Код Гериона: Осиротевшая Земля

Людмила Брус

Что делать, когда птицы принесли в твой город смертельную эпидемию, а врачам приходится работать без электричества? Как найти топливный стержень для реактора в мире, где они больше не производятся?Простые земляне ввязываются в конфликт между пережившей глобальный Блэкаут корпорацией «Наутилус», вооружённой сектой Крестителей и разведчиками с Марса.P.S. Эту книгу вместе с предыдущей частью серии – «Бессмертие без жизни» – читают полярники на станции «Прогресс» в Антарктиде.

По следам

Джек Марч, Иван Василевский, 7 сентября 2192

«И зачем только, по уши вляпавшись в дерьмо, мы мучаемся ещё и похмельем? — подумал Джек, с большим трудом разлепляя глаза. — Гарпун мне в бок, и куда меня занесло?»

Пробуждение после пьянки было немногим приятнее возвращения к жизни после недавнего побоища. Джек долго собирал волю, чтобы вытащить из-под себя отдавленную руку, и громко выругался, когда ее пронзили несколько тысяч незримых иголок. Не без усилий приняв сидячее положение, караванщик обнаружил, что находится в просторной, с аляповатой роскошью обставленной комнате, посреди которой красовалась кровать с облезлой позолотой. Едва не ткнувшись головой в пару гипертрофированных розовых грудей, Джек не без досады понял, что это всего лишь картина, намалёванная каким-то любителем богатого тела.

За стеной слышался звук, похожий на плеск воды. «Отель, — догадался Джек. — Да ещё из роскошных, где вода подается в номер по трубам». Но самое любопытное зрелище было ещё впереди: его вчерашний одноглазый собутыльник, одетый в свободные белые штаны, отжимался от голого пола на костяшках пальцев. Судя по мерцающим капелькам, сползавшим по его поджарому телу, он тренировался уже долго. Джек невесело ощупал свои живот и бока. Н-да… А ведь каких-то пять лет назад и он выглядел не хуже!

«Как же звали-то его, солнце ясное? — поскрёб голову караванщик. — И как мы в одной комнате оказались?»

Джек настороженно покосился на помпезную кровать; та была заправлена без единой морщинки, словно на ней и не спали. Одноглазый едва слышно прошептал «двести», утер с лица пот и уселся на полу, сложив крест-накрест длинные ноги.

— Вода в графине на столе, стаканы там же, — сказал он Джеку вместо «доброго утра». — Только ничего больше не трогай, хорошо?

Караванщик хмыкнул. Этот франт его диким, что ли, считает? Но тут же, сам не заметив, опустошил стакан за стаканом почти весь графин, спешно заливая пустыню в своем горле. Белобрысый же, убедившись, что состояние гостя удовлетворительно, скрылся за дверью, из-за которой доносился уютный плеск.

С этого момента, казалось, прошла вечность: Джек и не думал, что можно столько времени тратить на мытьё; кочевая жизнь не располагала к тому, чтобы много времени уделять туалету. Да и простые горожане позволяли себе мыться самое большее дважды в неделю. Но этот — Иван-как-его-там (караванщик наконец-то вспомнил имя) простым не выглядел никак. Знать бы ещё, что у него за бизнес и где.

Минута за минутой к Джеку возвращалась ясность мысли, и подробности вечера в «Белой русалке» всплывали на поверхность сознания. Он вспомнил, что Иван обещал помочь ему в поисках в обмен на сопровождение в Семи Ветрах, и начал сожалеть, что спьяну принял подозрительное предложение. Джек успел так отвыкнуть от удачи, что больше всего ему сейчас хотелось незаметно свалить.

Но едва он шагнул к выходу, лязгнула задвижка на двери в ванную. Новый знакомый Джека вернулся в комнату, расчёсывая на ходу свои длинные, чуть потемневшие от воды волосы. С некоторым раздражением караванщик подумал, что этот парень не знал настоящего голода, когда крошатся зубы и клочьями лезут волосы.

— Твоя очередь, — повелительно сказал Иван, кивая на дверь в ванную. Джек, оглядев свою грязную одежду и оробел. — Не переживай. Одежду заберут постирать, а запасной комбинезон у меня есть.

Караванщик послушался и проторчал в ванне полчаса, смывая сон, грязь и похмелье. Наконец, он увидел в зеркале совсем другого человека и даже улыбнулся ему, поверив, что будущее у «того парня» все-таки есть. И тут на него нахлынули воспоминания трехлетней давности — о том, что произошло вскоре после того, как он привел в Семь Ветров спасённую им девушку.

Выпорхнув из бани, Катрина полубегом направилась к Джеку и коротко, но сильно обняла его. Если еще минуту назад он немного жалел, что пришлось потратить кругленькую сумму на купание чужой девицы, то теперь у него перехватило дыхание от восторга.

Всю дорогу до Семи Ветров Катрина держалась скромно, даже застенчиво, будто всерьез опасаясь, что её очарование может наделать бед, но сейчас она радовалась вновь обретённой чистоте, как дитя — рассматривала собственные руки, перебирала волосы, поглаживала чешуйчатую, как змеиная кожа, одежду. Джек радовался вместе с ней, ведь до сих пор жизнь давала не много поводов для веселья.

Оба сильно хотели есть, а потому поспешили по весело освещённой улице в «Белую русалку». Лампочки протянутых по улице гирлянд (то немногое, что осталось от городского освещения) бросали цветные отблески на точеное лицо Катрины; её гладкие тёмные волосы подрагивали на ветру. Караванщик поглядывал на свою спутницу с восхищением и лёгкой печалью, как ни на одну женщину раньше. Он понимал, что они вряд ли когда-нибудь станут парой, и дело было даже не в возрасте.

Хотя Катрина и была обязана Джеку жизнью, он чувствовал и признавал её необъяснимое превосходство. Иногда, увлекаясь беседой, она забывала, что перед ней полуграмотный караванщик, говорила словами, которых он не знал и проявляла невесть откуда взявшиеся знания. Она никогда не суетилась, не спорила, ни о ком не говорила плохо и всегда слушала, не перебивая. Джека не покидало впечатление, что ей известна некая большая тайна, которая касается всех разом и рядом с которой не имеют значения ни золото, ни алмазы, ни споры о том, чьи религиозные фантазии являются истиной.

Это, правда, не помешала ей наорать на Джека, когда он грубо прогнал увязавшегося за ними малолетнего попрошайку. «Без помощи друг другу — независимо от знакомства и степени родства, мы здесь совсем одичаем. Слишком много мерзостей произошло потому, что одни люди считали себя лучше других, и даже Блэкаут…» Джек удивился: все, кроме упоротых религиозных фанатиков, твердивших про божью кару, знали, что Блэкаут — это последствие солнечной вспышки. Каким боком к нему причастно человеческое равнодушие? Спорить с Катриной он, однако, не стал — лишь отметил про себя, как она смутилась, упомянув Блэкаут. Будто сболтнула что-то лишнее и себя на этом поймала.

После получаса в «Белой русалке» Катрине вдруг сделалось нехорошо, и она выбежала отдышаться на открытую террасу. Джек со свойственной ему прямолинейностью спросил, не беременна ли она. Девушка резко махнула головой.

— Запах… — объяснила она, брезгливо морща нос.

Джек только пожал плечами: ну, да, ядреный аромат жареной на решетке, сочащейся жиром румяной тюленины. Съел хороший шмат — и сытость держится целые сутки. Впрочем, он уже успел заметить, что и в караване Катрина ела всё, кроме мяса…

— Джек, завтрак принесли! — голос Ивана из-за двери вырвал караванщика из уютных воспоминаний и выбросил в неприглядную реальность, где эта удивительная девушка, скорее всего, была мертва.

****

Перед рассветом, отчаявшись заснуть под Джеков раскатистый, с посвистом, храп, который то и дело сменялся сквернословным бормотанием, я вышел посмотреть на океан и звезды. После детства и ранней юности, проведенных на закрытом космодроме, а также долгих лет в Гелиополисе вид открытой воды мне никогда не надоедал. Выйдя на самое «острие» искусственного мыса, нависавшее метрах в десяти над водой, я облокотился на металлические перила, которые в этой части города все-таки чистили. Приятно было наконец-то наполнить лёгкие свежим ветерком, а не чьим-то перегаром.

Мне было о чем поразмыслить в спокойной обстановке: рассказ о Катрине засел у меня в голове, как заноза, ведь эту историю я уже слышал из других уст: «железные братья» пришли в Семь Ветров вскоре после столкновения с десмодусами Пророка и попытались выдать себя за простых смертных. В результате Зрячие Хайдриха напали на них почти сразу. Биологические люди просто не пережили бы полученных повреждений, но у киборгов хватило запаса прочности, чтобы с величайшей осторожностью, прячась от крылатых шпионов «Сольвейг», добраться до Гелиополиса.

Малодушная скотина Фрайберг, тогдашний председатель «Крылатого Солнца», долго мялся, прежде чем дать им разрешение на вход, и только жесткое заявление Рахманова, который пригрозил уйти сам, если их не впустят в город, заставило его поступить, как следовало. Так «Крылатое Солнце» получило двух ценных и сверхопытных следопытов, которые снабжают нас сведениями о самых опасных людях Антарктиды — Братстве Святого Креста, Крестителях или попросту Извергах.

Недавно они сообщили, что небольшой отряд Извергов выдвинулся из Порт — Амундсена в сторону Мак-Мёрдо, a значит, время теперь бежит вдвое быстрей. Все, кто жаждет действия, возлагает большие надежды на Рахманова. Потому что если не мы — значит, либо подводные засранцы, либо фанатики, которые уже подчинили себе обе Америки. Вопрос выживания! Трусость нашего руководства и так позволила им выиграть самое важное — время. Да, товарищи, в заднице тоже тепло, уютно и относительно безопасно, только вот задница — это последний пункт назначения!

После утверждения Рахманова на посту изменились и функции службы безопасности. Из людей, обязанных остановить агрессию против бункера и удерживать его до прибытия подмоги (когда она еще могла откуда-то прийти) мы стали исследователями внешнего мира. В нашем промышленном комплексе по старым чертежам стало вновь производиться оружие. А оружие требует ресурсов, которые нужно либо искать на забытых складах, либо покупать, либо разведывать и добывать самим, что неминуемо раскроет нас и местному населению (пёс бы с ним, если честно), и нелюдю с Луны, что гораздо хуже. Но Рахманов понимает, что лучше рискнуть, чем тихо ждать в своей норе, когда нас добьют. Поэтому и я, недавно лишившись глаза на Леднике, отправился в новую вылазку. Замену глаза я решил отложить (с увечьем легко сойти за местного) зато установил в глазнице «cуперглаз» — одновременно и тепловизор, и устройство эхолокации.

В ход моих мыслей вторгается отдаленный рокот, похожий на раскаты грома, но сейчас, мягко говоря, рановато для гроз. Звук исходит со стороны моря; но его происхождение не природное; это явно какой-то механизм. Ясная, слегка морозная ночь позволяет увидеть в небе над океаном силуэт летящего объекта, который закрывает звезды на своем пути. Наспех осмотревшись, я запускаю на браслете программу «радар», надеясь, что летательный аппарат находится не слишком далеко.

На несколько секунд рокочущая машина зависла в одной точке, затем продолжила свой полёт, удаляясь на запад, пока ворчание двигателей окончательно не растворилось в ночной тишине. Невидимый гость удалился, так и не приблизившись к Семи Ветрам.

Я ещё долго всматривался во тьму, надеясь разглядеть пятно света или какое-то движение в океане, но заметил его только у себя за спиной. То безмолвно прогуливался по террасе местный страж, которому, видать, стало любопытно, что там одноглазый приезжий может высматривать в сырой ночи.

— Топиться не собрались? — полунасмешливо спросил он, когда я к нему повернулся. — Сразу говорю: сигать за вами в море я не стану!

— Чтобы утопиться, необязательно тащиться из Нового Бергена в Семь Ветров, — ответил я в той же манере. — Слышали звук? Что это, по-вашему, было?

— Мистер Хайдрих говорит — природные явления. — Ему лучше знать, он человек учёный.

— Ясно!

Меньше суток прошло, а у меня две жирных новости для Рахманова! Полубегом я возвращаюсь в «Бархатную ночь». Храп уставшего Джека уже стих до вполне приемлемой громкости, но до пробуждения ему далеко — то, что мне сейчас и нужно. Я активирую голографический экран — посмотреть обработанные браслетом данные — и на несколько секунд застываю, как ледяной. Программа опознала моего летуна как советский гидровертолёт-трансформер «Шах». Один такой я видел у нас на Новолазаревской, но его широко использовали самые разные организации и страны; в прибрежной полосе эта машина, способная передвигаться по воде и под водой — с погружением до двадцати метров — считалась незаменимой. Хотя первостепенным назначением «Шаха» были спасательные операции, он годился и для перевозки некоторых грузов, и для разведывательных операций. Так что же неизвестно кому принадлежавший «Шах» делал в окрестностях Семи Ветров?

Краем глаза приглядывая за Джеком, я активировал радиосвязь и передал Рахманову обе новости в зашифрованном виде (на счастье, он ответил сразу, не зря его прозвали Неспящим). Распоряжение было коротким: «Гляди в оба: моллюски могут поступить на рынок. Докопайся, почему зима на самом деле ушла». Как и я, он не поверил, что Уинтер покинула Семь Ветров из-за приставаний караванщика. Чтобы так поспешно удрать из города, нужна реальная угроза жизни либо новость о судьбе брата, узнав которую, она не могла задержаться ни дня. Впрочем, остается вариант, который не стоит отметать: Джек, хоть и пьяный, мне наврал или чего-то недосказал. А моллюски на рынке — это, конечно, «Наутилус». Наблюдают за территорией, прежде чем послать сюда людей. Как же невовремя! Хотя что это я: такие вещи всегда невовремя происходят.

****

— Итак, Джек, предлагаю тебе сотрудничать, — заговорил я после того, как караванщик уже немного поел и выпил воды с детоксикатором, снявшим головную боль. — Ты станешь моими глазами и ушами в Семи Ветрах, познакомишь меня с кое-какими людьми, объяснишь местные обычаи и правила, покажешь мне город. Взамен я помогу тебе с дикими «детками», идёт?

— Слушайте, я пока даже не знаю, кто вы, откуда и что вам здесь нужно, — вместе с нормальным самочувствием к караванщику вернулась и осторожность.

— Конечно. Я живу в Новом Бергене и занимаюсь медикаментами. Вы, как я помню, их делаете тоже, только узкой направленности… — усмехнулся я. — Вот мы с коллегами и решили, что в этой области надо сотрудничать.

— Полагаю, без глаза вы остались, когда химичили?

— Вчера ты об этом уже спрашивал. Поздравляю: ты дважды оказался прав. А теперь к делу. Как мне встретиться с этим вашим Хайдрихом?

— Он живет и работает на «Пайн-Айлэнде», лайнер покидает редко, — пробурчал Джек, которого явно не радовало услышать ненавистную фамилию с самого утра. — Очень подозрителен к чужим, да и ко всем остальным тоже…

— Он способен обмануть?

— На это пожаловаться не могу, — покачал головой Джек. — Но не замедлит повернуть себе на пользу любую неясность, любую недомолвку, любой ваш промах.

— Как здесь у вас скрепляются договоры?

— Бумаги нет, так что сделки заключаются на словах и скрепляются в кабаке. Желательно присутствие двух свидетелей с обеих сторон, но, как я погляжу, насчёт них вы не позаботились.

— Нужно будет — привезу. Что ты мне скажешь об его привычках, пристрастиях?

— Мужик чёртов аскет. Пьёт очень мало. Не распутничает. Изредка ходит в «Алые крылья» посмотреть, как девки пляшут, но если б он с какой переспал, весь город узнал бы сразу. А так — молчок…

Да уж. Если Хайдрих по какой-то причине не захочет иметь со мной дел, подступиться к нему будет трудновато. Однако я знаю, что заинтересует его обязательно: главное, чтобы наши начальники дали на это «добро».

— Какие-то поселения к западу отсюда есть?

— Ну, да. Деревня Аутлэнд, — осторожно сказал караванщик. Да, точно! Вчера он спьяну перечислил мне всех, кто там у него живёт.

— А за ней?..

— Дикое побережье до самого Дюмон-Дюрвилля.

— Вчера ты говорил про свою родню. Хочешь их навестить и предупредить об опасности?

— Дело хорошее, — Джек задумчиво потёр бровь. — Трудность в том, чтобы улизнуть туда незамеченным. Хайдрих будет за мной следить.

— Может, есть какая-то лазейка?

— Лазейки есть всегда. До Аутлэнда можно добраться не по суше, а морем.

— Тогда скажи, что тебе для этого надо, и действуй.

— Нужно заплатить лодочнику, — вполголоса промолвил Джек, хмуро созерцая грубые, тёмные от антарктического загара пальцы своей руки; каким бы бедственным ни было его положение, просить у кого-то денег он терпеть не мог, сразу видно.

— За этим не заржавеет, — я подвинул к Джеку тарелку с нарезкой из мороженой рыбы. — И не волнуйся: ты мне все отработаешь. В Аутлэнде у меня для тебя будет простое задание: поспрашивай местных, в том числе свою семью, не замечали ли там каких-либо странностей в последние дни.

— Странностей? Вроде чего?

— Непривычный шум с неба или с моря; большие летающие машины. До меня дошли слухи, что время от времени в ваших краях такие появляются.

Джек побледнел. На секунду в его глазах промелькнул самый настоящий страх, и я заподозрил: он что-то наверняка знает.

— Лично я не встречал. А что другие болтают — у меня слушать времени нет, — заявил караванщик, сделав два больших глотка воды и стукнув дном стакана о столешницу. — Но, если узнаю в Аутлэнде о каких-то странных делах — конечно же, расскажу.

Я стал прикидывать, сколько потребуется выпивки, патронов или времени, чтобы развязать Джеку язык насчет младшей Уинтер. Если она мертва, было бы нелишним в этом убедиться и поставить в истории второй экспедиции хоть и трагическую, но долгожданную точку. Но есть ещё одна вероятность, которая и заставляет «железных братьев» держаться рядом с Крестителями, постоянно дергая смерть за усы: Катрина могла оказаться у них. В этом случае за её жизнь я б и стреляной гильзы не дал, но киборги с их воистину железной преданностью продолжают надеяться.

Давить на Джека я не хочу, иначе он закроется пуще прежнего. Видно, что пешкой в чужих руках он быть не рвётся, да и внезапная доброта пугает его едва ли не больше, чем открытая враждебность.

— Кроме того, я попрошу тебя походить по кабакам, пособирать слухи, поприглядываться к незнакомцам. И мне бы не хотелось, чтобы ты надувался, как вчера, понятно?.. — продолжил я.

— И что, это как-то связано с торговлей лекарствами? — ехидно спросил караванщик.

— Что-то не нравится — дверь там! — отрезал я, поняв, что довольно с ним любезничать. — Лови оторванных деток сам, без денег и без оружия!..

— Мне просто хочется знать, во что вы хотите меня втянуть и во что мне это выльется. Вы уедете, а мне здесь ещё жить.

— Жить можно не только в Семи Ветрах. Скажем так: информацию я буду раскрывать по мере того, как ты будешь выполнять задания. А чем подробней будут твои собственные рассказы, тем вероятнее, что мы прольём свет на судьбу Катрины. Поверь, она интересует не только тебя. Я знаком с людьми, которые волнуются за неё не меньше.

— А что тут думать! — горько бросил Джек и махнул рукой так, что едва не смёл со стола посуду. — Её больше нет, и глупо надеяться… Стоп, что это за люди? Не те ли, что бросили её одну в той дыре на растерзание крылатым ублюдкам?

— Нет, Джек. У неё были верные друзья. Но, как ты знаешь сам, временами обстоятельства сильнее нас, — сказал я, самым бесстыжим образом используя проверенный веками «метод Шехерезады» — не раскрывать интригу сразу. — Сейчас отправляйся в Аутлэнд; из гостиницы выходи через чёрный ход. — А я попробую добиться приема у вашего большого босса. Не волнуйся, о том, что ты живешь у меня, я не скажу.

— А я что, живу у вас?

— Пока у нас общие цели, лучше держаться вместе, не так ли?

Я вручил ошалевшему Джеку мешочек с патронами разного калибра. К чести караванщика, должен сказать, что никаких попыток вытянуть у меня побольше не последовало. Одежду я выдал ему из собственного запаса — темно-синий утепленный комбинезон, в котором ходил с Рахмановым на ледник. Пришлось, правда, сильно подвернуть штанины и рукава, зато на вид мой новый товарищ словно скинул десяток лет. Его шубу я обработал на ночь чистящей пеной, и теперь она выглядела прилично. Несколько взмахов расческой по волосам — и оборванца, которого я приволок на себе, как мешок с картошкой, стало не узнать.

Отправив Джека к родным, я дернул ручку, приводившую в действие звонок на стойке портье, и распорядился, чтоб его одежду постирали, а кожаный доспех — починили и начистили. Оделся сам и отправился в пассажирский терминал, чтобы попасть на лайнер (дорогу Джек объяснил мне перед уходом). Но подняться на судно мне сегодня не довелось. На прозрачном мостике, который вел из здания терминала непосредственно на палубу, меня встретил Зрячий, велев сообщить имя, цель визита и место, где можно меня найти.

— Мистер Хайдрих отыщет вас сам, — сказал он.

— Как скоро?

— Когда надумает.

На то, что все будет просто я, впрочем, и не надеялся. Недаром терпение называют главной из добродетелей. Не исключено, что глава Семи Ветров намеренно захочет «помариновать» меня и присмотреться, что я предприму. И единственное, что я в данном случае мог, — исследовать город уровень за уровнем, посвящая этому каждый день. План города, распечатанный до Блэкаута, я купил в «Бархатной ночи» — мне его впарили в качестве «открытки на память». Он, конечно, предназначался для туристов, поэтому служебные и хозяйственные помещения здесь указаны не были: строить пространственную карту мне пришлось на ходу. Вот даже сервисный центр «Наутилуса», помеченный значком в виде морского существа. Может ли всё быть настолько просто?

План привел меня в «сектор С» на террасе третьего уровня, откуда открывался, наверное, самый красивый вид на побережье. Выше располагался лишь бывший офис дирекции, сгоревший во время войны кланов. А на том месте, где я оказался, когда-то ждал богатых клиентов сервисный центр, в котором можно было отремонтировать бионический протез, установить новую батарею и заказать какой-нибудь гаджет. То, что рядом размещалась клиника, тоже было логично: «Наутилус» активно занимался медициной. Вход с внешней стороны оказался замурованным (так делали многие, чтобы сохранить тепло), и я свернул во внутренний пассаж, названный в честь азиатского правителя Ли Куан Ю.

Со стороны пассажа я увидел самодельную вывеску «Чиним все — от удочки до оружия», под которой малоразборчивым почерком было дописано: «Куплю запчасти по лучшей цене». Шагнув внутрь я оказался в холле — вернее, в помещении, которое раньше служило таковым. Теперь здесь была мастерская: на стенах висели инструменты, вдоль них стояли ящики и бочки со всяким старьем, рассортированным по размеру и, вероятно, предназначению. Чего только тут не было: мотки проводов, пружины, скобы, болты и гайки, части кукольных тел, диски для циркулярных пил и винты моторных лодок, светильники и подсвечники, застежки от сумок, альпинистское снаряжение, покрышки. Впрочем, стоит отдать честь хозяевам: расставлено все это добро было в удивительном порядке, и лавировать среди него я мог довольно свободно. Осталось место даже для фитогелевого дивана в форме полумесяца, такой может простоять хоть двести лет, если поливать его через день. Свет падал в холл сквозь два окна в полусводчатом потолке. На одном из низ красовалась трещина, какая бывает от попадания пули.

Крохотный старичок, которого я в первую секунду принял за ребёнка, сидел на диване, накрыв плечи вышитым пледом с длинношеими птицами, подобрав под себя ноги и увлеченно ковыряя отверткой прибор, в котором я опознал гироскоп малого беспилотника. Почтенный возраст хозяина был мне на руку; интересно, с памятью у него как?

— Доброе утро! — поприветствовал я.

— И вам не хворать, — прошепелявил старичок, неохотно поднимая сморщенное личико. — Ранние гости бывают у меня нечасто!

— Я ещё дома, в Новом Бергене, слыхал про вашу мастерскую и лавку, — польстил я. — Меня зовут Иван Василевский.

— Вот как? — сухо рассмеялся хозяин, откладывая в сторону гироскоп и сбрасывая плед. — Как все перемешалось в этом мире!.. Захария Гласс, к вашим услугам.

Он протянул мне покрытую редкими седыми волосками руку, похожую на паучью лапку. Черные бусинки глаз выжидающе уставились на меня из-под тяжёлых век.

— Что есть из эксклюзива? — спросил я.

— Кота за хвост не тянете! Всем бы так! — улыбнулся Захария, громко хрустнув пальцами. — Зависит от того, что у вас есть на обмен. И от того, что вам нужно. А впрочем, я уже знаю… Сейчас попробуем заполнить вашу пустоту, хе-хе-хе-хе.

Мелкими шаркающими шажками Захария удалился в смежное помещение, закрывшись изнутри на ключ. Я удивился, что старик не побоялся оставлять меня одного в мастерской, и прошелся вдоль стеллажа, на котором лежали разные детали старинной пуленепробиваемой брони — нагрудники, наручи, наколенники, гибкие щитки для шеи. Я почти дошел до конца, когда мельком увиденная необычная вещь заставила меня отступить на два шага назад и присмотреться внимательней. Перчатка — длиной до середины предплечья, темно-серого цвета, с гибким кольцевым каркасом, начинающимся от запястья, и рельефными подкладками на ладони! Как человек, выросший на бывшем космодроме, а впоследствии — повстречавший двух настоящих космонавтов, я узнал её сразу. Но подозревал ли Гласс, насколько ценной была вещь, пылившаяся у него на полке?..

Я уже протянул руку, чтобы взять и получше её рассмотреть, но в следующий миг услышал низкое рычание, напомнившее рокот «Шаха», и клацанье длинных когтей по ламинату пола. Теперь стало ясно, почему старик не побоялся оставлять меня одного среди своих сокровищ: их надёжно охраняла могучая, серая с рыжиной собака. Зверь стоял напротив меня, вздыбив на холке шерсть и скаля клыки. На глаз свирепый пёс был метра полтора в холке и явно имел среди предков снежную собаку — редкого и могучего гиганта Антарктиды. Хорош же я — выцепить взглядом перчатку от космического скафандра — и позорно проглядеть такого зверя в комнате!

Правая рука сама потянулась к висящим на бедре ножнам, но пёс не делал попыток напасть и только глухо рявкнул, не сводя с меня жёлтых глаз, что, вероятно, значило: «Стой где стоишь!»

— Валли, друг! — послышался скрипучий голос Захарии. — Ты не обижаешь нашего гостя?.. Не бойтесь, мистер: он вас не тронет, пока я не прикажу.

— Я б на вашем месте пожалел животину, — не выдержал и огрызнулся я. Если бы Валли бросился на меня, то мигом получил бы железо в бок, но радости мне бы это не доставило. С другой стороны, как иначе одинокому старику, да ещё и владельцу бизнеса, защищать свою жизнь, здоровье и состояние?..

— Вы ничего не брали с полок? — спросил старик, потрепав по шее пса, который мигом расслабился, завилял хвостом и наконец-то перестал показывать клыки. Шерсть на загривке улеглась, темно-серые мохнатые уши весело торчали кверху.

— Брал — то, что хочу купить.

— Так быстро? — Захария открыл широкий рыбий рот. — Ну что ж, прекрасно! Я принес кое-что еще: от этого вам вряд ли захочется отказаться.

Он раскрыл передо мной матовый металлический кейс; из выемки в чёрном бархатном донышке на меня смотрел искусственный глаз пронзительного фиалкового оттенка. — Если нужно, помогу вставить, но сделать так, чтобы он мог видеть, уже не получится. Сами понимаете: здесь нужен другого рода специалист.

— А клиника? Может, это сделают там? — поинтересовался я.

— По-вашему, она уцелела в Блэкауте? — невесело усмехнулся Захария. — Электричество туда потом подвели, но, сами понимаете, лучшая техника пришла в негодность. Хорошо, что мистер Хайдрих отправил сюда учеников; они умеют управляться с тем, что есть. Ну так что, Иван, — старик произнес моё имя по-английски — Айвэн. — Берёте глаз?

— Мне интересна другая вещь. Я как раз разглядывал её, когда появился Валли, — пес, услышав своё имя, настойчиво ткнулся мне в ладонь чёрным носом.

— Какая же?

— Вот эта перчатка, — я указал кивком на свою находку, поглаживая широкий собачий лоб. — Прошлым летом я потерял такую же, и найти пару — чертовски большая удача.

Захария Гласс растерянно посмотрел на меня, пощипывая тонкую серую бороду и, как мне казалось, прикидывал, насколько высоко ему задрать цену. С одной стороны — перчатка без пары, истинное назначение которой вряд ли было ему известно. С другой — он должен был понимать, что эта вещь чертовски мне нужна. Поэтому я никак не ожидал услышать его ответ:

— Нет, юноша! Это моя вещь! Она не продаётся!..

Прежде, чем я успел опомниться, он сгрёб перчатку своей паучьей лапой и заткнул её за пояс.

— Вы утверждаете, что она ваша?.. Да в неё влезет две ваших ладони! — воскликнул я. Тот сделал вид, что не услышал, и спросил, собираюсь ли я забирать злополучный глаз.

— Возьму, если отдадите перчатку вместе с ним, — упёрся я, считая делом чести «дожать» сделку.

— Cлово «нет» тебе о чём-то говорит? — едва не взвизгнул старик, хоть и менее уверенно, чем в первый раз.

— Говорит. Оно говорит о том, что вы не так уж и честны со мной. К чему вам перчатка, предназначенная для работы в открытом космосе? Вы хоть знаете, что к ней должен прилагаться ещё и скафандр?

— Я, юноша, многое знаю получше вашего! Еще успел застать нормальный мир в сознательном возрасте! — сказал он, гордо подбоченившись, словно это было его главным достижением в жизни.

— Так отчего ведёте себя так, словно украли её и не хотите, чтобы правда вышла наружу? — спросил я драматическим шепотом, не без злорадства наблюдая, как заостренное морщинистое личико меняет оттенки и покрывается пятнами.

— Клянусь, я ни у кого ничего не крал… — простонал Захария, отступая на полшага назад. — Видите ли, народ мне продает отслужившие вещи, я извлекаю из них самое ценное и использую для ремонта… И эту штуку мне тоже продали, а откуда она взялась, я не в курсе.

— И когда это было? — все тем же зловещим шепотом продолжил я.

— Что-то около трёх лет назад… — промямлил Гласс.

— Так и есть… — я покачал головой и, ничего не добавляя, шагнул в сторону выхода.

— Эй, эй! — почти умоляюще закричал старикашка, нагоняя меня. — Мы с тобой не закончили.

— И глаз мне ваш по цвету не подойдёт, — бросил я.

— Да сядь же! — он потянул меня за руку в сторону дивана. — Слушай, мне раньше и в голову не пришло бы, что эта штуковина украдена… Я, старый дурак, понял, что с этой перчаткой что-то нечисто, уже после того, как купил её сам… Ты понимаешь? Память уже не того… Да и космические аксессуары нечасто с неба падают! Чаю хочешь, может быть? Есть и сахар!

— Спасибо, не хочу, — отказался я, опускаясь в пружинистые объятия фитогеля. — Как вы сказали? С неба падают? Я слыхал, у вас года три назад тоже что-то упало?..

— Ага… — старик наполнил из бочки чайник. — Кое-кто видел, как в море опускается парашют.

— Даже так? И куда ж он спустился?

— К юго-востоку отсюда, — старик махнул рукой, обозначая направление.

— Может, вы и время суток помните?

— Кажется, на закате.

— Перчатку… — вновь потребовал я, и Захария, с лицом, от вида которого стало кисло во рту, наконец-то, послушался.

Перчатка — тот элемент скафандра, который подгоняется по размеру особенно тщательно. Раньше она была единственным индивидуальным элементом облачения космонавта; подход сохранился и тогда, когда костюмы стали полностью делаться под своих носителей. Эта подошла бы человеку такого роста, как Рахманов, и вряд ли хозяйкой была Катрина Уинтер; для женщины крупновата рука. Тем не менее, на матовой поверхности выведена её фамилия. Неужели?..

— Что потом стало с парашютом и остальным?

— Пёс его знает, — старик покосился на Валли, что растянулся у наших ног во всю свою немалую длину. — Я тогда подумал, что какие-то добрые люди гуманитарную помощь сбросили, ведь цивилизация должна была кое-где уцелеть. Но понимал, что вряд ли нам что-то перепадёт. А перчатка… Мой горе-помощник Юкка положил её среди доспехов, а я, дырявая башка, и внимания не обратил, — добавил он с нескрываемой досадой.

— Так как насчёт хорошего дохода с утра? — подмигнул я Захарии, развязывая кошелёк.

— Прошу, не показывайте эту вещь в Семи Ветрах, — жалобно проскрипел Захария. — Я и так в этой жизни нахлебался порядочно… Что после этого проклятого Блэкаута, что в гражданскую войну. Позвольте мне окончить жизнь в покое…

— Зависит от того, насколько сговорчивым вы будете дальше, — улыбнулся я.

Расплатившись за оба «эксклюзива», я помчался со всех ног в отель, чтоб известить Рахманова и спрятать драгоценную находку. Но одного успеха за день мне было мало: хотелось оседлать удачу, не дать ей покинуть меня слишком быстро. Поэтому, помня о единственном известном увлечении Хайдриха, следующим пунктом назначения я выбрал кабаре «Алые крылья».