Падение Флавиев

Максимилиан Валентинович Маркевич, 2018

«Падение Флавиев» – это прямое продолжение романа «Падение Храма Соломонова».Роман повествует о правлении последнего императора из рода Флавиев – Домициана, чьи достоинства и пороки смешивались в нем поровну, пока наконец сами достоинства не превратились в пороки.Сможет ли приемный сын бывшего императора Тита, Туллий, отомстить за названого отца, считая, что именно Домициан виновен в коротком и трагическом правлении своего брата?Автор опирался на труды античных историков: Светония, Тацита, Плиния-младшего и Геродота, цитаты которых присутствуют в романе.Читайте вторую часть исторической трилогии «Падения».

Глава IX

Двое всадников и девушка за спиной одного из них на черных лошадях скакали по вымощенной булыжником Лабиканской дороге⁶¹ соединяющей Рим с юго-востоком Италии.

У Эсквилинских ворот⁶² они остановились. Эти ворота представляли собой квадратное строение из травертина⁶³ с большой аркой (высота — 16 локтей, ширина — 8 локтей) и с двумя маленьких боковыми проходами. Защищала столицу мира Сервиева крепостная стена⁶⁴, которая была построена шестым царем Древнего Рима Сервием Туллием, правившим в 578—535 гг. до Р. Х. Ему приписывают множество реформ и активную строительную деятельность, которая спустя столько столетий вызывала восхищение. Эта стена превосходно защищала от врагов, которые теоретически могли бы подойти к Риму и осадить его, но на практике в мире на данный момент не было ни одного врага, могущего с войском хотя бы приблизиться к Вечному городу. Сервиева стена была возведена из блоков туфа⁶⁵, ее длина составляла 55 стадий, высота — 23 локтя. Стена окружала территорию площадью около 426 гектаров, включавшую холмы Рима: Капитолий, Палатин, Квиринал, Виминал, Авентин, Целий и Эсквилин.

— У меня смешанные чувства, Меланкомос! — произнес Туллий, спрыгивая с лошади. — Я и рад снова увидеть Рим, но в то же время мне горько вспоминать все то, что здесь со мной происходило, — и он помог Опойе встать на землю.

— Лучше сконцентрируйся на главном, — ответил Меланкомос и спрыгнул с лошади. — Хотя эта стена и носит название в честь царя Туллия, тем не менее для Рима ты должен забыть это имя. Никто даже не должен догадываться, кто ты на самом деле.

— Ну и кем мне быть?

— А что, мало имен на свете?

— Клитус, я буду Клитусом.

— Хорошо. И еще мы с тобой заходим по отдельности.

— Это еще почему?

— Не надо, чтобы кто-то знал, что я с кем-то. Мало ли кому они показывают записи вошедших в город. А я личность известная.

— А если я не пройду?

— Выкручивайся сам, юнец.

Они с лошадьми подошли к воротам, где при входе стояли милесы и проверяли прибывавших. Пришлось простоять в очереди часа четыре.

— Имя и цель прибытия в Рим? — спросил стражник у грека.

— Я Меланкомос, Олимпийский чемпион и чемпион Римских гладиаторских игр.

— Да, точно, я тебя знаю! С прибытием, чемпион. — Улыбнулся милес и пропустил его.

— Имя и цель прибытия в Рим? — спросил уже стражник у Туллия.

— Я Клитус, а это моя рабыня Опойя. Давно мечтал увидеть самый лучший город в мире!

Несколько милес уставились на него, внимательно изучая.

— Только лишь увидеть? — вновь спросил страж. — Есть документы, подтверждающие твое имя, гражданство и собственность на эту рабыню? Откуда ты? Что у тебя в мешке на плече?

— Я? Я из Греции… и я потерял где-то папирусы…

— Вечные отговорки! Здесь каждый третий без документов пытается попасть в Рим. И знаешь, что мы в таких случаях говорим?

— Что?

— Следующий!

— Нет, нет, прошу! Мне очень надо попасть в Рим. Я ради этого и приехал из далекой Греции.

— Чтобы просто увидеть Рим, да?

— Не совсем.

— А что тогда?

— Хорошо, я скажу. Просто мне шестнадцать лет, и я не хотел об этом во всеуслышание говорить…

— Да говори уже, шестнадцатилетний греческий атлет.

— Я приехал посетить лупанарии. Да, лупанарии. Все в Греции говорят, что в Риме лучшие простибулы во всей империи.

Милесы рассмеялись.

— А тебе мало твоей рабыни? — хохотал стражник. — Или ты любитель оргий?

— Да, любитель.

— Эх, где мои шестнадцать лет?!

И милесы вновь расхохотались.

— Я вам дам денарии, но не за вход в город, так как взятки незаконны, а за то, что вы мне подскажете, где самый лучший и чистый лупанарий.

— Сколько?

— Десять.

— Шестьдесят.

— Сорок.

— Но на лошади нельзя ездить по городу в дневное время, так что придется ее оставить на стоянке лошадей и оплатить содержание.

— Не проблема. Вот вам ваши монеты. Так какой здесь лучший лупанарий?

— А нам откуда знать? Мы порядочные римляне, — и вновь хохот. — Сам ищи.

Туллий оставил лошадь и отправился с Опойей внутрь города по дороге Субуры⁶⁶. Он осматривался по сторонам в надежде найти своего друга грека, но того и след простыл.

— Куда мы пойти, господин? — спросила Опойя.

— Надо бы найти мансион⁶⁷. Ты, наверное, очень голодна?

— Ничего страшного, господин.

— Вообще-то нам надо к сенатору на Квиринал… — Начал вспоминать план города. — Так, значит, мы сейчас на Эсквилине… Отлично, это соседний холм. Правда, встреча назначена на завтра. Ладно, пойдем сразу на Квиринал и поищем жилье заодно.

Дороги за пределами Рима были просто колоссальные: широкие, 12 локтей, выложены булыжником, вдоль них разрастались могилы и усыпальницы римлян. В самом же Риме дела обстояли иначе. Улицы в большинстве случаев до сих пор оставались простыми проходами⁶⁸ или тропинками⁶⁹, ширина которых — 7 локтей. Узость проходов усугублялась тем, что они делали еще больше извивов, потому что на «семи холмах» им приходилось взбегать или спускаться по весьма крутым склонам, откуда и происходит слово clivi — спуски, присвоенное многим из них: clivus Capitolinus, divus Argentarius и другим. Наконец, ежедневно загрязняемые мусором из прилегающих инсул, они не содержались в должном состоянии, в каком предписал им Диктатор⁷⁰ Юлий Цезарь в законе, вышедшем после его смерти, а кроме того, вовсе не всегда были снабжены тротуарами и мостовой, которые тогда же попытался им навязать диктатор. Этот закон гласил: «Собственникам жилья, чьи строения выходят на общественную улицу, необходимо чистить ее перед входом и вдоль стен, иначе штраф». Тогда же собственники придорожных инсул получили разрешение пристраивать на верхних этажах балконы. На деле же этот закон не слишком-то и пытались выполнять, так как грязь и мусор лежали повсюду. В общем и целом улицы Рима образовали скорее хаотическое нагромождение, нежели сколько-то стройную систему. Они никогда не рвали связи со своими отдаленными корнями, продолжая сохранять верность традициям, лежавшим в основе их, тогда еще деревенского, возникновения: тропы, по которым могли передвигаться только пешеходы⁷¹; подъезды, которыми могли пользоваться карруки в один ряд⁷² и, наконец, такие дороги, на которых могли разъехаться или обогнать друг друга две карруки⁷³.

Юлий Цезарь осознал, что на столь крутых, узких и оживленных улочках движение каррук, неизбежное в связи с удовлетворением потребностей сотен тысяч жителей, привело бы среди дня к мгновенной закупорке и было бы источником постоянной опасности. Этим и объясняются радикальные меры, на которые он пошел, что и знаменуется его посмертным законом. После восхода солнца и вплоть до самых сумерек перемещение каррук внутри Рима более не допускалось. Те, что вошли сюда в течение ночи и оказались застигнуты рассветом прежде отправления, имели право лишь на то, чтобы стоять пустыми. Это правило, впредь не отменимое, допускало лишь четыре исключения. На улицы допускались: в дни торжественных церемоний — карруки весталок, царя священнодействий и фламинов; в дни триумфа — карруки, без которых нельзя было обойтись в процессии победы; в дни общественных игр — те карруки, которых требовали эти официальные празднования. Кроме этих случаев, определенных весьма точно, в Риме было разрешено передвигаться лишь пешеходам, верховым (когда нет праздников), обладателям паланкинов и портшезов⁷⁴. Так что неважно, идет ли речь о бедных похоронах, отправляющихся в путь с наступлением вечера, или о пышной погребальной процессии, начинающейся среди бела дня, будут ли впереди следовать флейтисты и рожечники, а позади — нескончаемая вереница родственников, друзей и наемных плакальщиц⁷⁵. Мертвецы, помещенные в свой собственный гроб⁷⁶ или на простых носилках, которые несли на себе vespillones, отправлялись к костру, где им предстояло быть сожженными, или к могиле, где их прах должны были предать земле.

После пожара 64 года от Р. Х., во время которого погибла большая часть города, Нерон вознамерился вновь отстроить уничтоженные огнем строения по более разумному плану: улицы стали прямы и широки, дворы — открыты, здания из мрамора и не выше определенной меры, лицевая сторона их была украшена портиками. Меры, предпринятые императором, касались главным образом центральных улиц. Полной перепланировки столицы предпринято не было, что вряд ли было возможно также и в силу густоты заселенности Рима и запутанности его стародавних кривых улиц.

Далее, после пожара 80 года от Р. Х., когда опять пострадал Рим, император Тит начал улучшать дороги и улицы, а теперь уже за дело взялся и Домициан.

На данный момент создавалось впечатление, что абсолютно весь город преображается, так как на каждой улице велись строительные работы либо реконструкции. Шум и гам были слышны со всех сторон. Неудивительно, что многие граждане просто закрывали уши руками и так шли по своим делам. Повсюду царили оживление и беспорядочная толкотня. В тавернах полно народу после того, как их открывают и удлиняют выставленными наружу лотками. Здесь же, прямо посреди проезжей части, бреют своих клиентов брадобреи. Сюда идут разносчики из trans Tiberim⁷⁷, меняя на стекляшки свои пакетики с пропитанными серой спичками. Там торговцы, охрипшие из-за того, что им приходится зазывать глухих ко всем призывам клиентов, выставляют на обозрение дымящиеся колбасы в горячих сосудах. Тут же, прямо на улице, пытаются перекричать весь город школьный учитель и его ученики. С одной стороны меняла звенит на нечистом столе своими запасами монет с портретом Домициана, с другой золотобит, работающий с золотым песком, сдвоенными ударами постукивает блестящей киянкой по камню. На перекрестке зеваки, собравшиеся в кружок вокруг заклинателя змей, выражают ему свое восхищение. Повсюду звучат молотки медников и голоса бездомных, пытаясь разжалобить прохожих именем Юпитера или скорее воспоминаниями о множестве жизненных трагедий. Причем, судя по их рассказам, все они воины — герои знаменательных битв, чемпионы гладиаторских боев или члены бывших царских и императорских династий.

Прохожие же продолжали течь непрерывным потоком, не обращая внимания на препятствия. Весь без исключения город вывалил наружу, люди перли друг на друга, кричали и толкались, по солнцу или в тени. Идущая впереди толпа не давала двигаться быстрее Туллию и Опойе, будто специально замедляя шаг. Толпа, что за ними, наступала им на пятки. Кто-то толкал их локтем, другой пихал брусом, третий тянул за тунику, пытаясь ее порвать, четвертый трогал торс и щипался. Конечно же, в такой толчее легко работалось ворам.

Минуя все эти препятствия, Флавий с рабыней оказались на Квиринале — самом высоком холме среди всех семи холмов вечного города. Он был назван в честь Квирина — италийского бога, считавшегося обоготворенным прародителем Ромула, основателя Рима. Недолго блуждая улицами, они очутились возле виллы сенатора. Туллий почесал затылок, решаясь, постучать в двери или нет, решил все же не злоупотреблять гостеприимством и только хотел было уйти, как услышал педисекв⁷⁸:

— Дорогу сенатору Гнею Сервию!

Паланкин остановился прямо у входа на виллу, и оттуда выглянул Гней:

— Туллий? Ты рано!

— Да, я понимаю, просто я только приехал и должен был проверить адрес…

— А то я вдруг тебя решил обмануть! — съязвил сенатор.

— Нет… это не так… — засмущался тот.

— И, конечно же, ты голову не покрыл, как я советовал, и спокойно разгуливаешь по Риму в поисках приключения, да?

— Нет… я…

— Где остановился?

— Сейчас буду искать мансион.

— Понятно, — и сенатор вылез из паланкина. — Заходи, у меня переночуешь.

— Нет, благодарю! — отказался Туллий. — Я не хочу быть обузой никому.

— Сами боги прислали меня домой именно в то время, когда ты здесь стоял. Судьба ли это? Так что заходи, пока тебя не обнаружили.

— Сенатор, ты явно меня переоцениваешь. Кроме Домициана и его близкого окружения, меня никто не знает в лицо.

Через ворота пронесли пустой паланкин, а за ним прошли педисеквы и Сервий с гостями. В саду виллы три фонтана струились между статуями античных героев. За ними расположился неглубокий бассейн. Вилла представляла собой прямоугольное строение длиною в стадию, с большим перистилем⁷⁹ в центре и двумя выступающими корпусами. Западный выступ с террасой и бельведером обращен к Марсову полю. Помещения нижнего этажа заглублены в землю. Вдоль коротких сторон здания находились жилые кубикулы, а вдоль длинных — криптопортики и коридоры. Вилла имела ступенчатый силуэт, так как ее верхние этажи несколько отступали от края, образуя террасы с портиками и экседрами.

— Проходите, будьте как дома, — произнес сенатор, приглашая в атрий.

— Очень красивая вилла, мне нравится, — сделал комплимент Туллий.

— Благодарю! Приятно это слышать от человека, который вырос во дворце. Тем более я заплатил за нее огромную сумму в пятьсот тысяч денариев. Ведь старая родовая наша вилла погибла в огне три года назад. — После чего обратился к рабам: — Подготовьте кубикулу для нашего почетного гостя, — и вновь спросил у Флавия: — Твою рабыню отправить к остальным рабам или с ней будешь спать?

— Буду с ней.

— Что за шум, отец? — Появилась девушка с большим животом и в тонкой палле.

Если бы не живот, то она была бы эталоном римской моды. Тонкие черты лица, огромные голубые глаза и светлые волосы придавали облику этой семнадцатилетней девицы красоту богини.

— А, Лукина! — Засветился от радости Гней. — Познакомься, это Туллий Флавий, приемный сын божественнейшего императора Тита Флавия!

— Так, значит, это ты меня сделал вдовой? — странно спросила девушка у Туллия.

Флавий замешкался. Здесь же появилась Оливия.

— Опять ты? Ты мне приносишь несчастье с самого первого момента, когда украл у нас лимоны.

— Мне жаль, что я лишил вас лимонов… и Авла, — строго выговорил Туллий.

— Да, лимоны было жаль, — рассмеялся сенатор. — Моя дорогая супруга хотела сказать, что она сильно перенервничала в ту кровавую ночь на вилле и все же хочет высказать благодарность Туллию Флавию за то, что он спас наш род от Авла. Да и дочь так радуется. Если бы не ты, то, мне кажется, она и сама его зарезала бы вскоре.

Лукина тоже рассмеялась.

— Авл хотел отравить тебя, супругу убить, а… — начал было Флавий.

— Я знаю, — спокойно перебил его Гней. — Мне все донесли. Авл даже успел Домициану послать письмо, о котором я не знал. Пришлось выкручиваться перед императором как мог, и теперь Цезарь дал мне время до календ сентября, чтобы я принес твой труп, иначе меня казнят.

— Что? — поразился Туллий. — Как так?

— Отец? — испугалась дочь. — Что ты такое говоришь?

— Это правда, Гней? — спросила Оливия.

— Правда, но не бойтесь. У меня есть план.

— Сдать меня? — поинтересовался Флавий.

— Нет, что ты. — Улыбнулся Сервий. — Я все устрою, но нужна какая-то вещь… Может быть, есть у тебя то, что дарил тебе когда-то Тит? Или знаки на теле, какие-то особенности?

— Есть, — и Туллий вытащил свой серебряный кинжал. — Это родовой кинжал Флавиев. Предсмертный дар моего отца.

— Да, я помню, ты уже показывал мне его.

— Но я не могу его отдать, это все, что осталось у меня от Тита. Он бы не простил мне…

— Сынок, я все понимаю, — положил ему руку на плечо, — но на кону не только твоя жизнь, но и всей моей семьи. Мы должны сделать так, чтобы Домициан тебя похоронил и забыл раз и навсегда. Только когда он успокоится, мы сможем придумать идеальный план его убийства. Нанесем удар тогда, когда он меньше всего будет ожидать. Но для этого нужны жертвы, и мы все чем-то пожертвуем.

— Как ты разыграешь мою смерть? — Туллий протянул кинжал Сервию, и тот взял его.

— Позже узнаешь, а пока можешь отправиться в кальдарий, помыться с дороги и отдохнуть в кубикуле.

На обед Туллий вышел в белой тоге, одолженной Гнеем. Он возлег за столом и лишь молча наблюдал, как семья Сервиев общалась между собой и шутила. Мысль была одна: «Какие же они счастливые, когда есть близкие и любящие их люди». Сенатор заметил грусть на лице Флавия.

— Туллий, попробуй к рыбе вот этот соус гарум.

— Благодарю, я люблю гарум. А он с чем?

— Анчоусы, уксус, соль, оливковое масло, перец и вино, — ответила за супруга Оливия. — Это Гней их любит. А я люблю с тунцом. Моя дочка — с моллюсками и ароматными травами. Вообще, если бы вы только знали, как тяжело этот соус делается…

— Мама, ты уже сто раз об этом говорила. — Закатила глаза Лукина.

— Это тебе я говорила, а вот Туллий, наверное, не знает. Так вот, гарум готовится из крови и внутренностей рыбы путем ферментации, которая проводится в неглубоких каменных колодцах под действием солнца в течение трех месяцев. Соусом гарум является прозрачная жидкость, которая образовывается на поверхности рыбной субстанции. В городах его не производят из-за сильного специфического запаха. Да и продают его всегда запечатанным в маленьких глиняных сосудах.

— Очень поучительно, Оливия, — произнес Сервий. — Только эти рецепты интересны лишь женщинам.

— И это говорит сенатор, который все про все должен знать?!

— Думаю, в сенате вряд ли начнутся слушания по поводу приготовления гарума. Тебе надо создать женский сенат.

Все, кроме Оливии, рассмеялись.

— Матроны лучше бы управляли империей, чем вы, любящие гулять налево и направо, мужчины.

— Не нервируй меня, дорогая супруга, а лучше займись своими домашними делами, — довольно строго сказал Сервий. — Я pater familias⁸⁰ и делаю всегда только то, что считаю нужным и необходимым.

Оливия хмыкнула, встала и гордо удалилась.

— А соус действительно хорош, — попытался разрядить обстановку Туллий.

— Завтра у нас будет серьезное собрание, поэтому мою супругу отправлю в театр Марцелла, — не то сам себе, не то всем объявил Гней. — Лукина, если хочешь, можешь с ней поехать.

— Нет, отец, с животом уже тяжело мне передвигаться. Я просто закроюсь в своей кубикуле.

— Ты можешь присутствовать, если интересно. В отличие от твоей матери ты умная.

— Тогда мне интересно… — и она начала разглядывать Флавия. — …Интересно же наблюдать за тем, как Туллий идет к императорскому трону.

В августовские иды на вилле у Сервия стали собираться гости. В основном это были сенаторы и несколько патрициев из уважаемых и древних семей. Но главной неожиданностью для многих, безусловно, было появление здесь Марка Нервы.

— Надеюсь, Гней, я не зря проделал столь длинный путь в эту жару, чтобы отведать твое и мое любимое белое фалернское вино, — произнес Нерва, скидывая с себя тогу. — Когда оно настоится в меде, то становится очень крепким и сладким.

— Конечно, Марк, у меня его вдоволь.

— Оно же очень дорогое. Самое дорогое. В четыре раза дороже всех остальных сортов.

— Я в курсе.

— Я просто очень люблю вина и терпеть не могу «Кровь лозы». Оно быстро плесневеет в амфорах, поэтому приходится разбавлять горным медом либо водой, как в тавернах. А плебеи, вы не поверите, — и он расхохотался, — разбавляют вино водой из Тибра, чтобы не было столь кислым.

— Да, мы слышали об этом. Сейчас принесут наше вино. Итак, все уже собрались, а нас сегодня почти шестьдесят человек…

— Нет, не все, — перебил его Нерва. — Я позволил себе от твоего имени пригласить еще одного очень важного и влиятельного человека.

— Кто это? И почему я узнаю об этом только сейчас?

— Не волнуйся, друг, ты же мне доверяешь точно так же, как и я тебе?! А разве мы когда-то подводили друг друга?

— Что же, надеюсь, этот незнакомец не Домициан?! — Послышался хохот гостей. — Друзья! — продолжил Сервий. — Во-первых, благодарю, что вы все отозвались на мое предложение и прибыли сюда в столь мрачное для нас время. Во-вторых, на данный момент лишь мы с вами реальная оппозиция императору…

— Я не думаю, что Нерва — оппозиция, — заявил один из сенаторов. — Он не только самый близкий друг Флавиев из оставшихся живых, так еще и очень близок к Домициану. Не рискуем ли мы возлежать с ним за одним столом?

— Ваши опасения мне понятны, сенаторы, — ответил Марк, наливая вино. — Но наши отношения с императором лежат в руинах. Мы давно уже не любовники. Да и чаще всего он старается избегать меня. Никаких должностей не дает… даже места в сенате меня лишил. Его изменила должность императора в худшую сторону.

— А если он сейчас предложит должность консула, как пример? Ты опять будешь с ним?

— Нет, я человек очень и очень злопамятный. Веспасиан и Тит всегда с уважением ко мне относились, с почетом. А Домициан… он предал меня. Больше мне нечего добавить.

— Марк, — обратился к нему Гней, — а ты хорошо помнишь Туллия Флавия?

— Конечно, он рос на моих глазах. А что?

— Что ты о нем нам можешь рассказать?

— Ребенок как ребенок. Всегда в тени Тита был. Про него можно сказать, что малец неконфликтный, спокойный, уравновешенный. Хорошо учился. Правда, замкнутый немного… Но безумно красивый, Аполлон отдыхает, да простит меня этот бог! Тит его любил, но кто же знал, что это приемный сын?! Домициан так мечтает его поймать. Однако, как ни прискорбно это звучит, я не думаю, что Туллий жив.

— Ты же помнишь, как он выглядит?

— Что за странный вопрос, я же говорил — он вырос при мне.

— Туллий! Зайди к нам, — объявил Сервий.

Все гости вытаращились на входящего в атрий Флавия и замерли.

— У меня вопрос к тебе, Нерва. Просто спрашиваю для себя, на всякий случай. Это действительно Туллий? — поинтересовался Гней.

Марк, пораженный увиденным, приблизился к Туллию и стал трогать его лицо, будто хотел снять с него маску. Затем потрепал волосы и произнес:

— Мальчик мой, Туллий! Ты жив?! — и обнял его крепко.

— Дядя Марк! — Флавий обнял в ответ.

— Хвала богам… Как же ты выжил? Почему ко мне не пришел? Я никогда не выдал бы тебя Домициану.

— Я чуть не погиб, меня спасли и доставили в Тарент. Там и выживал. Безопаснее всего было находиться вдали от Рима, пока я не наберусь сил.

— О боги… — Нерва не знал, на кого смотреть. — Так вот, значит, какой у вас план. Домициана заменить Туллием?! — и он рассмеялся. — Гениально, Гней, просто гениально.

— Гениальность не в придумывании плана, а в его реализации, — ответил Сервий.

— Да, ты прав.

— Ну что же, Туллий, поздравляю. — Улыбнулся ему Гней. — Тебя опознали.

Довольный Флавий возлег рядом с Нервой. В атрии появился номенклатор:

— Господин, пожаловал еще один гость!

— Пусть входит, — разрешил Сервий.

Когда же этот гость вошел, лица у многих присутствующих побледнели. Они хотели уже бежать во все стороны не оглядываясь, даже через окна. Казалось, их бы не остановил и тот факт, что вилла находилась частично в холме. Даже Туллий сглотнул и тоже стал подумывать уже о побеге.

— Ну, надо же, — удивился спокойный Гней, — сама императрица к нам пожаловала!

— Проходи, возлежи, Августа. — Бросился помогать ей Нерва.

Она в черном пеплуме молча возлегла с Марком и только тогда заметила Туллия.

— А, ясно, — лишь выдавила из себя Домиция. — Вот из-за чего нужно было это собрание.

— Я не понимаю… — еле слышно произнес Флавий. — Она ведь…

— Императрица! — начал было Сервий.

— Уже нет, Гней! — парировала Августа. — Домициан развелся со мной и изгнал из дворца! Или до тебя еще не дошли эти сведения?

— Прими мои искренние соболезнования по поводу смерти сына. Он был столь юн…

— Домициан-младший умер? — поразился Туллий. — Как? Почему?

— Тебе какое дело до этого? — резко ответила ему Лонгина. — Наоборот, радуйся, прямого наследника у Домициана больше нет. Остались только двое родственников со стороны Сабина, но они ничтожества оба, впрочем, как и ты.

— А как моя сестра Юлия поживает? — не реагировал на оскорбления Флавий.

— Живет с матерью на вилле. Но она тебе не сестра, ведь, в отличие от тебя, она настоящая дочь Тита Флавия, его кровь, его плоть.

— Так чем мы можем помочь тебе, Домиция? — вмешался в разговор Сервий. — Сегодня развелся Домициан, а завтра вновь поженится. Насколько мне известно, вы и раньше так конфликтовали.

— В этот раз все по-другому. Он унизил меня при всех, когда после театра отправил голой идти во дворец.

— Да, это грустная история. К тому же публично убил твоего любовника.

— Да Плутон с ним, с любовником тем. Домициан публично оскорбил меня перед плебеями, перед этой чернью. Знаешь, что они кричали? Казни ее! А он ведь мог это сделать, мог исполнить просьбу плебса… Домициан должен умереть, иначе умру я.

— А вдруг это все ловушка? — предположил один из гостей. — Вдруг ее сюда специально подослали, а завтра список с нашими именами попадет в руки императора и он нас сразу казнит?

— Да как ты смеешь обвинять меня в том, что я, прикрываясь смертью моего сына, участвую в разоблачении заговора? Да проклянут тебя все боги Рима!

— Прости его, Домиция. Мы все очень рискуем… — заступился Гней.

— А я не рискую, возлежа за одним столом с этим… Туллием?

— Мы все обеспокоены тем, куда катится наша любимая империя, и если не остановить Домициана, то Нерон останется далеко позади.

— Это да, он уже обдумывает, как расформировать сенат и разрушить Курию Юлия.

Сенаторы охнули.

— А недавно я был на ужине у императора, — заговорил Нерва. — Так там он убил Мария, стража Юпитера Капитолийского, который спас его во время правления Вителлия. Просто и хладнокровно выпустил стрелу в своего спасителя, но перед этим долго слушал его воспоминания и обещал покровительство и заботу.

— Итак, уже ясно, что с каждым последующим днем Домициан будет становиться все безумнее, — заявил Сервий.

— И что мы можем? — спросил один из сенаторов. — Нас слишком мало. Даже здесь и сейчас присутствуют лишь тридцать восемь сенаторов из шестисот.

— Но какие тут сенаторы и какие тут люди! Лучшие из лучших!

— Каков план? — спросил Нерва.

— Его еще нет. Он только зарождается. Домициан осторожен и всегда наготове. Он сейчас покинет Рим и будет жить на разных виллах как можно дальше отсюда. Мы не сможем успешно действовать за пределами Рима. Надо, чтобы завершилось строительство его дворца, и тогда он будет там постоянно жить, расслабится и пропустит наш разящий удар. У нас будет лишь одна попытка, и мы ее используем.

— Домициан не успокоится, пока не схватит Туллия.

— Я решу эту проблему. Завтра Домициан похоронит Туллия Флавия навсегда.

— Как?

— Чем меньше знаете, тем крепче спите.

— Но мы должны знать, иначе зачем мы собрались?

— Вы должны знать лишь только то, что важно. Я же сказал, что это уже не проблема.

— Что далее?

— Предлагайте! Не я ж один должен думать за всех. Все же тут заинтересованные и умные люди.

— Я приехала сюда со своим слугой Стефаном, — заявила Лонгина. — Ему вы можете полностью доверять. Несмотря на то что он остался во дворце, так как лишь он один развлекает и веселит Домициана, он все равно предан только мне.

— А разве Цезаря можно чем-то развеселить и развлечь? — поинтересовался один из гостей.

— Как ни странно, можно, но очень редко. Чаще всего он уединяется сам с собой и запирается надолго.

— Пропажу слуги не обнаружит император? — поинтересовался Марк.

— Он знает, что Стефан помогает мне с переездом.

— А он сможет отравить императора?

— Это вряд ли. Домициан ничего не будет принимать в пищу без дегустаторов. А после еще долго ждет последствий, прежде чем есть.

— Ночью его сможет зарезать Стефан? — спросил один из гостей.

— Нет, его спальник Парфений всегда наготове, да и много преторианцев у дверей и в коридорах.

— Может, нам его переманить?

— Пробуйте.

— Это все хорошо, но не на данном этапе, — прервал всех Сервий. — Как я и сказал, нужно время.

— Тогда мы зря сегодня приехали! — расстроился Нерва, опустошая очередной кубок вина.

— Не зря. Это наша первая встреча из сотни других. Сегодня мы, так сказать, познакомились снова и объединились. Все на одной лодке плывем к намеченной цели — убить Домициана, а затем сенат провозгласит новым императором Туллия. SPQR — Сенат и Народ Рима примет это решение с благоговением, так как все до сих пор скучают по правлению Веспасиана и Тита Флавиев. А Туллий будет продолжателем их политики.

— Может, у Туллия спросим, как он это все видит? — поинтересовался Марк.

Все гости уставились на Флавия.

— Мне главное — отомстить Домициану за убийство моего отца, Тита. Именно убийство, так как он отравил его, — ответил он.

— Это все понятно. Ну а после того, когда станешь императором?

— Я сделаю всех вас своими советниками и буду править вместе с Римским сенатом.

— То есть ты за республиканский устрой?

— Эм… да… именно… республиканский, — растерялся Туллий.

Этот ответ почти всех обрадовал. По радостным лицам можно было все прочитать.

— Ой, да ладно, он вам сейчас скажет, что вы только захотите услышать. Ведь все такие хорошие до прихода к власти, — съязвила Домиция. — А потом становятся тиранами. Хотелось бы верить, что Туллий вообще знает, что такое республика, но лично мне не нравится вариант с ним. Мы должны рассмотреть несколько кандидатов.

— Например? — спросил Сервий.

— Сабинов, младшего или старшего.

— Ты же сама говорила, что они ничтожества.

— Тем легче будет ими управлять.

На сей раз сенаторы задумались.

— Вариантов много, конечно же, — стал размышлять Нерва. — Но Туллий — лучший кандидат. Он ведь Флавий, пусть не по крови, но по имени, — и он подмигнул ему.

— Тем более, — продолжил Гней. — Даже невооруженным взглядом видно, что Домиция явно не любит Туллия. Не знаю, что у вас произошло, да и не хочу знать, но мы должны придерживаться основного плана. А в нем Туллий — главный претендент.

— Может, проголосуем? — предложил Марк.

— Да, как в сенате. Люблю эту процедуру, — поддержал один из гостей.

— Хорошо, давайте поиграем, — вздохнув, согласился Гней. — Кто за то, чтобы Туллий сел на императорский престол? — Руки подняли Сервий и его дочь, Нерва и половина сенаторов. — Кто за то, чтобы Сабин-отец или его сын? — Лонгина подняла руку и оставшиеся. — За Туллия большинство.

— Почти ничья. — Зло улыбнулась Домиция. — Слабая победа, — и она собралась уходить. — Сообщите, когда опять будет встреча. Мне почти понравилось у вас, — и ушла.

Другие гости также стали понемногу расходиться. Нерва же подошел к Туллию и Сервию.

— Если хотите, я могу у себя приютить Туллия. Дядя Марк гарантирует его безопасность.

— Это не очень хорошее предложение, — ответил за Флавия Гней. — Вдруг к тебе заявится Домициан среди ночи, и что тогда? Не только Туллий погибнет, но и ты тоже.

— Да последний раз Домициан был у меня в гостях еще до императорства. Я же говорил, он стыдится уже меня, — обиженно произнес Нерва.

— Мы учтем, и если понадобится это для общего блага, то Туллий поживет у тебя.

Марк кивнул и гордо удалился.

— Ох, как с ними всеми сложно. — Сел на селлу⁸¹ и расслабился Сервий. — Еще ничего не достигли, а уже делят власть, и так всегда было во все времена.

— Так, может, стоит мне пожить с Нервой? — поинтересовался Флавий.

— Не нужен тебе этот развратник. Он начнет приставать к тебе, как когда-то приставал к Домициану. Тебе это не нужно! Или хочешь быть его любовником?

— Нет, вообще-то я только девушек люблю.

— Вот и славно. Я тоже люблю только женщин, что, безусловно, большая редкость для Рима. Почти все в Риме любят мужчин и женщин одинаково.

— Так что мне делать дальше? Я же не могу здесь остаться жить, да и незачем.

— Вообще-то кое-что ты можешь.

— Что?

— Завтра расскажу, когда повидаю Домициана и удостоверюсь, что он тебя похоронил. Надо идти шаг за шагом к намеченной цели, а не все сразу.

— Согласен.

— А пока иди отдохни.

Ночью к жилью сенатора подъехала каррука. Из нее вышли двое странников в накидках и постучались в ворота. Их открыл раб и обомлел. Перед ним предстали двое здоровых и крепких мужчин среднего возраста с изрезанными лицами и видом явных убийц. Один из них сплюнул и хрипло проговорил:

— Зови хозяина сюда, быстро! Проклятый евнух.

Раб закрыл ворота, весь трясясь, и что есть мочи побежал к таблину сенатора.

— Господин! — взмолился он, врываясь без предупреждения. — На улице убийцы и хотят тебя видеть.

Сервий расхохотался от вида своего раба.

— Уже иду.

— Позвать всю нашу охрану?

— Да ты что? Не смей никого будить. За полночь уже.

Гней спокойно переоделся и вышел из виллы, двое незнакомцев расступились перед ним на улице. Он заглянул внутрь карруки и довольный кивнул.

— Отличная работа. Даже очень.

— Куда доставить посылку?

— Я с вами поеду.

Каррука двигалась по ночному Риму в сторону Палатинского холма. Как ни странно, но именно ночью в столице мира кипела жизнь. Огромный поток каррук, извозчиков и целых обозов, процессий вьючных животных буквально заполонили все улицы грохотом своих колес, топотом и вонью, заставляя содрогаться окрестные инсулы и домусы, а Тибр отвечал крикам носильщиков эхом. Естественно, что этот нескончаемый поток и гул, который его сопровождает, обрекает римлян на бессонницу. Как можно было заснуть в своей кубикуле в инсуле, когда проезд каррук через уличные повороты, ругательства погонщиков, которые не двигаются с места, лишили бы сна даже императора? В этот период массовой застройки и реконструкций, когда на небе не было луны, улицы погружаются в глубочайшую тьму, в целях безопасности от пожаров. Не было никаких масляных фонарей, факелов или свечей на стенах, никаких ламп, подвешенных к дверным косякам, кроме тех исключительных иллюминаций, когда кто-то отмечал праздник. В обычное же время ночь падает на Рим, как тень некой опасности — смутной, коварной и грозной. Каждый гражданин направляется к себе домой и там затворяется, укрепляясь наглухо. Все лавки вымирают, за створками дверей пропускают охранные цепи, ставни в кубикулах также запирают, а цветочные горшки убирают с окон, которые они украшали. Патриции, если им приходится выйти из виллы, берут в провожатые рабов с факелами, чтобы они освещали и защищали их передвижение. Другие не слишком-то надеются на ночные обходы⁸², предпринимаемые несущими большие свечи отрядами городской когорты, слишком большого района, чтобы одновременно можно было наблюдать за ним целиком. Опасность преследует каждого, кто отправляется ужинать, не составив прежде завещания. В случае преступлений, префект со стражей обязан преследовать убийц⁸³, взломщиков⁸⁴, грабителей⁸⁵ всякого рода, изобилующих в Вечном городе, так как каждому возвращающемуся домой по погруженным во тьму улицам, следовало опасаться множества бед. Впрочем, все выглядело не столь трагично, хотя ночной прохожий рисковал подвергнуть себя смерти или по крайней мере заражению «всякий раз, как над ним отворялись окна, за которыми еще не спали». Довольно частым явлением был и тот факт, когда на пирах засиживались допоздна и, выйдя на ночные улицы, за отсутствием факелов сбивались с пути, так что в этом лабиринте улиц без указателей, без номеров и света им удавалось отыскать свое жилище лишь с рассветом.

Достигнув цели, каррука остановилась прямо возле главных врат дворца Августа, которые ярко освещали огромные факелы. Буквально тут же возле нее появились стражники, оголяя мечи.

— Если тебе жить не надоело, поезжай дальше, кто бы ты ни был! — грозно выговорил охранник. — Здесь останавливаться нельзя. Это дворец императора Римской империи!

— А я сенатор Римской империи Гней Юний Сервий! — и он спрыгнул с карруки. — И тебе стоит разбудить императора немедля, так как по его приказу я раскрыл заговор и должен срочно отчитаться. — Стражники переглянулись. — Чего вы стоите? Быстрее.

— Я не хочу будить императора! — сказал один охранник.

— Как и я, — ответил другой.

— Да вас к его покоям преторианцы не пустят. Разбудите управляющего дворцом Парфения хотя бы. Он же его спальник. Я ему сам все объясню.

— Это можно. Стой здесь.

Один из стражников скрылся на территории дворца, а Гней стал расхаживать взад и вперед, наслаждаясь пением светлячков и абсолютно темным небом, без луны и звезд. Кое-где завыла собака, тем самым спровоцировав остальных, и вскоре это больше напоминало уже вой волков. Спустя время появился заспанный Парфений.

— Я сенатор Гней Сервий! По приказу императора раскрыл заговор и принес доказательства. Это очень и очень срочно.

— Сенатор, ты уверен в своем решении? — спросил Парфений. — Если я разбужу повелителя среди ночи и окажется, что это ложная тревога, то…

— Не беспокойся за меня…

— А я не за тебя беспокоюсь, а за себя, ведь меня накажут тоже.

— Это очень серьезное дело.

— Хорошо, идем.

— Я не сам. Со мной подарок, — и он свистнул двоим путникам.

Те вытащили из карруки длинный большой ковер и вдвоем понесли.

— Что это? — спросил Парфений.

— Дар императору.

— Преторианцы сейчас вас тщательно обыщут!

— Конечно, но сразу говорю: у меня с собой серебряный кинжал, и это тоже дар повелителю.

— Хорошо, но тебе придется отдать его мне на время. Никакого оружия в присутствии императора не должно быть.

— Разумеется.

После того как преторианцы тщательно всех обыскали и проверили ковер, сквозь длинные коридоры дворца в сопровождении охраны из двадцати человек их провели прямо к тронному залу.

— Останьтесь здесь, я пошел будить императора, и дай нам всем боги, чтобы он был в хорошем расположении духа, — грустно вздохнул Парфений и ушел.

Гней осмотрел охранявших их преторианцев, затем перевел взгляд на своих двоих путников, держащих ковер.

— Может, опустите на пол? Тяжело же.

— Нет, мы привыкшие ко всем тяготам, — вновь ответил самый разговорчивый.

— Трепещите, наверное? Не каждый может попасть во дворец императора.

— Нам безразличен дворец.

— А вы как поживаете? — спросил у преторианцев Сервий. — Проклинаете меня, что не даю спокойно нести ночную службу?

— Такова наша служба, сенатор.

— Приятно слышать, что нашего правителя охраняют профессионалы.

В этот момент отворились двери тронного зала.

— Проходите внутрь, — объявил им Парфений. — Император уже идет.

В тронном зале множество рабов зажигали факелы, и зал все больше и больше освещался, пока наконец не засиял как днем. Преторианцы стали стеной ближе к трону, сделанному из золота, готовясь защищать повелителя в случае опасности. Минут двадцать пришлось ждать, прежде чем боковые двери отворились и оттуда, сутулясь, зашел в белой тунике император. Вид его был не под стать торжественному приему, да и не удивительно, в такое-то время. Он сел на подушку на троне, внимательно всматриваясь в лица гостей, и зевнул. Все здесь находящиеся поклонились.

— Повелитель, во-первых, долг меня обязывает высказать свои соболезнования по поводу утраты твоего сына, Домициана-младшего! Я как отец…

— Гней, ты же нас разбудил посреди ночи не для этого! Давай переходи к делу.

— Во-вторых, я разбудил тебя, потому что вечером на мою виллу явился Туллий Флавий…

— Что? — Домициан резко поднялся. — Туллий у тебя?

— Он здесь, — и Сервий указал на ковер.

Двое людей сенатора положили ковер на пол и раскрыли его. Там оказалось обугленное черное тело.

— Это и есть он? — спросил император, подходя к ковру в окружении преторианцев.

— Да, мой повелитель!

— Почему черный?

— Когда он оказался на моей вилле, то стал требовать, чтобы я ему помог средствами и связями. Я спросил его, почему он не идет к Нерве, ведь он друг семьи Флавиев, а Туллий ответил, что не доверяет Марку, так как последний является человеком императора. Я отказался помогать, более того, сказал, что сейчас живьем доставлю к повелителю, так как это мой долг. Он сказал, что скорее умрет, чем дастся живым. При входе на мою виллу у него забрали кинжал, так что ему ничего не оставалось делать, как взять факел и себя поджечь. Мы не успели вовремя его потушить.

— Его кинжал сохранился?

— Да, я отдал Парфению.

Парфений передал в руки императора серебряный кинжал. Домициан тщательно и вблизи стал его рассматривать.

— Да! — произнес Август. — Это родовой кинжал Флавиев. Тит, видимо, подарил его Туллию. Вот, значит, куда он пропал. Парфений! — обратился он. — Зови Фуска, немедленно.

— Да, повелитель, — и он, поклонившись, ушел.

— Преторианцы! Кто может определить возраст этого умершего? — спросил император.

Несколько из них присели возле трупа и начали исследовать его.

— Повелитель, это тело юноши, — ответил преторианец.

— Возраста какого?

— До восемнадцати лет, судя по зубам.

— Шестнадцати может быть?

— Вполне, владыка.

— Почему он к тебе пришел, Гней, как думаешь? — спросил у сенатора Цезарь.

— Я пустил слух по Риму, что ищу Туллия, дабы помочь ему. Видимо, где-то он это услышал.

— Умно, если это правда.

— Повелитель?

— Ты умный человек, Сервий. Ты должен понимать, что если бы ты принес нам тело без повреждений, то у нас не было бы никаких вопросов, но на данный момент они есть. Почему тело обугленное?

— Мой император, я же объяснил…

— Это твоя версия, но правдивая она или нет, мы не знаем.

— Значит, мой повелитель мне не верит?!

— Мы этого не говорили. Мы лишь сказали, что все надо тщательно проверить. Ты бы на нашем месте поступил так же. Правильно мы говорим?

— Да, Цезарь.

— Эти твои помощники, кто они?

— Галлы, повелитель. Верные слуги.

— Они были свидетелями гибели Туллия?

— Конечно, они и пытались его задержать.

В тронный зал вошел префект преторианцев.

— Звали, император? — спросил Корнелий.

— Да, тут у нас дилемма. Надо проверить слова нашего уважаемого сенатора на правдивость.

— Что прикажешь?

— Возьми двоих помощников Гнея и тщательно выведай у них правду насчет этого тела и как оно дошло до такого. Только недолго, до утра не хотим оставлять этот вопрос открытым. И да, применение силы допускается.

— Как прикажешь, повелитель! — Затем дал указания преторианцам: — Схватить их.

Двоих галлов скрутили и выволокли из тронного зала.

— Не ожидал такого? — спросил у Сервия довольный Домициан, снова садясь на трон.

— Нет, мой император, — произнес растерянно сенатор. — Но это твое право, так как дело очень серьезное.

— Конечно, тем более мы тебе дали время до сентября найти Туллия, иначе смерть. А ты, естественно, будешь все делать, чтобы спасти себя. Но, может быть, ты говоришь правду. Кинжал является серьезным доводом, чтобы тебе поверить. Как бы там ни было, под пытками они расскажут всю правду. Фуск умеет разговорить любого человека.

— Как прикажешь.

— Как твоя дочь поживает? Надеемся, она в здравии?

— Да, повелитель. Благодарю за оказанное внимание…

— Не ожидал, что мы знаем про нее?

— Это честь для меня.

— Она ведь беременна? Скоро рожать?

— Еще два месяца.

— Жаль ее, этот Туллий и его приспешники убили супруга, оставили ребенка без отца, — и он задумался. — Ты ведь был в ярости, когда узнал, да?

— Само собой, повелитель.

— Парфений, — обратился задумавшийся император, — приведи Фуска, быстро.

— Цезарь, могу ли я задать вопрос насчет Туллия? — спросил Гней.

— Какой?

— Кто его настоящие родители?

— Почему ты спрашиваешь?

— Всегда интересно знать о поверженном враге.

— Тит рассказывал про Туллия Иосифу Флавию, а тот — нам. Да и сам Иосиф знал отца Туллия, который тоже был Туллием… М-да, одни Туллии кругом… Я не помню, откуда именно его отец, из Лузитании, кажется, но мать его точно из Иудеи.

— Иудейка?

— Да, которая приняла христианство, как и ее супруг.

— Христианство?

— Представляешь, если бы Туллий стал императором, то это был бы не римский правитель, а смесь лузитанца и иудейки из христианской секты. Ужас какой-то.

— О боги! — поразился сенатор.

Наконец Корнелий появился.

— Что они сказали? — поинтересовался император.

— Что Туллий сам себя поджег, — заявил Фуск. — Повелитель, я только начал их пытать, дай мне время, и они расскажут всю правду.

— Уже не стоит, мы и сами узнали правду. Сенатор соврал нам. Гней! — обратился Август уже к нему. — У тебя был веский мотив убить Туллия. Это ведь ты его убил, а не он сам себя поджег?! Он лишил твою дочь супруга, и ты поклялся богам, что лично его убьешь. Верно? Казнь выбрал более чем страшную… древнюю казнь… казнь мести… живьем сжег юношу. Вот почему тогда, возле Курии Юлия, когда мы сказали, что Туллий нужен нам живым, ты ответил: «если получится».

— А ты, повелитель, сказал, что в любом состоянии он должен быть доставлен до твоего отъезда из Рима.

— Вот видишь, Корнелий? — обратился к нему довольный Домициан. — Порой и пытки не нужны, если работает логика.

— Может быть, лучше все же попытать их дальше? — аккуратно спросил Фуск.

— Нет, не надо, мы спать хотим. И так уже все ясно — это труп Туллия. Так что отпусти этих вонючих галлов.

— А тело куда?

— Отдай собакам на съедение.

— Да, повелитель, — и Корнелий, поклонившись, удалился.

— Что же нам с тобой делать, а, Сервий? — спросил сам у себя император. — С одной стороны, ты избавил нас от очень серьезных проблем. С другой, врал нам в глаза.

— Повелитель, я…

— Гней… тихо… не перебивай нас… Будем считать, что ты выполнил уговор, — вставая, произнес Домициан. — Жаль, что тобой двигала месть, а не служение нам. Поэтому приближать мы тебя не станем, как обещали ранее. Солгав один раз, человек склонен повторять это и в будущем. А нам не нужны такие. Свободен.

Сервий поклонился быстро покидающему зал императору и направился к выходу из дворца. Там его уже ожидали два галла. Все вместе сели в карруку и отправились назад.

— Сильно вас потрепали? — спросил у них сенатор.

— Бывало и хуже, — прохрипел все тот же.

— Вы любимчики фортуны. Я думал, что одного из вас точно убьют во время пыток.

— Ты же нас предупреждал, что император будет пытать нас, а возможно, и убьет.

— Зная Домициана, это было не трудно угадать.

— У нас же была договоренность: наши дети и жены получают гражданство Рима и твой протекторат, а взамен мы рискуем нашими жизнями, но подтверждаем твои слова о гибели Туллия.

— Я же предупреждал, что вы можете выжить, а можете нет. Фортуна была на вашей стороне сегодня. Даже я не ожидал, что все так гладко пройдет. Где труп нашли?

— Ты же описал, какой настоящий Туллий. Мы нашли такого же возраста и внешности молодого патриция и похитили его ночью, пока он пьяный домой шел. Убили и спалили. Затем сразу же к тебе доставили.

— Печальная участь юноши. — Каррука прибыла к вилле Гнея. — Ваши услуги мне больше не понадобятся. Свободны!

Гней лег в свою кровать и хотел было заснуть, но показавшийся за открытым окном рассвет не дал ему расслабиться.

Примечания

61

Via Labicana.

62

Porta Esquilina.

63

Известковый туф.

64

Murus Servii Tullii.

65

Легкая сцементированная пористая горная порода.

66

Clivus Suburanus.

67

Мансион — гостиница.

68

Angiportus.

69

Semitae.

70

Диктатор в Древнем Риме — чрезвычайно уполномоченное должностное лицо (магистрат) в период Республики (V — вторая половина I в. до Р. Х.), назначавшееся консулами по решению сената максимум на 6 месяцев при крайней необходимости (внутренних неурядицах, военного вторжения и т. д.), когда признавалось необходимым передать власть в руки одного лица.

71

Itinera.

72

Actus.

73

Viae.

74

Портшезы — легкое переносное кресло, в котором можно сидеть полулежа.

75

Praeficae.

76

Capulurri.

77

Трастевере (итал. Trastévere, от лат. trans Tiberim — «за Тибром») — район на западном берегу Тибра в Риме. Занимает восточный склон холма Яникул. В глубокой древности этим берегом Тибра владели этруски; затем здесь селились иностранцы, преимущественно сирийцы и евреи. Октавиан Август выделил его в отдельный район города.

78

Педисеквы — рабы, возвещающие по дороге имя своего господина.

79

Перистиль — открытый внутренний двор для личной жизни семьи. Окружен колоннами, поддерживающими крышу. В перистиле обычно находилось помещение для домашних богов — ларарий (lararium) или сакрарий (sacrarium).

80

Рater familias (отец семейства) — глава патриархальной семьи. Изначально власть отца семейства была безгранична, а остальные члены семьи были полностью бесправны, но затем римское право стало признавать их права. Ослабление власти отца семейства было следствием изменения римского семейного права, развития торговли, предполагавших определенную самостоятельность взрослых членов семьи.

81

Селла — табурет.

82

Sebaciaria.

83

Sicarii.

84

Effractores.

85

Raptores.