Любовь длиною в жизнь

Максим Исаевич Исаев, 2022

Удивительная штука жизнь. Всю свою интересную, насыщенную трагическими, драматическими и лирическими событиями жизнь хотел писать, а всё было некогда. И только теперь, оказавшись на пенсии, пишу – и наслаждаюсь этим утомительным трудом, перебираю старые записные книжки, заметки на листочках, в блокнотах. Всех помню. Всё помню. И друзей, и врагов, и случайных, и невероятно интересных людей, с которыми меня сводила судьба. Объездил полмира. Изучал, наблюдал, теперь излагаю. Говорят, что получается интересно. Просят ещё писать, присылать. Мне это интересно, поэтому и пишу дальше. Может, для кого-то станет уроком, назиданием, а то и предупреждением мой жизненный опыт. Я почти ничего не выдумываю. Всё было.

Любовь длиною в жизнь

(Киноповесть)

Он появился здесь неожиданно. Небольшая белорусская деревня много повидала на своём веку, — может, поэтому сначала на него никто не обращал внимания. Старик не был похож на местных, — впрочем, он и на себя самого не был похож. Поселившись в маленьком полуразрушенном домике на окраине деревни, он от рассвета до заката стучал то топором, то молотком; разобрал старый забор, соорудил новый; несмотря на свою седую голову, лазил по крыше, как обезьяна по деревьям. Не прошло и двух месяцев, как на месте заброшенного домика засверкал свежими красками вполне приличный по местным меркам дом, перекопанный и очищенный от сорняка участок, где были посажены кустарники, деревья, цветы. Очень скоро равнодушие окружающих к одинокому старику лопнуло. Первым заговорил сосед через дорогу.

— Доброго дня вам, отец! — поздоровался сосед через забор.

Был он невысокого роста, но крепкого телосложения, лет в районе пятидесяти. У старика сложилось представление, будто приезжает он в деревню отсыпаться. Приедет ночью затемно, бросит машину прямо на улице, а сам появляется на свет только к обеду и долго моется, обливается холодной водой в речке, протекающей за дорогой, и никогда не здоровается. Не здоровался до сегодняшнего дня.

— И вы здоровы будьте! — сказал старик, особо не обращая на него внимания и продолжая работать.

Сосед постоял некоторое время, с любопытством глядя на то, как старик ловко лазит по крыше и орудует молотком, топором, а затем дал понять, что не собирается уходить.

— Как-то не по-соседски: вы тут уже давно, а мы так и не познакомились.

Старик посмотрел на него изучающе, ловко слез с крыши, сел на новую лавку, которую смастерил накануне, и пригласил:

— Проходите, сосед, не стесняйтесь.

Иван открыл калитку, прошёл во двор и представился, подойдя ближе:

— Меня Иваном звать.

— Присядьте, Иван. Меня Саид. Дед Саид.

— О! Саид! Как в кино! «Откуда взялся, Саид?» — «Стреляли!» С юга приехали?

— Стреляли уже давно. Теперь мир и покой. Из Минска я. Давно тут живу.

— Навели такую красоту. Один. Почему дети, внуки не помогают?

— Нет у меня никого. Были. Жена ушла. На тот свет. В прошлом году. Есть сыновья… Были… Там уже невестки… Во мне не нуждаются… Потерял я всех. А дочку мне Господь не дал.

— Понятно. С невестками сложно, — ответил Иван задумчиво и с грустью в глазах. Затем поднял голову и бодро добавил: — У меня такая же фигня, почему я и убегаю сюда. Как начнут собачиться жена с невесткой, хоть ты в петлю… Потому и убегаю от греха подальше.

— Молодёжь другая сегодня: почтения нет к старшим. Ни к своим, ни к чужим.

— Я тоже в Минске живу. А тут дом предков. Их уже нет в живых. Приезжаю, ухаживаю за могилой. Зимой, правда, редко приезжаю, а летом постоянно. Скоро на пенсию, тогда совсем перееду. Так что будем соседями постоянными.

— Как помру, мои тоже приедут. Ухаживать. Мёртвых родителей больше любят дети.

— Мы жили нормально. Ругались, конечно. А кто не ругается?

— Мёртвые не ругаются.

— Как вам тут, Саид, нравится?

— Нравится. Природа. Свежий воздух. Да и кладбище рядом. Готовлюсь. Чтобы невесткам не пришлось далеко… Как помру.

— С вашим здоровьем помирать-то нелегко, Саид. Видел я, как вы по крыше бегаете. Не всякий молодой может так.

— Помирают не только больные. Потерявшиеся тоже помирают. От ненужности.

— А с соседями уже познакомились?

— Зачем трогать? У меня своя печаль, у них своя…

— Вы нас удивили, дед Саид! Как молодой. По крыше. Один. За пару месяцев… такое отгрохали!..

— Ты посиди, Иван, я щас.

Саид поднялся, быстрым шагом вошёл в дом и появился обратно с курительной трубкой в руках, на ходу набивая её табаком.

— Вы ещё и курите?! — спросил с немалым удивлением Иван и посмотрел на Саида округлёнными глазами.

— А почему нет? Мне уже лезгинку танцевать нет надобности. Мечтал. На свадьбе внука танцевать. Уже напрасно, — произнёс Саид спокойно, закурил трубку, выпустил из лёгких обильный дым и продолжил: — В жизни у меня осталось только три удовольствия: покушать вкусно, поспать сладко и покурить крепко. Всё остальное позади, в прошлом: и любовь, и песни, и танцы.

— Образуется ещё, Саид. Потанцуете.

— Потерял я веру в добро, Иван. Зло идёт от невежества. Надежды не осталось. А без надежды жизнь теряет смысл.

— Не печальтесь, Саид. Даст бог, образуется.

— И в Бога уже не верю. Нет его. Если бы он был, меня бы не было здесь.

— Ты, наверное, мусульманин? У тебя же Аллах?

— Какой я уже мусульманин! Наукой замусорена голова. В трёх институтах накачивали атеизмом. Потерял я Аллаха и Бога не нашёл. И в людях разочаровался.

— Ну-у-у, так нельзя жить, Саид. Без Бога! Без людей!

— Бес поселился в людях. Шайтан! Сердце разбито, в душе пустота. Смотришь на мир и не знаешь, чего от тебя хотят. Ты ещё жив, но как будто умер. Пустота и одиночество. Человечество ушло в виртуальный мир. Живых людей не видят, не замечают вокруг.

— Что же у вас такое случилось, Саид, что вы так? Ко всем? Ко всему?

— Сгорел я. Как свеча. Светил всем и сгорел. Выбросили меня, как использованный…

* * *

Деревня Войтовка расположена в десяти минутах езды от Дзержинска и в тридцати — от Минска. Автобусы сюда не ходят. Современные дома, окружающие деревню со всех сторон, заселяются приезжающими из Минска в выходные дни новыми хозяевами и напоминают новомодный стиль жизни. Аборигены деревни в количестве шести или восьми голов живут между случайными заработками от нынешних хозяев и пьянками до последней копейки. Два раза в неделю в деревне случается нечто вроде праздника, когда приезжает автолавка с просроченными продуктами и жители успевают перекинуться последними новостями о погоде, политике и здоровье соседей. Однообразно, тихо, спокойно вдали от городской суеты. Всё как всегда. Но на этот раз случилось событие, которое перевернуло жизнь Саида и о котором я должен вам рассказать.

Дед Саид купил макароны, сахар, хлеб и уже шёл домой, как за спиной услышал, что женский голос спрашивает про него. Саид обернулся. Несколько удивлённые соседи указали на него, и женщина подошла к нему. Элегантно одетая в красное пальто стройная молодая женщина пристально смотрела на Саида и улыбалась. Её длинные чёрные волосы, выразительные карие глаза показались Саиду знакомыми, родными, но он не успел и подумать об этом, как молодая привела его в чувство своим звонким и красивым голосом:

— Здравствуйте! Вы Саид? Саид Алиев?

— Точно так. Чем обязан? — ответил машинально Саид, а сам всё думал: «Какой знакомый голос! Какие знакомые черты лица! И глаза! Где же я их мог видеть?»

— Поговорить надо с вами. Где мы можем?

— Ну не на улице же! Пойдёмте ко мне домой. Я тут недалеко живу. Во-о-он там! Красная крыша, — указал вытянутой рукой Саид на дом вдали.

— Поедем на машине. Садитесь. — Женщина показала на красную машину, стоящую позади на обочине.

Саид послушно забрался в машину и всё думал о своём: «Где же я её мог видеть?» — но, не вспомнив ничего, спросил:

— Вы из исполкома? Я уже подготовил бумаги. На регистрацию.

— Нет, я по другому вопросу.

— Хорошо. Расскажете. Надеюсь, вы не из милиции.

— А что, с милицией у вас проблемы?

— Да нет у меня проблем с милицией, это невестка создаёт мне проблемы, как только появляюсь я в своём доме. Это я на свою голову пригласил их жить со мной. Доброе дело сделал, называется, — сказав эти слова с горечью в голосе, Саид отвернулся, чтобы не было видно предательски выступивших на глазах капель.

Тем временем они подъехали к дому Саида. Он вышел из машины, открыл калитку и пригласил гостью в дом.

— Проходите. У меня не совсем порядок тут. Мебель привезли вчера. Разбираюсь. Садитесь сюда.

Саид подвинул стул к столу, чтобы гостье было удобно сидеть.

— Спасибо. Вы тоже сядьте.

— Конечно-конечно, — сказал он, сел напротив знакомых глаз и опять стал лихорадочно вспоминать, где же он мог видеть эти глаза, эту улыбку, это до боли знакомое лицо.

— Я вас совсем другим представляла. На фотографиях вы моложе. Улыбаетесь.

— Был. И весёлый был, и молодой. Всё осталось там, в прошлой жизни. Теперь нет у меня причины для радости.

— Мама рассказывала, что вы всегда жизнерадостный такой.

— Мама? Меня?.. Откуда она меня знает?

— Саид… Вы только спокойно… Только не волнуйтесь.

— Хорошо. Постараюсь.

— С сердцем у вас всё в порядке?

— Стучит ровно вроде. Вы доктор?

— Да, я врач. Но дело не в этом. Я по другому вопросу.

— По какому? Не томите.

— Саид. Саид Алиевич, я ваша дочь!..

* * *

Дорогой мой читатель, на этом месте я должен прервать свой рассказ и перенести вас мысленно лет на тридцать пять — сорок назад в нашу большую Советскую страну, где люди были добрее, счастливее, романтичнее. Представьте себе небольшой, но бурно развивающийся город недалеко от Минска. Своему развитию город был обязан заводу БелАЗ, который выпускал большие — очень большие — самосвалы для работы в карьерах по добыче угля, железной руды, алмазов, других полезных ископаемых. В те годы в стране бурно развивалась добывающая отрасль, для неё требовалось всё больше карьерной техники, и завод расширялся, увеличивая выпуск самосвалов. Завод нуждался в квалифицированных кадрах, и туда направлялись специалисты разных профессий, разных национальностей со всего Советского Союза, а завод получал комплектующие материалы и узлы тоже со всего Союза.

Одним из таких специалистов, прибывших на БелАЗ по направлению, оказался и наш герой Саид Алиев. Он приехал на завод уже будучи женатым, стал работать конструктором-испытателем, благодаря своему восточному общительному характеру легко прижился в коллективе, и ему поручили возглавить комсомольский оперативный отряд. В свободное от работы время Саид писал статейки в заводскую местную газету, очень скоро получил квартиру от завода и мог считать себя вполне счастливым, если бы не одна проблема… Вполне приличная на первый взгляд семья. Нет пьянок, нет гулянок, двое детей, Саид после работы бежал домой к сыновьям, занимался с ними моделированием, гулял с ними. Но семейное тепло всё больше остывало, напоминая осеннюю изморозь. Мелкие придирки, частые скандалы омрачали настроение, портили отношения, меняли характер. Что делает мужчина в такой ситуации? Да, мой друг, чтобы избежать конфликтов, старается меньше появляться дома. И для Саида командировки стали желанной отдушиной. Он с удовольствием всё чаще ездил в командировки, удирая от скандалов жены.

Испытывал новые машины в полевых условиях. Но на этот раз испытаний не предвиделось. Об этом чуть подробнее.

Саида Алиева, простого конструктора, вызвал к себе сам заместитель директора завода Василий Павлович Кулаков. Василий Павлович был человеком не очень образованным и особым умом не отличался, но обладал твёрдым характером и за много лет работы на производстве прошёл путь от простого рабочего до заместителя директора по общим вопросам и назубок знал всех поставщиков завода.

— Вызывали, Василий Павлович? — спросил Саид, осторожно заглянув в дверь.

— Проходи. Садись, — необычно вежливо предложил зам и добавил, не отрываясь от телефона: — Тебе в командировку надо ехать.

— В командировку? Неожиданно. Недавно только вернулся. Испытания? Куда?

— В Тюмень. Аккумуляторный завод. Надо выбить у них вагон аккумуляторов.

— Василий Павлович, я не понял. Я конструктор. Испытатель. Какие аккумуляторы? Есть отдел снабжения для этого.

— Да ни хрена не работает отдел, так и сяк их мать! — разразился вдруг зам. — Три раза ездили уже. Телеграммы без конца шлём, и никакого толку. Видишь, что творится? Весь завод завален машинами, а отгрузить не можем. Стоим без аккумуляторов. Из хозяйств звонят, требуют, а мы срываем поставки… Алло! Алло! — Кулаков бросил трубку со словами «мать их перемать!» и, понизив голос, продолжил: — Ты человек восточный. Вы умеете как-то там… Надо ехать. Попробуй. Если получится, выпишу премию. Хорошую.

— Теперь понял. Надо — значит надо.

Саиду уже хотелось быстрее покинуть кабинет зама, пока он ещё относительно спокоен.

— Я сегодня же подпишу приказ, завтра получай командировочные и бегом на вокзал. Без аккумуляторов не возвращайся! Премию не получишь!

— Понял я, Василий Павлович. Понял. Попробую.

* * *

Саида Алиева дома не поняли. Впрочем, его всё чаще не понимала жена, и всё что угодно могло для неё служить поводом для конфликта. Саид знал, что его предательский поступок — отъезд в командировку — энтузиазма со стороны жены не встретит, и спокойно стал собирать дорожную сумку.

— Тебе лишь бы уехать! А я мучайся с двумя детьми.

— Надо ехать. Завод стоит без аккумуляторов.

— Небось, сам напросился. Чтобы меня позлить.

— Не напросился. Премию обещают. Камалу гитару хочу купить. А злость — это твоё постоянное состояние. Я тут ни при чём. Почти ни при чём.

— Какое отношение ты имеешь к снабжению? Ты же конструктор!

— Я имею отношение к заводу. Надо — значит надо.

— Ну и поезжай! Можешь вообще не возвращаться! Надоели мне твои командировки!

— А мне надоели твои бесплатные концерты! Каждый день! По любому поводу! Хоть отдохну…

Вопреки ожиданиям, быстро собраться и выехать ещё засветло Саиду не удалось: дети уже были дома, они стали зрителями концерта, устроенного матерью, смотрели на папу с укором, и он остался дома в надежде успокоить их. Вечер прошёл в дурном настроении. И ночью Саиду не спалось. Даже два подхода к холодильнику за ста граммами не помогли, и уснул он только под утро.

Вручив мальчишек очаровательной воспитательнице в детском саду, Саид уже спокойно собрался и поехал прямым ходом в редакцию газеты, с которой он недавно начал дружить, печатая там свои небольшие заметки, статьи о производственных делах на заводе. Лёня Ёлкин, редактор «Молодёжки», поддержал намерение Саида написать о поездке и даже согласился выдать ему командировочное удостоверение для пущего представительства: всё-таки помощь делу.

Билет до Тюмени через аэропорт Домодедово он купил быстро, выстояв в очереди всего два часа: командировка — дело святое! В аэропорту на окраине Минска он был уже к обеду, но вылетел только утром следующего дня.

Домодедово. Саид мог бы рассказать об этом небесном причале и его стальных птицах множество интригующих, душераздирающих историй. За два с лишним года полётов чуть ли не каждый месяц по многочисленным хозяйствам, где работают и куда теперь идут новые машины, Саиду довелось исколесить или, вернее сказать, излетать практически весь Советский Союз вдоль и поперёк, и приключений, историй, участником которых вольно или невольно становился Саид, хватило бы на целую жизнь десяти обычным людям. Об одной такой истории, читатель, я и намерен вам поведать, но только чуть позже, наберитесь поэтому терпения, и пойдём дальше.

После двух суток утомительного ожидания Саид наконец вылетел.

* * *

Тюмень встретила пассажиров воздушного лайнера холодным мартовским мерзопакостным днём. Вьюга поднимала, истово кружила мокрый снег и пихала в шею пассажиров, покидающих салон, будто была против приезда гостей в город.

Саид знал скверный характер погоды в Сибири и был соответственно одет: овчинный тулуп, который выдавали на заводе командированным, надёжно укрывал и грел его. Сойдя с автобуса уже в городе, он нырнул в магазин и купил шампанское и торт: на носу был женский праздник, и явиться с пустыми руками в отдел сбыта, где обычно (как практически и во всём Союзе) работали одни женщины, считалось дурным тоном и подчёркнутым пренебрежением к женскому персоналу, где бы прекрасные дамы ни работали. Труднее всего было достать цветы: зима, и не все города Союза имели свои цветочные теплицы. Потеряв полдня в поисках цветов, Саид всё же добрался до аккумуляторного завода и ворвался в отдел сбыта.

— Здравствуйте, красавицы! Наконец-то долетел до вас на воздушном шарике! Летел, бежал, спотыкался, вставал и опять бежал. Так хотелось быть первым! Надеюсь, я буду первым, кто поздравит вас с Восьмым марта? Эти цветы вам. Шампанское в честь праздника. И торт к чаю, — сказал Саид, выложив презенты на свободный стол, и сел, увидев рядом свободный стул. — Надеюсь, угостите чаем и меня?

Красивая и довольно хорошо упакованная особа, сидевшая за большим столом в углу, оторвалась от бумаг и, не имея ни малейшего желания скрыть своё удивление, всё же довольно ласково спросила:

— Молодой человек, откуда вы такой шустрый взялись?

— Метелью, красавица, метелью занесло. Видите, что творится за окном? Ни зги не видать. И даже сомневался, туда ли меня несёт, а теперь вижу, что тут самые красивые девушки и я попал точно в цель!

— А мне что-то подсказывает, что вы жестоко промазали: аккумуляторов нет и не предвидится! — точно таким же невозмутимым тоном подсекла красавица гостя и опять уткнулась в свои бумаги.

Но Саид был не из тех людей, которые после первых слов отказа поворачиваются кругом и уходят восвояси; он из тех, кто всегда решает вопрос любым способом, поэтому он заранее продумал и утвердил в голове план по захвату в идеологический плен всего отдела сбыта и тут же его реализовал:

— О господи! Какие аккумуляторы? О чём вы, красавица? Я вообще не знаю, что такое аккумуляторы! Я корреспондент. Из Белоруссии. Вот моё командировочное удостоверение, вот мой паспорт. И приехал я к вам, чтобы устроить праздник. Незабываемый. Начальство ваше уже в курсе.

Красавица за большим столом посмотрела на гостя внимательно, изучила его командировочное удостоверение от редакции, заулыбалась, став при этом ещё красивее, и изрекла удивительно приятным голосом:

— Ну, это другое дело. Меня зовут Ирина Ивановна. Я начальник отдела.

— Очень приятно. Я Саид. Саид Алиев. Корреспондент больших и малых газет в Белоруссии. По совместительству неисправимый, законченный романтик и наивный мечтатель! И праздник у вас будет!

— И как вы собираетесь устраивать нам праздник?

— Меня, конечно, предупреждали, что тут, у вас в Сибири, девушки особенно красивые, но то, что я вижу, выше всяких ожиданий! Я ослеплён! Я охмурён! Теряю разум! Не потерять бы мне честь и совесть и не обнять потом есенинскую берёзу, как чужую жену.

— Не подхалимничайте!

— Упаси бог! Не имею привычки. Я завтра приду к вам с гитарой и спою вам душераздирающие романсы.

Девочки, до этого момента сидевшие не вмешиваясь в разговор, сразу зашумели и стали аплодировать и тихо кричать «ура!».

— Вы ещё и поёте? — Ирина Ивановна тоже уже не прятала эмоции за начальственной инструкцией приличия и вела себя как добрая и нежная женщина, что делало её всё красивее и красивее.

— Более того, я очень влюбчив. Вполне может статься, что я очарую одну из ваших девочек и утону в океане любви, безвременно погибну самой счастливой гибелью, — сказал Саид, подсев к ней поближе, подчиняясь внезапно возникшей шальной мысли о том, не соблазнить ли её на романтическую встречу при свечах в уединённом месте, но вовремя дал себе команду отступить, увидев обручальное кольцо на её соблазнительно красивом пальце.

— Какой самоуверенный! — не без жеманства отметила начальница и с хитринкой посмотрела на Саида так, что тот уже пожалел, что отказался от коварной мысли соблазнить её. Но и реализовать эту мысль он не мог: воспитание не позволяло. Как-никак восточный мужчина, а там, на Востоке, с этим делом всё строго: замужняя женщина — это свято; она ему или сестра, или друг, но ни в коем случае не больше. Поэтому решил не замечать вылетевшие из глаз Ирины искры и перевести разговор в шутку:

— А если бы я был молод, красив и политически грамотен, я бы вообще остался бы у вас и женился! На всех вас!

— Это у вас там, у нерусских, можно много жён. У нас многожёнство запрещено.

— Да я не сразу, по очереди! — посмеялся Саид, краснея: понял, что ляпнул лишнее.

— Фу, какой вы коварный!

— Ирина Ивановна, девочки, я не коварный, я растерян. Смущён даже. От вашей небесной красоты. Но, собравшись с мыслями, я предлагаю вам завтра надеть любимые платья: день предпраздничный-таки. В парикмахерскую сходите. Я немного облучу вас фотовспышкой, вы ещё немного ослепите меня своей красотой за чашкой чая, и подготовлю статью за пару дней. Пойдёт?

— И где будет статья?

— Ирина Ивановна, у вас молодёжный коллектив, девочки просто красавицы! А у нас есть молодёжная газета «Знамя юности», там и опубликуем. Вы, конечно, не выписываете эту газету, но я вам пришлю. Несколько экземпляров. Договорились?

— Договорились. Только вы приходите к концу рабочего дня. Раз вы нам обещаете устроить праздник, мы и стол накроем.

— Понял. К столу будет что положено.

— Девочки, причёски! Причёски! Чтоб как модели выглядели завтра! — скомандовала начальница, пребывая уже в совершенно приподнятом настроении и, обращаясь к Саиду, подмигнула и широко улыбнулась.

— Ну, на этом я прощаюсь с вами до завтра. Мне ещё в гостинице устроиться. Я прямо из аэропорта. До завтра, девчонки, и выспитесь! Выспитесь, чтобы выглядеть как зрелые персики, с румянцем на щёчках!

— Останавливаться где собираетесь? — спросила начальница отдела перед расставанием.

— В гостинице. Буду искать, чтобы до ночи успеть заселиться.

— Постойте, давайте я вам напишу адрес хорошей гостиницы.

Ирина Ивановна достала лист бумаги, написала на нём что-то, сложила в четыре раза и вручила его Саиду. Когда уже в городе Саид развернул лист, чтобы посмотреть адрес гостиницы, он увидел на листе номер телефона и короткую запись: «Звони после 18:00. Ирина». Оказалось, что она давно не живёт с мужем, что тот вообще уехал в другой город и что разводиться не торопится, чтобы её семейный статус не отразился на работе. Из соображений порядочности не считаю возможным разглашать, как дальше обстояло дело. Скажу лишь, что всё было достойно и красиво.

* * *

Не буду описывать, как отмечался женский праздник в отделе сбыта аккумуляторного завода, друзья. Отмечался он как везде и как всегда. Надеюсь, читатель сам из диалога поймёт, насколько всё было хорошо. Тут важно понять главное: как наш герой умудрился решить почти нерешаемый вопрос по поставкам аккумуляторов.

Календарь подарил Саиду бесконечно длинные сутки после весёлого и шумного празднества, чтобы тот пришёл в себя, набросал черновик статьи и, явившись в отдел сбыта, сделал Ирине Ивановне такое предложение, от которого она не только не смогла отказаться, а даже и в голову ей не пришла такая сумасшедшая мысль. С первой половиной поставленной перед собой задачи Саид справился вполне успешно, для решения же второй части он заложил мину замедленного действия прямо в черновике. Всё дело в том, заметит её начальница сбыта или нет. Пытаясь держаться в роли уверенного человека, Саид вломился в отдел уже смелым шагом на правах хорошего знакомого и сразу стал отвлекать внимание начальницы от основного:

— До-о-обрый день, девочки! Как вы после праздника? Головы не болят?

— Болят. Болят, — пожаловались девчонки, опасливо поглядывая на начальницу.

Саид достал из сумки пару бутылок пива, поставил их на пол за столом, чтобы не было видно постороннему глазу, и проговорил шёпотом:

— Вот вам лекарство. Лечитесь.

— Так! Саид, перестаньте спаивать моих девочек! — как бы крикнула Ирина Ивановна, пытаясь казаться строгой, но сделала она это ласково и даже с теплотой и любовью в голосе.

— Что вы, что вы, Ирина Ивановна! Как можно! Я всего лишь лекарь, маленький волшебник, который спасает приговорённых от мучений, лечит голову после праздника. А голова, насколько мне известно, — это самый интимный орган человека, без неё просто никуда, и она должна быть здоровой.

Начальница улыбнулась, слегка покачала головой, буквально на секунду закрыв глаза, и опять опустила взгляд на бумаги на столе.

— А это вам к чаю, — продолжил гость из далёкой Белоруссии, ставя коробку с тортом на видное место.

Затем Саид подсел ближе к Ирине Ивановне, достал несколько листов с зачёркнутыми, исправленными строчками, написанными от руки мелким почерком, и положил листы эти на стол начальницы со словами:

— Ирина Ивановна, я статью прикинул в черновом варианте. Посмотрите. Может, что добавить, а что зачеркнуть…

— Ого! Когда же вы успели столько? — искренне удивилась начальница.

— Ах, Ирина Ивановна! Всего-то ночь бессонная! Мало ли мы проводим бессонных ночей на любимой работе или с любимой женщиной!

Ирина покрылась лёгким румянцем и слегка улыбнулась, поняв намёк на прошедшую ночь, но не стала отвечать и, полистав черновик, сказала, напустив на себя серьёзный вид:

— Сколько страниц! Не многовато?

— Не волнуйтесь. Я ещё буду переписывать, редакция сократит, — сказал Саид, затем достал из дорожной сумки фотки, которые с трудом, но всё же удалось ему распечатать в фотоателье в центре города, и, желая не дать Ирине сильно сосредоточиться на черновиках, громко обратился к девочкам:

— А вы, девочки, гляньте фотки, скажите, какие дать в газету, остальные можете забрать себе.

— Так, девочки, я буду выбирать, что дать в газету, а вы пока просто посмотрите! — сказала Ирина и обратилась к Саиду: — Саид, вы тут написали, что завод поставляет на МАЗ, БелАЗ… Без срывов.

— А что не так?

— Задолженность у нас перед БелАЗом.

— Ирина Ивановна, давайте так и напишу. Что да, есть задолженность, что стараемся и в ближайшее время погасим.

— Как-то не хочется про задолженность. Может, поговорить с директором?

— Ну, поговорите. Было бы, конечно, лучше, если… Работаю я в Минске, а живу в Жодино. Рядом со мной замдиректора завода живёт. На одной площадке. Да и знакомых много. Почитают статью, упрекнут за неправду. Не с руки как-то.

— Хорошо. Попробую.

Помедлив в сомнении всего-то пару минут, Ирина Ивановна резко встала и решительным шагом вышла из кабинета. Саид остался один на весь женский батальон.

— Ну что, девочки, посмотрели, какие вы тут красивые? Отобрали, что в печать?.. Хорошо, давайте сюда. Пусть ещё Ирина Ивановна посмотрит. Остальные вам на память.

— А где вы остановились, Саид? — спросила одна из красавиц, выражая явный интерес к досугу командированного.

— Ой, девочки, стыдно признаться. У вас в общежитии. Сэкономить хотел малость и горько об этом пожалел потом. Не выспался. Клопы замучили. И замёрз дико: холодно в общаге, — пожаловался Саид на свою несчастную судьбу.

— Что же вы так! У нас тут половина незамужних. Могли бы напроситься.

— Каюсь. Виноват. Скромность подвела. Пожалел потом. Когда клопы начали грызть. А почему такие красавицы — и не замужем? У вас что тут, мужчины все ослепли, что ли? Не видят? Или одни безнадёжные импотенты кругом?

— Нету у нас мужчин. Хороших разобрали, а пьяниц и сами не хотим, — не без грусти в голосе ответила девушка, обречённо вздохнув, хлопнув по папке с бумагами и отложив её в сторону. — Кругом одни пьяницы, хоть ты вешайся.

— Да-а-а, пьют тут у вас конкретно. Заметил. Буянит вся общага. То клопы, то пьяные драки. Весело было ночью. Впрочем, и у нас там хватает.

В эту минуту в кабинет вошла Ирина Ивановна и на ходу бросила:

— Девочки, выписывайте наряд на завтра. БелАЗу вагон отправляем.

Саид опять подсел к ней и спросил осторожно:

— Ирина Ивановна, а задолженность какая?

— Два вагона.

— Так, может, два сразу? И закрыть долг?

— Директор дал добро на один.

— Да я вас умоляю! Что там директор! Будет он вникать в такие мелочи! Вагон туда, вагон сюда! Вы спросили один — он и дал добро, спросили бы два — тоже дал бы добро.

Ирина подняла голову, посмотрела на Саида, и взгляды их встретились. Ирина сдалась. Она не могла не сдаться. Она помнит. И запомнит надолго.

— Ладно. Пишите, девочки, два, — сказала она и улыбнулась, довольная собой.

— Вот это порядок. И мне приятно писать правду. И не упрекнёт сосед. Друзьям понравится. Надеюсь, вагоны дойдут до выхода статьи?

— Три дня в дороге.

— Значит, дойдут. Тогда что, будем прощаться? Честно говоря, не хочется уезжать.

— Так не уезжайте. Оставайтесь, — ненавязчиво закинули слово девочки, тем самым давая понять, что общество Саида им понравилось.

Ирина Ивановна, молодая, красивая и очень темпераментная начальница, хоть и молчала, но пристально смотрела на коварного соблазнителя, с интересом ожидая его ответа. Саид заметил её взгляд и стал оправдываться с грустью в голосе:

— Эх, был бы холостой, может быть, и остался бы, девочки. Даже напросился бы к вам в отдел работать. Мне у вас очень понравилось. А так семья, дети… Я же восточный мужчина, мы, восточные, сильно привязаны к семье, детям. Это у нас в крови, и ничего с этим не сделаешь. Так мы живём. И многожёнство-то возникло на Востоке оттого, что люди традиционно хотят и создают большие семьи, чтобы было много детей.

— А у вас детей сколько?

— Два пацана у меня, девчонки. Я их очень люблю. И уже скучаю, а прошла всего-то неделя, как уехал. Спасибо вам. Поеду в аэропорт, может, ещё успею на последний рейс.

— Ой, это вам спасибо. За фотки, за цветы…

— Газеты я вышлю. Посмот́ рите на себя. До свидания. Удачи вам и хороших мужчин рядом!

* * *

Сырая мартовская погода, туман и вьюга так и гнали нашего героя из объятий Тюмени, но в аэропорт Саид добрался только к вечеру. Старый разваливающийся автобус тащился так, что его легко могла обогнать даже черепаха столетнего возраста. Понервничал Саид, перемёрз, но всё же добрался до аэропорта уже затемно. Помещение аэропорта, хоть и старенькое, было достаточно натоплено, чтобы наконец отогреться и почувствовать себя счастливым. Открыто было только одно окно кассы, к нему и побежал Саид:

— Девушка, мне, пожалуйста, один билет до Минска. Через Москву.

— А почему через Москву? Может, через Токио? Или через Монреаль?

Чувство юмора кассирши Саид оценил, он и сам часто пребывал на этой волне, но сейчас его больше интересовал вопрос, как бы скорее добраться до Минска, и только через Москву. Так как-то ближе и привычнее.

— В Токио и Монреале я бывал уже по несколько раз, ничего там нет интересного, а вот в Москве и Минске не был ни разу. Говорят, в Москве Кремль есть, Мавзолей. Хочется посмотреть, — тоже с иронией ответил Саид.

— Опоздали вы, молодой человек. Сегодня уже и Мавзолей закрыт, и рейса в Москву нет. Улетел последний самолёт час назад.

— А на завтра?

— А завтра будет завтра. С утра будем продавать. Кассы уже все закрылись. И я кассу сняла.

— Девушка, а ночевать есть тут где у вас?

— У нас есть, а у вас только в городе.

— Сироту не приютите, значит?

— В городе. Там гостиницы шикарные и приют для сирот.

— Далеко. Да и дорого. Денег только на дорогу до Минска осталось.

— Ну тогда зал ожидания.

— Спасибо и на том…

Саид долго ходил по пустому залу ожидания, утешая себя и даже радуясь в предвкушении хорошей премии: «Кулаков обещал. Вопрос решён. Хорошо, что в редакции дали командировочное удостоверение, хорошо, что прихватил фотоаппарат. И гонорар будет за статью, и премия за аккумуляторы. Гитару куплю сыну…» В зале ожидания никого. Саид перечитал все газеты и журналы, оставленные пассажирами, и уже за полночь уснул на скамье, подложив под голову дорожную сумку…

Разбудило Саида ворчание уборщицы:

— Это что ты тут разбросал свои бумаги? Разлёгся тут!

Спросонья Саид не сразу понял, на кого она шумела, и, оглянувшись вокруг, понял, что тут, кроме него, нет никого, но всё равно уставился на неё.

— Ну что ты смотришь? Бумаги свои собирай с пола!

Он посмотрел на бетонный пол и только теперь увидел лежавшие на нём паспорт, командировочное удостоверение, кошелёк и… До ещё не проснувшегося Саида не сразу дошло, что всё это его бумаги. Он проверил — вроде всё на месте. А деньги? Он ещё раз проверил кошелёк, порылся в карманах, но — нет! Денег нет. Постепенно до него дошло, что его обокрали, и его охватила паника, опустошение. Голову окутал туман. Как так? Почему? И что теперь? К начальнику вокзала? И что? В милицию? И что? Обратно на завод? К девчатам? За что?..

— Бабушка, вы тут никого не видели?

— А кого я могла видеть? Только пришла. А что случилось-то?

— Обокрали меня. Деньги украли.

— Вот бандюги!.. Что же ты сидишь? Звони в милицию!

— И что? Они мне деньги принесут? Если даже найдут?

— Ну, как знаешь. Я никого не видела. И сама не украла…

Саид пошарил по карманам ещё раз, нашёл медяки. Даже на автобусный билет до города не наскребёт. На чай с кусочком хлеба хватит. А что дальше? Решения нет. В бесплодных поисках выхода из глубокой задницы прошёл ещё час. Начало светать. Саид, тяжело вздохнув, вышел на крыльцо выкурить последнюю сигарету.

Мартовская метель не утихала. Большие мокрые хлопья снега кружились в воздухе, изображая замысловатый танец. Отвернувшись от ветра, он с трудом, но всё же прикурил сигарету и глубоко втянул дым в лёгкие. Ему показалось, что стало легче.

Автобусы стали подвозить первых пассажиров. Напротив Саида остановилась «Волга» с чёрными квадратами на борту. Таксист, резво разгрузив багаж и получив расчёт, исчез за поворотом. Пассажирка задумчиво посмотрела на кучу чемоданов, ящиков с приделанными ручками и беспомощно попыталась поднять тяжёлый чемодан. Саид, бросив недокуренную сигарету, поспешил на помощь. Нет, в эту минуту он не думал о себе, о западне, в которую попал, он просто по привычке пошёл помочь нуждающейся в помощи девушке.

— Давайте помогу. А вы бегом в зал, не то промёрзнете! — скомандовал Саид и схватил самый большой чемодан правой рукой и чемодан чуть поменьше — левой.

— Ой, спасибо вам большое! — проронила девушка и пошла в зал ожидания, прихватив с собой небольшой узелок.

Саид в несколько ходок, будто опытный грузчик, перенёс всю поклажу девушки в зал ожидания и почувствовал некоторое облегчение от тяжких дум.

— Спасибо вам огромное! Думала, таксист поможет, а он даже не спросил, нужна ли мне помощь. — Она сказала это так, будто её спасли от смерти. Искренне, с чарующей улыбкой, с преданными, как у собаки, глазами.

— Да не за что. Какая тут помощь! — ответил Саид, а сам еле отдышался от беготни и тяжёлых чемоданов и ящиков.

Тем временем народ уже стал толпиться у касс. Девушка тоже встала в уже образовавшуюся очередь. Саида потянуло к ней. А ещё подумалось ему теперь, когда уже удалось расположить её к себе: «Вдруг это выход — попросить денег в долг? Вдруг она поймёт? Вдруг поверит? Не откажет?» Он встал в очередь вместе с ней.

— У вас столько вещей. Не похоже на отпуск. Переезжаете?

— Да. Десять лет прожила здесь с мужем. Не сложилось. Развелась. Уезжаю к родителям в Белоруссию.

Саид чуть не упал. Но сдержал эмоции, широко улыбнулся и поддержал начавшийся разговор, не скрывая своей радости.

— В Белоруссию? Вы летите в Минск? — спросил он, ещё не веря своим ушам.

— Да. А что такое?

— Ну надо же! Надо же! Я не верю своим ушам! Я тоже лечу в Минск. Я в Жодино живу.

— Да? Ой, как здорово! Земляк! — Девушка тоже обрадовалась так, как будто ей уже вручили бесплатный билет вне очереди.

— А в Тюмени что вы делали?

— В командировке был тут. На завод аккумуляторов приезжал.

— Здорово! А в Москве поможете мне с вещами справиться?

— Да хоть до самого дома вас довезу!

— Спасибо. Повезло-то как мне. А вы чего приезжали?

— Я работаю в газете, приехал на аккумуляторный завод, чтобы материал для газеты подготовить. Меня Саидом зовут. Живу в Жодино, работаю в Минске.

— Дагестанец? — опять удивила девушка Саида.

— Да. А как вы узнали?

— По акценту. У нас соседи были дагестанцы, когда мы жили в бараке.

— Да, разбросало нас по всему миру. Я часто езжу в командировки. В Якутию, Апатиты, Кустанай… Везде нас хватает.

— Я Раиса. Я из Лиды. Родители там. И дочка. Оставила прошлым летом. В этом году пойдёт в школу.

— А с мужем что не ладилось?

— Мы приехали на нефтепромысел. Денег хотели заработать на квартиру. Да и романтики хотелось. Молодые были. Сначала было хорошо. Квартиру быстро получили, зарабатывали неплохо. Потом пить стал муж. Друзья, гулянки… Я боролась. Не помогло. А вы не пьёте?

— Бог уберёг. Не приучен. Да и некогда мне. Я вообще-то работаю на заводе, а вечерами и в выходные пишу. Внештатный корреспондент я.

— Да? Как интересно! Дадите что-нибудь ваше почитать?

— Конечно! Обязательно!

Тем временем касса открылась, очередь начала двигаться. Саид боялся сказать о своей проблеме. Но сказать было надо. Он достал паспорт, командировочное удостоверение, немного помялся, посомневался, не зная, как начать, и всё же начал осторожно:

— Раиса, тут такое дело… Беда случилась со мной… Боюсь вам сказать, чтобы, не дай бог, не подумали, что я вру. Посмотрите, вот мой паспорт. Вот командировочное удостоверение. Я не обманываю вас.

— Да я верю. Видно же по вам. Говорите. Что случилось?

— В беду я попал. Вчера опоздал на рейс, решил тут переночевать. Заснул на скамье. Обокрали меня, когда спал. Ума не приложу, что делать. Денег нет даже на сигареты. Не могли бы вы мне одолжить? Купить билет? По приезде я вам обязательно…

— И всё? Боже мой, конечно, куплю! Вы же мне помогли. И дальше поможете, надеюсь. Я даже рада, что могу вам помочь!

От радости Саид выдохнул застоявшийся в лёгких воздух, невольно припал головой к плечу Раисы, крепко обнял её и даже поцеловал в щёчку.

— Спасибо большое, Раисочка! Вы моё спасение. Я уже впал в отчаяние. Есть, оказывается, Бог на свете. Есть.

Раиса неожиданно обняла его свободной рукой и шепнула на ухо:

— Я вам по секрету скажу: развелась я в прошлом году, а сейчас мы с мужем бывшим продали квартиру, поделили деньги. Так что не волнуйтесь.

— Ах, бог мой! Спасибо вам, Раисочка! Спасибо большое! Вы мой ангел-спаситель! Я верну. Обязательно верну!

— Да успокойтесь вы. Я верю.

В эту минуту кто-то схватил Саида за руку и повернул к себе. Это была бабушка-уборщица, которая утром своим криком разбудила его.

— Вот ты где, оказывается, а я бегаю ищу тебя, — сказала она с укором.

— А что случилось, бабушка? Зачем я вам? — удивился Саид.

— Как «зачем»? Тебя же обокрали, вот я и принесла. Немного, правда, но на пару раз покушать хватит. На, держи! — И бабушка протянула зелёную пятирублёвую купюру.

Саид посмотрел на Раису, затем на бабушку, обнял её за плечи и проговорил:

— Ах вы моя хорошая! Ах вы моя добрая! Спасибо вам огромное, но денег я у вас не возьму. Они уже не нужны. Тут я встретил землячку из Белоруссии, и она помогла мне. А вам дай Бог здоровья, бабушка, и долгих лет жизни за вашу доброту.

— Землячку? Ну слава богу! А то я переживала, — сказала она, потом внимательно посмотрела на Раису и продолжила: — Красивая… и глаза умные. Не выпускай её. Ну ладно, я пойду тогда. Счастливо вам добраться.

Раиса взглядом проводила бабушку до тех пор, пока она не скрылась, и тихо произнесла:

— Милосердная бабушка, дай Бог ей здоровья, — и добавила, минуту подумав: — Давайте паспорт свой, очередь уже подходит.

Саид испытывал неловкость. Его смущали её красивые глаза, её искренняя и радостная улыбка, исходящая от неё теплота. Невольно вспомнились школьные годы, первая любовь… Пришёл в себя он уже в салоне самолёта.

— Раиса, я до сих пор не верю… Это просто фантастика! Мне вас сам Бог послал!

— Значит, Бог любит вас.

— Мы с ним в любви, правда, друг к другу не объяснялись, но я чист перед ним. Мелкие грешки, надеюсь, он и не заметил.

— Мелкие всё-таки есть?

— А у кого их нет? На земле не ангелы живут, а человек грешен, потому он и выдумал себе Бога, чтобы было перед кем каяться и тем облегчить себе душу. И святых я до сих пор не встречал. Вы первая. Раиса… Райская женщина! Вы ко мне из рая пришли?

— Из рая, из рая!

— Значит, святая женщина.

— Да ладно уже вам! Святую нашли!.. Ой! Вы же не завтракали. Давайте я вам бутерброды приготовлю. Я кое-что взяла с собой. А вы расскажете о своих грехах, ладно?

— В обмен на бутерброды?

— Да! Иначе не покормлю!

— Ладно. Я согласен. Спасибо вам, Раиса. Точно, не завтракал. И даже не ужинал вчера.

— Что же вы не бережёте себя?

— Надеялся улететь вчера, торопился, а тут такая оказия вышла.

— И хорошо, что не улетели. А то кто бы мне помог?

— Ну да, видимо, судьба… Бывает же такое! Кому рассказать — не поверят.

— Держите бутерброд. Перекусите и рассказывайте потом…

— Спасибо.

Саид перекусил двумя на голодный желудок показавшимися очень вкусными бутербродами, поблагодарил Раису и ушёл в себя. Раиса посмотрела на него несколько раз, думая, что он, может, хочет спать, потом всё же спросила:

— О чём задумались?

— Вы мне напомнили один случай, — сказал, улыбаясь, Саид и рассказал ей историю о том, как в студенческие годы познакомился было с девушкой, вернее, его познакомил друг. — У меня девушка была, на вас похожая. Познакомились мы на вокзале, когда я друга провожал поздно вечером в Гродно. Он окончил институт и уже ехал по направлению. Ловелас был большой. А я стеснялся девушек. Так он насилу меня и познакомил. Завязалась дружба. Она окончила биофак и работала в ботаническом саду. Чуть ли не каждый день после работы приходила к нам в общежитие с цветами. Красивая, лёгкая в общении, начитанная, готовила вкусно…

— Она вам и готовила?

— Нет. Нет, конечно. Это когда я ездил к ней в гости. Она жила недалеко от Минска, в Заславле. И я иногда ездил к ней. А весной помогал с посадками в огороде, забор чинил.

— Она что, одна жила?

— С родителями. Отец — инвалид войны. На протезах ходил. Работать-то особо не мог, вот я и помогал чисто по-человечески. Я же деревенский и работы никакой не боюсь. Родители её ко мне очень хорошо относились. Мать всегда: «Зятёк приехал! Зятёк приехал!»

Наготовят с дочкой всего вкусного, усыпят меня комплиментами, с собой ещё целую сумку напихают… Но, увы, история не получила развития. Расстались.

— Расстались-то чего, если всё так хорошо было?

— До сих пор не могу понять, что на меня нашло! Обидел я её. Как-то сидели за столом. Немного выпили. Я о чём-то рассказывал, она перебила меня раз, потом другой, третий. На следующий день, уезжая, я сказал ей, что больше не встречаемся.

— Ох какой вы!

— Молодой был, глупый. Жалел потом не раз.

— Вы и теперь не старый.

— И такой же глупый… Зачем вчера нужно было спать в аэропорту?!

— Что было дальше? Не встречались?

— Нет. И она не пришла. И я не смог преодолеть.

— Гордость?

— Наверное. Там, где я воспитывался, мужчину не перебивает женщина. Это и повлияло на меня, тем более на хмельную голову.

— Вы женаты?

— Да. Конечно, женат.

— Жена не перебивает?

— Не только перебивает, увы!

— И терпите?

— Терплю. Двое детишек. Пацаны.

— Грустная история. Больше не дам бутерброд. Расскажите чтонибудь весёлое.

— Весёлое? Есть весёлая история.

— Давайте рассказывайте.

— Ладно, рассказываю весёлую. Было это на пятом курсе. Два моих друга сговорились, объявили всем, что я женюсь, собрали денег и купили там выпивку, закуску. А в субботу, как и сказано было, вся группа собралась в актовом зале общежития на втором этаже. Ждут, ждут, и тут входят эти мои друзья, нарядившиеся женихом и невестой. Да так серьёзно подготовились: фата, свадебное платье… И только тогда все смекнули, что на дворе первое апреля. Смеху было!

— А вы сами-то что? Не выдали друзей?

— Да потому и удалась хохма, что меня не было в общежитии в тот момент. Уезжал в гости уже к будущей жене. Все знали, что мы с ней встречаемся, готовимся к свадьбе, потому и поверили.

— Держите ещё бутерброд. Заслужили.

«Наш самолёт производит посадку в аэропорту Домодедово. Просьба пристегнуть ремни. Командир корабля и экипаж желают вам…» Удивительно, но Домодедово встретило наших героев не тёплым и солнечным днём, как им того хотелось бы. Зима ещё активно сопротивлялась, снег шёл неугомонно и активно ложился под ноги толстым ковром. Густой туман наводил дикую тоску по солнцу. Люди молча суетились, таксисты и леваки ловили пассажиров прямо у выхода. Саиду пришлось ещё раз попотеть, перенося весь багаж Раисы в зал ожидания, что сделал он с большим удовольствием, потом сел на только что освободившуюся деревянную скамью напротив Раисы и откинулся на спинку, чтобы отдышаться. Раиса посмотрела на него нежным взглядом и, улыбаясь и как бы оправдываясь, проговорила:

— Столько вещей. Я уже пожалела, что взяла столько. Лучше бы раздала соседям. И бросить же жалко. Спасибо вам большоепребольшое, Саид. Что бы я делала без вас!

— А что бы я делал без вас, Раиса! В чужом краю! Ни знакомых, ни денег!

— В общем, так. Я пойду за билетами, а вы сидите. Не вздумайте убежать!

— Я молю Бога, чтобы вы не убежали.

— Очередь большая. Не скучайте. Почитайте что-нибудь.

— У меня есть что читать. Не волнуйтесь.

— Да я так… Совсем не волнуюсь…

Раиса ушла хлопотать о билетах. Саид осмотрелся вокруг и понял, что с вылетом будет туго: зал ожидания забит битком, люди сидят на чемоданах, кто-то лежит прямо на полу, постелив на картон верхнюю одежду, крупных габаритов бородатый мужчина в тулупе, скорее всего сибиряк, вовсе разлёгся на всю скамью — видать, давно ждёт посадки. Объявление, прозвучавшее по громкой связи, подтвердило догадку Саида: «В связи с погодными условиями задерживаются рейсы…»

Раисы не было долго. Но пришла она ничуть не расстроенная, а даже в приподнятом настроении и на вопрос, купила ли она билеты, безразлично ответила:

— Билетов нет, и неизвестно, когда будут. Подозреваю, мы не скоро улетим. Все рейсы закрыты.

— И что будем делать?

Она села на большой чемодан, стоявший возле ног Саида, положила в сумочку паспорта и, приняв весьма серьёзное выражение лица, сказала довольно убедительно, глядя в глаза Саиду:

— Значит, так, Саид. Во-первых, мы переходим на «ты», а то как-то даже неудобно, ведём себя как старые англичане. Во-вторых, багаж сдаём в камеру хранения и идём обедать в ресторан. Потом снимаем номер в гостинице и отсыпаемся. Ты ночью в аэропорту промучился, я тоже собиралась всю ночь и не спала.

— Может, не пойдём в ресторан? Дорого. Можно перекусить и в кафе.

— Ну что ты, Саид! Должна же я накормить своего мужчину!

— «Своего мужчину»?

— А кто тут знает, что ты не мой? Так что пошли. Бери чемодан, пошли в камеру хранения. — Посмотрев вокруг, она обратилась к даме, сидящей недалеко от них: — Женщина, присмотрите, пожалуйста, за нашими вещами. Мы эти сдадим и обратно…

— Хорошо-хорошо, — ответила дама, отрываясь от просмотра какого-то глянцевого журнала.

— Спасибо большое… Пошли.

В аэропорту Домодедово ресторан находился на втором этаже. Саид много раз летал через этот аэропорт, много раз приходилось ему и ночевать в зале ожидания, особенно зимой в нелётную погоду, спать прямо на бетонном полу, подстелив под себя или тулуп овчинный, или картонную упаковку, но никогда он не был в этом ресторане. Он всегда экономил командировочные, чтобы купить сыновьям какие-нибудь конструкторы в магазине «Юный техник» на улице Горького, недалеко от Белорусского вокзала, откуда он обычно отправлялся в Минск на поезде, — опять же, чтобы сэкономить деньги.

— Что будем заказывать? — Голос Раисы вернул его к реальной жизни.

— Мне всё равно. Я всё ем. Без разбору.

— Ладно. Тебе мясное. Вы же, дагестанцы, любите мясо.

— Не отказываемся. Особенно если баранина.

— Ну, тут баранины не вижу. Но говядина есть. Будешь?

— Буду. Я даже змей ел. Было дело в командировке.

— Ничего себе! Есть нечего было, что ли?

— Да нет, было что есть. Просто попробовать захотелось. В Туркменистане возле Красного моста в палатках жили. Через мост машины отправляли в Афган. А тут рядом корейцы. Наши, местные, корейцы… Познакомились, ну и жарили змей… Довольно ловко они умеют.

— И как? Вкусно было?

— Нормально. Мне понравилось.

— Змей в меню тоже нет. Берём говядину. А себе я заказываю овощи.

— Я пару раз был здесь. Вкусно кормят, но очень дорого, — соврал Саид неожиданно даже для себя. Он тут не был никогда, ел всегда свои «ссобойки» на дорогу из дорожной сумки или армейского вещмешка, который всегда брал в командировку.

— Ты и тут побывал? Когда же ты успел? С твоей зарплатой инженера? — удивилась Раиса.

— Я часто езжу в командировки. Я не просто инженер, а инженер-испытатель. В хозяйствах, в карьерах испытываю БелАЗы, потом только сдаю по акту приёмки.

— Это, наверно, интересно. Я как-то видела… Такая громадная машина. И ты её испытываешь?

— Испытываем. Я с бригадой езжу. Слесари, водитель-испытатель. А ещё умудряемся подзаработать. Что-то ремонтируем, и нам платят неплохо. Особенно в Якутии. Где алмазы добывают. Ну и ресторан можем тогда позволить себе.

— Тут действительно вкусно готовят. Может, выпить хочешь?

— Ну что ты, Раиса!

— Ладно. В гостиницу возьмём.

— В гостиницу?

— А ты что, тут собираешься ночевать? На полу спать? Неизвестно сколько ночей? Чтобы и остальное украли? В Тюмени хоть паспорт оставили, а тут и штаны снимут вместе с паспортом.

— Паспорт-то чужой зачем?

— Ага! Переклеят фото — и чёрт знает что! Мошенники всё умеют…

— Ну да, не подумал. Буду осторожен впредь.

— Саид, расскажи мне о своей жене.

— О жене? Я не думаю, что это прилично.

— Ну, ты в общих чертах. Как живёте? Где живёте? Где она работает? Кем?

— Ладно. Живём не очень. Ругаемся. Не понимаем.

— Не понимаете, а уже двое детей…

— Начиналось-то нормально. Устроились оба хорошо, я очень скоро получил квартиру от завода, дети появились… Жизнь налаживалась, надо бы радоваться, но откуда-то агрессия появилась… Конфликты по любому поводу. Крики, истерика… Не знаю, что и как дальше.

Тем временем официант принёс ароматно пахнущий большущий кусок мяса с рисовым гарниром, от которого у Саида потекли слюнки. Ещё бы: сколько дней уже не ел горячей пищи! Раиса увидела, как он глотает слюни, и перевела тему на еду:

— Ладно, не буду тебя терзать. Давай кушать будем…

Саид набросился на еду, как молодой солдат на обед после тяжёлого марш-броска. Раиса всё улыбалась, наблюдая за тем, с каким аппетитом он уплетает пищу, и, оставаясь в хорошем настроении оттого, что накормила мужчину, спросила:

— Ну что, нормально? Или ещё что-нибудь?

— Нет-нет, ничего не надо больше. Поел очень хорошо. Спасибо большое. Накормила сироту. Давно так вкусно не ел.

— Тогда пошли устраиваться в гостиницу, сирота.

Не знаю, как теперь, но в то время гостиница находилась через дорогу от аэропорта, и наши герои быстро дошли до неё и удачно сняли номер на втором этаже с видом прямо на фасад аэропорта. Приличный двухкомнатный номер: телевизор, холодильник, телефон, двуспальная кровать и просторный санузел.

— Ну что, нравится тебе? — спросила Раиса, закончив осмотр временного жилья.

— Вроде ничего. Лучше, чем в Тюмени. Но можно было и поменьше.

— Взяла, что было. Других нет номеров. Спасибо и на том.

— Ну, если так, тогда нам повезло.

— Саид, ты иди прими душ, а я пока разберусь тут и переоденусь.

— Да, в душ надо. Иду…

После двух бессонных ночей утопить свои уставшие от временной работы грузчиком мощи Саид нашёл вполне уместным занятием и с удовольствием послушался Раису. Открыл краны, отрегулировал, лёг в ванну и, пока текла вода, заснул. Разбудила его Раиса, постучав и затем сразу открыв дверь.

— Ты живой?

Саид выпрямился, вытер воду с глаз и растерянно пробормотал, ещё не поняв, что он уже погрузился в крепкий сон:

— Живой. А что?

— Да ты уже полчаса как моешься, думаю, может, утонул.

— Заснул я, извини.

— Ах ты бедняжка. Устал. Давай вставай, я помогу вымыться, и сразу в постель.

— Нет-нет, я сам.

Ещё через некоторое время Саид вышел из ванной и растерянно стал смотреть то на кровать, то на кресло в углу.

— Я это… В кресле…

— Саид, как ты себе это представляешь — спать, сидя в кресле. И потом… Я не хочу одна спать. У меня почти два года не было мужчины. Или я тебе не нравлюсь?

— Нравишься, Раиса. Очень нравишься. Ты красивая, тёплая. Душевная. Только я это…

— Что «это»? Женат?

— Да.

— Ну и что? Вернёшься ты к своей жене. Не съем же я тебя.

— Неудобно как-то. Неправильно это.

— А голодной женщине отказать удобно? Давай выпьем для храбрости. Открывай бутылку.

Саид медленно поднялся, взял бутылку, уже маячившую на столе, отрыл её своим дорожным ножом, затем налил полстакана на двоих и преподнёс стакан Раисе. Закусили шоколадкой. Посидели молча. Нарушила молчание Раиса:

— О чём опять задумался?

А думал Саид уже совсем не о том, будет он с ней спать или нет, а о том он думал, как и почему так получилось, что они с женой потеряли тепло семейное и дошли до лютого холода в отношениях. И чем дальше, тем становилось холоднее. Об этом и рассказал Саид Раисе и добавил:

— Что-то же, наверное, было, если уж мы поженились. Она в то время нравилась мне. А теперь что? Почему? Куда всё это ушло?.. Ты мне сейчас тоже нравишься, а что дальше?

— Ты мне тоже нравишься, Саид. Ты такой сильный! Добрый. Я хочу тебя, Саид. Давай скидывай одежду и иди ко мне. О «потом» будем думать потом.

Саид ещё некоторое время продолжал думать: как говорится, и хочется, и колется, и мамка не велит, и всё же стал раздеваться.

— Ого, какие бицепсы у тебя!

— Спортом занимался долго. Чуть ли не с детства.

— Каким?

— Спортивной гимнастикой. Развивает мышцы.

— А наколка? Что это?

— Это в армии. Эмблема артиллерии.

— Иди ко мне, горячий восточный мужчина. Иди… Я хочу тебя…

И Саид упал в горячие объятья любви. Сколько тепла, сколько нежности и неподдельного восторга! Эти волшебные линии стана, эта бархатная белоснежная кожа, эти пышные, пахнущие весенним ароматом волосы, эти нежные стоны!..

— А-а-а!.. Ещё хочу!.. Ещё хочу!.. Боже мой, какой ты! Боже мой!..

Тут я вынужден прерваться, дорогой мой читатель. Рекламная, как говорится, пауза, и нам неведомо, что они там друг другу говорили, а что дальше делали, об этом тоже молчит история…

* * *

Вернёмся к нашим героям через много часов и послушаем, о чём они говорят. Еле отдышавшись, Раиса стала как будто упрекать Саида, в то же время довольно улыбаясь:

— А прикидывался уставшим! Сачкануть хотел? С такими способностями! С таким темпераментом!.. Да ты с такими данными просто обречён быть счастливым! Я бы тебя никогда не потеряла, если бы ты был мой. Но ты, увы, не мой. Спасибо тебе, Саид. Спасибо… Это было просто волшебно!..

Саид молчал, глядя в потолок. Раиса повернулась к нему и, глядя в его серьёзные глаза, спросила:

— О чём задумался?

— Не знаю. Такое ощущение, что я попал… Нравишься ты мне, Раиса.

— Ты мне тоже нравишься, Саид.

— Ты такая естественная. Мне легко с тобой. Просто. Уютно.

— И мне с тобой хорошо. Ты такой крепкий. Добрый. И горячий! Мне понравилось. Ещё хочу! Иди ко мне!..

Когда Саид проснулся, Раиса уже одевалась…

— Доброе утро, Саид! Просыпайся. Мы завтрак проспали.

— Я две ночи почти не спал. Накопилась усталость.

— Да и поздно мы заснули. Слишком хороша была ночь…

— Ну да. Увлеклись…

— Вставай, пойдём обедать. И билеты спросим. Вдруг появились. Бывает, что сдают.

По армейской ещё привычке Саид быстро оделся, и они с Раисой вышли в мокрую весну. Старушка-зима бушевала, не хотела уступить молодой красавице весне. Зал ожидания всё ещё был битком забит. Пассажиры спали на скамьях, на полу. У билетных касс никого. Им отказались продавать билеты, объясняя это тем, что и в Минске не принимают самолёты. Они не расстроились: знали, что были приговорены быть вместе ещё некоторое время.

— Ну вот, билеты опять не купили. Неизвестно, когда будут, — произнесла Раиса совершенно спокойным голосом и добавила: — Пошли в ресторан, поедим.

— Раиса, может, поездом поедем? Отсюда автобус идёт до Белорусского вокзала. Я всегда так езжу. Ночь поспал, утром уже в Минске.

— Саид, я не хочу тебя насиловать без конца. Тебе хватило и ночи. Таскаться с таким багажом с вокзала на вокзал — это ужасно. Да и хлопотно. Подождём ещё пару дней. И пару ночей, — сказала Раиса, сильно прижав к себе руку Саида. — А там посмотрим. Или я тебе уже надоела?

Она остановилась и повернулась к Саиду, ожидая ответа.

— Бог с тобой, Раисочка! Как можно! Просто ты тратишься, а мне неловко!

— Успокойся. Всё нормально. Пошли покушаем, и опять в постель.

— Опять? — улыбнулся Саид.

— А что ещё можно делать в такую погоду? — бросила риторический вопрос в воздух Раиса. — Покушаем вкусно, купим ещё винца пару бутылок. Тебе же вчера понравилось вино?

— Да. Нормальное вино, хоть я и не разбираюсь в этих напитках.

Раиса ответила, уже когда они сели за стол в ресторане:

— Берём, коль тебе понравилось.

— Только давай не в ресторане, как вчера, а в магазине. Чуть пройдёмся, там магазин продуктовый за углом, вот там и купим.

— Хорошо. Командуй. И прогуляемся заодно… Что тебе заказать? Как и вчера? Мясное?

— Да всё равно. И кофе, если можно.

— Хорошо…

Раиса сделала заказ, а сама, уставившись на Саида, попросила тихим, ласковым, но серьёзным тоном — таким, каким обычно просят провинившихся детей рассказать правду:

— Саид, расскажи мне о себе.

— Что тебе рассказать? Что ты хочешь знать обо мне?

— Мне бы хотелось знать о тебе всё.

— Не думаю, что есть во мне что-то интересное. Обычный деревенский парень. Но деревня у нас большая. Очень большая. Расположена она у подножия гор в довольно глухом месте, в тупике. От нас уже начинаются горы. Ни дорог, ни троп.

— Чем там у вас люди занимаются?

— Работают в колхозе. Колхоз богатый. Миллионер. Председатель — Герой Соцтруда.

— А как ты в Минске оказался?

— Всё просто и даже банально. Поступал в Москве, приехал к брату в гости, а он уговорил меня, вернее, даже приказал поступить в политех в Минске, чтобы в колхозе после мог работать… Мол, ты младший, после института должен вернуться в деревню к родителям… Так принято. Таков обычай. Я не мог ослушаться.

— О, как у вас строго! А не поехал почему?

— Пока я учился, матери не стало, появилась мачеха, ну я и не поехал. Направили на завод, женился, укоренился.

— Я часто вспоминаю соседей, дагестанцев. Хорошие ребята были. Весёлые. Всё время шутили, смеялись. Магомед такой энергичный, пробивной. Любой вопрос мог решить. А жена его, Хадижа, научила меня хинкал дагестанский готовить.

— Да ладно! Ты умеешь хинкал готовить? — с восторгом и удивлением произнёс Саид.

— И чуду́ умею, и хинкал. И часто готовлю. Мне нравится.

— Так ты уже почти дагестанка! Горянка! Угостишь, когда приеду?

— Легко! Ты только приезжай. На недельку!

— На недельку? Ну не знаю, как с работой… На три дня смогу.

— Ладно, хоть на три приезжай… Про брата я поняла, а сестра есть у тебя?

— Три сестры. И все врачи. Я самый младший в семье.

— Ого, какая большая семья! Весело, наверно, вам. А я вот одна у родителей.

— Это неправильно. Кому должен радоваться человек? Братьям, сёстрам, родителям. А играть с кем? Состязаться в учёбе? Ругаться, мириться с кем? Нет, это неправильно. Семья должна быть большой, дружной и весёлой. Нас шестеро, а было вообще восемь. Двое умерли в малом возрасте.

— Содержать большую семью, прокормить ведь тяжело.

— Да, нелегко. С детства приходилось много работать, особенно когда сёстры учились. Надо было помогать. Зато как соберёмся все, радости полный двор. Гуляем, веселимся, поём песни — радуемся друг другу! Разве плохо это? У нас вся семья поёт.

— А на что жили-то? На зарплату родителей? Такую семью содержать — доходы нужны хорошие.

— Нет, не на зарплату родителей. В деревне не так. Хозяйство было у нас большое. Коровы, овцы, лошади. Гусей одних было штук двести. Овец полсотни. Им всем сено на зиму готовить надо было, корма. Участок был в полтора гектара, там мы всё и сажали: картошку, кукурузу, тыкву.

— Откуда такой большой участок?

— Отец лесником работал. Ему разрешали. Отец в лесу поляну распахал, там всё и сажали. В сезон созревания урожая мы с отцом там ночевали по очереди. С ружьём в руках от кабанов охраняли.

— Ты тоже ночевал?

— Ну да! Конечно.

— И ты не боялся ночью один?

— Боялся сначала, потом привык.

— И сколько же тебе было лет тогда?

— Лет двенадцать.

— С ума сойти! В двенадцать лет в лесу ночевать!

— Да, в лесу, но там было нормально. Над шалашом мы с отцом террасу высокую соорудили, там и спали. Опасности не было. Ночью проснусь от хрюканья кабанов, сделаю выстрел дуплетом в ту сторону, и опять спать. Отец ночевал там, когда мне надо было пасти овец, а я почти всё лето на поле с овцами и с книжками.

— А книжки зачем? Овцам читал?

— Овцы не любят жару. Они пасутся утром, пока ещё не греет солнце, и вечером, когда уже не греет, а всё остальное время, почти весь день, прячутся от солнца в кустах, а я целый день книжки читал. Все уроки на полгода вперёд знал. Хорошо учился. А Казбек, овчарка моя, сторожил овец и меня от волков.

— И волки там были? И ты не боялся?

— Волков не боялся. Они же на людей не нападают. Зачем им? Овцы им нужны. Однажды напали три волка. Прямо возле деревни, когда я уже возвращался с отарой. Так Казбек дрался с ними насмерть. Двух он загрыз, третий убежал, тоже раненый. И сам Казбек от ран скончался потом дома. Отец обработал раны, перевязал, но… Крови много потерял.

— Ты с такой тоской рассказываешь. Не жалеешь, что уехал?

— А что жалеть? Смысл какой? Ничего уже не изменишь… Корни ушли слишком глубоко. Работа, семья, дети, друзья…

— Да, интересная у тебя жизнь.

— Была интересной.

— Тяжело, наверное, было? С детства в лесу ночевать. С ружьём.

— Да, было нелегко. Зато закалку получил хорошую. Ничего и никого потом не боялся. Работать научился. В армии очень пригодилась закалка. И в стройотрядах. И учиться никогда не ленился. И дальше хочу учиться. Поступать собираюсь.

— Поступать ещё? Ничего себе! И куда, если не секрет?

— Есть такая Академия внешней торговли. Туда очень трудно поступить. Требования жёсткие. Но я поступлю. Обязательно поступлю. Уже готовлюсь.

— Да-а-а, интересный ты человек, Саид…

Молодая симпатичная официантка принесла заказ на подносе, аккуратно расставила тарелки и спросила: «Что-нибудь ещё?» — на что Раиса ответила, что пока ничего не надо. Потом обратилась к Саиду:

— Не буду тебя мучить, давай поедим спокойно.

За окнами ресторана всё ещё бушевала метель, словно хотела с ожесточением вырвать что-нибудь из строений. Порою раздавался свист, будто Соловей-разбойник расположился неподалёку и свистел отчаянно. После небольшого рассказа о своей семье Саид мысленно всё ещё был там, на Родине, в своей семье. Семья уже не та, что была, она уже большая. Очень большая. У каждого своя семья, по несколько детей, у Саида растут красивые племянницы, симпатичные племянники. Саид как-то попытался сосчитать, сколько же их всех, близких родственников, включая двоюродных братьев и сестёр, но вспомнить всех так и не удалось ему. Сбился после пятидесяти пяти.

Как там они? Сёстры, племяшки, по которым он больше всего скучает? Как отец, которому перевалило уже за восемьдесят? Об отце Саид особо не беспокоился: там, в деревне, рядом сёстры, племяшки уже взрослые, они не оставляют его, он постоянно под присмотром; да и мачеха, жена его молодая, хорошая женщина, ухаживает за ним нормально. Всё это есть, но Саид о другом: он скучает по отцу и потому часто уходит в воспоминания. Отец, проживший страшную, тяжёлую жизнь, сирота с детства, с особой теплотой любит своих детей, трудился ради них всю жизнь тяжело, но и выучил всех шестерых.

— Ну что, поел нормально? — Голос Раисы привёл Саида в чувство.

— Хорошо поел. Спасибо.

— На, держи. Рассчитывайся. — Раиса протянула Саиду кошелёк, битком набитый деньгами.

Саид не ожидал такого хода и переспросил для уверенности:

— Я? Рассчитываться? Твоими деньгами?

— Ну да! Держи, говорю. Рассчитывайся.

— Да неудобно мне! Давай сама.

— Ну ты же мужчина! Вот и рассчитывайся.

— Ладно. Давай… Таких денег я и в руках не держал… Впрочем, держал. В стройотряд когда ездил. Ох, как хорошо зарабатывали мы тогда! На полгода хватало.

Саид отсчитал сумму согласно чеку, добавил ещё пару рублей чаевых и вернул кошелёк Раисе со словами:

— На хранение.

Раиса поняла шутку и улыбнулась:

— Ну что, пойдём?

— Пойдём. Куда пойдём?

— Как куда? В номер! Но сначала заскочим в магазин, купим что-нибудь выпить, закусить, потом в номер! А куда ещё в такую погоду?!

— Да уж! Сыро, холодно. Собачья называется погода.

— А в номере есть у нас чем заняться.

— С удовольствием!

— Вот! Удовольствие нужно получать с удовольствием!

В гостинице между ними завязался душевный разговор. Раиса, словно опытная актриса с поставленной дикцией, с огромной теплотой и любовью рассказывала о своих родителях: о том, как папа в детстве носил её на плечах, как учил кататься на велосипеде, как она не ложилась спать, пока папа её не уложит и не почитает обязательно ей книжку; как мама с детства учила её самостоятельно готовить, стирать, стол накрывать, шить — всему, что нужно взрослой женщине в жизни; как она с родителями ездила на море почти каждый год.

Саид смотрел в её серо-зелёные глаза, на высоко изогнутые полумесяцем брови, тонкие, красивые линии губ, белоснежные зубы, густые, великолепно причёсанные волосы и внимательно слушал её музыкальный чарующий голос и чувствовал, что она всё больше проникает в его опустевшую в последнее время душу, занимает там всё пространство, не оставляя ни малейшего сомнения в том, что женщина эта ниспослана ему самим Господом Богом, что не случайно случилось с ним всё то, что случилось в последнее время: не случайно совершенно неожиданно отправили его в командировку, не случайно жена громко заявила, что он может не возвращаться, не случайно его обокрали и не случайно он вышел покурить именно в тот момент, когда такси привезло Раису в аэропорт.

В перерывах между рассказами Раиса уже накрыла на стол, села в кресло и, немного задумавшись, закончила свой монолог словами:

— Ты знаешь, в чём-то у нас похожие судьбы. При всей большой любви родителей ко мне, единственной дочери, я тоже не была избалованной, а приучена к труду с детства. У нас тоже большой сад, огород, мы там тоже сажаем всё. Родители любят возиться в огороде, привыкли с детства. И меня приучили. Свои фрукты, соленья, варенье всегда своё.

— И ты умеешь соленья солить, варенье варить?

— Конечно! Мы с мамой всегда вместе готовили. Так что я хорошая хозяйка. Имей в виду, если что. Ну, если не сложится у тебя с женой, имею в виду.

— Ты просто находка для мужчины, Раиса! Хинкал умеешь готовить, чуду́, варенье. Что же твоему надо было? Почему пил?

— Саид, давай не будем о нём. Мне больно вспоминать. Я боролась за него. Обещал, старался, потом опять. Болезнь, наверное. Давай наливай немного, расслабимся…

Расслаблялись наши герои долго, основательно, с наслаждением, много-много раз, восторгаясь друг другом и осыпая ласками и комплиментами. Заснули они под утро, уставшие, но счастливые и довольные друг другом…

Проснулся Саид от щекотки и открыл глаза. Раиса сидела на краю кровати, нежно гладила его мускулы и целовала в шею. Она посмотрела на Саида влюблёнными глазами и, нежно улыбаясь, проговорила:

— Доброе утро, Саид! Просыпайся.

— Доброе.

— Голова не болит?

— Не болит. Коньяк был супер.

— Да и не пили мы много. И закуска была хороша.

— Я не люблю пить. Не приучен.

— Зато как было хорошо вечером! Надеюсь, помнишь?

— О-о-о, это да-а-а! Фантастика! Такое не забывается!

— Ладно, вставай, иди умывайся, а я тебя накормлю завтраком.

— Кушать не хочу, я, Раиска, только пить хочу.

— Я тут чай горячий заварила. Попей, и надо уже собираться. Я уже сбегала купила билеты, через пару часов летим.

— Спасибо, Раиска! Ты волшебница! Ты колдунья!

* * *

Погода выдалась как в сказке. Солнце разгулялось вовсю. Ребята быстро справились с багажом и уже через час были в воздухе. Летели молча. Грусть расставания давила на них, и оттого настроение было печальным. В глубоких и тяжких размышлениях старались не смотреть друг другу в глаза. Раиса ждала. Она всю дорогу ждала от Саида каких-то слов, каких-то идей, предложений о том, как дальше будут строиться их отношения, если они вообще будут. Неужели настаёт час расставания? Насовсем или всё-таки на время? Она то и дело посматривала на Саида, но боялась трогать его: он весь ушёл в глубокое раздумье. Он не думал о работе, о квартире, которую только что получил от завода, не думал о карьере, всё это совершенно не занимало его мысли; он думал только о том, как сложится судьба двоих сыновей, если он сейчас бросит их в таком нежном, беспомощном возрасте. Полу-сироты. Безотцовщина. Конфликт с отчимом, который, возможно, появится, ненависть ко всем, в том числе к матери, трудная юность, дурная компания, тюрьма, сломанная судьба.

Саиду стало страшно от своих же мыслей, его передёрнуло, и он, испуганно посмотрев вокруг, попытался избавиться от них, уставившись в иллюминатор. Но мысли не отпускали, в последнее время они преследовали его почти всегда, теперь же, когда жизнь могла в корне измениться, он не знал, по какой дороге ему идти: или и дальше терпеть жгучий холод и ненависть жены, её агрессию, постоянные скандалы по любому поводу и даже без повода — терпеть ради сыновей, или же бросить всё к чёртовой матери и начать другую жизнь, с чистого листа — ради собственного счастья, но при этом обречь сыновей на безотцовщину? Тяжело. Трудно.

На автостанции в Минске ребята тоже сидели молча, грустно глядя в пол, будто случилась трагедия. Со стороны можно было подумать, что муж собрался на фронт, на войну, а жена держит его, схватив за правую руку обеими руками, и, уткнувшись в его плечо, прощается, зная точно, что он уезжает навсегда.

Раиса повернула голову, вытерла слёзы и произнесла траурным голосом:

— Как быстро время пролетело! Мне не хочется с тобой расставаться, Саид!

— Мне тоже. Я пока и не понял, что было со мной и что стало со мной. То ли это было во сне, то ли наяву.

— Всё было наяву, Саид! Наяву!

— И теперь я не знаю, что с этим делать.

— Не жалеешь?

— Ничуть! У меня ничего подобного не было в жизни! Это была командировка в рай. В рай к Рае! Я не смогу забыть. Ты ангел, а не женщина!

Пытаясь взять себя в руки, помогая загрузить багаж в автобус, уже перед самой посадкой, прижавшись к Саиду, Раиса спросила:

— Приедешь ко мне?

— Спрашиваешь ещё! И не раз!

— Посмотришь, где я живу, как живу. С родителями познакомишься. Я им обязательно расскажу про тебя. Пусть знают. Может, ты надумаешь насовсем приехать…

— Не знаю. Тяжело. Раиска, я хочу, чтобы ты поняла. Там, на исторической Родине, у меня большая дружная семья. Тут я один. Совсем один. Кроме сыновей, у меня нет никого. Сыновья для меня не просто дети. Я кавказец. Горец. Для горца сыновья — смысл жизни. И я не знаю, смогу ли я их бросить ради личного счастья.

— Хорошо, Саид. Ты хоть на несколько дней приезжай. Я буду ждать. Адрес не теряй.

— А я буду очень скучать. Очень. Дай ещё раз обниму тебя. Спасибо тебе за всё. И долг привезу обязательно. Пока. Пока. Не плачь. Увидимся. Не плачь…

Саид пытался успокоить Раису, давая ей надежду на то, чему даже сам верить боялся. Вытирая слёзы, Раиса вошла в автобус, села у окна и всё продолжала вытирать бесконечные струи слёз, то плача, то улыбаясь Саиду. Автобус зарычал своим мощным мотором и увёз Раису в неизвестность, в туман судьбы.

* * *

Кабинет замдиректора Кулакова заметно изменился за каких-то десять дней. Светлее как-то стало в нём, теплее и даже добрее. Секретарши не было на рабочем месте. Саид чуть приоткрыл дверь кабинета и спросил:

— Василий Павлович, отчёт командировочный подпишете?

— Заходи. Давай. Где блуждал? Что так поздно приехал? Вагоны раньше тебя прибыли.

— Погода нелётная была. Три дня в Москве торчал.

— А поездом не мог?

— Так билет был куплен ещё в Тюмени, оставалось прокомпостировать только.

— Ладно. И на том спасибо. Машины отгружаем уже.

— Василий Павлович, а ещё я попал в историю.

— Что такое? Что за история?

— Меня ограбили в Тюмени. В аэропорту. Все деньги вытащили из кармана. Одолжить пришлось.

— Что же ты так? Пьяный, что ли, был?

— Нет, не пьяный. Заснул ночью в аэропорту.

— Знаю, как вы там, в командировках, бываете «не пьяные». Бушуете вдали от жён.

— Я не пью…

— И что? Где нашёл деньги?

— В аэропорту познакомился с девушкой из Лиды, она одолжила.

— Сочинитель ты. Одолжит тебе девушка! Ладно, всё. Иди.

— Василий Павлович, вы мне премию обещали. Долг бы я вернул людям.

— Какую премию? Когда обещал? Ты получил командировочные? Получил. Что тебе ещё надо?!

— Василий Павлович, вы просили один вагон, я выбил два…

— Ну молодец! Спасибо!

— Вы же обещали! Меня ограбили.

— Ничего я не обещал. Всё. Иди. Не мешай работать.

— Я сыну обещал гитару купить.

— И купи! Я при чём? У тебя зарплата.

Саид, конечно, был наслышан о необязательности зама, но таки была надежда, что тот отблагодарит за два вагона, но нет, не отблагодарил, если не считать благодарностью его тусклое «спасибо». Он понял, что разговаривать бесполезно (зам упрям и непорядочен, слово своё не сдержал), и медленно встал, постоял в раздумье и вышел в прихожую. «Ну и чёрт с тобой, старый хрен!» — подумал Саид и в яростной злобе пошёл прочь от этого мерзкого, холодного, как и его хозяин, кабинета.

* * *

Как дома встретили Саида, дорогой мой читатель, не буду описывать: об этом и сами можете догадаться. Чтобы не отнимать у вас времени и поберечь нервы, я коротко пропишу только финал диалога между супругами.

— Сказки он мне рассказывает! Ограбили! Одолжил! Бессовестный! На баб потратил — так и скажи! А где обещанная премия? Да ты и в командировке не был! Шлялся по бабам! Бабник!

— Верить или нет — твоё право, но давай без истерик, без оскорблений. Язык придержи! Не нарывайся.

— Кот помойный! Хватит с меня! Я подаю на развод!

— Не понимаешь. Завелась. Ну что ж, прекрасно! Подавай! Или я подам, если ты не подашь! С меня, пожалуй, тоже хватит!

Саид не расстроился, потому что он уже приехал расстроенный, даже несколько обрадовался такому зигзагу и, хлопнув дверью, вышел на улицу. Переночевав пару ночей у друга Юры Матюхина и одолжив у него денег, Саид сразу после работы умчался на вокзал. На пару дней взял отгул, плюс ещё два выходных обещали Саиду несколько счастливых дней рядом с Раисой.

* * *

Город Лида встретил нашего героя тёплым юго-восточным ветром и зажигающимися на вечернем небе звёздами, как часто бывает в марте.

— Я знала, знала, что приедешь! Ты же обещал. — С такими словами Раиса с дикой радостью прыгнула на Саида, встретив его на крыльце, и повисла на шее, обхватив его обеими руками и крепко прижав к себе.

— Осторожно! Шею сломаешь, — предупредил Саид шутя, а сам ещё сильнее припал к ней губами, взяв Раису за тонкую талию и раскачивая из стороны в сторону. Потом добавил, немного придя в себя: — Я рад тебя видеть, Раиска. Соскучился.

— Я тоже, — сказала Раиса и опять прилипла к губам Саида.

Так простояли они, обнимаясь и целуясь, целую вечность. Потом, уже успокоившись, Раиса поинтересовалась:

— Пару дней побудешь?

— Три дня.

— Может, насовсем?

— Поговорим потом.

— Ладно. Нашёл легко?

— Попался таксист, который папу твоего хорошо знает. Раньше работал у него. Привёз без вопросов и даже денег не взял. Уважает папу. Привет передавал.

— Да, папа — хороший руководитель. Его любят на работе. Пошли в дом. Будем знакомиться.

— Немного стрёмно. Волнуюсь.

— Не надо волноваться. Родители у меня золотые… Папа! Мама! У нас гости! Познакомьтесь: это Саид. Я вам рассказывала о нём. Саид, это мои родители. Папа, Николай Иванович; мама, Мария Михайловна.

Сидевшие за столом родители Раисы поднялись, вышли навстречу гостю. Саид сам подошёл к ним и первый протянул руку Николаю Ивановичу, поняв его благосклонность по отношению к себе:

— Очень приятно. Раиса мне тоже рассказывала о вас. Так что я немного в курсе.

Мария Михайловна уже сама подала руку Саиду и сразу предложила сесть за стол:

— Очень приятно. Проходите, будьте как дома. А мы с Раиской накроем на стол. Мы только собрались ужинать.

Николай Иванович, на вид строгий, с офицерской выправкой мужчина средних лет с седыми висками, по многолетней привычке руководить сразу взял ситуацию в свои руки:

— Вы тут, Мария, не торопясь… стол, а мы с Саидом выйдем во двор. Покурим. Пошли, Саид.

Он накинул на плечи пальто, первый пошёл к двери и, выйдя во двор, пригласил Саида в беседку, затем закурил и не торопясь начал по-доброму, по-отечески:

— Саид, не вникая в подробности, я тебе вот что скажу. Если у вас с Раиской всё серьёзно, добро пожаловать жить к нам. Дом большой, места много. Ты инженер, а у меня главный собирается на пенсию. А там и самому готовиться надо на заслуженный…

— Николай Иваныч, а Раиса говорила вам, что я женат и что у меня двое детей?

— Говорила. У нас в семье нет секретов. Нам, конечно, это неприятно. И мать плакала. Но бабы же — это народ такой… дурной! Если искра пролетела, хоть ты убей!

— Искра пролетела не только у неё, Николай Иваныч. Но я никак не могу представить, как сыновей брошу.

— Зачем бросать? Будешь встречаться. Помогать. Зарплата у тебя будет хорошая, машина под рукой, чтобы в любое время…

— Боюсь, жена лишит меня возможности встречаться с детьми. Мстить будет. Но и жить с ней больше нет сил. Скандалы, беспочвенная ревность… Не знаю я, что делать.

— С бабой своей сам разберёшься. Это не нашего ума дело. Вижу, парень ты неглупый. Но Раиску не обижай. Она у нас одна. И выросла в тепле и в любви. Я её в обиду не дам, запомни это. Пошли. Пропустим пару рюмок за знакомство.

В просторной кухне большого дома родителей Раисы стол уже был накрыт. На диване возле камина сидела девочка лет восьмидевяти и что-то увлечённо рисовала.

— Алеся! Алеся, иди сюда. Познакомься с дядей.

— Здравствуйте! Меня Алеся зовут. Мне восемь лет.

— Очень приятно. Я Саид. Дядя Саид. Ты очень красивая, Алеся. И косички у тебя красивые. А эта кукла тебе подарочек. Она такая же красивая, как и ты.

Алеся взяла куклу и стала трепать и поправлять ей волосы.

— Алеся, что нужно сказать дяде?

— Спасибо. А ты будешь моим папой?

— А ты хочешь, чтобы я был твоим папой?

— Хочу. Папа Коля пьяный приходил домой. Ругал меня.

— Я не буду ругать. Я буду любить тебя, договорились?

— Договорились. И я буду любить тебя.

Мария Михайловна, с любопытством наблюдавшая за этой сценой, довольно улыбнулась и поторопилась пригласить за стол:

— Мужчины, давайте за стол. Голубцы стынут!

— Саид, папа, садитесь. Голубцы очень вкусные. А завтра я вам чуду́ приготовлю, — сказала Раиса и, взяв за руку Саида, посадила его рядом с собой…

После ужина Раиса и Саид поднялись на второй этаж в спальню.

— Как тебе мои родители? — был первый вопрос Раисы, как только они уединились на втором этаже.

— Не ожидал такого. Тепло. Слишком тепло.

— У нас не бывает конфликтов. Я не помню, не представляю, чтобы папа приходил домой пьяный. Чтобы кричал на мать, на меня.

— Заметно. Мудрый, уверенный мужик. Хозяин.

— А тебе что папа сказал?

— Так… Поговорили.

— Папа говорил, что может устроить тебя к себе на автобазу.

— Был разговор.

— Согласился? Приедешь?

— Со своей надо сначала разобраться.

— Саид, работа есть, жильё есть… Может, решишься?

— Всё это хорошо, но не главное. Главное — рядом с тобой быть, Раиска! Я никогда раньше не испытывал таких чувств. Очень хочу к тебе. И очень боюсь потерять сыновей. Не простят мне, когда вырастут.

Три дня пролетели как один миг. Разговоров, тёплых и откровенных бесед было много. Алеся, маленький солнечный человечек, запала Саиду в душу и заняла там почти всё пространство, вытеснив даже сыновей Саида. Он каждый раз вздрагивал, когда она звала его папой, и еле сдерживал себя, чтобы не прослезиться, а она хватала его за руку, таскала всюду, показывала свои игрушки и книжки, рассказывала о них, всё чаще обращаясь к нему и крича «папа». Прощаясь, она прилипла к нему и со слезами умоляла не уезжать. Но уехать было надо, и Саид уехал. И уехал он с твёрдым намерением разобраться с делами, с женой и приехать уже навсегда.

* * *

Дома Саида ждал тесть. Простой, добрый, душевный деревенский мужик, он долго не решался начать разговор. Смелость к нему пришла только после двух рюмочек его же домашней самогонки.

— Саид, я понимаю, дочь моя совсем не простой человек. Бабы, они все добрые скотины, але ж треба жити. Детей кому ты кинешь? Родная ж кровь! С дочкой я поговорил. Поругал её. Как травиночка будет. Обещала.

— Не поможет. И мне обещала не раз.

— Ещё поругаю, если надо будет. Ты это… Забери заявление на развод. Завтра же суд…

— Не могу, Иван Петрович! Надоели мне её хамство, грубость. На ровном месте истерика, оскорбления, а потом крики «Дети, меня папа обижает!».

Неожиданный удар Саид получил от младшего сына. Вытирая слёзы, тот подошёл к отцу и сказал обиженным голосом, готовый вот-вот заплакать:

— Папа, мама сказала, что ты нас не любишь, что бросаешь нас…

— Неправда, сынок, я люблю вас. Очень люблю.

— А почему тогда бросаешь?

— Я не бросаю вас. Не брошу. Иди ко мне. Обними папу. Вот так. Я вас очень люблю. И не брошу.

Саид обнял своего маленького сына, и из глаз ребёнка покатились слёзы…

* * *

Дорогой мой читатель, надеюсь, вам понятен мотив, который повлиял на дальнейшее развитие событий. Саид испугался слёз маленького беспомощного сыночка, да и на фронте наступило временное затишье. У Саида даже возникла призрачная, но всё-таки надежда: а вдруг?.. Время же показало, что «вдруг» не наступило, и спустя много лет, когда уже сыновья встали на ноги, поженились, Саид таки подал на развод и освободился от тяжкого гнёта мрачных дней. То ли от стыда, как она сама говорила, то ли от обиды бывшая убежала за кордон, и они с Саидом перестали общаться.

Наступили другие времена, появились другие возможности. Саид открыл свой бизнес, успешно развил его, построил дом, купил и себе, и младшему сыну Артуру машины и пригласил его вместе с семьёй к себе жить. Жена Артура была на седьмом небе от счастья: есть кого попросить отвезти, куда ей надо, на кого бросить детей на целый день, пока она по салонам да по магазинам проводила «экскурсии». Саид души не чаял во внуках, играл с ними, читал им сказки, что-то лепил, что-то мастерил. Возможно, так всё и продолжалось бы, если бы не бывшая.

Прошло много лет, как она уехала, и Саид о ней узнавал только через третьих лиц и особо не интересовался её судьбой, как вдруг она явилась, как привидение, на пороге дома Саида.

— Привет! — выдавила она из себя кривую улыбку. — Можно к тебе?

— Попробуй. Проходи.

Сидя за большим столом в кухне, бывшая то хвалила Саида, то задавала банальные вопросы про его жизнь и планы на будущее. Саид слушал молча и коротко отвечал, показывая безразличие ко всему, в том числе и к ней.

— Ты что, не рад меня видеть?

— Не очень.

— Я думала, что ты, может, соскучился по мне.

— Нет, не соскучился.

Бывшая не сдавалась. Она напустила на себя серьёзную мину и пошла в атаку:

— Саид, я хочу вернуться.

— А я что? Совет должен дать? При чём тут я? Ты свободная женщина, поступай как хочешь.

— Ты не понял. Я хочу вернуться сюда, в наш дом, к тебе, к внукам нашим.

— К внукам, конечно, ты можешь вернуться, но не ко мне. И дом этот не наш, а мой. Ты получила своё по разделу, а дом строил я. Палец о палец ты не ударила здесь.

— Саид, ну пожалуйста, не гони меня, я к тебе хочу, мы начнём новую жизнь с чистого листа, мне скоро на пенсию, будем жить на две страны. Если хочешь, поехали со мной в Швецию, там у меня квартира, работа…

— В Швецию, говоришь? И что я там буду делать?

— Пойдёшь работать, и будем жить.

— Ты и работу мне подыскала уже? Что за работа, если не секрет? Куда меня засватала?

— В метро. Уборщиком, — сказала бывшая и сама же чуть не лопнула от смеха.

— Даже самой смешно? С двумя высшими образованиями — и в уборщики?

— Ну да! А какая разница, лишь бы платили.

— Спасибо, конечно, за заботу о моём трудоустройстве, но как-то мне и тут хорошо одному. И пенсии моей вполне хватает мне одному.

— Дурак ты, Алиев! Люди мечтают попасть за границу, а ты ведёшь себя как дурак.

— Возможно, но тебе лучше уйти.

— Ты что, выгоняешь меня? Я что тебе, идиотка какая? Я тебе дура какая?

— У-хо-ди!

Бывшая резко поднялась, схватив свою сумочку, отошла к двери кухни и, повернувшись к Саиду, запустила давно знакомый монолог в спектакле, который Саид уже успел и подзабыть:

— Я тебе покажу «уходи», придурок! Идиот! Козёл! Сволочь! Свинья!

Кровь ударила в голову Саиду, и он в исступлении сжал кулаки и бросился к ней:

— Во-о-он! Вон отсюда, проститутка! Подстилка шведская!

— Сам дурак! Идиот! Козёл! Свинья!

В эту секунду на первый этаж ворвался Артур, набросился на отца и неожиданным ударом свалил его на пол…

* * *

Очнулся Саид уже в больничной палате. Лечащий врач Юра, давний знакомый Саида, огорошил его в первую же минуту:

— Что же ты, Саид, на старости лет по крышам бегаешь, как белка по веткам? Ты же чуть дуба не дал! Крови столько потерял.

— По каким крышам? Я не в курсе.

— Как это? Дети твои — сын, невестка — сказали, что ты с крыши грохнулся.

— Вот как! Ну, раз сказали, значит, так тому и быть.

— Я понял. Я всё понял. Это не могло так долго продолжаться, развязка должна была быть. Я в курсе, что приехала бывшая. Ну и невестка постаралась.

— Шесть раз вызывала милицию. Будто я оскорблял её, угрожал ей. А я и знать не знал.

— Выживают. И что? Заявлять будешь?

— Нет. Что мне от того, что её посадят? Ты только скажи им, что я того… неизлечимый. Инвалид типа. Посмотрим, что будет.

— Я понял. Сделаю.

Навестить отца, узнав о случившемся, из-за границы прилетели сын Саида Камал и его жена Маша. В палату их не пустили и, согласно полученной инструкции, вызвали лечащего врача Саида.

— Доктор, как он?

— Стабильно. Стабильно тяжело. Мы провели все анализы, сделали рентген — боюсь, он уже не будет прежним. Так что готовьтесь к худшему.

— В смысле «к худшему»? Он умрёт?

— Умереть уже не умрёт, но ходить не сможет. Позвоночник повреждён. И голова сильно пострадала. Мутизм у него.

— Это что значит?

— Это когда человек не понимает вас. Он ничего не понимает, не реагирует ни на что. В общем, он уже не человек — овощ.

— И что, ничего не можете сделать?

— Мы не можем, а вот вы можете.

— Что, например?

— Уход нужен за ним. Как за ребёнком. Кормить, на горшок водить, памперсы менять. Если вы не можете или не хотите за ним ухаживать, то придётся вам сиделку нанять. Или в дом инвалидов…

— Мы не можем взять его к себе, мы за границей живём. Я поговорю с младшим братом.

— Решайте вопрос. Мы его не будем тут долго держать. Это бесполезно.

— Доктор, можно сейчас к нему?

— Какой смысл? Он ничего не понимает, никого не узнаёт.

— Что посоветуете нам делать?

— Думайте. Если не захотите забрать домой, мы тогда будем оформлять его в дом инвалидов. Придёте подписать бумаги и забудете, что у вас был отец.

— Пошли поговорим с Юлей и Артуром, — сказал Камал жене.

Проводив ребят, врач вошёл в палату к Саиду:

— Ну привет, аксакал!

— Привет, Юра.

— Твои приходили. Уж очень хотели узнать, как ты. Не пустил в палату.

— Торопятся хоронить. Что ты им сказал?

— Как договаривались.

— Правильно. Спасибо тебе, Юра.

— Ох, Саид, толкаешь ты меня на преступление.

— Не трясись. Спасение больного не есть преступление. Прорвёмся.

* * *

Вечером того же дня в доме Саида на семейный совет собрались члены его семьи: бывшая во всей красе, сыновья Артур и Камал, невестки.

С первым горячим приветственным словом выступила, разумеется, бывшая:

— Я не буду за ним ухаживать. Он выгнал меня из дома, как собаку. Вот Юля пусть возьмёт, если хочет.

— Я? Я что, памперсы ему буду менять? Делать мне нечего! Памперсы я ему буду менять!

Затем слово взял старший сын:

— Ребята, я не за вас и не против вас. Я за справедливость. Вас сюда жить отец пригласил, вы жили вместе, отец вам помогал обустраиваться, но вдруг сгорела баня… Почему отец один занимался ремонтом? Почему он упал и разбился? Кто виноват? Вы виноваты. Вот и ухаживайте за ним.

Невестку Юлю аж передёрнуло.

— Как мы будем за ним ухаживать? У меня дети. Они постоянно болеют.

— Юля, ты не работаешь, сидишь дома, вот и ухаживай.

— Я что, памперсы ему буду менять?

— Не хочешь, так нанимайте сиделку.

— А почему я? Пусть Маша ухаживает. Забирайте его к себе!

— В отличие от тебя, Маша работает. И живём мы в квартире, а не в доме. Между прочим, дом этот строил отец! И баню хотел вам отстроить после пожара. И вы виноваты, что он упал с крыши.

— Он сам виноват. Мы его просили переселиться в баню, так он спалил её, чтоб не переселяться.

— Артур, ты дурак? Как отец мог спалить баню? Он же строил её собственными руками!

— Собственными и спалил. Не хотел переселяться.

— Ты точно дурак! Отец никогда бы этого не сделал.

— Юля, а почему вы хотели его в баню переселить? — спросила Маша, решив немного вмешаться в разговор.

— Нам мало места. У нас дети. А он один занимает целый этаж.

— Но это же его дом! Он строил этот дом, а вы пришли и прогоняете его?

— Никто его не прогонял. Просто попросили, а он вообще перестал с нами разговаривать. Я в магазин не могу выйти: не хочет с внуками посидеть.

— А милицию чего вызывала? Столько раз?

— Он оскорблял меня.

Камал не выдержал, выпалил сгоряча и встал, давая понять, что собирается уходить:

— Ты тоже дура, Юля!

— Это почему я дура?

— Потому что! Вы его выгоняете из собственного дома, без конца сдаёте его в милицию и хотите, чтобы он с детьми вашими сидел!

— Он сам виноват.

— В общем, так. Забираете его сюда, домой, и ухаживаете. Хотя бы из благодарности, что пригласил, пустил вас сюда, в свой дом. Если сами не можете, нанимайте сиделку.

— У нас нет денег на сиделку.

— У отца пенсия! Всё, разговор окончен. И не дай бог, я узнаю, что вы его обижаете, — пеняйте на себя! Пошли отсюда, Маша…

* * *

Возвращаю вас, мой читатель, в наши дни и продолжаю рассказ оттуда, где мне пришлось прервать его, чтобы у вас сложилась полная картинка.

Войтовка. Услышав от Ирины новость, Саид не сразу сообразил, что перед ним стоит его дочь, что вот оно, счастье, о котором он всю жизнь мечтал, что судьба дарит ему новую, чудесную возможность ещё немного продлить жизнь в счастливом пребывании. Он медленно сел на стул и начал вспоминать, соображать, что это значит и не во сне ли он.

— Что? Как? Откуда? Кто? — спросил он растерянно не столько её, сколько себя.

— С моей мамой вы в Тюмени познакомились. Потом приезжали к нам. Раису помните?

— Ну как же! Как не помнить-то! Конечно, помню. Не обидел Бог памятью. Всю жизнь помнил! Никогда не забывал!

— Так вот, я её дочь. И ваша.

— Бог мой! Как так? Какое счастье-то! Какая находка!

— Меня Ириной назвала мать. Ирина Саидовна. Вот мой паспорт.

— Да на что мне твой паспорт, доченька?! А глаза мне на что?! Ты же как две капли!.. То-то я думаю, похожа на сестру мою. Радость-то какая! Солнышко ты моё, дай я тебя обниму! На старости лет мне Бог такой подарок! Такую находку! — Саид обнял дочь и поцеловал её несколько раз в лоб, в щёки, в руки.

— И я рада видеть вас. Наконец-то случилось это.

— Как ты меня нашла? Жил-то я по другому адресу.

— Можно, я назову тебя папой?

— Что ты спрашиваешь, доченька?! Как это — не можно? Можно! Нужно! А как мне приятно слышать! Мечтал я всю жизнь о дочери, и вот она!

— И я всегда хотела иметь папу. Так мечтала! Мне с детства так не хватало папы. Тебя мне не хватало, папа. — Ирина заплакала, даже не пытаясь сдерживать себя.

— Ты плачь, плачь, доченька. Не стесняйся. Горе, оно со слезами уходит. Накопилось оно у тебя. Плачь. А я вытру твои слёзы.

— Я с детства знаю про тебя. Мама всё рассказывала.

— С детства? Почему не объявилась? Мать почему не позвонила, не написала? Знал бы я, что дочь у меня, я бы… Я бы…

— Она боялась. Не хотела семью твою рушить.

— Бог мой, семьи-то давно уж нет. Разрушено всё. Осколками и меня поранило. Потому я и спрятался здесь, в глухой деревне, от греха подальше. Так как ты меня нашла?

— Прочитала в интернете. Поняла, что тебе одиноко, грустно. Потому и решилась приехать.

— А я бог знает сколько о тебе думал! Разговаривал с тобой. Во сне. Ругался с Богом, что дочерью меня не наградил, а тут… Я чувствовал, я знал, что ты есть!

— Я тоже разговаривала с тобой. В школе, когда меня обижали, я защищалась твоим именем: «Мой папа — кавказец! Он храбрый! Он придёт и накажет тебя!» Знаешь, и помогало.

— А сколько неистраченной любви к тебе во мне накопилось! Сколько несказанных слов я храню в душе!

— У меня тоже, папа. Я всегда любила тебя. Мама так часто вспоминала тебя. И всегда говорила о тебе только хорошее.

— Ах, Раисочка, Раисочка! Как же так?.. Тогда… Когда меня сынок маленький обнял… Со слезами на глазах… Сломался я тогда… Обиды не было у мамы?

— Нет, обиды не было. Она же знала, что ты женат, что у тебя двое детей. Ты не скрывал, не обманывал её. Всегда только хорошо говорила о тебе. И всю жизнь любила тебя.

— Почему «любила»? Её нет в живых?

— Жива и здорова она, папа! Жива. И до сих пор любит тебя. И ждёт.

— Ждёт? Она меня ждёт до сих пор? Как это? Ах, как это хорошо. Хорошо. Я её тоже… никогда не забывал. Почему сама не приехала?

— Ну, папа, она же не знала, как ты. Что ты скажешь…

— Как «не знала»? А что я могу сказать? Ничего не могу сказать! Могу только радоваться. Хорошо. Сам поеду. Вместе поедем за ней. Привезём.

— Она будет очень рада.

— Что мы сидим, доченька?! Надо стол накрыть. Соседей позвать, радостью надо поделиться, пусть соседи радуются.

С этого момента мы Саида уже не узнаём. Его как будто подменили: живой, радостный, немного растерянный, он выбежал во двор, стал кричать соседу:

— Иван! Иван, ну-ка, поди сюда!

На крик Саида выбежал Иван и, увидев его в таком состоянии, спросил удивлённо:

— Что такой возбуждённый, Саид?

— Да ты проходи, Иван, проходи! Радость у меня! Смотри, кто ко мне приехал! Дочка приехала!

— Не понял. Ты же говорил, что дочери нет у тебя.

— Есть! Есть! Она из прошлого пришла. Бог смилостивился надо мной!

— И в Бога ты не веришь…

— Верю. Теперь верю. Без Бога такого не могло быть. Да ты проходи, проходи! Познакомлю тебя. Проходи. Она в доме.

Не дав Ивану опомниться, Саид затолкал его в дом. Увидев перед собой Ирину, Иван поздоровался машинально, глядя на неё изучающим взглядом:

— Здравствуйте!

— Добрый день! Я Ирина. Дочка папы Саида.

— Очень приятно. Иван. Я соседа ещё не видел таким! Сияет весь. Теперь вижу: есть чему радоваться. Саид, у тебя очень красивая дочь!

— Не смущайте меня, Иван!

— Красота создаётся в любви, Иван. Только в любви. Небо раскрылось надо мной, солнце засветило. Исчез туман в глазах моих. Надо это отметить. Надо поделиться с соседями. Надо позвать. Иван, я пойду до Николая, барашки у него. Сторгуюсь. Зарежем барана, соседей позовём.

— Папа, может, не надо барашка? Жалко мне его.

— Доченька, какой же без барашка праздник?! Такое событие! Такое счастье! Я не могу без барашка. Пусть соседи знают, какая радость у меня! Иван, позови соседей, пока я с барашком буду возиться. Пусть все придут. Тут во дворе и накроем столы. Погода хорошая. И солнце засияло надо мной.

— Хорошо, Саид, позову. Я смотрю, сам ты засиял, как солнце. А то ходил как туча грозовая. И в нас хандру вселял.

Через пару часиков во дворе Саида были уже и столы накрыты, и соседи сидели за столом. Саид успел и барашка зарезать, и потушить мясо с овощами в большом казане, которым он всегда пользовался, когда к нему приезжали родня или же однокурсники, друзья. Саид волновался и радовался, смотрел на соседей, и ему казалось, что они все так же радуются его счастью, как и он сам. Наконец он взял бокал, встал и произнёс, волнуясь и оглядываясь на всех:

— Дорогие мои соседи! Спасибо, что пришли. Радость у меня большая. И я хочу поделиться этой радостью с вами. Про горе своё я молчал. Горе, оно как вирус. Заразная ведьма. Не надо нам его. А радостью надо делиться. Вот и решил я с вами поделиться своей радостью. Дочка ко мне явилась из прошлого. Счастье большое случилось… Радости много не бывает. Но случилось много.

— Красивая у тебя дочь, Саид! А можно, я зятем тебе стану? Засватаю дочку?

— Нельзя! Тебе нельзя. Ты, Андрей, любишь водку. Мужчина должен любить женщину, а не водку. Кто любит водку, тот алкоголик, а не мужчина!

— А мне? Мне можно?

— И тебе нельзя! Ты лентяй. У тебя огород весь бурьяном зарос. Забор свой ты когда чинил? Когда красил? Живёшь в деревне, а кур не можешь завести. Лентяй нам не нужен.

— Саид, а мне ты что скажешь?

— Анатолий, ты молодец. Ты парень с головой, с руками. Трудяга. Нам бы такой подошёл, только возьми расписку от жены, что она не против, вот тогда и сватайся. Ладно, мужики, пошутили — и хватит. Не дам её никому. Только нашёл, потерять не хочу. Забор высокий поставлю, чтобы глаза ваши не сглазили моё сокровище! Вот так!

Речей было много. Тосты сменялись песнями, песни прерывались тостами. Праздник закончился затемно. Все разошлись по домам. Саиду долго не спалось; вспоминая свою поездку в Тюмень, он то улыбался, то вытирал слёзы и заснул только под утро. Проснулся он от дикого крика соседского петуха. Подошёл к дочери, поправил одеяло, постоял возле неё, вытирая пробивающиеся слёзы, и, только убедившись, что не разбудил, отошёл, едва ступая.

Скоро Ирина проснулась. Увидев папу, хлопочущего возле плиты, поздоровалась:

— Доброе утро, папа!

— Доброе утро, доченька! Проснулась? Как спалось?

— Хорошо спалось.

— Ты помаленьку тогда поднимайся, а я чай тебе заварю. Яичницу любишь? Я уже пожарил. Будешь?

— Можно. Спасибо, папа.

— «Папа!»… Голос твой… Слова твои… Сердце замирает.

— Я так крепко спала. Как убитая.

— Заморилась ты вчера в хлопотах.

— До этого две ночи не спала. Волновалась перед поездкой.

— Ирина, доченька, ты прости старика, вчера совсем растерялся я. Про дедушку, бабушку не спросил. Может, живы ещё?

— Нет, папа, похоронили мы их.

— Ну да. Ну да. Годков-то много прошло. И сам я уже какой.

— Дедушки не стало, когда я ещё студенткой была. А бабушка ушла лет пять тому. Совсем уже была старенькой.

— Мудрый был человек твой дедушка. До сих пор помню его слова.

— Дедушка говорил мне, чтобы я нашла тебя, дала о себе знать, когда я уже выросла. И бабушка хотела.

— Почему же не нашла? Не захотела?

— Я хотела. Мама не разрешала. Он кавказец, он семью не бросит, говорила.

— Она была права. Кавказец не бросил семью, только семья его бросила. Невестки появились… Спрятался я от них. Думал, жизнь уже закончилась, а тут такой поворот судьбы. Такой подарок! Теперь жизнь только начинается!

— Пап, а если я раньше… Ну, лет десять… пятнадцать назад, ты бы бросил семью ради меня? Ради мамы?

— Нет. Не бросил бы. И тебя не бросил бы. И маму твою не бросил бы. Я её до сих пор люблю. Хоть воды утекло много.

— А почему сам не приехал? Ты же знал адрес, знал, что она ждёт тебя…

— Боялся я. Сначала побоялся бросить маленьких сыновей. Побоялся, что возненавидят меня, когда подрастут. А когда подросли, боялся, что мать твоя не примет. Стало стыдно перед дедушкой твоим. Мужик такой добрый был…

— Мама бы приняла. Она ждала тебя. Всегда ждала.

— А теперь?

— И теперь ждёт. А я приехала за тобой. Так что, папа, собирайся.

— Ждёт? За мной? Как-то… А может, ко мне? Дом почти достроил…

— Па-а-ап, какой дом? Ты же был у нас. Видел, какой у нас дом. Мы там с мамой и дочкой живём. Твоя внучка, мы с мужем и мама.

— Внучка? Бог мой, у меня есть внучка?

— Конечно, папа. Она тебя тоже любит. Ждёт. И муж мой очень хороший. Тоже врач. Вместе работаем. Ты нам нужен, папа. Всем. Мы все тебя любим и хотим, чтобы ты переехал к нам. У меня там работа, у внучки твоей — школа. Она уже в школу ходит. В третий класс.

— Такая взрослая…

— Она знает про тебя и всё время спрашивает: «Мама, когда ты уже поедешь за дедушкой?» Она ждёт тебя.

— Конечно, конечно, поедем. Внучка… Как назвали внучку?

— Настя. Анастасия.

— Настя… Третий класс… Как время пролетело. Когда я приезжал, у вас, у мамы, была дочурка. Сестра твоя старшая. Тоже такая… В третий класс ходила. Где она? Как она?

— Она замужем. Работает главным бухгалтером. Когда началась перестройка, дедушка приватизировал автобазу, потом передал Алесе и её мужу. Теперь там большая организация. Автобусов много. За границу ездят. Зарабатывают хорошо. И нам с мамой помогают.

— А ты с ними не захотела работать?

— Я с детства хотела стать врачом. Дедушка часто болел, и каждый раз я говорила ему: «Дедушка, вот я вырасту, стану доктором и вылечу тебя!» А он отвечал, что будет ждать, пока я стану врачом. Не дождался. Фронтовые раны дали о себе знать.

— Царство ему небесное. Так ты, стало быть, доктор?

— Да. Работаю врачом в райбольнице.

— Это наследственное. У тебя в семье тоже почти все врачи. Три сестры мои, тёти твои, все врачи. Брат старший, самый старший в семье, тоже был врач. Хирург. Всю жизнь резал, штопал. В прошлом году отошёл в мир иной. У тебя на Кавказе большая семья.

— Мама рассказывала. Хотелось бы поехать, познакомиться.

— А чего не поехать? Поедем! Обязательно поедем. Посмотришь, как там люди живут. Тебе будут очень рады. Они же не знают про тебя. Поедем. Вот радости-то будет у сестёр!

— А сейчас? Поедем к маме? К внучке твоей?

— Поедем, дочка, поедем. Это уже судьба. Тут надо бы дом оформить, ну да ладно. Не к спеху. Потом приеду. Завтра же едем.

* * *

Город Лида сильно изменился. Когда-то большой красивый дом, куда приезжал Саид к Раисе, скромно затаился среди современных дворцов. Калитка закрывалась с трудом, забор слегка перекошен.

Но тепло, которое отсюда унёс с собой Саид, до сих пор грело его душу. Он волновался. Сильно волновался.

Ирина дёрнула за ручку двери — не открывается.

— Я не поняла. Дом закрыт. Ничего, я ключи взяла.

Она достала ключ, отворила дверь, и они с Саидом вошли в дом.

— Мама!.. Настя!.. Никого. Я же звонила, предупредила, что едем. Наверно, у Алеси они. Щас позвоню… Алло, Алеся. Мама у тебя?.. Где?.. Что с ней?..

Ирина бегом пошла к выходу, на ходу бросив Саиду:

— Пап, садись в машину. Едем в больницу. Маму скорая забрала.

— Бог мой, что с ней?

— Сердце. Вроде уже миновал кризис.

Через полчаса Саид и Ирина вошли в палату, где лежала Раиса. Саид встал возле кровати и пытался разглядеть свою потерянную любовь.

— Мама! Мама! — Ирина кинулась к матери обнимать.

— Что вы так долго? Я вся извелась.

— Мама, ну дорога же. Не так быстро. И собраться же надо было. Зато папу вот привезла.

Раиса освободилась из объятий дочери и обратилась к Саиду:

— Саид, дай мне руку. Хоть перед смертью увидела тебя.

Саид присел на край кровати, взял руку Раисы обеими руками и дрожащим голосом сказал, не в силах сдержать волнение и радость одновременно:

— Ну что ты такое говоришь, Раисочка? Какая смерть? Не дам я тебе умереть! Жить будем! Жить!

— Мама, даже не думай! Самое время жить! У тебя ничего серьёзного. Я поговорила с главным. Ты просто переволновалась.

— Наверно. Сердце прихватило. Поседел ты, Саид.

— Тосковал по тебе, Раисочка. Оттого и поседел. А ты такая же молодая и красивая.

— Ладно тебе, скажешь ещё! — улыбнулась Раиса, немного смутившись.

— Мам, главный сказал, что тебя можно забрать домой. Так что собирайся давай.

— Если можно, так почему же нет? Поехали. Пироги не успела я испечь. Только тесто замесила, а тут боль в груди.

— Всё уже позади, мама. Теперь ты быстро поправишься: папа будет рядом.

— Ты насовсем, Саид?

— Насовсем, Раисочка, насовсем. Ты только прости меня, я немножко опоздал.

— Да, немножко. Совсем немножко. На тридцать пять лет!

— Заблудился я совсем по жизни. Вот Ирина дорогу показала, приехала…

— Пап, ты подожди на улице, я помогу маме собрать вещи, ладно?

— Хорошо, доченька, хорошо. А где внучка? У сестры? Может, заедем за ней?

— Она у другой бабушки, на каникулы забрала её. Скоро приедет.

— А! Хорошо. Я подожду на улице.

* * *

На следующий день во дворе Раисы собралось много людей. Кроме самой Раисы, которая, несмотря на уже немолодой возраст, сохранила красоту и всю свою обаятельность, на празднике была её старшая дочь Алеся со своей семьёй; посмотреть на дивную пару, пронёсшую свою любовь через всю жизнь, пришли соседи, коллеги Ирины и Алеси. Внуки Раисы и соседские детишки шумно играли и бегали вокруг мангала в ожидании лучших в мире шашлыков, которые Саид обещал пожарить на радость и удивление всем собравшимся. Колдуя возле шашлыков, Саид то и дело поглядывал на свою Раису и любовался её красотой, улыбкой и безгранично радовался находке, которая перевернула остаток его жизни, наполнив её теплом, радостью, счастьем. Когда шашлыки только зарумянились, как щёки девушки, готовой к любви, Саид постучал по подносу и громко, чтобы все слышали и слушались, скомандовал:

— Дамы, приготовьте ваши тарелки. Шашлыки на подходе. Алексей, наливай. Красное вино к шашлыкам из баранины — самое то, что надо!

— Наливаю, Саид, наливаю… Дети, садитесь за стол.

— Алексей, держи шампур. Передавай. Это Раисочке. Самые нежные и вкусные кусочки… Алеся, держи. Детям положите… Шашлык нужно кушать горячим. Только горячим. Холодный шашлык хуже, чем холодная женщина! А холодная женщина — это Божья кара для мужчины! Тост! Держите бокалы. Долго говорить не буду, чтобы шашлык не остыл. Дорогие мои Раиса, Ирина, доченька моя, Алеся. Я не могу до сих пор поверить, что это не сон… Это просто сказка, что мы вместе, что я рядом с вами… Жаль, что внучки нет сейчас с нами, зятя тоже не увидел.

— Папа, Саша скоро приедет, познакомитесь. Командировка заканчивается. И Настю привезёт потом.

— Хорошо. Внучку скорее хочется увидеть… За встречу, дорогие мои! За долгожданную, выстраданную, счастливую встречу! Ура!..

— Ура! Ура! Ура!.. — в радости все поддержали Саида и набросились на шашлыки.

Восторг от шашлыков первым выразил Алексей:

— Саид Алиевич, шашлыки ваши просто огонь!

— Алексей, от моих шашлыков даже в Париже люди в обморок падали от удовольствия! — похвастался к месту Саид, чем удивил некоторых сидящих за столом.

— А вы что, в Париже поваром работали?

— Поваром не работал, но шашлыками парижан угощал! Было дело.

— Ну очень вкусные шашлыки! А как вы их готовите?

— Хорошая баранина, домашний молочный уксус, ловкость рук, и никакого волшебства! Кушайте, кушайте, пока горячий.

— Ну, про баранину я понимаю, а где вы домашний уксус взяли?

— Это я у себя в деревне покупал молоко. Парное. Свежее. Из магазина не годится. Только парное. Вот и закислил домашний уксус.

— Лёша, папа, когда я приехала к нему, купил живого барана и сам зарезал, разделал, угостил соседей, и сюда вот тоже привезли. Вчера вечером он мясо замариновал, а сегодня оно уже готово.

— Сам зарезал? Сам разделал? Ничего себе!

— А чему ты удивляешься, Алексей? Я парень деревенский. И далеко не последний был в деревне. Там, на исторической Родине моей, с детства все и всё умеют. Пилить, резать, строгать, ездить верхом на коне, стрелять из ружья, резать барана и разделывать тушу, и не только… Это обычное дело.

— Папа своими руками и дом построил. За два месяца. Когда я приехала к нему, дом был почти готов.

— Ириш, где нашла такого папу? И нам бы такого!

— Места надо знать, Лёша!

— Меня и на вас хватит, Алексей! Я ещё ох как могу! И ломать, и строить! И не думайте, что я стар и немощен. Что такое семьдесят лет для настоящего кавказца? Самый расцвет физических и духовных сил! А сегодня я ещё помолодел лет на тридцать пять! Моя Раисочка, моя дочь Ирина вернули мне молодость, вернули веру в добро, веру в любовь! И я поднимаю этот бокал за вас, мои дорогие! И пусть у нас в жизни теперь будет столько счастливых дней, сколько капель, и столько счастливых часов, сколько молекул в этом бокале вина!

— Ну, Саид Алиевич, вы так умеете… на лету придумывать тосты… Что значит восточный мужчина.

— Алексей, не надо ничего придумывать, надо прислушаться к сердцу, в душу заглянуть. Если есть мысль в голове и чувства в душе, на языке слова всегда найдутся. Алексей, наполняй бокалы. Раисочка, тебе слово. Скажи о том, что на душе лежит.

— Саид, я ждала тебя. Мы ждали тебя. Верили, что приедешь. И ты приехал. Я счастлива!

— Да! Не прошло и полгода! И я рада, папа! За тебя!

— Ах вы мои дорогие! У меня слов нет выразить свои чувства, как я рад. Как я счастлив! Вы мне подарили вторую жизнь! Вторую молодость… Я вас люблю!

* * *

На этом, друзья мои, историю можно было бы и закончить, но есть ещё пара неосвещённых вопросов, о которых читатель вправе спросить: а что же стало с теми, кто был у Саида в прошлой его жизни? Так вот, наберитесь терпения, и я коротко расскажу о них.

Пожив некоторое время своей новой жизнью, Саид засобирался в дорогу.

— Раиска, я уже неделю у тебя, а в душе возникает волнение. Есть у меня незаконченные дела. Надо мне отъехать на недельку, дела закончить, пенсию перевести сюда, дом продать…

— Я понимаю. Надо так надо. Поезжай. Надеюсь, не пропадёшь опять?

— Не дави на больное, Раиска! Сколько упущено! Сколько добра не сделано!.. Ладно, догоним. Завтра же утром поеду…

Утром Раиска уже провожала Саида, приготовив ему в дорогу чай в термосе, котлеты.

— Остановишься где-нибудь, перекусишь.

— Хорошо. Спасибо. Ну, не скучайте. Думаю, через недельку, максимум — две, приеду. Буду на связи. Пока. Жди!

— Спокойно только езди. Не торопись.

— Хорошо-хорошо. Тихо — значит тихо. Пока.

* * *

В деревне Саида ждали. Всем было интересно, как же там устроился их сосед, как его приняли. Саид коротко рассказал обо всём Ивану и заключил с ним кое-какой устный договор относительно своей недвижимости.

— В общем, договорились, Иван. Вот тебе ключи, вот доверенность… Генеральная. Завещание. Покажешь, если кто приедет. И деньги. Хватит на всё. И с могилой не тяни, ладно? Плиту надгробную я в дом затащил. Возьмёшь там.

— Ну ты даёшь, Саид! Задумал же!

— Так надо, Иван. Сделай. Сделай. А то они меня и там достанут. Пожить спокойно хочу на старости лет.

— Да понял я всё, Саид, понял. Сделаю. Не волнуйся.

— Я на тебя надеюсь, Иван. Не подведи.

— Не подведу. Сделаю.

— Ну, прощай. Как появится покупатель, приеду ещё раз. Удачи тебе! Звони, как обустроишь могилу.

— Жалко терять соседа. Но я понимаю. Удачи тебе, Саид.

— Пока. На связи.

На следующий день после отъезда Саида в его доме на окраине Минска раздался звонок. Дверь открыла невестка Саида Юля:

— Вам кого?

Звонивших было двое: высокий, крепкого телосложения мужчина среднего возраста, беспрерывно крутивший вокруг пальца ключи от машины, и яркая, броская молодая дама с наглыми глазами.

— А вы кто? — задала резонный вопрос она.

— Я хозяйка. Муж на работе.

— Хозяйки в этом доме не было до вчерашнего дня, а теперь я тут хозяйка. Мы купили этот дом вчера, а сегодня оплатили и зарегистрировали.

— Как «купили»? Что значит «купили»? Мы тут живём!

— Жили. Теперь мы тут будем жить. Вот договор купли. Вот квитанция об оплате.

— Кто его продал? Это наш дом!

— А вы его строили? Кто строил, тот и продал.

— Подождите, не может такого быть! Он же больной! Он не мог! Он в интернате! Ничего не соображает!

— Ничего он не больной. Жив-здоров. Своей рукой подписал.

— У нас дети!

— У нас тоже дети!.. Сколько времени вам надо, чтобы освободить дом? Нам срочно надо ремонт начать. И закончить, пока холода не наступили.

До Юли наконец-то дошло, и она беспомощно упала на стул, уже не соображая ничего, тем более что с соображением у неё и раньше были проблемы.

Спустя некоторое время на главной и единственной улице деревни Войтовки появилась странная пара — молодой мужчина и ещё моложе, с лицом, выдававшим подчёркнутую глупость, женщина. Странность в их поведении заключалась в том, что они ходили по деревне и у всех спрашивали, знают ли они некоего Саида Алиева. Ещё более странным являлся тот факт, что все аборигены, не отвечая ни да ни нет, посылали эту странную пару к некоему Ивану, который знает всё об этом загадочном Саиде Алиеве. Не менее странным показался бы и тот факт, что эти самые аборигены, если бы кто наблюдал со стороны, выходили на улицу и смотрели вслед этим странным приезжим, пока те не дошли до дома Ивана. Иван же, по обыкновению, сидел на лавке и читал прошлогоднюю газету, случайно завалявшуюся в шкафу.

— Мужчина! Мужчина! Вы не Иван случайно? — задала вопрос писклявым голосом женщина с глупым выражением лица.

— Иван, но не случайно, — ответил Иван, оторвав глаза от газеты, но не поднимая своего зада с лавки и глядя на приезжую с подготовленным заранее подозрением.

— Тут где-то старик Саид живёт. Саид Алиев. Вы его не знаете? Где его найти? Где он живёт? Не знаете?

— Зачем он вам? Вы кто ему?

— Дети. Я невестка, а это сын Саида.

— И что вы хотите?

— Что значит «что хотим»? Мы приехали в гости к нему! Здесь он живёт?

— Что-то вас раньше не видно было, случилось что?

— Что вы нас допрашиваете?! Ничего не случилось! Здесь он живёт?

— Жил. Уже не живёт.

— Что? Опять переехал? Куда? Не знаете, где его найти?

— На кладбище. Умер он.

— Как «умер»?

— А как умирают люди? Обыкновенно. Лёг и умер. Неделю как похоронили всей деревней. Замечательный был старик. А что вы на похороны-то не приехали?

— Этого не может быть!.. А дом кто продал?

— Он продал. Продал, потом умер.

— А кто нам дом вернёт?

— Это не ко мне…

— Мама! Мама! Какая сволочь! Идиот! Выбросил на улицу! — заголосила женщина, обращаясь к мужу. — Тебя! Твоих детей! Меня! И это твой отец! Что ты молчишь? Где мы жить будем?

— Сами виноваты. Ты виновата.

— Почему это я виновата?

— А кто устраивал скандалы? Кто милицию вызывал? Не ты?

— Дурак! И ты дурак, и твой отец-сволочь!.. Не верю, — истерически выкрикивала она, а потом, обращаясь к Ивану, требовательно спросила: — Где кладбище? Где его могила? Покажите мне могилу.

— Вон, на горке. Найдёте. Кладбище небольшое.

— А его дом в деревне? Что с ним? Тоже продал?

— Дом? Ах, дом! Так вам могилу показать или дом? Могила там, на горе, а дома нет! Продали дом. Я продал этот дом. По доверенности. А деньги перечислил в детский дом.

— В детский дом? Какой детский дом?! Какая сволочь! Дурак старый! Маразматик! У него внуки, а он в детский дом!..

— Не реви. Поехали на кладбище. Цветы купим.

— Никаких цветов! Зачем мёртвому цветы? Ты бы лучше мне купил цветы! Хоть раз в жизни.

Странная пара пошла в сторону кладбища, на ходу награждая друг друга определениями, применяемыми людьми обычно в состоянии сильного возбуждения или обиды. У этой же парочки, как можно догадаться, было и то и другое.

Стоило только странной паре отойти от забора, как аборигены прибежали к Ивану с вопросом, но вместе ответа Иван сам спросил всех:

— Никто не раскололся?

— Никто! — ответили аборигены. — Как и договаривались.

На кладбище возле деревни уже несколько дней красовалась заранее изготовленная скромная надгробная плита с надписью: «Алиев Саид Алиевич» и датами рождения и смерти. Мужчина положил перед плитой несколько полевых цветов и произнёс тихо, глубоко вздохнув:

— Прости, отец! Прости!

— Ага! Уже отец! После смерти. При жизни называл «старый мудак».

— Заткнись, дура! Хоть на могиле отца не гадь.

— Что ты орёшь на меня? На него ори! Что оставил тебя на улице! С детьми!

— Это всё из-за тебя! Это ты его выгоняла из дома, это ты загнала его в гроб! Ты строила интриги с домом! Ты выжила его! Ты врала мне и матери! Сука неблагодарная!

* * *

Оставим эту странную пару с их разборками на кладбище, тем более что автор, то есть я, не любит писать о плохих людях. Меня больше увлекают чистые и добрые сердца и дела, а потому перенесёмся в город Лиду, куда Саид уже вернулся и где увидел во дворе свою внучку, о чём он сразу догадался.

— Ну, здравствуй, внученька. Здравствуй, моя красавица.

— Здравствуй. Ты мой дедушка? Дедушка Саид?

— Да, Настенька, да. Я твой дедушка.

— Ты приехал ко мне?

— Да, я приехал к тебе. К тебе, к твоей маме и бабушке.

— А почему так долго? Мама говорила, что ты скоро приедешь.

— Я долго ехал, Настенька. Немного заблудился по дороге. Запутался я в жизни.

— Я скучала по тебе, дедушка…

— Я тоже скучал по тебе, Настенька. Очень скучал.

— Ты больше не уедешь?

— Нет, не уеду. Больше не уеду.

— Никогда-никогда?

— Никогда. Иди ко мне, обними дедушку. Я люблю тебя!

— Я тебя тоже люблю. А почему ты плачешь? Тебе больно?

— Больно, Настенька, больно.

— Моя мама доктор, она тебя вылечит.

— Уже, Настенька, уже. Уже лечит. Мне уже чуть-чуть только больно…