Орион: Око пламени

Макс Фетт

«Око пламени» – это продолжение полюбившейся многим истории охотника Нелля, его ручной ядовитой ящерки Киры и полицейского Маркуса, которые по заданию не самого нормального инженера Януса, спрыгнули в Око земли, дабы исследовать таинственные туннели. В то же время, бывалые искатели неприятностей толстяк Клинт и усач Флин бросают спокойную жизнь и вновь отправляются в вынужденное путешествие до Княжества, сталкиваясь с убийствами, богами и мировым переворотом. Книга содержит нецензурную брань.

ГЛАВА 3

«Вновь ветер рвет паруса.

Над ними толпа белых птиц.

Компас уперся туда,

Где водам не видно границ.

Вкус соли у всякой еды.

Вкус соли у жизни моей.

Шторма даже в ясные дни,

Добавит властитель морей».

Одна из первых работ Мидо Тарпуна, барда-мореплавателя и по совместительству главного кока на шхуне «Плавучая борода». Неоднократно замечался за подсыпанием подозрительных специй в похлебки матросам.

— Чего уставился?

— Я… Ты в порядке?

— В плечо попала, — сказал Клинт, прижимая новое отверстие в себе. — Отличная работа, жирок, — он погладил себя по животу.

— Понятно, — Флин помрачнел и посмотрел спящего в куче мусора моряка. Его похмельный сон не смог бы разбудить и залп корабельных пушек, а выстрел из дискового револьвера и вовсе приравнивался к жужжанию осы. Флин стянул с его лысой головы вязаную шапку и подошел к полицейскому. — Помоги к стене его подтащить.

Клинт поднял побледневшее тело за подмышки и подтащил к стене, после взял со старого дивана покрывало и накинул сверху.

— Второй за неделю… С-c!..

— Счета только не хватало, — пригрозил Флин и вынул палец из раны толстяка. — Первый сам виноват, как и этот. Забудь, — он снял фуражку с полицейского и бросил подальше, заменив вязаной шапкой. — Идем.

Клинт не спешил уходить. Он прошептал молитву Юнне, отступив назад, прижал кулак к груди, и направился за другом.

Толпы продолжали протаптывать пирс, не заметив ничего подозрительного. Никто не услышал выстрел. Клинт и Флин пробрались сквозь моряков к пришвартованным кораблям. Они искали тот, к которому здравомыслящий человек отказался бы подходить и на милю.

За покрытым мхом пароходом морских гномов показалась надломленная ростра — вырезанная из дерева объемная девушка. Правый борт подмигивал отверстиями от попаданий ядер, наспех заделанных досками. Верхняя половина мачты по принуждению тонны прибитых гвоздей подменяла фальшборт. Карма хвасталась последним не разбитым окном в каюте капитана и колесами, что приводили в движение посудину.

Флин долго изучал ее, прячась за бочками. Клинт плюхнулся на одну из них и сунул палец в рану, пытаясь вытащить оттуда пулю.

— Слыхал, кого с Горцами случилось? — спросил морской гном, сидящий на мешках у пришвартованного рядом парохода. Толстяк ненароком прислушался.

— С кем? — переспросил второй хриплый гном, скидывая мешок в общую кучу.

— Горцами. Ну эта… семейка из Княжества. Вятослав у нас ещё на штурвале стоял.

— Помню такого, — устало отвечал ему гном, доставая папиросу из кармана. — А разве иш их Горцами звали?

— Талия их всех знает, — отмахивался первый. Он достал из кармана на груди бронзовую пламенку, крутанул шестерню, прикурил и отдал второму. Тот подпалил папиросу и вернул механизм.

— Кого случилось?

— Порезали всю семью, — выдал первый. — Вята, женщину его и паренька малого.

— Не помню, чтобы наемники за мелких брались, — он выпустил две струи зеленоватого дыма носом.

— В том-то и дело — с ними не убийцы работали. Мне местный служитель брякнул, что вроде их какое-то животное порубило. Там, когда тела нашли, все попадали: горло с корнями выгрызли, а лица в клочья расцарапали чем-то мелким.

Гном задумчиво затянулся, посмотрел на перепонки между пальцев и очистил их от прилипших водорослей.

— Крысы.

— Крысы? — второй огляделся и наклонился ближе.

— Слухи ходят, что крысы с подпольных боев в канализацию слиняли. Мож Вята им как-то жизнь подпортил? Там… фруктов медовых больше стал жрать, чаще в сортир ходить.

— Вы какого Слайми тут расселись? — выкрикнул третий гном, тыча в них крюком.

— Перерыв, — отвечал ему сидячий первый. Второй затянулся в последний раз и отщелкнул остатки папиросы в воду.

— Отдыхать будете, когда пеплом на поля ляжете! Так, ты, сходи мне за пивом в ту таверну.

— Чего я-то? — сидячий поднялся, пытаясь вычесать из бороды застрявшие раковинки. Третий кинул ему мешочек монет.

— Купишь пиво за пяток, остальное оставишь себе.

— А чего не я-то? — возмутился второй.

— Рот закрой и иди за штурвал.

— Так я же…

— Повышение. Пшел.

Капитал достал из бороды скрученную карту и развернул ее, предварительно пару раз проткнув крюком.

— Отойди! — прочавкала девушка.

Она появилась из ниоткуда, пихнув локтем захваченного размышлениями Флина. Тот прикрыл будущий синяк, на долю секунды уловив запах нириса — жевательной травы. Обычно Тамбуки использовали ее для расслабления нервов, но судя по реакции незнакомки, либо зелень ещё не успела подействовать, либо у нее выработался иммунитет к спокойствию.

Девушка растолкала коренастых моряков, столпившихся на проходе у носа корабля, и стремительно направилась к подъему.

— Оба! — воскликнул толстяк, вынув застрявшую пулю.

— То, что надо, — Флин сузил веки.

— Наконец-то. А сейчас пойдем искать капитана, — толстяк соскочил с бочки.

Прибитые ещё в прошлой эпохе доски разломились. Раскрывшаяся трещина мгновенно разделила дерево на две части и помчалась вдаль, затерявшись под ногами толпы. Прожди лишнюю секунду, и Клинт точно провалился бы под пирс, встретив рако-змей, которые выползли на берег. Однако врожденное умение игнорировать мелочи смогло спасти его от участи завтрака ядовитых хищников. По причине, которую не слышали ещё ни одни живые уши, эта его особенность не распространялась на Флина.

— Тебя надо зашить, — поставил тот перед фактом, прогладив усы.

— Сама затянется. Не паникуй, все нормально будет.

— Если из тебя выйдет весь воздух, лучше не станет. На борту должна быть нитка с иглой.

Клинт зажал отверстие указательным пальцем. Кровь остановилась, и он продемонстрировал необычный метод заживления ран другу. Флин недовольно покачал головой.

Они прошли мимо моряков, поймав насмешливых взглядов. Среди них затесался улыбчивый белокурый мальчишка. Он помахал толстяку, на что тот растерянно кивнул в ответ.

У подъема вовсю разогревался конфликт между злой незнакомкой и мамонтом. Мужик обгонял по лишнему весу даже Клинта. Тело его покрывали ненормально длинные волосы, словно он их наращивал специально, а изо рта выглядывали большие серебряные клыки.

Оба друга подошли ближе, встав с ними в общий круг. Незнакомка продолжала пялиться на невозмутимого мамонта.

— Все что у тебя сейчас есть — это один миниатюрный шанс, чтобы позвать капитана. И если тебе повезет, или ваша «Юна» лично меня попросит, то, возможно, я не вырву тебе сердце и через освободившиеся клапаны не выпью всю твою кровь.

Она вдавливала каждое слово рассудительно и четко, словно опытный лекарь объясняющий больному грядущую операцию. Ее зрачки неотрывно смотрели на его, а веки не осмеливались и дернуться.

Пароход позади Клинта отшвартовался и отплыл, раскрыв местоположение двух подозреваемых всему пирсу. По спине прошли неприятные мурашки.

Мамонт оставался недвижим. На все сказанное в его адрес, он поковырялся заостренным ногтем на большем пальце между серебряных зубов. Челюсти незнакомки сомкнулись. Вдохнув, она трижды с одинаковым секундным интервалом щелкнула пальцами, отошла на шаг и врезала мамонту промеж ног. Следом она повалила рядом стоящую бочку, подобрала брусок, подтащила мешок, соорудила из трех элементов рычаг, на который прыгнула, запустив катящийся снаряд в и без того поверженного противника.

Так сложилось, что тот неудачно встал на краю пристани. За криком падающего мамонта последовал громкий всплеск, поднявший столб воды.

— Афака! — закричал кто-то на борту. — В наф фтреляют!

Трое стоявших на пирсе подняли головы. На палубу выскочил морской и голый гном и помчался на пирс.

Он затормозил единственной ногой, оперся на деревянную палку, что торчала из второй, и огляделся единственным серым глазом. Почесав единственным мизинцем единственный волос на бороде, он облизнул единственную губу, на миг показав единственный нижний зуб.

— Мог ещё дольше подождать, чтобы я тут всех твоих сморчков утопила? — выпалила девушка.

— Чавой? — морской и голый гном подтянулся к ней единственный ухом, но тут же скомандовал: — Зафрой фрот, крыфа суфофуфная! На наф напали! — он вскочил на мешок, подхватил мизинцем доску, выставил ее к небу, аля абордажную саблю и громко обратился к морякам: — Наф фдет флафная битфа, фопляки! Фсе на бофт! — подул легкий морской ветерок, на котором гордо развевались обвисшие причиндалы капитана корабля.

Оружие выпало из его хватки. Члены команды разобрали последние прикупленные товары и хохоча, понесли их на борт.

— Пожалуйста, замолчи, — стыдливо потирая переносицу, сказала девушка.

Дрожащей от нервов рукой она достала из наплечной сумки скрученную в комок траву, сунула в рот и принялась интенсивно жевать. Капитан возмущенно вдохнул через единственную ноздрю и уставился на нее.

— Да я фебя по дофке к акулам пуфу…

— Пуфи меня лучше на борт, придурок! — перебила она. — Хватит. Бесишь. Я заплатила, и я пошла на корабль. Созерцать, как твое последнее яйцо на ветру колышется, я не намерена, — она поправила черные, как смоль волосы и взошла по трапу, который сильно напоминал выдранную с петлями широкую дверь.

Клинт засмеялся, получив шлепок по животу. Капитан уставился на них.

— А фы тут чего фстали, как на якоре? — Флин встрепенулся.

— Мы хотели…

— Мне фаши хотелки, как морю барахтелки! А ну жифо тряпки в зубы и мочить палубу! — капитан спрыгнул с импровизированного пьедестала и пошлепал в каюту.

Флин дождался, пока голое нечто исчезнет и взобрался с толстяком на борт.

— Я что-то не вкурил, что за барахтелки? — спросил Клинт.

— Поговорка морская. Сброшенные за борт барахтаются, но море их всегда поглощает.

— Мрачновато.

— Смерть — вещь в принципе не из приятных.

На борту царил лютый хаос: оставленные всюду шрамы в виде зарубов от ножей, мечей, заколоченные отверстия от пробоин. Топоры, мечи и одна алебарда с отломанным древком торчали вместо украшений на оставшемся от мачты пеньке, стен каюты, палубы. Даже в штурвале на солнце отблескивало лезвие чьего-то ножа.

Вернувшиеся моряки принялись относить припасы в трюм, потом растеклись по кораблю, готовясь к отплытию.

Флин приметил скопившихся у бочки матросов. Судя по оживленному спору, они во что-то играли. Флин прогладил усы, переместил шляпу на затылок и, на основе недавно полученного опыта, незаметно пристроился к игрокам, подхватив недовольный возглас, когда на костях выпала семерка. Он даже умудрился поспорить с саном в шляпе с широкими полями, какими костями следовало ходить.

Клинт озирался, не вынимая пальца из раны. Приметив подходящее пристанище, он подошел к лестнице, ведущей к рулевому, и сел на третью ступеньку.

Мимо толстяка наверх пронесся парень в белой рубахе.

— А! — задыхаясь, воскликнул он, когда остановился. — Еле успел. Меня искали?

— Гноги, здесь чаще о Нази вспоминают, чем о тебе, — с улыбкой отвечал рулевой.

— Ой, подожди… дай отдышусь, потом посмеюсь. Напомни только, чтобы я не забыл.

— Обязательно. Чего опоздал? Ну и моська у тебя конечно.

— Что с ней?

— Ее как будто из меда сделали, потом растопили на стариковской трухлявой груди и заморозили.

— И чем оно отличается от моего обычного лица?

— Сейчас у тебя удивительно бритая рожа.

Гноги ощупал подбородок.

— Действительно…

— Нехилая ночка была.

— Сам в шоке. Прикинь, вчера пошел дарнаков покормить…

— Ночью? Дарнаков? Ты под маком что ли был?

— Лучше бы. Нет, — Гноги харкнул в море и продолжил: — Весь скот с ближайшей фермы сюда перевезли — от чумы подальше.

— Ага.

— Вот. Людей не хватает, чтобы всю эту прорву кормить, поэтому там платят всем, кто придет. Не ночью правда там, а уже под утро. Я больной что ли по-твоему в такие ночи выходить?

— Как скажешь. Прям всем что ли платят? — заинтересовался рулевой.

— Вроде да. Не слыхал, чтобы кого-нибудь кидали.

— Угу. Ладно… ладно, так чего опоздал?

— Дебилы! Двое в ноль пьяных навстречу мне идут и такие: «Брат! Подвези до Плачущего леса!». Я злой, сонный… Короче, послал их и срать. Дальше иду, а они мне: «Пятьдесят динариев дадим!»

Рулевой рассмеялся.

— И ты тормознул?

— Ясен-красен! На кормежке мне от силы десятку заплатят, а тут проехаться всего ничего и в шесть раз больше.

— В пять, — ухмылялся рулевой.

— Какая разница? Один хрен больше. Короче, я быстро до дома, в повозку и на площадь этих забирать.

— Деньги то сразу взял?

— Ещё бы. Монеты в карман, их взад посадил и помчал. Отдал полицейским на воротах десятку и к лесу. Эти спорили про дядьку какого-то и потом, как приехали, они в лес ушли и сказали подождать. Час нет, два нет. Никого нет.

— Свалил бы и все. Делов то?

— Я так и сделал. Развернул телегу, уже трогаться хочу и тут крик слышу, обрывистый, как будто кому-то рот закрыли. Я долго вдуплял, а потом из травы что-то прилетело прямо в лицо, я сразу по лошади хлестанул и до Солтиса не тормозил.

— Скажешь, что этого ты там их оставил?

— А что я должен был? Туда проверять что ли идти? Историй всяких про Плачущий лес ходит. Я вон полицейским на воротах сказал все, пусть разбираются.

— Вообще правильно, но ты все равно козел.

— Че сказал? — кое-как варьируя на грани со сном переспросил Гноги.

— Что за дрянь там в тебя прилетела, говорю? — громче спросил рулевой.

— А я откуда знаю? Я домой приехал, а она все лицо жжет, не могу…

— И?

— А? — встрепенулся Гноги.

— Дальше то что?

— Дальше… А дальше она на бороде засохла и пришлось брить. Во! Кстати, почему рожа гладкая. Потом лег досыпать, а там под окнами рабочие горланят. Они ушли… я уснул и проспал…

Гноги захрапел. Рулевой дернул рычаг за штурвалом.

Посудина затряслась так, что всякая незакрепленная вещь от кружки до каната, обрела возможность двигаться и целенаправленно устремилась за борт. Откуда-то из глубин трюма доносилось тарахтение и перекрикивающие его споры.

Привыкшие матросы продолжали перекидываться костями, а в то же время Флин обеими руками обхватил остаток торчащей мачты, прижавшись к ней щекой.

Вскоре все успокоилось. Гремела цепь знаменующая поднятие якоря, сдвинулись боковые колеса, оттащив корабль дальше от пирса. Оставшийся самодельный трап из последних сил цеплялся за возможность не остаться всеми забытым на дне моря. Клинт наблюдал за тем, как он, опираясь последним уголком, срывается, и напрягся, когда услышал глухой удар.

Через пару минут на месте трапа появился мамонт. Он перевалился на палубу, отплевывая воды. С волос на теле свисали прицепившиеся водоросли с запутавшимися мелкими рыбешками. Стекало впитавшееся море. Рассевшиеся чайки вмиг слетелись к нему на перекус. Рассвирепевший мамонт отмахивался и пытался встать, но только и мог, что раскачиваться слева-направо.

Пока корабль, сшибая все подплывающие к пирсу лодки, разворачивался, рулевой выставил поломанную ростру по направлению к выходу из порта. Он подал сигнал.

Компания, играющая в кости, разбрелась. Большая часть понесла товары, кто-то спустился в трюм, оставшиеся взяли доски и гвозди, чтобы залатать дыры. Сан в шляпе, облокотился на фальшборт. К нему тотчас прилетели чайка. Они разделили корки горохового хлеба, припрятанного у бледнокожего в свертке.

Стараясь не привлекать лишнего внимания, Флин взялся за швабру. Тщательности его работы могли позавидовать и бывалые служанки в императорском дворце. Всякая грязь оттирались без труда.

Это занятие его настолько увлекло, что Флин продумал план наиболее эффективной уборки. Самолично повысив себя до должности старшего уборщика, он отдал несколько приказов морякам. Те поначалу чёкнули, выразив непонимание, но после второго приказа повиновались. Присоединился даже белокурый мальчишка, который безмятежно разбивал друг об друга игрушечные корабли. Он подбежал к незнакомцу, прижал к груди кулачок и со шваброй побежал выполнять свой неожиданный долг. Флин довольно прогладил усы.

Сохраняя уверенность, он поправил шляпу и замер. Некая мысль прострелила его голову: главная задача нахождения на этом корабле — ни в коем случае не выделяться из общей массы, что совершенно точно шло в разрез с совсем недавно обретенной должностью.

Он почувствовал, как в его затылок словно воткнули два раскаленных добела гвоздя и очень медленно проталкивали глубже. Флин обернулся. Позади стояла озлобленная девушка, тщательно жуя и не отрывая взгляда с незнакомца. Она скрестила руки на груди, и выставила вперед правую ногу, стуча носком сапога по дереву. Казалось, что после каждого удара корабль сотрясался.

— Слушай, — в ее интонации звучала вся сдерживаемая внутри ненависть, которую идеально обрисовывал холодных взгляд.

Флин нервно сглотнул, но не торопился оправдываться, пытаясь сохранять уверенность. Девушка продолжала:

— Тебя я пихнула на пирсе?

— Припоминаю подобное, — осторожно подтвердил он, погладив все ещё побаливающий бок.

Девушка глубоко вздохнула и трижды щелкнула, так же как и при споре с мамонтом. Ее льдинки покрывшие глаза слегка подтаяли, проявив что-то наподобие стыда.

— Извини, — внезапно мягко ответила она. — День сегодня так себе. Повстречала кое-кого… Ты тут новенький, как я поняла, поэтому просто не обижайся. У меня такое часто случается. Остальные привыкли.

— Хорошо, — Флин кивнул.

Девушка пошла дальше.

— Меня, кстати, Ф… — он успел затормозить, прочистив горло, — Форк зовут.

— Поздравляю, — мельком взглянув из-за плеча, ответила она, уходя к каюте.

Время тянулось ненормально медленно. Клинт не вставал со ступеньки, видя, как маяк тонет под темными волнами. И снова в памяти всплыла башня и покинутая деревня.

В первый час после восхода солнца он шел по полупустой улице. Самая оживленная часть деревни вымерла от людей. Лошадь без седла и стремени свободно разгуливала от одной кучи сена к другой и нацелилась на крышу сарайчика с соломенной крышей. Крикун за калиткой зубами яростно рвал поводок, который привязали к будке.

Сильный ветер запустил обрывок темно-красной ткани в толстяка. Мимо на полной скорости промчался белый экипаж, с направляющим в птичьей маске. За ним остался след из пара, что растекся по округе. Клинт закашлял, пытаясь отмахиваться.

За рассеявшимся паром показался жилой дом, на крыльце которого взахлеб рыдала женщина. Она прижимала к груди порванное темно-красное платье, сидя в окружении ещё нескольких ее обрывков. Клинт подошел ближе. Женщина показала заплаканное лицо, изуродованное побоями. Она вскочила, наспех собрала остатки платья и захлопнула за собой дверь.

Клинт вернулся на дорогу, краям глаза заметив в окнах наблюдающие силуэты. Через секунду они скрылись за занавесками.

Он шел к Флину домой. Вошел через скрипучую калитку, приблизился к двери, взялся за ручку.

Его пронзила колющая боль.

Палец слишком глубоко вошел в рану на плече и ноготь впился в мясо.

— Заштопать юы, — сказал он и поднялся, взявшись за фальшборт. — Не подскажешь, где тут нитку с иголкой найти?

Лежащий мамонт указал на дверь трюма с оставленными в ней пулевыми отверстиями и дырой от удара чей-то ноги.

Клинт подошел к распластавшемуся как звезда телу и, отогнав чаек, помог ему подняться. Обойдясь коротким кивком, мамонт двинул к носу корабля. Толстяк направился в трюм.

Спустя многие часы палуба засияла чистотой. Толстый слой грязи годами копившийся на поверхности дерева отправился за борт. Ноги больше не прилипали, а запах протухшей рыбы слегка развеялся.

Довольный Флин гордо держал швабру, озирая фронт проделанной работы. Группа из подчиненных матросов сидела за командиром и устало переговаривалась. В общем и целом, диалог не нес в себе особого смысла. Суть ограничивалась одним вопросом: «На кой хрен мы это сделали?»

«На кой хрен я это сделал?» — с опаской подумал Флин.

У края борта поскользнулся один из матросов. Следующий также не устоял на ногах, и выбил пару зубов об палубу. Бочка, что он катил разогналась и вдребезги разбилась об стену капитанской каюты. Повсюду разлился корг (смесь пива и той жидкости, в которой плавают замаринованные овощи).

На доносящийся с палубы мат выскочил капитан, одетый в заштопанный мундир. Не миновав и метра, он поскользнулся и упал в корг.

— Бунф! — завопил он и заплескался в лужице. — Я фам так профто не фдамся бефхребефные раки! Я умфу не так!

К нему поспешили двое матросов, и перед тем как подняли, успели нехило огрести. Взбесившаяся нога сначала пяткой заехала одному в кадык, а потом единственный большой пальцем вонзился в глаз второму. Когда капитана поставили на ногу, то у него пропал дар речи. Все блестело. Ни единого пятнышка.

— Раки… — наконец вымолвил он. Его единственный зуб воткнулся в верхнюю десну. — Кто мою грязь украл? — он взмахнул единственной рукой и единственным ногтем рассек рубаху на груди справа стоящего матроса. По линии пореза проступила кровь. — Я ее ффю жизнь фдесь копил! Кто?

В эту самую секунду перед ним упал Флин. Сверху на капитана смотрели испуганные уборщики.

— Он! — заявил первый из них.

— Ага! — подтвердили остальные и скрылись. Белокурый мальчишка, жуя корку хлеба, замер и потихоньку попятился к оставленным игрушкам.

Флин сплюнул попавший в рот корг, стряхнул его со шляпы и встал перед капитаном. Тот выставил мизинец, целясь в горло обидчика.

— Фпион… — зловеще протянул капитан.

— Подождите, — сказал Флин и надел шляпу. — Понимаю, ситуация не самая приятная, но мы сможем все решить миром.

— Эту грязь мой прадед… мой отец… Я! Копил! Ты хоть фнаешь, фколько акульи фапоги фтоят?

— Не проблема — мы ее вернем, — капитан опустил единственное нижнее веко.

— Фвязать ему ноги и к левому борту! — громко скомандовал он.

Осторожно ступая по скользкой палубе, матросы схватили главного уборщика за подмышки и отнесли к остаткам мачты, где на случай шторма у основания хранились спасительные канаты. Одним из них перемотали чужака по пояс и подтащили к левому борту. Капитан приковылял с ведром. Флин забрал его и тут же согнулся под весом. Внутри лежал булыжник.

— Будефь черпать фемлю фо дна! — приказал капитан.

— Есть более рациональный способ решить нависшую проблему, — пытался спастись Флин. — Мы можем встать у острова и…

— На дно! — отдал команду капитан.

Один из матросов поднял ведро, привязал его к канату. Он поднял будущего водолаза и с раскачки выбросил в море. Флин было закричал, но длины веревки не хватило, и он врезался лицом в борт.

— У вас моллюфки вмефто мофгов? Отвяфывайте и держите его фами!

— Я не смогу достать до дна! — кричал Флин. — Мы посреди моря!

Капитан посмотрел на болтающегося внизу человека.

— Будефь нырять, пока не фачерпнешь!

— А выныривать мне как?

— Дернешь за веревку!

Канат отвязали от мачты, и Флин отправился добывать землю на дно морское.

Клинт поднимался из трюма, зашивая себя найденной иглой и ниткой. Толстяк сунул одно в другое, по наводке нашел бочку с соевой водкой, окунул творение в желтоватую жидкость, завязал узелок и принялся себя штопать.

Парочка механиков суетились вокруг искрящего токового двигателя. Тот, что повыше в резиновых перчатках укрощал гайку от колбы, под которой хранилась погасшая катушка. А тот, что пониже, стучал по циферблатам и неистово дергал за рубильники.

Клинта заинтересовал небольшой резервуар с мутной водой. В нем извивались три рыбы, сильно смахивающие на увеличенных червей, из которых вырастало множество толстых усиков. При приближении массивного нечто, у каждого кончики засверкали, и вода вокруг заполнилось миниатюрными молниями.

За секунду до этого тот, что повыше, снял колбу. С закругленной верхушки катушки вылетел токовый заряд точно лоб. Механик подобно спиленному стволу повалился на пол. Тот, что пониже, оттолкнул толстяка и стал откачивать коллегу.

Конец ознакомительного фрагмента.