Интеллигенция поет «блатные» песни

Максим Кравчинский (2017)

С момента изобретения звукового кино на советском экране вольготно чувствовали себя песни, официально запрещенные к исполнению с эстрады: блатные, одесские, белогвардейские, уличные, эмигрантские… Часто наблюдался парадокс: «запрещенные» песни сочиняли признанные поэты и композиторы, а исполняли народные артисты. Знаете ли вы, что один из всем известных «блатных» шлягеров сочинил Евгений Евтушенко, а есенинское «Письмо матери» прозвучало в картине Шукшина «Калина красная» благодаря личной просьбе Л. И. Брежнева? Интеллигенция пела «блатные песни» не только с советского экрана, но и вне его. Магнитные ленты с записями городских романсов в исполнении актеров Евгения Урбанского и Николая Рыбникова, спортивного комментатора Виктора Набутова, корреспондента Анатолия Аграновского пользовались большим успехом в богемной среде. А многие образцы якобы «уличного» фольклора были сложены ради шутки знаменитыми сценаристами, учеными или художниками. О том, как, когда и почему «антисоветские» песни звучали с советского экрана, об истории создания многих хитов, о судьбах их авторов и даже о том, кто же все-таки мог написать «Мурку», читайте в новой книге серии «Русские шансонье»! В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Глава VII

Мелодии из старого сундука

Подарок пьяного гармониста

В зависимости от сюжета и бюджета картины, личных симпатий и множества прочих обстоятельств режиссер со сценаристом принимали решение, какие мелодии будут звучать в фильме. Стоит ли их заказывать у профессионалов или можно обойтись песнями народными и старинными.

В этой главе мне хочется вспомнить о случаях проникновения на советский экран жанровых вещиц, популярных в царской России. Прежде всего о городском романсе, шансонетках, цыганщине, куплетах и их удачных современных стилизациях.

Начнем, пожалуй, со знаменитой кинотрилогии Григория Козинцева и Леонида Трауберга о похождениях Максима (1934–1939).

Там прозвучала целая серия интересных композиций. Но главной, прославившей киноэпопею вещью стал, конечно, докатившийся до дней сегодняшних «Шар голубой».

В автобиографии «Азорские острова» исполнитель главной роли молодого рабочего Борис Чирков делился воспоминаниями:

«Пришел день, когда мы поняли, что обделили Максима — не дали ему песню. Были у него личность, жизнелюбие, а песни не хватало. <…> У Максима должна была быть песня не для слушателей, а для самого себя, в которых отражалось бы его отношение к жизни. <…>

Борис Чирков в роли рабочего-большевика Максима: «Крутится-вертится шар голубой…»

И тут же начались поиски… Где мы ее искали? И в своей памяти, и в памяти родных и друзей. В сборниках русских песен и романсов. В библиотеке Академии наук пересмотрели мы целый шкаф песенников. Яркие литографированные обложки лубочных изданий заманчиво предлагали нам сообщить тексты “самых популярных и любимых”, старинных и современных образцов поэтического творчества. Но увы! Ни один из них не был по душе Максиму…

Вдруг как-то на репетиции появились среди нас незнакомые товарищи с большими черными футлярами в руках.

— Кто это?

— Баянисты из пивных и ресторанов, — ответил ассистент режиссера.

— А зачем?

— Пусть поиграют свой репертуар, может быть, у них найдем песню для Максима.

<…> Но у знатоков городского фольклора прошлого песню найти не удалось…

Я сам вспомнил романс, который певал когда-то отец:

Крутится-вертится шар голубой,

Крутится-вертится над головой,

Крутится-вертится, хочет упасть,

Кавалер барышню хочет украсть…

— Вот, вот, — закричали режиссеры. — Это как раз то, что нужно!» [9]

Однако режиссер Козинцев в своих мемуарах утверждал иное: «…песню подслушали у подвыпившего гармониста с сиплым голосом. <…> Это была она, любовь мгновенная, с первого взгляда (вернее, слуха).

В песне открылся с удивительной полнотой и в словах, и в напеве тот самый истинный и искренний лиризм “копеечного”, что определял фильм. Теперь пригород имел свою песню. Впрочем, это была не песня, скорее голос Максима, совсем юный, милый, простецкий, немного лукавый, задушевный…» [10]

Исследователи фольклора (в частности, авторитетный коллекционер Наум Шафер) считают, что прародителем «голубого шара» был того же цвета, но… «шарф» из старинного романса Николая Титова на стихи Михаила Маркова:

Шарф голубой! Шарф голубой!

Как часто, бывало,

Вслед за тобой

Сердце летело,

И страсти боролись с бессильной душой…

Случившаяся в дальнейшем замена в песне «шарфа» на «шар» понятна. Буква «ф» в устном бытовании здесь не удержалась бы, ведь как ни старайся, а реально слышно будет все равно «шар голубой».

Стихотворения «из питейного быта…»

Второй полюбившейся зрителям песенкой стал классический образец бытового романса «Люблю я летом с удочкой»¹³. По сюжету легкомысленная вещица стала музыкальным «паролем»: лежа на берегу с гитарой и напевая, Максим одновременно показывает собирающимся революционерам, куда им идти на сходку.

Как ни удивительно, но автор этой по всем приметам народной песенки доподлинно известен. Его имя Николай Иванович Пастухов.

Николай Иванович Пастухов (1831–1911) — журналист, издатель, поэт

В 1856 году амбициозный юноша приехал из Смоленской губернии покорять Москву. Скопив деньжат, открыл на Арбате пивную. Среди завсегдатаев уютного подвальчика — будущий корифей юриспруденции Федор Плевако и его однокашники. Наслушавшись умных разговоров, провинциальный самородок Коля Пастухов стал активно заниматься самообразованием и даже пописывать заметки в печати. А в самом начале 1860-х гг. выпустил первую книгу стихов с говорящим названием «Стихотворения из питейного быта и комедия “Питейная контора”». Вошедшие в сборник рифмы «Люблю я летом с удочкой…» превратились в народную песню.

В дальнейшем Николай Иванович стал выпускать собственную газету «Московский листок», издал роман «Разбойник Чуркин» и учредил первый кружок любителей рыбной ловли. Так что сочиненная им песенка была по-настоящему автобиографичной.

Во второй части — «Возвращение Максима» (1937) — герой Бориса Чиркова, развлекая (а на самом деле отвлекая) гостей трактира, напевает:

Очаровательные очи,

Что вы там сверкаете?

Что во мраке темной ночи

Блеску не теряете?

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

13

Двадцать лет спустя в картине М. Калатозова «Верные друзья» (1954) Борис Чирков на мотив «Люблю я летом с удочкой» споет другую песню — «Плыла-качалась лодочка по Яузе-реке» (сл. М. Матусовского).