Созвездие Мира

Марго Нависки, 2021

Может произойти все что угодно, но одно можно утверждать безапелляционно: любовь будет существовать всегда и везде. На Земле и на Марсе, в Африке и в Америке, у всех в мыслях и у каждого в сердце. Любовь наполняет мир и продолжает жизнь. Есть большая любовь и у автора книги «Созвездие Мира» Марго Нависки. Именно это чувство, как смысл всего существующего, ведет читателей от страницы к странице. О своем произведении Марго говорит так: «В книге много разного – и трагического, и смешного, и философии, и романтики. Здесь есть место утратам, обидам и боли, переживаниям и испытаниям. Но не стоит забывать, что… не бывает плохого без хорошего, как без тени не может быть света. На каждую потерю обязательно найдётся обретение, а пройдя через страдания, становишься чище и мудрее. Из этого и соткана жизнь». Жизнь, наполненная любовью.

Глава третья

Когда ты слишком мала

Когда Мире исполнилось шесть лет, мама задала ей очень важный вопрос: хочет ли она пойти в школу? И если хочет, то когда именно? На выбор предлагалось два варианта — с шести и с семи лет.

Школа казалась Мире неизвестным, загадочным миром, куда были допущены только особые, уже взрослые дети, намного старше её самой. Мирина ищущая натура всегда жаждала чего-то нового и неизведанного. Детский садик был уже неинтересен, это пройденный этап, и, чтобы как можно скорее приобщиться к загадочному и волнующему школьному сообществу, девочка незамедлительно дала ответ: конечно, хочет, и, конечно, с шести. Тут и думать не о чем, ведь семь лет ей исполнится только в декабре, до которого ждать целую вечность!

К первому сентября Мира готовилась очень тщательно. Она даже заказала себе новую причёску, придумав ей оригинальное название — «под ушки». Это было модное усовершенствование известной стрижки «под горшок», но на Мире причёска смотрелась очень красиво — по крайней мере, так сказала мама. И Мира с ней согласилась.

Ей вообще казалось, что в этот день все смотрят только на неё, так она сияла от радости и ощущения небывалого, яркого праздника!

Всех первоклассников распределили по классам. И на первом же занятии в своём классе Миру ожидало странное открытие. Когда детей попросили по очереди выйти к доске и что-нибудь прочитать из толстой книги, неожиданно выяснилось, что будущие Мирины одноклассники уже умеют читать, и каждый из них спокойно вышел и прочёл по небольшому отрывку из книги — кто запинаясь, а кто и очень даже хорошо.

«Зачем же они пришли в школу, если умеют читать?..» — недоумевала Мира. Сама она читать ещё не умела, но нисколько не расстроилась, а сразу нашла и причину, и утешение — она же младше всех и у неё всё впереди.

Мира была неисправимым оптимистом, и, несмотря ни на что, всегда верила в лучшее.

Как оказалось позже, в школе, помимо чтения, было много разных предметов: письмо, математика, природоведение — и все эти предметы вела одна и та же учительница, Наталья Алексеевна. Она сразу понравилась Мире — очень симпатичная, доброжелательная и приветливая. Строгая, но справедливая. Уроки у Натальи Алексеевны были очень интересными, она всегда придумывала, как увлечь учеников, чтобы они не успевали заскучать. Дети у неё никогда не уставали, потому что для этого случая у классной руководительницы были припасены занимательные игры и загадки.

Иногда на уроки захаживал знакомый Натальи Алексеевны — молодой человек интеллигентного вида. Он приносил с собой камеру и записывал занятия на видеокассеты, а потом весь класс дружно просматривал эти записи. Это было и любопытно, и смешно, и как-то сразу всех сближало. Мира с Алиной — новой подружкой — очень любили позировать перед камерой, а потом, хохоча, находить и разглядывать себя на экране. Как-то у Миры даже мелькнула мысль, что неплохо бы стать актрисой — и тогда такие приятные моменты будут сопровождать её всю жизнь.

Позже эта мысль незаметно ушла, уступив место новым увлечениям. Но очень многие из них были связаны со сценой. Чтение стихов наизусть, пение, разные сценки и выступления — во всём этом Мира участвовала с большим удовольствием.

Со временем в классе обнаружились новые друзья и недруги. Кроме Алины, Мира подружилась с Элькой, а недругами стали двое злющих мальчишек, Антон Павлов и Вовка Рындин. Косичек у Миры не было, но взъерошить причёску «под ушки», шлёпнуть её портфелем по спине или как-нибудь язвительно обозвать они никогда не упускали случая. Тем более что повод для обзываний имелся — Мира была девочкой полненькой и выделялась на фоне худеньких одноклассниц.

Правда, с рук им это не сходило — под пухлой оболочкой скрывался опытный боец!

Так получилось, что во дворе, где жила Мира, у соседей росли одни мальчики, и она была единственной девочкой среди всей дворовой ребятни. Поэтому волей-неволей ей приходилось дружить с мальчишками. Как теперь оказалось, в этом был несомненный плюс — дружба с ними закалила Миру для школьной жизни. Девочка любила играть в казаки-разбойники и другие ребячьи игры, росла настоящей пацанкой и дралась не хуже любого пацана. Все эти навыки очень помогали ей в противостоянии Павлову и Рындину и обидчики немедленно получали от неё сдачи. При этом училась Мира хорошо. В четвёртом классе Наталью Алексеевну сменили другие учителя, появились новые сложные предметы, но Мира успешно с ними справлялась. Её полный пятёрок и четвёрок дневник выглядел бы вполне благопристойно, если бы его странички не распухали от замечаний и требований к родителям явиться в школу по причине отвратительного поведения девочки на уроках и переменах.

После бесед с классной руководительницей Вера всякий раз пыталась внушить дочери, как нужно вести себя в школе, но Мира искренне не понимала, в чём её вина — подумаешь, поставила фингал ненавистному Павлову! Он же первый начал. А как надо было поступить, молчать и терпеть, что ли?!

— Ирина Сергеевна опять жаловалась на твоё поведение. — Так обычно начиналась каждая речь Веры после очередного родительского собрания. — Она говорит, что девочка ты умная и очень способная, учишься легко. Но почти каждый день у тебя какие-то драки с мальчишками… Постоянные замечания за болтовню на уроках. Она просит как-то повлиять на тебя. Ну почему ты не можешь вести себя спокойно, как все дети?.. Что опять за история с этим Павловым?! — Вера сокрушённо качала головой.

— А что я такого сделала? Они с Рындиным сами меня задирают! — делала Мира невинные глаза. — Если не врезать им как следует, они вообще на шею сядут и будут ноги об меня вытирать. Пусть знают своё место!

Наверно, у Веры плохо получалось вразумить дочь. Едва услышав на свою нравоучительную речь искреннее возмущение Миры, она сразу сдавала позиции и отступала. В этом была суть её натуры — всем угодить, всем уступить, чтобы сохранить мир и гармонию в семье. Что греха таить, получалось не очень, мир в семье был изменчивым, хрупким и шатким. Сама Вера как раз привыкла молчать и терпеть, но это уже не действовало. Она чувствовала, что всё медленно, но неуклонно катится в пропасть. Отношения с мужем в последнее время сильно изменились. А Верины уступки зашли слишком далеко…

Если после армии перемены в Олеге были не очень заметны, они только-только давали ростки, то после смерти Александра Михайловича Олег совсем слетел с катушек — выпивать стал всё чаще, а выпив, становился просто неузнаваемым. Внешне это выражалось в грубости, оскорблениях и злобных выпадах, а что крылось внутри — об этом Вера могла лишь догадываться.

Его словно глодало что-то, осаждали какие-то тёмные воспоминания. Сильный и авторитетный отец был очень мощным сдерживающим фактором, и при нём Олег не мог позволить себе поддаться этим воспоминаниям, этой злой силе, этой неведомой тоске, что сжигала его душу. Причём Александр Михайлович не использовал никаких принудительных мер по отношению к сыну — не кричал, не стыдил, не упрашивал. Он обладал уникальным свойством — одно лишь его присутствие, его существование в этом мире уравновешивало в Олеге две части его противоречивой натуры. В его отце при всей страстности была удивительная спокойная сила, непоколебимость, которую не согнуть, не сломать. Олег чувствовал эту силу и внутренне опирался на неё, но когда отца не стало, всё рухнуло. Опора выскользнула, как перила из-под пальцев, и Олег оступился. И некому стало удерживать его вырывающийся гнев. Другие люди из близкого окружения не имели способности выравнивать шаткое состояние Олега. Верочка была слишком слаба, Мира слишком мала, а мать не так влиятельна, как отец. Как ни старалась Екатерина Сергеевна взывать к чувствам и разуму сына, тот становился еще более раздражительным и неуправляемым. Чем сильнее он пытался уйти от явных проблем с самоконтролем, тем больше получал контроля со стороны матери, что в итоге превращалось в невыносимый замкнутый круг всеобщих страданий.

Впрочем, Олег заметил, что, когда выпьешь, веселиться и развлекаться тоже интереснее. Всё вокруг внезапно оживлялось, краски становились ярче, шутки смешнее, настроение задорнее. На разные дружеские тусовки Олега с Верой приглашали частенько — Олег играл на гитаре и пел, был просто душой компании, а Верочка молчаливо и с любовью на него смотрела.

Иногда ему хотелось, чтобы она вдруг запротестовала, ожила, вспылила… но нет. Она оставалась такой же — безропотной, покорной, всегда готовой угодить, лишь бы он был рядом.

Однажды в угоду ему она начала курить.

Произошло это случайно, на очередной вечеринке. В шутку прикурив сигарету, Вера неожиданно заметила на себе заинтересованный взгляд супруга.

— Верунчик, а тебе очень идёт курить! — восхищённо сказал он и заигрывающе подмигнул.

— Да? — Она просияла. Ему нравится!

И его тихая, послушная жена приняла новый образ и докурила сигарету до конца.

Теперь она постоянно курит и не может бросить — милая, славная Вера. И он любил её именно такой. Вот эта её жертвенность приковывала его. Она и раздражала его, и пленяла. Таких больше не было. Представить свою жизнь без неё просто невозможно — без этого слабо тлеющего огонька в её сердце, без касаний её руки, без её робости и нежности, без того редкого вида любви, которая ничего не требует, а просто хочет быть рядом и всё разделить — и радость, и беду. И пьянку.

На её теле полно синяков — и это его вина. Это его кулак со всей силы врезался ей в лицо, а потом молотил вдоль и поперёк. Вера, молчаливая, кроткая, снова чем-то ему не угодила, и из глубин его нутра волной поднялось уже знакомое неукротимое бешенство. Его жена, которая в такие дни ходит как тень, старается быть невидимкой, опять что-то сделала не так, опять попалась ему под горячую руку.

Она старается передвигаться по дому чуть ли не на цыпочках, чтобы не вызвать его дикой ярости, но порой достаточно одного неловкого движения, чтобы произошёл взрыв.

Протрезвев, он ужасался самому себе, искренне каялся и просил прощения за свои пьяные буйства. Он не мог понять, что за чудовище вырывается на свободу и почему оно может поднять руку на беззащитное любимое существо.

— Вера, Верочка моя, любимая… — бормотал он, прижимая к себе её податливое хрупкое тело, нежно гладя тёмные синяки, — прости…

Вера прощала. И верила. Оправдывала своё имя. Но и он, и она знали, что в следующий раз всё повторится сначала.

Недавно, чтобы быть с ним на одной волне, она впервые взяла рюмку и потихоньку начала выпивать вместе с ним…

Милая Вера…

Мирка совсем другая. В ней уже сейчас заметен характер. Она далеко пойдёт, его девочка.

Когда он бывал трезвым, отношения между ним и Мирой были ровными и дружелюбными. Они вместе смотрели фильмы, потом взахлёб обсуждали их, делились впечатлениями. Как истинный киноман, Олег советовал дочери, какой фильм выбрать для просмотра, рассказывал, чем этот фильм понравился ему самому. Частенько, усевшись рядышком, они любили затаив дыхание следить за увлекательными биатлонными гонками — спринт, преследование, эстафета — жаркие это были состязания!

Но когда Олега накрывал период безудержного пьянства, всё менялось. Мира старалась как можно меньше бывать дома. Чтобы не видеть беспричинный гнев отца, робкие заискивания матери, не слышать звон рюмок, не ощущать стойкий запах никотина. Она никогда не знала, что сегодня вечером ждёт её дома — спокойные и дружные родители или разъярённый отец и замученная его приступами мать.

Мира подразделяла жизнь на два периода — пьяный и трезвый.

Трезвый период был великим благом и отдыхом для сердца. Она начинала чувствовать их любовь, их интерес к себе и участие в её школьной жизни. Они становились такими родными, такими живыми, самыми-самыми близкими и любимыми!

Помнится, отец однажды нарисовал ей декорацию к инсценировке стихотворения «Старуха, дверь закрой!» Они вместе трудились весь вечер — Мира рассказывала, что должно быть нарисовано, а отец кивал, и его рука уверенно чертила нужные линии.

— Ну-ка, прочитай ещё раз, так веселее рисовать, — говорил он с улыбкой, и Мира громко начинала:

Под праздник, под воскресный день,

Пред тем, как на ночь лечь,

Хозяйка жарить принялась,

Варить, тушить и печь…

Вскоре на бумажном плакате красовалась настоящая русская печка, возле которой разворачивалось действие.

Он очень хорошо рисовал, как настоящий художник!

А мама помогала читать с выражением стихи. Подсказывала, где какое слово лучше выделить. «Ветер, ветер, ты могуч!» — по-актёрски декламировала она, а Мира слушала и повторяла: «Ветер, ветер, ты могуч, ты гоняешь стаи туч…»

В доме царили мир, лад и уют.

Трезвый период был блаженством. Так хотелось удержать эти дни в руках, растянуть их, чтобы они никогда не кончались!

Но Мира уже начинала понимать, что желает невозможного.

Когда наступал трезвый период, она по инерции ощущала радость. Но с некоторых пор эта радость приобрела оттенок безнадёжности. Мира уже не испытывала простого чувства «всё хорошо». Давно не верила, не надеялась, не ждала. Хорошее всегда было замутнено ожиданием плохого. Трезвый период не навсегда. Он обязательно кончится. Скоро всё хорошее рухнет, как карточный домик, и сменится привычной картиной пьянки. Вот отец весёлый, сильный, трезвый — и вот отец на кухне в майке, злобный и агрессивный, с неизменной рюмкой в руке. И мать, как мышка, несмело опрокидывающая свою рюмочку. Глаза их мутнеют, становятся стеклянными, и Мириному здравому смыслу не пробиться сквозь них.

Тогда она сбегала из дома — вырывалась на свободу, как узник из клетки. В школе от скорбного семейного быта её отвлекали многочисленные конкурсы, а в свободное время — художественная школа. Сначала мама предложила записать её в музыкальную, рядом с домом, но туда ходили все, а Мира не хотела быть как все и выбрала художественную, которая располагалась на другом конце города.

Она с удовольствием занималась росписью по дереву, а позже всерьёз увлеклась иконописью.

А вечером по-прежнему сбегала к мальчишкам во дворе, чтобы освежить навыки самозащиты.

В десять лет родители разошлись. Жить вместе стало невыносимо. Отец остался один в опустевшей квартире, мама вернулась к Ульяне Фёдоровне, а Миру решено было на время отправить к овдовевшей бабушке по отцу.

«Время» затянулось на год. И этот год оказался для девочки очень спокойным и счастливым. Да уж, Мире было с чем сравнить! И хотя признаться в этом было как-то неудобно (Мира чувствовала какую-то маленькую долю предательства), но факт оставался фактом — у бабушки жилось здорово. Она баловала её, дарила красивые вещи, вкусно кормила, а по вечерам они вместе устраивались перед телевизором и смотрели интересные фильмы.

Придя из школы, вымыв руки и переодевшись, Мира обычно усаживалась за стол, хватала с тарелки ломоть хлеба и с набитым ртом начинала рассказывать школьные новости:

— Представляешь, ба, у нас ребята одну девчонку дразнили, а я подговорила всех устроить им бойкот. С ними два дня никто не разговаривал! И в конце концов они перестали её обзывать. Это я придумала, и все меня послушались…

— Молодец! — хвалила бабушка, наливая дымящиеся щи. — Правильно поступила, по справедливости! И негодяям этим хороший урок преподала.

— А ещё я к классной ходила разбираться, за трояк по английскому. Представляешь, я всё ответила, а мне тройку влепили. Ну, я это так не оставила! Ирине Сергеевне всё объяснила, она англичанку позвала, и я ещё раз при них рассказала этот текст. И мне тройку исправили на четвёрку!

Бабушка, сидя напротив, удивлённо качала головой.

Слушая рассказы Миры о школе, о том, как она оспорила несправедливую отметку по английскому, как защитила одноклассницу, которую за форму щёк называли бульдогом, Екатерина Сергеевна одобряла её поступки. И даже узнав, что как-то раз внучка смогла увести за собой весь класс вместо урока на прогулку, не ругала её за непослушание, а, наоборот, делала выводы, которые очень радовали Миру:

— Это хорошо, что ты не такая, как твоя мать-размазня. В тебе есть и характер, и сила, и уверенность. Всё у тебя будет, как ты захочешь, ты всего добьёшься!

В общем, Мира с бабушкой прекрасно понимали друг друга и жили душа в душу.

Иногда Мира навещала свою прабабушку Таисию Андреевну — мать покойного Александра Михайловича.

Девочка любила перемену обстановки, поэтому с удовольствием отправлялась в гости. Там она познакомилась с Дашей — своей ровесницей, прабабушкиной соседкой.

Даша пришлась весьма кстати — ведь к этому времени из подружек у Миры осталась одна Элька. Алина недавно переехала в новый район и ушла из школы. Конечно, во дворе Миру окружала целая толпа друзей-пацанов, но они никак не могли заменить подружку-девочку. С мальчишками же не поделишься девчачьими секретами, они не будут плести модные фенечки и слушать в плеере душещипательные песни…

Элька была очень хорошая и правильная, но какая-то слишком скромная. Она немного побаивалась Миры, глядя, как уверенно та расправляется с Павловым и Рындиным. Иногда во время этих разборок она с таким ужасом взирала на Мирины крепкие кулаки, что Миру невольно разбирал смех. И ещё у Эльки была очень строгая мама, которая не разрешала ей ярко одеваться, гулять далеко от дома, общаться с сомнительной компанией — вообще ничего лишнего. Элькина мама работала учителем труда в той же школе, где учились девочки, и перечить ей было бы очень неосмотрительно.

Понятно, что у Миры ситуация сложилась совсем иная — отец слишком много пил, чтобы замечать, как выглядит и проводит время его дочь, а мама принимала любой её образ жизни и старалась быть ей старшей подругой и поддержкой.

Новая знакомая, Даша, сразу показалась Мире бойкой и смелой — прямо ей под стать.

Мира стала навещать Таисию Андреевну почаще, и вскоре они с Дашкой так сдружились, что стали просто не разлей вода. Иногда даже одинаково одевались и притворялись сёстрами.

Всё шло хорошо до тех пор, пока однажды вечером бабушка Катя как бы невзначай не сообщила:

— Олег звонил, папа твой. Вера к нему вернулась. Опять будете все вместе жить.

Новость грянула как гром среди ясного неба, и от неожиданности у Миры слегка вытянулось лицо.

Заметив это, бабушка, как будто извиняясь, пояснила:

— Мирочка, это твои родители, твоя семья. Я не могу им запретить забрать тебя. А ко мне приходи в любое время. Ты же знаешь, как я тебя люблю!

Бабушка, как могла, пыталась смягчить удар, но девочке всё равно на миг показалось, что земля рушится под её ногами. Опять окунуться в этот кошмар… Перед глазами вмиг встали почти забытые картины прошлой жизни — крики, вопли, скандалы… Но бабушка Катя права, тут уж ничего не поделаешь.

Впервые Мира заснула с большим трудом, а на следующее утро за ней пришла Вера. И замечательное житие у бабушки сменилось привычной картиной родительских отношений.

Нет, сначала они оба невероятным образом держались. Трезвый период на этот раз оказался настолько продолжительным, что Мире даже показалось, что на этот раз он, действительно, навсегда. Но, конечно же, настал день, когда он вдруг лопнул, как пузырь, и на смену ему явился пьяный период.

Материальный достаток тоже оставлял желать лучшего. Развал СССР сказался на семье очень болезненно, шахту, где работал отец, закрыли. Олег уже сменил несколько работ, остановившись, наконец, на должности охранника в казначействе. Удержаться там удалось только потому, что частые пьянки и гулянки были в коллективе в порядке вещей. Вера тоже металась от одной работы к другой, причём каждая последующая была хуже предыдущей. Она словно притягивала к себе неприятности: с одного места пришлось уволиться из-за приставаний начальника, на другом — в магазине, куда Вера устроилась продавцом, — обнаружилась недостача, грозящая условной судимостью. В конце концов Вера докатилась до уборщицы. Денег катастрофически не хватало, спасала ситуацию только Екатерина Сергеевна, которая получала неплохое пособие за умершего мужа-чернобыльца.

Всё это не добавляло и без того сложным отношениям родителей ничего хорошего.

«У меня никогда, никогда такого не будет!» — клялась сама себе Мира, затыкая уши от громкой ругани и попутно закрывая окна, чтобы туда не проникли жуткие комары.

Но родительский сценарий невольно прорастал в неё. И так же как и Вере, Мире казалось, что она недостойна любви. Вот кто-то другой достоин, а она нет.

Случай утвердиться в этом представился довольно скоро. Во дворе, среди приятелей-пацанов, проживала давняя Мирина любовь — Пашка Сушков. Пашка относился к Мире очень хорошо, но о его любви она даже не мечтала. Они просто дружили, играли вместе, болтали о чём-то, а дома она страдала в подушку и писала лирические стихи.

И однажды она привела во двор Дашку, чтобы дружить всем вместе.

Ребята приняли Дашку в свою компанию, и она очень быстро завоевала их расположение. А через некоторое время Мира с изумлением заметила, что подружка вызвала у Пашки необычайный интерес. Взгляд его преобразился, и голос в присутствии Дашки делался каким-то другим.

Вскоре Дашка призналась, что целовалась с Пашкой. Она была старше, ей уже исполнилось тринадцать. И у неё уже давно, лет с одиннадцати, шли так называемые женские дела.

Мире было двенадцать, и никаких таких «дел» у неё ещё даже не намечалось. В общем, Дашка переплюнула Миру по всем статьям.

Сидя на скамейке во дворе, Дашка небрежно покачивала ногой и так же небрежно, будто о чём-то незначительном, докладывала Мире:

— Я его как-то в гости пригласила — ну просто так, по-дружески. И вот сидим, чай пьём, и тут он мне, прикинь, в любви признаётся!

— Прямо в любви?.. — ахнула Мира, чувствуя, как сжимается сердце.

— Ну да, — спокойно подтвердила Дашка. — Сказал, что я красивая, что я лучше всех…

Эти слова острым ножом врезались в Мирино сердце.

— А ты что? — спросила она, побледнев.

— А мне это, знаешь, как-то по фигу, — безразлично обронила подруга. — Хотя, с одной стороны, конечно, приятно — чувствуешь себя принцессой на троне! Так и быть, я разрешаю, пускай побегает за мной, попытается завоевать. Хотя это у него не получится, он не в моём вкусе, — важно добавила она.

— А зачем тогда ты с ним целовалась? — спросила Мира, пытаясь унять предательскую дрожь в голосе.

— Да незачем… Просто попробовать. Кстати, целуется он так себе.

И она победоносно посмотрела на Мирину реакцию. В тот момент Мире показалось, что Дашка рассказала обо всём этом нарочно, чтобы уколоть её, — она же знала о её чувствах к Пашке… Да, это выглядело именно так, но Мира изо всех сил старалась оправдать подругу.

Нет, не может быть, чтобы Дашке хотелось так больно ранить её. Она просто не задумывается о том, какие чувства бушуют сейчас в груди Миры…

Слушая неприятные откровения лучшей подружки, Мира вдруг сообразила, что её друзья никогда не смотрели на неё так, как Пашка смотрел на Дашку. Что они воспринимают её не как девочку, а как друга, «своего парня».

Всё дело в «женских делах», — думала она огорчённо. Когда же они придут?..

«Дела» пришли, когда Мире исполнилось тринадцать. Они появились летом и изменили её как по мановению волшебной палочки. За это лето Мира выросла, вытянулась и похудела. Из ничем не примечательной толстушки она превратилась в женственную красотку.

И осенью в классе её никто не узнал.

На неё начали, как из рога изобилия, валиться признания в любви и предложения дружбы. Пали к её ногам вечные недруги — Павлов и Рындин, и выяснилось, что все их задирания были вызваны тем, что они, оказывается, неровно к ней дышали. Не устоял и Пашка Сушков. С Дашей у них что-то не сложилось, и однажды вечером он вдруг ни с того ни с сего поцеловал Миру. Ни с того ни с сего, они просто шли вместе к дому, случайно встретившись в соседнем дворе. Казалось бы, вот оно, счастье, вот ответ на первую любовь! Но к этому времени её любовь уже перегорела и превратилась в пепел. Следующее чувство, которое настигло Миру, ждала та же судьба — когда объект её воздыханий обратил на неё внимание, в её душе уже ничего не отозвалось.

В подростковом возрасте Миру, что вполне естественно, стала занимать тема отношений мужчины и женщины. По удивительному совпадению именно в это время под руку ей попалась кассета с эротическим фильмом. Она наткнулась на неё дома, убирая в большой комнате. Ради любопытства вставила кассету в видак и от первых же кадров буквально застыла на месте. Фильм был не жутко порнографическим, а именно эротическим, причём ещё и смешным вдобавок.

Как выяснилось гораздо позже, в руках у Миры оказалась знаменитая комедия Тинто Брасса «Все леди делают это». Она просмотрела её от начала до конца с раскрытым ртом, а на следующий день, когда родители были на работе, пригласила на общественный просмотр почти весь класс. Одноклассники были очень благодарны Мире за такое просвещение, но вот скрыть от матери того, что кассету трогали, не удалось.

— Мирочка, — спросила однажды Вера, присаживаясь рядом с Мирой. — Ты не смотрела вот эту кассету?

Увидев в руках у матери злосчастную кассету, Мира невольно вздрогнула и покраснела, но тут же справилась с собой.

— Нет, — бесхитростно заявила она.

— Непонятно… Кассета почему-то не перемотана на начало.

Об этом Мира как-то не подумала.

— Не знаю, я не брала…

Вера странно посмотрела на дочь, но больше ничего не сказала. Просто поставила кассету на перемотку, а перемотав, спрятала куда-то вглубь тумбочки.

Мира всё это время спокойно наблюдала за её действиями.

Позже она пересмотрела этот фильм ещё не один раз, но урок был надёжно усвоен, и проколов больше не случалось — после каждого тайного просмотра кассета всегда была перемотана на начало.