Зов духов

Мара Кроу (2024)

Видящий слышит зов духов, ведущий его далеко за пределы родного поселения. Откликнувшись на него, он узнает о конце перемирия между двумя континентами, но застревает в Пограничном мире — мире духов, — так и не успев сообщить об этом. Ома, его преемница, должна взять роль Видящей на себя, но, будучи отмеченной духами с детства, она является совершенно безнадежным проводником: практики не приносят результатов, а дар — тяжелое бремя, от которого она бы отказалась в пользу обычной спокойной жизни. Но что делать, когда выбора нет, и от тебя зависят жизни всех людей в поселении?

Глава 3.

Белус

Шатер тонул в полумраке, который рассеивался лишь одинокой масляной лампой на земле. В воздухе стоял металлический запах. Почти весь стол занимала карта Окпары: огромный континент, намного больше, чем Дипрамор. И, несмотря на всю громадность территории, его некому было защищать от наступления: земли в восточной части будто бы ждали, когда они придут. Белус усмехнулся и сжал в руке воронью голову: чтобы видеть глазами мертвеца, все тело не нужно. Птичья кровь липкой лужей собиралась в ладони. Он обернул свой трофей в ткань и обтер руки. Сейчас ему не хотелось смотреть мертвыми птичьими глазами.

В Аборе он стал невольным слушателем разговора между двумя странствующими торговцами. Один из них рассказывал, что есть поселение, находящееся за границами всех независимых областей, что его даже нет на картах. «Видимо, оно настолько небольшое, что даже внимания не заслуживает», — подумал тогда Белус и вернулся к своей трапезе. Мужчины продолжали говорить, но он уже не вслушивался. Мысли Белуса были заняты тем, что ему предстоит провести в Окпаре очень много времени.

Когда он был здесь в прошлый раз, его брат Джодок еще мог быть на передовой, сам вел людей, захватывал территории. Дар Богини в Джодоке проявлен сильнее, чем в ком бы то ни было. Многие местные правители сами присягали ему, боясь, что он применит силу. Но болезнь в нем медленно брала верх: то, что даже он, его великий брат, Повелитель, победить не может. Тогда Джодоку пришлось предложить оставшимся из правителей временное перемирие. Болезнь, вопреки планам брата, так и не отступила, и Белусу пришлось вернуться из Дипромора, чтобы закончить начатое.

Окпара ему не нравилась: жаркое лето, холодная зима. Жизнь здесь — сплошная борьба с погодой. И здесь ему придется провести мучительно много времени, пока все земли к востоку от Ашхара не падут, пока последний из правителей независимых городов не преклонит колени или не умрет.

–…жену мою излечил, когда лекари только руками разводили, — сказал мужик, и Белус весь обратился в слух, отвлекшись от мыслей. — Еще, говорят, Видящий с духами общается, глазами животных смотреть может.

Белус почувствовал, как по телу прошлась волна предвкушения. Брат давно был в поисках людей с даром и наверняка щедро бы вознаградил, приведи Белус к нему этого Видящего. Возможно, его дар даже смог бы излечить болезнь? Белус продолжал слушать разговор. Мужик говорил о том, что духи сами избирают того, кому даровать свою силу. В сознании Белуса промелькнула мысль — неправильная, но такая искушающая. Возможность стать сильнее, чем брат, возможность когда-то занять его место: нужно было всего лишь найти этого Видящего и через него выйти на связь с его духами. Возможность смотреть глазами не только мертвых, но и живых: он стал бы самым могущественным членом семьи. С ним бы считались, он наконец-то перестал бы быть собачонкой брата…

Он прогнал эти мысли. Брат был избран самой Богиней, она являлась к нему — единственному, среди ныне живущих. Белус знал свое место. То, что ему позволено вести армию — уже больше, чем мог бы желать любой из Жнецов, служителей Богини. После услышанного в Аборе он постоянно молился ей, прося указать путь. И через несколько месяцев ежедневных молитв она откликнулась, послала ему видение: ворон с сознанием человека. И сегодня Видящий сам пришел к нему в руки. Белус сжал в ладони птичью голову, завернутую в пропитавшуюся кровью ткань. Милость Богини безгранична.

Вирхо

Он ощущал мягкую теплую землю под лапами, вдыхал запахи, что окружали его. Сырое мясо. Охота была удачной, и охотник с сыном разделывали оленью тушу. Часть добычи они оставят в качестве платы духам. Запах тины доносился с реки. Рыба в корзине рыбака. Запах пота и грязного тела, что исходил от мужчины. Кот на крыше, сидит, наблюдает. Он сосредоточился на одном запахе. Полынь и ромашка, выстиранная одежда. Он шел, и с каждым шагом запах усиливался. Он вышел к лесной опушке. Девочка сидела на коленях, собирая в корзину листья кипрея. Он подошел к ней тихо, неслышно, уткнулся носом в маленькую руку.

— Папа, — девочка улыбнулась, почесала его за ухом, — я скоро приду. Можешь ставить воду для чая.

С тех пор, как духи забрали его зрение, он все же мог видеть, как его приемная дочь растет. Он видел ее глазами соседского пса, глазами сойки, что сидела на ветвях дерева, глазами домашнего кота. Она с каждым годом все меньше напоминала испуганного совенка, что он когда-то нашел, все больше — ту, что скоро станет Видящей. Он смотрел на нее, и сердце его радовалось, а хвост соседского пса — показывал эту радость ей.

Он вдохнул теплый воздух. Запах трав и леса, прогретой на солнце земли. Он последний раз взглянул на дочь. На ее руки, нежно собирающие листья с растения. Образы подернулись, исчезая в дымке, которая оформилась новыми — кровь, смерть, безжизненные тела. Он открыл глаза.

Светлеющее небо проглядывалось сквозь ветви деревьев. Ворон сидел рядом с мужчиной и чистил перья. Заметив, что Вирхо проснулся, он прервался и одарил его взглядом внимательных черных глаз. Он будто чувствовал, что именно видел мужчина.

— Скоро ты избавишься от этих привычек физического мира. Ты же знаешь, что тебе не нужно спать? Здесь тебе, в общем-то, и дышать необязательно, — Ворон продолжал смотреть на мужчину.

— Так я чувствую себя живым, — мужчина пожал плечами.

— Вы, люди, странные. Вы чувствуете, что живете, когда… — птица замялась, подбирая слово, — страдаете? — Ворон вспорхнул и уселся на плечо мужчины, и они отправились дальше вглубь леса.

— Когда чувствуем. Счастье, грусть, страх, отчаянье, голод, жажду… из этого и состоит жизнь, разве нет?

— Ты смотрел глазами ворона, но видел, как человек. Умер вороном, но так и остался просто человеком, — в его голосе сквозило разочарование, — когда-нибудь ты поймешь.

Повисло молчание. Солнце уже начинало лениво подниматься, вырисовывая причудливые тени, проходя через ветви деревьев. Пели птицы, где-то вдалеке слышался шум реки. Вирхо шел, погрузившись в мысли, а ворон сидел на его плече, продолжая неспешно чистить перья.

— Если здесь не нужно даже дышать, то чего перья свои начищаешь? — Вирхо хмыкнул.

— Меня это успокаивает, — ворон недовольно посмотрел на него.

— Тоже не можешь отделаться от привычек физического мира, — он покачал головой, довольно улыбаясь.

Вирхо чувствовал усталость. Не физическую — это было бы, по словам его попутчика, невозможно, — какую-то более глубокую. Сон не давал энергии. Да и можно ли было назвать это сном? Ворон дернул головой, встрепенулся и напрягся. Когти больно впились в плечо Вирхо.

— Полегче с…

— Тише. Слышишь? Идет кто-то.

Мужчина вслушался. Тихо. Слишком тихо для пробуждающегося леса. Что-то подсказывало, что лучше затаиться, переждать. Он знал, что в Переходном мире обитают твари, которые могут сделать так, что ты больше никогда не вернешься. Наставник рассказывал ему о духах, — невероятно сильных, — которые убивают, пожирая энергию других. Каннибалы Пограничного мира. В поселениях, где есть Видящие, таких духов не встретишь, потому что Видящие могут их связать, но в лесу… Вирхо не исключал вероятности, что такой дух может поглотить и его. Также наставник говорил, что существуют духи Нижнего мира, которые настолько насытились чужой энергией, что не уступают по силе духам местности. Если такой присосется к духу человека, то будет медленно высасывать энергию, пока не убьет. Опасны они были и для других духов, и Вирхо не был уверен, что сможет одержать победу здесь, в Пограничном мире.

Судя по тому, как напрягся ворон, приближающаяся тварь была одной из таких. Вирхо услышал отдаленное тяжелое дыхание. Ворон с новой силой впился когтями в плечо. Они нашли укрытие за поваленным деревом среди густого кустарника. Мужчина смотрел сквозь ветви, всматривался в лес, но ничего не видел. Только слышал. Звуки, напоминающие тяжкие стоны, хриплое дыхание огромного зверя. Если бы это был дух, Вирхо бы почувствовал, но сейчас он не ощущал ничего.

Ворон рядом, казалось, сейчас пройдет сквозь землю, лишь бы укрыться от этого существа. Кажется, птица видела больше него. «Смотри как ворон», — прозвучало у него в голове, будто отголоски давно ушедшего вороньего сознания. Смотреть как ворон. Вирхо прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. Вспомнил полет, ветер и небо, боль в крыльях. Чувствовал, как прохладный воздух теребит перья. Он открыл глаза.

По лесу, меж деревьев, шло оно. Огромное, в три человеческих роста, существо. Ступало, переставляя непропорционально тонкие мохнатые задние лапы, горбилось, таща длинные передние с огромными когтями за собой, волочило их по земле. Вероятно, будь это существо в физическом мире, оно бы оставляло глубокие борозды в прелой листве. На косматой голове — маленькие уродливые ушки, которыми существо водило и дергало, прислушиваясь. Две пары маленьких желтых глаз блестели в пробивающихся сквозь листву лучах солнца, высматривая добычу. Порыв ветра донес запах болота и гнилого мяса. Существо подняло голову и, несколько раз втянув большими ноздрями воздух, побежало дальше вглубь леса, в сторону, противоположную от притаившихся путников.

Мужчина и ворон оставались в укрытии еще какое-то время, чтобы убедиться, что чудовище не вернется.

— Что это было? — Вирхо говорил шепотом.

— Пожиратель. Охотится за кем-то. Но, в случае чего, даже вороном не побрезгует, — так же тихо ответил ворон.

В сознании Вирхо всплыли обрывки воспоминаний, когда он был в теле ворона. Блуждающие души мертвых воинов, которые звали на помощь. Может, он шел за ними? Ворон снова занял место на плече мужчины, но до сих пор ерошился и постоянно смотрел по сторонам.

— Но почему я не смог увидеть его сразу?

— Ты еще не принадлежишь его миру. Вороны же — принадлежат обоим. Он не дух, поэтому даже Видящий не увидит.

— Но ты смог бы видеть, если бы был живым?

— Всегда.

Было понятно, что попутчик был не настроен на разговор после встречи с Пожирателем, и дальнейший путь они продолжили в молчании.

Ома

Она проснулась от громкого стука в дверь. Каждый удар отзывался пульсацией в висках, голову будто разрывало изнутри. Потерев глаза и укутавшись в накидку прямо поверх ночного платья, девушка направилась открывать. Берта стояла, широко улыбаясь. Ома улыбнулась в ответ: она была рада не столько видеть на пороге женщину, сколько прекратить ее стук.

— О, я разбудила? — Женщина осматривала Ому с извиняющимся выражением лица.

— Все хорошо, Берта, — Ома снова улыбнулась, — проходи.

— Я так тебе благодарна! Знаешь, стоило ему выпить, как почти сразу боль отступила, и он уснул, — от ее звонкого голоса голова болела еще сильнее. Ома налила в чашку остатки отвара, чтобы унять головную боль, а Берта продолжала щебетать, — это чудо какое-то! О, а это от нас, в благодарность.

Она поставила на стол небольшую корзинку с яйцами и молоком, положила сверток, от которого слышался аромат свежей выпечки.

— Я напекла для вас с Вирхо булочек с бархатцами, чудо какие вкусные! И еще немножко принесла всякого, по мелочи. Кстати, а где Вирхо? — Женщина огляделась, убедившись, что Видящего в доме нет.

Сердце Омы болезненно сжалось от воспоминаний о вчерашнем. Нельзя говорить ей, что что-то пошло не так, это поднимет волну паники в деревне. Нет Видящего — нет и поддержки духов.

— Выполняет волю духов, — девушка постаралась как можно более убедительно улыбнуться, — скоро закончит и вернется.

— Хорошо, хорошо… — женщина закивала, принимая уклончивый ответ Омы, — я заходила к вам вчера, но никого дома не было целый день. Не знала, что это так может затянуться. Но кто я такая, чтобы знать что-то о воле духов? Хорошо, что ты осталась. Кстати, можешь дать еще того чая, впрок? А то мало ли, что. Надеюсь, конечно, что не пригодится, но он у нас такой…

Она продолжала рассказывать о своем сыне, а Ома уже собирала привычный набор трав в мешочек. Отвар начал действовать, и в голове уже прояснялось, но передвижение по дому все еще отдавалось болью в висках. Быстро закончив со сбором, она протянула мешочек женщине.

— Держи, надеюсь, не пригодится — Ома наделялась, что теперь Берта оставит ее в тишине, наедине с собой и тревожными мыслями об отце. — Заходи еще, я всегда рада помочь. И спасибо за булочки.

Берта еще раз поблагодарила девушку и наконец скрылась за дверью. Ома тяжело выдохнула и села за стол. К ней подошел Мышелов, требовательно мяукая и отираясь боками о ее ноги.

— Да, мой хороший, для тебя тоже кое-что есть, — девушка погладила кота по пушистой спине и взяла небольшой кувшин с молоком.

Кот замяукал громче, путаясь под ногами, пока девушка шла к его миске. Получив угощение, он принялся быстро и громко лакать. Ома достала из свертка ароматную булочку, с удовольствием отметив, что та была еще теплая. Налив молока и себе, она принялась за еду: «А ведь не обманула — и правда, чудо, какие вкусные».

Местные часто благодарили ее и отца, принося угощения, иногда — монеты. Но он считал, что деньги — неравноценная оплата за энергию, которая уходит на их работу, в отличии от пищи, приготовленной или добытой собственными руками, — то, на что человек тратил энергию.

Как-то к ним приезжал торговец, который просил излечить его тяжело больную супругу. Отцу тогда пришлось связаться с духами и договориться об исцелении. Торговец приравнял это к чуду и хотел щедро заплатить Вирхо, но тот отказался от платы. Тогда торговец преподнес в дар часть своего товара — два больших слюдяных окна. Это была очень странная плата, но Ома с теплотой вспоминала того торговца каждый раз, когда в ее комнату проникал солнечный свет, которого было не увидеть, когда проемы были закрыты бычьим пузырем.

Видящий считал, что такой способ благодарности — чистый обмен энергией, без посредников в виде округлых кусочков металла. Воспоминания об отце снова легли тяжестью на сердце, которая собиралась в уголках глаз слезами.

«Что с тобой случилось там, на той стороне?», — она обвела взглядом комнату. Пустой дом, в котором не слышались больше тихие напевы Вирхо, не было его привычного смеха и звука голоса. Тишина давила, поглощала своей звенящей пустотой одиночества. Раньше Ома чувствовала себя одинокой, когда в детстве дети из поселения отказывались брать ее в игру, позже — когда Нира надолго уезжала с семьей, а у Кйала не было времени. Но сейчас, впервые в своей жизни, она испытала настоящее одиночество.

Ома подтянула колени, уперлась в них лбом, чувствуя, как от слез намокает подол платья. Если бы здесь был отец, он бы обнял ее, утешил, сказал, что все будет хорошо. Вместо объятий ощущалась лишь прохлада утреннего воздуха, проникавшая через приоткрытую дверь. И никто не говорил, что все наладится. Да и как может наладиться, когда духи отняли у нее самого близкого и дорогого человека? Она столько раз слышала, как отец просил их о помощи, она и сама молилась духам всякий раз, когда все шло наперекосяк. Но сейчас ей не хотелось даже пытаться возносить молитвы. «К чему надеяться, что духи помогут ему вернуться, если они сами это допустили? — она вытерла слезы рукавом, — зачем вообще они нужны, если допускают подобное?»

Рыдания отняли у нее последние силы, и Ома ощутила навалившуюся усталость. Двое суток она провела с отцом, а сейчас солнце еще было далеко до пика: спала она недолго. Девушка решила вернуться в постель.

После отвара и небольшой трапезы она чувствовала себя немного лучше, хотя голову все еще будто сжимали в тисках. Она легла, изучая щербатый деревянный потолок. Мысли снова и снова возвращались к сегодняшней ночи.

«Его вели духи. И они никак не помогли ему», — она часто думала о роли духов в их жизни. Видящие всю ее посвящают укреплению этой связи, отказываются от брака и многим жертвуют ради дара, который не выбирали. Они существуют, чтобы служить воле духов и людям, которые ничем не жертвуют. Каждый раз, когда она задумывалась об этом, ее терзало чувство несправедливости.

Ей нравилось помогать людям, видеть их благодарность. Но духи не благодарят, лишь требуют. «И при этом я должна буду делать то, что они скажут. Я отца-то не всегда слушаюсь». Утопая в потоке мыслей, она погрузилась в тяжелый сон.

Ей часто снилось, как она ходит по лесу, блуждая меж деревьев, и не может найти из него выход. Вот и сейчас она стояла среди могучих стволов, а ветви уходили в небосвод, не давая пробиться лунному свету. Взгляд едва улавливал чернеющие очертания сосен и кустарников. Ома обошла дерево, поломанный ствол которого покрылся мхом, а слом торчал острыми зубами. Густым ковром под ногами расстилалась трава, пряча выступающие хребты корней. Тишина — такая же угнетающая, как и в реальности, — нарушалась лишь хрустом веток под ногами, пока девушка шла, пытаясь найти дорогу их леса.

Минуты тянулись патокой, а лес сливался в сплошное черное полотно. Она остановилась: снова то же сломанное дерево оказалось перед ней, и его зубы будто скалились в издевательской ухмылке. Она побежала дальше, в другую сторону, и ветви цепляли ее за одежду, били по щекам, царапали руки. И раз от раза она возвращалась на то же самое место, от которого начинала свой путь.

Она снова шла, забредая все дальше вглубь, а ветви тянулись к ней, как бы говоря: «Не уйдешь, с нами останешься». Что-то крепко вцепилось в юбку, не давая сделать ни шага дальше. Остановилась, потянула сильнее — подол не поддавался. Опустив взгляд, поняла: не ветви держат, а руки. Обернулась: десяток уродливых рук тянутся к ней, норовя ухватиться.

Она закричала, проснувшись. Руки тянулись к ней, выходя из стен, выползая из-под кровати, прижимая ее, не давая встать. Она брыкалась, кричала, что есть сил, а хватка становилась сильнее.

Она разжала пальцы, что сжимали ее руку, выскользнув из-под одеяла, вскочила с кровати. Ее тут же схватила еще одна пара рук, пробившаяся сквозь пол, царапая, оставляя глубокие кровоточащие полосы на коже. Она пыталась отбиться, убежать, но рухнула на пол, схваченная бесконечно появляющимися руками. Голос сел от крика.

— Отстаньте, отпустите, — она шептала, лежа на полу, заливаясь слезами, а сердце заходилось от страха. Закрыла глаза, принимая то, что так и умрет, от этих рук, в собственной комнате. Сил сопротивляться больше не было.

Но все стихло. Она открыла заплаканные глаза: пусто. Только она, распластавшаяся на полу, и кот, что испуганно смотрел на нее янтарными глазами. Она села, обняв колени руками, а слезы продолжали стекать по щекам. Сердце все еще бешено колотилось в груди, а царапины на руках, оставленные когтями, щипало.