Зона свободы. (Дневники мотоциклистки)

Майя Новик

Это книга о свободе. О свободе передвижения и о той свободе, которая находится внутри каждого из нас. Солнце, ветер, нагретый асфальт и двадцать литров бензина в баке! Что может быть прекрасней этого? «Ничего!» – считают герои «Зоны свободы». Главное – не изменять своим принципам, любимым людям и тому, во что веришь. И тогда все обязательно закончится хорошо!

Листвянка

(1999 год, весна)

….Это был странный сезон, мое первое лето, когда я ездила на мотоцикле сама. За зиму я все забыла, и Алексею пришлось учить меня заново. Не понимаю, как он не боялся ездить со мной «вторым номером». Моим коронным трюком было тихонько подкрадываться к перекрестку на зеленый сигнал светофора, гадая: успею или не успею, и подъехать к пересечению улиц в тот самый момент, когда зеленый фонарь начинал мигать, показывая, что буквально через секунду загорится желтый, а то и вовсе, красный, — это уж зависело от регулировки светофора. Тут в меня словно бес вселялся. Я откручивала ручку газа и с воем и бибиканьем в самый последний момент вылетала на перекресток перед уже стартующими автомобилями. В повороте я переключалась на более высокую передачу, от чего Алексей вцеплялся в спинку, и мотоцикл, набирая скорость, проносился в миллиметрах от капотов и крыльев машин. По-моему, многие водители Ангарска в тот сезон запомнили мотоциклиста на ярко-синем «Урале» в красном шлеме. А что, собственно говоря, от меня можно было ожидать? Я ничего не видела в громадном китайском шлеме-интеграле, он, словно шоры, сужал поле зрения. Кроме этого, он был очень тяжелым и однажды, попав в ухаб, я услышала, как хрустят шейные позвонки. Не могу сказать, что мне понравился этот звук! Хромированные зеркала, которые Алексей установил мне на мотоцикл, все время отворачивались, так что их приходилось поправлять, а то и завинчивать на ходу рукой, с коробкой передач я еще не дружила, глохла на перекрестках, забывала открыть краник на бензобаке, в общем, была позором всего байкерского сообщества.

Я очень боялась, что гаишники быстро смекнут, что «Урал» у меня «вне закона», без коляски, и заберут его на шрафплощадку. Но они остановили меня несколько раз в начале сезона, с усмешкой осмотрели с ног до головы, убедились, что с документами у меня все в порядке, и больше не трогали, наверное, считая, что с этой «ненормальной» на «Урале» штрафы брать грех.

Это был сезон падений, или, как я поэтично называла, «полетов» с мотоцикла. Сезон можно было бы озаглавить так: «Как я летала с «Урала». Падение следовало за падением. Через неделю после того, как я села в седло, я поняла, что больше в юбке мне не ходить, — ноги отливали синевой всяческих оттенков, потому что тяжелый оппозит меня не слушался, не желал останавливаться там, где хотела я, и все время норовил упасть: когда я садилась на него, когда трогалась, когда ехала и когда останавливалась. Мотоцикл спасали дуги безопасности, меня же спасать было нечему. Мне, безалаберной, торопливой и несобранной приходилось учиться быть внимательной и сосредоточенной. Я забывала по сто раз на дню одно и то же, какие-то самые примитивные вещи: убрать подножку, открыть краник, включить ближний свет, не забыть выключить поворотник на дороге.

Первое падение было самым страшным — своей неожиданностью, внезапностью. Я испытала странное недоумение, растерянность и смущение. Мне показалось, что мотоцикл вдруг взбесился.

В этот день мы с Алексеем собрались в первый раз съездить на Байкал, в Листвянку. Алексей там был не раз, а я — не бывала. Мы договорились, что он пригонит мотоцикл под окна моего дома, но что до Иркутска поведу я. В назначенное время я услышала звук знакомого двигателя, через минуту — звонок в дверь, и на пороге появился Алексей.

— В этот раз ты все делаешь сама, — сказал он, когда мы спускались вниз. — Все — от начала и до конца. Вот ключ. Действуй.

Чтобы выехать из квартала, нужно было съехать с места и развернуться. Ничего сложного. Я решила, что сперва я развернусь, а уж потом Алексей сядет на заднее сидение. Я взяла ключи, открыла бензокран, несколько раз нажала на кик, повернула ключ в замке, чуть прикрыла воздушную заслонку и топнула. Мотоцикл завелся. Алексей одобрительно кивнул. Я села, поддала газу, съехала с места и начала разворачиваться. Вот тут-то он и взбесился. На самом деле падала я быстро, и все же как-то слишком медленно, в полете мое сознание успело запечатлеть кучу всяких мелочей: сперва я ударилась об асфальт бедром, потом — плечом, потом меня развернуло на спину и я наконец оттормозилась шлемом. «Урал» со скрежетом упал рядом. В момент падения крышка с бака сорвалась, и бензин хлынул на меня, заливая кожаные брюки и ботинки. Упав на бок, мотоцикл не заглох, а продолжал, как ни в чем не бывало, работать. Сообразив, что в любой момент я могу вспыхнуть, как факел, я рванулась к «Уралу», вскочила и, подбежав к нему, выключила зажигание, повернув ключ. Меня било в ознобе от боли и пережитого страха. Сильнее всего я ударилась левым бедром, даже сквозь кожаные перчатки немного ободрала ладони, но это уже были мелочи, это было не в счет. Алексей подскочил, когда я уже стояла, держась за ногу и сжимая зубы. Какой—то мужчина гулял с собачкой у среднего подъезда соседнего дома и с любопытством посматривал на нас. Это меня разозлило. Мы подняли мотоцикл.

— Ты забыла отомкнуть руль, — пробормотал Алексей.

— Да я же его не замыкала, поэтому и не отомкнула! — заорала я что есть мочи, — Как я могу помнить что—то, если я этого не делала! Мне же и в голову придти не могло, что ты его замкнул…

— Ну все, теперь ты никогда на него не сядешь… — сказал он совсем упавшим голосом.

Эти слова разозлили меня еще больше.

— Ага, сейчас, не сяду! — я завела мотоцикл одним пинком, лихо оседлала его и крикнула, — Садись!

Я доехала до Иркутска за пятнадцать минут. Перед самым городом остановилась, слезла, походила возле мотоцикла. Алексей виновато молчал, я тоже ничего не говорила. Мы поменялись местами. Пока ехали через Иркутск, я немного остыла, да и боль поутихла, а за Иркутском стало просто интересно — ровная, хотя и узкая скоростная трасса летела то вверх, то вниз, выписывала незамысловатые повороты, и я не заметила, как хорошее настроение вернулось.

— Хочешь за руль? — спросил Алексей, когда мы остановились, чтобы согреться.

— Ага… — я была не уверена, а не уверен, говорят, не обгоняй. Но мне пришлось.

Как только я села за руль, на моем горизонте возник грейдер. Он мирно плелся свои тридцать километров в час, и его нужно было обойти. Дорога была пустой, и я уверенно пошла на обгон, но как та ворона, не вовремя призадумалась, заметив сплошную полосу. Я ведь правила зачем—то зубрила? Зубрила! Значит, их нужно применять на практике. Идти на обгон нельзя!

— Ты что творишь? — спросил меня Алексей, который приказал мне остановиться. — Ты почему его не обошла? Там же никого не было!

— А там была сплошная полоса, да и мост какой—то притом, — гордо заявила я.

Алексей постучал по лбу.

— Садись и обгони его!

Я села и поехала обгонять грейдер. Догнала я его быстро, — желтое чудовище, торча в стороны всеми своими приспособлениями, неторопливо тарахтя движком, карабкалось в горку. Ехало оно со скоростью не больше двадцати километров в час, я пристроилась сзади, посмотрела на встречку, убедилась, что сзади никого нет, и рванула на обгон. Я вылетела на встречную полосу, поравнялся с грейдером, переключилась на третью и открутила ручку газа, ожидая невиданной мощи от мотоцикла. Но он внезапно чихнул, заглох, завилял, и мы свалились на бок, благо, скорость наша к тому времени не превышала и пяти километров в час. Поднявшись, я глянула вперед, — из—за поворота в любой момент могла на скорости выскочить машина.

— Тащим! — скомандовала я, и мы оттащили оппозит на обочину.

Алексей снял шлем и захохотал. От ветра его разрумянило, глаза блестели.

— Он, наверно решил, что мы пьяные вдупель, — закричал он мне. — Это надо же, грейдер обогнать не можем! Блин, ну точно! Два пьяных колхозника на «Урале»!

Я хотела обидеться, но не выдержала и тоже засмеялась.

Грейдер мне удалось обогнать в третий раз. Все было, как положено: прерывистая линия не давала повода для сомнений, а встречная полоса была пустой.

Чем ближе мы подъезжали к Байкалу, тем холоднее становилось, потом деревья вдруг остались позади, а мотоцикл оказался на узкой дороге между горой и отбойником. Мне все время казалось, что туристические автобусы, которые шли навстречу, вот-вот наедут на меня, и я постоянно маневрировала, стараясь не попасться им под колеса. Байкал я не видела, потому что все время смотрела только на дорогу. Сбоку виднелось что-то голубое, волнующее, искрящееся, свежее, молодое и давно уже состарившееся, славное, священное, в общем, самое разное при разной погоде и для разных людей. Местные тетки продавали на причале омуль: соленый, копченый, горячий, сушеный… От нагретых сопок шло тепло, которое тут же смывало с тела прохладным ветром, дувшим с моря. Я завершила наше путешествие изящным пируэтом возле черного новенького «Лэнд-Крузера» на набережной и остановилась. Алексей вытер пот.

— Я думал, ты сейчас в него въедешь, — сказал он мне, на что я беспечно ответила:

— Не боись!

А потом мы ели омуль, смотрели на мощный прибой, который размеренно бился о камни набережной, наблюдали за вспотевшими автотуристами, которые в светлых маечках и шортиках вырывались из горячих салонов машин, чтобы хоть чуть-чуть подышать свежим байкальским воздухом. Дамочки смотрели из-под руки вдаль и фотографировались на фоне старенького парохода, притулившегося у причала, мужчины, завидев нас, разворачивали плечи и сразу становились более мужественными. Нам не хотелось думать, что они принимают нас за местных, и мы вызываем одно лишь желание — защитить от нашего присутствия своих жен и дочерей, мы решили, что они нам завидуют. Да так оно и было, в самом деле! А никак иначе и быть не могло!

Дорога обратно была мучительной: я устала, ехала медленно, Алексей то и дело шипел, чтобы я ехала быстрее, но этого я сделать не могла, потому что, смотрите выше, я устала. Когда мы приехали домой, и я стянула с себя кожаные штаны, чтобы развесить их на балконе для проветривания, потому что они на всю квартиру воняли бензином, я увидела уже черную, налившуюся гематомой ногу.

— Может, «скорую» вызвать? — спросил дрогнувшим голосом Алексей.

— Ага! Они мне приедут зеленкой намазать! — фыркнула я.

Ночью я узнала, что такое «асфальтовая болезнь» — меня «ломало», тошнило, болело все тело, нога горела огнем. Я никак не могла устроиться так, чтобы было полегче. На узкой тахте мне и одной бывало тесновато, а тут еще Алексей решил остаться ночевать. При этом спал он, как убитый, и разбудить его мог только звонок будильника в шесть тридцать утра. Когда я все же растрясла его, он бессмысленно глянул на меня своими синими зенками и, сказав:

— Ну а я-то чем помочь могу… — снова уснул.

Я скрипела зубами, пила цитрамон и мазала ногу всем, что было в аптечке. Уснула я только тогда, когда Алексей утром ушел домой.

Конец ознакомительного фрагмента.