Любовь по-немецки

Мара Дорст

Немецкая любовь – какая она? Героиня романа Мары Дорст после тяжёлого расставания с абьюзером решает кардинально изменить жизнь и выйти замуж за Йенса – обходительного, любящего и заботливого немца с сайта знакомств. Строгая и пунктуальная Германия открывает свои двери русской женщине, решительно меняющей свою жизнь. Но что ждёт героиню в замужестве, трудно и ожидать…Художественная реальность романа погружает читателя в мир жертвы психологического насилия и держит в напряжении до конца.

— Ничего не поделаешь, — возразил Кот. — Все мы здесь не в своем уме — и ты, и я!

— Откуда вы знаете, что я не в своем уме? — спросила Алиса.

— Конечно, не в своем, — ответил Кот. — Иначе как бы ты здесь оказалась?

Льюис Кэрролл, «Алиса в Стране Чудес»

© Мара Дорст, 2023

ISBN 978-5-4493-3115-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Немецкая сказка

Пролог

Стюардесса в красной праздничной в честь 9 мая униформе Аэрофлота, строгая и красивая, показывала, как пользоваться спасательным жилетом. Как будто это когда-то кому-то помогло. Самолет готовился к взлету. Я нажала кнопку на телефоне: отправить имейл и отправить сообщение в вотсап. Первое для Карстена, второе для мужа. Одновременно на экране одно за другим появлялись истеричные сообщения от Жени: «Как дела? Ты уже взлетела?» Я отчиталась: «Я отправила мужу прощальное письмо». В ответ бомбардировка: «Ты сошла с ума? Ты что, не могла подождать, пока ты долетишь до Москвы? Он позвонит в полицию, и тебя снимут с рейса!» Я занервничала. Впрочем, последнее время это было мое обычное состояние. Стюардесса, как назло, никак не заканчивала свой инструктаж, а самолет не торопился выруливать на взлетную полосу. Приветствие капитана на двух языках: немецком и русском. Сердце было готово выпрыгнуть из груди — сейчас капитану сообщат по рации, в салон войдет полицейский и вежливо попросит меня на выход. Плим. Пришел ответ от мужа. Два. Сначала требование: «Марина, немедленно возвращайся домой!» и следом голосовое со всхлипываниями: «Марина, битте, ком нах хаузе, битте, битте…» («Марина, пожалуйста, иди домой, пожалуйста, пожалуйста…»). Самолет наконец начал плавное движение к взлетной полосе. Я отписалась Жене: «Все в порядке. Идем на взлет. Связь в Москве». И отключила телефон. Как и положено, выключить мобильные телефоны при взлете или перевести их в авиарежим. Теперь можно расслабиться. Разгон и толчок, отрывающий лайнер от земли. Это был мой самый любимый момент в полете. И вот уже внизу немецкая земля. Я прижалась лбом к иллюминатору. Это было прощание, и слезы текли из глаз под солнечными очками. Прощай, Германия! Прощай, Карстен, моя любовь! Прощайте, мои мечты и надежды. Снова разбитое сердце. И снова собирать себя по кусочкам и начинать все с нуля. Маленькие аккуратные конгломераты немецких домиков сменились огромным морем, по которому шли казавшиеся игрушечными корабли. И наконец все скрылось за пеленой облаков. Карстен, Карстен, почему ты предал меня?

1. Женя

Я никогда не думала, что побываю за границей. Жителям столицы и больших городов это может показаться странным, но для провинции поездки за рубеж до сих пор остаются роскошью, которая не каждому по карману. Зарплаты здесь небольшие, а визовые центры находятся слишком далеко. Поэтому загранпаспорт, сделанный три года назад, как говорится, «на всякий случай», так и пылился в ящике стола без надежды быть когда-то использованным. За всю свою жизнь мне так и не удалось что-то отложить ни на праздник, ни на черный день. У меня не было даже машины. Хотя водительские права тоже были сделаны давно, и тоже на всякий случай. И я даже воспользовалась ими пару раз, когда Женя разрешил мне сесть за руль его «пятерки». Правда, все это быстро закончилось. После пары таких выездов — с его непрерывным матом всю дорогу и моими попытками выпрыгнуть в слезах из машины — Женя сказал, что больше никогда и ни за что не позволит мне сесть за руль. Обещание им купить машину для меня тоже как-то быстро забылось. Он вообще предпочел быстро забыть все свои обещания после того, как я переехала к нему.

Мы жили с Женей гражданским браком в квартире его матери. Ираида Михайловна жила по соседству в его двухкомнатной квартире, ухаживая за мебелью и посудой, оставшимися после смерти его жены. При этом она не забывала каждый день наведываться в свою собственную квартиру и, пока я была на работе, выставлять к моему приходу напоказ какой-нибудь недомытый стакан или не до совершенства отдраенную кастрюлю. Она была помешана на чистоте и люто ненавидела меня то ли за то, что я не слишком придавала значение блеску кафельной плиты, то ли потому, что я отняла у неё единственного сына, которого она считала своей собственностью. Но то, что она задалась целью выжить меня из своей квартиры и из её жизни с сыном, было очевидно. В их симбиотическом союзе я явно была третьей лишней. Можно было сказать, что он был фактически женат на своей матери: выполнял все её поручения, бежал по первому ее зову, бросая меня посреди улицы. Мама кормила его обедом, а часто и ужином, в то время как я ждала его с полными тарелками дома. Там же у мамы он хранил все свои вещи, кроме пары носков и трусов, которые он из соображений практичности все же перенес в наше совместное жильё. Пару раз я пыталась сама постирать его рубашки, но его маман упорно изымала их в мое отсутствие и отправляла восвояси. Если мальчик заболел, мама вела его за руку к врачу и лично ставила ему уколы, банки, примочки и не знаю, что там ещё. Между прочим, мальчику было 48 лет.

И он вовсе не был слюнтяем со мной. Со мной он был безжалостным и даже жестоким. Нет, он не поднимал на меня руку, кроме одного-единственного раза, который я потом постаралась списать на влияние алкоголя. Но он общался со мной в пренебрежительно-уничижительной форме, а то и вовсе нецензурно, изводил меня равнодушием или придирками и при любой ссоре указывал мне на дверь. Казалось, его раздражало во мне все: как я смеюсь, двигаюсь, прикасаюсь к нему. Мой переезд к нему был его инициативой, он умолял меня об этом, поэтому я никак не могла взять в толк, почему с первых же дней он стал проявлять холодность ко мне, граничащую с ненавистью и даже отвращением. Я списывала все на его сложный характер и на то, что я недостаточно стараюсь. И я старалась все больше и больше, но это ничего не меняло, я все равно не могла ему угодить. Ни ему, ни, тем более, его маме, которая периодически приходила и устраивала сцены на весь дом с криками и угрозами выселить меня из квартиры с полицией. Потом, когда наши отношения уже находились на грани полной катастрофы, я случайно прочитала одну умную книгу, из которой узнала, что мой Женечка является перверзным нарциссом, воспитанным такой же нарцисстичной мамой, что это неизлечимо и что единственный выход из таких отношений — это бежать. Бежать я не могла, потому что любила его. По крайней мере, мне так казалось. Такие как я, привязчивые и нежные, всегда выбирают неподходящих мужчин. Про это я тоже прочитала. У меня «синдром Мэрилин Монро». Но все эти знания, опыт и очень умные книги не помешали мне вляпаться в ещё более ужасную ситуацию и найти на свою голову ещё более кошмарный вариант. После Жени я связала свою жизнь с мужчиной-психопатом. И поехала я за моим счастьем не куда-нибудь, а в Германию.

2. Любовница

В один прекрасный день я узнала, что у Жени есть любовница. Как это часто показывают в фильмах, я узнала об этом в один из самых безоблачных дней в моей жизни. Женя в кои-то веки уступил моим мольбам и взял меня на прогулку по городу Кисловодску. И даже покатал меня за деньги на лошадке. Я была счастлива! Несколько милых фотографий на память в обнимку. С Женей и с лошадью вместе. Но она позвонила. Она — это Люда, его любовница. Вернее, сначала это была не она, а её подруга, которая любезно просветила меня о том, что у моего мужа есть девушка моложе его на 20 лет и у них любоффф…

Мы всегда думаем, что это не произойдёт с нами. Уж про себя я точно была уверена, что это со мной никогда не случится. Не то чтобы я была самим совершенством, но уж что-что, а ублажать мужчину в постели я умела. Без табу. Так, как ему нравится. У меня никогда не болела голова, если он хотел секса, и я проявляла инициативу и фантазию время от времени, чтобы он не заскучал. Но дело даже не в этом: я просто не могла поверить, что у Жени есть время на кого-то еще. Он был так занят своей работой, целыми днями пропадал на заправочной станции, которой руководил, или бегал по квартирам и подвалам нашего дома, приводя в порядок прорвавшиеся трубы, чинил краны и лифты, косил траву по весне, ведь у него была еще вторая ответственная работа — председатель дома. А еще несколько гаражей и машин, которые требовали его внимания и заботы. И, самое главное, его мама, которую каждый день надо было возить за покупками в магазин или на рынок. У него совсем не оставалось времени, чтобы даже в выходные просто понежиться со мной в постели у телевизора, поэтому я скучала в одиночестве, занимая себя уборкой и готовкой, ожидая возвращения моего ненаглядного. Когда я звонила ему, чтобы узнать, скоро ли он придет на обед, он орал в трубку, что я позвонила как всегда не вовремя, потому что у него заняты руки и вообще ему некогда. Со временем он приучил меня к тому, что я не имею права звонить ему по пустякам, чтобы не отвлекать от важных дел. Да и не похож он был на гулящего мужчину, слишком сдержанный в эмоциях, всегда на дистанции с остальными людьми, не любитель дружеских посиделок и шумных компаний. После смерти жены все соседи удивлялись тому, как долго он хранит ей супружескую верность, таким одиноким, несчастным и занятым лишь работой и заботой о матери он казался. Все жалели его, доброго и отзывчивого парня, готового прийти каждому на помощь, оставшемуся без пары после трагедии. Никто даже не догадывался, чо все эти годы у него уже была я, и только после моего переезда к нему, окружающие узнали о моем существовании. Также, как никто и подумать не мог, в какого монстра он превращается за закрытыми дверями. Теперь в таком же неведении оказалась и я, даже не подозревавшая о существовании еще какой-то женщины в его жизни. Все оказалось даже хуже, чем я подумала вначале. С Людой у моего мужа был не просто секс, это были отношения. И длились они не год, и не два, а начались еще за полгода до того, как он позвал меня быть его спутницей жизни и я переехала в квартиру его мамы.

Нет, я не уронила телефон из рук во время звонка, а сумку он успел подхватить. Помню чувство нереальности. Я не поверила. В первые две минуты. Потом я не помню дорогу домой. Была истерика, мои крики «как ты мог» и, конечно, слёзы…

Дома мы не дошли дальше прихожей. Женя сидел на стуле ошарашенный. Но дело, как оказалось, было вовсе не в раскаянии, а лишь в том, что все вылезло наружу и он неожиданно оказался между двух огней.

— Если все это не серьёзно, как ты говоришь, позвони ей прямо сейчас, при мне, и скажи, что все кончено, — потребовала я.

На его лице было мучительное колебание, но затем он выдавил:

— Я не могу это сделать.

— Значит, всё-таки серьёзно, значит, она дорога тебе!

Я заметалась по квартире, собирая вещи. Он пытался меня утихомирить, но как-то без особого энтузиазма. Он даже не сказал «прости», просто во время одного из моих бешеных витков по комнате схватил меня за плечи и произнес: «Давай просто ляжем спать».

— Ляжем спать! — взорвалась я. — Просто ляжем спать! И ты будешь обнимать меня, как ни в чем не бывало! Да как я могу вообще лежать рядом с тобой и думать, что эти руки обнимали другую! А секс! Как я могу, когда я знаю, что ты только что был в другой женщине! Как ты мог, как…

— Ты сама меня вынудила, между прочим, своими скандалами, — сказал он, решив перейти в нападение.

— Чудесное оправдание твоему паскудству! — кричала я.

Ярость поддерживала меня в моей решимости. Не было времени анализировать и продумывать, что потом. Сейчас было больно. И эти боль и ярость гнали меня прочь из этого дома, от человека, которому я верила и который предал меня.

— Я надеялся, что ты не узнаешь, — сказал он вместо извинений и помог мне погрузить вещи в машину. Мы ехали молча до самого дома родителей. У меня больше не было слов. И ему тоже больше нечего было сказать. Домой ко мне зайти он постеснялся, не желая объясняться с моей семьей. Я села на лавочку перед подъездом, нервно куря. Он подошёл, порывисто обнял на прощание… И ушёл.

Потом позвонила Люда и сказала, что все это продолжается много лет и что она считала его «свободным», потому что он никогда не говорил обо мне. Собственно, она считала его своим женихом со всеми выходящими отсюда планами и мечтами на будущее. И что только недавно она узнала о моём существовании и решила позвонить мне и разобраться. Чудесно. Это было даже хуже, чем я думала.

В итоге разговора мы обе на эмоциях поставили ему диагноз и решили послать его куда подальше. Забегая вперёд, скажу, что она не стала этого делать, а заняла мое место.

Только время спустя я поняла, что её звонок был продуманным планом убрать соперницу с дороги. И я повелась на это.

Он не позвонил ни разу. Наверное, это выглядит ужасно, но первая позвонила я через два дня. Мне было слишком больно, чтобы я могла вынести это в одиночку. Я даже плакала и унижалась, просилась обратно, обещала исправить свои ошибки, как будто это я предала его. Он был высокомерен, жесток и неумолим. Последнее, что он сказал: «Если ты будешь снова звонить, мне придётся сменить номер телефона». Я больше не позвонила.

Врач в нелепом огромном колпаке, наверное, повидал тысячи таких, как я. Он пришёл с ночной смены, и эти страсти-мордасти были для него очередной досадной помехой на пути к заслуженному отдыху.

— Милочка, ну вам же не двадцать лет, что ж вы так убиваетесь за мужчиной? Займитесь лучше собой, детьми… В жизни есть много других радостей… У вас есть дети?

— Да, двое, — пробормотала я, — два сына.

— Ну вот видите! Вы должны думать о них.

Я только плакала беззвучно, слёзы без остановки текли по моему лицу, пока медсестра поправляла капельницу на моей руке. Ну почему я не умерла. Теперь весь этот стыд и снова боль. И все смотрят на меня с потайной усмешкой в глазах: старая кошелка, уже под пятьдесят, бросил муж, а она туда же, таблеток наглоталась, дура.

Там же, в больничной палате, я зарегистрировалась на сайте знакомств. Не потому, что действительно хотела c кем-то познакомиться. Моя самооценка была убита в хлам, и я хотела найти подтверждение тому, что я кому-то ещё нужна. Сайт был международный, потому что на российских я принципиально не регистрировалась, чтобы не попасться на глаза кому-то из знакомых.

Он отозвался сразу, он был первый. Я больше никого не искала. Потому что он тут же взял меня в оборот. Йенс Хаас из Германии, 59 лет. Он слушал музыку и дождь за окном, и он сразу захотел на мне жениться.

3. Немецкий жених

Психологи не рекомендуют заводить новые отношения как минимум в течение полугода после того, как вы расстались с предыдущим партнёром, особенно если эти отношения были болезненными. Потому что скоропалительные новые отношения, как правило, могут оказаться ещё более неудачными или, как сейчас модно говорить, «токсичными». Немец почувствовал, что я ранена и моя душа отчаянно кричит о любви. Он вычислил меня из миллионов так, как акула чувствует каплю крови на расстоянии многих миль и устремляется к своей жертве.

Каждый день я получала от него несколько писем с длинными и романтичными признаниями в любви с изображением цветочков, сердечек, ангелочков и влюблённых пар. Эти письма были наполнены сентиментальной чепухой о том, что мы предназначены друг другу судьбой и после смерти нас ожидает встреча на небесах. Если честно, такая глупая романтика совершенно не трогала меня. Я прошла через много испытаний в личных отношениях в моей жизни, и проявления чувств, подобные этим, считала уделом неопытных юных барышень, которые еще верят в бессмертную любовь с первого взгляда. Немного удивляло то, что мужчина в годах ведет себя как Ромео, но я снисходительно списала это на счет немецкого менталитета. Где-то я слышала или читала, что немцы очень сентиментальный народ. К тому же, эти послания немного отвлекали меня от моих страданий по Жене. В конце концов, я привыкла, что каждое моё утро начинается с письма в мой имейл на немецком языке с сердечками, поцелуями и изображением утреннего кофе в постель. К концу второго месяца переписки количество писем от моего будущего мужа перевалило за 500! Я даже не всегда успевала читать все его послания. Я работала, и график моей работы был достаточно напряженный. Мне даже пришлось извиниться и попросить Йенса не писать мне во время рабочего дня, иначе я буду иметь неприятности с моим шефом.

Однажды только Йенс сделал попытку перевести письма в иную тональность, окрашенную сексуально. Это было письмо с вопросом, как я отношусь к виртуальному сексу, и отправка мне трёх его фото с нудистского пляжа. Я отреагировала холодно. Я сказала, что я не ханжа, но виртуальный секс меня вообще не интересует, а реальный секс возможен, только если отношения между мужчиной и женщиной складываются и между ними возникает искра. Я называла это «химией» и совершенно резонно высказывала опасения, что при реальной встрече между нами этого может не произойти. Поэтому, несмотря на его попытки уговорить меня приехать сразу для свадьбы, я настаивала на предварительной поездке для реального знакомства и проявляла определённую осторожность.

Прощупав почву насчёт секса и получив довольно холодный ответ, мой жених снова сосредоточил свои действия исключительно на романтических атаках, одновременно усилился поток комплиментов в мой адрес. Что касается последнего, то здесь он попал в точку. Будучи «львицей» по знаку Зодиака, я была чрезвычайно чувствительна к похвалам и падка на лесть. Почувствовав мою слабость, Йенс не скупился на восторженные эпитеты в мой адрес.

Хотя в его анкете на сайте был указан город Гамбург, оказалось, что это город, где он родился. Настоящим местом жительства моего нового знакомого был маленький городок-коммуна Бад Бодентайх, затерянный в лесах Нижней Саксонии, в двух часах езды на автомобиле от Гамбурга. Довольно милое местечко, с красивыми парками, живописными водоемами и курортной клиникой мирового масштаба, специализирующейся на лечении больных анорексией.

Одно за другим Йенс Хаас развеивал мои опасения. И хотя я кое-что слышала о мошенниках из интернета, он был не такой. Он не просил у меня денег, напротив, он готов был полностью оплатить все расходы на оформление документов и на мою поездку к нему. Вырисовывался портрет одинокого мужчины, от которого полгода назад жена ушла к любовнику, забрав с собой двух детей, в которых он души не чаял. Бывший полицейский, он оставил работу и сидел в отпуске по уходу за детьми несколько лет, пока Леа, его гражданская супруга, работала и заводила новые романы. Дети выросли у него на руках, а теперь он остался один. В тот ужасный день он пришёл домой, но детские комнаты были пусты, детские вещи исчезли, оставшиеся игрушки валялись на полу, а её телефон больше не отвечал. Йенс попал в больницу с высоким давлением, и после этого он «сидел» на таблетках, поддерживающих его давление в норме.

Я сочувствовала ему и не могла понять, почему ему не дают видеться с детьми. Разве немецкие законы не обязывают его жену регулярно приводить детей на встречи с отцом? И почему Леа настроена так негативно, ведь в разрыве отношений виновата она, это она бросила его ради другого мужчины. В ответ Йенс писал, что он не знает истинной причины и что он, и все соседи, и его мама также шокированы таким поведением его бывшей подруги.

Его мама со сказочным именем Герда жила в этом же городке по другую сторону канала. Ей было уже 80, но она была достаточно бодра и могла обслуживать себя сама, несмотря на то, что передвигалась на ходунках после того, как её сбил автомобиль. Йенс навещал её несколько раз в неделю, чтобы привезти продукты. Но к счастью, они жили раздельно. Для меня это был принципиальный вопрос после травматичных взаимоотношений с матерью Жени, которая постоянно контролировала нашу жизнь. Йенс высылал мне фотографии своих детей и мамы, а также голосовые приветы от неё в вотсап и даже песню «хэппи бездей, либе Марина» в мой день рождения. Общались мы с Йенсом только в имейл, потому что скайп в данной ситуации был бесполезен. Я совершенно не владела немецким языком, и общение в онлайн-режиме, которое мы однажды попытались наладить, закончилось неудачно. Оба были смущены, ничего не понимали из сказанного и только нервно смеялись. Поэтому переписка велась через электронный почтовый ящик. Это было удобно: он присылал мне письма на немецком, и я переводила их через Googlе-переводчик, а отвечала на русском, и он самостоятельно переводил мои письма у себя на компьютере.

Естественно, были вопросы и с его стороны. Я написала, что пережила болезненный разрыв с мужчиной, правда, сказала, что это произошло уже год назад. Я не хотела, чтобы мой жених знал, что я ещё не оправилась после потери и мои мысли по-прежнему заняты другим. В ответ я получила много писем от Йенса с заверениями в том, что он сделает все возможное, чтобы я была счастлива, что я больше никогда не испытаю боль разочарования и мой жизненный путь отныне будет устлан только розами без шипов.

4. Прощание с прошлым

Все это время я продолжала ждать Женю и вестей от него. Сложнее всего мне дался его день рождения, когда я еле удержалась от звонка или смс. Но я понимала, что сделать такой шаг будет ошибкой. Я и так уже наделала глупостей, когда настойчиво пыталась вернуться к нему в первые дни после расставания, и получила лишь очередную порцию унижения с его стороны.

Второй моей ошибкой или глупостью было то, что я вышла замуж за Йенса Хааса. От отчаяния, от боли, назло Жене. В попытке убежать от самой себя я загнала себя в эту ловушку. В тот момент я готова была убежать куда угодно подальше от тех мест, где меня с Женей связывали воспоминания. Если бы у меня была возможность уехать на Северный полюс или в Антарктиду, или куда-то ещё к черту на кулички, я тотчас бы согласилась. А здесь вырисовывался такой вариант, как Германия, новая жизнь, новый язык, все иное. Чем не повод забыться — да ещё не где-нибудь, а в Европе, где я всегда мечтала побывать! Жаль, конечно, что жених не француз и еду я не в Париж — вот уж действительно мечта всей моей жизни! В университете я изучала французский язык и знала его очень неплохо в плане перевода текстов. Я могла сформулировать любое предложение на французском, так как мой словарный запас был достаточно велик. Но когда дело доходило до того, чтобы выразить мысли вслух, я впадала в ступор и все слова волшебным образом улетучивались у меня из головы. В этом проблема российского языкового образования, в отличие от такового в Европе. Нас не учат разговорной речи, поэтому при встрече с носителями языка или в другой ситуации, где требуется проявить языковые навыки в разговоре, наступает психологическая блокировка. Я тешила себя надеждой когда-нибудь побывать в Париже, а ещё лучше — в каком-нибудь маленьком французском городке, и пообщаться с настоящими французами. Однако судьба распорядилась иначе, и на моём пути оказался немец. Немецкий язык я, мягко говоря, не любила. Слишком была жива генетическая память потомка тех, кто пережил войну. Для меня этот язык невольно был связан с фашизмом и его зверствами. Но даже если абстрагироваться от этого, мне казалось, что немецкий язык звучит грубо по сравнению с мелодичной французской речью. Я даже представить себе не могла, что вскоре этот язык станет самым лучшим и самым прекрасным для меня, потому что это язык любви, на котором будет разговаривать со мной мой возлюбленный.

И всё же перспектива освоить новый язык прельщала меня. Я люблю узнавать что-то новое, мне нравится учиться и совершенствоваться, а знание немецкого могло оказаться полезным и с практической точки зрения. Я не исключала возможности, что мой брак может не сложиться, но приобретенный языковой навык поможет мне в будущем зарабатывать частными уроками в России. По словам Йенса, после замужества с ним государство предоставляло мне возможность и даже вменяло в обязанность посещение языковой школы в течение года, чтобы я полностью овладела немецким языком.

Узнав о моей «французской мечте», Йенс тут же пообещал мне сделать подарок в виде путешествия в Париж на двоих на мое пятидесятилетие. Он готов был воплощать в жизнь любые мои мечты.

Мне казалось, что сама Судьба ведёт меня за руку, спасая от боли и отчаяния мучительных отношений с Женей.

Уже на второй день переписки мой потенциальный жених заговорил об оформлении шенгенской визы для поездки к нему. Все расходы он брал полностью на себя. Это был конец июля. Мой отпуск на работе был запланирован по графику уже в ноябре. До этого времени я должна была успеть получить визу. Как человек, абсолютно не сведущий в этом деле, а также не имея никакой возможности отпрашиваться с работы, я нашла в интернете визовое агентство в ближайшем округе — в городе Ростове-на-Дону. В принципе, мне пришлось взять отгулы на работе лишь два раза: первый раз это была поездка в Ростов в визовый центр для того, чтобы оставить отпечатки моих пальцев, и вторая поездка в октябре в краевой центр, чтобы поставить апостиль на моё свидетельство о разводе с предыдущим мужем. Без апостиля — печати, утвержденной Гаагской конвенцией, — документ не имел силы в международном праве. По пути в краевой центр мне пришлось проезжать Минеральные Воды, где был наш с Женей дом, и весь участок пути я сидела, закрыв глаза, чтобы не видеть знакомые места, так мне было больно.

Дни и ночи я слушала и смотрела в ютьюбе психологические тренинги про перверзных нарциссов, про абьюзеров и даже записалась в закрытую группу жертв морального насилия в одной из соцсетей, и только это спасало меня. Я стала понимать, что дело не во мне и ужасный финал нашей с Женей истории был неизбежен, что таков тип этих чудовищных личностей и никто и ничто не может исправить их врожденной патологии. Я даже больше не ревновала к его любовнице, потому что стала понимать, что она лишь очередная жертва, с которой поступят рано или поздно так же, как и со мной. Я прошла через все стадии отношений, которые строят нарциссы: идеализация, «холодный душ» и утилизация. Всё, что рассказывали психологи в своих тренингах, всё, что писал в своей книге «Как распознать лжеца и манипулятора…» Джозеф Маккензи, было словно под копирку списано с моего Жени. Это было страшное открытие, но оно облегчало моё состояние, потому что единственный выход из этих отношений, о котором неустанно говорили все в один голос, — это бежать без оглядки. Но даже теперь, понимая все, что он из себя представляет, видя насквозь все мотивы его поступков, анализируя наше прошлое и приходя в ужас от того, что он делал со мной и моей душой, я все равно не могла удержаться от соблазна искать ответ на вопрос, возвращается ли нарцисс к жертве. Да, возвращается. Когда чувствует, что она окрепла и начала новую жизнь без него (завела новый роман, вышла замуж или просто самодостаточна и довольна своей новой жизнью). Это называется «пинги». И, к сожалению, они также отличаются от возвращения нормального мужчины, который действительно осознал, что ему нужна именно эта женщина и он хочет построить с ней дальнейшую жизнь. «Пинг» нарцисса направлен на то, чтобы снова обрести власть над женщиной, а затем, отыгравшись за все унижения в процессе её возвращения, снова безжалостно её бросить. К сожалению, эти люди не умеют любить и не способны к эмпатии, то есть сочувствию. Они могут только изображать чувства ради достижения своих целей. Мой Женя подходил по всем параметрам, но одно смущало меня: он не пытался меня вернуть, и это было единственное, что не вписывалось в портрет типичного нарцисса.

Стремительное развитие отношений с Йенсом и чрезмерная идеализация им меня тоже заставляли меня заподозрить, что я имею дело с психопатической личностью. Но потом я решила, что стала слишком подозрительна, начитавшись специальной литературы, и мне везде мерещатся психопаты. Кроме того, я считала себя в полной безопасности хотя бы потому, что я не была влюблена в моего немецкого партнера и, соответственно, даже если бы он оказался таковым, это не травмировало бы меня. Я полагала, что я в любую минуту могу отказаться от него, так как не впускаю его в свое сердце.

В начале октября Йенс выслал мне билеты на самолёт в оба конца. Первоначально планировалось, что я еду только для предварительного знакомства с ним, тем более что отпуск по работе мне предоставлялся только на семь дней. Однако чем больше проходило времени с момента нашего с Женей расставания, тем больше я понимала бесперспективность моих ожиданий, да и не видела больше смысла в таких отношениях, которые несли в себе только боль и унижение. Буквально через две недели после покупки билетов, повинуясь импульсу, я написала Йенсу, что не нуждаюсь в предварительной встрече и готова сразу выйти за него замуж. Обрадованный, он тут же обменял билеты на другие числа. Теперь я должна была пробыть в Германии целый месяц — ровно столько, на сколько мне была предоставлена шенгенская виза. За это время мы должны были успеть оформить наши отношения, поэтому Йенс начал экстренную переписку с брачным агентством, резервируя для нас дату бракосочетания. Она была назначена на 24 ноября. Оставалось уладить вопрос с продлением отпуска. Йенс настаивал на моём увольнении, но я не хотела рисковать моей работой прежде, чем все решится. Мои руководители знали о трагедии в моей личной жизни, и когда я попросила длительный отпуск, чтобы съездить к двоюродной сестре в Германию развеяться, мне пошли навстречу. Естественно, что о настоящей цели поездки на работе не знал никто, кроме двух самых близких мне подруг. В том, что они сохранят мою тайну, я была уверена. Кроме того, несмотря на доверие, которое внушал мой жених, я должна была подстраховаться, поэтому я оставила девчонкам его адрес и контакты на всякий случай и обещала раз в неделю выходить с ними на связь.

5. Коллега и лучший друг

В конце октября, незадолго до моего отъезда в Германию, по дороге на работу я внезапно получила в вотсап письмо от странного мужчины в очках. Письмо было на немецком. Собственно, не письмо, а несколько строк:

— Доброе утро. Как ваши дела?

И смайлик с розочкой.

— Добрый день. Кто вы? — спросила я осторожно.

— Я друг Йенса.

— Но почему вы пишете мне? Что-то случилось с Йенсом? — испугалась я.

— Нет, нет, все в порядке. Я просто хотел пожелать вам доброго утра и хорошего настроения.

Я увеличила фотографию на аватарке: большие серые глаза за квадратными очками, как мне показалось, немного безумные, огромный лоб и дурацкая улыбка. Лет сорок с лишним. Отвратительный тип. Он совершенно мне не понравился.

Я больше не стала ничего отвечать. Меня неприятно удивило то, что мне пишет какой-то друг Йенса. Что всё это значит? И знает ли Йенс об этом? Я решила обязательно спросить его про это письмо в вечерней переписке.

— Вы что-нибудь знаете об этом человеке? — спросила я и переслала Йенсу копию сообщений странного незнакомца.

— Да, — ответил мой будущий муж. — Это мой лучший друг Карстен. Мы работаем вместе. Не беспокойтесь, он написал вам с моего ведома.

Я разозлилась.

— А зачем он мне пишет? С какой стати ваш друг знакомится со мной?

— Он просто помогал мне установить вотсап и проверял связь с вами.

Такой ответ меня вполне устроил. Йенс действительно на днях купил смартфон и впервые присоединился к вотсапу. До этого вся наша переписка велась только через имейл.

Однако на следующий день ситуация повторилась, и это уже было совсем не похоже на проверку связи.

— Доброе утро и хорошего вам дня, — увидела я на экране сообщение от «коллеги и лучшего друга», и снова розочка и смайлик.

Я решила ничего не отвечать этому странному Карстену, зато вечером написала Йенсу всё, что я думаю по этому поводу.

— Это так принято в Германии, чтобы коллега писал женщине своего друга? — возмутилась я и потребовала от Йенса, чтобы он немедленно прекратил эту двусмысленную переписку.

Больше писем от Карстена вплоть до моего отъезда я не получала и благополучно забыла об этом происшествии.

Мои сумки уже были собраны и стояли на полу в комнате. Всё было готово к отъезду. В последний перед отпуском рабочий день на меня навалилось столько работы, что я даже не успевала подумать о предстоявшем мне путешествии. Зато вечером, несмотря на все надежды выспаться хоть пару часов перед полётом, я от волнения не смогла сомкнуть глаз. В полночь подъехало заказанное такси, и сын помог мне загрузить вещи в багажник. Я долго смотрела в окно на его удаляющуюся фигурку под фонарём подъезда.

— Сын? — спросил словоохотливый таксист. — Скучать будет за мамой. Надолго улетаете?

— Пока не знаю, — ответила я.

Я действительно не знала, чем завершится моё путешествие и что меня ждёт впереди. На работе все, кроме двух самых близких коллег, думали, что я еду в Германию к двоюродной сестре. Родители были уверены, что я еду в командировку в Саранск. На самом деле я летела в чужую страну к совершенно чужому мне мужчине. Это была авантюра чистой воды. Но в тот момент я готова была рискнуть. После Жени мне больше нечего было терять, как мне казалось.

В ночь 3 ноября мой самолёт вылетел из аэропорта Минеральные Воды, а 4 ноября я впервые пересекла границу Российской Федерации и прибыла в немецкий международный аэропорт Гамбург.

6. Аэропорт Гамбург

Высадившись из самолёта, я с остальными пассажирами прошла по короткому застекленному коридору и оказалась в просторном вестибюле, где находились две кабины паспортного контроля. Счастливые обладатели паспортов стран Евросоюза проходили через другие ворота, прикладывая свой документ к автоматическим датчикам, которые уже через секунду распахивали перед ними двери.

Все остальные, а нас было большинство, томились в длинной очереди. Я даже представить не могла, что так много людей помещается в один самолёт. Каким-то образом я оказалась в самом конце, и мне пришлось ожидать не менее получаса, пока я предстала перед застекленной кабиной, внутри которой находился служащий в униформе. Я протянула мой загранпаспорт с шенгенской визой, после проверки которого мужчина задал мне несколько вопросов на немецком. К счастью, почти все прибывшие нашим рейсом были русскими. Пара, которая стояла у соседней кабинки, любезно помогла мне перевести вопрос чиновника и мой ответ ему. Меня спросили о цели визита и сроке, на который я планирую остаться. Я ответила, что к друзьям на весь срок визы и предъявила обратный билет, что вполне устроило пограничника. Он поставил в мой паспорт отметку о прибытии и нажал кнопку, пропуская меня в зал гамбургского аэропорта.

Это было помещение для получения багажа. Здесь я внезапно растерялась. Чёрные ленты, на которых вращались сумки и чемоданы всех мастей и расцветок, были расположены в несколько рядов, и я не могла понять, на какой из них багаж нашего рейса. На самом деле, над каждой лентой располагались электронные табло, на которых был указан город, откуда прибыл рейс. Но от волнения я ничего не видела и не понимала. Я почему-то думала, что Йенс будет поджидать меня прямо здесь, но его нигде не было. Я начала набирать его номер. Он ответил, но кроме «алло, алло» я ничего не могла сказать. Все немецкие слова, которые я заучила перед отъездом, вылетели у меня из головы. Тогда я, озираясь, стала искать знакомые лица с рейса, в надежде, что земляки помогут мне разобраться, но все уже разошлись. У самой первой ленты я вцепилась в чернокожую девушку с африканскими косичками, пытаясь с перепугу спросить ее на русском языке, где багаж Аэрофлота, но она покачала головой и извинилась. Ещё бы! Было бы очень странно, если бы она поняла меня, потому что, посмотрев наверх, куда она указала, я увидела табло. Девушка получала багаж, прибывший рейсом из Ямайки. Я бегом помчалась по залу, читая надписи. Рейса из Москвы нигде не было! Тут меня охватила настоящая паника, потому что ещё в самолёте меня осенило, что я сдала в багаж по ошибке моё свидетельство о разводе с апостилем. Как только я это поняла, я решила, что мой багаж обязательно потеряется. Конечно, такое вполне было возможно, особенно если учесть, что я летела трансфером, то есть при пересадке из одного самолёта в другой багаж мне на руки не отдавали, и он летел прямиком из Минеральных Вод до Гамбурга. Теперь, когда я не могла найти мою багажную ленту, я была почти уверена, что мои дурные предчувствия сбылись. Я вся покрылась потом и перебегала от одной ленты к другой, но нигде не видела заветного табло. Неожиданно я налетела на ту самую пару, которая помогала мне с переводом при прохождении паспортного контроля.

— Да вот она, ваша сумка, наверное, — показали они в конец зала.

И действительно, в самом конце зала на полу одиноко стояла моя разноцветная багажная сумка. Лента рейса Аэрофлота, которая уже пустовала, так как все пассажиры разобрали свои вещи, оказалась последней по счету в зале, я просто не дошла до неё. Я подхватила моё сокровище и вышла из багажного отделения, оказавшись в другом зале, куда более просторном. Я сразу увидела Йенса и догадалась, что это он. Его белая голова возвышалась над всеми встречающими, столпившимися у турникета, и он махал мне рукой. Рядом с ним стоял пузатый коротышка с квадратной побритой ежиком головой и маленькими глазками на добродушном лице. Я догадалась, что это сосед Удо, так как Йенс писал мне, что они приедут встречать меня вместе и даже присылал мне его фотографии.

Я чуть не плакала от счастья, что я нашла их, а они меня, потому что вторым по величине моим страхом было потеряться. А как и куда дальше ехать из аэропорта в чужом городе и в чужой стране, без местной валюты, я понятия не имела. Это был совершенно другой для меня мир, который разговаривал на другом языке и в котором я была беспомощна. Мой переводчик в телефоне действовал только при подключении к интернету, которого у меня не было после пересечения границы. Это обошлось бы мне слишком дорого, да и трафик закончился бы почти моментально.

Йенс сразу быстро залопотал что-то по-немецки и приобнял меня.

На улице нас поджидал автомобиль, который принадлежал одному из приятелей Удо. О дружеской любезности здесь речи не шло, как я узнала позднее: приятелю были заплачены деньги.

— Это Германия, — объяснял мне потом Йенс. — Здесь все только за евро.

В машине я застенчиво смотрела в окно, боясь повернуться к моему жениху, который сел со мной рядом на заднее сиденье и сразу схватил меня за руку. Казалось, что он в полном восторге от меня и его ожидания полностью оправдались. Он не отрывал от меня взгляда, улыбался и говорил, говорил, говорил… Я ничего не понимала, и это усиливало мою нервозность. Да и мои первые впечатления от жениха были полным разочарованием. Первое, что неприятно поразило меня, — это отсутствие нескольких зубов в нижнем ряду. Это сразу выдавало его возраст, и, хотя он выглядел довольно моложаво, было понятно, что ему далеко за пятьдесят. В сравнении с Женей он, конечно, сильно проигрывал. Йенс достал из рюкзака леденцы в зелёных обертках и предложил их мне. Впоследствии я познакомилась с этими конфетами и их довольно специфическим запахом очень близко, так как он не расставался с ними никогда, даже в постели.

Гамбург не произвёл на меня впечатления. Видимо, мы ехали просто не по тем улицам. Гамбург считается одним из самых красивых городов Германии, но, к сожалению, мне никогда по-настоящему не удалось побывать там. В дальнейшем мне неоднократно приходилось приезжать в аэропорт Гамбурга или уезжать оттуда в Бад Бодентайх, но каждый раз я наблюдала город, вернее лишь его маленькую часть, лишь из окон поезда. Так и первый раз: по дороге из аэропорта красивые старинные здания и памятники архитектуры оказались скрытыми от моего взгляда. Я видела из автомобиля лишь современные пятиэтажные дома, которые отличались от своих собратьев в России только цветом: здесь преобладали любимые немецкие коричневые и темно-бордовые оттенки. Трасса, на которую мы вскоре выехали, также не отличалась ни знаками, ни разметкой от дорог в России. Пейзаж за окном был довольно однообразен и скучен: поля, короткие лесополосы и снова поля. Ноябрьская погода добавляла унылости пейзажу. Здесь я не увидела яркого всполоха осенних красок, присущего моим родным местам, где горы и леса одеты «в багрец и в золото». Всё было серым и тусклым. Навстречу мчались автомобили немецких марок — такие же, как на дорогах России. Я подумала, что, окажись я в Германии где-то в годах девяностых, конечно, я увидела бы колоссальную разницу между нашими странами. Но теперь эти границы были слишком размыты. Единственное, что было мне в новизну и поразило мое воображение, — это попадавшиеся по пути гигантские мельницы, которые, как пояснил Йенс, качали электроэнергию. Словно великаны, они возвышались над окружающим пейзажем, вращая огромными трехпалыми лопастями, на которых ритмично мерцали огоньки датчиков.

Часа через полтора мы свернули под знаком «Бад Бодентайх» и вскоре оказались на улице Waldweg. Этот район был мне уже знаком по многочисленным фотографиям Йенса. Одной из сторон двухэтажный многоквартирный дом, в котором жил Йенс, примыкал к лесу, а другой выходил на улицу. Попрощавшись с Удо и его другом, мы вошли в подъезд и поднялись на второй этаж. Йенс открыл ключами двери и сказал:

— Ну вот мы и дома. Добро пожаловать.

7. Я танцую

Я едва успела принять душ и переодеться в мои любимые розовые спортивные штаны, как во входную дверь позвонили. У нас были гости. Двое мужчин: один постарше, лет тридцати, в очках, другой совсем юноша. Оба были одеты в чёрную униформу с надписью «секьюрити» на футболках и на куртках. Такую же форму я видела на Йенсе на фотографиях, которые он мне высылал, когда он ещё работал в AWR. Лицо мужчины постарше показалось мне смутно знакомым, и, приглядевшись, я узнала в нем того самого Карстена, письма которого в вотсапе я получила незадолго до моего отъезда. Но как же сильно он отличался от того образа, который сложился у меня от его фото! В жизни он был совершенно другим: намного моложе и гораздо симпатичнее. Я бы дала ему не больше 35 лет. Он двигался стремительно и в то же время с какой-то тигриной пластикой, и от него веяло такой силой и уверенностью в себе, что среди трёх мужчин, окружавших меня, я безошибочно вычислила и почуяла в нем настоящего альфа-самца.

Мы все вышли на балкон покурить. Я ничего не понимала из льющегося потока чуждой мне речи, поэтому просто наблюдала. Карстен стоял ко мне ближе всех, опираясь на перила. Почти физически я чувствовала его магнетизм, притяжение его тела, находившегося всего в нескольких сантиметрах от меня. Я постоянно встречалась с ним глазами, и в его пристальном взгляде, который он не отводил несколько дольше, чем это дозволено приличиями, было столько сексуальной энергетики, что я покорилась сразу, и он услышал мой молчаливый тайный ответ. Та «химия», которой я ожидала от встречи с Йенсом, неожиданно для меня сработала с другим мужчиной. Карстен раздел и уложил меня в постель глазами задолго до того, как это случилось на самом деле.

Йенс, казалось, не замечал ничего. Перевозбужденный от встречи, он говорил без умолку, в то время как между мной и его другом происходил обмен сексуальной энергией. Выпитое пиво после волнений и бессонной ночи ударило мне в голову, и я почти забыла, к кому я приехала на самом деле, завороженная серыми глазами и их властным призывом.

Когда мы вернулись в гостиную, Карстен сел за компьютер, включил музыку и начал двигаться ей в такт. Я тоже начала танцевать. Мы оба танцевали, не отрывая друг от друга глаз, но не прикасаясь к друг другу. Несмотря на легкую дистанцию, мне казалось, что искры, которые пролетали между нами, были видны невооружённым глазом. Йенс смотрел на меня поражённый, глупо улыбаясь. Потом он так вспоминал этот момент:

— Я думал, что вы приедете уставшая после тяжелой долгой дороги и сразу ляжете спать. Я даже разозлился на Карстена с его напарником, что они пришли без приглашения. И вдруг неожиданно вы пьёте пиво и начинаете веселиться и танцевать вместе с Карстеном, крутя перед его носом попой. Я ожидал, что приедет застенчивая романтичная особа, судя по переписке. А увидел женщину-огонь, настоящую сексуальную бомбу.

— И что, разве вам это не понравилось? — со смехом спрашивала я.

— Очень понравилось, но это был сюрприз для меня. А Карстен вообще был в полном восторге.

На самом деле, то, что я начала танцевать, было моей попыткой обрести уверенность в этой стрессовой для меня ситуации. Я старалась прятать смущение и мои комплексы под маской напускной раскованности и мне, признаюсь честно, очень хотелось произвести впечатление на Карстена.

Так оно все и начиналось.

Я с большим трудом привыкаю к чужой обстановке. Я не люблю ходить в гости, а если и хожу, то никогда не задерживаюсь. Долгое общение, особенно с незнакомыми людьми, меня утомляет, и мне нужно поскорее спрятаться в укромный уголок, чтобы восстановить растраченную на других энергию. Здесь же мне предстояло жить целый месяц в чужой квартире бок о бок с незнакомцем, который не оставлял меня своим вниманием ни на минуту. Это было настоящим испытанием для меня.

Когда гости ушли, мне было любезно предоставлено право одной остаться в спальне, чтобы прийти в себя и отдохнуть. Но этот бонус я получила лишь на первый раз. Со следующего дня мне пришлось мириться с тем, что Йенс, будучи очень экстравертированным человеком, не умолкал ни на минуту и ходил за мной буквально по пятам, постоянно заглядывая мне в глаза. Учитывая, что я ни слова не понимала из его словесного потока, а сокращение дистанции ближе чем на метр я не выношу просто физически, если не испытываю к мужчине сексуального влечения, к концу дня я была истощена полностью. Мне было жизненно необходимо уединение. К сожалению, объяснить это моему жениху было невозможно, как в силу языковых трудностей, так и в силу его характера. Очарование от встречи с Карстеном отступило, всплеск энергии сменился упадком, и я с ужасом думала о том, как мне выдержать предстоящий месяц. Я кляла себя за необдуманное импульсивное решение обменять билет и выйти замуж. Семи дней, запланированных ранее для предварительной встречи, хватило бы с лихвой. Ведь уже при первом взгляде на Йенса я поняла, что не хочу быть его женой. Мы были абсолютно не совместимы, и к тому же он даже не нравился мне, не говоря о большем. То ли дело Карстен. Но мысли о нем я отгоняла прочь. Я прекрасно понимала, что этот мужчина недоступен для меня, как бы сильно я его ни хотела. Вероломная мысль измены Йенсу даже не приходила мне в голову, ведь в то время я считала его очень добрым и порядочным человеком, и я не могла причинить ему боль. Я была уверена, что после того, как Леа ушла к другому, моя измена просто убьет его. Йенс смотрел на меня с щенячьим восторгом, а я становилась все мрачней, осознавая, что сама загнала себя в ловушку.

Вечером я получила в вотсап сообщение от Карстена:

— Разрешите мне вас поцеловать.

И снова розочки, но уже вместе с сердечком. Теперь его письмо возымело на меня другое воздействие, нежели в России. Немного поколебавшись, я все-таки ответила:

— Твои слова очень возбуждают меня, но мы не должны причинять боль Йенсу. Это будет плохо по отношению к нему.

Через несколько часов Йенс показал мне моё письмо в своём телефоне, и, как мне тогда показалось, с укором и болью в голосе сказал:

— Вы написали Карстену, что его слова возбуждают вас.

Я остолбенела от ужаса. Карстен переслал мой ответ Йенсу! Так, значит, это была проверка моей порядочности! Меня спасало лишь то, что мне хватило стойкости написать и о том, что мы не должны так поступать.

— Я написала не возбуждают, а волнуют, — попыталась выкрутиться я. — Это просто неточность перевода.

— Нет, — настаивал Йенс. — Это слово в немецком языке означает именно «возбуждать».

Когда от Карстена на следующий день пришло пожелание «доброго утра», я упрекнула его:

— Зачем ты отправил моё письмо Йенсу?

Ответ:

— Я никому ничего не отправлял.

Я растерялась. Это была или очевидная ложь (но зачем отрицать то, что мне уже доподлинно известно), или Йенс имел какие-то другие возможности видеть почту Карстена. В конце концов, он просто мог заглянуть в его мобильник, успокаивала себя я. Мне не хотелось верить в то, что Карстен мог со мной так поступить, ведь влечение между нами было обоюдным. Зачем ему выдавать меня, если он рассчитывает на мой тайный поцелуй?

На вторую ночь после моего приезда Йенс настоял, чтобы мы легли вместе. Я не стала возражать. Ведь этот человек должен был стать моим мужем. Как знать, может быть, после близости с ним моё отношение к нему изменится, и я что-то почувствую? После предварительных ласк, довольно нежных, я приготовилась принять его в себя. Однако на этом все внезапно закончилось. Разочарованная, и даже обиженная таким финалом, я спросила его через переводчика в телефоне:

— Я не нравлюсь тебе? Почему ты остановился?

— Нет, ты просто прекрасна. Но я так сильно взволнован. Это всего лишь барьер в моей голове.

Но на следующее утро, и на следующую ночь, и следующее за ними утро ситуация повторилась снова. Он даже не пытался войти в меня, а только ограничивался ласками, которые доводили меня до точки кипения, а потом оставляли ни с чем, разочарованную и взбешенную. Ещё ни один мужчина не обходился так со мной! Было совершенно очевидно, что несмотря на оправдания, он бессилен.

— Я спрашивала вас несколько раз в моих письмах, можете ли вы заниматься сексом, — уже не скрывая своего раздражения, говорила я после очередной неудачи, нервно куря на балконе. — И вы утверждали, что да, и даже несколько раз на дню. Вы намеренно солгали мне.

— Но это тоже секс.

— Вы прекрасно понимаете, что я не это имела в виду. Я говорила о нормальном сексе, о проникновении, понимаете? То, что вы делаете, это всего лишь предварительные ласки.

— Но в Германии это тоже секс, — прикинулся дурачком Йенс, невинно моргая голубыми глазками. Впоследствии я узнала, что это его любимый маневр, когда он пытается отрицать очевидное.

— В России это не секс. И если вы не способны на большее, вы должны понимать, что я не могу выйти за вас замуж. Мне не 80 лет, и мне нужен полноценный секс, а не то, что вы им зовёте.

Я ухватилась за его промах, за его обман, как за способ расторгнуть нашу договорённость, не считая себя при этом виновной стороной. Ведь это он ввёл меня в заблуждение, когда утверждал, что с сексом у него всё в порядке. Теперь я была вправе с полным основанием отказаться от замужества с ним.

Вечером этого же дня, понимая, что теряет меня, Йенс достал козырь, припасенный у него в рукаве.

8. Массаж

После очередной неудачи в постели Йенс спросил меня, как бы между прочим, как я отношусь к массажу.

«Очень положительно», — сказала я, потому что у меня действительно были проблемы со спиной. В последние годы у меня часто защемляло шейные позвонки, так что приходилось колоть обезболивающее. Я даже делала рентгеновские снимки, которые, конечно, показали остеохондроз и подвижность межпозвоночных дисков, что было, впрочем, неудивительно, учитывая характер моей сидячей офисной работы. Массаж мне был не только рекомендован, но даже необходим. Но из-за отсутствия свободных денег я смогла это позволить себе у профессионального массажиста только один раз. Поэтому предложение Йенса я восприняла с энтузиазмом. Ещё более заманчивым оно показалось, когда Йенс сказал, что массаж будет делать Карстен, так как он работает в пожарной службе и обучен навыкам профессионального массажа. Сеанс был назначен на вечер. Третий день моего пребывания в Германии.

Этот сеанс массажа я не забуду никогда как один из самых шокирующих и сладких моментов моей жизни. Когда пришел Карстен, мне предложили перейти в спальню, так как там более удобно. Большая двуспальная кровать была разобрана. Йенс, опираясь на руку, прилег на второй её половине, наблюдая за процессом. Я легла на живот, сняв лифчик и оставаясь в одних стрингах. Сильные руки Карстена пробежались по моей спине, мягко и нежно массируя ее. Это было чудесное чувство. Мне давно никто не делал массаж, и моя бедная больная спина наконец наслаждалась, почувствовав желанное расслабление. Я отдалась во власть приятных ощущений, получая удовольствие от прикосновения крепких мужских рук. Он делал массаж, как мне и обещали, очень профессионально, обрабатывая тщательно каждую мышцу, не пропуская ни одного участка. Я обмякла, моё напряжение и внутренние постоянные зажимы наконец отпустили меня. Потом он приступил к моим ногам, и его руки постепенно поднимались всё выше. Мне было так хорошо, что все правила сейчас казались ненужной и глупой формальностью. Я без лишних просьб скинула стринги, позволив ему массировать мои ягодицы. Его руки были такие ласковые, такие нежные и, в то же время, очень сильные. Внезапно я почувствовала невероятное возбуждение: наклоняясь надо мной, Карстен упирался в меня лобком, и я чувствовала его набухший член. Острое желание пронзило меня — я хотела его. И я с неотвратимой ясностью поняла, что это произойдёт сегодня. Он начал поглаживать внутреннюю сторону моих бёдер, но старательно обходил заветное место, хотя я вся горела от желания, и он это прекрасно понимал. От нетерпения я начала двигаться в такт его движениям, делая толчки навстречу и побуждая его к ответным действиям. Однако он по-прежнему продолжал массаж, как в ни в чем не бывало, игнорируя призыв моего тела и доводя этим почти до исступления. Йенс молча и сосредоточено наблюдал за моим лицом. В какой-то момент, когда у меня больше не было ни сил, ни терпения ждать, он понял, что я готова, и кивнул мне. Это было разрешение. Никаких условностей. Я в чужой стране, рядом со мной двое немецких мужчин, и всё, словно во сне. Всё так, как должно быть, никаких табу. Карстен тоже увидел этот сигнал. Он скинул плавки и ворвался в меня. Боже мой, как это было сладко, как желанно для меня. Я застонала от наслаждения, двигаясь ему навстречу. Он заполнил меня всю: огромный и сильный, он почти разрывал меня. «Ещё, ещё, прошу тебя, не останавливайся», — бормотала я по-русски. Йенс хотел видеть моё лицо, искаженное страстью, но я инстинктивно отворачивалась от него. Он был лишним здесь. Глухие стоны, почти рычание, вырывались из моей груди при каждом новом толчке. Карстен причинял мне боль, но эта боль была такой сладкой, что я сама насаживалась на него, стараясь почувствовать его глубже. Йенс схватил меня за руку, и я, даже не соображая, чья это рука, Карстена или Йенса, страстно вцепилась в неё пальцами. Моё тело содрогалось от оргазма, какого я не знала ни с одним из моих прежних мужчин.

Когда мы встали с постели, я посмотрела на обнаженного Карстена. Такого огромного великолепного мужского достоинства я не видела никогда в жизни: совершенный инструмент для секса, около 24 сантиметров в длину и около шести в объёме! Просто невероятно. Как он поместился внутри меня? Карстен перехватил мой взгляд и засмеялся. Он знал, что ему есть чем гордиться. Я подошла к нему и с благодарностью поцеловала в губы. Он ответил мне ласковым долгим поцелуем, одной рукой прижав к себе за ягодицы. По самому первому поцелую ты всегда узнаешь, твой ли это мужчина. Это был мой.

Ночью я очень плохо спала. Моё тело и мой разум были слишком перевозбуждены от случившегося. Наутро, сидя на балконе и куря сигарету, я по-прежнему пыталась переварить то, что произошло накануне. Я попала в мир, где другие правила жизни, и для меня это была настоящая сексуальная революция. Но в то же время я не испытывала стыда или раскаяния. Я была счастлива от того, что неожиданно я получила легальную возможность иметь отношения с мужчиной, который так понравился мне и так привлекал меня сексуально.

— Вы не должны винить себя, — сказал Йенс, внимательно наблюдавший за мной. Видимо, потрясение и растерянность были написаны на моём лице. — Всё, что произошло вчера, совершенно нормально. Я обещал вам, что вы будете счастливы, и я держу моё слово. Я видел, что вы хотите Карстена, и я не имею ничего против вашего секса с ним, если это доставляет вам удовольствие. Это Германия, а не Россия. Здесь это в порядке вещей.

Я молча слушала его.

— Леа имела столько любовников, сколько ей хотелось, и я не препятствовал этому. Главное, чтобы это происходило не у меня за спиной. Поэтому, если Карстен вам понравился, он готов быть вашим любовником. Он тоже в восторге от вас и вашей сексуальности.

— Но как все это будет выглядеть в глазах других? — спросила я.

— Мы никому не скажем, — заговорщически подмигнул Йенс. — Это будет наша маленькая тайна.

Я подумала о том, что мне нечего терять. Я не хочу возвращаться в Россию. Мне нравится Карстен, и мне нравится секс с ним. В то же время, у меня будет муж, который любит меня и разрешает мне иметь любовника, чтобы я была счастлива. Вместо одного мужчины я неожиданно обрела двух. Почему бы и нет? Это было невероятно, это ломало мои представления о нравственности, но, в конце концов, у меня начиналась новая жизнь, я хотела перемен и была к ним внутренне готова.

Йенс принял единственно верное на тот момент решение. Он смог удержать меня, предоставив мне то, чего он сам не мог мне дать и без чего наш будущий брак находился под угрозой. Карстен должен был стать всего лишь моим сексуальным партнёром для удовлетворения моих потребностей. Однако всё пошло не по плану. Я влюбилась.

9. Бад Бодентайх

Бад Бодентайх оказался очень милым немецким городком, вернее деревней. Здесь это называется «дорф». Маленькие уютные коттеджи высотой не более двух этажей преимущественно из коричневого или жёлтого кирпича являются основным видом застроек в этом населенном пункте. Здесь, конечно, не было таких красивых старинных зданий, которые я потом увидела в Целле или Люнебурге, но все выглядело достаточно живописно, особенно для меня, впервые попавшей в эту страну. Почти в каждом доме на балконе, на окнах и в палисаднике были высажены цветы, много розовых кустов и елочек. Немцы очень любят цветы и любовно ухаживают за ними. Даже мой будущий муж обязательно раз в неделю покупал в супермаркете новые горшочки с цветами, ими были уставлены все подоконники в нашем доме. Кроме того, участок перед домом или порог дома немцы всегда украшают игрушками, например, фигурками гномиков или зверушек. В ноябре, когда я приехала первый раз, конечно, не было зелени и цветения садов, которые я наблюдала потом весной и летом, но зато каждый дом и елки во дворе были украшены гирляндами или светящимися шарами, а на каждой двери висел рождественский венок, что создавало праздничную волшебную атмосферу.

Бад Бодентайх разделён на две части большим каналом, на котором иногда можно увидеть проходящие огромные баржи. Этот канал является одним из притоков Эльбы. Сам городок утопает в зелени окружающего его со всех сторон леса. Например, наша улица, где я жила с Йенсом, так и называлась «Вальдвег», что переводится как «лесной путь». А сам дом одной своей стороной полностью примыкал к лесу. Из окна гостиной и с балкона, если посмотреть направо, открывался участок настоящего леса. Среди ветвей деревьев сновали рыжие белки, а воздух наполнял неугомонный щебет птиц.

Ах, как поют птицы в Бад Бодентайхе с наступлением весны! Однажды на меня напала бессонница. Я не могла уснуть до самого утра. Ровно в 3:52 раздался голос первой птицы. Тут же её подхватил щебет второй, а уже через несколько секунд лес наполнился громким многоголосьем птиц. Слушая его, я впервые в жизни поняла, что это настоящий разговор. Они действительно разговаривают между собой! Интересно, что они рассказывают друг другу? Так же, как и люди, говорят о любви, выясняют отношения, жалуются на свои проблемы? Ещё один параллельный с нами мир, который стал так привычен для нас, что мы даже не задумываемся о том, что в нем происходит.

Самым красивым местом в Бад Бодентайхе был Seepark — огромный парк, простиравшийся на несколько километров вдоль озера. Это озеро с первых мгновений буквально околдовало меня зеркальной гладью своих вод, в которой отражались деревья, дома, небеса, плывущие облака и пролетающие птицы. Я никогда не видела такой воды. Впоследствии я часто приходила туда посидеть на лавочке на берегу, чтобы просто глядеть на воду, слушать её плеск, пение птиц и звон колоколов с церковной колокольни. Это было место полного умиротворения. Волшебные голоса и картины природы успокаивали меня. Иногда я мечтала снова заняться бегом по утрам, что было бы просто здорово в таком чудесном месте, но дальнейшие события в личной жизни настолько угнетали меня, что я не находила сил и желания что-то делать для себя.

Однако вся эта красота производит впечатление только в первое время. Потом привыкаешь ко всему, что видишь вокруг. По большому счёту, в Бад Бодентайхе некуда было пойти. Довольно скучная в своём однообразии деревенская жизнь. Никаких развлечений, кроме нескольких действительно впечатляющих праздников в году, которые я, к счастью, успела посетить. На улицах обычно пустынно, все сидят по домам. Пожалуй, самое оживленное место в городе — это супермаркеты, куда люди ежедневно ходят за покупками.

В Бад Бодентайхе очень мало машин. Ими пользуются лишь те жители, которые работают за пределами города. В самой деревне удобнее всего передвигаться пешком или на велосипеде. Всё находится в шаговой доступности — супермаркеты, аптеки, банки — и сосредоточено в центре города, до которого рукой подать из любой точки Бад Бодентайха. Как и другие жители, Йенс пользовался велосипедом, да и то в основном, когда ему нужно было навестить маму, которая жила по ту сторону канала. Мне тоже был подарен новенький дамский велосипед бирюзового цвета с весёлыми пчёлками на перекладине. Последний раз я садилась на велосипед в глубоком детстве, но, говорят, такие вещи не забываются. Сначала, конечно, я не могла удержать равновесия и придать устойчивость рулю, меня понесло прямо на забор, что вызвало улыбки у детей Йенса, которые как раз гостили у нас. Однако после пары попыток моё тело вспомнило всё, и я уверенно помчалась вперёд, обгоняя всех. Честно сказать, езда на велосипеде — это очень хорошее физическое упражнение, особенно для бёдер. После первой прогулки мои мышцы болели, как после полноценной тренировки в спортзале.

«Ездить на велосипеде чрезвычайно полезно для здоровья», — говорила мама Йенса. Его маме, кстати, было 80 лет, и она дымила как паровоз, развенчав в моих глазах своим примером известный миф, что все курильщики умирают молодыми.

Меня вообще удивило количество курящих в этой стране. Германия, поистине, страна курильщиков. До приезда сюда я считала, что в Европе уже давно отказались от этой вредной привычки. Однако в Германии курили поголовно, начиная от мамочек с малышами в коляске и заканчивая старушками. Здесь это не считается предосудительным. Скорее, в порядке вещей. Каждое общественное место оборудовано специальными урнами. Такие урны встречаются через каждые десять метров. Можно совершенно спокойно идти по улице, не вынимая изо рта сигарету. Можно курить практически везде. И хотя цены на сигареты здесь катастрофические, по семь евро и выше за пачку, это никого не останавливает. Никого не останавливает и то, что на каждой пачке размещены ужасающе откровенные фотографии смертельных заболеваний и предупреждающие об опасности курения надписи со всех сторон. Я невольно сравнила это с красочными зазывающими картинками на российских сигаретах и оригинальным дизайном наших упаковок. Тонких сигарет здесь нет, только обычные «мужские», в пачке от 26 и более штук (максимум 37), но табак… Табак здесь совсем не тот, что в России. После немецких сигарет, даже купив самые дорогие сигареты у себя дома, я почувствовала колоссальную разницу.

В принципе, я не знаю ничего о Германии, кроме тех немногочисленных поездок, которые мне удалось совершить.

Когда я вышла замуж, моя жизнь ограничилась стенами нашей четырёхкомнатной квартиры, довольно просторной и удобной, но которую я затем возненавидела. Квартиру, с которой сначала было связано столько приятных воспоминаний и которая затем стала моей «тюрьмой». Однако все это произошло позже. А пока я наслаждалась новыми впечатлениями от чужой страны, выбираясь на прогулки вместе с будущим мужем, который пока ещё пытался произвести на меня благоприятное впечатление.

10. Сладкий ноябрь

24 ноября 2017 года была запланирована наша с Йенсом свадьба. До этого события оставалось почти две недели, и это время было полностью насыщено новыми и совершенно необыкновенными впечатлениями. Конечно, после моей жизни в России мне казалось, что я попала в сказку. Как губка, я впитывала в себя всё, что я видела и слышала: новый уклад, новый язык. Мне всё очень нравилось, кроме… моего будущего мужа. И чем больше я узнавала его, тем больше я понимала, что, даже несмотря на заманчивую перспективу остаться в Германии, я не смогу долго выдержать рядом с таким человеком. Ссоры начались почти сразу. Йенс раздражал меня, он совершенно не нравился мне ни как мужчина, ни как человек, а его капризы и фальшивые слёзы, которые он начал демонстрировать буквально с первого дня с целью оказывать на меня давление, выводили меня из себя. И уже тогда я смутно начала подозревать его в том, что он не честен со мной. Номера телефонов, которые он дал мне на экстренный случай, оказались на поверку телефонами совсем посторонних людей, а его ложь по поводу возможностей в сексе была очевидна. И хотя он по-прежнему повторял, что он «может», и ему надо просто привыкнуть ко мне, я понимала, что он врёт. Йенс Хаас был импотентом. Впрочем, после близости с Карстеном это радовало меня, потому что теперь мне была отвратительна даже мысль о том, что Йенс овладеет мной. К тому же, несмотря на моложавый вид и бодрость, он уже источал этот неуловимый отвратительный запах старости, а может быть, всё дело было в его леденцах, которые он постоянно грыз, громко причмокивая, даже в супружеской кровати. Они наполняли всё пространство вокруг него сладковатым ароматом ментола и чего-то ещё и вызывали у меня приступы тошноты.

Однако присутствие в нашей жизни Карстена помогало мне выносить моего будущего мужа и мириться с вещами, которые я не стала бы терпеть в другой ситуации.

Казалось, что Карстену нравится проявлять заботу о нас обоих, он прилагал все усилия, чтобы сделать нам приятное.

Раз в два дня он приходил и собирал наше грязное бельё и одежду в большую сумку и увозил домой стирать. У Йенса в квартире не было стиральной машины: её забрала Леа, когда переезжала к своему новому бойфренду. Поэтому Карстен добровольно взял обязанности по стирке на себя. Я не давала ему стирать только мои трусики, предпочитая это делать сама вручную. Мужчины посмеивались над моей русской привычкой. Здесь это было не принято. Однако для меня было неприемлемо демонстрировать моё грязное нижнее бельё моему любовнику.

В один из дней мы поехали с будущим мужем в Ильцен к ювелиру, чтобы отдать на растяжку моё обручальное кольцо. Оно не подходило мне по размеру. Одновременно Йенс, воодушевленный предстоящим событием, раскошелился на гравировку внутри колец. На кольцах должны были написать наши имена и дату нашей свадьбы. На обратном пути на станции Бад Бодентайх нас встречал Карстен на велосипеде. Он забрал у Йенса ключи и помчался к нам домой, чтобы успеть приготовить для меня кофе к нашему приходу. Такие знаки внимания и заботы не могли не трогать меня.

Карстен был очень сентиментален, что было для меня бесспорным свидетельством его доброго сердца. Он не раз говорил, что ему нравится жить не для себя, а для других. Потом, уже спустя несколько месяцев, Йенс сообщил мне, что Карстен страдает «хильф синдромом». Таким людям важно быть полезными для других, даже в ущерб своим интересам. Не раз я видела слёзы моего возлюбленного, когда он слушал трогательную музыку. Когда же речь заходила о его безвременно ушедшем приёмном отце из Детройта, он не только плакал, но даже начинал заикаться. Я садилась у его ног, не в силах помочь или облегчить его состояние, и просто целовала его безвольно упавшие на колени руки. Карстен до сих пор носил траур по своему отчиму, хотя со времени его смерти прошло уже более десяти лет. Видимо, это оказалось слишком большой травмой для него, с которой он так и не смог до конца справиться. Поэтому обычно Карстен одевался во всё чёрное. В одну из поездок в Россию я привезла ему белую футболку с надписью «Ну разве я не клёвый?». К сожалению, на сайте, где я её заказывала, не изготавливали таких футболок в чёрном цвете. Он надел мою футболку лишь однажды на следующий день, чтобы порадовать меня.

Его сентиментальность казалась чем-то невероятным на фоне его крутости, которую он демонстрировал во всём остальном. Он производил впечатление сильного и очень уверенного в себе человека, полного жизненной и сексуальной энергии, и поэтому он был столь притягателен для меня. Я все больше и больше влюблялась в него. Карстена нельзя было назвать красивым, но он обладал харизмой, что гораздо важнее. Поэтому в реальной жизни он был чрезвычайно привлекателен, в отличие от своих фотографий, на которых он так мне не понравился первый раз. Меня восхищали его детская непосредственность, его волшебная пластика, особенно когда он танцевал для меня. Когда он приходил к нам, он всегда садился за компьютер и включал музыку, которая ему нравилась. Его вкус был не столь изыскан, как у Йенса, с которым мы совпадали в музыкальных предпочтениях. Мы с Йенсом слушали рок 70-80-х. Карстен любил хип-хоп и «чёрную» музыку. Ему нравилось всё динамичное и подвижное, так как это отвечало его натуре. Он танцевал передо мной, двигаясь как профессиональный танцор, хотя у него не было танцевального образования. Потом он тут же начинал смущаться, пожимал плечами и смеялся. Часто он дурачился как самый настоящий ребёнок, щипая и щекоча меня. Я вырвалась со смехом, называла его «мой Тигр». Уже только за то, что рядом с ним я чувствовала себя юной и беспечной, можно было полюбить его. Однажды Йенс купил мне фиолетовое неглиже, в котором мы занимались с Карстеном сексом на ковре в гостиной. Карстен начал целовать меня в шею. Мне было щекотно, и я смеялась и изворачивалась, елозя по полу. Ковёр был в грубом ворсе, а моя спина в лёгкой комбинации обнажена. В итоге, я страдала потом целую неделю от ран и ссадин на спине, которые мой будущий муж смазывал заживляющей мазью, которую я привезла в моей аптечке из России.

Низкий глубокий голос Карстена буквально завораживал меня. Йенс часто пользовался тем, что я во всем подчиняюсь Карстену, чтобы убедить меня сделать что-то важное для него. Если я брыкалась и категорически вставала в оборону накануне, тут же вызывался Карстен в качестве поддержки. Он приходил и стремительно, без предупреждения, врывался в спальню, где я сидела обиженная и надутая, и убеждал меня в том, что это сделать необходимо. И я подчинялась, даже если это шло вразрез с моими интересами. Карстен внушал доверие своей искренностью и нежным отношением ко мне. Я совершенно не понимала тогда немецкого языка, даже самых элементарных вещей, поэтому Карстен наговаривал текст на моём телефоне, и Google-переводчик бесстрастным женским голосом переводил мне то, что он хотел мне сказать. Конечно, перевод часто был неточный, и не обходилось без курьёзных ошибок, однако с горем пополам мы понимали друг друга. Я называла Карстена нашим с Йенсом арбитром. Мой любовник имел надо мной невероятную власть, и мы все знали это.

В целом, это было чудесное время. Поэтому, несмотря на последующие события, я так тепло и подробно вспоминаю об этом. Мы с Карстеном вели себя как влюбленные подростки: смеялись, дурачились, страстно ласкали друг друга и занимались сексом, стараясь не обращать внимание во время наших сексуальных утех на моего жениха, который после 24 ноября именно благодаря Карстену и его усилиям стал моим официальным мужем.

Йенс злился, что мы не принимаем его в наши секс-игры, закатывал истерики, всячески препятствовал нам насладиться друг другом наедине. По его первоначальному замыслу, всё должно было происходить с его непременным участием. Он пытался пристроиться рядом, брал меня за руку или целовал, но я отталкивала его и демонстративно отворачивалась к Карстену, уделяя все внимание моему любовнику. В ответ Йенс имитировал приступы высокого давления или вскакивал с постели и убегал в соседнюю комнату, проливая капризные слёзы, и тогда Карстену приходилось оставлять меня и спешить ему на помощь. Сколько таких чудесных моментов сексуальной близости было сорвано из-за выходок Йенса! Конечно, его можно было понять: он хотел получить свою долю сексуального наслаждения, но я категорически поставила точку в его попытках организовать наш секс втроём. Я требовала уединения с Карстеном, однако обещала, что после его ухода я помогу моему жениху получить оргазм. Я держала моё слово, как бы это ни было неприятно для меня. Слава Богу, Йенс не требовал многого. Я должна была крепко сжимать или сосать его левую грудь, пока он самостоятельно накачивал свой пенис. При этом он бормотал почему-то на английском «Karsten, fuck my wife». Мысли о том, что другой мужчина пользует его жену, сильно возбуждали его. Меня тошнило, но я выполняла необходимый ритуал, подыгрывая ему только для того, чтобы это поскорее закончилось. Пару раз, когда я себя плохо чувствовала или у меня просто не было настроения, я попыталась проигнорировать этот ежевечерний ритуал, что вызвало яростную реакцию моего мужа. Он грубо схватил меня за руку и попытался привлечь к себе, силой склонив моё лицо к его груди. Я вырвалась, в бешенстве и страхе закричав, что это насилие и я вызову полицию.

— Ах так! — со злостью сказал Йенс. — Что ж, тогда вы больше не увидите своего любовника.

— Тогда не будет и никакой свадьбы, — парировала я.

На следующий день, когда Карстен все-таки пришёл, я написала на компьютере с помощью переводчика длинное письмо о том, что произошло вчера, что для меня неприемлемы подобные акты насилия и если такое ещё раз повторится, то я буду вынуждена отменить свадьбу и вернусь в Россию. Мое письмо читали оба. Потом Йенс извинился, оправдываясь тем, что я всё не так поняла. Мужчины отправились в супермаркет и принесли вино, конфеты (мою любимую вишню с ликёром в чёрном шоколаде) и цветы для меня. Карстен предусмотрительно убрал одну розу из букета, повесив её за стебель на ручку кухонного шкафа. В Германии букеты формируются из чётного количества цветов, но Йенс где-то нашел информацию, что так не принято в России, и указал на это Карстену. Их трогательные попытки угодить мне увенчались успехом, и инцидент был исчерпан.

Карстен приходил так часто, что порой, подумать только, это меня утомляло. Он мог появиться внезапно на нашем пороге несколько раз на дню, а наши ночные посиделки затягивались далеко за полночь, иногда даже до утра. Я хронически не высыпалась и с тревогой думала о том, как долго я смогу выдерживать такой режим. Однажды я попросила Йенса сказать Карстену, что сегодня я приболела и хочу побыть одна. Когда я сидела на балконе и курила, Карстен проезжал мимо на велосипеде. Я приветливо помахала ему рукой, но он, разобиженный, не взглянул на меня, а когда пришёл на следующий день, прошёл сразу на балкон, даже не заглянув ко мне в спальню. Я ластилась к нему весь вечер, и он оттаял. Однако это был первый звоночек, который говорил о его непростом характере.

Я не помню, кто кому первый написал в телеграм. Это неважно. Важно, что Йенс не знал об этом виде связи ничего, он пользовался только вотсапом. И он категорически был против того, чтобы я имела возможность напрямую без его участия контактировать с Карстеном. Поэтому он потребовал от меня удалить номер Карстена в телефоне, а также придумал легенду о том, что известный мне номер принадлежит не Карстену, а его бывшей подруге Инне, поэтому мне нельзя туда писать. Видимо, такой же запрет был наложен и на Карстена. А когда Карстен хотел добавить меня в друзья в популярной в Германии социальной сети, с Йенсом приключился приступ необъяснимой ярости. Среди полного спокойствия он вдруг налился кровью, в бешенстве сбросил наши телефоны со стола и закричал так, что я и Карстен вздрогнули… Я впервые видела его таким, и этот приступ очень сильно испугал меня. Карстен объяснил через переводчика, что Йенс считает, будто добавление меня «в друзья» в социальной сети выдаст тайну наших взаимоотношений, так как Бад Бодентайх маленькая деревня, где каждый друг друга знает. Поэтому всех насторожит, что жена Йенса добавлена в друзья к Карстену. Таким образом, якобы может пострадать репутация Йенса. Даже если это было и так, реакция Йенса была явно неадекватной и слишком пугающей. Мы с Карстеном подчинились и не стали записывать друг друга в друзья. Однако именно после этого телеграм стал местом нашей тайной переписки, и эта тайна придавала особый вкус нашим отношениям. Впоследствии в России наша тайная переписка была тем самым важным звеном, которое связывало нас в разлуке на протяжении трёх месяцев и на расстоянии в три тысячи километров.

И хотя при Йенсе Карстен официально называл себя «Liebhaber» («любовник»), наше общение в телеграм уже в ноябре намекало на большее и делало наши отношения более интимными, чем это выглядело в глазах моего будущего мужа.

Несмотря на то, что мне приходилось мириться с ненавистными ежевечерними ритуалами мужа и с его присутствием во время наших с Карстеном любовных утех, я все равно чувствовала себя счастливой, получая от моего любовника нежность и страсть, в которых я так нуждалась после расставания с Женей. И хотя я по-прежнему ждала звонка от моего бывшего, это ожидание было лишь мимолетным ветерком былой тоски, касавшейся моего сердца, когда я иногда думала о нем. «Иногда» — ключевое слово. Я была поглощена новым романом и новыми отношениями, я снова была желанной и любимой. И пусть Карстен ещё не произнёс заветных слов, я чувствовала, что между нами происходит нечто большее, нежели просто секс.

Я часто лежала у него на коленях, и он рассеянно нежно поглаживал меня, или я его, — такая домашняя уютная близость. Йенс бесился, видя это, и писал мне в вотсап (мы общались в основном при помощи вотсап, даже находясь в одной комнате, так как это было удобно в смысле перевода), что Карстену не нравятся мои ласки. «Вы гладите его, будто вы его жена, и он возмущён тем, что вы ведёте себя так в моём присутствии». Однако я знала, что это ложь, что на самом деле это не нравится только Йенсу, и он приписывает Карстену те желания, которые хотел бы озвучить сам, но не может, так как я его просто не послушаюсь.

Карстен был пожарником по призванию, и пожарная служба была для него всем. Это было больше, чем работа, и больше, чем просто хобби. Пожарная служба Бад Бодентайха была его матерью и отцом, его женой и любовницей одновременно. Это была настоящая страсть. Когда из-за травмы ноги он не смог участвовать со своими коллегами в тушении пожара, Карстен рыдал на плече у Йенса, так велика была его боль. Интереснее всего было то, что он работал там на добровольных началах, не получая за это денег. Его не могли принять официально, так как он не проходил по параметрам своего здоровья, а только в качестве добровольного помощника. В Германии существуют целые группы пожарных подразделений Freiwillige Feuerwehr, которые помогают официальным пожарным службам на добровольных началах. Каждый понедельник, как Freiwillig Feuerwehrmann (пожарный волонтёр), Карстен отправлялся к семи часам на службу. В этот день там проходили тренировки и учения. Там же было его место общения с друзьями, типа клуба по интересам. В остальные дни он был свободен, и привлекался только по тревоге, если где-то случался пожар. Как говорил Удо, Карстен был одним из лучших в своём деле. И это был для меня ещё один повод восхищаться и гордиться моим возлюбленным. И, признаюсь, я даже завидовала ему. Мне бы тоже хотелось иметь такое дело, которое бы так искренне и сильно увлекало меня. Я понимала, что человек абсолютно счастлив, потому что он нашёл своё призвание. А разве это не самое главное в жизни? Помимо этого, на момент нашего знакомства Карстен работал в AWR, охранной фирме. Это уже была официальная работа, за деньги. Объект, который он охранял, казался мне загадочным. Это была огромная территория, которая примыкала к лесу и была обнесена сетчатой оградой с колючей проволокой. Когда-то, до объединения Германии в 1990 году, этот объект разделял ФРГ и ГДР, и здесь находилась пограничная застава. Что находилось здесь сейчас, я понять не могла. Ещё осенью Йенс тоже устроился в эту фирму, там же он познакомился с Карстеном. Он помогал ему пройти собеседование, вернее, заполнить анкету, так как в силу своей безграмотности Карстен не мог заполнить её без ошибок. Именно в это время, как я поняла позднее, сопоставив факты, Карстен за несколько недель знакомства вдруг стал «лучшим другом» Йенса и написал мне в вотсап. Потом, буквально перед моим приездом, Йенс был уволен по неизвестным причинам, а Карстен продолжал там работать. Работа была ночная и посменная, поэтому у моего возлюбленного было достаточно свободного времени, чтобы приходить ко мне. Иногда он даже тайком сбегал со службы на часок, попросив своего напарника подстраховать его в случае проверки начальства. Он приходил в своей чёрной униформе, и в его карманах всегда потрескивала рация. При поступлении сигнала он резким движением выхватывал её и что-то отвечал своим низким голосом напарнику. Это выглядело очень круто и сексуально в моих глазах. «Мой секьюрити», — говорила я, и он смеялся, довольный. Ему нравилось производить впечатление на меня.

Поскольку у Карстена постоянно не было денег и он приходил голодный, я готовила на троих. Это доставляло мне удовольствие. Мне нравилось заботиться о Карстене, кормить его, и я старалась продемонстрировать ему свои лучшие кулинарные способности. Со счастливой улыбкой я наблюдала, как он жадно поглощает мои блюда и даже просит добавки.

Единственное, чего мне не хватало, — это ночей с ним. Я просто хотела спать с ним вместе, прижимаясь к нему и чувствуя его объятия. Это было важно для меня в союзе с Женей, это было важно для меня и сейчас в отношениях с Карстеном. Это было гораздо важнее, чем секс. И хотя оба мужчины считали меня чрезвычайно сексуальной и чуть ли не помешанной на сексе, с моей стороны это была всего лишь игра, которой я пыталась привязать к себе Карстена. На самом деле, как и любой женщине, мне больше всего хотелось любви, тепла и уюта в отношениях.

Однажды Карстен пришёл к нам после ночной смены под утро. Он принёс булочки на завтрак, и мы, разогрев в духовке, поглощали их с маслом и джемом. Это обычный завтрак для Германии. Здесь не едят яичницу или сосиски с пюре на завтрак, только классические булочки («Бротхен»). Моих немецких мужчин всегда удивляло то, что я могла сварить себе кашу или даже съесть котлету утром, им это казалось смешным и непонятным. А я не понимала, как можно позавтракать одной лишь булочкой с кофе. На самом деле, это всего лишь вопрос традиции и привычек. Например, в дальнейшем Йенс перенял у меня русскую привычку есть первые и вторые блюда с хлебом, хотя в Германии это также не принято.

Уставший после ночи без сна на службе, Карстен завалился спать после завтрака у нас в спальне на нашей большой кровати. И пока Йенс в гостиной развлекал себя просмотром каких-то сайтов на компьютере, я зашла в спальню, быстро скинула одежду и скользнула к Карстену под одеяло. Моё сердце бешено колотилось: я боялась, что, потеряв меня из виду, Йенс ворвётся в комнату и прервёт нашу идиллию. Я крепко прижалась к любимому, целуя его в плечо. Он сонно зашевелился, обхватил мою руку, просунув её себе под голову, и прижался к ней щекой так трогательно и нежно, как ребёнок. Я затаила дыхание, я боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть этот миг счастья. Карстен сладко спал, а я лежала рядом без сна, вдыхала его запах, чувствовала его тепло и мечтала о том, чтобы так было всегда.

Уходя через пару часов в сумрачной гостиной, он впервые шепнул мне на ухо «ишь либе дишь» («я люблю тебя»). Тогда я ещё не поверила ему, но я была счастлива слышать эти слова.

11. Свадьба в Дании

Хотя я много раз порывалась разорвать мою помолвку, Карстен проявил настойчивость и упорство, убеждая меня в том, что я должна выйти за Йенса замуж. Это давалось ему нелегко, потому что попытки Йенса оказывать на меня давление в этом вопросе приводили к естественной реакции сопротивления у меня. Я спорила, бунтовала и вовсю проявляла свой бурный нрав, который немецкие мужчины приняли за «русский темперамент», а за мной навсегда укоренились прозвища «Циге» («Коза») и «Файервумен» («Женщина-огонь»). Не знаю, для кого Карстен старался больше, для Йенса или для себя, ведь мое замужество также было в его интересах. Через другого мужчину, который нес на себе все бремя финансовых расходов, а также брал на себя решение всех юридических вопросов, он получал в свое распоряжение женщину, которую он желал, ничем себя не обременяя.

События моей жизни разворачивались столь стремительно, что я просто не успевала их анализировать. А мольбы Карстена, заверения обоих мужчин, что он всегда будет в нашем союзе, а главное — вспыхнувшая между нами страсть, в конце концов убедили меня принять предложение руки и сердца Йенса Хааса.

В Германии очень развита сеть фирм, специализирующихся на браках в Дании. Многие из них «крышуются» русскими. Это очень прибыльный бизнес, и я объясню почему. Если вы не гражданка страны ЕС, а так же, как и я, живёте в России, то для заключения брака с немцем по всем правилам вам потребуется сначала получить визу невесты в германском посольстве в Москве. Вам предстоит соблюсти кучу формальностей и пройти несколько унизительных собеседований на проверку ваших отношений с будущим супругом, чтобы получить эту визу. Вам может понадобиться предоставить вашу переписку и распечатку телефонных переговоров, ответить на вопросы о вашей совместимости в постели, и, как правило, ваши поездки к будущему мужу не должны ограничиваться одним единственным визитом, как это было у меня. При этом никто не гарантирует, что вам не будет отказано. Но если же все-таки вы получили желанную визу, вы приезжаете в Германию и заключаете брак в местном загсе. Единственным плюсом всей этой ситуации является то, что вам уже не понадобится виза на воссоединение семьи, и с момента заключения брака в Германии вы на законных основаниях остаетесь при своём муже, ожидая вида на жительство.

Брак в Дании освобождал от всей этой утомительной волокиты. Все, что требовалось на момент бракосочетания, — это обычная действующая шенгенская виза, паспорта брачующихся и, в случае наличия предыдущего брака, переведенное на немецкий язык и заверенное нотариально свидетельство о разводе с обязательным апостилем. При этом брак, заключенный в Дании, и выданный датским загсом сертификат имели такую же законную силу, как и брак, заключенный в Германии, и признавались всеми немецкими инстанциями.

Однако после такого брака мне необходимо было до окончания моей шенгенской визы вернуться в Россию и подать заявление на получение национальной визы по воссоединению семьи. И всё же это был весьма упрощенный вариант по сравнению с предыдущим.

Ещё во время моего пребывания в России Йенс вел переписку с одной из таких брачных фирм и внёс залог в 300 евро, получив в ответ гарантированное место и дату нашей свадьбы. Оставшаяся сумма в 1500 евро должна была быть внесена непосредственно перед церемонией.

Накануне события, а именно 23 ноября в ночь, за нами заехал большой чёрный «мерседес» — минивэн, за рулём которого сидел Игорь Беккер, один из сотрудников фирмы, имя которого мне было известно по переписке с ним Йенса. Мой будущий муж регулярно высылал мне копии всей переписки с брачным агентством, чтобы я не могла усомниться в серьезности его намерений. Игорь оказался высоким интересным мужчиной лет сорока. Он очень бегло говорил по-немецки, но с таким ужасающим акцентом, что в первый момент мне показалось, будто звучит русская речь, и только прислушавшись, я поняла, что он произносит немецкие слова.

В автомобиле уже находилась молодая пара, проделавшая путь от самого Мюнхена. По дороге в Данию, в Гамбурге и Фленсбурге (городе на самой немецко-датской границе), мы подобрали ещё две пары, и в конце пути наш автомобиль был полностью укомплектован новобрачными.

Германия делится на несколько федеральных земель. Такое разделение осталось ещё со времён феодальной раздробленности, когда страна была поделена на самостоятельные княжества. Коммуна Бад Бодентайх, округ Ильцен, расположена в земле Нижняя Саксония. Отсюда рукой подать до Дании — по крайней мере, по русским меркам. Нам предстояло всего около пяти часов езды до датской границы. Однако для моего будущего мужа такое путешествие казалось очень далёким и утомительным.

Всю дорогу он нервничал и грыз свои леденцы, изводя соседей своей бесконечной болтовней, которая, видимо, успокаивала его нервы. При этом он постоянно пялился на меня, и я не могла повернуть голову вправо, чтобы не натолкнуться на его безумно-восторженный взгляд. Даже наши спутники, большинство которых разговаривали по-русски, заметили: «Он так влюбленно смотрит на тебя!» В конце концов я просто не выдержала и скрестив руки показала Йенсу: «Нет, капут, прекрати!» В дороге у меня не было интернета, чтобы воспользоваться переводчиком, и я изъяснялась знаками или прибегала к помощи наших соседей по путешествию, которые все, кроме меня, владели немецким языком, чтобы сказать моему будущему мужу что-то важное.

Когда занялся рассвет, я с любопытством вглядывалась в пейзажи, проносившиеся за окном. Все было для меня новым и интересным. Игорь гнал на скорости около 150 и выше, при этом умудряясь разговаривать по мобильнику. Он ловко лавировал между проходящих мимо автомобилей, не прерывая своего общения по телефону. Для Йенса, который редко выбирался из Бад Бодентайха, да и вообще привык к спокойной размеренной немецкой езде, стиль вождения Игоря казался чем-то запредельным. Кстати, бывший полицейский, Йенс, к моему удивлению, не имел водительских прав и не умел управлять автомобилем. Он трясся от страха, когда мы на бешеной скорости шли на обгон, в то время как уже совсем невдалеке нам навстречу неслись другие автомобили. Йенс ещё долго потом вспоминал «крейзи» Игоря и его «русскую езду», что неимоверно смешило меня. Для меня поездка в Данию имела только приятные ассоциации, а стиль управления автомобилем, который демонстрировал наш куратор, был совершенно обычным делом для меня. Пожалуй, Женя водил машину ещё более агрессивно.

Датская граница с Германией оказалась всего-навсего контрольно-пропускным пунктом, вроде тех, что в моих краях отделяют Ставропольский край от Карачаево-Черкессии: просто проверка паспортов, никаких штампов и отметок. Парни в зелёных беретах осведомились о цели нашего путешествия и о пункте назначения и пожелали нам доброго пути. В семь часов утра мы прибыли на побережье, где должны были совершить пересадку на паром до острова Эрё.

Эрё является одной из самостоятельных датских коммун, которая специализируется на заключении браков. Так сказать, «свадебный» остров. В ответ обязательным является соблюдение условия двухдневного проживания на территории острова для пополнения городской казны. Именно за счёт туристического и свадебного бизнеса и существовала эта территориальная единица.

В конце ноября на побережье Балтийского моря, мягко говоря, прохладно. Паром должен был прийти только через час, к восьми утра. Я вышла из машины, чтобы найти туалет, однако здание морского вокзала было закрыто и окна его были темны. Мужчинам проще. Они прятались за стену и мочились там же. Женщины вынужденно терпели.

Наконец, паром прибыл. Погода становилась все сквернее, ветер усиливался и на море ожидался шторм.

Я впервые путешествовала на пароме. Гигантская посудина причалила к берегу. Раскрыв железную пасть, она поглощала в свою утробу один за другим автомобили, уже скопившиеся в очереди. Заехав внутрь, мы высадились из мерседеса и по узкой железной лесенке поднялись на верхнюю палубу. Это было крытое помещение с большими окнами по всему периметру. Здесь было уютно и тепло. Деревянные столики и стулья, мини-бар посередине и долгожданный туалет. За одним из столиков сидели члены команды: бородатые мужчины в спецовках. Я смотрела во все глаза: они вызывали у меня ассоциации с какой-то книгой из моего далекого детства, где персонажем был бородатый рыжий шкипер с неизменной трубкой во рту.

Я и Йенс присели за один из столиков. Шторм усиливался, и даже у причала паром сильно покачивало. Когда же мы вышли в открытое море, палуба уже ходила ходуном. Я ещё в машине пережила приступ мигрени, которую заглушила таблетками, кроме того, позади была бессонная ночь. Я была более чем уверена, что меня начнёт выворачивать наизнанку. Тем более что по палубе уже скитались несчастные бедолаги с зелеными лицами, сжимая в руках бумажные пакеты, которые команда предусмотрительно разложила на каждом столике. Однако, к моему изумлению, мой вестибулярный аппарат выдержал, а лёгкую тошноту можно даже не брать в расчёт. Я восхищенно наблюдала, как морские брызги с размаху бьют в иллюминатор, расплываясь по стеклу и отползая шипучей пеной. Стальной цвет неприветливой Балтики со всех сторон и гребни волнующихся вод без конца и без края. Земли не было видно, мы находились в открытом море. Это было грандиозно. Пожалуй, подумала я, ради одного этого путешествия уже можно было выйти замуж.

Через полтора часа вдали показалась датская земля. Её очертания неумолимо приближались к нам, и наконец я отчетливо увидела изрезанные границы берега с многочисленными маленькими бухтами, в которых теснились пришвартованные яхты и катера, большой маяк и пузатую мельницу с лопастями, столь характерную для пейзажа Дании.

Мы прибыли на остров Эрё.

Снова погрузившись в машину, мы отправились к месту нашего бракосочетания. Само событие было назначено на завтра, но сегодня мы должны были появиться в загсе, чтобы подтвердить своё присутствие и отдать документы.

Загс представлял собой вполне заурядную постройку в форме русской буквы Г. Одноэтажное желтое кирпичное здание, внутри все довольно аскетично. При входе на стене справа портрет действующей королевской четы, под ногами коврик со словами «Добро пожаловать» на английском. Затем просторное помещение со множеством столов и лавочек, разделенных между собой перегородками. Очень много людей — сразу видно, что дело поставлено на поток. Здесь я увидела совершенно экзотические интернациональные пары: белые девушки с неграми, европейцы с азиатками, азиатки с арабами. Люди всех цветов кожи и всех вероисповеданий приехали на этот остров, чтобы заключить брак, который по каким-то причинам был невозможен в их стране. Встречались даже гомосексуальные пары. Демократичная Дания открывала двери для всех желающих, только платите деньги.

После выполнения необходимых формальностей, которые заключались в сдаче документов и окончательном расчёте с фирмой Игоря, нас отвезли в маленькую гостиницу на побережье. Мы были свободны до завтрашнего утра. Сбор был назначен на 9 часов, бракосочетание начиналось в 10, а уже в 12 часов мы должны были снова погрузиться на паром и отправиться домой. Наша с Йенсом комната представляла собой помещение в мансарде со скошенными под углом потолками и единственным узким окном, которое выходило во внутренний дворик. Телевизор, холодильник и туалетная комната. Все скромно. Банка из-под кофе, которая стояла на холодильнике, оказалась пуста, равно как и сахарница. Приняв душ, мы с Йенсом решили прогуляться по городу и заодно пополнить наши продуктовые запасы.

Узкие улочки, мощёные булыжником мостовые, выставленные перед каждым домом корзинки с маленькими ёлочками или рождественскими игрушками, рисунки на стенах домов. В каждом окне тоже рождественская символика: шарики, фигурки Санта-Клауса, мерцающие звёздочки, — мне здесь очень и очень нравилось, гораздо больше, чем в Германии. Я думала о том, что я нахожусь в стране, которая является родиной Ганса Христиана Андерсена, на сказках которого я выросла. И хотя остров Эрё был всего лишь маленьким фрагментом датского королевства, я чувствовала себя окунувшейся в атмосферу чужой удивительной страны, и мне казалось, будто мне снится волшебный сон.

В супермаркете Йенс купил кофе, энергетические напитки, без которых он не мог прожить и дня, и гамбургеры. Интересно, что Дания, входящая в состав Евросоюза, использует две валюты: единую европейскую и свою местную. Так, оплатить покупки можно было евро, но сдачу давали кронами. Я взяла себе сдачу в качестве сувенира, так как больше мы нигде не могли использовать эти деньги, они были бесполезны в Германии.

Вернувшись в наш скромный отель, мы пообедали купленными гамбургерами и легли спать. Было около трёх часов дня, но позади была бессонная ночь и долгое путешествие, и мы очень устали. К моей радости, кровати в номере стояли раздельно, и мне не пришлось терпеть тело моего будущего мужа рядом с собой.

Вечером мы снова вышли на прогулку. В темноте мы прошлись по набережной, спустившись к корабельным верфям. В темноте залива, освещаемой скудным светом фонарей, покачивались пришвартованные к берегу многочисленные шхуны, ялики, и яхты всех видов и мастей. Рыболовный промысел также являлся одним из источников дохода для местного населения, поэтому многие жители острова держали свои лодки.

Утром все новобрачные были в сборе. Никаких свадебных платьев и торжественных костюмов, все очень по-будничному. Костюм был только у Йенса: он купил его по настоянию своей мамы в одну из наших поездок в Ильцен. Конечно, я тоже слегка принарядилась. Я взяла с собой из России белое кружевное мини-платье, которое надевала в офис. В принципе, оно неплохо смотрелось и на свадебной церемонии, если бы не одно «но»: у меня не было туфель. Мои тёмно-коричневые сапоги совершенно не гармонировали с белоснежным платьем. А Йенс не счёл нужным приобретать мне новые туфли для этого случая, ограничившись покупкой белых колготок невесты.

Впрочем, эта дисгармония в моём ансамбле не сильно беспокоила меня. Я не относилась к моей предстоящей свадьбе как к чему-то особенному. Для меня это была просто формальность, выполнение обряда, необходимого для того, чтобы получить возможность жить в Германии и быть рядом с Карстеном. Йенс, однако, сильно волновался. Несмотря на семь лет совместной жизни с Леа, он никогда не был женат. Брак со мной был первым официальным оформлением отношений в его жизни, и он отнёсся к этому очень серьёзно, как настоящий жених. Моё ледяное спокойствие удивляло и обижало его.

Когда подошла наша очередь, меня еле нашли, потому что я, как всегда, отправилась на перекур. В комнате за большим столом женщина в бордовой кожаной куртке зачитала нам торжественную речь и, постоянно коверкая мою довольно-таки простую фамилию, попросила расписаться в документах. Всё, как в России: стандартный вопрос «Согласны ли Вы, фрау Аверина, стать женой Йенса Хааса…», «Обменяйтесь кольцами» и заученные фразы поздравления. Один нюанс: так как я не знала языка, мне полагалось проводить процедуру в присутствии переводчика. За дополнительную плату моим переводчиком согласился быть Игорь. Он же снимал церемонию на мой телефон, делая одновременно видео и фото.

После проставления подписей под документом, обмена кольцами и поцелуя, с которым я, кстати, поторопилась, нам предложили выпить по бокалу вина вместе с понятыми, двумя мужчинами преклонных лет. Не дожидаясь, пока остальные пригубят свои бокалы, я «ухнула» свою порцию одним махом по русской привычке, чем немало смутила присутствующих. Все неловко засмеялись, а Йенс разрядил обстановку, пошутив, что его новоявленная жена просто слишком взволнована.

Итак, дело сделано — «фертих», как говорят немцы. Нам выдали красочный сертификат (аналогия русского свидетельства о браке) на трёх языках: немецком, французском и английском в двух экземплярах. Один для моего уже мужа, другой для меня. Данный сертификат действителен во всех странах Европы, однако для признания его законным в России я должна была иметь апостиль министерства Дании. Игорь взялся решить и этот вопрос, обещая всё уладить в максимально короткие сроки, однако мой муж пожалел денег и сказал, что решит это сам через официальный сайт министерства.

«Ну, как хотите, — обиделся Игорь, увидев, что заветные дополнительные 300 евро уплывают из его рук. — Только учтите, что впереди рождественские праздники и вы потеряете драгоценное время».

На обратном пути во время морского путешествия стояла прекрасная солнечная погода, полный штиль. Оказалось, что Балтийское море может быть не только серым. В этот раз его бездонная глубина носила насыщенный тёмно-синий оттенок, переходящий в бирюзовый. Я вышла на открытую палубу. Несмотря на ветер, пытающийся сбросить капюшон с моей головы, я наслаждалась видом открытого моря и вдыхала полной грудью свежий морской воздух. Наш паром с лёгкостью разрезал водную поверхность, мы шли на довольно-таки большой скорости. Мой муж сделал несколько моих фото под датским флагом (белый крест на красном полотнище), реющим тут же на палубе. Это были одни из самых удачных моих снимков, которые я послала моим сыновьям. Им же я отправила сообщение о том, что я вышла замуж, и фотографию моей правой руки с обручальным кольцом на ней. Мои родители по-прежнему оставались в неведении, полагая, что я корплю над работой в командировке одном из офисов Саранска.

Вернувшись домой около десяти вечера, мы обнаружили, что на нашей кровати разложены лепестки роз в форме сердца и внутри него буквы «J + M», а в гостиной на софе лежало в аккуратных стопочках свежевыстиранное бельё, приятно благоухающее дорогим кондиционером. Карстен, как всегда, заботился о нас.

12. Время отъезда

Я должна была улетать в Россию 2 декабря, это был последний день, когда моя шенгенская виза категории С была ещё действительна. Несмотря на то, что я вышла замуж, я не могла остаться в Германии, пока не открою в России новую визу, уже категории D — по воссоединению с супругом. Все были расстроены предстоящей разлукой. Карстен пришёл не в день моего отъезда, а накануне во второй половине дня. Йенс купил мне в супермаркете красное вино, и Карстен приготовил глинтвейн. Даже понимая, что я обязательно буду иметь мигрень после выпитого, потому что красное вино всегда вызывало у меня приступ, я пила, чтобы чувствовать себя раскрепощенной в этот прощальный вечер. Мы снова слушали музыку. Карстен включил для меня так полюбившуюся мне «Meine kleine Schwester», мы подпевали группe « Spektacoolär», целовались и ласкали друг друга. В спальне был секс, которого я почти не помню, так как была уже достаточно пьяна. Кроме того, у меня начинались месячные, и я была обеспокоена тем, чтобы не оставить следов на его члене и на белье. У дверей мы снова долго целовались на прощание, и когда за ним закрылась дверь, я безутешно плакала. Я не была уверена, что когда-нибудь увижу его снова, потому что все формальности и бумажная волокита по воссоединению семьи, которые мне предстояли, чтобы вернуться в Германию, казались мне чем-то невероятно сложным, просто запредельным. Кроме того, я читала на сайтах, что иногда этот процесс может занимать до полугода и более. В тот момент расставание с Карстеном мне казалось расставанием навсегда. С другой стороны, я испытывала огромное облегчение от того, что я снова еду домой. Я слишком устала от новых впечатлений, от чуждого языка, от всего чужого, что окружало меня. Мне хотелось снова увидеть моего сына, моих родителей, порадовать их подарками, которые я купила здесь. Конечно, не терпелось похвастаться и перед подругами на работе. И самое главное — я должна была, наконец, объявить дома о том, что я вышла замуж. До сих пор об этом знали только мои сыновья. Оба были моими самыми надежными друзьями и свято хранили мою тайну.

До аэропорта в Гамбург меня провожали муж и Удо. Как всегда, муж шёл налегке с рюкзачком Nike, а бедный Удо, пыхтя, тащил мой чемодан, вернее, чемодан Йенса (я приехала в Германию только с небольшой дорожной сумкой, и чемодан пришлось заимствовать у мужа), который был набит сувенирами из Германии, местными конфетами в красочных упаковках и парой футболок и свитеров, которые я приобрела для сыновей на распродаже за очень дёшево. Все это приобреталось только за мои деньги. Йенсу даже не пришло в голову, что он должен сделать какие-то подарки семье своей жены, и он был крайне удивлен, когда я прямо сказала ему, что не мешало бы сделать какой-то подарок моей маме — его тёще. Тогда Йенс приобрел ленту на скатерть в самом дешёвом супермаркете «Lidl», он счёл, что этого вполне достаточно.

У входа в вокзал Йенс долго курил свои сигары, а я нервничала, опасаясь не найти стойку своей регистрации и опоздать на рейс. Гамбургский аэропорт был для меня ещё неизведанной территорией, и я боялась заблудиться. Позднее, когда я уже достаточно часто летала туда и обратно, я поняла, что этот аэропорт очень прост и удобен в ориентировании, в отличие от того же Шереметьево, за счёт своих небольших размеров. Но тогда, в первый раз, мне все казалось очень сложным. На прощание Йенс проливал слезы, которые с лёгкостью появлялись на его глазах, как я уже не раз успела убедиться. Однако я не могла выдавить ни слезинки. Мне было всё равно. Свои слёзы по Карстену я пролила вчера, а мой муж уже не вызывал у меня никаких чувств, кроме неприязни. Чтобы не показаться уж совсем равнодушной, я сказала ему, что не могу плакать прилюдно, к тому же сейчас волнуюсь из-за предстоящего полёта, поэтому мои эмоции будут потом в самолёте. Он принял этот ответ, хотя не уверена, что поверил.

Регистрация прошла нормально, мой чемодан был сдан в багаж трансфером до самого пункта назначения аэропорта Минеральные Воды, и я, приложив мой билет штрихкодом к турникету, с облегчением скрылась за прозрачными дверьми проверки пассажиров, куда провожающих уже не допускают.

Самый главный подарок я получила в Шереметьево, где я должна была провести около четырёх часов, ожидая пересадки на рейс до дома. В Шереметьево можно бесплатно подключаться к wi-fi, и как только я вошла в сеть, я увидела сообщение от Карстена в телеграме.

— Я слишком медленно действовал.

— Что ты имеешь в виду? — с замиранием сердца спросила я.

— Это я должен был на тебе жениться, но я опоздал.

— Ты хотел на мне жениться? — Я не верила своим глазам, ведь, несмотря на то, что я чувствовала его огромную нежность, он всегда подчеркивал в присутствии Йенса, что он лишь любовник для меня.

— Да, я люблю тебя, — был его ответ.

Если до этого я сдерживала мои чувства, полагая, что он относится ко мне лишь как к любовнице, и не позволяла себе привязываться к нему душой, то теперь меня захлестнула волна взаимного чувства.

Я разрешила себе наполнить моё сердце мечтами о нём, о нашем будущем, я позволила себе быть доверчивой. Наступали дни, исполненные счастливого ожидания, предвкушения встречи и моими хлопотами по скорейшему оформлению документов на воссоединение семьи. Жажда встречи с возлюбленным подгоняла меня, заставляя действовать быстро.

13. Дома

Мой самолёт прибывал в Минеральные Воды глубокой ночью. Получив багаж, я взяла такси, потому что в этот час нельзя было добраться иначе. Пользуясь этим обстоятельством, местные таксисты высоко задрали цену, но деваться было некуда. Пришлось заплатить тысячу рублей за двадцатиминутную поездку. Дома все спали. Заспанный сын открыл двери. Мы тихонько, стараясь никого не разбудить, разобрали чемодан. Ваня был в восторге от немецких сладостей. Нельзя сказать, что они чем-то отличались по вкусу от того, что продают у нас, а шоколадные конфеты, по моему мнению, очень сильно уступали по качеству и вкусу русским конфетам. Но то, что это было привезено непосредственно из Германии, делало их в глазах моего ребёнка особенными. Кроме того, я подарила ему красивый стеклянный шар со снеговиком. Если его перевернуть, то внутри шарика кружилась, переливаясь, серебристая пыль, имитирующая снег, а также играла рождественская мелодия. Такие шары я часто видела в иностранных фильмах и давно мечтала о таком, поэтому, когда я увидела этот сувенир в супермаркете «Aldy» в Бад Бодентайхе, я, конечно, сразу же купила его. Часть подарков мы отложили на Новый год, который должен был наступить уже через три недели.

— Мам, а когда ты собираешься сказать дедушке и бабушке, что ты вышла замуж? — спросил сын.

Сложный вопрос. Учитывая то, что мои родители считали, что весь ноябрь я находилась в командировке от работы в Саранске. Йенс, к слову сказать, настаивал на том, чтобы я познакомила его с будущими тестем и тещей ещё до отъезда, что являлось для меня бесспорным доказательством серьёзности его намерений и создавало атмосферу полной безопасности и доверия между нами. Однако я так и не решилась сделать это до того, как наш брак состоялся. Причина в том, что между мной и родителями не существует тёплых доверительных отношений. Отец всегда воспитывал меня в строгости и держал дистанцию. Проявления эмоций, поцелуи и объятия он называл презрительно «телячьими нежностями». А моя мама всю жизнь была сосредоточена исключительно на отце и на беззаветном служении ему, а потом посвятила себя внукам, моим сыновьям. Я имела для неё второстепенное значение. Неудивительно, что, повзрослев, я отчаянно искала любви, которую недополучила в семье, у мужчин, выбирая самые недоступные и неподходящие варианты, обжигаясь вновь и вновь. Я не могла откровенно разговаривать ни с отцом, ни с мамой. Любая откровенность вызывала у меня мучительное чувство стыда, настолько сильные блокировки открытого выражения чувств поставил мне в детстве мой отец. Я была очень эмоциональна и откровенна лишь вне семьи. С моими коллегами, с моими мужчинами я была абсолютно открытым и искренним человеком, делясь даже тем, чем, может быть, и не стоило делиться. Но не с моими родителями. Быть откровенной с ними было невозможно, почти равнозначно тому, чтобы раздеться догола. Поэтому рассказать родителям о моём знакомстве с Йенсом, моих планах поездки и о возможном замужестве я не могла. Кроме того, на меня обрушилась бы волна обвинений в эгоизме и глупости, как это всегда происходило. Любой мой поступок всегда подвергался беспощадной критике. Я всегда была недостаточно хороша для моих родителей и, как результат, недостаточно хороша для самой себя. Перед поездкой в Германию я не хотела столкнуться с критикой моих действий, обвинениями и ужасными прогнозами, тем более что я сама не знала, чем закончится моё путешествие. Мне было проще сделать это, как всегда, в одиночку, не спрашивая ничьих советов, не оправдываясь ни перед кем и полностью взяв ответственность на себя. В случае удачного исхода мне оставалось только обрисовать финансовые плюсы, которые принесёт моей семье моё замужество. В случае неудачи они никогда бы не узнали о моей поездке в Германию. К тому же я оберегала их от ненужных волнений на данном этапе. Но теперь, после того, как всё свершилось, откладывать больше нельзя.

Утром часов в десять вся семья собралась на завтрак за кухонным столом. Ваня бросал на меня многозначительные взгляды: «Когда?» Я наконец решилась.

— Мама, папа, я должна вам сообщить, что я была не в командировке. Я весь месяц была в Германии, и я вышла замуж, — и я протянула правую руку, демонстрируя обручальное кольцо.

Воцарилось минутное молчание. Мама в этот момент как раз стояла с тарелкой в руках, чтобы положить еду отцу.

— Ну ты даёшь, — только и смогла произнести она и медленно, словно во сне, поставила перед отцом пустую тарелку.

После шока, произведенного моим известием, на меня, конечно, обрушился шквал вопросов. Больше всего я опасалась реакции мамы, так как в случае моего отъезда вся тяжесть заботы о Ване и его предстоящих выпускных экзаменах ложилась на её плечи. Однако мои заверения в том, что мой муж обещает ежемесячно высылать в Россию 30 000 рублей на содержание моих детей, заметно успокоила её, и через некоторое время она уже воодушевленно строила планы о том, что, может быть, в дальнейшем, благодаря моему браку, я смогу устроить будущее моих детей в Германии. Если моя мама начинает о чем-то мечтать, то её уже трудно остановить. За каких-то полчаса она успела продумать и запланировать столько, сколько мне даже в голову не приходило. Я никогда не рассматривала до этого свой брак с Йенсом с точки зрения каких-то дальних перспектив. Для меня это было всего лишь спасение от моей тоски по Жене, бегство от боли и разочарования. Это была моя новая любовь и радужные мысли о моём будущем с Карстеном, который, как оказалось, тоже любит меня. Естественно, я ничего не могла рассказать о моем возлюбленном моим родителям, они знали только официальную версию. Папе мой муж не понравился, и, хотя он ничего не высказал мне по этому поводу, я слышала, как он говорил маме на кухне, что «он слишком старый» для меня.

«Ничего подобного, — запальчиво возразила мама. — Ты забываешь, что она тоже уже не девочка, просто она очень хорошо выглядит. У них идеальная разница в возрасте для пары».

Письма от Карстена в телеграм приходили каждый день, и градус его чувств нарастал. Сначала он писал просто о любви, затем я начала получать сообщения:

Я так сильно скучаю по тебе

Не покидай меня никогда

Я люблю тебя во веки веков

Выходи за меня замуж

Ты моя настоящая жена

Мой кролик

Не позволяй Йенсу дотрагиваться до тебя, мне будет больно

Ты должна принадлежать только мне

И наконец:

Я хочу ребёнка от тебя

Последнее вызвало у меня радость вперемешку с горечью. Это сообщение от любимого мужчины было для меня свидетельством подлинности его чувств и проявлением желания связать со мной свою жизнь. Но также я с горечью осознавала, что, скорее всего, уже не смогу забеременеть и выносить ребёнка из-за моего возраста. Мне уже 47, и несмотря на то, что я выглядела довольно молодо для своих лет, мои биологические часы уже отсчитали положенное мне время. У меня были постоянные сбои с циклом, а на УЗИ врач уже констатировал угасание яичников. Год назад я все-таки умудрилась забеременеть самостоятельно от Жени, однако моя радость длилась недолго: всего лишь пять недель спустя случился выкидыш, и в результате новые сбои цикла, которые пришлось лечить гормональными таблетками, на которых я сидела до сих пор, И все же, увидев на мониторе эти строчки от Карстена, я подумала, что, может быть, судьба сама ведёт меня к этому, и я смогу забеременеть от него. В тот момент я готова была поверить в любое чудо, таким сильным был мой душевный подъем, вызванный взаимным чувством. Ребёнок решил бы для нас с Карстеном многие проблемы, мечтала я, ведь тогда я могла бы развестись с моим мужем, не рискуя потерять вид на жительство, и заключить новый брак с Карстеном. И наша мечта бы осуществилась. «О если бы мне было хотя бы на пять лет меньше», — с грустью думала я. Разница в возрасте в восемь лет очень угнетала меня, я производила печальный подсчет: через десять лет мне будет уже под шестьдесят, о ужас, а ему только около пятидесяти. Мужчина в самом расцвете сил и возможностей. Ну пусть не в самом, но тем не менее. Он наверняка потеряет ко мне интерес. Неизбежный климакс с его стремительными признаками увядания маячил передо мной как самый страшный кошмар моей жизни. Теперь я понимала женщин, которые идут на все ухищрения, чтобы сохранить свою красоту, особенно если они имеют молодых любовников. Раньше я скептически относилась ко всем видам пластических операций и прочих способов вмешательства в природу. Но теперь я в корне изменила моё мнение. Я хотела оставаться красивой и желанной для моего возлюбленного. Моё изображение в зеркале уже давно перестало радовать меня. И хотя Карстен и другие мужчины все же находили меня привлекательной, я отчётливо видела все возрастные изменения, которые уже тронули моё лицо. Очередную денежную выплату, которую отправил мой муж, я потратила на контурную пластику в салоне красоты. Это оказалась серия довольно-таки болезненных, но вполне терпимых инъекций в носогубные складки, подбородок и зону между бровей. Однако на плотный филлер мне не хватило денег, и врач-косметолог ввела мне более лёгкий препарат. К сожалению, особого эффекта после его применения я не заметила и твёрдо решила копить деньги на более эффективный гель. Складка между бровей после укола диспорта также не ушла совсем, хотя немного разгладилась. Как объяснила врач, я пришла слишком поздно, когда эта борозда уже прочертила на моём челе глубокую линию. Все это надо было сделать как минимум лет пять назад, а то и ранее. Я мысленно отругала себя за это промедление, так как цена на диспорт, 5000 рублей, была более-менее доступна для меня и ранее, а теперь упущено драгоценное время, и изменения уже необратимы. И все же лицо мое после процедур заметно посвежело, что не могло не отразиться на моем настроении и подняло мою уверенность в себе.

Желательно было также отказаться от курения, но это было свыше моих сил, хотя я понимала и видела, что это делает мою кожу сухой и дряблой, не говоря уже обо всех остальных последствиях, которые влекла за собой эта пагубная привычка. Но я курила уже много лет, еще с университетской скамьи, и моя зависимость от сигареты, к сожалению, носила не физиологический, а психологический характер, а это гораздо сложнее. Много раз в более-менее спокойные периоды моей жизни я предпринимала попытку бросить, однако рано или поздно наступало какое-то стрессовое событие, и я снова хваталась за сигарету. В конце концов я, как и все курильщики, просто предпочитала не думать о том, чем мне это грозит.

Я старалась оформить все документы максимально быстро. У меня появилась цель в жизни: вернуться в Германию к мужчине, который любит меня. Поэтому вся бумажная волокита, которую я так ненавижу и боюсь, теперь не составляла для меня труда, равно как и несколько полётов в Москву и обратно в посольство, которые мне пришлось совершить.

Я ждала встречи и жила мечтами о ней. Но это было сладкое ожидание. В нём не было истеричности отчаяния, когда ты надеешься и в то же время не знаешь, увидишь ты снова своего возлюбленного или нет. Внутри меня жила твердая уверенность (что редко случается со мной), что скоро мы будем вместе. Вопрос был только в том, когда. К сожалению, вопросы воссоединения зависели от чиновников посольства здесь и в Германии, и от их расторопности.

Я вспоминала горячее тяжёлое дыхание Карстена на моей шее, когда он овладевал мной, меня переполняла нежность, и сладкое желание разливалось внизу живота. О мой милый, милый Карстен, мой любимый мальчик! Несмотря на то, что ему было 39 лет, что-то в нем: его манера двигаться, его ребячливые ужимки, его простодушная прямота — вызывали у меня ассоциацию с ребёнком. Позднее я поняла, почему, когда узнала про его диагноз гиперактивности (СДВГ). Когда-то на экранах шел американский фильм «Большой» в главной роли с Томом Хэнксом о том, как 10-летний мальчишка внезапно превратился во взрослого мужчину. Таким я видела Карстена. И хотя его облик соответствовал взрослому, в душе и в поступках он оставался ребёнком.

На работе у меня были две более-менее близкие подруги. Мы вместе ходили на обед, и, хотя не поддерживали отношений в нерабочее время, они были в курсе всех перипетий моей жизни. Гуляя в обеденный перерыв по аллее, я с восторгом рассказывала им про Карстена. Чувства переполняли меня, и я вся светилась. «Я влюблена как девчонка!» — говорила я, и это было правдой. Я чувствовала себя так, как будто мне было двадцать лет.

Мысли о Жене отступили окончательно. Я вся была поглощена моей новой любовью, ожиданием коротких строчек от Карстена с утра, ожиданием предстоящей встречи. Я тоже писала ему каждый день. Вечером в интернете я искала новую открытку «С добрым утром» и посылала ему вместе с нежными словами о любви. Он отвечал всегда смайликами с поцелуями, цветочками и сердечками и неизменным «Ich liebe dich» («Я люблю тебя»). Это переписка поддерживала нашу близость даже на расстоянии в три тысячи километров.

Несмотря на то, что я писала ему длинные нежные письма, а он отвечал всего лишь односложными предложениями, это не смущало меня. Я знала от Йенса, что Карстен из-за своего синдрома едва окончил среднюю школу, и это служило для меня объяснением его немногословности. Более того, я находила это достаточно трогательным. И хотя все письма от него были одинаковыми, словно написанными под копирку, моя фантазия и моя любовь домысливали все остальное, что он хотел сказать или вложить в эти строки.

Так как для оформления документов требовались время и определённая свобода действий, Йенс настоял на том, чтобы я уволилась с работы. Он обещал компенсировать потерю моего заработка отправлением мне уже условленных тридцати тысяч в месяц, и так как это даже несколько превышало размеры моей обычной зарплаты, я не колеблясь пошла на это. Честно говоря, я порядком устала от моей работы, которая была слишком напряжённой. Каждый день начинался с бесконечной вереницы людей, которые пришли оформляться на работу. Этот человеческий поток не иссякал никогда. Иногда за целый день мне даже не удавалось встать из-за стола, чтобы пообедать, а дни рождения или другие значимые события мы отмечали впопыхах, практически не отрываясь от монитора. Поэтому возможность отдохнуть от работы, при этом получая деньги, казалась мне очередным роскошным подарком, который преподнесла мне судьба. Впоследствии я не раз пожалела об этом моём решении. Потому что, продолжая работать и получать зарплату, и в то же время получая деньги от мужа, я могла бы создать для себя достаточную финансовую подушку безопасности, которая очень помогла бы мне в свете дальнейших событий. Однако пока все казалось правильным и логичным, а Йенс был верен своему слову, и деньги на мой счёт приходили регулярно.

Мой муж тоже ежедневно писал мне письма, контролируя процесс оформления документов на воссоединение и подгоняя меня. Это не было нетерпением возлюбленного, скорее, досада от упускаемой выгоды. Ведь каждый мой дополнительный день в России стоил ему денег, которые он мог бы получить от своего государства, если бы я уже была в Германии. Тогда я этого не знала и не могла понять, почему тон его писем после свадьбы очень сильно изменился. Несмотря на то, что я все делала очень быстро, он постоянно находил поводы упрекнуть меня в том, что я прикладываю недостаточно усилий. Так, я была обвинена в том, что записалась на приём в посольство только на январь, вместо последних чисел декабря, а мои оправдания, что я боялась не получить к этому времени письмо из датского министерства с апостилем на моём сертификате о браке, вызвали длительную изматывающую дискуссию в вотсапе. Следующим пунктом переписки стал вопрос о том, надо ли мне сдавать экзамен на знание немецкого языка в институте Гёте в Москве. Йенс нашёл лазейку в законе, по которому я могла избежать этого тестирования, так как свободно владела другим европейским языком. Мне пришлось переводить на немецкий язык и заверять нотариально мой диплом МГУ, который служил доказательством того, что я знаю французский. Но это действительно сэкономило нам много времени и денег. Чтобы подстраховаться, Йенс написал письмо в московское посольство, где ему подтвердили, что эта буква закона может быть использована, если я докажу свои знания путём тестирования на знание французского языка непосредственно в посольстве, когда приеду подавать документы в январе.

А вот дальнейшая переписка с Йенсом начала пугать меня. И чем дальше, тем страшнее мне становилось. Романтические письма о любви остались в прошлом. Теперь на смену им пришли письма откровенно порнографического содержания с соответствующими gif-картинками. Йенс описывал в подробностях свои фантазии о том, как я буду заниматься сексом с Карстеном, и его письма больше напоминали рассказы, которые помещают в специальных изданиях для взрослых. Я не ханжа и сама иногда люблю побаловаться фильмами категории ХХL. Но от его писем мне почему-то становилось мерзко. Они не только не возбуждали меня, но вызывали отвращение. Теперь я даже боялась открывать почту от Йенса в присутствии домашних, потому что была уверена, что на экране сразу всплывет неприличное фото или видео. Я игнорировала эти письма или отвечала односложными предложениями. Я мечтала о близости с Карстеном, но мне было отвратительно то, что рисует в своём воображении Йенс, и то, что он возбуждается и мастурбирует, сочиняя это. Для меня секс с Карстеном был актом любви, а в фантазиях Йенса это был процесс совокупления. Я понимала, что я сама согласилась на то, что мой муж становится зрителем нашего таинства, потому что только так я могу быть с Карстеном. Но как же выдержать эти два года, пока я смогу уйти от Йенса к нему?

Дальше стало ещё хуже. На меня посыпались письма с почтового ящика «karsten_tiger_39@mail». «Тигром» я называла моего Карстена в порыве страсти. Якобы написанные Карстеном, эти письма также содержали фантазии о нашем с ним сексе и просьбы выслать мои обнаженные фото. Не просто обнаженные фото, а фотографии определённых частей тела. Йенс был уверен, что у меня нет номера Карстена и что я приму эти письма за чистую монету. При этом он намеренно писал весь текст писем с маленькой буквы, чтобы я поверила в то, что они написаны парнем без образования. К счастью, у меня был мой личный контакт с моим возлюбленным и, конечно же, он подтвердил, что эти письма ему не принадлежат. К тому же Карстену не нужно было просить у меня мои фото. Мы и так обменивались с ним иногда нашими фотографиями без всякого давления со стороны. Здесь же начался настоящий прессинг. Как только Йенс получил ответ что я не собираюсь высылать такие фото, от «Карстена-Тигра» пришло новое письмо, где он гневно обвинял меня в том, что я не хочу сделать ему приятное, и, стало быть, он ещё подумает, оставаться ли ему моим любовником или нет.

«Что мне делать? — написала я Карстену. — Если я не вышлю эти фото, он прекратит наши отношения, мотивируя тем, что я сама оттолкнула тебя. А сам просто запретит тебе приходить к нам».

«Ты не должна ничего высылать, — ответил Карстен. — Не поддавайся».

Между тем, напор Йенса становился все сильнее. Чтобы хоть как-то выкрутиться из этой непростой ситуации, я написала непосредственно Йенсу в вотсап письмо о том, что Карстен завалил меня письмами с требованием моих фотографий, но я просто не могу это сделать, так как дома у меня всегда кто-то есть. «Пожалуйста, как мой муж, объясните ему ситуацию и прекратите эти нападки с его стороны, — попросила я, — ведь вы имеете на него влияние». Йенс ответил, что, конечно, он поговорит с Карстеном, но тот такой обидчивый, поэтому, может быть, лучше стоит сделать то, о чем он просит.

Следом пришло новое письмо от лже-Карстена: «Вы можете сделать эти фото днём, когда ваш сын уходит в школу, а родители на работу. Если вы не пришлете мне эти фото в течение 24 часов, можете считать, что между нами все кончено». Я в ужасе переслала письма Карстену. «Старый извращенец, — написал он, — я ненавижу его». В итоге нам пришлось выбрать из двух зол меньшее. Чтобы Йенс успокоился и не сломал наш тройной союз, я должна была выслать фотографию моей обнаженной груди. Это была самая безобидная фотография: снимок был сделан без лица, и Карстен его одобрил.

Это действительно на время утихомирило своего мужа. И я получила от «Карстена-Тигра» письмо о том, что, мол, умница девочка, что теперь все в порядке и я могу рассчитывать на него как на моего любовника, когда приеду в Германию вновь. Естественно, потом я увидела эту фотографию, причём размноженную многократно, в компьютере моего мужа. На мой вопрос: «Откуда у вас это фото?» — он выкрутился, сказав, что эту фотографию переслал ему Карстен.

Требования новых фотографий прекратились, однако поток грязных писем от лже-Карстена не иссякал. К концу третьего месяца ожидания визы их количество перевалило за третий десяток, Мне было по-настоящему страшно. Теперь я отчетливо понимала, что еду к психопату, к человеку с извращенной психикой. Но я была влюблена, и я готова была рискнуть. Я была уверена, что я справлюсь, тем более что Карстен обещал мне свою поддержку. «Если все будет очень плохо или я подвергнусь насилию, — писала я моему возлюбленному, — что мне тогда делать?» «Ты позвонишь мне, и я приду к вам вместе с полицией, — отвечал Карстен, — только возвращайся скорее, я очень скучаю по тебе». «Хорошо, я сделаю это ради нашей любви, — отвечала я, — я верю тебе». «Я люблю тебя, — писал Карстен в ответ, — тебе надо потерпеть два года, потом ты можешь уйти от него, и мы можем пожениться. Я собираюсь поговорить с моим адвокатом: в ситуациях морального насилия, вопрос может решиться даже гораздо быстрее».

Я понимала, что выдержать два года с таким извращенцем, как Йенс, может оказаться очень трудной задачей для меня. Встречаться с Карстеном под его контролем и наблюдением, каждый вечер снова выносить его сексуальные домогательства, — от одного воспоминания об этом мне становилось плохо. И кто его знает, что ещё меня может ждать? Какие новые сюрпризы готовит для меня этот человек, который называется моим мужем? Какие новые комбинации выстраивает его извращенный разум и больное воображение?

Но поддержка Карстена, его любовь и перспектива брака с ним придавали мне сил. И я продолжала подготовку к отъезду.

14. А вот и я!

За несколько дней до моего увольнения случилось чудо — объявился Женя. В общем-то это было никакое не чудо, а вполне закономерное для перверзного нарцисса, каковым он являлся, поведение: узнать через некоторое время, как там поживает его жертва и не скончалась ли она ещё в сердечных муках по нему. Почва прощупывалась осторожно: он приехал якобы за скидочной картой магазина косметики, чтобы купить маме (а скорее всего, любовнице) духи. Предсказуемой была и его дальнейшая реакция. Увидев на моей руке золотое обручальное кольцо, которое я не только не прятала, но сунула ему под нос вместе с картой, он потерял самообладание, и с него слетел весь напыщенный вид, с которым он ко мне заявился. Не сразу. Ему хватило выдержки на один день. Уже через день он стоял под окнами моего дома. Я не могла отказать себе в удовольствии поглумиться над ним. Сев к нему в машину и услышав вопрос, за кого я вышла замуж, я сказала, что за немца, что я переезжаю в Германию, и показала ему фотографии Карстена в качестве моего мужа. Йенс однозначно не произвёл бы на него такого впечатления, как Карстен. Особенный эффект произвела фотография обнаженного Карстена, которую тот прислал мне на днях в качестве подарка. Увидев размеры пениса Карстена, Женя позеленел от ревности и стыда. Это был огромный удар по его самолюбию, и я прекрасно знала, что это, как ничто другое, уязвит его в самое сердце или немного ниже.

«Получай, — торжествующе думала я, — за всю боль, которую заставил меня пережить. За мои слёзы, за твое равнодушие, за мое унижение, когда ты смеялся мне в лицо и говорил, что таких, как я, — как грязи».

С этого момента мы поменялись ролями. Внезапно я узнала, что я самая лучшая в мире, что он день и ночь думал обо мне и ждал моего звонка (но почему-то, вот незадача, не додумался позвонить сам), что никто и никогда не может ему заменить меня и, наконец, я даже обрела имя «Маришка». Раньше он звал меня только по фамилии. Также я узнала, что Женя, оказывается, может писать смс и сообщения в вотсап. За всё время нашей совместной жизни и нескольких лет до этого, пока мы встречались, он никогда не ответил ни на одно моё сообщение. Я всегда писала словно в пустоту. Когда я пыталась поговорить с ним, что это невежливо и к тому же обидно для меня, он всегда отвечал, что он не умеет писать в мобильнике и не видит в этом необходимости. Он всегда делал, что хотел, не обращая внимания на то, как это может отразиться на мне, а мне не оставалось ничего, как молча страдать и принимать все, что он считает нужным делать или не делать. Естественно, я не собиралась теперь сдаваться сразу. Я могла позволить себе всё, даже послать его на три буквы — теперь он не имел значения для меня. Все мои мысли занимал только Карстен и будущее с ним. Я была свободна от Жени, и это было прекрасное чувство. Я даже не спрашивала его, порвал ли он с Людой, мне это было безразлично. После недели торжества мне уже не хотелось продолжать дальше. Я взяла реванш, и теперь его визиты, звонки и письма начали вызывать у меня досаду. Могла ли я представить это всего два месяца назад? Я смотрела на него другими глазами, и видела теперь все его недостатки, всю его ограниченность, его истинную сущность, сейчас спрятанную под маску любви. Именно маску. Я ни на минуту не обольщалась, что он действительно любит меня, что он осознал свои ошибки. Я слишком много узнала за два месяца про таких, как он. И он действовал по описанному сценарию так предсказуемо, что мне становилось противно.

Конец ознакомительного фрагмента.