Цитадель: дочь света

Марианна Красовская, 2019

А что, если я – эльф? И мое место – в другом мире, где мой род и мужчина, предназначенный мне судьбой? Именно поэтому на меня и моих друзей началась настоящая охота. Мне предстоит много осознать и принять, многое потерять и найти

Глава 7. Чужое прошлое

— Новенькие? — спросил подошедший мужчина. — И все израненные… На редкость интересная компания. Голос у него был глубокий, чистый.

Певец — мгновенно определила я. Вот что он делал в лесу — пел! Я медленно повела плечами, сбрасывая удерживающие меня руки друзей, шагнула к нему. Заглянула в его глаза, протянула руку, погладила его по щеке, наслаждаясь покалыванием ладони.

— Я искала тебя, — тихо сказала я. — Так искала. Всю свою жизнь…

И, поскольку он молчал, приподнялась на цыпочки и коснулась его губ своими губами…

Конечно же, я не сдвинулась с места. Храбрости не хватило. Я молча уставилась на него в ступоре. Держали меня крепко. Но мысленно — о, мысленно! — я рванулась к нему, вцепилась в него и кричала, что никому не отдам!

Что отражал мой взгляд? Лучи любви? Смешно. Можно ли по взгляду понять? Он, однако, задержал свой взгляд на моем лице. Потому ли, что что-то почувствовал, или просто — решил, что я очередная сумасшедшая?

— Без глупостей, Галка. Не нервничай, — пробормотал Павел. — Ты не сошла с ума, мы тоже его видим.

— Что тут, Риан? — спросил мой мужчина. — Откуда они?

— Из пустого мира, Оскар, — ответил рыжеухий с таким красивым именем. — Кстати, этот в шрамах — новый комендант. Смотреть его будешь?

— Отчего бы и нет?

Он наклонил голову (о! Он выше Сергея!), заглянул Сергею в глаза.

— Ты мудрый человек, не так ли? — спросил он Никиного мужа. — Столько боли… И столько истины. Но истина не только в боли. Хочешь, я немного изменю твое прошлое?

— Разве это возможно? — спросил Сергей.

— Я — могу. Я из народа Странников во времени. Увы, последний. И мой долг — помогать тем, кого можно спасти. Риан! Уведи детей. Это зрелище не для них!

Рыжеухий кивнул, и взял за руку Севу и Гелю.

— Всех детей, — выразительно указал глазами на Антона Оскар.

Антон покраснел.

— Пойдемте, малыши, выберем вам комнаты, — пробурчал Азазелло.

Павел вопросительно поглядел на Оскара.

— Ты останься, — кивнул князь времени. — Потом девочкой займемся. У неё, я вижу, проблем куда больше.

Павел кивнул, почему-то побледнев и ссутулившись. Ника вскинула подбородок. Уж она-то никуда не уйдет. Я стиснула зубы.

— Эльф, я полагаю, все равно не послушается, — усмехнулся Оскар, поглядев на мое пустое лицо. — Они очень любят совать свои острые уши в любые щелки. Хотя уши у тебя и человеческие… Вообще-то ты тоже еще ребенок. Шла бы ты… с Рианом.

Я пожала плечами, уткнувшись взглядом в землю. Никуда я, конечно не пойду. Хотя и чувствую себя так глупо, так смущенно.

— Что вы можете сделать для моего мужа? — резко спросила Ника.

— Я могу убрать его шрамы, — ответил Оскар медленно. — Но…

— Но? — поднял голову Сергей.

— Но ты потеряешь часть себя. Я могу изменить что-то… Ты ведь понимаешь, что может цепочкой поменяться полжизни…

— Я не встречу Нику? — быстро спросил Сергей. — Она не полюбит меня?

— А ты считаешь, что твоя женщина полюбила тебя за шрамы? — насмешливо спросил Оскар.

— Нет, но…

— Ты полюбила его за шрамы?

— Какие шрамы? — удивленно спросила Ника. — Разве что в душе. Я не вижу его шрамов. Для меня он красивый.

Это правда. Ника не видела шрамов Сергея и всегда удивлялась, когда ей про них говорили. Впрочем, Ника была странная. Как и все мы. Меня она уверяла, что у меня татуировка на лбу — сине-зеленая вязь, светящаяся в темноте. Я всегда смеялась над этой фантазией. Когда я показывала ей фотографии Сережи — она плакала…

— Ух ты! — выдохнул князь времени. — А я подумал, что ты — человек! А в тебе есть наша кровь!

— Ваша — это чья? — опасливо спросила Ника, прижавшись к Сергею.

— Странствующих во времени! — Оскар явно был потрясен. — Так ты видишь его без шрамов?

— Не совсем, — тихо сказала Ника. — Щека изуродована. Левая. И половины уха нет.

— Кто-то из моих явно бывал в ваших краях, — хмыкнул Оскар. — Ты совсем человек, но сила есть.

Это потрясающе! Мне показалось, или в глазах его блеснули слезы? Я стиснула зубы. Мой!

— Тебе повезло, человек, — хмуро взглянул на Сергея Оскар. — Не будь она твоей…

— Считай её своей сестрой, — посоветовал Сергей спокойно. — Ника моя. Или иди к черту.

— Сам иди к черту, — любезно ответил Оскар. — А лучше к целителю. А то я могу не выдержать искушения.

Сергей насупился.

— Не грусти, брат, — с ухмылкой стукнул его по плечу князь времени. — Я могу приблизить смерть твоего отца. До того, как он… Ты согласишься? Но учти, это будет плюс две жены и два развода.

— Лучше к целителю, — кисло улыбнулся Сергей. — А шрамы он уберет? А то дети пугаются…

— Тебе же жена сказала — на щеке останется. А вот с ухом что, не понимаю.

Сергей вздохнул, крепко прижав к своему боку Нику.

— Успокойся, — прошептал мне на ухо Павел. — Сделай лицо попроще. Он шутит. Он не будет влюбляться в Нику. Он влюбится в тебя.

— Почему ты так думаешь? — с надеждой спросила я.

— Ну кто-то же должен! — заржал Паша.

— Ублюдок, — прокомментировала я.

— Вполне вероятно, — фыркнул он. — Я подозревал.

— Ты! — резко прервал его веселье Оскар. — Может, объяснишь мне, почему?..

Он обнял за плечи Мариэллу, маленькую и хрупкую по сравнению с ним. Она была как птичка, как воробышек… Я даже не ревновала, потому что Мариэлла была в моих глазах не совсем человек.

Павел густо покраснел, потом побледнел.

— Я боялся, — признался он.

— А она не боялась? — гневно спросил Оскар. — Она не боялась?

— А можно узнать, в чем дело? — спросил Сергей, вертя головой.

— Вас не касается, — буркнул Паша.

— Нас касается! — хором сказали мы с Никой.

— Её в детстве насиловал один из ваших, — тихо сказал Оскар. — Павел знал, видел. И молчал.

— Митя, — еле слышно сказала Ника.

— Митя, — эхом откликнулась я, вспоминая о липком страхе, охватывавшем меня рядом с ним.

Он был словно паук, плетущий сети, словно мокрица… Мне иногда чудилось, что он крадется по коридору, ища меня, и я вылезала в окно, прячась в шалаше в саду. Мы знали…

— Паша, — взяла я брата за руку. — Но ты ведь был старший!

— Не нуди! — отбросил мою руку Павел. — Я знаю! Я боялся… боялся, что меня вернут обратно, что мне не поверят! Это вы с Никой из нормального, образцово-показательного детдома, а у нас был ад. Провинившихся отдавали в психушку и лечили электрошоком. Меня запирали без света и воды в подвал с крысами на три дня. А потом было поздно. Меня бы спросили, почему я молчал. Я хотел убить его, задушить ночью, но духа не хватило… Только и смог, чтобы её в больницу поместили.

Мы вспомнили, как Паша уверял нашу воспитательницу, что Мари плохо спит, что у неё кошмары, что она кричит по ночам. Мари тогда переселили в комнату к няне, но было уже поздно. Она и в самом деле кричала по ночам, а потом выпрыгнула из окна, не убившись только чудом — упала в куст черемухи. Мари глотала таблетки, резала вены, её вытаскивали из петли…

А что бы сделала я? Смогла бы я вступиться за Мари, что-то рассказать матери-воспитательнице, никогда особо не интересовавшейся нашими сплетнями, нашими отношениями? Я не помню ласки… Только мы, дети — я, Павел, Ника — одаривали друг друга поцелуями и объятьями. Мать и отец иногда сажали нас на колени и спрашивали, почему я разбила чашку, почему рисовала черной краской, почему запустила в соседскую собаку куском грязи… Почему я отказываюсь учить уроки, грублю няне, толкнула Дашу. Они не слушали, что Даша воровала мои краски, что собака ругалась, что чашка — некрасивая…

Мама говорила, что я все вру, а папа — что меня вернут в детдом, если я буду хулиганить. И я больше не хулиганила. Я клеила чашку, прятала черную краску и гордо игнорировала Дашку. О, эти вечера — вечера несбыточных надежд и позора, вечера горьких слез… Мы с Никой и Пашей, и иногда еще с Мари и Сашей, забирались в наш шалашик в моем саду (а сад принадлежал только мне) и лежа в обнимку, заворожено слушали дождь и рассказывали сказки про наших настоящих родителей, и про нормальные семьи, и о том, как мы будем любить наших собственных детей… Я детей не хотела, Паша — не семейный человек, зато мы все любили детей Ники.

— Поверьте мне, — горячо заговорил Павел, и тень былого вспыхнула и рассеялась от его горячности. — Я бы все отдал, все отдал! Я бы его убил, честное слово! Только бы на миг…

— Нет, — ответил Оскар. — Убивать нельзя.

— А морду набить? — с надеждой спросил Сергей.

— А что это поменяет? Я могу, вернуть тебя, Павел… пожалуй, на один день в прошлое. Но только один раз. Убивать нельзя.

— А некой части тела лишить можно? — прищурился Павел.

— А силенок хватит? Учти… тебе есть что терять.

— Жена, сын? — спросил Павел сумрачно.

— У тебя есть сутки, — помолчав, сказал Оскар. — Все, что ты сделаешь, невозможно будет вернуть назад. Одна попытка. Постарайся не сделать хуже. Вы, трое — мне нужна помощь. Обычно я беру целителя и еще нескольких людей, но вы все сильны. Светлый эльф, сестра по времени, её нареченный. Особенно светлый эльф…

Особенно я!

Мне хотелось прыгать! Что же я делаю? Мне почти пятьдесят! Я рехнулась на старости лет? Ладно, влюбилась — как говорят, любви все возрасты покорны. Кстати, это откуда? Из Грибоедова, да? Но вот так — прыгать, как пятнадцатилетняя девчонка? Хотя нет — в юности я так не скакала. Но ведь у меня же были мужчины! Был даже один головокружительный роман с мальчиком на четверть века младше. Нежный, легкий…

— Что надо делать? — откашлявшись, спросила я.

— Ты можешь поделиться энергией со мной?

— А сам-то не видишь? — не удержалась я.

— Светлого эльфа? — он приподнял брови, и у меня закружилась голова. — Светлого эльфа никто не может увидеть, если он сам не позволит.

За спиной хрюкнула Ника, читавшая меня, как открытую книгу. Могу ли я поделиться энергией? Да я отдам тебе все до капли!

— Довольно! — покачнулся Оскар, побледнев. — Какая щедрость! Обычно от эльфов не допросишься. Павел, готов?

Павел кивнул. Князь времени положил ему руки на плечи, зажмурился. Пашка смотрел в пространство остекленевшим взглядом. Больше ничего не происходило. Мы растеряно переглянулись.

— Ника, помоги, — тяжело выдохнул Оскар. — Не ожидал…

— Как, как помочь? — вскрикнула Ника. — Загляни в него! — Как?

— Как в Сергея заглядывала!

— Ой! Я так не могу! — покраснела Ника.

Оскар хмыкнул, улыбнулся. Я поняла, что Ника тут не помощник. Между тем Оскар уже посерел и зашатался. На висках и лбу обильно выступил пот. Я бросилась к нему, обхватила за талию, прижалась, уткнулась ему в грудь и сильно-сильно закричала внутри, что люблю его, что он мне нужен, как ни один другой мужчина…

И неожиданно провалилась…

Словно со стороны я увидела растерянного юношу с руками не в алой краске — в крови. Черноглазая девочка бьется в истерике. Тело мальчика — худенького, с кудрявыми светлыми волосами — Алехандро? Но почему? Митя — зажатый в углу милиционерами, злобно зыркающий черными глазами, заламывающая руки мать, хмурый небритый отец…

Павлу наконец-то подают салфетки, он вытирает руки. Саша мертв. Множество ножевых ранений. Мари сбивчиво что-то рассказывает мужчинам в форме. Павел отворачивается, пожимает плечами. Врачи перевязывают ему ладони — они располосованы.

— Хватит! — хрипит голос над ухом.

— Еще чуть-чуть, — умоляет Павел. — Мне надо сказать, надо объяснить!

— Время!

Голову пронзает боль и свет. Кажется, я теряю сознание. Алехандро, Алехандро! Тоненький мальчик (или девочка?) обнимает мои колени — за что? За его спиной крылья…

***

— Очнулась? — с тревогой спрашивает Оскар.

Его лицо прямо надо мной, нос почти касается моего носа. Волосы щекочут мое левое ухо. Руки его обхватывают мои плечи, рывком поднимают меня, и, несмотря на непривычную слабость, я чувствую себя безумно счастливой. С блаженным вздохом я прижимаюсь к его груди, прикрываю глаза, ловя ироничный взгляд Ники. Она меня понимает, она всегда могла раскусить любые мои уловки. И сейчас она видит, что мне вовсе не так плохо, как считает Оскар, но я ни за что в этом не признаюсь.

Как хорошо на руках у мужчины! Никогда никто не носил меня на руках. Взгляд мой натыкается на Павла. Он, улыбаясь во весь рот, демонстрирует мне ладони, расчерченные тонкими полосами шрамов.

— Так, дружок, опускай меня, — отрываюсь я от груди мужчины. — Я в норме.

Оскар бережно ставит меня на землю, с интересом разглядывая меня. Я же впиваюсь взглядом в Мариэллу. Её густые спутанные кудри острижены под мальчика, вместо больничного костюма — джинсы и пиджак, безжизненный раньше взгляд сияет. Но странное дело — раньше она выглядела куда моложе! Сейчас она выглядит на свои сорок с хвостиком — и седые нити в шевелюре, и морщинки вокруг глаз, и грудь, у неё есть грудь! И талия, и бедра, кстати, тоже.

— Как странно, — говорит Мари. — Мне приснился сон…

— Это был не сон, Мари, — обнимает её Ника. — Пойдем, поговорим, о своем, о женском. Галла?

Мы втроем (Мари в середине) медленно направляемся к замку. К нам подходит рыжеухий, давно наблюдавший за нами. Странно — солнце и не думает садиться. Похоже, прошло совсем немного времени.