Фано,
Ноябрь 2020
— Ну деньги-то мы им оставим, — сказала Дилани Ана; нет, Надя сказала, она же не в Лейне сейчас. И сама себя перебила: — Не мы оставим, а я оставлю! У меня представительские расходы, желаю кутить. Страшно соскучилась, так здорово будет всех вас угостить! Дура я была, что так надолго засела в издательстве. Это называется «жопа прилипла к креслу», грёбаный стыд!.. А представляете, как хозяева удивятся? Сидят сейчас дома, рыдают, подсчитывая убытки, потом придут в свой заколоченный бар, а у них тут лежит куча денег. И минус сто бутылок бухла.
— Да ладно тебе, минус сто! — рассмеялся Тим. — Нас тут всего одиннадцать…
— Целых одиннадцать алчных глоток! И куча времени. Лично у меня нет задачи как можно быстрее отсюда свалить. Я такую виллу сняла… заняла, ты же видел? Такую шикарную виллу! Огромную, с садом. В жизни в такой не жила.
— И кто, интересно, тебе не давал? — хмыкнул Саймон. — Ты, дорогая, богаче всех нас.
— Так мне же на самом деле не надо, — пожала плечами Надя. — Роскошь хорошая штука, когда ты в отпуске, например. Или в командировке. А дома у меня куча дел. И все интересней, чем дворцы обживать. Три комнаты — и то многовато, в кабинете я хорошо если раз в полгода сижу. Ты лучше давай наливай! Я твою руку помню. Такое не забывается. Самая лёгкая во Вселенной рука!
— Ещё у Миши такая, — подсказал Самуил. — А где он, кстати?
— Где-то, — сердито ответила Надя. — Никто не знает. Телефоны не отвечают ни дома, ни здесь. Ну, это нормально, Миша есть Миша. Небось опять начитался эзотерических книжек и решил в порядке эксперимента познать какой-нибудь местный дзен.
— Да когда это было, — улыбнулась Анита. — По-моему, лет пятьдесят назад. Когда он прочитал Кастанеду и на три года завеялся проверять, работает описанная там система, или это всё-таки просто такой странный авангардный роман.
Все рассмеялись, вспомнив эту историю. И как издатели спорили, является ли Мишина находка художественной литературой, и как тот подорвался в Сонору для проведения экспертизы и с концами там сгинул. Его безуспешно пытались искать, а три с лишним года спустя Миша сам нашёлся в столице Монголии Улан-Баторе, тощий, дочерна загорелый, с документами на имя бухгалтера Казимира Танатоса из советской тогда ещё республики Беларусь, причём не мог объяснить ни наличие этого странного паспорта, ни как тут оказался, ни чем занимался три года, а на вопрос, как прошла экспертиза, переспрашивал: «Экспертиза чего? Какой Кастанеда? Что за роман?!» Позже вспомнил, но только сам факт наличия спорной книги, а не о том, где три года гулял. Настолько полная утрата памяти о пребывании в потусторонней реальности для Ловцов огромная редкость, у них очень хорошая подготовка, но всё-таки изредка с некоторыми случается, причём даже без участия странных эзотерических книг. Короче, после истории с Мишей (в Лейне он носит имя Анн Хари и популярен, как рок-звезда, реально поклонники на улицах останавливают, чтобы сказать спасибо за Стивена Кинга, которого он когда-то раньше всех притащил) Кастанеду на всякий случай печатать не стали, решив, что это не совсем беллетристика, зато его книги до сих пор пользуются тайной бешеной популярностью среди инсайдеров — издателей, переводчиков и Ловцов.
* * *
Расходились под утро; собственно, утром, небо над горизонтом уже пошло лимонными полосами, а воздух начал синеть. Тим всегда на таких вечеринках оставался практически трезвым — от волнения и восторга, что он теперь вместе с этими взрослыми, знаменитыми, самыми отчаянными и, чего уж, богатыми из Ловцов, живыми легендами, экспертами в области литературы ТХ-19, хотя сам уже почти двадцать лет был одним из них, давно пора бы привыкнуть; с другой стороны, тогда счастья стало бы меньше, не надо ни к чему привыкать, — думал Тим, допивая остатки коктейля, чёрт его знает, какого по счёту, после четвёртого или пятого сбился и считать перестал.
Когда Надя ухватила его под локоть: «Проводишь меня», — Тим растерялся, потому что, ну, Надя есть Надя, она крутая, настоящая суперзвезда, ещё и безбожно красивая; дома все кажутся друг другу красивыми, это не считается важным, но на всех одинаково приятно смотреть, а в чужих реальностях искажается восприятие, особенно в ТХ-19, об этом все знают и своим впечатлениям особого значения не придают, однако совсем игнорировать не получается, не хочешь, а поневоле всё равно отмечаешь глубокие морщины Аниты, пугающе бледную кожу Самуила, лысину Саймона, скошенный подбородок Лары, и сам ты тощий, как пугало, и у тебя, как положено пугалу, слишком большая соломенная голова. Однако Надя, смуглая, тонкая, с пышными пепельными волосами и бездонными черешневыми глазищами в пол-лица, даже здесь выглядит сногсшибательно; собственно, особенно — здесь.
Но Самуил, — думал Тим, — Самуил же! Мой самый любимый друг. Они же?.. С другой стороны, когда это было. Очень давно. Лет пятнадцать назад.
Самуил обернулся с порога, помахал им рукой и улыбнулся так тепло, что считай, вслух сказал: «Всё в порядке!» — а потом ещё раз восемь повторил для особо тупых.
Когда свернули за угол, Надя его отпустила. Сказала:
— Извини, дорогой. В этом сюжете нет романтической линии. Ты в меня не влюблён, поэтому не особо расстроишься. Просто мне было надо не одной, а с кем-то вот так напоказ уйти.
— Так ты Самуила дразнила? — сообразил Тим.
— Самуила. Но не дразнила. Наоборот, успокоила. Показала, что он совершенно точно не должен со мной идти. А то он, знаешь, не был уверен. Не особо хотел, но боялся меня огорчить. Я это видела, он понимал, что я вижу, и это создавало между нами особое напряжение, такую звенящую нить. Самуил его чувствовал, а как интерпретировать, не понимал. Я бы на его месте наверное тоже не понимала. Все мы такие, умные-умные, а как начинается «любит — не любит», сразу удивительные дураки.
Тим не знал, что на это сказать. Да и надо ли. И если надо, то что и кому. И наверное глупо сейчас идти ночевать к Самуилу, у которого так отлично прижился, что поискать себе дом или комнату третий день откладывал на потом.
— Спать-то я тебя уложу, — улыбнулась Надя. — Пошли, поместимся как-нибудь. Там же правда здоровенный домище. Шесть спален, а может и больше, не уверена, что всё обошла.
По дороге — все две минуты дороги, её дом был совсем близко — Надя молчала, думая о чём-то своём. Уже на пороге спросила:
— Ты случайно кофе на ночь не пьёшь?
Тим кивнул:
— Угадала. С молоком или сливками. И сплю как убитый после него.
— Я тоже. Здесь есть машина для кофе. С дурацкими капсулами. С утра разберёмся, сварим нормальный, а сейчас и такой сойдёт.
Пришли в огромную кухню-гостиную, в которой вполне разместился бы какой-нибудь камерный театр, и сцена, и зрительный зал. Надя застыла у кофейного аппарата, с возрастающим интересом разглядывая множество кнопок. Наконец сказала:
— Вот ты мне и пригодился. Давай разбирайся с этой бандурой. У меня сегодня днём получилось, а сейчас опять ни черта не понятно. Не помню, что я куда вставляла, и где потом нажимала. Как школьница напилась!
Тим разобрался мгновенно, благо за свою жизнь перевидал сотни разных кофейных машин. Аппарат зафыркал, Надя удовлетворённо кивнула:
— Гения сразу видно. Всегда говорила, что новое поколение сделает нас.
— Вот потому и гений, что ты всегда говорила, — улыбнулся Тим. — Великую силу имеют твои слова.
— И поэтому тоже. Но ты и сам по себе вполне ничего.
Надя взяла чашку с шапкой молочной пены, но пить не стала, поставила на стол. Сказала, хотя Тим её ни о чём не спрашивал:
— Про Самуила. Чтобы ты не гадал и его не расспрашивал. Я просто, понимаешь, считаю, это неправильно, что дома мы спим только с теми, в кого влюблены, а здесь — с кем захочется, просто так. Словно нами начинают командовать здешние лживые языки. Поначалу кажется, это весело. Ну или не кажется. Но по уму, без такого веселья лучше бы обойтись. У меня когда-то был роман с Самуилом. Десять очень весёлых лет. Но только здесь. Я его и в Лейне любила, а он меня — нет. Здесь, собственно, тоже. Даже в самом начале не был влюблён. Просто тут это как бы не имеет значения, можно развлечься, почему бы и нет. Но имеет же! Языки языками, но мы-то одни и те же. Не так уж сильно изменяет нас Переход.
«Я тоже так думаю», — хотел сказать Тим. Но постеснялся и промолчал.
Надя истолковала его молчание по-своему. И ответила на вопрос, который Тиму в голову не пришло бы задать:
— Нет, я не поэтому четырнадцать лет просидела в издательстве. Не из-за Самуила. Проще простого послать подальше того, кто в любую минуту готов без обид уйти. Мне ТХ-19 осточертела. И чем дальше, тем меньше нравится. Но я не уверена, что это правильно. Так себе из меня эксперт. На самом деле, затем и позвала тебя, а не кого-то другого. У меня к тебе много вопросов. Думала, сделаем кофе, сядем вдвоём на кухне, нормально поговорим. Но всё-таки не сейчас. Какая-то я слишком пьяная дура. И на уме у меня только глупости про несбывшуюся любовь. Ай да я! Забыла, что здесь так бывает. А разговор очень важный. Поэтому завтра. Всё завтра. Если проснёшься первым, пожалуйста, не убегай.
— Ладно, — согласился Тим, — не убегу.
Допил свой кофе, огляделся в поисках мойки, нигде её не увидел, поставил чашку на стол. Сказал, хотя страшно смущался, но не сказать не мог:
— Знала бы ты, как я сейчас жалею, что на самом деле в тебя не влюблён.
— Я тоже, — кивнула Надя. — Но не особо. Чуть-чуть. Мы с тобой получим гораздо больше, чем потеряли. Теперь всю жизнь будем крепко дружить.
Последнюю фразу она произнесла на родном языке, глядя Тиму в глаза, — мол, вот настолько серьёзно. И он почти задохнулся от радости, потому что Надя есть Надя. Круче Нади только Драконьи горы Уэрр-Круашата, при условии, что они вообще есть. Ясно, что легендарный мастер Перемещений Ленски (Яа Эль Джи, но это имя Тим вспомнит, когда окажется в Лейне) рассказывал правду, никто не силён настолько, чтобы целый мир сочинить, но общеизвестно и то, что после него за несколько тысячелетий больше никто в Уэрр-Круашате не побывал. Многие хотели там оказаться, но каждый желающий в последний момент остро, как боль от внезапной раны, ощущает: «нельзя», — и никуда не идёт, ясно же, что с таким ощущением Переход не получится; ладно, неважно, не в Уэрр-Круашате дело, а в том, что невероятная Надя сказала: «будем крепко дружить».
— Какое счастье, — наконец сказал Тим. То есть, даже не то чтобы именно Тим, оно как-то само, помимо воли сказалось. И правильно сделало, и хорошо.
— Вот ты понимаешь, — улыбнулась Надя. — Дружба — лучшее, что может случиться с людьми. Закрой дом, пожалуйста. Сможешь? А то я спьяну в нашу грядущую вечную дружбу вгрохала все остатки сил.
— Да вообще не вопрос, — улыбнулся Тим. — А в какую спальню потом идти?
— В любую, кроме моей, которая ближе всех к лестнице. Я днём смотрела, чистая постель есть везде.
Надя взмахнула рукой и ушла наверх, а Тим ещё раз огляделся в поисках раковины и наконец обнаружил её за углом. Вымыл обе чашки, свою и Надину. Подумал: а кстати чёрт знает, может уже и влюблён. Рассмеялся — что в башке у меня творится?! — потому что, ну правда, смешно. Наконец собрался, как следует сформулировал, вдохнул поглубже, медленно выдохнул, сказал вслух на родном языке:
— Никто нас в этом доме не заметит и не побеспокоит. Никто без нашего приглашения не войдёт в этот дом, пока мы здесь.
Так легко получилось, что практически ничего не почувствовал; ну, собственно, так и должно быть. Проще простого закрыть дом после того, как днём всей компанией закрыли от посторонних целый квартал, предназначенный для курортников, а потому сейчас совершенно пустой. А что так волновался, понятно — не сам же решил закрыть, а Надя его попросила. Тим до сих пор ощущал себя начинающим и хотел казаться крутым, всемогущим — не только ей лично, а всем опытным старым Ловцам. Хотя сам понимал, что уже давно никому никаким казаться не надо. Потому что он объективно такой и есть. Старый, не старый, но опытный. Удачливый, знаменитый Ловец.
Уснул, когда сквозь старые жалюзи пробивались горячие солнечные лучи. И проснулся сильно за полдень, гораздо позже, чем привык просыпаться, хотя всю жизнь был «совой». Но два пополудни — всё-таки перебор… или подвиг? Словом, выдающееся достижение. Рекорд!
Впрочем, судя по тому, что Нади не было в кухне, а на плите — никаких следов человеческой деятельности, старая гвардия побеждала с разгромным счётом. Фигу тебе дорогой, а не рекорд, — весело думал Тим, обшаривая бесчисленные шкафы в поисках кофе и подходящей посуды, чтобы его сварить. Кофе нашёл, понюхал, скорчил недовольную рожу — долго уже лежит! Собственно, это понятно, естественно долго, если в этом доме никого не было, в лучшем случае, с лета, если не с прошлой зимы. Ладно, всё равно это лучше, чем капсулы, что угодно лучше, чем капсулы, на кой чёрт эти странные люди из ТХ-19 вообще их изобрели? Чтобы жизнь сахаром не казалась? Так она им, вроде, и так не кажется. Кофе могли бы и пощадить.
Джезву в итальянском доме искать бесполезно, но Тим всё равно поискал. В азарте чуть не сказал: «В этом доме есть джезва!» — но вовремя опомнился. Для Ловца последнее дело — тратить силу слова по пустякам, тем более в таких обстоятельствах, когда сложным в любой момент может оказаться практически всё. Напомнил себе: нам ещё полицейских с пляжа гонять. И придумать, где и как обедать и ужинать. Продуктовые магазины, вроде, работают, но в маленьком городе сразу вычислят чужаков. Короче, есть вещи важнее джезвы, хоть и непросто в это поверить с утра.
В итоге выбирал между кастрюлькой и гейзерной кофеваркой мока, такая как раз в любом итальянском доме есть. Остановился на ней, причём из-за яркого красного цвета. Бывают вещи, с которыми просто приятно дело иметь. Первую порцию выпил залпом и сразу начал готовить вторую. Если Надя проснётся, будет сюрприз. А не проснётся, справимся и без Нади, — говорил себе Тим.
Надя появилась внезапно, причём пришла не сверху, где спальни, а с улицы. Значит, — первым делом подумал Тим, — есть рекорд! Я её всё-таки переспал.
— Уже есть кофе! Ты мой герой! — восхитилась Надя. — Я проснулась и осознала, что готова хоть десять раз сбегать за булками, лишь бы ничего не варить. Зато за булками я хожу гениально. Смотри! — и поставила на стол здоровенный пакет с круассанами, слойками и ещё чёрт знает чем.
— Познакомилась с местными тётками, — тараторила Надя, — они даже не стали расспрашивать, откуда я такая взялась, хотя у меня была наготове легенда, якобы я командированный, предположим, из Анконы для помощи местной больнице врач, но не понадобилось. Я им без легенды понравилась, просто так. И они мне сдали подпольную пекарню. Или не подпольную, а нормальную? Я, если честно, так и не поняла. Короче, это выглядит как окно, закрытое ставнями, приходишь, стучишься, оттуда спрашивают: «Тебе чего?» Говоришь: «Мария сказала, у вас с утра осталась какая-то выпечка», — так тётки велели, потому что закрыто, по их-то меркам утро давным-давно закончилось, уже часа четыре назад. Поэтому мне отдали всё, что осталось, за треть цены. Считается, эти булки никуда не годятся, чёрствые. Чёрствые, представляешь? Ты только на них посмотри!
Конец ознакомительного фрагмента.
