Остаться в живых

Макс Брэнд

Жизнь, полная опасности и риска, началась у трудолюбивого работника ранчо в тот момент, когда там появился новичок по прозвищу Лэнки-Долговязый.

Глава 9

Поединок

Я подхожу к той части рассказа, которая требует определенного доверия. Пожалуй, я ни за что не решился бы об этом писать, не будь так много свидетелей происшедшему.

Я говорю о событиях начиная с того момента, когда все огни в Кэтхилле погасли: не стало света ни в танцевальном зале, ни где-либо вокруг. Все погрузилось во тьму — погасли электрические фонари и на стенах, и на потолке. В этой-то кромешной темноте и произошло нечто невероятное…

Но лучше уж рассказывать обо всем по порядку.

Я так и стоял рядом с Бобби Мид. После того как шериф убежал, к нам подошел Джош Экер и остановился передо мной со злобным видом, явно собираясь что-то сказать. Но девушка его опередила.

— Держись подальше от этого грязного дела, Джош, и постарайся быть честным человеком, — посоветовала она Экеру.

По тому, как Джош взглянул на девушку, я понял, что слова Бобби глубоко поразили и даже потрясли его. Очевидно, ни один парень в округе не мог устоять перед ее магнетическим воздействием.

Да, отповедь Роберты изрядно вывела Джоша Экера из равновесия. Тем не менее он взял себя в руки и, щурясь, отрезал:

— Это мое дело, Бобби!

Затем он повернулся ко мне:

— Ты — с Дэном Порсоном, насколько я понимаю?

— С Порсоном, — слабым голосом подтвердил я.

— Выйдем в раздевалку?

— Разумеется.

— Подожди минуту! — остановила меня девушка.

Она схватила мою руку, а Джош, увидев это, развернулся и бросил через плечо:

— Мы ждем тебя, незнакомец!

Я рванулся было за ним, но попытке моей не хватало решительности, а хватка Бобби Мид оказалась неожиданно крепкой.

— Это не твои разборки. Немедленно отправляйся домой! — потребовала она.

— Не могу…

— Почему это ты не можешь?

— Честь… — забормотал я.

— Честь! — взорвалась Бобби Мид. — У меня сердце разрывается от этого слова. Так или иначе оно связано с любой мерзостью и несправедливостью в этом мире. Честь! Да ведь каждое убийство прикрывается ею. По-моему, всем, кто использует это слово, надо плетьми прочищать мозги, пока к ним не вернется наконец здравый смысл. Ты остаешься здесь! И не пытайся строить из себя героя или корчить лихого рубаку и сорвиголову — ты просто не способен на это. Ты не создан для этого, ты — человек другого склада. Только посмотри на себя — ты весь позеленел… Нет, ты не уйдешь отсюда и не выставишь себя на посмешище перед всем белым светом!

Это были очень крепкие слова! Но мне придало сил ее замечание о цвете моей физиономии.

Я сказал себе, что раз лицо так явно выдает мои страдания, единственное, что я могу теперь сделать, это броситься сломя голову в схватку. Пули одинаково косят и трусов, и смельчаков, а когда солдаты идут в атаку и гибнут, никто не может сказать, кто из них был храбрецом, а кто помирал от страха. Решено, в бой так бой!

Я легонько отстранил ее руку:

— Все в порядке, Бобби. Но я пойду туда и получу свою порцию лиха!

— Ты, проклятый идиот, вернись! — послышалось вслед. — Будь я мужчиной, я бы сама зашла и прекратила эти ваши смертельные игры!

Я очутился у раздевалки — крохотного закутка в углу, недалеко от дверей, отделенного от зала тонкой перегородкой. Позади меня раздавался голос Бобби Мид, взывавшей к кому-то:

— Они пошли туда драться — как крысы в западне. Это убийство! Гарри, Джо, Вилли, Стэйси, Джек, Марвин! Ребята, неужели вы допустите такое?

Сзади приглушенно гомонила толпа: в басовитый рокот мужских голосов вплетались резкие окрики женщин. Вопль одной из них взлетел вдруг до такой пронзительно высокой ноты, что, входя в дверь раздевалки, я окончательно утратил присутствие духа. Меня всего трясло, с ног до головы, и я, чтобы сдержать дрожь, крепко-крепко стиснул челюсти и грозно нахмурился — насколько это могло у меня получиться.

Я захлопнул за собой дверь, и хотя едва ли кто-нибудь стал бы прятаться за длинными пальто и плащами, свисавшими до самого пола с вешалок, проходивших вдоль стен, я готов был поклясться, что на какую-то долю секунды в моем поле зрения промелькнули ноги затаившегося там человека.

Итак, когда я вошел, остальные трое уже собрались — я имею в виду Дэна Порсона, Джоша Экера и его знаменитого брата Тома.

Дэн Порсон, такой бледный, как будто его лицо запорошила пыль, стоял в одном конце закутка, откинув назад голову, выпятив подбородок и улыбаясь полуобморочной улыбкой, прочно застывшей на губах. В противоположной стороне рядом с братом возвышался Джош Экер. Было ясно, что он ни капельки не боится Дэна, что бы там ни произошло при их первой встрече. Джош напружинился и чуть-чуть вытянул голову, так что казалось, он готов вот-вот ринуться вперед и стиснуть огромными лапищами горло Дэна.

Его глаза и складка губ выдавали такую отвратительную звериную жестокость, что я невольно подумал: каких бы жутких историй ни рассказывали о Томе Экере, вряд ли он мог быть таким свирепым, беспощадным дикарем, как его младший брат. Что касается Тома, то он — единственный среди нас — легко и непринужденно чувствовал себя в этой ситуации и оставался совершенно невозмутимым. Только челюсти его слегка двигались, поигрывая желваками, да в глазах стоял яростный, неистовый блеск. Да, у Тома Экера вполне хватило бы силы и самообладания, чтобы в одиночку противостоять нам с Дэном и легко порешить обоих, прежде чем кто-нибудь успел бы проговорить «Джек Робинсон». Джош в общемто был здесь лишним и присутствовал только потому, что все началось с его ссоры.

Я подошел поближе и занял место рядом с Дэном. Тот взглянул на меня, не поворачивая головы, и в его глазах я увидел последнюю благодарность загнанного в ловушку и уже агонизирующего бессловесного зверя.

Том Экер первым нарушил молчание:

— Я приезжал к тебе, Порсон, поговорить о том, как ты обошелся с моим братом. Кровь людская — не водица, что касается членов нашей семьи. Но то, что случилось тогда со мной, было трюком, подлым, низким трюком. Я послал приглашение, и у тебя хватило глупости приехать сюда. Да, именно глупости, потому что я собираюсь поставить наконец точку на этом деле, то есть прикончить тебя и этого позеленевшего от страха малого, раз уж ты притащил его с собой. Кстати, случись тебе еще раз побывать в Кэтхилле — что, разумеется, исключено, — я посоветовал бы привезти с собой настоящего мужчину.

Закончив, Том щелкнул пальцами, и я всем телом содрогнулся от одного этого звука. А бедный Дэн Порсон даже слегка отпрянул в сторону!

— Давайте наконец начнем, — вступил в разговор Джош. — Хватит разговоров! А то нас, похоже, с минуты на минуту остановят. Хорошо еще, этого чокнутого шерифа удалось убрать с дороги! Чего ж нам еще, парни? Давай, Дэнни, хватайся за пушку!

Едва он пригласил Порсона сделать первый шаг, как в соседней комнате послышался нарастающий гневный ропот толпы. И особенно отчетливо я слышал голос Бобби Мид — она умоляла, приказывала, угрожала, пыталась усовестить собравшихся и требовала сделать хоть что-нибудь, дабы оправдать свое существование и доказать право носить имя и звание мужчин.

Похоже, слова девушки получили отклик в толпе. Взрыв всеобщего возмущения стал ощутимее, и топот множества тяжелых башмаков раздался у самой двери. Как раз в этот момент Дэн и ответил Джошу:

— Сами начинайте первыми! Я успею выхватить оружие и прикончить вас обоих — вы, крысы!

Этими словами Порсон хотел разогреть в себе бойцовский задор, но, как я заметил с горечью в сердце, голос его дрожал и срывался. Про себя я решил выбрать Тома Экера. Главное — выхватить револьвер как можно быстрее, но постараться по возможности сохранить спокойствие и ясность видения, а также силу, чтобы твердо и плавно нажать на спуск. Только бы успеть хоть раз точно выстрелить в него, прежде чем умру, ведь целиться придется с пола, из положения лежа то ли на спине, то ли на боку, в зависимости от того, как упаду. «Медленно, но верно» — такой девиз я мысленно начертал для себя.

И вот, когда мы стояли друг против друга, застыв в финальном напряжении и отделенные от смерти, возможно, лишь десятыми долями секунды, тут-то как раз и погасли огни.

В мгновение ока все окутала тьма, и одновременно собравшиеся в зале откликнулись недоуменным полувздохом-полустоном. Потом пронзительно завизжала добрая дюжина женских голосов и затопали несущиеся куда-то ноги. Все это напоминало бестолковые метания перепуганного стада.

Да, жутковатое ощущение — мчащаяся к нам возбужденная толпа и полная невозможность что-либо разглядеть. Но что касается меня, то, стоя там с револьвером в руке, я воздавал хвалу Господу за каждый отпущенный мне вздох, за каждое подаренное мгновение жизни.

Затем я услыхал голос, отчетливо прозвучавший во тьме комнаты недалеко от меня:

— Если будешь дергаться, Том Экер, и плохо себя вести, этот нож продырявит тебя насквозь. Замри и не шевелись, ты, проклятый потрошитель овец!

Звук этого голоса пролился бальзамом мне на душу — я узнал Лэнки!

Как он там очутился, я понятия не имел, но мог бы поклясться, что в точности узнал его речь, особую манеру говорить — уж очень крепко запечатлелась она в моей памяти!

Еще миг — и среди всеобщей суматохи и кутерьмы вновь вспыхнули огни. Я оглянулся по сторонам, ожидая увидеть присоединившегося к нашей компании Лэнки. Но к моему удивлению, дверь раздевалки оказалась открытой, а Том Экер, Лэнки и Дэн Порсон — все трое — пропали.

Остался один Джош Экер. Он стоял напротив меня и точно так же держал в руке револьвер.

Я хотел было спрятать оружие, но Джош Экер как будто взбесился. Он пришел сюда убить или быть убитым и жаждал довести до конца нашу кровавую игру. Никогда не видел я такого лица, какое было у него в тот момент, когда загорелся свет.

— Будьте вы прокляты! — заорал Джош. — Как бы то ни было, хоть одного из вас я заполучу!

С этими словами он выстрелил.

Я знаю, что меня спасло. Мучаясь ожиданием, я был весь как на иголках, каждый мой нерв и мускул пребывал в напряжении, так что от одного звука его голоса я отлетел в сторону. Благодаря этому прыжку пуля миновала меня, просвистев у самого моего лица.

Приземляясь, я споткнулся и, не удержав равновесие, упал на колено и выставленную вперед левую руку.

— Получи еще, еще получи! — ревел Джош. Его верхняя губа по-волчьи вздернулась, оскалив зубы, когда он посылал в меня вторую пулю. Она прошила прядь моих волос.

Я выстрелил снизу, из того положения, в котором оказался, упав на пол, и с удивлением отметил, что пальцы не дрожат. Нажимая на спуск, я благодарил Бога и твердость своей руки. Почти одновременно с выстрелом я отчетливо расслышал глухой звук пронзающей плоть пули.

И я понял, что убил человека!