Я к Вам пишу…

Лёля Фольшина, 2019

В романе «Я к Вам пишу…» выткано масштабное полотно российской истории. Страницы писем и дневников героев романа, словно путеводные нити, проведут читателя по закоулкам Российской империи: дикие горы Кавказа, суровый быт Сибири, блистательная роскошь Санкт-Петербурга. Может ли глубокое чувство возникнуть по переписке? А если это переписка уездной барышни не первой молодости с осужденным по делу о восстании декабристов отставным полковником? Смогут ли герои преодолеть разделяющие их расстояние и предрассудки? Под шелест пожелтевших от времени страниц писем, покрытых витиеватыми буквами, вдумчивый читатель узнает ответы на все вопросы.

Из дневников Романа Чернышева

…августа 1812 года

Странная штука — жизнь. Вот, казалось бы, зачем я вообще пошел в армию? Хотел ли я этого сам — не знаю. Так судьба распорядилась, Бог сулил? Тоже не ведомо мне сие. Как-то все по накатанной вышло. Кадетский корпус, юнкерское училище, сборы, словно это всегда было мое. Трудно, тяжело, а мое, родное. Только вот почему иногда кажется, что чужое это предназначение? Что не то мне на роду написано было? Просыпаюсь ночами в холодном поту и лежу, смотрю в потолок, все спят, а я не сплю — смотрю и думаю. О смысле жизни. О самой жизни вообще. О смерти. Я о ней часто думаю. О том, что там — за чертой. И есть там что-то…

Нет, я верующий, не верил бы, давно, наверное, застрелился, как намедни прапорщик Истрин. Напился и пустил себе пулю в лоб. Записку оставил — боюсь умереть в бою. Скандал. А еще офицер и дворянин. Я верю и молюсь, но все равно страшно.

Вот пишу сейчас дневник, а кто-то словно липкой лапой за сердце схватил и не отпускает, и дышать тяжело. Господи, верую, помоги моему неверию…

…сентября 1807 года

Вернулись из лагерей. Первым делом наведался к Зиночке. А они съехали. Досада какая. Дом стоит пустой, ставни закрыты, дворник ничего не знает. Даже за пятиалтынный не сказал.

То-то я гляжу, она на письма мои отвечать перестала. Знать, не доходили они до нее, раз уехала. Может, маменьку спросить, чтобы она узнала, куда Бельские подевались? Да только неловко как-то — о таком — с маменькой.

Да и глупости все это, правильно наш ротный сказал — женщины все — хаханьки и вздоры. Но я ведь был так влюблен, неужели любовь столь быстротечна…

…января 1820 года

Наверное, надо подать прошение об отставке. Что-то я последнее время неважно себя чувствую. Нога болит, да и маменька будет рада, коль я с ней поживу в имении, а то все скоро совсем в негодность придет — хозяйский глаз там нужен, мужской. Немца-управляющего — взашей, сам разберусь.

Завтра велю сани заложить — съезжу, посмотрю, что там, в усадьбе, делается. Никого предупреждать не стану, нагряну неожиданно, оно верней.

…марта 1823 года

Маменька твердо намерена меня женить. На кой ляд то ей сдалось, ума не приложу. Зачем мне жена — на балы и увеселения ее вывозить? Сам не езжу, и ее не повезу. Деньги тратить? Так их и нету почти — денег-то. Тьфу ты, пропасть, удрать бы куда, вон хоть к Рославлеву в Вильно.

…мая 1824 года

Опять всю ночь проспорили о политике. И зачем я снова пошел на это собрание? Ведь дал же себе зарок — никуда не ходить, не ездить, с членами Общества не встречаться. Не надо мне это, да и им всем — по большому счету. Говорили-говорили, наорались до хрипоты, а ни к какому решению не пришли. Кадеты желторотые, честное слово. Взрослые ведь все уже, обстрелянные, а туда же, верят в доброго царя. Странно, ей Богу.