он не понял, как это случилось,

и сроду не верил, что дева сама

На миг оглянулась, потому отлучилась,

и где-то в горах сочиняет роман.

И ей помогает мудрец этот древний.

Премудрая князю досталась жена.

И слушают слуги усталые бредни,

о том, как дракон ее сцапал, она

Бедняжка рвалась, и металась напрасно,

а этот злодей ее все же тащил.

И молодец знал, что собрался напрасно.

Что сговор у девы с чудовищем был.

Но чтобы немного утешить владыку,

и мир посмотреть и себя показать,

Вскочил на коня, и по первому крику,

умчался, и только его и видали.

А Демон смеется: — Спасать Василису,

не много найдется в миру дураков.

Она же Премудрая. Тучи нависли.

И князь ожидал с доброй вестью гонцов

И снова Вольга устремился в просторы.

И снежные горы стоят перед ним.

И замок дракона появится скоро.

И скоро сразиться с драконом самим.

Но чем бы ни тешился воин отважный.

Кого бы ни рвался он снова спасать,

Пленительной сказки кораблик бумажный,

волна будет снова наивно качать

Кот, Грифон и Девица

И кот зарычал: — Погибает Дракон,

Вольга свой булатный сжимает

И мчится за ним, как же скверно котом

бескрылым остаться, и мается.

Он так и рычал бы, бичуясь потом,

о том, что Дракона не спас

И только явился залетный грифон,

в их лес залетел он как раз.

И кот обыграл его в кости легко,

и требует в горы нести.

— Куда ты собрался? А это на что.

— Дракона мне надо спасти.

Герои прохода ему не дают,

а сказки кому сочинять?

И вот уже цепкие крылья несут,

кота в эти горы опять.

Пока еще воин туда попадет,

а кот уже видит вершины,

И там Василиса о доме поет,

о князе высоком и сильном.

— Притворщица, нужен ей князь боевой,

сама от него убежала.

— А ты не вертись, — если хочешь живой,

остаться, — Грифон вдруг сказал

И кот замолчал, и зажмурился, вниз

Не смотрит, забилась душа

Вот так над горами во мраке неслись,

чудовище, в лапах кота

Сжимал, понимая, его уронить,

и ты потеряешь покой.

А кот задыхаясь от страха, парил

над бездной, но был он герой.

— Смотри-ка, грифон, — Змей девице сказал,

— кого это он это несет?

— Кота Баюна, — отвечала она.

— Откуда в горах этих кот?

— Умаялся с вами, — Баюн говорит, —

едва не разбился да вот

Котов в нашем мире полно, пусть летит,

Драконов поменьше того.

И должен Вольгу дожидаться ты тут.

И к схватке готовься лихой

— Да нет, уже схватки еще подождут.

И сказки не будет такой.

Напрасно о подвиге княжеский сын

мечтает, такому не быть.

И долго еще средь камней и вершин

с Драконом наш кот говорит.

Грифон улетел, дожидаясь Вольгу,

кот сказки Драконьи читал,

И странно свою вспоминал он судьбу,

и деву потом развлекал.

Кот, Дракон и Две Василисы

Кот в горах обнаружил, но двух Василис.

И глазам не поверил сперва.

А откуда здесь эта, и мысли неслись.

Снова кругом пошла голова.

Он грифона отправил в свой мир, а потом

долго он разбирался еще,

И читал ему сказки тот мудрый дракон.

И понятно вдруг стало им все

И такая веселая выдалась ночь,

но они поминали Вольгу.

— И никто уж не в силах герою помочь.

Я сражаться теперь не могу.

— Ничего, а на что нам твои миражи.

Пусть потешится княжеский сын.

Он так рвется в сраженье, короткая жизнь

хороша для стихов и былин.

И никто никогда не сумеет понять,

как он будет в пути и плену

Странных дев и ретивых котов защищать.

Мы поможем немного ему.

— Не пойму я тебя — Да и что понимать,

обойдется, — заверил Баюн.

А пока надо сказку с тобой написать,

о драконе, сгоревшем в бою.

— Но зачем это мне? — возмутился дракон.

— Отвезу ее воинам я.

Пусть узнают о подвиге этом потом.

Ведь горды и строптивы князья.

— А драконы? Так просто вам Змея убить.

— Но с тебя не убудет, боец,

Только воины больше не будут ходить,

и походам наступит конец.

Согласился дракон, и устало вздохнул.

И остался во мраке герой.

И послышался где-то призывный им гул.

Так покой нарушают порой.

Надо к схватке готовиться, — кот говорит,

А герой к ней, конечно, готов,

И луна над поляной победно горит

Для Драконов, девиц и котов.

Три пряхи

Три девы прекрасных над миром парили вдали.

Искали напрасно и счастья они и любви.

В истерзанном мире так трудно, так страшно найти,

И вот уж устали, и сбились те девы с пути.

И нити судьбы человека отдали ему.

А сами в печали, забывшись, ушли в эту тьму.

И что ему делать с судьбою не знает с тех пор.

То бесится с жиру, то снова стреляет в упор.

То пишет доносы, то лучшие строки поэм.

О, Демон измены, измаялся бедный совсем.

И понял, что он не способен без них обойтись,

И видит, что надо вернуть, и прощенья просить.

Поди же туда, а куда? И не ясно ему.

Как больно и страшно решать это все самому.

Три девы прекрасных следят за ним снова в тиши.

О, только б не продал души своей он за гроши..

О только б остался собой, не транжиря дары,

Но слаб человек, и не знает он правил игры.

И нити судьбы выпускает небрежно из рук,

Ошибки свершает, страдает от диких разлук.

И снова в пустыне любовь он желает найти.

Измаялся бедный и сбился внезапно с пути.

Но девы обиды не могут простить и забыть

И все завершилось, и рвется в отчаянье нить.

И кто-то завяжет вдруг узел опять на судьбе,

Грядет испытанье, и быть пустоте и беде.

А пряхи все ждут, и витают в небесной дали.

Как хочется Веры, Надежды и Пылкой Любви..

Сон о Царевне Лягушке

Царевна лягушка покинула тайну болот.

Устала от зависти злобной и вечной тоски.

Сидит на поляне, стрелу от царевича ждет,

Но эта стрела, не летит она, нет, не летит.

Сказала ехидно Кикимора, что он женат

И любит жену свою, стоит ли ждать его снова?

И стрелы чужие к ней нынче оттуда летят.

Литовский король и влюблен, и красив, и взволнован.

Но ждет она снова того, кто дарован судьбой,

И верить не хочет, что сказки ее обманули.

Царевна, не плачь, если лес заповедный с тобой,

То спустятся боги с небес, и к Купале шагнула,

Ты в лунную ночь принеси ему белый цветок.

И пусть очарует его этот мир первозданный.

Царевна — лягушка, расцвечена звездами ночь.

Была ты такою прекрасной, такою желанной.

И бог с ней с стрелою, сам Велес срывает цветы..

Стоит очарован он этой красою чудесной.

И там хоровод, да и песня летит с высоты,

Но как же грустна и протяжна прекрасная песня.

Смотри-ка, царевич, явился, стоит и молчит.

Чего он желает, о чем он сегодня жалеет.

Цветок чародейский, стрела его снова летит.

Но ты не поймала, ты больше герою не веришь.

А сказка иная, в печали и дивной красе.

И тайна болот тебя снова во мраке хранила.

Купала шагает к тебе в этот мир по росе.

Ты юного бога, родная моя, получила…

В звездопаде несбывшихся снов

И купалась она в звездопаде несбывшихся снов,

И искала защиты у призраков, таявших где-то.

Разноцветный и яростный мир отторгал ее вновь.

Но она танцевала, забывшись, с тобой, до рассвета.

Этой музыки бред придавал ей уверенность, но

Силы таяли вновь, ничего ей уже не осталось.

Только мальчик красивый, от спеси и славы хмельной,

Только тихая боль ее рядом и вечная жалость.

Звезды таяли там, где Ярила восходит опять.

И веселый Даждьбог заполняет собой этот мрак.

И устала она в эти страсти наивно играть.

И с другой он ушел, и не стал ничего объяснять.

Закружилась в тиши и у озера долго ждала.

Но шантаж не поможет, не терпит твой бог шантажа.

И тогда, улыбнувшись, и ты к Водяному ушла.

От рассветного холода, или от страсти дрожа.

Вот и кончилось все. И тонули осколки звезды.

И пьянящая боль так страшна, что ее не осилить.

И остались во мраке от прошлых печалей следы.

И остался Ярила прекрасный, высокий и сильный.

Этот мир остается, когда мы уходим во мрак.

Эти дали лесные не терпят тоски и уродства.

Завершается нынче одна из несыгранных драм.

Пусть уходит она, этот мир, этот свет остается.

Он не терпит истерик, отчаянья, боли, нытья.

Новых бабочек стая летит к нему радостно снова.

И все снилась чужому улыбка и песня твоя.

Этот мир изменился, а ты не сумела по-новому.

Разноцветный и яростный, мир отторгал ее вновь.

Но она танцевала, забывшись с тобой, до рассвета.

И купалась она в звездопаде несбывшихся снов,

И искала защиты у призраков, таявших где-то.

Гибель бабочки прекрасной

Круги на воде — это глупая бабочка снова

Решила на миг отдохнуть и уже не взлетает.

Вода не отпустит, а мир и красив и взволнован,

И звезды сияют, и падают в бездну и тают.

Но как тяжелы, как надежны лихие оковы.

И в полночи грозной лишь тени ложатся на лица.

А что это там, это бабочки кружатся снова.

В печали и неге недолго им, нежным, кружиться.

И черная полночь их снова и снова глотает.

Но новую стаю нам ветер небрежно приносит.

Какая беспечность, и в танце веселом порхают

Последние бабочки — близится дивная осень.

Вернется Кощей, и до срока они побелеют.

Костлявой рукой он сотрет эти дивные краски.

И вспомнив о лете, художник их мой пожалеет.

И мы остаемся у снов и мечтаний во власти.

Они замирают навеки на дивной картине

Они остаются в эскизах, совсем как живые.

И мрачную полночь украсят и будут отныне

Метаться в иллюзия наших, и чувства стихия

Их снова забросит в незримые дали романа.

И грустная женщина только на миг улыбнется.

и яркая бабочка — чуда любви и обмана

На воду опустится, в страсти своей задохнется

Власть сказки

И чтобы пыл властителя умерить,

и прекратить и ярость, и сраженье

Должна в себя сначала ты поверить,

потом в него, и этот свет ученья

И сказки вязь, она еще витала,

над городом, над миром, и над ним.

И где-то там забытая сияла

его звезда: — И вместе мы сгорим.

Ты в эти ночи, стать могла любая

для вас последней, но в тиши луна

Опять твои сомненья освещает.

И сказка лишь, когда душа больна

Ему еще поможет, это право,

должна ты нынче снова заслужить.

Соперница твоя глядит лукаво.

И ей он дарит в суматохе жизнь.

Что Аладдин, и Синий Джин и дева,

куда дорога их опять ведет.

Сначала дерзко, а потом несмело,

к тебе по углям он теперь идет.

И ждет его забытое сказанье,

которое должна ты сочинить.

И свет звезды, мигнувший на прощанье,

улыбки спесь старается хранить.

И в сумерках, и в эпоху звездопада,

властитель твой почти спокойно спит

Устав смертельно, ждет Шахерезада,

когда звезда последняя сгорит.

Время тает, как сон

Время тает, как снег на ладони у Доли моей.

И лютует Недоля, и шлет мне опять испытанья.

И кончается ночь, и проходит она все быстрее.

Что еще остается, лишь хмурого дня трепетанье.

Что еще нас волнует, лишь спесь и печали друзей.

Возникают они, и врываются в жизнь виновато.

Вот и кончился век, и в закате немых площадей

Остается лишь миг, а потом наступает расплата.

И стоим мы с тобой в тишине у лесного костра

Слышим песни русалок и видим незримые дали.

То ли Велес опять говорит, что собраться пора,

И мигает огонь, и вернуться в реальность едва ли.

Время тает, как сон, позабытый в момент бытия.

И в сиянии звезд он ненужная миру стихия.

Только звуки имен, и улыбка и радость твоя

В эту даль заповедную снова меня уносили.

Я боялась, что там и останется с ними душа

И уже не вернется к усталому бренному телу.

Потому подхожу я к окну в эту ночь, не дыша,

В эту черную бездну, в провал я взираю несмело.

С кем-то девочка там, то смеется, то плачет в тиши.

И спокойна старуха, как будто бы вечность в запасе.

И мой ангел кружится и требует снова: «Пиши»

Время тает как сон, есть иллюзия трепета в страсти..

Там внизу наши дети, им страсть и себя подавай

Эта ночь откровенье для них и мечта и отрада.

Я ловлю в черном небе какие-то фразы, слова.

И слетают они, словно звезды, в момент звездопад

№№№

Сон о птице-тройке

Тройка быстрых коней обгоняет усталое время,

И сияет на небе пустом одиноко звезда.

И иду я к костру, откровеньям печальным не внемля,

И из мира людей я опять возвращаюсь сюда.

Что еще остается — звезда, ее свет негасимый,

Даже если во мраке сгорела она без следа.

Тройка резвых коней, и куда меня боль уносила,

Но я верила твердо, не вернуться мне больше сюда.

И опять возвращалась, нарушая былые запреты,

В тихом озере грез, растворялась почти без следа.

И осталась любовь, как и творчество — все под запретом.

Тройка резвых коней уносила в тот лес навсегда.

Пусть расступится тьма, и звезда все яснее во мраке.

И усталое время сдается в порыве мечты,

Что написано нынче, какая-то вечная драма.

Заставляет на миг замереть у опасной черты.

И лететь или падать? Неведомо это до срока

И луна серебрится, над лесом повиснув опять.

И усталые кони, они улетели далеко.

Не вернуться оттуда, и тебя мне уже не обнять.

Дриада. Чарующая мир

Когда костры погасли в час рассвета,

И юноши отправились домой.

Дриада, как веселая комета,

Кружилась над уснувшею землей.

Она еще побеги чаровала

И помогала бабочкам порхать.

Она еще, забывшись, колдовала.

И так хотелось ей самой понять.

Откуда эта страсть и эта нега

Рождается, и хочется взлететь

И странный мир, где пух-подобье снега,

Ей помогал и колдовать и петь.

Какие-то незримые создания

За ней стремились в этот дивный час,

И где-то там прощенье и прощанье

Вдруг окрылено проступали в нас.

О, дивная, о чудная природа,

Своих богинь ласкает и живит

Души уснувшие радость, до восхода

Дриада над землей моей кружит.

И рыжая пленительная дева

То с Паном разговаривает вновь.

То юношу, идущего несмело, обнимет

И пленит его любовь.

И он уже не ведает какая

Иная сила может нам помочь.

Но Гелиос спокойно выступает,

И раздраженно отступает ночь.

И только там, где облако и сила

Неведомая снова нас чарует.

Дриада, так пленительно красива,

И в час рассвета, как она ликует!

Волки. Вещий сон

Этой ночью мне снились волки,

растревоженные луной.

Этот путь был в пустыне долгим,

только призрак мечты со мной.

В этой полночи маг усталый

не смыкал до рассвета глаз,

И русалка во мгле плясала,

и я слышала древний сказ,

О таких прекрасных и юных

девах в полночи, в тишине

Этой ночью мне снились волки,

и стремились они к луне,

И в глазах их таких печальных,

было много силы лихой.

И давно завладевший тайной,

чародей потерял покой.

Эти сказки и эти мифы

расскажи нам в такой тиши.

Снова где-то кружили птицы,

и любви отдавшись в глуши,

Нас не слышали те, другие,

лес все тайны от глаз укрыл,

Только волки устало выли,

и душа, лишенная сил,

Оставалась такой печальной

и такой далекой была,

И бессильная боль и тайна,

и уже лишенный тепла,

Он метался, он знал, что скоро

та стрела или острый нож

Прекратит с этой жизнью споры,

от судьбы своей не уйдешь.

И в просторе, залитом светом,

и в печали немых затей

Только волки воют об этом.

И молчит во тьме чародей.

Это сказка не будет долгой,

устремится во тьму душа

Этой ночью мне снились волки,

и лежала я, не дыша.

И куда-то спокойно даже,

Берегиня во мглу плыла.

И потом она мне расскажет,

как любила и как жила.

К миру дивному прикасаясь,

и теряясь в его глуши,

Понимаю, что мы остались

и без сказки и без души…

Но однажды она вернется, в

этом блеске ленивых лун,

И очнется, и рассмеется

чародей, он красив и юн

Белый волк вдруг шагнет навстречу,

снова скажет: — Я пригожусь.

Снова вспыхнут звезды, как свечи,

и вернется, очнувшись, Русь.

Сага о чародее Волхве

Я волк одиночка, не стать мне послушным щенком,

У ног твоих снова замру и растаю вдали.

Но кто-то еще приручить все пытался волков,

И кто-то хотел подарить эту прелесть любви.

Я волк одиночка в просторе безбрежном степей,

Холодная влага мне лапы омоет и снова,

Я буду метаться и выть на луну — я ничей,

Меня не пугает каприз и не ранит вдруг слово.

Едва повстречав тебя, я попрощаюсь опять.

И буду в тревоге, и буду в пути я и знаю.

Не быть на цепи, нет, мне Велеса снова встречать,

И в схватку идти, эти вольные дни вспоминая.

А где-то в тумане растаяли верные псы,

Князья и девицы их снова зовут за собою.

Погладят, прогонят, свободу швырнув на весы,

Я волк, а не пес, в этой схватке не сдамся без боя.

Но если однажды мне стать суждено на пути,

Тогда берегись и молись, о, красавица злая.

Легко загрызу, пока когти и даже клыки

Мне служат исправно, я жалости больше не знаю.

Пусть пес заскулит, и заслышит мой вой вдалеке,

Пусть воин оружие снова в тумане хватает.

Я волен и зол, не вести меня на поводке.

Что гнев и ласк, я знаю, любовь убивает.

Но кто-то еще приручить все пытался волков,

И кто-то хотел подарить эту прелесть любви.

Я волк одиночка, не стать мне послушным щенком,

У ног твоих снова замру и растаю вдали.

Снежный волк

А если родился ты вольным, как яростный ветер,

А если и боги тебя приручить не сумели,

Тогда ты остался один на заснеженном свете,

И снова забылся, и где-то растаял в метели.

О, снежный мой волк, ты ушел в эту тишь от Кащея,

Ты гордо Стрибога оставил, а как он ярился.

А что тебе снилось? В тумане отчаянный Велес,

Но он на земле и в медведя опять превратился.

Ты ждешь его где-то, в лесу заповедном скучаешь,

И снегом пушистым швыряет Кащей в тебя снова.

И только в тиши сам Стрибог тебе песни слагает,

А Велес не видит тебя, он устал и взволнован.

К весне он очнется, увидит там снежного волка,

Встряхнет тебя снова и спросит: «Ну что ты, дружище,

Зима была лютой, ты ждал возвращения долго,

Пусть белый мой зверь среди серых товарищей рыщет».

И волк встрепенулся, встряхнулся и гордо шагает,

И светлые души несет он во тьму одиноко,

Он многое видел, и ласку пурги вспоминает.

И песню метели, и вьюги отчаянный рокот..

А если родился ты вольным как яростный ветер,

А если и боги тебя приручить не сумели,

Тогда ты остался один на заснеженном свете.

И снова забылся, и где-то растаял в метели…

Я должна это сказать. Пробуждение

Когда улетали волшебные сны в неизвестность,

И небо светлело, и было легко, но тревожно.

В душе оставалась и тихая нега и нежность.

И осень кружилась, и было понять невозможно,

Какие там знаки нам Пряхи еще посылали.

Кто узел развяжет, так ловко затянутый Ладой,

Но птицы и листья летали еще и летали.

И яблок волшебных знакома была нам услада.

Яга чаровала снега, Берегини кружили,

И первая вьюга покоя душе не давала.

Скажи мне, мой ангел, в каком мы столетии жили?

Я точно не знаю, но сказка опять воскресала.

Мы очень любили те нежные сны, и стихии,

Мы были спокойны в лесу, занесенном листвою.

Веселые черти нас снова во мраке кружили.

И вновь просыпались цари, и стихии, и воины.

И что нам реальности холод, и что нам печали,

Когда и Кикимора с нами — судьба и надежда,

Кострами украсим мы землю, совсем не свечами,

И дальние звезды блестят, и отбросив одежды,

Прекрасные девы очнулись от сна и в тумане

Тела им сияли и были счастливыми лица.

И древняя Русь никогда нас с тобой не обманет,

И чудная сказка все длится, и длится, и длится.

Начало ее затерялось в прозрачном тумане,

Не будет финала у этой истории дивной.

И с нами любовь, и надежда души не обманет,

Мы живы в его Лукоморье, мой ангел, мы живы…

И пусть успокоится гений, ушедший до срока,

И злой Черномор нас с тобой усыпить не посмеет,

Руслан пробудился и в Ирии где-то высоком,

На белом коне он над Русью проснувшейся реет.

И лес заповедный, и Ирий, и Пекло очнулись,

И чары распались, и карлик уносится лютый,

Волшебные сны и преданья к нам снова вернулись.

Живет Лукоморье, нас Лада по-прежнему любит

Пленники любви

Золотистая страсть уплывающих мимо видений.

Эта нега и власть, эта сила волшебных сомнений.

Ждет Тристана Изольда, волшебнице снова не спится.

И холодная осень в закрытые двери стучится.

Королевою стать, полюбив его ты не хотела,

Но внезапная страсть королем в этот миг овладела,

И угрюмый Тристан повезет тебя снова куда-то.

Что осталось — лишь стон, только боль и беда, и утраты.

О, Изольда моя, что же делать там царствует осень.

И понять короля ты могла бы, да кто тебя спросит,

Только хмурый Тристан пьет угрюмо, о чем он тоскует,

И жестокий обман над любовью легко торжествует.

А король, он влюблен, да и как им в тебя не влюбиться,

Эта нежность и сон, это осень, как дивная птица,

Как котенок в тиши веселится, не зная покоя.

Золотистая страсть, что сегодня случилось с тобою.

И в сиянии лун к королю поспешила невеста,

А Тристан, он угрюм, он уходит, и нет ему места,

Как же страшно отдать, как потом еще жить и смеяться,

Только осень и страсть снова принцу в печали приснятся.

Золотистая страсть уплывающих мимо видений.

Эта нега и власть, эта сила волшебных сомнений.

Снова хмурый Тристан, пьет угрюмо, о чем-то тоскует?

И жестокий обман над любовью уже торжествует.

Волшебная ночь. Сказка начинается

Волк снова к жилищу пришел в этот час роковой.

И слышали духи в снегах этот яростный вой.

— Но кто там не спит? — усмехнулась устало Яга, —

Иди-ка впусти его, там и мороз и пурга.

— А нечего шастать, — ей кот отвечает во тьме.

— Открой ему двери, пришел он, я знаю, ко мне.

И кот навалился на дверь, и открылась с трудом.

И волк, разгребая завалы, протиснулся в дом.

— Чего тебе, серый, я вижу, что снова не спится.

— Заснешь тут, пожалуй, там Ний полоумный ярится.

Чертей разбросал, и Кощея на цепь посадил,

Пришел, чтобы сказать, что бороться не хватит вам сил.

Весны не наступит, он снова собрал чародеек.

И снова колдует, на что-то еще он надеется.

— А пусть похлопочет, и что нам его кутерьма.

— Весна не наступит, и вечною будет зима.

— Да, это случится, но только не нынче, мой друг,

И странные лица сквозь стужу являлись им вдруг.

— Да кто это снова? — взмолился рассерженный кот.

Князья просыпаются, время для них настает.

И снова колдует старуха в тиши у огня.

И лес заповедный, все вечные тайные храня,

В немом оцепленье сраженья великого ждал

И волк растворился, и холод всю землю сковал.

И нет никого, только волка следы на снегу.

А кот и старуха все слушают эту пургу.

И тени героев бесшумно уносятся прочь.

И длится, и длится волшебная зимняя ночь.

Ведьмы и колдуньи

Мы вольные ведьмы, нам власти не надо,

Берите ее вы опять.

Но только потом, под дождем камнепада

Не хнычьте, не смейте роптать.

Мы вольные ведьмы. Врагов мы прощаем

Но помним все их имена.

И то, что вернемся, мы вам обещаем.

Мы были во все времена.

И будем сегодня в те лучные ночи.

В глуши дураков обращать

В мышей и лягушек, мы мирные очень.

Но мы не умеем прощать.

И прежде чем вы нас учить захотите,

Отмерьте семь раз и тогда.

Ругайте, склоняйте, и снова учите.

И страх потеряв, господа

Нам снова покажут, где раки зимуют,

И сами окажутся там.

Мы вольные ведьмы, пока мы шуткуем,

Но можем серьезно и к вам

Явится в тумане, средь ночь метельной,

И Аннушка масло прольет.

Мы мирные ведьмы, но мы прилетели

К обидчикам, кто нас убьет?

И словом и делом ответим достойно.

Пощады не стоит просить.

Мы мирные ведьмы, но будьте спокойны.

Мы сможем вам всем отомстить.

И снова приснится в глуши Маргарита,

И сбудется дивный тот сон.

И воет, как волк. наш Латунский побитый.

А Мастер опять отомщен.

Мы мирные ведьмы, чего ж вы хотели,

К штыку прировнявши перо.

Молчите, конечно, ведь мы прилетели

Всем бурям и бедам назло.

Мы поле засеяли, зубы драконов

Уже прорастают в глуши.

Мы мирные ведьмы, мы девы влюбленные

Но в ласках порой задушить

Не долго, не знали, так будьте спокойны,

Не трогайте спящего пса.

Летит Маргарита, ответит достойно.

Мы можем творить чудеса…

Моя Берегиня

Бродит дева по миру иллюзий и снов,

И она так нежна и прекрасна

Берегиня моя, мир осенний суров,

Этот воздух лучистый и ясный.

Поэтесс своих снова бессмертная Русь

Так радушно встречает блинами.

Остается в душе этой осени грусть,

Но костер все горит перед нами.

Это древняя память и вечная боль,

Светлой радостью нынче предстанут,

Среди листьев все кружится Лада — любовь,

Леля с Живою в танце восстанут.

Листопад — это тихая песня любви,

Улетевшая в Ирий до срока.

Но и в лютую стужу, от мира вдали.

К нам богиня не будет жестокой.

Пусть во мгле остаются огонь охранять

Наши духи и предки здесь с нами,

В душах пламя того золотого огня,

Снова сказки звучат вечерами.

Снова пряхи небесные в то полотно

Добавляют чудные узоры.

И отступит Кощей, он уйдет все равно

И Ярилу дождемся мы скоро.

А пока с нами будет парить Коляда,

А в метели и радость и нежность

Над заснеженной Русью царила всегда.

И пленила ее безмятежность.

И всегда Берегини в израненный мир

Возвращались, я знаю, Марина.

Благородный наш Велес колдует над ним

И заклятий осталась лавина.

Потому не погасит и Сварга огонь.

Мы сгорим и опять возродимся,

С нами Велеса мудрость и Лады любовь.

И мы древнюю Русью гордимся.

Снова викинги снятся в просторе морей

Будущее в прошедшем

Золотистые сны этой осени нежной,

Вдохновенье дарили, приносили надежду,

И стихи, словно листья с деревьев срывая,

Вдруг влетали в окно и со мной оставались.

И хотелось любить эти дивные дали,

Разноцветное счастье украло печали.

Я счастливой была в эти лунные ночи.

И мне снились печальные темные очи.

И конунг выходил, словно бог, из пучины,

О, всевластный Нептун с дивным ликом мужчины!

Не о принце с тобой мы, мой ангел, мечтали,

Появился властитель, и синие дали

Океана любви и надежды оставил.

Мой любимый хандрил, мой любовник лукавил.

И тогда я прильнула легко к властелину.

Эта осень уносит куда-то в пучину.

Наши предки в ладьях приходили оттуда,

Вот и осень явила нам дивное чудо.

Море страсти и нежности снова во мраке,

Мы готовы и к творчеству, милый, и к драке.

За себя и за мир, мы готовы сражаться,

Словно листья, ладьи там устали качаться.

И уводят нас снова в безбрежные дали,

Капитаны, забыв о извечной печали.

Мы в открытое море выходим спокойно.

В нас живут и поэты, и боги и воины.

Снежные сказки

В метели рождаются белые сказки.

И чудные рифы витают там снова.

Какие-то звезды, какие-то маски.

А мир так прекрасен и странно взволнован.

Как будто мы снова любовь и страданья

Оставили где-то в ту тихую осень.

На холст этот белый наносим признанья.

И дивные лица спокойно наносим.

Нам больше не надо скрываться от мира.

Он примет такими, какими мы будем.

И только поэтов веселые лиры

Усталые души сегодня разбудят..

Откуда, скажи, вдохновенье такое.

Оно — миллионы веселых снежинок.

И белая, белая площадь спокойна.

Поэтов и муз там опять поединок.

И в дивном полете кружилась округа.

И где-то во мраке враги онемели.

Объятья влюбленных с тоской и испугом

Печальные демоны тают в метели.

Какие-то звезды, какие-то маски.

А мир так прекрасен и странно взволнован.

В метели рождаются белые сказки.

И чудные рифы витают там снова.

Кредо Сказочницы

Я просто пряду эту пряжу во мраке,

Истории снова припомнив сплетенья,

Я просто поведать хочу вам о драме,

О радости дивной, о свете горенья.

Да что нам и эти и те — понимаю.

Мы живы в заснеженном этом просторе.

Я просто истории снова слагаю.

Они бесконечны, и дивное море,

То мага на берег забытый бросает,

То в шкуре медведя сам Велес явился,

И кто-то в тиши в забытьи умирает.

Звезда загорелась — там кто-то родился.

Пусть снова во мгле суетятся другие,

Играют словами, клянут и пророчат.

Но где-то за бурей, в метели, в пустыне,

Опять медвежонок спешит этой ночью.

Он ввалится в дом, чтоб немного погреться,

И спорят там волк так забавно с котом.

Старуха готовит нам ужин, и сердце,

Опять замирает, все будет ладом.

Все тонет в тумане, но вечные сказки

Врываются снова, и ждут нас порою.

Огонь, медовуха, и нежность и ласка.

И Древняя Русь все царит, и откроет

Нам вечные тайны и дивные песни.

Усталая вьюга поет и проречет.

Земли нет прекрасней и сказок чудесней.

Узоры снежинок в бескрайности ночи.

Строптивая наложница

Под сводами забытого дворца,

Угрюмый шах опять меня встречает,

И в этом сне не разглядеть лица,

Но требует он сказку и скучает.

И знаю я, как он бывал жесток,

Когда его капризы не исполнят.

О тихий ужас, о немой восток,

Но я молчу и ничего не помню.

И где-то там, вдали его враги,

Пред этими очами замирают.

Наложница попросит: — Помоги,

Спаси от гнева, и уже играют,

Какие-то мелодии звучат,

Как паутиной душу обнимая,

И на ковре расположился шах,

Я отстраняюсь, ничего не зная,

И вдруг из тьмы приходит рыжий кот

Баюн, откуда, и у ног ложится,

И сказка здесь, и музыка плывет,

И замирает раненная птица,

Ночь пала, как наложница, во мгле,

Не дышит больше, тьма и голос дальний.

И где-то тени бродят по земле,

Но кто там? Это князь славян печальный

Он проиграл и потерял свой мир,

Он только мстить решает, мой воитель.

А хан молчит, среди стихов и лир,

Так грустен этот темный победитель.

А их не судят, это знаем мы,

В плену, во сне, очнуться мне едва ли,

Под сводами пустынными тюрьмы,

Славянские вдруг песни зазвучали.

Я спасена, наложницы толпой,

Вдруг окружили, и поют, как птицы,

— Ты молодец, мы все теперь с тобой.

Но плен есть плен и что мне веселиться?

И если бы не этот рыжий кот,

Я поднялась б на башню в час рассвета

И прыгнула, чтоб ощутить полет,

В последний миг в песках растаяв где-то.

И ни следа, ни стона, ни тоски,

В тюрьме своей я не оставлю. милый,

Как даль туманна, и как дни горьки,

Мой светлый князь, я так тебя любила

Сказки зимнего леса

Сказки зимнего леса пленили своей красотой,

Мне рассказывал Леший, что лес умирает зимой,

Засыпают нам звери, и змеи уходят от нас,

Только стало теплее от сказок, рожденных сейчас.

Снежный кот потянулся, и что-то мурлычет тайком,

Белый волк мой вернулся, к огню он уселся, о нем,

Кот с Ягой говорили, и слушали мышки, шурша,

Мертвый лес оживили. В нем осталась душа.

Там Кащей проносился, и снова медведя ругал.

Мертвый лес озарился, и волчонок в снегу замерзал.

Подхватил его Банник, и в баню уносит тайком,

Он с Кощеем не сладит, волчонок играет с щенком.

И мороз им не страшен, и так веселит их огонь.

В белой шубке устало одиноко бредет средь снегов,

Это кто? Василиса, сбежала она из дворца,

И опять веселится, мертвый лес не пройти до конца.

Это зимняя сказка — пылает костер на снегу,

Волк взирает с опаской, щенок утопает в снегу,

Но несется к ней снова, снежный кот потянулся туда.

Мир оживший взволнован, его не пугает беда.

Если духи и звери мертвый лес не оставят вовек,

То, теряясь в метели, тепло там найдет человек.

Даже в ярости вьюги, он светлые видит миры,

Сказки зимнего леса — иллюзии снежной игры.

Смерть Волхва

Упал чародей, на заснеженном поле остался,

На небо взглянул, с этим миром легко попрощался.

Он знал, что вернется, изжив и тоску и печали,

И яркие звезды последним салютом сверкали.

И дивно белело бескрайнее снежное поле,

Он столько служил им, и с ветром отчаянным спорил,

Он вместе с князьями ходил на пиры и в походы,

Но где те князья, да и силы его на исходе.

И темная птица, и волк в этот лес заглянули,

Чтоб снова проститься, и в Ирий спокойно вернуться.

Он смотрит на небо, и знает — дорогу осилит.

И черные птицы, как вражьи стрелы, носились.

А он усмехнулся, остался за гранью внезапно,

Какой-то колдун все кружил и легко и азартно.

Уход в возвращении, в рождении начало ухода,

Морена взглянула, отпрянула Нию в угоду.

Владеющий тьмой в этом поле коня остановит.

— Ты нынче лишь мой, это Велес скулит и злословит,

Тебе не подняться, тебе не осилить дорогу,

Старик, ты устал, и послужишь лишь черному богу.

И в этой усмешке такая жестокая сила,

Волк воет протяжно, и темная птица носилась,

И тот, кто казалось, от снега не сможет подняться,

Рванулся в просторы, и начал над Нием смеяться.

Такое ль терпеть в тишине, в пустоте Властелину?

Коня он хлестнул, поднимая там снега лавину,

Но Лада с небес протянула свой пояс внезапно.

Ушел чародей, усмехнувшись с тоской и азартом.

Конь черный и всадник останутся яростно в поле,

И с кем-то еще Властелин в это время поспорит,

Но больше не видели в мире немом чародея,

Он там, в небесах, это знали и люди и звери.

Он вместе с князьями ходил на пиры и в походы,

Но где те князья, да и силы его на исходе.

Он знал, что вернется, изжив и тоску и печали,

И яркие звезды последним салютом сверкали.

Сон о скифах

Скифы врываются в мир моих снов запоздало.

Небо чернеет, там дикая лошадь заржала,

И уносились куда-то в пучину сомнений,

И не искали любви, тишины, вдохновенья.

Странная встреча, почти на границе разлуки,

Скифы летели, мелькали их руки и луки.

Стройные девы в плену и любви, и печали,

Наши сомненья и наши тревоги встречали.

Что это? Сон. Не пора ли уже просыпаться?

В голосе звон, в этом ливне чего нам бояться?

Смотрит мой брат, и просятся в полночи мимо

Снова скитальцы у стен покоренного Рима.

Пали империи, их даже боги бояться.

Вот ведь не верили, но не могли удержаться.

Так и в сомнении, и в тишине небывалой,

Кони и воины, где это с нами бывало.

В жизни какой, у какой и звезды и утехи,

Гордые скифы, мелькнули во сне и померкли,

Снова князья у огня, и в сиянии лунном,

Вижу тебя, ты такой и красивый и юный.

Падали звезды, им больше огня не хватало,

Луны и грозы веселая полночь встречала,

Только в тумане, в плену тишины и покоя,

Дивные кони выходят опять к водопою.

Как Медвежонок и ежик листья спасали

Листья летят, как птицы,

чтоб за теплом угнаться,

Только ветер их снова

швыряет куда-то в грязь.

Листья летят, как птицы,

где-то в тиши резвятся,

И в листопаде снова

русалки танцуют вальс.

— Видишь, как все красиво, —

твердит в тиши медвежонок,

Осень — такое чудо,

хочется только спать.

Ежик с пенька в тумане

смотрел опять на влюбленных,

Листья ловил он в лапки,

разглядывал их опять.

Сказочный лес вдруг ярко

солнце на миг осветит,

Только без листьев клены

голые так грустны,

— Но ничего не сделать,

ветер, играет ветер,

Мы с листопадом, мишка,

смириться с тобой должны.

Ежик вздохнул устало,

и погрустнел немного,

Что это там за чудо,

дюжина листьев вдруг

— Я их пришил к деревьям,

чтобы ветер не трогал.

И ничего не сделает,

пусть они поживут.

Только Стрибог резвиться,

осенью этой снова,

То налетает дерзко,

то отойдет тайком,

Листья опять на ветках,

грозный зол и взволнован,

— Кто это с ним играет,

кому это все нипочем?

В полночи затаился,

молча на клен взирает,

Ежик и медвежонок,

снова там при луне

Листья пришили к веткам,

умаялись, отдыхают,

песенки распевают

в полночи, в тишине.

Что с ними делать было,

молча махнув рукою,

Грозный властитель ветра

мечется и молчит.

Ежик и медвежонок

за листья теперь спокойны,

Да и у клена нынче

вовсе не голый вид…

— Видишь, как все красиво, —

твердит в тиши медвежонок,

Осень — такое чудо,

хочется только спать.

Славно мы потрудись, —

ежик твердит спросонок,

Листья им машут с веток,

осень в лесу, благодать.

Танец чародейки

Перед тем как заснуть в пелене снегопада,

Затеряться в метели, забыв о тепле,

Танцевала Ажбета, и свет листопада

В этой музыке дивной пробьется ко мне.

Это просто усталая осень дарила,

Нам эротики прелесть, забыв о дождях,

Это дивная ведьма над миром парила,

И стремились мы к ней, что печали и страх.

Что с тобой, ты придумана мой и воспета,

Но сегодня не я, это ты в тишине

Свои дивные сказки слагаешь, Ажбета,

И сокровища снова откроются мне.

Будет там и любовь и мечта, и отрада,

Мы по листьям с ученым котом побрели

В тишину и покой засыпавшего сада,

Только в небо смотрели, и нам до земли

Больше не было дела, эротики нега

И веселая песня Стрибога вдали

Что осталось — лишь танец забытого снега,

Поздней осени прелесть понять мы смогли.

Перед тем как заснуть, затеряться, забыться,

В ожиданье весны, в ожиданье тепла,

Ты явилась, чтоб в танце беспечно кружиться,

Ты из снов и сомнений сюда к нам пришла.

И теперь никакая другая богиня

Не способна тебя от меня отлучить.

Там, где Русь, там живет и поет Берегиня

Все метели способна она укротить.

Песня богини ночи

И черной пантерой по белому снегу,

Проносится зрелость моя виновато,

Врезается в синее небо с разбегу,

Летит, позабыв притяженье куда-то.

Я знаю, в объятиях дивной пантеры,

Останется нынче юнец и старик,

И будут им сниться ночами химеры,

И стан ее гибкий и яростный рык.

И что все земные сознанья для страсти,

Когда развалилась на белом снегу,

И в этой стихии и яростной власти,

За нею там барсы покорно бегут.

И лишь зарычит, говоря о прощанье,

И больше не станет гоняться за страстью.

И черной пантерой душа так отчаянно

Стремится и к свету, и к неге и к власти.

Останутся кошки в плену ее снова,

Останутся в ярости волки степные,

А мир так испуган, а мир так взволнован,

Пред грацией этой пасуют иные.

Судьба моя черной пантерой несется,

Забывшая свет, презиравшая ласки.

И снится ей снова погасшее солнце,

И смотрит на мир с торжеством и опаской.

Снежная роза. Красавица и чудовище

Она цвела упорно до мороза,

Страх потеряв, чего еще бояться?

Прекрасная, изысканная роза,

Морозу продолжала улыбаться.

Когда Кащей пронесся над полями,

От древней дикой лютости зверея,

Над белыми, холодными снегами,

Вдруг роза заалела, для Кащея.

Сначала он виденью не поверил,

Умерил пыл, спустился к ней поближе,

И боль, и ярость вдруг в душе Кащея

Обнажена: — Люблю и ненавижу…

Коснулись пальцы скрюченные розы,

Глаза его бесцветные слезились,

И тихо побелела от мороза,

И лепестки от холода скрутились.

— Вот так весь мир, — хрипел Кащей устало, —

Меня завидев, умирал внезапно.

Но роза и жила и трепетала

В каком — то сне и пламенном азарте.

Чудовище становится добрее,

И схлынули ужасные морозы,

Когда в тумане, где поля белеют,

Вдруг поступает пламенная роза.

Зачем она опять пылать готова?

Чтоб усмирить жестокого Кащея?

Но он дохнет, и заморозит снова.

И все-таки она в снегах алеет.

И мечется опять в бескрайнем поле

Старик усталый, ветер обгоняя.

Что стало с ним? Тоска, найти он хочет,

Цветок прекрасный, пусть тот засияет.

Прекрасная, изысканная роза,

Кащею продолжала улыбаться,

Она цвела спокойно и в морозы,

Она умела с холодом сражаться…

Кони тают в тумане

Мчатся дивные кони, тихо тают в тумане,

Возвращается страсть, и любовь меняя манит.

Нас опять окружают дивных викингов песни,

Это старые мифы в поднебесье воскресли.

И князья удалые будут к нам благосклонны,

И проносятся кони, и глядят удивленно

Там волхвы молодые, нет пленительней магов,

И еще остается, и любовь и отвага.

— Что ты снова за саги, нам бы надо про чувства,

Но опять побеждает, и любовь и искусство,

И прекрасные девы нас во мраке встречают.

И родные напевы снова нас окружают.

Кто там — свет этот дивный? Там красавица Лада,

Где-то в шелесте ливня и любовь и отрада,

Это Русь дорогая, в дивном свете и звоне,

И несутся куда-то наши легкие кони.

Мы встречаем их снова в тишине на рассвете,

Мир прекрасный и новый, только солнце осветит,

Это гордая ведьма там с русалкой воркует,

Все растаяло где-то, только Русь торжествует.

Никаким басурманам, ты уже не подвластна,

И не взяли обманом, пусть старались напрасно.

Там волхвы молодые, нет пленительней магов,

Нам еще остается и любовь и отвага.

И прекрасные девы нас во мраке встречают.

И родные напевы снова нас окружают,

Возвращается страсть, и любовь тебя манит,

Мчатся дивные кони, тихо тают в тумане

Сон о белых конях

Мне снятся кони белые, как снег,

Летящие, как птицы в миг заката.

Из дома в этот час выходит дед,

Коня седлает и спешит куда-то.

Он молод и красив и он влюблен

В какую-то надменную полячку.

Не остановит колокольный звон,

И бабушка в тиши так тихо плачет.

Что это было? Только странный сон,

О чем они меня предупреждали?

Мне снятся кони дивные, и звон

Каких-то колокольчиков и дали.

А в озере прозрачна так вода,

И так красиво солнце в миг заката,

Как жаль, что не была я никогда

В том мире, влюблена и так крылата.

Мне снятся кони белые в тиши,

И пусть они умчат меня куда-то,

Мы все душой в тот дивный мир спешим,

Но как страшны страданья и утраты.

Из дома в этот час выходит дед,

Коня седлает и спешит куда-то.

Мне снятся кони, белые, как снег,

Летящие, как птицы, в миг заката.

Кони и ангелы

И ржали кони, в сны мои врываясь,

Когда хрипели барды о любви.

И ангелы с небес легко срывались.

И тихо где-то таяли вдали.

Нет, мы о страсти в те часы молчали,

Ее переживая вновь и вновь.

Врывались кони и куда нас мчали.

Когда на поле пала снова ночь,

Как черный плащ, чтоб тело обнажая,

Всю гибкость только князю и явить,

И танцевала женщина босая,

И листья шлейфом золотым вились.

И тайна знаков в золоте узоров,

Невидима, но так ему ясна,

Мой князь погибнет в страшной схватке скоро,

И в милый Киев вновь придет она.

Отторгнута, забыта и воспета,

Дочь Ярослава больше не поет,

И снится мне опять Елизавета,

По желтым листьям в пустоте плывет.

И только Велес выйдет из тумана,

Свою княжну он заберет с собой,

И с ним уже Анастасия, Анна,

И только странной девочки любовь

Ему ясна, страстна и так понятна,

Он сам страдал от страсти роковой,

И ржали кони, и несли куда-то,

Страстей накал, и встретил мир иной.

И пели там о снежной королеве,

А здесь о рыжей девочке рыдали.

И к нам летели дивные напевы,

И где-то в тихой осени пропали.

Пробуждение Домового

В занесенной снегами избе

Домовой пробудился от сна.

И в сугробах, представьте себе,

спит, как белая кошка, весна.

Растянулась и в пасмурной мгле,

видит странные дивные сны

Домовой пробудился в избе,

и гадает, когда им весны

Ожидать, не стихает пурга,

лишь огонь так устало трещит.

И к жилищу подходит Яга,

белый волк, он завыл от обид.

Разбудили беднягу и вот,

никого, ни еды, ни жилья

Сладко спит в тихом сумраке кот.

В вязи сказок тонула земля

Духи снова вернулись в наш мир.

И повсюду видны очертанья.

И реальность исчезнет на миг,

и проснутся былые преданья

Кот Баюн убаюкал метель,

но устал и прилег отдохнуть.

Тихо скрипнула старая дверь-

и мой дедушка снова вернулся

Там у Банника черти дрались,

и Кикимора песню тянула.

Все теперь у огня собрались —

тени, души, и вьюга заснула.

И в тиши эти сказки опять,

я гусиным пером записала

Чтобы новую книгу начать,

там, где вьюга весь мир обнимала.

В занесенной снегами избе,

в полумраке реальность отступит.

Белый кот, в каждой новой судьбе

дух славянства однажды проступит.

И тогда в тишине у огня

Леший снова дымит самосадом,

И метель все глядит на меня,

укрывая весь мир, снегопадом.

Мы любуемся, ночь так тиха.

И для счастья не много нам надо

За строкою ложится строка,

и надежда живет и отрада.

Коты Лукоморья

У котов Лукоморья распрямляются крылья в тиши,

Это рыжий Баюн к нам из сказки опять прилетает.

Напиши этот мир, и его ты узнаешь в тиши,

Если где-то в сиянии ночи огня не хватает.

Мы у дуба сидим и беседы ведем с Баюном,

Очень старую песню он снова во мраке заводит.

И забыв о реальности, снова мы в мире ином,

Как смеются русалки и кружатся там в хороводе.

Кот как птица парит, и находит к реальности путь.

И какая прохлада, огонь и печаль без границы,

Мы устали в пути и присели на миг отдохнуть,

В той безбрежной долине, коты пролетают, как птицы.

Напиши этот мир, и его ты узнаешь в тиши,

Если где-то в сиянии ночи огня не хватает,

У котов Лукоморья распрямляются крылья в тиши,

Это рыжий Баюн к нам из сказки опять прилетает.

Девы — птицы

Это птица удачи парила над миром иллюзий,

И срывалась и падала, и поднималась опять.

И ее забывали строптивые грустные люди.

Разучились смеяться, они не умели мечтать.

Их угрюмые лица пугали ее и терзали,

И она улетала, но вновь возвращалась в наш мир.

И какие-то сны и видения нас чаровали.

И опять возвращался мужчина, печален и сир.

Но в оставленном доме ему не нашли тогда места,

Был он где-то вдали, и тонули в тиши облака.

Кто там снова остался? Вся в черном жена, а невеста

Так печальна сегодня и так от него далека.

Только птица надежда опять этот дом посетила,

Осветила весь мир, утонула в безбрежной любви.

Встрепенулся на миг, и была в нем великая сила,

Вот тогда и Недоля растаяла где-то вдали.

Поздней осенью вновь нас слепило внезапное солнце,

И какие-то люди спешили понять и помочь.

Это птица удача однажды, я верю, вернется,

И коснется крылом, и закончится темная ночь.

Сказка про Кота Баюна, Лягушку и Лебедь

Страдания кота Баюна

Сторожил лягушку для Гороха,

Ведь другой царевны не нашлось.

А вокруг болота и болота,

И лягушек столько развелось.

Только наш Горох решил жениться,

И его царевну подавай,

Снится вдруг то милая девица,

То лягушка, а коту страдай.

Чтоб стрела сюда не долетела,

Жалко мне лягушку от души.

Вот она заквакала, запела,

Так протяжно, жалобно в глуши.

Вот и думай, кот, ведь ты ученый,

Что лягушке лучше, царь Горох

Иль болота прелесть, огорченный

Ничего придумать я не смог.

Царь чудесит где-то не женатый,

И лягушка мается в глуши,

Только налетел Кощей проклятый

Заморозил все, и ни души.

Вдруг стрела оттуда прилетела,

И Указ иной мне царь прислал:

— Брось лягушек, пусть мне Лебедь белая

Спляшет снова, горе разогнав,

Где искать ее, куда стремиться,

В Пекло сиганула от царя,

Эта не лягушка, а девица.

Все страданья нынче были зря.

И покинул гиблое болото,

Сказку про лягушку сочинил.

Только все же грустно отчего-то.

Царь капризен, целый мир уныл.

Я сорвал кувшинку для царевны,

Пусть не роза, все-таки цветок,

Сел писать поэму вдохновенно,

Вот еще забота для котов.

Лебедь подхватила и уносит,

Собрались все в теплые края,

И душа моя простора просит.

В небесах забыл я про царя.

Жрица Перуна

Была обнажена и так прекрасна,

Что сам Перун ярился в небесах,

А ты пред ним бессильна и безгласна,

Но тот огонь любви и боль, и страх, —

Все резко в эту осень проступило,

И как Даная, золото дождя,

Ждала ты листопада, и взбесился

Стрибог, он не хотел отдать тебя.

И в ярости он листья обрывая,

Срывал, швырял на обнаженность тел,

И только жрица юная, нагая,

Все веселилась, верить не хотела,

Что нагота деревьев так прекрасна,

Что стало в мире пасмурном светлей,

Да не укрыться в золотистый праздник

От тех молниеносных ярких стрел.

И мечется по лесу, и смеется,

И плачет вместе с трепетным дождем,

Она потом очнется и проснется,

Когда в лесу останутся вдвоем.

О если б защитил ее Ярила,

Но он боится грозного отца.

И лишь волчица в темноте скулила,

Стрибог сорвал вуаль твою с лица.

Наряд из листьев, снег легко морозит,

Изгибы тела дивно хороши,

— Что там случилось? — Это просто осень

Сегодня веселилась от души.

Снежный вальс Коляды. Необъяснимое

И снова запели в тумане метели,

В них дивные боги кружились, летели,

И вечные песни над нами звенели,

И мы ощущали — любимы и живы.

И в танце небесном рождаются сказки,

В прохладе и песне, и свет их так ласков,

И сам Коляда — он в узорной коляске,

Врывается в мир, где метели кружили.

И гимны нам Велес подарит в метели,

Их белые птицы — снежинки пропели,

И бабочки страсти и снега летели,

И в танце веселом слетали — парили.

И Звездную книгу для нас открывая,

Он будет парить, о себе забывая,

Несется метель по следам, завывая,

Где души и звезды в просторе царили.

И люди, и духи, и души, и звери

Спешили на улицу, снова поверив,

Что в Ирий открыты небесные двери,

Что боги о внуках своих не забыли.

Откройте же Звездную книгу с любовью.

Мы встретимся нынче опять с Колядою.

И в танце метели, он станет судьбою,

Там мы над костром позабытым кружили….

И снова запели в тумане метели,

В них дивные боги кружились, летели,

И вечные песни над нами звенели,

И мы ощущали — любимы и живы.

От чаянья любви любейшая прохлада

В душе усталой вспыхнула в тот час,

И мы танцуем вальс в сиянье звездопада,

Когда лучи любви насквозь пронзили нас.

Радение о том ушедшем в даль мужчине,

И женщины влюбленной веселые глаза.

И пусть теперь мечта нас больше не покинет

От чаянья любви случилась там гроза.

Мираж старинных слов тревожит в миг заката,

И кажется, что вновь воскресли мы с тобой,

От чаянья судьбы, я знаю, виновата,

Но нас пусть озарит последняя любовь.

В сиянье волшбы так ярко звезды светят,

И голосов тот плеск, и волн ночная песнь.

От чаянья мечты нас тени ближних встретят,

Врата судьбы открыты, и нам туда успеть.

Пусть чары чародей свои нам дарит снова,

Пусть гусли в тишине напомнят о былом,

И вдруг я понимаю всю силу снов и слова,

И как могла недавно мечтать я об ином.

Пусть дивный звездный вальс в сиянье звездопада

Запомнится на век, а лучше на века,

Еще нам остается надежда и отрада,

Орать и до рассвета, оратай мой, пока

За горизонтом снова мне явятся иные,

Воскресшие от рабства, желавшие любить.

И снова Русь проснется, ты слышишь, мы живые,

Себя и мир прекрасный смогли мы воскресить.

И мы танцуем вальс в сиянье звездопада,

Когда лучи любви насквозь пронзили нас.

От чаянья любви любейшая прохлада

В душе усталой вспыхнула в тот час.

Внучка Волхва

На сером небе призрачные птицы

Все мечутся, как стрелы Перуна.

Скажи, мой друг, который век ярится?

И осень там иль ясная весна.

В печали нашей чудо откровенья,

И чья-то смерть нас странно отрезвит,

И все-таки в такие вот мгновенья

Язычницу мой разум оживит.

Уже бессильны немощные боги,

Которые не живы не мертвы,

Когда Перун резвится на пороге

Той осени, а может быть весны.

Когда в душе и радостно и странно,

И ясен этот миг и этот путь.

Когда твои слова, мечты и раны

Заре лишь красной в силу затянуть.

А кто пришел? Конечно же Ярило,

Мой дивный бог всем прочим вопреки

Проносится по небу горделиво,

Огонь зажжет во тьме и улетит.

В душе таится вязь прекрасной сказки,

Останется и торжествует Лад.

И мы живем без страха и опаски,

И в нас потомки наши воскресят.

Как мы ушедших воскресить готовы,

Когда природа дивная жива.

Язычница — любить могу я снова,

И воскрешать забытые слова.

«

Язычница-славянка

От чаянья любви, от части счастья,

Во власти грез, в тумане дивном сна,

Мы проживем с тобой и то ненастье,

Там звоны гуслей Леля — там весна…

Язычница, рабы укрыли лица,

И молятся о чем-то о своем.

А я пойду с Ярилой веселиться,

А я зову Купалу в тихий дом.

И пусть Услад лишает нас покоя,

Нет, не для сна та трепетная ночь,

Когда спустились к водопою кони,

Когда лишь Лада сможет нам помочь.

Рабы молчат, но трепетная сила

Потомков Рода вновь к огню ведет.

И с нами Русь таинственно-красивая,

И сам Перун свои посланья шлет.

Мы были немы, слепы долго были,

Нас заморозил дедушка Кащей,

Но вот и вьюги грустные отвыли,

Пришел Ярило, и спешим скорей

К огню, к воде. Славяне, наша сила

В покорности ли яростной судьбе?

Когда Даждьбог с небес светлил, и гривы

Коней его игривы, и к тебе

Бросал Стрибог, и в золотом сиянье

Предстанет снова Лада перед ним.

Язычница, и леса чарованье,

И огненным богам веселый гимн

Поет опять ожившая природа,

И огненные кони вдаль летят.

Пусть Берегини ждут ее прихода,

Пусть встанут рядом воин, волхв и князь.

И вот тогда неведомая сила

Нас никогда не сможет сокрушить.

Язычница — ты Русь моя, красиво

Привыкли мы на этом свете жить.

Тот свет? Пусть нас встречают девы-птицы,

И в Ирии мы будем Русь хранить,

Где воин, князь и Волхв готовы биться

За чудный край, в котором всем нам жить.

Ей не страшны угрюмые хазары,

И половцев коварных не боюсь.

Пока живешь ты в малом или старом,

Пока в душе ты торжествуешь, Русь.

Скажи, мой друг, который век ярится?

И осень там иль ясная весна.

На сером небе призрачные птицы

Все мечутся, как стрелы Перуна.

Пробуждение

И все еще любуясь снегопадом,

Как звездопадом призрачных миров,

Мы жили в марте, нежность и отраду

Дарил Ярило, мир был так суров,

И только страсть и нежность, как надежда

На то, что свет и радость впереди.

Весна соткала легкие одежды,

Но ведьма перепутала путь.

И чар ее небесных чарованье

Нам так хотелось в этот миг понять,

Что впереди лишь встречи и прощанья,

И дивный отблеск страсти и огня.

Жизнь — это плен иллюзий, снов и знаков,

Которые сумеем прочитать.

Тепло и холод и душа во мраке

Еще посмела верить и желать…

Сиянье звезд в снежинках отразится,

Поверить ты попробуй, что весна.

Но только мир разбуженный ярится,

И ярость эта так тебе нужна…

Напомнит нам, что страсть моя проснулась

И нежность так прекрасна и легка,

Душа от дивной музыки очнулась,

И рвется в снегопад и к облакам…

Мы жили в марте, нежность и отраду

Дарил Ярило, мир был так суров,

Проснусь, еще любуясь снегопадом,

Как звездопадом призрачных миров

Славянка. Гибельные страсти

Хан в ярости, она опять сбежала

И спряталась, не могут отыскать.

От холода наложница дорожала,

Но не вернется в темный мир опять.

Не пленница славянка, не рабыня

Утех того, кто мужа погубил.

Не отомстила, но вольна отныне

Искать приют среди чужих могил.

И там, где души умерших парили,

И не было в рассветный час живых,

Собаки вдруг отчаянно завыли

И замолчали, даже ветер стих.

И юноша, на ангела похожий,

Повел ее куда-то на заре.

И их увидел в тишине прохожий,

И к хану побежал, закат алел.

Каким казался этот мир кровавым,

Но нет, она свободы не продаст,

Догнал во тьме ее визирь лукавый.

— Хан в ярости, спаси, славянка, нас.

И только беззаботно улыбнулась,

На миг перед обрывом замерла,

Приблизился, она туда метнулась.

Упала в бездну, сразу умерла.

Хан позабыл, с другою развлекался,

Ему турчанка в эту ночь мила,

И лишь визирь на берегу метался,

Не верилось, что так она ушла.

Он бросил все, отправился к славянам,

Найти еще такую на заре,

И жил у князя дивной страстью пьяный,

И так среди костров его сгорел.

И где-то там на огненной поляне,

Средь берегинь металась эта тень,

Славянка и обманет и заманит.

И стал одним из них визирь теперь.

И души наши снова постигая,

Средь жриц угрю и яростен сидит.

А где-то над обрывом воскресая,

Княжна неукротимая парит.

И никогда не сможет покориться

Дочь Ярослава в этот странный час,

Не покорить, он может лишь влюбиться,

О как сердца влюбленные стучат.

А старый хан, турчанку обнимая,

Не ведает ни радость и ни страсть.

Когда есть все, чего еще желает,

И не взлететь и больше не упасть…

Пусть только тень парит в тиши над садом,

И бунт смирив, гарем томится вновь.

Не надо нам славянок, станет адом

Плененная славянкина любовь.

И эту непокорность отвергая,

И зная, что смириться с ней не смог,

Во сне она является нагая,

И рвется прочь, от страсти изнемог,

Дух испустил спесивый хан, в тумане,

В печали угасал его визирь.

И только тень обманет и заманит,

Туда, на Русь за страстью уходил.

А князь шутил, мечтая о гареме,

В объятиях жены искал утех.

Подлунный мир всегда несовершенен,

К чужим стремимся от своих страстей.

Змей Горыныч к нам идет. Славянские свитки

Вьюга сказки нам поет

Год Дракона к нам идет…

В поле снежное так рада

К нам спуститься наша Лада.

К ней бежит, резвясь в снегу,

Волк, с котом он на горбу,

Чудеса, и снега сколько,

Кот в сугроб свалился с волка.

Ищет Лада, ищет волк,

Но пропал в сугробе кот.

Отыскали, отогрели,

И в избу к Яге скорее…

Там блины и чай с малиной,

Буду сказки у камина…

Не допустим мы Кащея,

Он украсть у нас не смеет

Вечно юную девицу.

Снег за окнами кружится.

У огня сидеть отрада,

С нами волк и кот, и Лада.

По сугробам к нам идет

Дивный праздник — Новый год.

В окна Дед Мороз стучится,

Русь в тумане веселится.

Царь Горох в урочный час

Издает такой Указ:

— Змей Горыныч к нам идет.

Будет вам Змеиный год.

Черти, Банники хлопочут,

Праздник нынче будет ночью.

Ель в снегу стоит, вздыхая,

Ой, красавица какая.

И ее украсят звезды,

Жарко всем нам в день морозный,

Пусть Метелица кружится,

Карачун еще ярится,

Но бессилен старый дед,

Тьма отступит, будет свет.

Волк и Кот все ждут Кащея,

Соловей летит за нею,

За Снегурочкой куда-то.

Веселятся медвежата,

Духи ждут полночный час,

Будет нынче Змей у нас

Этим миром мудро править,

Нас удача не оставит.

Огненный и Змей Земли

За Горынычем пришли.

Вот из Пекла Черный Змей

Ния принесет скорей.

На поляне соберутся,

Искры — звезды, как салюты,

Не страшны драконы им,

Мы сверкаем и горим…

В этом снежном вальсе тонут,

Память только стоит тронуть,

Духи, звери и цари,

Снова Русь моя стоит —

Мир, укутанный туманом,

Скрытый островом Буяном,

Заповедный лес, медведь,

И заре над ней алеть…

И отступят все дурманы,

И над островом Буяном

Лукоморья вечен свет,

Тьмы и мрака больше нет…..

Год Змеиный, ковш по кругу,

Недруги растают, с другом

Песню дивную славян

Вспомнят Велес и Буян.

Дивный остров снов и света,

И Дракон над всей планетой

Новый год встречает вновь,

Черный, словно злая ночь.

А у нас Горыныч милый,

В нем и удаль есть и сила,

Как венец иных утех…

Со Змеиным годом всех….

Пусть Добрыня отдыхает,

Правит Змей, и дивно правит.

Вьюга сказки нам поет

Год Дракона к нам идет…

В поле снежное так рада

К нам спуститься нынче Лада,

Духи, волки и цари…

Там, где мудрый Змей царит,

Ждет удача и успех.

Со Змеиным годом всех…

Очнется Русь в былинном сне 21 мая Начало

Деревья — сказочные птицы,

а сад — как дивный остров грез,

И чародейка мне приснится —

легка, светла, в венце из роз.

И берегини в хороводе

взлетают в дивной тишине,

И так она ко мне приходит,

О, Русь моя, в прекрасном сне….

Там Леший бродит по болоту,

русалку где-то потерял,

Он все труды, и все заботы

чертям веселым доверял.

Балда там истинным героем

окажется в тиши ночной

Волк чародей так дивно воет

под золотистою луной

Там все стихи и все сказанья

на листьях записал мой кот,

О, золотая цепь преданья,

она уже не пропадет,

И дивны письмена — глаголю.

Пусть нам Кириллицы не знать,

Но этой Русью мы с тобою

гордиться будем и взлетать.

Когда душа твоя — Жар-птица,

а не безмолвная раба,

То с Берегинями кружиться

в лесу — теперь твоя судьба….

И там, в сплетении сказаний

бессмертие моей Руси.

Ожившие в душе преданья —

дар Велесов ты к нам неси.

Значки кириллицы стирая,

пусть Золотую цепь хранит

Мой кот Баюн, уж он-то знает,

как слово русское звенит,

И вместе с гуслями в тумане

лес заповедный встретит нас,

И только Велес не обманет,

и лишь Перун нас не предаст.

Мы внуки их и наша сила

в огне Жар птицы, в свет зари

Шагнет отчаянно Ярило —

даритель страсти и любви,

И есть прекрасная услада

свой мир от ворогов хранить,

Все ладно, если с нами Лада,

когда Стрибог струной звенит.

Над полем дивные былины

звучат, рожденные в огне.

Сильна, прекрасна и невинна,

очнется Русь в былинном сне…

Видения в снежном тумане. Моя Русь

Тихо вьюга скулила о том, что уже не случится,

Только души кружились, и падали белые птицы,

И снежинки надежд в наших снах растаят до срока.

Как легко это было и как это было жестоко.

Снег на лицах холодных в ту лютую зиму не таял.

Но была я свободна, душа в этот мрак улетала.

В белом мороке снов проступала иная эпоха.

Русь в созвездиях слов и сугробах тонула глубоких.

Но иные просторы как быстро она захватила,

Эта дивная песня, и канула где-то Россия,

Только вьюга и полночь еще во владенья осталась

И Снегурочка снова по снегу в тумане металась.

Эта страсть и надежда, и веры безмерная сила

Наша древняя Русь в 21 легко проступила.

— Что за чудо такое? — ты спросишь. А это не чудо.

Это белое поле и дивная Лада повсюду.

Не презренная ведьма, юна и прекрасна богиня.

Это в синие дали чужие от нас уходили.

Мы остались с тобой, мы иного прозренья хотели,

Только там, в поднебесье нам дивные девы запели

И осталась в тиши, где-то в поле, где снега лавина

Наша Древняя Русь, как прекрасна она и невинна.

Тихо вьюга скулила о том, что уже не случится,

Только души кружились и падали белые птицы,

Медвежонок и волк в той заснеженной дали парили,

Мы любили ту высь, и былины тогда мы любили.

Это русичей песня, и викингов дивная сила,

Это Древняя Русь в снегопаде беспечно кружила.

Перуновы птицы

На сером небе призрачные птицы

Все мечутся, как стрелы Перуна.

Скажи, мой друг, который век ярится?

И осень там иль ясная весна.

В печали нашей чудо откровенья,

И чья-то смерть нас странно отрезвит,

И все-таки в такие вот мгновенья

Язычницу мой разум оживит.

Уже бессильны немощные боги,

Которые не живы не мертвы,

Когда Перун резвится на пороге

Той осени, а может быть весны.

Когда в душе и радостно и странно,

И ясен этот миг и этот путь.

Когда твои слова, мечты и раны

Заре лишь красной в силу затянуть.

И вот в тиши, во мгле, в тумане лета

Она опять прекрасна и нежна.

И ровно миг до нового рассвета,

И нас зовет, и нас манит весна.

А кто пришел? Конечно же Ярило,

Мой дивный бог всем прочим вопреки

Проносится по небу горделиво,

Огонь зажжет во тьме и улетит.

В душе таится вязь прекрасной сказки,

Останется и торжествует Лад.

И мы живем без страха и опаски,

И в нас потомки наши воскресят.

Как мы ушедших воскресить готовы,

Когда природа дивная жива.

Язычница — любить могу я снова,

И воскрешать забытые слова.

Песенка Болотного духа Сказки заповедного леса

В третий раз за последнюю пару дней наткнулась на это старое свое стихотворение, которое едва отыскала, когда попросила подруга, и решила увековечить…

Нет в мире болота уютней, чем это.

Какие лягушки вокруг, камыши.

Вот так и лежал бы в тиши до рассвета.

Да черти мешают, хоть пой, хоть пляши.

Болотные черти такие бродяги.

Все ищут русалок, да где же их взять?

Напрасно Кикиморы стонут, бедняги,

с чертями им справиться, где уж.

Резвясь.

Они перероют любое болото.

Да так, что покоя лишат упырей.

И снова заботы, и снова работа,

для милой жены, для красотки моей.

А я все лежу, и луною любуюсь.

И жду появления Пана опять.

Я мог обольстить бы русалку любую,

Да хлопотно с ними, и звезды достать

Потребует снова, а я расхворался.

И старая скоро покинет жена.

И Леший распелся, и бес расстарался.

Но прелесть, какая стоит Тишина.

А если бы волки так странно не выли,

Да если черти мои присмирели,

Но все — таки как восхитительно в мире,

и слушая Пана ночные свирели,

Я помню о том, что когда-то случилось,

и как Лешачиха поет в камышах.

Ах, черт, упыря упустили, на милость

теперь не надейся, но жизнь хороша.

Пусть снова изловят его и прикопят.

Куда удерут от меня упыри?

Да где ты отыщешь болото такое?

Вот так и лежу от зари до зари.

Устал, я устал, но русалка-колдунья

такой мне массаж на заре сотворит.

И ведьмы станцуют еще в полнолунье.

И слышатся песни до самой зари.

Тиха Рождественская ночь. Почти Гоголевская

Летят слова в безбрежность снегопада,

И докричаться вряд ли хватит сил.

Там белый ангел в поднебесье падал,

И кто-то темный в полночь уходил.

А я тебя отчаянно искала,

Молила о пощаде белый свет,

И знала, это темное начало

Укроет навсегда внезапный снег.

Просили оставаться дома снова,

Невидимые стражи в эту ночь…

Но в Рождество остаться не готова

Внучка Велеса. Боги, духи и герои славян

Оглавление

Купить книгу

О книге

Оглавление

Купить книгу

Вам также может быть интересно