Охота на обаятельного дознавателя

Маргарита Дюжева

Глава 4

— Пап! Она так ничего и не ест! — пожаловалась Лилу отцу, когда они вечером обосновались в гостиной. Девчонка с куклами и альбомом для рисования, а Честер с газетой.

— Оставь ее в покое, — меланхолично отозвался мужчина, перелистывая страницу, — захочет — поест.

— А если она с голоду помрет?

— Не помрет. Это животное. Оно голодным не останется.

— Сам ты животное, — обиженно крякнула я, бросив печальный взгляд в сторону миски.

Гадкие червяки исчезли. Домработницу эйлу Варну чуть инфаркт не хватил, когда она увидела, как живописно они расползлись во все стороны: по полу, по стенам, а один даже умудрился забраться на ножку стула, оставив за собой склизкий след. Она стонала, сокрушенно охала, собирая их в банку, и громко ругалась. Почему-то не на несносную хозяйскую дочь, а на меня. Можно подумать, я сама себе их наловила.

Вместо червяков в миске появился мелко рубленный фарш…

Я стойко выдержала нападки маленькой Лилу, весь вечер порывающейся добраться до меня, несмотря на слова отца. Девчонка настойчиво пыталась выманить меня из-под шкафа, а я в ответ лишь огрызалась и сердито крякала, забиваясь еще глубже. Больше всего мне хотелось, чтобы это семейство наконец разошлось по своим комнатам, и не мешалась у меня под ногами, когда я буду искать выход из западни, в которой оказалась из-за махинаций королевского дознавателя.

Около девяти вечера Лилу начала зевать.

— Иди-ка ты спать, дорогая, — проворчал Честер, наблюдая за тем, как она устало пристраивается на краю дивана.

— Ты мне почитаешь?

— Почитаю. Давай, уноси свои игрушки и чисти зубы. Я сейчас приду.

Девчонка, зевая и сонно хмурясь, сложила карандаши, сунула куклу подмышку и поплелась прочь из гостиной. Вскоре следом за ней ушел и отец. Однако выскакивать и сломя голову метаться по дому я не торопилась.

Эйла Варна пришла в гостиную и начала неспешно натирать полы, попутно поправляла покрывала на креслах, шторы, протирала пыль на каминной полке.

Решив, что гостиную можно осмотреть потом, в более спокойной обстановке, я незаметно прошмыгнула у нее за спиной и первым делом направилась вниз по лестнице, в подвал.

Там тоже было чисто и уютно. Пара кладовых, запертых на тяжелые замки, зал для тренировок, лаборатория. Кто-то из семьи Кьярри всерьез увлекался зельями: на полках хранились многочисленные книги, в шкафах за стеклянными дверцами реактивы, колбы и баночки с порошками, в одном из углов висели сухие пучки трав.

Так же внизу обнаружилось несколько маленьких пустующих помещений, склад всякого барахла и винный погреб.

Я облазила каждый закуток, каждую комнату, в попытке вырваться на волю, но увы и ах. Все окна были намертво запечатаны магическими плетениями от воров, и проклятый ошейник не давал через них пройти. Я даже попробовала пролезть в черный лаз, которым пользовались кошки, но стоило мне только просунуть туда голову, как невидимые путы натягивались и затаскивали обратно в дом.

Ох, уж этот Честер Кьярри. Ох уж эти его дознавательские замашки. По всем фронтам обложил, негодяй.

Оставив в покое подвал, я поднялась на второй этаж, снова проскочив мимо неторопливой домработницы, пока она тихо напевала себе под нос, любовно развешивая вещи хозяина в прихожей.

На втором этаже пришлось быть осторожнее: Честер все еще не спал. Дверь в его комнату была приоткрыта, и мне удалось незаметно заглянуть внутрь. Главный королевский предатель вольготно устроился на кровати и неспешно листал страницы книги.

Дома он был совсем не таким как на службе. Спокойный, расслабленный, без жесткой складочки между бровей, без снисходительной улыбки и взгляда свысока. Даже уютный какой-то. Внезапно я поймала себя на мысли, что мне хочется забраться к нему под бочок, положить голову на крепкое мужское плечо и, блаженно улыбаясь, заснуть.

Что за бред?! Я попятилась и снова выскочила в коридор. К черту, Кьярри вместе с его крепкими мужскими плечами. Потом эту комнату обследую. Завтра, когда он уйдет на работу, а, может, к тому времени меня уже и не будет в этом проклятом доме.

Лилу спала, Ванесса тоже была занята чтением книги, а Эдварда дома до сих пор не было, поэтому мне удалось без приключений проверить все оставшиеся комнаты на втором этаже. К сожалению, и тут меня ждало разочарование — через окна второго этаже тоже не удалось выбраться.

Оставался чердак. Так было жарко, темно и пыльно. Пока я бродила от одного маленького окошечка к другому нацепляла на себя грозди паутины, обчихалась и пару раз едва не угодила в коварные мышеловки.

С каждым проверенным окном, с каждой обследованной щелью настроение у меня ухудшалось. Выхода не было. Сколько бы я не толкала лапками невидимую преграду, сколько бы не пыталась протиснуться в едва заметные отверстия под самой крышей — все бесполезно. Ошейник намертво привязал меня к этому дому.

Не солоно хлебавши, я спустилась обратно на первый этаж. Эйла Варна ушла убираться в библиотеку, и мне, наконец, удалось тщательно обследовать гостиную.

— Это уже даже не смешно, — проворчала я, когда закончила исследовать последнее окно в гостиной. Результата по-прежнему не было.

Неисследованными оказались только комната Честера да кухня, запертая на ночь. Шансы быстро выбраться из этого ада таяли на глазах.

Я немного посидела в широком кресле, подумала, пытаясь понять, что упускаю. Потом попила из своей миски, брезгливо посматривая в сторону заветренного фарша, а затем решительно отправилась проверять дом по второму кругу.

Должен быть выход! Должен!

***

Выхода не было…

Я всю ночь не смыкала глаз — бегала по дому в поисках лазейки и попытках снять проклятый ошейник. Мягкий, невесомый, но чертовски прочный. Как я только над ним не билась. И лапками тянула — это вообще пустое занятие, и за гвоздь пыталась зацепить и перетереть — чуть не повесилась. Даже к свечке прикладывалась. Без толку. Только шерсть подпалила.

К утру нарисовалась еще одна внушительная проблема. Я была голодна. Последний раз мне довелось ужинать дома, в компании Лидии и Аниты. Два дня назад.

Щуплое тельце морана быстро исчерпало все свои запасы. Живот подвело и кололо, а в миске по-прежнему лежал лишь заветренный фарш. Такую гадость я категорически отказывалась есть и рано утром, как только открылась дверь на кухню, поспешила за едой. Надо пробраться к морозильникам и утащить чего-нибудь вкусного.

На кухне во всю кипела работа. Возле плиты ловко сновала внушительная повариха в накрахмаленном белоснежно переднике, и с красными натруженными руками, а в углу, склонившись над тазом, кропотливо чистил картошку щуплый поваренок. Здесь же обнаружилась и домработница. Она сидела за столом и неторопливо потягивала кофе.

— Представляешь, Линка то залетела от садовника, и теперь хочет за него замуж, а он сопротивляется.

Кто такая Линка и зачем она залетела от садовника меня интересовало мало, а вот свежий хлеб, накрытый полотенцем, и целый шматок копченой лопатки, лежащий на краю стола, приводили меня в крайнее волнение.

Если тихонько забраться по ящику и стащить его…

— Мя-а-а-у, — раздался протяжный возмущенный возглас откуда-то сверху.

Со шкафа на меня смотрел толстый полосатый кот. Зло смотрел, завистливо. Наверное, сам на мясо посягал и увидел во мне конкурента.

— Киса! — крякнула я, когда он спрыгнул со шкафа и, выгнув спину, стал приближаться ко мне. Глаза как плошки, шерсть дыбом, из глубины нарастает утробный рев. Подошел этот комок шерсти ко мне, да как зашипел, и лапой махнул, едва по носу не задев.

Тут я поняла, что это для человека кошка — забавный питомец, а для морана вполне серьезный хищник. Уши прижала, начала пятиться и налетела на башню из кастрюль. Они с грохотом разлетелись по полу, а самая большая из них перевернулась и накрыла меня с головой. На шум тут же, громко топая, прибежала повариха.

— Васька, ты что там творишь, ирод окаянный!

Ирод вскинул хвост трубой и тихо мяукнул, заискивающе прижавшись боком к ноге поварихи.

— А это что за зверь? — удивилась та, заметив, как я выглядываю из-под кастрюли.

— Это хозяин вчера принес какое-то чучело, — эйла Варна встала из-за стола и подошла к нам, — рыщет гадина по всему дому. Пакостит.

— Э, нет, на моей кухне ты хозяйничать не будешь, — повариха тут же схватилась за метлу, — а ну-ка пошла отсюда! Я ведь не посмотрю, что хозяйская игрушка. Мигом в супе сварю.

И метлой меня по попе.

— Кыш! — снова замахнулась.

Я в одну сторону — там кошка дугой выгнулась и шипит, в другую — домработница полотенцем машет, а спереди грозно повариха надвигается.

Пришлось хвост поджать и сбежать, сердито крякая на своих обидчиков.

Поход на кухню закончился полным провалом. Я была голодная, несчастная, получила метлой по заду, и уже была готова на все, лишь бы эти мучения прекратились. Даже признаться во всем проклятому Честеру.

Однако сидеть спокойно на месте, предаваясь обидам и жалея себя, не в моем характере, поэтому я отправилась в столовую.

На большом овальном столе накрывали к завтраку: расставляли тарелки, кружки, раскладывали приборы. Потом с кухни принесли поднос со сладостями, кофейник, мягкий хлеб и расписной горшочек с кашей.

Каша пахла умопомрачительно. Я жадно водила носом, принюхиваясь к аппетитному аромату и облизываясь. Мне бы немножко. Хоть ложечку…

Когда прислуга ушла из столовой, унося с собой пустую посуду, я аккуратно выглянула из-под стола. Из коридора уже доносились голоса семейства Кьярри, дружно бредущих на совместный завтрак. От голода шумело в голове, и я ни о чем другом не могла думать.

Сейчас или никогда!

Запрыгнула на стул, потом по скатерти забралась на стол. Изысканная посуда, начищенные до блеска столовые приборы, салфетки на ажурной подставке. Очень красиво, но мне было не до красоты.

Я выбрала самую большую тарелку, стоящую во главе стола и, со всех ног, бросилась к ней.

Еда!!!

Уткнулась носом в кашу и начала жадно, не жуя, глотать, блаженно жмурясь и трясясь всем тельцем, от макушки до пяток. Даже крякать начала от удовольствия.

О, Луна! Как же вкусно! Это самая лучшая каша в моей жизни!

Я не могла остановиться и была готова залезть в нее всеми лапами. И вообще, забраться целиком, и никогда больше не вылезать!

Но не тут-то было!

Я так увлеклась едой, что не заметила, как хозяин со своим выводком подошел к столу. Жесткая ладонь привычно сомкнулась на моем загривке и подняла в воздух. У меня даже не было сил сопротивляться. Болталась, свесив лапки, и блаженно облизывалась. Оно того стоило!

— Надо же, — усмехнулся Честер, — мы ждали, что она будет червяков и фарш уплетать, а ей кашу подавай. Какой-то неправильный моран.

Как ни странно, но мужчина совершенно не рассердился за то, что я залезла в его тарелку. Напротив, он довольно улыбался, и даже почесал меня по раздутому животику.

— Эйла Варна, — позвал он домохозяйку и та, словно только этого и ждала, тут же оказалась рядом, — кормите ее теперь тем же, что даете нам на завтрак.

— Как скажите, — она угодливо склонила голову,

— И помойте ее, а то своими грязными лапами весь дом перепачкает, — Кьярри передал меня в руки женщины, и уже через пару минут я оказалась в тазу с теплой водой.

Меня отмыли, вытерли и снова выпустили в гостиной. После бессонной, полной разочарования ночи и сытного завтрака мне очень хотелось спать. Я немного постояла, повздыхала, подумала о том, что надо бы искать путь спасения, а потом махнула на все лапой и отправилась под свой любимый шкаф.

***

Это был самый отвратительный день в моей жизни. Когда на каждом шагу, на каждом повороте поджидал провал. Я еще раз прошлась по дому, теша себя надеждой, что ночью в потемках что-то пропустила и выход все-таки есть. Даже в комнату Честера, наконец, смогла забраться. Эффекта никакого. Его окна, как и все остальные, не выпускали меня наружу. Так же удалось пробежаться по кухне, проверить черный выход и дымоходы. Тоже бесполезно. Этот дом действительно превратился в мою тюрьму.

Тогда я попыталась обратиться к своим ведьмовским силам, но и здесь меня ждал провал. Магия не откликалась, даже простейшее плетение вызвать не удалось, не говоря уже о чем-то серьезном.

Хорошо мы с девочками постарались. Качественно подготовились. Маскировка выше всяких похвал. Только теперь из-за нее мне грозило навсегда остаться комнатной зверюшкой у Честера Кьярри в этом проклятом доме. Сколько мораны живут? Лет пять-семь? Если я не найду выход, то это будут последние годы моей никчемной жизни.

Следующим пунктом плана по спасению самой себе стало зеркало связи. Если бы мне только удалось пробраться в кабинет и активировать зеркало Честера! Тогда бы я смогла связаться с девочками, и они бы вытащили меня из этой передряги!

Подходящего момента пришлось ждать долго. Кьярри, как назло, вернулся с работы пораньше и засел в кабинете, перебирая бумаги. Вдобавок, из летней школы вернулась Лилу и снова попыталась втянуть меня в свои игры. Мне пришлось туго: и от пиявки мелкой уворачиваться, и за Честером присматривать. Да еще и Эдвард сегодня дома остался, и при возможности старался пихнуть меня ногой, если попадалась на пути. Гадкий парень!

— Пап! Пойдем ужинать, — позвала девочка, бесцеремонно ворвавшись к отцу.

— Иду, — он отложил в сторону красивое темно-серое перо, — я как раз закончил. Кстати, сегодня, вечером должен зайти Стефан…

— Ура, дядя Стеф придет! — завопила малышка, и запрыгала, как дикий козленок, — подарок принесет.

— Насчет подарка я не уверен…

— Конечно принесет, — убежденно сказала Лилу, — он всегда приходит с подарками.

— Балует он тебя, — проворчал грозный отец и пошел следом за дочерью, которая уже ускакала в столовую.

Дядя Стеф? Вот только еще одного Кьярри мне не хватало.

Дверь осталась приоткрытой, и я без труда проскользнула с просторный кабинет Честера. Здесь было сумрачно и солидно, очень по-дознавательски. Шкафы с бумагами, книги, большой стол из красного дерева, на котором стояло зеркало вызова в строгой бронзовой оправе.

Я проворно забралась на тяжелое кожаное кресло, потом перескочила на стол и бросилась к зеркалу. Приложила к нему лапку, настраиваясь на нужного человека и…ничего не произошло. Я приложила еще раз, пытаясь связаться с домом, но снова в пустую. Зеркало предназначалось для людей и не реагировало на прикосновение морана.

— Да что такое! — в сердцах шлепнула по нему лапой и повалила на стол.

Хорошо, хоть не разбила! Но на шум появился Честер. Я едва успела улизнуть под шкаф, как он ворвался в кабинет и ястребиным взором огляделся по сторонам.

Пока дознаватель ставил зеркало и поправлял документы, мне удалось выбраться в коридор и благополучно убежать в гостиную.

Как же вырваться из этой западни? Пока на мне этот проклятый ошейник я не смогу покинуть дом!

Я решительно потопала к зеркалу и начала рассматривать ошейник, поворачивая его из стороны в сторону. Ни стыка не видать, ни застежки. Гладкая кожаная полоса, которую не разорвать.

Грустно крякнув, я с тоской посмотрела туда, где сидел Честер. Похоже, пора смириться с тем, что это дело я провалила и признаться ему во всем. Представляю, как он будет смеяться надо мной и говорить «я так и знал, что от этой пигалицы не будет прока».

Мне было очень обидно и совершенно не хотелось признавать поражение, но оставаться маленьким беспомощным мораном хотелось еще меньше, поэтому я решилась на признание.

Только как это сделать? Языка моранов он не знает. Придется писать письмо. Просто и без прикрас: Я-Вивьен. А дальше пусть, что хочет, то и делает. Хочет — сам расколдовывает, хочет — везет домой. Мне все равно.

Преисполненная мрачной решимости я вытолкала из-под дивана альбом, который забыла Лилу, оттуда же выкатила карандаш.

И вот тут начались проблемы.

Карандаш оказался слишком толстым для лапки морана. Я его и так, и эдак, и все в пустую. Он чиркал по листу, падал, откатывался. Я снова его хватала, снова пыталась писать и снова с тем же результатом.

Даже букву «я» не удалось накарябать, не то, что все остальное.

Я пробовала левой лапой, правой, обеими. Даже ртом. Никакого результата. В том нагромождении бледных черточек, что у меня получилось, при всем желании невозможно было рассмотреть хоть какую-то букву.

— Ну же, давай! — шипела я на свои неуклюжие лапы. — что может быть проще! Я Вивьен! И все! Пиши давай!

— Что ты там раскрякалась? — проворчал Эдвард, оторвавшись от книги.

— Иди ты к черту! — в сердцах рявкнула я, опять стараясь провести карандашом по листу. И снова он выехал из неуклюжих морановых лап.

Тут меня прорвало. От обиды, от усталости, от страха я заревела.

Совсем некрасиво, не по-ведьмински.

Сидела на полу и горько вопила, вслух высказывая все что думаю и о дознавателе, и об этом деле, и о питомнике, и обо всем остальном.

— Цыц! — раздраженно цыкнул Эдвард, которому мои вопли мешали читать, — сейчас получишь!

Я ревела пуще прежнего.

— Ну почему у меня такие маленькие лапки? Такие маленькие пальчики! — надрывалась я во весь голос, — я хочу домой. Хочу в свое тело.

— Она меня бесит! — процедил сквозь зубы, обращаясь к отцу, — ты не мог принести что-то не такое шумное!

— Не обращай внимания, — меланхолично отозвался Кьярри.

Ему-то хорошо.

Сидит у камина, читает газету, листает страницы НОРМАЛЬНЫМИ пальцами, а не маленькими зелеными пампушками, а несчастная королевская гончая сидит на полу и горько рыдает. Магии нет! Дом не выпускает! Даже дураку Кьярри не получается написать!

И тут, в довершение ко всему мне прилетела тапка. С размаху и прямо по макушке, так что я от неожиданности уткнулась носом в пол.

Это Эдвард запустил в меня, устав слушать вопли несчастного морана.

— Ну, наконец-то! Заткнулась, — улыбнулся поганец и снова погрузился в чтение.

А я лежала на полу и глотала горькие слезы.

Вот за что мне все это? Я просто хотела распутать дело и проявить себя перед королем.

Честер молча поднялся с кресла и направился ко мне, попутно отвесив смачный подзатыльник сыну.

— За что? — обиженно возмутился тот, — она меня раздражала.

— Так нельзя, — дознаватель подошел и взял меня на руки, — ей просто страшно и одиноко. Вот и плачет.

— Плачет она, — проворчал Эдвард, — надо же какая трагедия.

— Ну что, морда? Тяжко? — Честер развернул меня к себе и почесал за ухом. Я продолжала жалобно попискивать. Почему-то от его жалости стало совсем грустно.

— Что ты с ней возишься? Выкини и все.

— Я тебя сейчас выкину, — грозно припечатал Кьярри, и посмотрел на своего нахального отпрыска так, что тот заткнулся. Стиснул зубы так сильно, что на юношеских щеках пятнами проступил злой румянец. Честер перехватил меня поудобнее и вернулся в кресло. — Эх ты, лапы-то какие холодные. Просто лед!

И прежде, чем я успела хотя бы крякнуть, запихал меня к себе за пазуху.

О. Мой. Бог…

Это что? Волосатая грудь верховного дознавателя?! А это…это сосок?!

Я даже реветь перестала. Забарахталась, пытаясь выбраться на волю, но безуспешно. Он просто прижал меня сильнее.

— Сиди уж там, не дергайся, пока я добрый, — и ручищей своей придавил так, что я носом уткнулась в густую поросль, — грейся.

Докрякалась…