Эхо Преисподней

Максим Безликий (2025)

В мире, где грань между реальностью и кошмаром истончается, распахните врата в “Эхо Преисподней” — сборник леденящих душу историй, в которых тьма находит свои самые изощренные воплощения. От заброшенных лечебниц, где бродят тени безумия, до проклятых островов, шепчущих древние пророчества, вас ждет путешествие в самые темные уголки человеческой души и неизведанные измерения. Здесь проклятия оживают, мертвые восстают из могил, а потусторонние сущности проникают в наш мир. Детективы сталкиваются с маньяками, одержимыми художниками, и детьми, рожденными под знамением зла. Каждая история — это мрачное отражение самых потаенных страхов, где безумие, смерть и древние тайны сплетаются в зловещий узел. Готовы ли вы услышать “Эхо Преисподней” и заглянуть в бездну, которая смотрит на вас в ответ? При написании использовалась нейросеть.

Лицом к безумию

Призрачная тишина

Темнота и дождь словно сговорились, чтобы укутать заброшенную психиатрическую больницу “Эхо тишины” в плотный, непроницаемый саван. Ветер, завывая в проемах разбитых окон, казался голосом заблудших душ, обреченных вечно блуждать по ее мрачным коридорам. Детектив Майлз Кеннеди, промокший до нитки, остановил свой видавший виды Ford Crown Victoria у покосившихся ворот, словно устыдившись, что привел столь заслуженный автомобиль к столь жуткому месту. Он долго смотрел на облупившийся фасад здания, словно вчитываясь в его историю, написанную потрескавшейся краской, выбитыми стеклами и паутиной, густо оплетающей все углы. Лунный свет, пробиваясь сквозь низкие, тяжелые тучи, то и дело выхватывал из темноты фрагменты былого величия: парадные колонны, покосившийся портик, окна, зияющие черными глазницами, словно пустые глазницы мертвеца. “Эхо тишины”, когда-то место надежды и исцеления, где люди отчаянно пытались найти выход из лабиринтов своих разумов, теперь манило лишь холодом, зловещим молчанием и леденящими душу легендами.

Майлз вздохнул, поправил кобуру под промокшим, тяжелым плащом и, выбравшись из машины, ощутил как пронизывающий холод проникает сквозь одежду, заставляя его невольно поежиться. Он направился к массивным воротам, изготовленным из кованого железа, с некогда внушительными, но теперь давно поржавевшими и сломанными деталями. Цепь с замком, висевшая на одной петле, давно сдалась под натиском времени, и ворота легко поддались под его напором. Переступив порог, он почувствовал, как густой, спертый воздух проникает в легкие, наполняя их смесью затхлости, пыли, плесени и чего-то еще, неуловимо жуткого, что вызывало неприятное покалывание в носу. Это был запах смерти, оставленный здесь в стенах много лет назад.

— Ну, вот и я, — пробормотал он себе под нос, его голос звучал непривычно громко и как-то неуместно в этой мертвой тишине. Он вытащил из кармана небольшой, но мощный фонарик, щелкнул выключателем, и луч света заскользил по внутреннему двору.

Фонарик в его руке нервно метался по коридору, освещая обвалившуюся штукатурку, исписанные непонятными символами стены, где, судя по всему, пациенты пытались выразить свой внутренний мир, груды разбросанной мебели, покрытой толстым слоем пыли, и местами торчащие из пола гвозди. Звуки капающей воды, доносившиеся из разных уголков здания, и далеких завываний ветра, которые словно насмехались над его присутствием, усиливали чувство тревоги и одиночества. За последние несколько месяцев в окрестностях бесследно исчезло несколько человек, и все нити, хоть и туманно, но вели к этому жуткому месту. Полиция, по большей части, предпочитала не соваться в “Эхо тишины”, списывая пропажи на сбежавших бродяг, которых, по слухам, здесь не мало, но Майлз, упрямый до мозга костей и с обостренным чувством справедливости, не верил в совпадения. Его интуиция, выкованная годами работы в убойном отделе, кричала ему, что здесь что-то нечисто.

Он двинулся вперед по длинному, мрачному коридору, заглядывая в каждую палату, пытаясь не наступать на осколки стекла и остатки штукатурки. Пустые, они представляли собой мрачное зрелище — расшатанные, скрипящие кровати с покосившимися металлическими спинками, перевернутые тумбочки с вывалившимися ящиками, клочья пожелтевших обоев, свисающие со стен словно кожа старого зверя, и грязные матрасы, лежащие на полу. В одной из палат он наткнулся на истерзанный дневник, переплет которого развалился на части, а страницы были покрыты пятнами, похожими на кровь и плесень. Он лежал на полу рядом с разбитым оконным стеклом, словно кто-то в отчаянии выбросил его, или наоборот, обронил, когда пытался сбежать. Майлз присел на корточки, осторожно подобрал дневник, и пожелтевшие, пожухлые страницы зашелестели в его руках, словно пересохшие листья на ветру.

— Посмотрим, что ты можешь мне рассказать, старый друг, — сказал он, открывая первую страницу, и едва уловимый скрип его голоса раздался в тишине.

Записи были сделаны от руки, корявым, дрожащим почерком, полным страха, отчаяния и мучительной надежды. Они рассказывали о странных, экспериментальных методах лечения, проводимых в больнице, об ужасных экспериментах, которым подвергались пациенты, и о боли, которую они испытывали день за днем, час за часом, минута за минутой. Майлз читал, хмуря брови, и с каждой строкой его сердце сжималось от боли за тех, кто оказался заперт в этих стенах.

— “Они называют это “лечением”, — прочитал он вслух, стараясь придать своему голосу уверенность, — “но это больше похоже на ад. Они забирают у нас все, даже разум… они хотят сделать нас… другими”.

Он перевернул несколько страниц, на которых были разрозненные записи, слова, вырванные из контекста, словно обрывки мыслей, пытающихся вырваться на свободу. — “Свет… он уходит… тьма… она наступает…”, — прочитал он вслух, и его голос дрогнул. — “Они… они… не люди…”. Записи обрывались, так и не закончив мысль.

— Это кто же тут так страдал? — раздался позади него хриплый голос, неожиданно разрывая тишину, от которого у Майлза мурашки побежали по коже, как от прикосновения ледяной руки. Он резко обернулся, вскидывая фонарик в сторону звука, готовый к защите.

В коридоре, в нескольких шагах от него, стояла высокая, худощавая фигура в длинном, темном плаще, похожем на траурный саван, лицо которой было скрыто в тени капюшона. Майлз не мог разглядеть черты лица, лишь силуэт, казавшийся неестественно мрачным на фоне тусклого света фонарика. — Кто ты? — спросил Майлз, стараясь, чтобы его голос звучал твердо, направляя луч фонарика прямо на незнакомца, словно пытаясь прожечь эту тень.

— Я? — ответил тот с усмешкой, его голос звучал как шорох сухих листьев, — Я всего лишь гость, как и вы, детектив. Любопытство — это опасный порок, не так ли? Особенно в таких местах, как это.

— Ты следил за мной? Откуда ты знаешь, кто я? — Майлз сделал шаг назад, его рука непроизвольно потянулась к кобуре с пистолетом, стараясь не терять незнакомца из виду.

— Ну, в таком маленьком, богом забытом городке, как этот, новости распространяются быстро, — ответил человек в плаще, — и, признаюсь, вы не особо скрывались, детектив. Все знают, что вы здесь из-за пропавших, но они ошибаются, если думают, что вы их найдете. Меня зовут… неважно. Для вас я просто Хранитель. Я охраняю это место от непрошенных гостей.

Майлз почувствовал, как напряжение в воздухе сгущается, словно перед грозой. Его инстинкты кричали об опасности, заставляя быть настороже. Он медленно поднялся, сжимая дневник в руке, готовый к любой неожиданности.

— Что ты тут делаешь? — спросил он, настороженно следя за каждым движением Хранителя.

— Я? Я лишь наблюдаю за тем, как прошлое возвращается, как тени прошлого пытаются выбраться на свет, — ответил тот, растягивая слова, словнонаслаждаясь каждой секундой, — Видишь ли, у этого места есть свои тайны, свои скелеты в шкафах. И не всем смертным стоит знать правду. И особенно вам, детектив.

— Ты имеешь какое-либо отношение к пропажам людей? — Майлз сжал кулак, стараясь сдержать нарастающее раздражение и не дать эмоциям взять верх.

Хранитель медленно покачал головой, словно отрицая очевидное, но в его глазах мелькнуло что-то зловещее. — Я не причастен к исчезновениям, детектив, хотя… — он сделал паузу, словно обдумывая свои слова, — возможно, я здесь, чтобы… предостеречь. Это место… оно как ненасытный зверь, пожирает любопытных. Вы ведь не хотите пополнить их ряды, не так ли? Я видел много таких, как вы. Они приходят и исчезают, словно пылинки на ветру.

— Угрожаешь? — Майлз напрягся еще сильнее, его мышцы напряглись, готовые в любую секунду среагировать на опасность, но он старался не подавать виду, продолжая следить за Хранителем, как ястреб следит за добычей.

— Скорее… предупреждаю, — Хранитель сделал еще один шаг вперед, и слабый лунный свет, пробиваясь через разбитые окна, упал на его лицо, делая его бледным и худым, с глубокими темными тенями вокруг глаз, отчего он казался похожим на ходячего мертвеца. Его губы растянулись в зловещей ухмылке, показывая редкие, желтоватые зубы. — Знаете, детектив, любопытство убивает кошку, но, как говорят, людям оно вредит куда больше.

— Меня не напугать, — Майлз отступил еще на шаг назад, — Я пришел сюда, чтобы найти правду, какой бы ужасной она ни была.

— Тогда… — Хранитель внезапно засмеялся, хрипло и безрадостно, словнозвук погребальных колоколов, — тогда удачи вам, детектив. Вам она точно понадобится. Надеюсь, вы не будете слишком разочарованы, когда узнаете правду. Но боюсь, что ваша правда, может быть не такой, какой вы себе представляли.

С этими словами Хранитель развернулся и, не спеша, но как-то подозрительно быстро, пошел прочь по коридору, его длинный плащ развевался за спиной, словно крылья мрачного ангела, и его фигура вскоре растворилась в темноте, оставив после себя лишь ощущение липкого ужаса и зловещей тишины. Майлз, провожая его взглядом, ощутил ледяной холод, пробежавший по спине, словно кто-то дотронулся до него ледяными пальцами. Он снова перевел взгляд на дневник в своих руках, записи казались еще более жуткими, а тишина вокруг — еще более зловещей и пугающей. Каждая комната, казалась, наблюдала за ним, ожидая его следующего шага.

— Ну что ж, — прошептал Майлз, его голос едва слышно прозвучал в тишине, — посмотрим, что ты еще нам покажешь, “Эхо тишины”. Я не уйду отсюда, пока не узнаю всю правду. И мне не важно, кто или что стоит на моем пути.

Внезапно, вдалеке, в глубине коридора, послышался приглушенный шум. Какой-то звук, едва уловимый, но определенно заставляющий сердце биться чаще, словно барабанная дробь, предвещающая битву. Что-то вроде скрежета металла, отдаленного шепота и глухого стука, который отдавал эхом в стенах. Майлз на мгновение замер, прислушиваясь, и сжал фонарик крепче, его рука на всякий случай потянулась к кобуре, словно пытаясь найти в нем поддержку и защиту. Его инстинкты кричали, что это не просто игра воображения.

— Кажется, меня здесь ждут, — пробормотал он, медленно двинувшись в сторону звука, ощущая нарастающее напряжение в воздухе, словноневидимые нити натягивались вокруг него. Он понимал, что Хранитель был прав — в “Эхе тишины” его ждали, и это место точно не собиралось отдавать свои тайны без боя, и ему придется заплатить за правду, возможно, своей жизнью. Он ощущал тяжесть ответственности, лежащую на его плечах, и понимал, что возможно, он уже сделал шаг навстречу своей погибели. Но он не мог остановиться, пока не разгадает эту тайну.

Зловещее открытие

Звук, привлекший внимание Майлза, казался одновременно и манящим, и отталкивающим, словно он был зовом сирены, призывающим его в пучину неизвестности. Он напоминал скрежет металла по камню, словно кто-то пытался вырваться из каменного плена, перемежающийся с тихим, почти неразличимым шепотом, похожим на молитвы обреченных, и всё это сопровождалось глухими, ритмичными ударами, от которых, казалось, содрогаются сами стены больницы, словно она была живым существом, испытывающим муки. Детектив, проигнорировав наставления своего разума, который кричал ему бежать отсюда как можно дальше, прочь от этого проклятого места, двинулся вглубь коридора, туда, откуда доносились зловещие звуки. Он старался ступать бесшумно, словно тень, избегая скрипа старых половиц и неровностей на полу, словно стараясь не спугнуть того, кто скрывался за этими странными, леденящими кровь звуками. Фонарик в его руке отбрасывал длинные, танцующие, искажающие тени, которые меняли очертания и без того мрачного коридора, превращая его в подобие лабиринта из ночных кошмаров, где за каждым углом могла подстерегать смертельная опасность. Каждый шорох, каждый капающий звук и даже собственное дыхание казались ему подозрительными.

Проходя мимо ряда палат, Майлз обратил внимание на то, что некоторые из них заметно отличались от остальных. Двери были заперты наглухо, словно их пытались запечатать от внешнего мира, а на самих дверях красовались жуткие надписи, выполненные, казалось, кровью, или каким-то темным, маслянистым веществом, от которого исходил едкий, химический запах. На одной из дверей он заметил нацарапанное слово “Эксперименты”, выполненное корявым, дрожащим почерком, а на другой — “Муки”, написанное словно в агонии. От этих надписей его сердце сжалось, и он на мгновение пожалел, что вообще ступил на порог этого проклятого места, что поддался своему любопытству и профессиональному долгу. Он не мог представить, какие муки и пытки приходилось испытывать людям, которые находились за этими дверьми, и это знание заставляло его кровь стыть в жилах. Он чувствовал их боль, их страх, их отчаяние, которые висели в воздухе, словно невидимая пелена.

Звук, тем временем, становился все более отчетливым и громким, словно пытаясь заманить его в свою ловушку, указывая направление. Майлз свернул за очередной угол и оказался перед большим залом, двери в который были распахнуты настежь, словно приглашая его войти. Комната выглядела как бывшая операционная, или, возможно, анатомическая, или даже пыточная. В центре стоял большой металлический стол, покрытый чем-то, что подозрительно напоминало засохшую кровь, перемешанную с грязью и плесенью. Стол был не просто испачкан, а пропитан кровью, словно на нем долго и мучительно умирали люди. Над столом нависала массивная лампа, похожая на прожектор, отбрасывающая жуткие тени, которые искажали очертания помещения, заставляя предметы казаться больше, страшнее и зловещей, чем они были на самом деле. Инструменты, разбросанные на соседнем столике, блестели в тусклом свете фонарика, напоминая пыточные орудия из какого-нибудь средневекового замка. Это были скальпели, пилы, крючки, щипцы и другие инструменты, назначение которых вызывало лишь ужас и отвращение.

Майлз осторожно, стараясь не дышать, подошел к дверному проему, словно боялся нарушить тишину, которая окутывала комнату, стараясь не издавать ни единого звука. Он медленно перевел взгляд на центр комнаты и тут же замер, словно окаменел от ужаса, его мышцы напряглись, а сердце забилось с бешеной скоростью, готовое выскочить из груди. На столе, в неестественной, почти карикатурной позе, лежал человек. Он был обнажен, и его тело было истерзано, словно его растерзали дикие звери, или, что еще хуже, безумный садист. Кожа была покрыта глубокими порезами, рваными ранами и странными разрезами, из которых, казалось, до сих пор сочилась кровь, словно он был мертв лишь пару минут. На лице застыла гримаса ужаса, а глаза, открытые и пустые, смотрели в потолок, словно искали там ответы на свои мучения, а может быть молили о пощаде. Его рот был открыт в беззвучном крике, словно его боль все еще продолжалась.

— Боже мой… — прошептал Майлз, отступая на шаг назад, словнопытаясь укрыться от ужаса, охватившего его. Его желудок сжался от отвращения, тошноты и ужаса. Он никогда не видел ничего подобного, даже за годы работы в убойном отделе, где он повидал много жестокостей. Это было за гранью человеческого понимания, за гранью всего, что он считал возможным. Это было не просто убийство, это было издевательство, варварство и абсолютное безумие.

Он с трудом подавил тошноту, которая подступала к горлу, и сделал еще один шаг вперед, словно его ноги перестали ему подчиняться, желая убедиться, что его глаза его не обманывают, что это не галлюцинация, вызванная темной атмосферой этого места. На теле жертвы было нанесено множество порезов и разрезов, некоторые из которых были явно сделаны с хирургической точностью, словно их делал профессионал своего дела, а другие, напротив, были хаотичными и неаккуратными, словно их делал человек, одержимый безумием, а может быть и вовсе какой-то зверь. Майлз попытался рассмотреть лицо жертвы, но оно было изуродовано до неузнаваемости, обезображено нечеловеческой жестокостью. Он знал, что это не обычное убийство, это что-то куда более жестокое, извращенное и зловещее. Это была не просто смерть, это было настоящее мучение, настоящая пытка, это было проявление темной стороны человеческой натуры.

— Он… он еще жив? — прошептал он, надеясь на чудо, на то, что ему показалось, но его надежда тут же угасла, как свеча на ветру. Пустые, безжизненные глаза, застывшая гримаса боли, и неестественное положение тела говорили сами за себя. Этот человек был мертв, давно мертв, и, судя по всему, умер мучительной, ужасной смертью. Он стал жертвой жестокого эксперимента.

Пока Майлз пытался переварить увиденное, его разум отчаянно пытался найти объяснение всему этому ужасу, он заметил что-то, что ускользнуло от его внимания ранее. На полу, рядом со столом, валялся окровавленный хирургический скальпель, его металлическая поверхность блестела в свете фонарика. Он был тонкий и острый, и на его лезвии виднелись капли засохшей крови, а также еще что-то черное и липкое, что вызывало отвращение. — Вот чем ты его убил, ублюдок… — прорычал Майлз, поднимая скальпель, пытаясь сдержать гнев, который кипел внутри него, и одновременно он чувствовал тошноту от вида этого инструмента смерти. Ощущение холода и мерзости от прикосновения металла, пропитанного смертью, прошло по его руке, заставляя его невольно содрогнуться.

Внезапно звук, раздавшийся сзади, словно разрывая тишину, заставил его резко обернуться. Он услышал негромкий, но отчетливый скрип старых половиц и тихий, едва слышный вздох, словно кто-то пытался скрыть свое присутствие, словно кто-то подкрадывался к нему, как хищник к своей жертве. Он быстро поднял фонарик и направил его в сторону звука, готовясь к схватке, словно почувствовал приближение опасности, словно какой-то хищник вышел на охоту.

В дверном проеме, словно призрак из ночного кошмара, стояла высокая, худая фигура, которая отбрасывала длинную, извивающуюся тень на пол, словно зловещая змея. Лицо незнакомца было скрыто маской, напоминавшей гримасу безумного шута, с широкой, зловещей улыбкой, которая казалось, смеется над его страхом, и безумным, пустым взглядом, за которым скрывалась тьма. На маске, в районе щек, виднелись странные, красные пятна, которые очень напоминали кровь, словно безумец смаковал свое кровавое дело. В руках незнакомца был хирургический скальпель, точно такой же, как и тот, что Майлз держал в руке, словно он был его отражением, его темной стороной. Он неторопливо перебирал его пальцами, словно играя с опасной игрушкой, словно наслаждаясь ее острым лезвием. — Я так долго ждал этого момента, — проскрипел незнакомец, его голос был хриплым, простуженным, и неприятным, как будто он не разговаривал уже много лет, или его глотку поразил какой-то недуг. — Чтобы снова погрузиться в работу.

Сердце Майлза бешено заколотилось, и он сделал шаг назад, но понимал, что ему некуда бежать, что он попал в ловушку, устроенную этим безумцем. — Кто ты такой? Что здесь происходит? — спросил он, стараясь, чтобы его голос не дрожал, хотя внутри у него всё сжималось от страха, словно ледяная рука сдавила его сердце. Он был один, посреди заброшенной, проклятой больницы, в окружении безумца, и он понимал, что его шансы на спасение близки к нулю.

Незнакомец на мгновение замер, словно рассматривая Майлза, как ученый рассматривает подопытного кролика. Затем он начал медленно приближаться, его шаги звучали зловеще в тишине, напоминая приближение хищника к своей жертве. — Я — хирург, детектив, — ответил он, его голос был тихим, но от этого не менее пугающим, словно он говорил с самой смертью. — Я продолжаю дело, начатое здесь. Я делаю то, что должен, — он сделал паузу и пристально посмотрел на Майлза. — Вы ведь знаете, что в этом месте когда-то находилась психиатрическая больница? Вы читали дневник? Читали записи больных? Читали мои заметки?

Майлз кивнул, крепче сжимая в руке окровавленный скальпель, как будто это было его единственным оружием, его единственной защитой. — Я читал дневник, я видел, что тут происходило. Это были ужасные эксперименты, это было не лечение, а пытка! — Его голос дрогнул от гнева и отвращения, а в его глазах вспыхнул огонь ярости.

Хирург на мгновение остановился, приподнял маску, как бы пытаясь присмотреться к детективу, словно изучал его реакцию, как опытный манипулятор. — Пытки? — переспросил он, словно не понимая смысла этого слова, словно он жил в каком-то ином мире, где не было места боли и состраданию. — Нет, детектив, это было не пытка. Это было стремление к совершенству. Мы искали истину, мы стремились к идеальному разуму. Мы хотели исправить то, что природа сделала неправильно. И мы почти преуспели, но… нам помешали.

— Убить человека — это не исправление, это безумие! — воскликнул Майлз, его голос сорвался на крик, не в силах сдержать эмоции.

Хирург рассмеялся, его смех был хриплым и неприятным, словно скрежет ржавого металла, как будто он наслаждался страданиями своих жертв. — Безумие? — проговорил он, делая еще один шаг вперед, его глаза горели безумным блеском. — Кто тут безумен, детектив? Я? Или те, кто живут в своем маленьком, ничтожном мире, полном лжи, иллюзий и предрассудков? Я же вижу реальность, я вижу истинную природу человека, я вижу, что он болен, и я должен его исправить. Я делаю то, что никто больше не осмелится.

— Ты болен, — возразил Майлз, — тебе нужна помощь! Ты больной, сумасшедший ублюдок!

Хирург резко остановился. — Помощь? — переспросил он, словно это слово было ему чуждо. — Зачем мне помощь? Я здоров, детектив. Я вижу то, чего не видят другие. Я знаю то, чего не знают другие. Я могу то, что не могут другие. Я тот, кто принесет в этот мир новый, совершенный разум. И для этого… — он снова поднял свой скальпель, и его рука задрожала от возбуждения, словно он предвкушал вкус крови, — для этого… нужны жертвы. И ты, детектив, можешь стать моим помощником.

Майлз посмотрел на тело на столе, затем на безумца, который стоял перед ним, и понял, что попал в ловушку, из которой ему не вырваться. Это был не просто убийца, это был сумасшедший фанатик, одержимый безумными, извращенными идеями о совершенстве, и он понимал, что, скорее всего, будет его следующей жертвой. Он понял, что бежать поздно, что он загнан в угол, и ему придется драться, чтобы выжить, даже если шансы на победу призрачны. Он сжал в руке окровавленный скальпель, и его тело наполнилось адреналином, готовясь к схватке, которая могла стать последней в его жизни.

— У нас тут небольшой спор, — сказал хирург, облизнув пересохшие губы, — и я думаю, что спор решит этот скальпель. И пусть победит сильнейший.

Хирург быстро, словно дикий зверь, бросился вперед, его скальпель сверкнул в свете фонарика, словно лезвие бритвы, и он обрушился на детектива, словно разъяренный зверь, решивший растерзать свою добычу. Майлз увернулся от удара в последний момент, и лезвие скальпеля лишь коснулось его плаща, прорезав в нем небольшую дыру, словно хирург оставил ему свой знак. Он понял, что его противник ловок, быстр, жесток, и что если он не соберется, если не будет предельно осторожным, если не даст отпор, то проиграет в этой неравной борьбе, и пополнит ряды жертв безумного хирурга. — Ты пожалеешь, что когда-либо ступил на порог “Эха тишины”! — прорычал хирург, снова замахнувшись скальпелем, его глаза горели безумной яростью, он словно стал одним целым со своим орудием убийства.

— Это мы еще посмотрим, — ответил Майлз, и его голос прозвучал твердо, как никогда, уверенно, словноон был готов дать отпор, хотя внутри у него всё дрожало от страха, и он понимал, что это может быть его последней битвой. Он знал, что ему нужно сражаться не только за свою жизнь, но и за жизни всех тех, кто мог стать следующими жертвами безумного хирурга, что он стал их последней надеждой, и что он должен был победить, чтобы остановить этого монстра, чтобы этот кошмар закончился. Он был готов к битве, готов умереть, лишь бы спасти других.

Лицом к безумию

Схватка разразилась с яростью штормового ветра, обрушившегося на скалистый берег. Хирург, подобно раненому зверю, набросился на Майлза, размахивая скальпелем с маниакальной скоростью. Лезвие сверкало в тусклом свете фонарика, оставляя в воздухе размытые, серебристые полосы, словно танцующие огоньки смерти, которые при каждом движении, казалось, шептали ему о его неминуемой гибели. Детективу едва удавалось уворачиваться от ударов, его сердце колотилось в груди, словно птица, попавшая в ловушку, пытаясь вырваться на свободу. Он понимал, что если пропустит хоть один выпад, то лезвие с легкостью разорвет его плоть, и его ждет неминуемая, мучительная гибель. Он должен был быть собранным, сосредоточенным и готовым к любой неожиданности.

— Я знал, что вы придете, детектив, — проскрипел Хирург, продолжая свою безумную атаку, его голос был хриплым, простуженным и неприятным, словноон не пользовался им уже долгие годы, и его связки окончательно атрофировались. — Вы всегда приходите, словномотыльки на пламя, чтобы помешать нашей работе, чтобы разрушить то, что мы строим. Вы мешаете прогрессу, вы ненавидите истину, и вы все равно не уйдете отсюда живым. Я закончу начатое, и никто меня не остановит, ни один живой человек, ни полиция, ни вы. Моя работа должна быть завершена.

— Ты безумец! — выкрикнул Майлз, отбивая очередной удар скальпеля своим собственным, стараясь перенаправить его траекторию, используя лишь силу инерции. Окровавленный инструмент скользил в его руке, и он чувствовал, как его пальцы немеют от напряжения, его мышцы сводило, а дыхание стало прерывистым. — Тебе нужна помощь, срочная помощь, а не жертвы! Ты запятнал свои руки кровью невинных людей! Ты должен остановиться!

— Помощь? — Хирург рассмеялся, его смех был злым, безрадостным и отвратительным, словноскрежет металла по стеклу, вызывая неприятные вибрации в воздухе. — Я сам себе помощь, детектив. Я тот, кто освобождает души от оков плоти, от их грешной, несовершенной оболочки. Я тот, кто ведет человечество к совершенству, к истинному познанию. А вы… вы лишь жалкие преграды на моем пути, вы — препятствие на пути к прогрессу. Я пожертвую вами, ради высшей цели.

Майлз отскочил назад, стараясь перевести дух, выиграть немного времени, и сменить тактику. Он понимал, что ему нужно перехватить инициативу, что он не может просто защищаться, он должен контратаковать, если хочет выжить в этой жестокой схватке, что ему нужно заставить безумца отступить, замешкаться, хоть на мгновение, но как? Хирург двигался с поразительной ловкостью, словно призрак, словно он знал каждый уголок этого проклятого места, словно он был одним целым с этой заброшенной больницей, его тень была частью ее темной истории.

— Ты знаешь, что я изучал анатомию? — спросил Хирург, продолжая наступать, его глаза, скрытые за маской, казались горящими угольками, которые заглядывали в самую душу, вызывая животный страх. — Я знаю, где находятся все ваши жизненно важные органы. Я знаю, куда нужно ударить, чтобы лишить вас жизни. Я могу разрезать вас на части, как мясник разделывает тушу. Это будет быстро и безболезненно.

— Ты — монстр! — прорычал Майлз, уклоняясь от еще одного удара скальпеля, который пролетел в сантиметре от его лица, едва не задев его. Он старался не терять из виду своего противника, но Хирург был слишком быстр, непредсказуем и безумен. Его движения были хаотичными, словнотанец безумия, а его разум давно покинул этот мир.

— Монстр? — переспросил Хирург, его голос наполнился презрением, словноэто было самое обидное оскорбление, которое он когда-либо слышал. — Это вы — монстры, детектив. Вы, кто боитесь правды, вы, кто цепляетесь за свою ничтожную жизнь, кто не видит дальше своего носа. Я же дарю вам вечную свободу от страданий, от мучений, от гниения. Я освобождаю вас от вашего ничтожного существования.

— Твои “освобождения” — это зверство! — выкрикнул Майлз, нанося ответный удар, который, однако, лишь скользнул по плащу Хирурга, не причинив ему ни малейшего вреда. Он понял, что ему нужно сменить тактику, что ему нужно найти слабую точку своего врага, что ему нужно проникнуть в его безумный разум.

— Зверство? — Хирург снова рассмеялся, его смех отдавался эхом в стенах операционной, словнохор демонов, пришедших за его душой. — Вы не понимаете, детектив. Вы слишком ограничены своим маленьким миром, своим жалким существованием. Вы не видите всей картины, вы не способны понять величие моей работы. Вы не понимаете, что я делаю, вы не способны это оценить.

— Я вижу, что ты убиваешь людей! — крикнул Майлз, пытаясь перекричать его безумный смех, стараясь перекрыть его голос своим, показывая ему, что он не боится. — Я вижу, что ты издеваешься над ними! Ты не лечишь, ты мучаешь! Ты настоящий палач!

— Мучаю? — переспросил Хирург, на мгновение остановившись, словноего задели эти слова. — Нет, детектив, я не мучаю. Я лишь провожу эксперименты. Я исследователь, я ученый, я стремлюсь к познанию. Я исследую человеческий разум, его границы, его возможности. Я ищу способ исправить его несовершенство, его ошибки, его недостатки.

— Твои эксперименты — это садизм! — крикнул Майлз, отбивая еще один удар скальпеля, стараясь защитить свое лицо и тело. — Ты больной, психически больной человек! Тебе нужно лечиться, а не убивать. Тебя нужно остановить.

Хирург снова бросился в атаку, его движения стали более яростными, его удары более быстрыми и агрессивными, словно в нем проснулась животная ярость, словно он превратился в настоящего зверя. Майлз едва успевал уклоняться от его яростных выпадов, его тело было напряжено до предела, его мышцы горели от напряжения, его дыхание стало прерывистым. Он знал, что рано или поздно пропустит удар, и тогда все будет кончено, его ждет мучительная смерть на окровавленном столе.

— Вы думаете, что понимаете меня, детектив? — проскрипел Хирург, продолжая нападать, словноего слова были частью его безумного плана. — Вы думаете, что можете меня остановить? Но вы ошибаетесь. Я слишком далеко зашел, чтобы остановиться, слишком много сил было потрачено, слишком много жертв принесено. Я отдал всего себя этому делу, все свои силы, все свое время, свою жизнь. И я доведу его до конца, чего бы это ни стоило.

Майлз нанес несколько ответных ударов, но все они были безуспешны, Хирург словно танцевал вокруг него, двигался как тень, его скальпель мелькал в воздухе, как смертоносная змея, словно он был одним целым со своим орудием убийства. Детектив понимал, что его противник не просто безумен, он одержим своей идеей, он фанатик, и его не остановит никакая сила, никакая мольба, никакая логика.

— Я знаю, кто вы, — проговорил Майлз, стараясь выиграть хоть немного времени, ища в его словах слабину, ища возможность добраться до его разума. — Вы — бывший санитар этой больницы, не так ли? Вы были здесь во время экспериментов. Вы видели, что они делали с пациентами. Вы наблюдали за тем, как их калечили, как их сводили с ума. И что же, вы решили стать таким же, как они? Вы решили продолжить их работу?

Хирург остановился, его тело словно замерло, а его рука с скальпелем опустилась вниз, словно он был удивлен, словно его слова задели его за живое. — Откуда вы… откуда вы это знаете? — спросил он, его голос дрогнул, словно он был напуган, словно Майлз приоткрыл завесу его прошлого, его темных тайн.

— Я нашел дневник, — ответил Майлз, воспользовавшись паузой, — я читал записи пациентов. Я знаю, что вы видели, что они творили. Вы не просто санитар, вы соучастник, вы были свидетелем этих зверств, и вы ничего не сделали.

Хирург снова рассмеялся, но в этот раз в его смехе не было прежней злобы, а скорее какое-то отчаяние, какая-то печаль, словно он был разочарован в самом себе. — Соучастник? — переспросил он. — Нет, детектив, я не соучастник. Я — свидетель, я был узником в этом проклятом месте. Я видел, как они мучили людей, я видел их боль и отчаяние, и я решил, что должен сделать все по-другому. Я должен был положить этому конец, но у меня не было сил их остановить, а теперь я сам стал таким же, как они, или еще хуже. Я должен довести их работу до конца, я должен исправить их ошибки.

— Ты лишь продолжаешь их зверства! — выкрикнул Майлз, нападая на него, воспользовавшись моментом замешательства Хирурга, пока он не пришел в себя. Он нанес ему несколько ударов, заставив того отступить назад, но он понимал, что это лишь временная победа.

— Нет! — закричал Хирург, его голос снова наполнился яростью, словноего задели за живое. — Я не такой, как они! Я лучше. Я умнее. Я знаю, как сделать все правильно. Я должен был доказать им, что я лучше, что я могу, что я достоин этой работы.

Хирург бросился в атаку, его скальпель, подобно молнии, снова заиграл в воздухе, его движения стали еще более хаотичными и яростными. Майлз едва успевал уклоняться от его выпадов, его тело было напряжено до предела, словно он был натянутой струной, готовой порваться в любой момент. Он понимал, что если не найдет способ остановить безумца, то его ждет та же участь, что и жертву на столе, и что этот кошмар никогда не закончится.

— Ты ничего не исправишь, — крикнул Майлз, нанося ответный удар, который на этот раз пришелся по руке Хирурга, выбив из нее скальпель, но он понимал, что это лишь начало. Он сделал еще один выпад, как раненый зверь, и ударил Хирурга по голове, стараясь оглушить его, воспользовавшись его замешательством. Тот пошатнулся и упал на пол, выронив из рук маску, и она разбилась на мелкие осколки.

Маска, с треском упав на пол, раскололась на несколько частей, открывая лицо безумца, словно открывая портал в ад. Майлз, задыхаясь от напряжения и усталости, смотрел на него, и его глаза расширились от изумления, он был в шоке от того, что он увидел, его разум отказывался это принимать. Лицо Хирурга, бледное и изможденное, с глубокими темными кругами вокруг глаз, казалось ему до боли знакомым, словно он видел его где-то раньше, но он не мог вспомнить где. Он не мог поверить своим глазам, он думал, что сходит с ума.

— Ты… — прошептал Майлз, пытаясь вспомнить, где он видел это лицо. — Ты… ты ведь… это не может быть.

— Да, детектив, — проскрипел Хирург, с трудом поднимаясь на ноги, его глаза горели безумным огнем, словноон потерял всякую надежду. — Это я, тот, кого вы все считали мертвым, и кто был похоронен под толщей земли. Я тот, кто должен был здесь погибнуть, но я не погиб, я не сгнил в могиле. Я вернулся, чтобы закончить то, что начал, чтобы отомстить. И теперь, когда ты сорвал с меня маску, я могу наконец-то показать тебе, кто я на самом деле, и ты поймешь, почему я это делаю.

Он сделал глубокий вдох, и заговорил, не скрывая свое лицо, не стесняясь своего безумия. — Меня зовут… Артур Миллер. Я тот, кто работал санитаром в этой больнице, тот, кто пытался помочь этим несчастным, пока их не убили. Я наблюдал за ними, я видел все, и теперь пришла пора отомстить. Он указал на окровавленный хирургический стол, словно представлял свою будущую жертву.

— Видишь этого человека? Он был не последний, и не первый, я буду продолжать свою работу до конца. Артур, с безумным блеском в глазах, поднял с пола свой окровавленный скальпель и приготовился к новой атаке, словно у него открылось второе дыхание. — Я тебя уничтожу, детектив, я вырву твое сердце, я выпущу твою кровь. Ты станешь частью моего эксперимента, ты станешь частью моей работы, ты станешь моим шедевром. Ты станешь последней жертвой.

Майлз, осознавая, что он загнан в угол, что у него нет пути назад, крепче сжал скальпель в руке, его мышцы напряглись, а сердце забилось с удвоенной силой. Он знал, что его битва еще не закончена, что ему придется сражаться до самого конца, и что он не может сдаваться. Но он не сдастся, он будет бороться, он должен был остановить Артура, даже если для этого ему придется отдать свою жизнь. Он должен положить конец этому безумию.

— Нет, Артур, — сказал Майлз, его голос был твердым, решительным, без следа страха, — этому должен прийти конец, и ты знаешь это. Ты не добьешься своего. Твое безумие должно быть остановлено. Я не позволю тебе убивать невинных людей. Он бросился на Артура, готовый к новой битве, готовый ко всему, что его ждало впереди, даже к смерти. Он был готов сражаться до конца.

Битва в тишине

Схватка возобновилась с яростной, неистовой силой, словно два хищника, загнанных в угол, сошедшихся в смертельной схватке за выживание. Артур, теперь без маски, его лицо, искаженное гримасой безумия и ненависти, словно маска дьявола, бросился на Майлза, размахивая скальпелем с бешеной, неистовой яростью. Его движения стали более хаотичными, резкими и непредсказуемыми, но от этого не менее опасными, а наоборот, еще более угрожающими. Он действовал, словно одержимый, словно им двигала некая темная, злобная сила, лишенная всякого контроля, словно им управлял сам дьявол. Майлз, в свою очередь, старался сохранять хладнокровие, насколько это было возможно в этой ситуации, уворачиваясь от его выпадов, словно от смертельных молний, и нанося ответные удары, когда представлялась хотя бы малейшая возможность. Он понимал, что это не просто схватка, не просто драка, это битва не на жизнь, а на смерть, где проигравший умрет в страшных муках. Он понимал, что его противник не остановится ни перед чем, и ему нужно было действовать быстро и решительно.

— Ты не можешь меня остановить, детектив, — прохрипел Артур, нападая на Майлза, его голос был хриплым, сдавленным, словноон говорил из могилы. — Я слишком далеко зашел. Я посвятил свою жизнь этому, свою душу этому проклятому делу. Я отдал все, что у меня было, все свои силы, все свое время, все свои мысли, чтобы осуществить свой план. И ты не сможешь меня остановить. Никто меня не остановит. Моя работа должна быть закончена.

— Твой план — это безумие, — ответил Майлз, уклоняясь от удара, который пролетел в миллиметре от его лица, оставив после себя лишь холодный след, словноон коснулся смерти. — Ты убиваешь невинных людей, ты калечишь их жизни, ты отнимаешь у них всё. Ты мучаешь их, словнодьявол. Это не лечение, это садизм, это безумие, возведенное в абсолют!

— Садизм? — переспросил Артур, его глаза горели фанатичным, безумным блеском, словнодва пылающих угля, заглядывающих в самую душу. — Нет, детектив. Я не садист, я не получаю удовольствия от их страданий, я просто делаю то, что должен. Я — хирург, я лечу человеческий разум, я исправляю то, что природа сделала неправильно, то, что исказило их разум. А они… они просто жертвы, они не понимают, ради чего это всё делается. Они нужны, чтобы я мог продолжать свою работу, чтобы я мог приблизиться к истине.

— Они не жертвы, они люди! — крикнул Майлз, нанося удар, который попал в плечо Артура, заставив его вскрикнуть от боли. Тот, однако, даже не вздрогнул, продолжая наступать, словноего боли не касались. — У них есть право на жизнь, на счастье, на любовь. Ты не имеешь права отнимать ее у них, ты не бог! Ты просто убийца!

— Право на жизнь? — Артур снова рассмеялся, его смех был злым, отвратительным и безрадостным, словнохор демонов, пришедших за его душой. — У них нет никакого права. Они были обречены на страдания. Они были больны, их разум был искалечен. И я просто помог им закончить их мучения, я избавил их от боли. Я сделал им одолжение!

— Ты не помог им, ты их убил! — крикнул Майлз, отбивая очередной удар, который мог бы лишить его жизни. — Ты сломал их жизни, ты разрушил их судьбы, ты отнял у них будущее, ты украл у них всё. Ты — монстр, и ты будешь отвечать за свои деяния.

— Монстр? — Артур остановился на мгновение, словнозадумался над этими словами, словноони задели его, проникнув в его больной разум. — Может быть, ты и прав, детектив. Может быть, я и монстр, но я монстр, который делает этот мир лучше, я очищаю его от скверны, я лечу его от болезни. Я монстр, который стремится к совершенству, я ищу истину. А вы… вы просто слабые люди, которые боятся перемен, которые цепляются за свою ничтожную жизнь.

— Ты не сделаешь этот мир лучше, убивая невинных людей! — выкрикнул Майлз, нанося удар, который попал прямо в лицо Артура, заставив его пошатнуться, но не упасть. Тот тут же снова бросился в атаку, его глаза пылали ненавистью, его лицо было искажено от боли и ярости.

— Я должен был отомстить! — прорычал Артур, его голос стал еще более хриплым, сдавленным и злым, словноон говорил из преисподней. — Я видел, как они мучили этих людей, как они издевались над ними. Я видел их страдания, их крики, их слёзы, их мольбы о пощаде, и никто им не помог. И я должен был отомстить им за это, я должен был отомстить за себя!

— Ты мстишь не тем! — крикнул Майлз, уклоняясь от удара, который пролетел рядом с его шеей, оставляя после себя кровавый след. — Те, кто мучил этих людей, давно мертвы. А ты убиваешь ни в чем не повинных. Ты стал таким же, как они! Ты опустился до их уровня!

— Нет! — закричал Артур, его голос был полон отчаяния, словноего собственная душа кричала о помощи. — Я не такой, как они! Я лучше, я умнее, я сильнее, чем они. Я делаю это ради высшей цели, ради прогресса, ради истины. Я должен был показать им, что я могу.

— Ты покажешь только то, что ты убийца, — сказал Майлз, чувствуя, как силы покидают его, что его тело больше не повинуется ему, его мышцы сводит от боли, а разум затуманивается. Он понимал, что Артур полон решимости, что его безумие делает его неуязвимым, что его не остановить. Он был словноодержимый демоном, и его безумие делало его еще более опасным.

Схватка продолжалась, и каждое движение, каждый удар, забирали последние силы у детектива, словно его жизнь угасала вместе с каждым вздохом. Комната, где еще недавно царила гнетущая тишина, теперь наполнилась звуками борьбы: хриплыми криками, ударами металла о металл, тяжелым дыханием, перемешанным с тихим, протяжным стоном, который, казалось, исходил от самого здания, словно оно страдало вместе с ними. Майлз понял, что он устал, что его тело болит, его раны кровоточат, а его разум затуманен от боли и напряжения. Но он не мог сдаться, не мог позволить Артуру победить. Он должен был остановить его, во что бы то ни стало, даже ценой собственной жизни. Он должен был отомстить за всех тех невинных людей, которые погибли от рук безумного хирурга.

Артур атаковал яростно, словно зверь, загнанный в ловушку, его скальпель мелькал в воздухе, словно смертоносная змея, готовая в любой момент ужалить свою жертву. Майлз едва успевал уворачиваться от его ударов, его тело было напряжено до предела, его мышцы горели от напряжения, его сердце колотилось, как бешеное. Он понимал, что если пропустит еще один удар, то его ждет неминуемая гибель, и он навсегда останется в этом проклятом месте.

— Я покажу тебе, что значит истинное совершенство! — крикнул Артур, нанося удар, от которого Майлз едва успел уклониться, в этот раз он был близок к смерти. — Я покажу тебе, как нужно превосходить человеческие возможности, как нужно выйти за рамки обыденности. Я покажу тебе, что значит стать Богом! Я сделаю тебя своим шедевром!

— Ты не Бог, ты просто убийца, — прошептал Майлз, нанося ответный удар, который попал в руку Артура, но тот даже не обратил на это внимания. Тот закричал от боли, но тут же снова бросился в атаку, его глаза горели безумным огнем, он словночерпал силы из своего безумия.

Майлз отскочил назад, пытаясь отдышаться и выиграть хоть немного времени. Он понимал, что ему нужно найти способ остановить Артура, что он не может просто сражаться с ним в открытую, что это не приведет его к победе. Он должен использовать хитрость, должен обмануть его, должен заставить его совершить ошибку, которую он сможет использовать в своих целях. Он должен был перехитрить безумца.

— Я знаю, зачем ты это делаешь, — проговорил Майлз, стараясь говорить как можно спокойнее, хотя внутри его все клокотало от напряжения, от страха и отчаяния. — Ты хочешь доказать, что ты лучше тех, кто мучил этих людей, что ты достоин уважения, что ты не просто санитар, а хирург, который может исправить человеческий разум, что ты гений.

— Да! — выкрикнул Артур, остановившись на мгновение, словнозамер, словноэти слова тронули его за живое, проникнув в его больной разум. — Да, это так! Именно так всё и есть! Я хочу, чтобы они увидели, чего я стою, чтобы они поняли, что я не был ничтожеством, что я был их равным, если не лучше. Я хотел показать им, кто я на самом деле.

— Но ты не добьешься этого, убивая невинных людей, — сказал Майлз, делая шаг вперед, стараясь подойти к нему как можно ближе. — Ты покажешь лишь то, что ты такой же, как они, что ты стал таким же монстром, каким считал их. Ты превратился в то, что ненавидел.

— Нет! — закричал Артур, его лицо исказилось от злости и отчаяния. — Я не монстр! Я лучше, я умнее, я сильнее, чем они! Я должен доказать это!

— Ты уже ничего не докажешь, — сказал Майлз, делая еще один шаг вперед, медленно, как хищник, подбирающийся к своей жертве. — Ты просто убийца, и все, кто когда-либо будут помнить о тебе, запомнят тебя именно таким. Ты станешь проклятием этого места.

Артур замер, словно слова Майлза пронзили его насквозь, словно удар молнии, попавшей в его голову. Он смотрел на детектива, его глаза были полны замешательства, отчаяния и боли. Майлз понял, что момент настал, что он может победить, что он должен воспользоваться его замешательством. Он бросился на Артура, нанося удар за ударом, словно град камней, стараясь сломить его сопротивление. Он понимал, что это его единственный шанс, и он не имеет права его упустить. Он должен был использовать свой последний шанс.

Артур отбивался яростно, но его движения уже не были такими быстрыми и уверенными, как прежде, его силы его покидали. Его глаза были полны безумия, но в них также промелькнуло сомнение, разочарование и отчаяние, словно он понял, что его план провалился. Майлз наносил удар за ударом, стараясь сломить его сопротивление, стараясь довести его до предела. Наконец, ему удалось выбить скальпель из рук Артура, и тот с глухим стуком отлетел в сторону. Он отбросил его в сторону, как можно дальше, чтобы он не смог его использовать, и нанес мощный, сокрушительный удар прямо в лицо Артура, от которого тот упал на пол, без сознания.

Майлз стоял над ним, задыхаясь, весь в крови, измученный, но живой. Он посмотрел на окровавленные руки, потом на окровавленного безумца, который лежал у его ног, и почувствовал, как к горлу подступает тошнота, как его желудок выворачивает от ужаса. Он победил, но какой ценой? Он победил безумие, но и сам стал заложником его жестокости, его насилия. Он понял, что эта схватка навсегда изменила его, что он никогда не сможет забыть то, что ему пришлось пережить.

— Ты… ты конченный, — тяжело дыша, с трудом произнес Майлз, его голос дрожал от усталости и боли. — Твоя работа окончена, Артур Миллер, твои зверства закончены. Тебе не удастся больше убивать ни в чем не повинных людей. Затем, он, еле передвигая ноги, словностарик, покинул операционную, направляясь к выходу, зная, что его ждет встреча с полицией. Он знал, что теперь ему нужно будет столкнуться с полицией, что ему придется рассказать им о том, что он видел, и что ему будет нелегко, что ему придется объяснить все те ужасы, которые он пережил в этом проклятом месте. Но он был готов ко всему, он понимал, что его работа на этом не заканчивается. Главное, что он смог остановить безумие, что он смог спасти невинных людей от ужасной участи, и это было главным. Он подошел к двери, ведущей наружу, и с огромным трудом, собрав последние силы, толкнул ее. Он снова увидел темное, дождливое небо, и почувствовал, как на его лицо падают холодные капли дождя, и вдохнул глоток свежего, прохладного воздуха, словноглоток жизни. Он был свободен, но эта свобода далась ему очень дорогой ценой, и он понимал, что никогда не сможет забыть то, что пережил в этих стенах.

Эхо прошлого

Майлз вышел из больницы, словно выбирался из темного, вязкого кошмара, в холодную, пронизывающую реальность дождливой ночи. Он шел, покачиваясь, словно марионетка, у которой оборвали нити, его тело болело, мышцы ныли, словно их рвали на части, а раны жгло нестерпимым огнем, и казалось, что даже кости пропитались болью. Дождь, словно пытаясь смыть с него всю грязь и кровь, лил не переставая, холодными струями стекая по его лицу, но он понимал, что никакие осадки, никакой ливень не смогут смыть то, что он пережил в стенах “Эха тишины”, что эта грязь проникла в его душу, запятнав ее навсегда. Его плащ был изодран и промок до нитки, тяжелыми кусками свисая с его плеч, волосы слиплись на лбу, закрывая его глаза, а на руках остались липкие пятна крови, которые он тщетно пытался оттереть о штаны, но они лишь размазывались, напоминая ему о том ужасе, что он видел. Ноги не слушались, казалось, что они несут не его, а какой-то тяжелый груз, и каждый шаг давался с огромным трудом, но он продолжал идти, словно завороженный, не оглядываясь, словно преследуемый демонами из преисподней, словно за ним гнались призраки погибших в этой больнице.

У ворот больницы его уже ждали полицейские машины с мигающими синими огнями, которые рассекали мрачный двор, словно зловещие мечи, освещая покосившийся забор и облупившиеся стены. Выскочившие из машин офицеры с изумлением, а кто-то даже с отвращением, смотрели на него, на его израненный вид, на его окровавленный плащ, на его бледное лицо, и на ту боль, что читалась в его глазах, словно он посмотрел в саму бездну.

— Детектив Кеннеди? — спросил один из офицеров, молодой парень, лет двадцати пяти, с испуганным выражением лица, которое показывало его неопытность. — Что здесь произошло? Мы получили сообщение о стрельбе. И о массовом убийстве.

— Стрельбы не было, — ответил Майлз, его голос был хриплым, тихим и слабым, словноон говорил из могилы, словноего легкие были наполнены не воздухом, а пеплом. — Там… там был безумец.

— Безумец? — переспросил другой офицер, более опытный и хмурый, пожилой мужчина, лет пятидесяти, с морщинами на лице, которые говорили о его долгих годах службы, и повидавшем не мало преступлений. — Кто? Что он делал в больнице? Как он туда попал?

— Он называл себя хирургом, — ответил Майлз, опираясь на капот одной из машин, чтобы не упасть, чтобы не рухнуть на колени от слабости. — Он продолжал эксперименты, начатые здесь много лет назад, в этом проклятом месте. Он убивал людей, словноон не человек, а животное.

Полицейские переглянулись, не понимая, что происходит, словно они не могли поверить в то, что услышали. — Эксперименты? — переспросил молодой офицер, его голос был полон недоверия, он словно думал, что Майлз сошел с ума. — Какие эксперименты? Что вы такое говорите? Какая может быть больница и эксперименты в заброшенном здании?

— Он… он пытался “исправить человеческий разум”, — ответил Майлз, его голос дрогнул, когда он вспомнил окровавленное тело на операционном столе, и его тошнило, от одной только мысли о том, что он видел. — Он думал, что делает мир лучше, что он помогает человечеству, но на самом деле он был просто безумцем, садистом и убийцей.

— Мы должны осмотреть больницу, — сказал пожилой офицер, не обращая внимания на бессвязные слова Майлза, — и посмотреть на все это своими глазами. — Вы останетесь здесь, детектив, пока мы не убедимся, что все в порядке, что вы говорите правду, что это не вы натворили всего этого.

Полицейские двинулись к больнице, оставив Майлза одного, словно прокаженного, в окружении мерцающих огней полицейских машин, которые словно охраняли его от ужасов этой ночи. Он чувствовал, как холодный дождь проникает под его одежду, скользит по его коже, но он больше не чувствовал холода, его сердце было сковано льдом, а душа была в агонии, словно ее рвали на части. Он смотрел на темные окна больницы, словно на черную бездну, и ему казалось, что он слышит шепот, доносящийся из глубины здания, шепот тех, кто погиб в ее стенах, шепот их боли и страдания.

— Это эхо, — прошептал Майлз, словнообращаясь к самому себе, словнопытаясь найти хоть какое-то объяснение происходящему. — Эхо прошлого, которое никогда не умолкнет.

Вскоре полицейские вернулись, их лица были бледными, и напуганными, словно они увидели нечто такое, что не могли описать словами. — Там… там ужас, — проговорил молодой офицер, отводя взгляд от Майлза, словно боялся увидеть в нем отражение того, что он видел в больнице. — Мы нашли тела. Их много. Слишком много. Они изуродованы.

— Мы нашли того, кого вы называете хирургом, — сказал пожилой офицер, его голос был хриплым и тихим, словноего что-то угнетало. — Он без сознания. Мы его задержали. Он у нас.

— Это Артур Миллер, — сказал Майлз, — Он работал санитаром в этой больнице, давным давно. Он был свидетелем всех зверств, он видел, как мучили людей. Я знаю это наверняка.

— Откуда вы это знаете? — спросил пожилой офицер, его глаза были полны подозрения, словноон не до конца верил словам Майлза. — Вы слишком много знаете об этом. Вы уверены, что не имеете к этому всему отношения?

— Я нашел дневник, — ответил Майлз, — Я читал записи пациентов, я узнал его историю, я видел его безумие. Я видел, на что он способен.

Пожилой офицер посмотрел на Майлза с сомнением, словно пытался разглядеть его насквозь. — Вы слишком много знаете, детектив, — сказал он, — Слишком много для простого человека, который приехал расследовать это дело. Но в любом случае, вы пойдете с нами в участок. Вам нужно дать показания, чтобы мы разобрались во всем.

Майлз кивнул, не возражая. Ему было все равно, что с ним будет. Он знал, что эта ночь навсегда изменила его, что он никогда не сможет забыть того, что он видел, что он пережил. Он знал, что “Эхо тишины” останется с ним на всю жизнь, как постоянное напоминание о том, что безумие может скрываться даже в самых темных уголках человеческой души, что оно может вырваться на свободу в любой момент.

В полицейском участке Майлз рассказал все, что он знал, все, что он видел, все, что он пережил, ничего не утаивая. Он рассказал о дневнике, о хирурге, об экспериментах, о жертвах. Он говорил тихо и спокойно, словно он рассказывал страшную сказку, а не ужасную правду, которая шокировала даже самых опытных детективов. Он понимал, что мало кто поверит в его историю, что его сочтут безумцем, или, что еще хуже, соучастником. Но ему было все равно, он не заботился о том, что о нем подумают другие. Он знал, что он сделал все, что он мог, что он остановил безумие, что он спас других людей от мучительной смерти, и это было главным.

— Это чудовищно, — сказал один из детективов, молодой парень, который слушал рассказ Майлза, и в его голосе звучал ужас, он словнобыл потрясен до глубины души. — Как такое вообще могло произойти в наше время? Как такое вообще возможно?

— Я не знаю, — ответил Майлз, устало потирая глаза, его тело болело, и он чувствовал себя выжатым, как лимон. — Но я знаю, что это не должно повториться, что мы должны извлечь из этого урока. Мы должны найти способ остановить таких людей, как он, до того, как они начнут убивать, до того, как они станут монстрами.

— Но как? — спросил другой детектив, женщина с умным, проницательным взглядом, которая слушала рассказ Майлза, не перебивая, стараясь уловить каждую деталь. — Как мы можем остановить безумие? Как нам противостоять тьме, что скрывается в человеческой душе?

— Я не знаю, — ответил Майлз, — но мы должны искать. Мы должны помнить, что зло существует, что оно никуда не исчезает. Мы не должны позволить прошлому повториться, не должны забывать о том, что может произойти, и какими ужасными могут быть последствия. Мы должны бороться с тьмой, пока она не поглотит нас.

После показаний Майлза отпустили, он пробыл там всю ночь, и усталость давала о себе знать. Он вышел из полицейского участка, в прохладный рассвет, словно заново родившись, словно он выбрался из могилы. Он посмотрел на небо, и ему показалось, что тучи стали немного светлее, что дождь немного стих, словно природа оплакивала жертв “Эха тишины”. Он знал, что впереди его ждет долгий путь к выздоровлению, что ему понадобится много времени, чтобы прийти в себя, чтобы справиться с теми ужасами, что он видел, но он был готов к этому. Он понимал, что он не сломлен, что он не побежден, что он все еще жив, и что у него есть еще силы бороться.

Он направился к своей машине, которая все еще стояла у ворот больницы, словно охраняя ее, и когда он подошел к ней, он заметил, что кто-то оставил на капоте букет белых лилий, перевязанных черной лентой, словно в память о погибших. Он посмотрел на лилии, и в его глазах появились слезы, он словно почувствовал их присутствие, он словно увидел души тех, кого он спас, и он понял, что они благодарят его. Он знал, кто их оставил, что это были те, кого он спас, те, чьи души теперь могли обрести покой, и чей покой теперь защищен.

Майлз сел в свою машину, завел двигатель и медленно поехал прочь от “Эха тишины”, в свет нового дня, в надежду на будущее, оставив больницу позади. Он понимал, что он оставил это место позади, но он никогда не забудет его, никогда не забудет ужасы, которые он видел, никогда не забудет тех, кто погиб в ее стенах, что они навсегда останутся в его сердце. Он знал, что “Эхо тишины” будет преследовать его всю его жизнь, как постоянное напоминание о том, что зло может скрываться даже в самых темных уголках человеческой души, и что он должен быть всегда готов к тому, что ему может противостоять.

Он посмотрел в зеркало заднего вида, и ему показалось, что он видит силуэт больницы, который таял в тумане, словно призрак, уходящий в прошлое. Но он знал, что это не силуэт, а лишь эхо, эхо ужаса, боли и страдания. Эхо прошлого, которое всегда будет хранить свои мрачные тайны, которые всегда будут напоминать о том, что зло никуда не исчезает, а просто ждет своего часа. Он понимал, что зло не дремлет, что оно может затаиться на время, а потом снова вырваться на свободу, и что он, как детектив, должен будет бороться с ним до самого конца, всегда, чтобы защитить невинных, чтобы не допустить новых жертв, и что эта борьба никогда не закончится.

— Это еще не конец, — прошептал Майлз, глядя в зеркало заднего вида, и он знал, что это правда. — Это только начало, начало новой борьбы, начало новой охоты.

И он поехал дальше, туда, где его ждали новые расследования, новые тайны, новые битвы, новые вызовы, понимая, что его долг — бороться с безумием, до тех пор, пока оно не будет искоренено из этого мира, пока оно не будет повержено, что он не сдастся, и будет продолжать свою борьбу, ради памяти тех, кто погиб, и ради будущего тех, кто еще живет, ради тех, кто до сих пор может стать жертвой тьмы. И он понимал, что никогда не сможет забыть эту ночь, никогда не сможет забыть “Эхо тишины”, и никогда не забудет тот мрачный урок, что он получил, глядя в лицо безумию.