Общага

Марина Балагур

Студенческое общежитие, гостиница, военная казарма, «ночлежка» в подшефном колхозе, вагон пассажирского поезда. Опасности и курьёзы, романтические и комические истории, анекдоты и актёрские байки на пути от абитуриента до выпускника театрального факультета.Для всех, кто был, кто есть, кто будет студентом; кто был, кто есть, кто будет молод; кто знает, и кто не знает жизнь; кто любит, и кто не любит театр.В книге использованы иллюстрации автора.

Глава 3. Война и мир

Ну, так вот я, отработав «на кружке́» год, таки снова поехала поступать. Но уже не в театральное училище, а в институт культуры. В то время нельзя было подавать копии документов (а электронных и вовсе не существовало), чтобы поступать параллельно в несколько заведений. Но для меня представлялся весьма удобный случай попробоваться во все возможные по порядку. Экзамены были в одном ВУЗе с 1 августа, в другом с 15 августа, в третьем с 1 сентября. Третьим возможным был университет, специальность — искусствоведение. Но это было на самый крайний случай. Первым оказался в списке институт культуры.

Прошла я полгорода пешком, как мы помним — с чемоданом, и в пятом часу вечера была у цели. Еле-еле успела до закрытия приёмной комиссии, в которой выяснила два факта:

1) общагу мне на время экзаменов не дадут

2) первый экзамен — завтра.

Для его сдачи необходимо было привезти выполненный дома (!) разбор пьесы. Я не учла, что это не актёрское отделение, а режиссёрское. Между прочим, в справочниках для поступающих в ВУЗы этих подробностей не значится, есть только загадочное слово «специальность», которое Бог знает, что в себя включает. То есть всё, что нужно было и в прошлый раз, я, разумеется, подготовила, а вот про разбор узнала только что.

Что касается первого пункта — общежития, то мест не было, т.к. все они (то есть, видимо, это места уже получивших дипломы и выехавших выпускников) были заняты абитуриентами, посещавшими подготовительные курсы. Ну и, разумеется, про разборы они были осведомлены. А я — с корабля на бал. Не посещала курсы, ну и была не в курсе.

Специалисты знают, что разбор пьесы — это весьма объёмная вещь, и в один присест её не намалюешь, тем более, не имея ни малейшего представления, как это делается. Я и по сей день не понимаю, зачем нужно требовать на экзамене то, чему человек только ещё пришёл учиться? Или существование абитуриентов, не посещающих курсы подготовки, даже теоретически не предполагается? Но это я поначалу чему-то удивлялась, а потом стало не до того, выживать надо было.

Короче, ночевать мне негде, разбора у меня нет, а экзамен завтра. Я подхватила свой чемодан и зашагала вдоль своего пути в обратную сторону, на поиски гостиницы. В третьей по счёту нашлось свободное место, я поселилась в двухместный номер, приняла душ, поужинала в симпатичном буфете.

Там я впервые попробовала газированный напиток «Тархун». У нас дома тогда продавали только газировку золотистых цветов. «Пепси-колу» мы привозили сами, из поездок летом «на юга» и в Москву. Срок хранения у неё был шесть месяцев, так что она вполне доживала до новогоднего стола. А этот я вообще видела впервые, он был зелёный и необычного вкуса. То же было и с мороженым, у нас можно было купить только в бумажном стаканчике, с деревянной палочкой вместо ложки. Реже завозили в вафельном стаканчике, и уж тут не зевай — очередь мгновенно сносила всё, закупали целыми п/э мешками по 10—15 штук. Что-нибудь более оригинальное можно было вкусить в областном центре, а уж шоколадное эскимо на палочке — это только пожалуйте в Москву и Ленинград. Эх, где вы теперь, замечательные старые «Дюшес» и «Буратино»?! Да и «Тархун» стал отвратительным, так и прёт химией.

В этой гостинице всё было симпатичное, и не удивительно: как выяснилось позднее, это была самая престижная гостиница города. Здесь всегда жили приезжие знаменитости и приезжее же начальство. Но, всё равно, гостиница — это тоже общага, только дорогая и, поэтому, более ухоженная. Но обо всём этом я не раздумывала, а получала удовольствие от той жизни, которая сложилась на данный момент. Пользовалась благами цивилизации, делала короткие вылазки в ближайшие окрестности. От города я была в восторге, результаты экзаменов также радовали. Но начали они радовать не сразу и не за просто так.

Первый экзамен, по специальности, состоял из трёх разделов: 1) теория, собеседование, плюс чтение басни, прозы и стихотворения. 2) разбор этой самой пьесы 3) этюд (в двух частях).

В первом пункте всё было более-менее благополучно, побеседовали мы с комиссией на околотеатральные темы неплохо, прочитала репертуар сносно.

Стали разбираться с разбором. Тут мне, во-первых, сообщили, что выбранная мною пьеса А. Корнейчука «Платон Кречет» — не самый удачный вариант, надо было взять что-нибудь поинтереснее. Ха! Пьесу поинтереснее! Знали бы они, где, когда и как я её разбирала! Во-вторых, зачем же ставить в программный список неинтересные вещи?

А в-третьих, пьеса хорошая. Только во второй половине второго действия там начинается идейная пропаганда, и то она вставлена туда, как свечка в торт — для идейной «красоты». Вынь свечку — вкус торта не изменится. Просто втиснут монолог под звучащую фоном песню «Там, вдали, за рекой». И потом снова идёт нормальный человеческий сюжет. Хорошая пьеса о хорошем человеке. Хирург, который играет на скрипке. Талантливый, честный, умный и порядочный человек. И проблемы «подняты» общечеловеческие: честь и подлость, профессионализм и карьеризм, любовь и равнодушие, дружба и шкурничество, сила духа и малодушие.

Это была единственная вещь из советской драматургии, которую я запомнила досконально. Ведь разбор требовал подробностей — цитат, имён всех персонажей (да не просто, а с расстановкой сил по лагерям), и т. п. А постановку этой пьесы в то время часто крутили по ТВ, я видела её не раз и запомнила.

Ведь пришлось всё делать экспромтом и по памяти, не имея под рукой ни текста пьесы, ни какой-нибудь маломальской аннотации к ней. Куда удобнее устроиться в тихом гостиничном холле, под пальмой, на диванчике, и что-нибудь эдакое начертать, чем торчать битый час в читальном зале библиотеки. На руки-то книгу не дадут без прописки и студенческого билета, будь даже у меня в запасе ещё один день. Но его не было, и действовать надо было быстро. В моём распоряжении были всего каких-нибудь пара часов. Причём вечерних. Какая библиотека?

Прямо, как в том фильме:

— А ты что спросил? Как пройти в библиотеку? В два часа ночи! Идиот!*

Этот эпизод акцентирует моё внимание потому, что была опасность вообще никуда не попасть, а ехать домой на следующий же день, не солоно хлебавши. Вот уж нет, дудки! Этого допустить я не могла. Если бы мне пришла спасительная возможность — попросить чей-то выполненный разбор! Читая его, я усекла бы принцип работы и набросала себе планчик. Как у Леонида Филатова: «Нам бы схемку аль чертёж — мы б затеяли вертёж! Ну, а так — ищи, сколь хочешь, чёрта лысого найдёшь!»*

Как я уже сказала, в первый вечер, оценив достоинства своего пребывания в гостинице, я села за стол и задумалась о завтрашнем дне. То есть, о разборе пьесы. Выбирать надо было только из того, что стои́т в программном списке. А там были «Бронепоезд 14—69», «Оптимистическая трагедия», «Человек с ружьём» — милые такие, симпатичные сюжетцы, а главное — мирные. А ещё говорят, что сегодня смотрят одни боевики. Всё то же самое. Как говорится — те же штаны, только назад пуговицами. Добро и зло не меняются, главное отличать одно от другого, и не перепутать, на какой ты стороне. Только сейчас чтение боевиков — дело вкуса и личного выбора. Тогда же — гражданская обязанность. И право выбирать сторону не предоставлялось.

Помните, известный советский киноальманах «Волшебная сила», а именно его главу «Мстители из «2-В»? Детей повели смотреть «Неуловимых мстителей», и они в благородном порыве обстреляли киноэкран «горохострельным оружием». «Парни так изрешетили стену моего заведения, тут ремонтом долларов на сто пахнет!«* Директор школы в воспитательной речи говорит им (вернее, поёт) следующее: «Я вполне понять могу вашу ненависть к врагу». Во втором классе, в восемь лет! Ну, а мы-то уж! Восемнадцатилетние лбы! Должны понимать про кузькину мать. Но… я не понимала. Так всю жизнь и прожила политическим идиотом, ни разочка ни в кого не стрельнула, (двоечников, как мы помним, я лупасила исключительно линейкой).

Мне всегда нравились житейские сюжеты. Безыдейный я человек, аполитичный, мелодраматичный, мелкобуржуазный — какой там ещё? Как ни назови, только вот можно я не буду про бронепоезд и про броненосец играть! Покопалась в памяти, выбрала старину Кречета, затем, достала из сумки листочек бумаги, написала всё, что думала о данном произведении (что ещё оставалось делать?), и с чистой совестью легла спать, попросив дежурную по этажу разбудить меня на экзамен.

Сидя у входа в экзаменационную аудиторию, я всё ещё не имела понятия, как делать разбор, и держала в руках тот самый клочок бумаги со своими вольными размышлениями. Хорошо, что абитуриентов было много, конкурс — пять человек на место. Пока другие сдавали, я успела заглянуть в выполненный кем-то треклятый разбор… О, ужас! Там действительно должна быть определённая схема, да ещё какая! Быстренько всё переделала. В коридоре, на коленке, за пятнадцать минут до экзамена сделала всё. А им пьеса, видите ли, не понравилась!

Я думаю, фраза «не самый удачный вариант» означала, что лучше бы, вместо человека со скальпелем и скрипкой, я выбрала бы «Человека с ружьём*.

Третья часть экзамена — надо было придумать этюд (в просторечье это уже известная нам «сценка») на заданную тему и поставить его на площадке (то бишь, на сцене) как режиссёру. Собственно, тут надо было выступить и в качестве сценариста, и в качестве режиссёра.

Мне попалась тема «Поединок». И не говорите, прямо провокация! Не война, так драка. Я придумала так: двое парней соперничают из-за девушки. Они ведут серьёзный мужской спор во время игры в теннис. «О, спорт! Ты — мир!«* (Видимо, к спорту я всё-таки ближе, чем к войне). Таким образом, подача мяча — это реплика (она и сопровождается репликой). В конце концов, выясняется, что речь шла о разных девушках, т. к. обе дамы приходят на площадку, и всё выясняется к удовольствию обеих сторон.

Мне сказали, что идея неудачная, т.к. это можно сыграть только на стадионе. Сюжетец, возможно, и так себе — я согласна, слабовато фантазия брызганула. А на счёт трудностей постановки можно поспорить. Во-первых, в настольный теннис играют даже в офисах и квартирах. А, во-вторых, как же тогда ставят на сцене эпопеи, например, с Красной площадью или взятием Бастилии? «Борис Годунов» например, или «Война и мир»? Ну, «жираф большой, ему видней!»*

Кстати, впоследствии, уже на третьем курсе учёбы, работая над пьесой Бернарда Шоу «Пигмалион», я использовала эту свою идею. Там есть эпизод, когда Хиггинс велит Элизе подать ему домашние туфли. И она швыряет их в него. Это кульминационный момент в пьесе, когда профессор не понимает, что Элиза стала совсем другим человеком, а он продолжает обращаться с ней, как с торговкой, подобранной на улице. У меня Элиза и Хиггинс ведут эту словесную перестрелку (видите — только словесную), одновременно перекидывая туфли друг другу через рояль. Волейбол тапками через рояль. Смыслово же рояль — это символ изменившейся Элизы, она стала культурным человеком, леди. А её пытаются опять ткнуть в тапки (символ её прошлого, как подавальщицы тапок). Она пытается вернуть Хиггинсу это прошлое, отбросить от себя, он снова возвращает ей. Поставили «пятёрку». Правда, преподаватель на тот момент был уже другой.

Эта навязчивая идея вызвана, видимо, моей любовью к игре в бадминтон. Если бы в то время в нашей глубочайшей провинции был большой теннис, уж верно дело не обошлось бы без моего участия. И волейбол любила. Играла не блестяще, но любила очень. У меня плохо получалось отбивать мяч, а вот подачи в моём исполнении были хороши. А уж по телевизору я не пропускала ни одной игры, особенно когда сходились отечественная «Уралочка» с кубинками. Болела за наших, но испанско-мексиканские имена кубинских девчонок меня просто завораживали! Мерселес Перез, Мерселес Помарес, Анна-Мария Гарсиа!

Вторая часть практического раздела — это актёрское мастерство. Надо самому участвовать в этюде одного из товарищей, вернее, соперников-абитуриентов. Этюд назывался «Над пропастью». (Безо ржи, просто). Сюжет товарищ придумал такой: молодая пара собирается пожениться и уже отправляется в ЗАГС, но жених не уверен в своих намерениях и лихорадочно соображает, как выкрутиться из ситуации, чтобы просто не сбежать «из-под венца». И тут ему приходит в голову счастливая мысль, что он забыл дома паспорт. Но невеста с очаровательной улыбкой достаёт его паспорт из своей сумочки… Не могу вспомнить, кого я там играла. Точно — не жениха, а подробнее… увы!

* * *

В итоге сдала я всё удачно, набрала проходной балл. Хотя, это был самый низкий балл за всё время моей учёбы. И всё потому, что была не в курсе. В системе приёма в творческие ВУЗы есть ещё один специфический момент: если ты понравился преподавателям на экзамене по специальности, то на общеобразовательных тебя могут подтянуть немного за уши. Не знаю, подтягивали ли меня? Я чуть не завалила предмет, по которому всегда имела заслуженную твёрдую пятёрку — историю.

Одно дело в школе, когда на уроке рассказываешь какой-то один определённый параграф, а на экзамене определённый период. А на вступительных билеты охватывали всё — от первобытного строя и до наших дней. До наших дней я в гостинице не дотянула, решила поспать перед экзаменом хоть полчаса. Дошла до войны 1812 года. А на экзамене мне попалась Курская дуга.

Я помнила только, что это был, кажется, переломный момент в войне. И всё. (Хотя, Сталинградская битва — тоже переломный). Я взяла карты, рассказала по ним границы фронта, красочно живописала партизанскую войну, цитируя Дениса Давыдова и Льва Толстого. Ну, то самое место, как «поднялась дубина народной войны». В общем, я готова была лопнуть от досады, что заваливаю именно историю. Преподаватели, двое импозантных мужчин, в последней надежде услышать от меня что-нибудь по теме, кроме дубины, задали мне простой вопрос: каких полководцев я знаю? Я сказала: «Маршал Жуков, маршал Будённый и маршал… Коневский!» С перепугу, я состряпала гибрид из фамилий Конев и Рокоссовский. «Стыдно и обидно!«* Преподаватели поставили мне «четыре». За оригинальность. Оставив дубину на моей совести. Им, я уверена, очень чесалось высказаться на счёт того, кто тут дубина. Но они были джентльмены.

Это был исторический, во всех смыслах, момент моей биографии. Во-первых, в смысле самого предмета, а во-вторых, единственная в жизни моя четвёрка по истории. Я также хорошо помню, как в восьмом классе у меня в тетради по алгебре появилась первая двойка! Я смотрела на неё, как на снежного человека или НЛО. Даже хотела сохранить для истории… Ой, как-то опять про историю… Зачем истории алгебра? В общем, хотела сохранить на память. Но потом к ней в компанию привалили тройки, и с большой натяжкой четвёрка в четверти. Ой, скороговорка получается: четвёрка в четверти, четвёрка в четверти. Вот, у меня при упоминании об алгебре даже нервно-идиоматические выражения начинаются. Такая же история с физикой. Тьфу ты, опять история! Она меня прямо не покидает, подруга. Чтобы у меня от алгебры нервный тик не начался. Не в смысле история вместе с физикой, они — слава Богу, отдельно! В общем, с физикой мы друг к другу взаимно индифферентны. И вежливо друг друга стараемся избегать. А вот с гуманитарными как-то веселее.

Хотя, вот тоже была одна интересная история. Нет, это ни в какие ворота! Подожди, история, я про русский язык хочу рассказать! Ну, так вот, с ним у меня отношения более тёплые. Но нервный тик вызывала не только алгебра у меня, но и моя персона у одной из моих бывших (слава Богу!) коллег. И очень это вредило её здоровью. Она была зам начальника нашего учреждения. И вот у неё от меня сразу и несварение, и бессонница, и изжога, и нервное истощение. Как-то так звёзды встали — у всех от неё, а у неё от меня. Даже странно, что её звали не Алгебра Александровна, а наоборот, Наташа.

Как-то раз писала я распорядок дежурства на выборах, и слово «коридор» написала с двумя буквами «р». Как слово «коррида». Да шут его знает, почему! Говорю же, звёзды так встали. А отвечал за сами выборы как раз таки зам директора, так что тетрадку надлежало вручить в собственные руки.

Наташа скакала по учреждению, как кавалерист, и размахивала над головой моей тетрадкой с тем самым коридором-корридой. Но с тех пор как-то реже стала на меня рычать и фырчать. Ведь я доставила ей такое наслаждение своей опиской! Убедившись, что и на солнце есть пятна, женщина стала лучше спать и меньше поедать ближних своих. Возможно, она даже сохранила эту тетрадь для истории.

Нет, это уж сверх меры! При чём здесь опять история? На кой чёрт истории дурацкий рабочий распорядок? Для себя, конечно, сохранила, для утешения, вместо валерьянки. Достанет, посмотрит на моё двойное «р», и ей хорошо, и жить хочется.

И, возвращаясь к истории… Нет, сил моих больше нет!!! Прекращаю писать! Всего лишь хотела сказать, что после того экзамена я усвоила, что вступительные — самые сложные экзамены. На втором месте выпускные. А промежуточные сессии — это вообще никакие не испытания; так, детская игра.