Туда, где фабрикуют облака

Максим Сергеевич Горбушин, 2019

Утопия. В выверенной и заранее просчитанной до всяких мелочей системе – человек приобретает смысл собственного бытия находясь в утробе матери. Переходя через просчеты Искусственного Интеллекта и свет городской жизни уже с именем, вытекающей должностью и возможностью заниматься после работы всяческими развлечениями, в конечном счете он умирает и его заменяют. Царствует счастье, гармония и мир. Однако в этой идеально функционирующей системе – происходит убийство. За расследование назначают двух детективов, являющихся полной противоположностью друг-другу. И чем больше те рыскают и пытаются наткнуться на новые факты, тем сильнее они путаются в глубинах своего собственного подсознания. Содержит нецензурную брань.

6 Смит

У этой истории, чье начало лежит через конец, безусловно, не могло быть должного финала. Мы просто бежали по дороге абсурда и верили в свободу. Искали то, что нас всех объединяет, и то, что нас всех разъединяет — какую-нибудь глупость, названную смыслом жизни. Только вот будем честны — люди постоянно что-то ищут, не ставя перед собой сознаваемый вопрос, в следствии чего и ответ получают заведомо неверный. Потому, кто мог знать, что самый важный из них, на который нам еще только предстояло ответить — куда прилетит бумажный самолетик?

Клочок бумаги, который, возможно, прямо сейчас валяется у вас в шкафу и покрывается пылью времени, уже в третий раз оказывался причиной необычных смертей. Ни разу не расправив крылья, он мялся в руках бездушных тел и знаменовал свое величие. Заполнял и без того зловонный воздух, разрушенного людьми мира, запахом смерти.

Но кто же в таком случае я? В паспорте под галочкой было написано «человек», но таковым себя я не считал и не считаю. Да и слово-то такое — «че — ло — век», словно им описывали какое-то растение. Нет, гораздо проще, когда называли по профессии или вовсе не обращались. Так я оставался самим собой и не терял индивидуальности из-за других тысяч похожих на меня «человеков».

А имя мне дали давно, и будьте уверены, оно мало что значит. Стен Смит. Его выдают, когда получаешь работу, и оно остается с тобой до самой смерти. Вслед за мной придет такой же человек, чье имя будет Стен Смит и так далее, и так далее. Этот механизм прекратит крутиться, только если закончатся все люди и никаких профессий более не будет.

Ну, а теперь это имя донашиваю я, как и должность ловца из детективного агентства Республики. Это как несчастная рубашка, которую никто не хочет носить, но которая в итоге все равно кому-нибудь достается. Хотя за других я точно и говорить не могу, так как долго из них никто не прожил. Потому мне постоянно приходится глушить свои мысли в угоду развлечениям, продолжая жить в неведении. Глупый народ — сильный народ. Глупая страна — счастливая страна.

И если заглянуть на мой счет, то там наверняка можно найти уйму денег за это. Хотя быть точным я не могу. Просто мне неинтересно знать то, что в любом случае от меня не зависит. Куда важнее делать именно то, что просят.

Будет лучше, если я сразу скажу, что люди практически вымерли. Сотни войн, прошедших еще до моего рождения, изничтожили Землю в том виде, в котором многие ее помнят. Животных почти нет, а растения в любую секунду могут исчезнуть раз и навсегда. Единственная радость в этой ситуации, как и в любой борьбе, то, что были созданы не только ужасающие вещи, но и прекрасные.

Один ученый, чей вклад в историю запомнился лучше его имени, создал программу, способную составлять и анализировать саму себя. Он дал ей имя — «Искусственный Интеллект», чья основная задача была мыслить и проявлять человечность. Пока шли войны, никто о ней и не вспоминал, но Земля продолжала истощаться и умирать. Тогда программа осознала, что единственное решение, в сложившейся ситуации — спасти нас. Это перешагнуло все, чего добились человечество.

На подобие людей Искусственный Интеллект сделал андройдов и объединил нас всех в одном городе-стране Республика. Место, где оставшийся клочок земли еще мог давать плоды. Здесь люди могли жить и спокойно заниматься обычными делами, но по некоторым правилам, основными из которых были: уничтожение любого творчества и запрет на любовь. Кара за проступки настигала быстро — стиранием воспоминаний и обратным выходом в свет. А проходило это все в здании под названием «Общество помощи». И помоги, создатель, тому, кто туда попадет.

Телевидение и интернет трещат об этом каждый день и забивают наши мозги хоть каким-то понятием о былом. Здесь даже выделен час на разговоры о прошедшем, но лучше не забывать, что молчание — это наше единственное спасение. За лишнее слово могут причислить к неугодным гражданам, а таких правонарушителей и мыслепреступников как раз вылавливаю я.

Работа сама по себе не сложная, так как у таких людей даже цели бывают слишком поверхностными и глупыми, но 28 июля 2128 года произошло то, чего никто не ожидал.

На следующий день я уже взялся за работу.

***

Моя машина с воем подлетела к небоскребу и стала плавно опускаться. Здесь уже вовсю орудовала полиция, никого не впуская. Отовсюду доносились крики и стоны. Люди сошли с ума, и я точно знал в чем была причина. Все боялись, что кто-то будет копошиться в их в секретах и тайнах. Во всем, что каждый успел наделать за свою сознательную жизнь. Но, поверьте, это бесполезно. Если ты — дитя Республики, то все, что ты скрываешь уже давно известно.

Я даже ухмыльнулся, но на большее не посмел. Можно быть уверенным, что за мной пристально следили чьи-то глаза и не следовало выходить за рамки дозволенного.

Ко мне приблизился человек с оружием наперевес, одетый в черный бронированный костюм с необычным по форме шлемом. В прорезях для глаз пробегали красно-синие огоньки, а по бокам его плеч располагались значки и звезды, указывающие на звание и личность носителя обмундирования.

— Комиссар Смит, — услышал я искаженный голос полицейского — Рад, что вы добрались без происшествий.

Я ответил, что все нормально, но меня беспокоит эта толпа. Мой собеседник кивнул, и мы вместе стали пробираться вперед сквозь нее.

Всюду кричали: «Ложь!», «Верните его, он должен жить!», «Создатель, за что?». Временами были слышны плачь и стоны, а голоса их дрожали, будто вот-вот сорвутся. Но знайте, что все эти люди были прекрасными лжецами. И под какой бы маской они ни прятались, я точно знал, что в душе у них совершенно другие эмоции. Ведь я не испытал ровным счетом ничего и точно знал, что смерть — дело поправимое.

Мы вошли внутрь здания. Здесь тоже были люди, но их было значительно меньше, чем снаружи. В основном все шепотом перекликались и узнавали подробности о возникшей проблеме. Только одна бабка кричала на своего пса и била его палкой.

— Старая дрянь! Не смей убегать, не то худо будет! Сдалось мне это животное, уж лучше бы и ушел, да только издохнешь ведь в тот же день! Ух, я тебя!

— Послушайте, — произнес я и тем самым привлек внимание всех, кроме той, к кому обращался, — вы бы не били его, а то он и правда уйдет.

— Да пусть бежит! Мне-то что? — огрызнулась пожилая женщина, а затем тихонько перевела взгляд в мою сторону. — Давно ему сдохнуть пора, да только чинят его постоянно, а новую не дают. Этот старик уже отжил свое, а что дальше будет, меня и не касается! Да посмотри — животное даже не настоящее, а только имитация! Нет у него чувств, а сам только и делает, что у меня эти чувства забирает!

После этих слов она немного спокойно посидела, но потом снова ударила пса, отчего животное съежилось и заскулило. Он испытывал ужасающий страх, но продолжил тихо лежать пока старуха на него кричала и замахивалась палкой.

— Идемте, — произнес полицейский, и мы тихо побрели к лифту. — Таким, как ей, уже ничем не помочь.

Я спокойно ответил, что знаю, но для себя решил, что и помогать-то тут нечему. Эти двое хорошо дополняли друг друга: ведь одной хотелось ощутить власть, а второму являться рабом. Одной нравилось опосредовать, а второму конспирологически воспринимать. У пса наверняка был шанс отомстить, но он продолжает ублажать хозяйку, что говорит о клетке, которую оба для себя приняли.

— Вы должны понимать, что это дело касается всех, а потому им заинтересовано не только ваше отделение, Стен Смит, — после этих слов сопровождавший меня полицейский остановился напротив. — У нас достаточно обученных ребят, чтобы превратить ее мозги в кашу, но мы не можем трогать людей, пока они находятся под защитой закона. Так что даже не смейте ставить под сомнение компетентность нашей работы, иначе мы можем оказаться по разные стороны баррикад.

— Мне было просто интересно узнать, неужели ей так нужен новый пес, — вполне уверенно соврал ему я. — Но сейчас куда любопытнее стали ваши слова. Вы уже проводили допрос?

— Да. Все, кто на первом этаже, имеют алиби и говорят лишь о каких-то ненужных мелочах…

— Это даже лучше. Люди не задумываются о мелочах, из которых состоят, а потому и умирают мелочными. Ну а эти только о них и болтают.

После этих слов он вздохнул. Мы снова продолжили шествовать к лифту, где уже стояло несколько человек из других отделов.

— Все не так просто. Улик, указывающих на убийцу, нет. Нет ничего, что бы указывало на наличие еще одного человека в квартире.

— А убитого уже распознали?

Мне сунули в руки планшет с досье жертвы.

— Его имя Том Вайт, и на момент смерти ему было пятьдесят пять лет. Человеческая форма жизни. Работал в правительстве и занимал важную должность по работе с населением. Наверняка вы видели его в новостях.

— К несчастью, не доводилось, — с досадой произнес я, но потом задумался: не взболтнул ли чего лишнего. — Каким он был?

— Ну… Он не врал, но и ничего не обещал, а потому оставался неплохим кандидатом. Его политика — бездействие, а это, знаете ли, тоже выбор, требующий мужества.

Я кивнул, но ничего отвечать не стал. Для меня он одновременно и вырос в глазах, и пал. Благодаря ему я понял, что быть посмешищем — это то, что так необходимо людям, которые хотят хоть чего-нибудь добиться в жизни.

— Агент Стен, — внезапно произнес женский голос, — я вас давно уже жду.

Я улыбнулся, и мы все вместе зашли в лифт.

Женщину, что нас встретила, звали Джулия Роуз, и для многих ее имя было не меньшей загадкой, чем происходящее вокруг. Она не выходила из офисов и всегда была одинокой, чтобы не привлекать к себе излишнего внимание и не вызвать насмешливых взоров и слов. Всему виной было ее лицо — сморщенное, перекошенное и абсолютно не естественное. Оно было как напоминание о тех днях, когда не думали о последствиях войны и наших детях. Не думали о жизни в будущем, а то и в настоящем. Но теперь для обычных людей она — «головастик» и та, за чей счет можно самоутвердиться. Потому если она и выходила на свет, то делала это в особой маске, прикрывающей голубые, а может быть и карие глаза, мягкие губы и, должно быть, настоящую душу.

— А вы очень смелая, раз решили сюда приехать, — отозвался полицейский, и на что Джулия сразу отвернулась. — Но такое дело, как это, требует вмешательства каждого, кто хоть чем-то может помочь. Сюда поступают все новые и новые отделы, о многих из которых я даже и не подозревал. Хорошо, что Республика беспокоится о нас и о безопасности.

«Безопасности для кого? — гневно подумал я, но резко осекся. — Нет. Он, как и многие, просто следует правилам и живет так, будто не видит ничего вокруг. Или, возможно, он, как и я, все понимает, но за рамки выходить не хочет. Только одно я знаю наверняка — перед нами стоят равные условия бытия».

— Ты все выполнила, что хотела, Роуз? — обратился к ней я, но она все так же смотрела куда-то в сторону.

— Психическое состояние каждого человека в норме, только вот… — ей было сложно выдавить из себя хоть слово.

— Что ты хочешь этим сказать?.. — но прежде, чем она успела мне ответить, вмешался полицейский:

— Твой напарник уже прибыл.

— Его… — начала опять Роуз, но вновь застеснялась, от чего заговорила так быстро, как только могла, — его зовут Макс Хоук и его поставили вам на это задание. Простите, что не информировала вас раньше.

— Напарник? — спросил я так тихо, будто вопрос был задан лично мне, а не кому-либо еще.

За все то время, пока я работал в агентстве, мне доводилось разбираться во всем лишь в одиночку, а потому я был волен распоряжаться своим расследованием как мне заблагорассудиться. Но с приходом нового участника все могло поменяться. Между равными всегда был лидер — это то, что я знал лучше всего, и то, что я хотел бы, преподнести для нового члена команды. Только вот все оказалось не так просто, как я планировал.

Когда двери лифта двинулись, я увидел множество людей, мечущихся по коридору. Они фотографировали и выискивали хоть какую-нибудь информацию о расследовании. Все они искали броский заголовок для вечерних телепрограмм и новостей в интернете. Для них гибель — не фиаско доброты этого алчного мира, а скорее способ рассмешить народ и дать расслабиться вечером за чашкой чая. В их глазах нет более страха, а на лице лишь пятиминутная ехидная улыбка. Среди всей этой толпы выделялась женщина в достаточно опрятном деловом костюме и, если бы я ее не знал, то посчитал бы интересной особой. Но она была лишь красивой оберткой. Звали ее Анна Броук, и именно она являлась, «голосом народа».

— Детектив! — при виде меня она сразу закричала и привлекла внимание всех рядом стоящих. — Детектив, разрешите задать вам несколько вопросов!

Увы, все мои попытки бегства от Анны всегда заканчивались провалом. Подбежав, она сразу сунула микрофон мне в лицо и попросила смотреть в камеру.

— Такой прекрасный день для Республики! Для всех нас он стал интригующим, означающим началом новой эпохи! Расскажите, какие действия проводятся для разбора этого дела? — после этих слов она сразу заулыбалась и стала смотреть на меня словно голодная змея.

— Дело еще разбирается, а я только сейчас прибыл на место преступления. Сказать что-то большее, чем другие, не могу.

Ответ Анне Броук понравился, и она сразу перешла к следующему вопросу.

— Прекрасно, прекрасно. А что вы скажите на счет новых выборов? Будете ли голосовать за кого-то?

— Ну, что же… — начал я, но задумался. Разумеется, это все было для того, чтобы выставить меня идиотом, а затем высмеять в каком-нибудь шоу. — Этого я пока не знаю. Необходимо для начала ознакомиться с претендентами и тем, что они хотели бы привнести.

— Но постойте, разве вы не собираетесь дать шанс андройдам стать заменой прошлого кандидата?

Ее глаза загорелись, и она сразу осознала, что загнала меня в угол. Мне ничего не оставалось, как только ответь наименее радикально. Но, как только я открыл рот, меня сразу перебил незнакомый мне голос:

— До чего же глупые речи ты толкаешь, блондинка! Может еще спросишь каким мылом он пользуется и из чего оно состоит?

На встречу нам вышел мужчина в очках и в пальто, по форме больше напоминающий кольчугу, состоящую из маленьких плиток. В плечах он был широким, тело подтянутое, а лицо далеко не страшное. Ранее его я никогда не встречал.

— Я не понимаю вас… — в шоковом состоянии начала болтать Анна, отступая.

— Но ты и не поймешь, — после этих слов он взял меня за плечо и высвободил из цепких лап этой женщины. — А теперь, если позволишь, нам с коллегой стоит поработать.

За моей спиной Броук еще какое-то время находилась в ступоре и не осознавала происходящее, но как только мы отдалились, — сразу опомнилась и нашла себе новую жертву в лице Роуз. Не то, чтобы я желал после всего этого помочь той выбраться из такого положения — но и бросать ее на произвол судьбы мне тоже не хотелось. Останавливал меня лишь закон, которому я так беспрекословно подчинялся и который держал меня словно собаку на поводке.

Подойдя к квартире жертвы, я, наконец, решил спросить у этого человека, кто он такой, но смог произнести только:

— Неужели ты так не дорожишь своими правами, что готов вмешаться в настолько тонкие дела Республики?

Мой вопрос нисколько его не удивил и не задел, а потому он, долго не раздумывая, ответил:

— Разумеется, человек больше всего боится потерять свои права, а поскольку я и есть человек, то боюсь. Но не нужно же мне было бросать такого, как ты, на растерзание.

Я удивился честностью ответа, но старался не подавать вида.

— Так ты еще и не андройд. В таком случае за твою дерзость тебя накажут по всей строгости закона. Разве нет у тебя истинного страха?

— Но чего на самом деле мне бояться? — удивился он. — Хоть страх у меня и есть, как и у любого другого человека, но я скорее не обращаю на него внимания. Впрочем, если так хочешь, то можешь арестовать меня, — после чего он вытянул свои руки и закрыл глаза, готовый к любому повороту судьбоносных решений. Но у меня и в мыслях не было совершать нечто подобное.

— Убери, — ответил, и он открыл глаза. — Это самосуд, а я не хочу решать за Республику твою судьбу. К тому же так тобой можно слишком легко манипулировать.

— Хороша та ячейка общества, которой проще всего пользоваться, — ответил мой оппонент и оставил только одну руку вытянутой, — но она же и самая опасная. Будем знакомы — Макс Хоук.

Его предложение о дружбе я принял, пожав руку, с некоторым скептицизмом. Перед этим я незаметно от него, оглянулся по сторонам. Мои опасения на счет новичка были обоснованы и адекватны — такую манеру общения никто поощрять не собирается. Он может стать легкой мишенью для закона, когда напрямую никто не говорит о твоей виновности. А ведь он так и просился чтобы на него обратили внимание и связали.

Наконец, дверь распахнулась и тихий ужас стал потихоньку окутывать меня, заполняя каждую клеточку страхом. Меня наполняли ужасные запахи крови и чего-то протухшего или даже сгнившего. Со мной еще не случалось похожего и мне пришлось сдержать рвоту, отвернувшись в сторону.

— Скажи мне, что ты видишь? — удивительно спокойно произнес человек, чья фамилия была Хоук — Место? Или может быть действие?

Такой вопрос, привел меня в ступор. Удивительным было и то, каким образом он произнес свои слова — будто холодным лезвием провел по глотке и высмеял мою пропавшую храбрость.

— О чем ты? — переведя дух, произнес я и еще раз посмотрел на место преступления.

Вокруг были люди, но я даже не замечал их присутствия. Завораживало меня скорее все остальное; квартира, забрызганная кровью и издающая невыносимое зловоние; разбросанные то тут, то там вещи и, наконец, сам труп. Его поза молила о прощении за нечто ужасное, совершенное еще при жизни.

— Все эти места, вещи, люди, убийства интересны тем, что в какой бы обертке они нам ни преподносились, каждый видит их по-своему. Словно они меняются окраской в зависимости от тех рук, в которые попались. К примеру, этот труп тебе противен, а мне интересен. Для многих других этот труп может значить не больше, чем камень на улице, и этот вариант не даст им никакого угрызения совести. Такая теория оценок так же абстрактна, как и наше представление о ней. Так что, возвращаясь к моему вопросу, отвечу так — сейчас это «действие», потому что мы здесь существуем, но любой другой человек со стороны просто скажет, что это место. Все относительно. Даже мы с тобой.

Я посмотрел на него еще раз, но теперь не увидел на его лице абсолютно ничего. Он как будто стал куклой со стеклянными глазами и застывшей улыбкой.

— Нам стоит начать осмотр, — с необъяснимой злостью произнес я, и мы вместе зашли внутрь.

С нами поздоровалось несколько человек, но диалог мы ни с кем затевать не стали. Первым делом покрыли свои руки специальной жидкостью, чтобы не оставлять следов своего присутствия, ну а позже прикрепили прозрачные пластинки от всех запахов рядом с носом.

— Если ты на таком задании впервые, то знай — можно легко растеряться и начать ходить кругами, — я сразу решил дать совет новичку.

Но Макс даже не подал виду, что недоволен нравоучениями и вместо агрессивного ответа, просто сказал:

— Какой же тогда смысл быть правым если при этом ты не совершаешь ошибки?

Мы оба кивнули и приблизились к омерзительному трупу. По бокам его толстого и массивного тела виднелись жировые складки. На его губах была засохшая рвота, на голове залысина. Руки и ноги — свободны и на них следы порезанных вен. На запястье красовалась новая модель броксов — электронных помощников в защите организма и отслеживании его здоровой жизни. И что самое важное — в его руке находился окровавленный мятый бумажный самолетик.

— Сомнений нет и не должно быть, — произнес Хоук, но на его слова я отвечать не стал.

Броксы, что перетягивали руку Тома Вайта, помимо слежки за здоровьем еще и выполняли функцию слежки за объектом. Когда я подключил его к своему устройству, то увидел все места, где Том частенько бывал и подолгу находился.

— Взгляни, — произнес я и продемонстрировал находку, — здесь упоминается работа, дом и…

Мы удивительно переглянулись друг с другом, а затем одновременно произнесли:

— Школа…

— Это очень странно, — сразу добавил Макс — но вполне возможно, что ответ лежит где-то на поверхности.

— Ответ всегда намного ближе, чем мы думаем, но стоит об этом узнать, как туман незнания пропадает, и мы оказываемся в пустоте. Знания режут пелену перед глазами, но страдает от этого наша фантазия — подумал я, но озвучивать это не решился.

Вместо слов, что вероятнее всего сделали бы меня противником народа, я решил осмотреть помещение и найти хотя бы минимальную возможность уцепиться за разгадку.

Первым делом я взглянул на бумажный самолетик — помятый, опороченный алой кровью, но идеально сконструированный и ни разу не взлетавший. Он оказался пустым и бессмысленным. Затем я проверил его одежду — она была как у обычного среднестатистического зажиточного человека со множеством дорогих костюмов, уже разрывавших шкаф. Среди них были как плохие, так и хорошие. Далее я осмотрел холодильник и увидел большое пристрастие к алкоголю и малое количество правильной и здоровой пищи. На полу валялись вещи — но их значимость сравнима с песчинкой. Иными словами — улик и правда не имелось.

— Скорее сюда, — откуда-то из ванны донесся голос Макса.

На стене горела слабая красная лампа, от которой становилось не по себе. Рядом с душевой кабиной красовался странный и одновременно пугающий рисунок глаза, а также надпись, выполненная черной краской: «Теперь я познал истину и имя ЕМУ — невежество. Теперь я свободен и могу жить, не задумываясь о завтрашнем дне. Но бывает, ОН смотрит на меня, присматривает. Лишь ЕГО глаза меня действительно пугают.»

— Невежество не открывает глаза на происходящее, как об этом думал он. Оно лишь вводит нас в заблуждение, доказывая существование свободы, которой на самом деле никогда не было, — произнес Макс и словно бы ушел вглубь самого себя.

— Видимо у него было очень шаткое здоровье и ему следовало обратиться к врачу. Однако я все равно не верю, что это могло быть самоубийство.

— Броксы Тома должны были заметить изменение в организме и начать подавать тревожный звонок. Но ни о каких травмах не упоминается, а значит…

— Значит то, что он был здоров, либо его броксы были сломаны. Также есть возможность что эта надпись была сделана не этим жильцом, а кем-либо другим.

После этих слов мы вдвоем еще какое-то время осматривали помещение, но не нашли ничего нового. Мы вышли на балкон, закурили электронные сигареты, которые теперь лечили, а не калечили организм, и задумались каждый о своем.

— Неужели это и правда происходит снова? — слетело у меня с губ скорее намеренно, чем случайно.

Хоук какое-то время молча курил, но затем внезапно ответил:

— Я уверен, что за всем этим стоит не человек, Стен, — его глаза пристально рассматривали бегущие по небу облака. — Подчинение, как и зависимость, — составляющая любого нормального человека. Над нами всегда есть тот, кто выше, а под нами тот, кто ниже. Но если кто-то выбивается из этой системы — он становится богом.

Такое заявление меня ошарашило и заставило задуматься. Мой взгляд устремился вдаль, и я увидел стоящую вдалеке фабрику, откуда нежно, словно перышко, взлетало белое и пушистое облако. Ни с того, ни с сего я вдруг произнес фразу, которую не ожидал услышать даже от самого себя: «Туда, где “фабрикуют облака”».

— Хочешь сказать, что мы начнем играть с богом? — спросил я у Хоука.

— Эта игра уже давно началась — ответил он, и, резко развернувшись, направился к выходу.